Вальд, Янина и Селена проснулись одновременно. Каждый в своем уголке хронилищ. Вальд разбудил своего медного друга. Янина проверила, на месте ли Книга теней. Селена заломила в тоске и отчаянии руки, вновь очнувшись от снов среди темноты и тишины, прерываемой лишь далекой капелью.

Вальд и Купер, отправившиеся на звук капели, добрались до удивительного водохранилища, расположенного в гигантской цельно-каменной плите. Один угол плиты немного треснул в результате какого-то местного катаклизма. Сквозь трещину медленно и размеренно капала вода, маслянисто отблескивающая в полумраке. Та самая медленная капель. Этот уголок хронилищ не так темен, как каменный мешок, в котором просыпалась Селена. Здесь царил серый полумрак, позволяющий видеть почти все вокруг. Вдоволь напившись и освежившись, друзья заметили в самом темном углу нечто, отдаленно напоминающее полупрозрачную стену, за которой что-то двигалось. За стеной становилось светло, словно там разгоралось пламя или она истаивала. И окружающий их сумрак начал понемногу светлеть. Двигающееся за стеной нечто прорисовывалось все отчетливее, и вскоре уже стали видны фигуры, похожие на мелькающие тени от пламени. Вальд внезапно осипшим голосом прошептал:

— Вот мы и пришли.

— Куда пришли? — недоуменно поинтересовался Купер.

— Там, за стеной — мама.

— А второй — мой папаша, однако. И нам туда бы как-то попасть…

Селена, очнувшись от забытья, и обнаружив всю реальность неизменной, впала в отчаяние.

Вновь. Закрыв лицо ладонями, прислонилась к теплой каменной стене. Селена не видела, как медленно стена становится прозрачной, она молча раскачивалась из стороны в сторону. Среди обрывков мыслей мелькало спасительное воспоминание об единственной из оставшихся у нее ценностей — о каменном ноже. И желание уйти отсюда стало почти нестерпимым. Селена открыла глаза, с удивлением обнаружив, что окружающий мрак почти рассеялся. Но ход ее мыслей сей факт не изменил. Немного вытянувшись вперед, шарила под камнем, пытаясь нащупать нож.

Дотянулась, крепко сжала в ладони, не боясь порезаться об острую грань. Долго разглядывала серую поверхность камня, пестревшую черными вкраплениями, погрузившись в бездумное созерцание. И, ощутив прикосновение к плечу, едва не подпрыгнула на месте от неожиданности.

— Селена, Селена, Селена! Что же ты за неуберега! Стоило мне покинуть ненадолго родные пенаты, как ты умудрилась так вляпаться! Детка, иди ко мне!

Глаза Селены наполнились слезами, Хрон виделся сквозь их мутную пелену. Она так настрадалась от этого одиночества, что была бы рада любому. А тут — сам темнобородый властелин, и он готов ее обнять! Селена кинулась в распростертые объятия, прижалась к мускулистому торсу, чувствуя каждую мышцу, к которой прикасалась. Погладила обнаженные сухожилия, потерлась о большие грудные мышцы, такие кроваво-багровые, но не оставляющие следов крови.

— Селена, ты забыла, что здесь можно доверять лишь мне? Ну и немного — Алю? Зачем, зачем ты хотела помочь этому павшему?

— Я не знаю, — голос едва слышен, шелестит как высохшая трава на ветру.

— Пойдем, пойдем отсюда. Тебя ждет твой любимый ученик, твои подопечные. Толстого можешь наказывать сколь угодно часто и как угодно сильно. Я дарю его тебе. Это будет мой тебе подарок за твою стойкость в этом вынужденном одиночестве.

Селена рыдала, склонившись к босым ногам темнобородого…

Вальд увидел, как светлая тень за стеной сначала бросилась в объятия к темной тени, потом упала к ногам. Подбежал к стене, начал тарабанить по теплой каменной поверхности, зовя мать.

Купер попросил друга подвинуться, предложив свои услуги для удаления стены:

— Давай мы ее попробуем расплавить!

Вальд согласно кивнул и оглянулся, пытаясь обозначить безопасное для себя расстояние.

— Стойте! Вальд! Стой! Беги! Рядом — дракон! Ты не видишь?

Вальд медленно повернулся. А знакомый до боли голос продолжал:

— Если эта крылатая зверушка тебе подчиняется, пусть она не пытается воспламенить камень!

Голосок-то знакомый, только что ей здесь делать, владелице этого голоска? Откуда она может быть здесь? Что в хронилищах делать пустынной ведьме?

— Я это, Вальд, я! Оглянись! Я прошла все круги, чтобы попасть сюда. Я, Янина, пустынная ведьма, вернулась за тобой, вернулась помочь тебе!

Теперь уже он не мог удержаться. Дракон тихонько хмыкнул, вот мол, а я же говорил, что она жива!

Вальд подбежал к девушке, схватил ее за плечи:

— Это ты? Это правда, это ты?

— Я! Я! Ты делаешь мне больно!

— Ой, извини. А почему ты сказала не плавить стену?

— Потому что вы — балбесы. Извинения прошу у господина дракона, но он тоже — балбес.

Купер польщено потупился. Пусть обозвали балбесом, зато еще и «господин», да еще и извинились. А девица-то на редкость хороша! Вальд тупица, если она не принадлежит ему. Надо будет как-то намекнуть этому человечку, как нужно иметь дела с женщинами, особенно с такими.

Пасть поневоле начала расплываться в зубастой улыбке. И когда Купер повернулся, он понял, что человечки в его советах не нуждаются. Вальд целовал невесть как попавшую сюда девицу, пахнущую незнакомо и волнующе. Дракон, задумавшись о природе запаха, решил, что так, наверное, пахнет их Первый круг. Пахнет солнцами, зеленеющими травами, нагретым песком, дождем, что прошел недавно, землей, напитавшейся влагой. Вальд и Янина с трудом оторвавшись друг от друга, едва отдышавшись, начали говорить враз. Засмеялись, потом Вальд уступил первенство ведьме.

— Ты забыл, кто ты и где ты! Ты забыл о ловушках, которые здесь повсюду. Уверен ли ты, что твой друг существует на самом деле? Или от одиночества и тоски ты выдумал его с такой точностью, что он и стал реальным?

Вальд почесал затылок, потом отрицательно мотнул головой:

— Нет, что бы этакого выдумать, надо его представить хотя бы. А я о медных драконах не слышал, не видел их и, тем более, не был с ними знаком. Еще он показывал мне другие вещи, о которых я не имел ни малейшего преставления. Так что, нет, эт не я. Дракона зовут Купер, он медный, и он мой друг.

— Ладно. Дальше. Ты помнишь, кто — ты?

— Ну да, — Вальд пожал плечами, вот новости-то, — Я Торнвальд, сын астронома и пастыря, мою мать зовут Селена, мой отец — спешенный, где-то здесь в хронилищах обитать должен.

— То есть, ты помнишь, кто ты и где находишься?

— Ты к чему клонишь, не томи! Помню я, помню.

— Получается, что ты — жив. А находишься в хронилищах, там, где место только мертвым! И все, что с тобой здесь происходит, это лишь то, чему ты позволяешь происходить!

— Что?!

Перед глазами Вальда пронеслось все его путешествие сквозь хронилища: пауки, ведьмы-син, видение Хрона, Селены и мальчика, Приют драконов и откровения того мужика, как бишь, его там звали… И всплыли в памяти слова темнобородого о том, что ничто здесь не может причинить ему вред, пока он сам того не позволит. Что нет здесь ничего. Для живых есть лишь то, что они хотят видеть.

— Янина, а стена, что про стену? И мамы там нет? Нам все это только кажется?

— Да там она, там Селена. Пока мы тут беседуем, за этой стеной что-то происходит, и навряд ли это что-то — хорошее. Жечь стену глупо. Драконье памя может причинить вред твоей матери, и тебя спалить на раз-два. Дракону-то ничего не будет, а вот тебе… И Селена — она сейчас рядом с Хроном, и он ей что-то говорит. Он ее очень хорошо знает, и случится так, что твоя мать забудет все. Совсем все. И ей не за чем будет возвращаться с тобой. И никто ей не будет нужен, кроме темнобородого. Так что надо нам как-то попасть за стену, не спалив никого и поспешить, пока они там не договорились до чего-нибудь этакого.

Вальд уныло протянул:

— И что нам делать?

— Ты никак не можешь понять, что тебе делать, да? Ты меня разочаровываешь…

И понимание пришло. Вальд медленно вернулся к стене — ноги ватные, идти приходилось словно против ветра — прислонился к камню лбом, и прошептал: «Мама». Раздался гул и стена исчезла, Вальд едва смог удержать равновесие, чтобы не брякнуться на ту сторону, руками замахал.

— Мама, мама, мама! — закричал он, увидев, что они опоздали. Темнобородый уводит Селену, приобняв ее за плечи и что-то ласково нашептывая на ушко. Селена споткнулась, попыталась обернуться, но Хрон не позволял, настойчиво стараясь принудить ее продолжить движение.

— МАМА! ОБЕРНИСЬ! ВЕРНИСЬ! ЭТО Я! ЭТО ВАЛЬД! Я ПРИШЕЛ!

Хрону пришлось остановиться, чтобы не уронить свою спутницу, которая рвалась из кольца объятий.

— Селена, ты опять?! Повторяешь свои же ошибки! Откуда здесь в моих владениях взяться какому — то Вальду, какому-то сыну? У тебя разве был сын? Ты же была девицей? Или я в чем-то ошибаюсь?

И что-то изменилось в лице узницы. В воспаленных багровых глазах Селены забрезжила искра, напоминая о том пламени, что раньше пылало в ее прежде ясных глазах. Таких прекрасных глазах чистокровной дочери клана астрономов, жемчужно-серых, с незабываемым пламенем в зрачках…

Глаза менялись, становясь все чище, багровая одутловатость бесследно пропадала. Селена успела сделать один единственный шажок на подкашивающихся ногах, один единственный шажок к сыну.

Остальной путь Вальд проделал сам, в один миг оказавшись рядом с матерью. Робко коснулся ее руки, а потом опустился на колени и прижался к животу, крепко-крепко обняв, боясь, что она исчезнет, как исчезала в его снах. Все вернулось. Она вспомнила. Селена гладила сына по голове, узнавая своего мальчика, ставшего настоящим мужчиной. Вот они, те самые волнистые темные волосы, которые были такими непослушными в детстве и всегда казались всклоченными, даже если их только что причесали. Вот они ручки, которые были такими мягкими и слабыми, с годами они налились силой. Вальд поднял голову. Янина вытирала мокрые от слез глаза, придерживая завернутую в тряпку темную книгу, дракон подозрительно сопел. Лишь Хрон застыл неподвижно, в мыслях металось: «Вот почему идет здесь все наперекосяк! Вот почему я начал забывать и не знать. Что и где у меня тут происходит! Убить всех живых гостей, тогда все станет, как было.

Дракона — на фарш, эту троицу — в надсмотрщики к спешенным, а то Аль их слишком быстро в вечный покой отправит».

— Селена, девочка моя. Познакомишь со своими друзьями?

Селена замялась, не зная, как реагировать на слишком уж дружелюбный тон темнобородого.

— Ты не можешь? Ты забыла, как зовут твоего «мальчика»? Кто он тебе? Зачем он тебе? А девчонка?

К чему она тут?

Янина вспыхнула: давненько посторонние не называли ее девчонкой, с достоинством выпрямилась:

— Я не девчонка! Я, Янина, пустынная ведьма. Пришла к тебе, темнобородый владетель хронилищ, времени и темных миров. Принесла дар тебе.

— О! Дары я люблю. Только зачем же было так напрягаться? Отдали бы син во втором круге, а уж они бы потом позаботились. Ты же встречалась с моими возлюбленными?

— Я не доверяю твоим любовницам. И я хочу обмен.

— О! Ты меня вновь поражаешь! Откуда ты узнала про мой любимый старый обычай?

— На Зории есть еще те, кто помнит правила, которые завещали нам все боги. И которые даже ты не можешь нарушать, — как изящно подчеркнула про «всех» богов и про нерушимость правил.

— И?

— Я отдаю тебе Книгу теней, а ты отпускаешь нас всех отсюда.

— И?

— Что «И?» И мы уходим. И не тревожим тебя больше.

— Кто тебе сказал, девочка, что вы меня тревожите? Кто тебе сказал, что Селена захочет уйти? Кто тебе сказал, что мой сыночек, мой Купер, может жить на вашей Зории? И, наконец, зачем мне нужна твоя старая книга, если я ее сам создал? Я помню, что и как я в ней написал! Ну? У тебя есть лишь один миг, чтобы придумать ответы на мои вопросы. И от этого самого единственного мига зависит, уйдете ли вы из хронилищ, или останетесь тут?

Янина потупилась. Не слишком ли она самонадеянна, не переоценила ли она проклятую книгу, может, она только ведьмам нужна… Хотя… Янина огляделась, как-то Хрон слишком елеен, его обнаженные мышцы выглядят дрябловато, сморщенно, как высушенные. И хронилища какие-то странные — сыпется все и разрушается, так вроде бы не должно быть… Хрон тем временем продолжал:

— А давайте-ка Селену спросим, хотела бы она покинуть сей благословенный край? Хотела бы она вернуться на вашу Зорию, в ваши мирки? Чтобы закончить лета морщинистой старушкой? А, Селена, дорогая, ты хочешь этого?

Селена все еще стояла вцепившись в руки так неожиданно появившегося сына. Отстранилась немного, удивленно уставившись на Хрона:

— А что меня здесь держит? ТЫ?

— Что ты, звезда моя! Ни в коем случае, ни в коем случае, — запел, залебезил, заюлил. Янина напряглась — ох, не к добру это! Хрон продолжил:

— Никогда тебя не удерживал! Как ты можешь так! Да при детях! Только вот одна маленькая мелочь: а захочешь ли ты сама уйти, если вот так вот трезво рассудишь, подумаешь и вспомнишь.

Вспомнишь все, что тут у нас было! Как мы с тобой веселились! Вспомни малыша Аля, он же без тебя такой беспомощный. Он же изведет спешенных, если уже не извел, — понизив голос, в сторону, словно кому-то постороннему, прошептал: — Когда я его видел последний раз, он был очень близок к срыву, весь такой несчастный, с ножичками этими его, ножички в крови, у мальчика аж глазик подергивался от нетерпения. Ну же, Селена, вспомни!

И она вспомнила. Вспомнила и то, что было здесь, в темных чертогах хронилищ. Все кровавые бани. Всё, в чем она участвовала, а иногда и главенствовала. Все оргии, кровавые и не очень, всех распутниц и распутников, всех грешников, к мучениям которых она приложила свою изящную ручку. Опустила глаза — и верно, руки в крови, а она еще дымится и капает, мерно капает, оставляя следы в пыли. Отстранилась от Вальда, отошла на шажочек. Глаза вновь начала заволакивать багровая пелена, кровавые слезы медленно струились из глаз. Хрон отступил, вернув ей память, вернул ей смертное уязвимое тело: волосы вновь потемнели, а потом поседели и стали реденькими, стройное тело обрюзгло, кожа покрылась морщинами, суставы разбухли и заныли. Старость, что подкарауливает всех, готовя в конце тропы каждому свой гроб, не подкрадывалась, резво вступила в свои права. Селена попыталась шагнуть к Хрону, он отступил назад:

— Что ты, что ты, дорогая! Ты мне в бабушки теперь лишь годишься! Я, конечно, извращенец, но ты у меня никаких желаний, кроме жалости, не вызываешь! А вот если передумаешь, — и замолчал, подлец, многозначительно, поманив вновь сиянием вечной молодости и здоровьем. Потом вновь продолжил:

— Про Аля-то ты забыла, опять забыла. Мальчик натворит сейчас. Вот вижу уже, что творит.

И пыльный зал оказался совсем рядом, стены его стали прозрачными. Они увидели, как мальчуган, затянутый в кожаные одежды, деловито скользит по темным лужицам. Подходит к столам, на которых привязано нечто, отдаленно напоминающее тючки, и кромсает кусочки, складывая в чашу.

Потом возвращается к обеденному столу, приправляет то, что лежит в чаше, специями, поливает ароматными маслами и поджигает. Тянет из пыльного зала запахом жарящегося мяса, Вальд и Янина нервно глотают слюну — слишком голодны. Потом мальчик берет двузубую вилку — блестящую, изукрашенную каменьями — одним дыханием тушит пламя, и с наслаждением прожевывает кусочек. Вальд рванулся было в мальчишке, вопя, чтобы тот не смел, что нельзя это, неправильно! Но было уже слишком поздно. И по груде подобных чаш в углу становилось понятно, что трапеза такая ему не впервой. Янина отскочила немного, отвернулась и ее вырвало. Отерла рот рукой и вернулась.

— Девочка слабенькая еще, однако. Оставайся, и у тебя будет такое здоровье, что кто угодно позавидует, — подмигнул глумливо багрово-черным пламенем глаза.

Янина молча покачала головой, ввязываться в спор с темнобородым — не самое лучшее, что можно придумать. Вцепилась в темную книгу, встав рядом с Вальдом.

А Хрон продолжал:

— Видишь, кем стал мальчик из-за твоего милосердия? И видишь, кем стала ты?

Селена закрыла лицо руками, вытирая глаза, потом дотронулась до руки Вальда, неловко погладила ее. Отдернула, словно обожглась. Легко наклонилась, доставая что-то из-под каменной плиты, на которой просидела так долго. Слишком долго.

— Знаешь, Хрон, я благодарна тебе за сохраненную молодость и силу. Я благодарна тебе — не смотря ни на что. Я увиделась с моим мальчиком. Я благодарна тебе за всё — плохое и хорошее, — легко склонилась, — Я прожила свою жизнь не скучно, — потом прошептала. — Я не могу быть здесь, но и не могу вернуться с вами. И спор ваш уже зашел в тупик. А темнобородый слишком мастерски умеет выигрывать споры. Поэтому не судите. Вальд, я все равно бы ушла первой! Прощайте!

У Хрона с каждым словом вытягивалось удивленно лицо. Впервые за всю вечность его существования он слышал слова благодарности. А Селена, не мешкая, резанула своим не зря наточенным каменным ножом по шее, да так, что кровь мгновенно полилась широкой лентой. И уже слабеющим голосом попросила Вальда спеть ей, спеть, чтобы она могла уснуть.

Вальд вскричал:

— Мама! Ты становишься мертвой, и он сможет забрать тебя! Зачем ты?

Селена потянула его за палец, прохрипела:

— Не может. Это моя жертва. Живи за меня… А сейчас — пой… — обессиленно закрыла глаза.

И Вальд запел ту самую колыбельную, которую так часто слышал в детстве, запел чуть хрипловато, слезы душили его, но он пел:

Спи, ребенок звездный мой, Спи, мой мальчик дорогой, Глазки поскорей закрой. Буду я тебя качать, Звезды сон оберегать. Засыпай, ребенок звездный Уже очень, очень поздно…

Он пел колыбельную именно так, как слышал ее давным-давно, пел, вкладывая все сердце — ведь больше уже не спеть для нее. Перед глазами пронеслись те времена, когда он и Селена были вместе. Услышал ее смех, песни, вспомнил, как она поддразнивала его, утешала, спешила на помощь, как она могла делать несколько дел сразу и как умела любить. Рыдания душили. Дракон подвинулся ближе, стремясь защитить своего человеческого друга, едва слышно проскрипев когтями по каменным плитам. Его восхищение перед этими людьми росло непомерно с каждым мгновением, проведенным вместе. Никто здесь не мог даже пикнуть, а уж более спорить с темнобородым — увольте, в этих местах никто бы не взялся. А они смогли, осталась лишь самая малость, чтобы победить, хотя у победы будет горький привкус. Желание Купера помочь живым покинуть это смрадное обиталище несбывшихся надежд стало еще сильнее. Даже если он не сможет жить на их Зории, так хоть поможет выбраться отсюда. И уйдет отсюда сам.

Янина шагнула вперед. Теперь ее черед. Теперь она должна переговорить темнобородого, чтобы помочь Вальду, низко склонившемуся над телом матери. Остался лишь миг, что отделял их от свободы или от того, что хуже смерти. Сбежать от Хрона также, как Селена, они попросту не успеют. Темнобородый настороже. И говорить придется только правду, ну или то, что вданный миг можно считать правдой. Янина раскрыла книгу, развернув ее корешком к Хрону:

— Если она тебе не нужна, нам она тем более ни к чему. Зачем я ее таскала между кругами, раз она такая никому не нужная? Зачем наш матриарх послал к тебе… не понимаю. Она так беспокоилась, чтобы эта никчемная бумага не попала в руки недостойных. Я просто разорву ее, тем более, что это копия. Та, что ты вручил бестолковым ведьмам, я уже сожгла. А уж эту голыми руками на мелкие кусочки не затруднит и вовсе, она и вреда при уничтожении никакого не причинит. Оригинал твой, когда в костре сгорал, как-то хиленько так хлопнул и все. Твоя магия стала бессильна в Первом круге? А?! Или она везде становится слабее? Ты слишком много миров захотел под себя подмять?

Тем более в твоих интересах чтобы мы отсюда убрались. Я рву книгу, ты возвращаешься к своим темным делам, вершишь их как угодно. А мы пошли? Забрали тело и ушли потихоньку?

Хрон взвыл. Мало того, что они забрали одну из его любимейших игрушек. Мало того, что малыш Аль остался без наставницы, и вышел из-под контроля. А ведь спешенные могли еще пригодится.

Покоятся здесь, в хронилищах, но эти безмозглые твари сейчас недоступны для него. Еще и эти человечки хотят лишить его мести, лишить сына, пусть этого медного придурка, но какое они имеют на это право?! Право дружбы? Нееет уж, в хронилищах нет таких. Есть лишь его право.

Право властелина хронилищ, владеющего здесь всем! Что? Этот меднолобый что-то вякнуть решил?

— Отец, я никогда ни о чем тебя не просил, а сейчас прошу. Отпусти их. И я покорюсь тебе, буду служить тебя, умножая твою мрачную славу.

Вальд даже сквозь пелену горя услышал слова дракона, оценив жертву. Встрепенулся. Никто из живых против своей воли не должен тут торчать. А Купер доказал, что он вполне себе жив и достоин другой участи. Встал, подняв бездыханное тело Селены на руки, выдохнул:

— Ты не можешь остановить нас. Мы живые. И ты не можешь причинить нам ничего, потому что мы помним — кто мы. И Купер — он тоже живой.

Хрон злобно зыркнув в сторону своего неслуха-сына, заорал так, что вокруг все затряслось, издалека послышалось шипение закипающей воды, и стало очень жарко от раскаляющегося камня.

— ЧТО?! ТЫ СМЕЕШЬ?! Я ЗНАЮ! НИКТО И НИЧТО НЕ МОЖЕТ ПРИЧИНИТЬ ЗЛА ЖИВЫМ, ПОМНЯЩИМ ОБ ЭТОМ! НИКТО В ХРОНИЛИЩАХ! НИКТО! КРОМЕ МЕНЯ! ЗАПОМНИ ЭТО, МАЛЬЧИК! ЗДЕСЬ Я УСТАНАВЛИВАЮ ПРАВИЛА И Я ИХ НАРУШАЮ!

Каменная плита, на которой стояли Вальд, Янина и Купер начала нагреваться, поползла, заваливаясь вбок, заставив их схватиться друг за друга, прислонившись к чешуйчатому драконьему боку. Купер мотнул головой, знаком предлагая взобраться на его спину. Взбешенный Хрон громыхал, перекрикивая громоподобными воплями звуки рушащихся хронилищ. Вальд подтолкнул Янину, помогая ей взобраться на чешую, потом подал тело матери — он твердо решил унести ее отсюда, дать ей свободу. Пусть мертвая, но она покинет эти проклятые места. Быстро забрался сам.

Хрон бесновался в проходе, все остальные выходы уже завалило камнем. Вдалеке слышался неясный звук: шипение, рев, рычание. Купер шепнул, что темнобородый вызвал подкрепление, и все палачи хронилищ ползут сюда. Вскоре в этом каменном мешке станет слишком тесно.

Янина выпрямилась, едва удерживая равновесия на спинных чешуях дракона, и заговорила, даже не стараясь переорать бушующего темнобородого:

— Ты слабеешь, Хрон. Такого же раньше не случалось? Чтобы какие-то людишки тебе противоречили? Ты слишком многое стал забывать, не так ли?

И, о чудо! Хрон смолк, лишь далекие угрожающие звуки приближались и приближались. Янина продолжила, все еще держа перед собой книгу заклинаний:

— И, значит, книга тебе все-таки нужна, а? С ее помощью ты сможешь вспомнить все, что тебе нужно, чтобы продолжать господствовать здесь, — ох, как подчеркнула она вот это «здесь», — А если я ее сейчас уничтожу, сам понимаешь, что может случиться. Не будет хронилищ, некуда будет деваться грешникам, они попадут к Семерке на их благословенные поля. И Семерка узнает, что ты оказался никчемных хранителем, занимаясь другими, своими личными делами. Обнаружат миры, которые ты поработил, ведь так? И что может тебя ожидать? Я полагаю — твоему бессмертию придет конец. И твоей власти и всему тому, к чему ты привык за свою вечность. В хронилищах появится новый хранитель… Решай же! Теперь у тебя лишь один миг — так ли ты хочешь нам отомстить?

Хрон взвыл:

— ВЕДЬМА! ОТКУДА ТЫ МОЖЕШЬ ЗНАТЬ, КОЗЯВКА СМЕРТНАЯ, ЧТО МОЖЕТ БОЖЕСТВО?! ВЕДЬМА!

— Я не отрицаю, что я — ведьма. Ты знал и раньше, что ведьма. Почему так огорчился сейчас-то?

Купер прошелестел едва слышно, чтобы Янина прекратила спорить и держалась крепче, он, вроде бы придумал, как найти выход. Ведьма вцепилась как можно крепче в плечо Вальда, продолжая препираться с темнобородым, стараясь отвлечь его от происходящего. Купер отвернув морду, напрягся, что-то едва слышно заклокотало в его глотке. Вальд ощутил, как чешуи стали теплее.

Крылья Купер поднял и завел назад, стараясь плотно прикрыть седоков. Баах, столб огня извергся из отверстой пасти дракона, прожигая каменную стену хронилища. Стихли все звуки, лишь пощелкивали, остывая, камни вокруг проплавленного отверстия. Хрон застыл. Купер взмахнул крыльями, приподнимаясь над каменными плитами и полетел к проплавленному выходу. Янина издевательски расхохоталась:

— Ты проиграл, темнобородый! Проиграл! Прошло время споров! Прощай! Прощай навеки! — и бросила раскрытую Книгу теней на текучую груду камней, все еще краснеющую внутренним жаром. Книга загоралась неохотно, листик, потом еще листик, и был миг, когда Хрон мог бы выдернуть ее. Но темнобородый застыл в ступоре: никогда еще смертные не бросали ему вызова, и никогда еще не ускользали от расплаты. Селена и Янина — теперь для него две женщины, которых нужно вернуть, вернуть в хронилища, иначе не будет никакого покоя. Теперь есть два имени, которые будет он твердить, убивая и пытая тех, кто имел несчастье попасть сюда, в эту юдоль печалей и мук. Селену будет сложновато достать, но она теперь поистине мертва и ее можно лишь выменять у Семерки. В мыслях Хрона проносилось лишь это, Книга не занимала ни мгновения его размышлений. И Книга начала-таки гореть, пламя вздымалось все выше. А потом огонь стал слишком жарким и Книга взорвалась. Летящий по лабиринтам хронилищ Купер почувствовал ветер, словно гигантская ладонь подхватила и толкает его под хвост. Вальд прокричал:

— Ого! Это еще что было? А ты уверен, что нам именно туда?

— Помнишь, ты попал в «Приют драконов»?

— Ну да, только зачем нам туда?

— Там ВЫХОД, ты забыл?! — и прибавил скорости.

Вальд и Янина молчали. Слишком многое случилось за такое короткое время. Вальд постарался уложить тело матери так, чтобы они могли вдвоем придерживать ее, отер кровь с лица, Облик Селены изменился с момента смерти. Лицо приобрело те самые черты, что астроном хранил в сердце. Вновь потемнели волосы, исчез страдальческий оскал, мышцы расслабилось. Казалось, она просто заснула, притомившись. Янина старалась унять дрожь, появившуюся после того, как кинула Книгу теней в пламя. Еще бы: сжечь темную книгу заклинаний, переспорить темнобородого, ну или хотя бы заставить его замолчать — было от чего волноваться.

Купер старался покинуть хронилища как можно быстрее. Он предполагал, что его откровенный бунт должен иметь последствия. Но в хронилищах что-то происходило. И Хрону явно было не до них. Шумели обвалы и осыпи, низвергались водопады, там, где их никогда не было, там где даже воды не было, она появлялась неведомо откуда. Иногда водопады били вверх, словно фонтаны. Иногда вместо воды лилась кровь, иногда — кипяток. Открывались и закрывались земляные и каменистые проходы, воздвигались и рушились залы с колоннадой, пыльный зал засыпало. Камни погребли всех, кто там находился, включая малыша Аля и всех его подопечных.

С грохотом закрывались порталы, отправлявшие темнобородого в покоренные им миры. В этот самый миг Хрон утратил господство повсюду, кроме предназначенных для него хронилищ. Не будет больше мрачного божества, требующего кровавых жертв. Маленькая пустынная ведьма оказала огромную услугу всем этим мирам, сама того не ведая.

Купер пролетел над «Приютом драконов» так низко, что едва не снес крышу. Дядька повар, который был так добр к Вальду вздрогнув, икнул. Вспомнил про своего сына, и того парня, с астрономовскими глазами, которого отпустил, хотя должен был накормить истинной едой.

Дракон уже изрядно устал — шутка ли, нести на себе троих людей. Лишь непривычно свежий запах, что смешивался с запахом хронилищ, пока еще смешивался, заставлял лететь, спешить навстречу этому чудесному запаху. Купер летел навстречу грозе, что давно собиралась над Великим Ущельем. Тучи несколько дней кружили над Прогалью — небольшой деревушкой, притаившейся на краю пропасти. И в миг, когда наконец ударила молния, дракон вырвался из Ущелья, поднимаясь стрелой ввысь. Воздух пах водой, грозой, зеленью трав и листвой деревьев, виноградниками, что мокли под проливным дождем неподалеку. Купер никогда не чувствовал такой свежести. От смены запахов кружилась голова. Забыв о седоках, забыв об усталости, понесся меднокрылый дракон навстречу грозовым тучам, стараясь подняться как можно выше.

— Я свободен! Свободен, — ликование вылилось в крик, напугавший жителей Прогали. Прогальцы, высунувшиеся из домов, чтобы посмотреть, что происходит, потом клялись, что видели тень дракона с двумя седоками, прослыв отчаянными сказочниками или лжецами — кто как рассказывал. Ха, драконы. Всех их победили и они пропали, так что не врите. Нет таких зверюг больше на Зории. Если уж вы лишка залили в горло, то уж сочиняйте правдоподобнее.

Вальд очнулся от забытья, когда начал скатываться к хвосту. Схватился за чешую, придерживая тело Селены. Вальд заорал, пытаясь докричаться сквозь грохот грозы и свист ветра:

— Купер! КУПЕР! ТЫ СЕЙЧАС НАС УРОНИШЬ! ЭЙ!

Купер вздрогнул, оглянулся, ощерив свои зубищи в наисчастливейшей ухмылке:

— Не бойся, не уроню. Лететь-то куда? А то я тут ошалел немного от вольной воли.

Вальд задумался — и верно, лететь-то куда? Решение пришло само. Вальд вспомнил, с какой теплотой мама отзывалась о родном Турске, как много он значил для нее.

— Лететь надо в Турск. Пока прямо так и лети. Потом поднимись выше. Увидишь пески начинаются и озеро рядом, а на озере — это Мэйри будет — город. Город Турск. Вот туда и лети. Тебе передохнуть не надо?

Дракон отрицательно помотал рогатой мордой и устремился в указанном направлении. Янина сидела тихо-тихо, внимательно разглядывая проносящиеся внизу живописные окрестности.

— У вас тут так много зелени и воды…

Вальд посмотрел вниз. Да, с такой высоты Мир выглядел иначе. Он выглядел слишком прекрасным, мирным и беззащитным, особенно если сравнивать с тем, что пришлось повидать: смертоносные пески Крогли, жаркий и безжалостный Крамбар со всеми его крамсонами, хирдаманнами и Олафом Всемогущим, заснеженный Второй круг с син-убийцами, лабиринты хронилищ во главе с темнобородым и все тамошние обитатели, которых не пришлось увидеть…

Недавние приключения понемногу начали стираться из памяти. Прошедшее становилось похожим то ли на полузабытый сон, то ли на рассказанную в детстве сказку. Только вот медный дракон Купер машет крыльями, и пустынная ведьма Янина сидит рядом, задумавшись, да освобожденная из хронилищ Селена мертва…

Селену похоронили на берегу озера Мэйри, неподалеку от Турска. Вальд долго стоял перед маленьким холмиком. Обещал себе, что вернется, что будет здесь памятник, который расскажет всему Миру о той, которая здесь обрела свой вечный покой… От мыслей отвлек зов Купера:

— Вальд, а мы тут надолго?

Вальд сначала отмахнулся, мысленно прощаясь с матерью. Потом до него дошло, что в голосе дракона прозвучали какие-то непривычные просительные нотки. И Янина, до этого очень тихая, непривычно задумчивая, всполошилась, поглядывая в сторону города:

— Боюсь, у нас компания скоро появится. Ты б поспешил?!

Вальд оглянулся: городские ворота широко распахнулись, и сквозь них валила толпа горожан вооруженных кто чем горазд. Толпа была настроена более, чем решительно — еще жива память о драконах-разрушителях, хотя прошло немало лет.

— Придется сматываться. Здесь нам совсем не рады, а объяснять им кто да что — слишком долго и утомительно, — Вальд последний раз погладил земляной холмик, прикоснулся к доске, на которой он умудрился нацарапать дорогое имечко: дама Селена Виктория де Аастр, клан астрономов.

Они поднялись достаточно высоко, когда дракон поинтересовался:

— А есть в твоем этом Мире местечко, где нам буду рады? Пустынная ведьма и медный дракон — не слишком ли странная для тебя компания? А?

— Есть, есть! Есть люди, которые будут рады даже тебе, медный твой лоб! И Янина там будет к месту. Нам надо в Блангорру!

Вальд размаячил куда лететь, и Купер поднялся еще выше, выше облаков, которые золотились светом уходящих на ночь светил. Турск остался позади, с его удивленными жителями, которые с недоумением разглядывали могилу с таинственной надписью. О похищении одной из освободительниц — Селены де Аастр, их мирячки, слышали все. А тут — вот, свежая могила. И спешно улетающий дракон… Кто они? Эта парочка на драконе? Вальд же порадовался про себя, что им не пришлось воевать с жителями Турска. Слишком тяжело бы пришлось мирянам против дракона и очень сильной ведьмы.

Купер летел так высоко, как только смог подняться, и так быстро, как только мог выдержать.

Поднажать еще чуток, подняться еще повыше — слишком холодно и темно для людей… Впереди показалось озеро. Вальд безошибочно проложил курс. Озеро — Великий Брон, а вон и башни Блангорры. Дракон снизился. Светила еще не успели опустится за горизонт, а друзья уже подходили к городским воротам столицы. Дракон отряхнулся, Янина попробовала пригладить непослушные волосы, торчащие в разные стороны. Вальд усмехнулся — не помогло ни тому, ни другой, вид их не стал более презентабельным.

— Я надеюсь, что меня тут еще помнят. А то загремим в примовские темницы до выяснения обстоятельств.

У Купера удивленно вытянулась морда — как только у него это получилось, у дракона-то?

— Темницы? Ты же обещал, что нам тут будут рады?

— Ну да, рады, только потом, когда тебя на цепь посадят и будут представления закатывать. А чтобы ты огнем не фыркал, пасть тебе закуют в намордник! Янина же будет пахать на благо общества — дождь не в сезон вызывать, или, опять же, ветер утихомиривать. А! Будет выступать с номерами — она говорит очень гладко, да много так.

Вальду сбоку прилетел камушек, сначала один, потом еще, потом целый град мелких камешков.

Ведьма успела сотворить маленькое заклинание в отместку на шутки астронома.

— Купер, не обращай на этого шута внимания. Это у него шутки такие. Я вот думаю, что никакой он не астроном, ну, то есть из клана-то из этого, тут ничего не попишешь. А вот применяли его, как раз на потеху публике.

— Вальд, не злил бы ты нас, а?

— Ладно. Это я чтоб обстановку разрядить, а то вы такие серьезные, что аж мне страшно стало.

Пошли? А то ворота закроют, а я уже сегодня хочу всех благ цивилизации вкусить.

И они пошли. И теперь у них оставался лишь миг. Один лишь миг до того, как стать навеки бессмертными.