– Вы хотя бы знаете, что с ней?

В узком коридоре изолятора пахло лекарствами. Пожелтевшие плакаты с ядовитыми грибами и ягодами служили единственным украшением унылых зеленых стен. За три дня, прошедшие с тех пор, как Зоя привела сюда бесчувственную Милу, она успела выучить их наизусть и с закрытыми глазами могла опознать ягоду вороний глаз или бледную поганку.

– Похоже на сильный шок. Мы даем ей успокоительное. Она спит, – медсестра казалась безразличной. По ее неприязненному лицу было заметно, что ей очень бы хотелось, чтобы все дети в лагере принимали успокоительное и постоянно спали.

– Но она приходила в себя? Она спрашивала обо мне?

– Нет, – ответила медсестра сразу на оба ее вопроса. – Скоро обед, вы опоздаете.

Но Зоя не спешила уходить.

– Если она очнется, вы мне сообщите? – настаивала она. – У вас же есть внутренний телефон, вы можете позвонить Марине.

– Хорошо, – медсестра недвусмысленным жестом распахнула дверь. – Извините, мне нужно идти на санитарную проверку.

– Я еще вечером зайду, – сказала Зоя почти угрожающим тоном. Медсестра закатила глаза и шумно захлопнула за ней дверь.

Зоя была вне себя от злости. Три дня, и они до сих пор ей не сказали ровным счетом ничего! Мила лежит там, бледная, глаза закрыты, руки поверх одеяла. Каждый раз, когда Зоя навещает ее, она застает одну и ту же картину. И даже непонятно, спит Мила, или в обмороке, или вообще в коме. Лицо у нее всегда спокойное – ни дать ни взять Спящая Царевна, но у Зои на душе совсем не спокойно.

Конечно, в каком-то смысле она их победила. Хотя бы тем, что осталась жива, и эти проклятые сектанты ничего не смогли с ней сделать. Теперь каждый раз, когда ее охватывало отчаяние, она снова представляла себе их тела, валяющиеся на траве, и ей сразу становилось спокойнее. Значит, она все-таки способна за себя постоять. Но вот Мила… Мила была на их совести. Это именно они виноваты в том, что она сейчас лежит там, за дверью изолятора, и ничто не может разрушить ее колдовской сон. И если так будет продолжаться дальше, Зоя вытрясет из Кругловой всю ее мелкую тщеславную душонку, но узнает, как можно помочь Миле.

Она пнула со всей дури футбольный мяч, валявшийся в траве.

– Неплохой такой пас.

Никита неуловимым движением подкинул мяч в воздух и поймал в руки. Зоя даже не улыбнулась. Он подошел ближе.

– Как твоя подруга?

Зоя пожала плечами, мол, всё так же.

– Держись. Она сильная, выкарабкается.

Зоя одарила его долгим пристальным взглядом.

– Никит. Ты ведь не с ними? – спросила она, сама удивившись собственной наглости.

Он даже отшатнулся от нее, а такую сильную обиду она видела в его глазах вообще в первый раз. Казалось, еще секунда, и он развернется и уйдет, не сказав ни слова. Но он не ушел.

– А ты думала, что с ними?! – воскликнул он с возмущением в голосе. – Ты думала, что я с этими уродами? Хорошего же ты обо мне мнения! Да ты хоть знаешь, что они в отряде творят? Да их все ненавидят!

С каждым его словом Зое становилось легче. Стальные холодные пальцы, сжимавшие сердце, понемногу ослабляли хватку.

– Извини, – сказала она совершенно искренне. – Я просто думала…

– Да понятно. Я бы на твоем месте тоже так думал, – он меланхолично чеканил мяч коленом. – Я не сержусь, в общем-то. Но ты должна мне пообещать…

– Что? – насторожилась Зоя. Никита поднял на нее свои хитрые кошачьи глаза.

– Что сегодня вечером, когда будет дискотека, ты, Зоя Александрова, придешь на пляж.

Зоя не верила своим ушам.

– Ты что, назначаешь мне свидание, Потапов?

– Назначаю, Александрова. Свидание.

Зоя старалась дышать ровно и ничем не выдать своего волнения. Она не понимала, почему это происходит именно сейчас, но это происходит, происходит! Никита зовет ее на свидание! А у нее будто язык к небу приклеился.

– Так что, обещаешь? – Никита, похоже, отлично видел ее внутренние метания.

Зоя облизала пересохшие губы. «Давай, ответь ему!»

– Да.

– Ну тогда до встречи.

Он подмигнул ей и направился в сторону главного корпуса, подбрасывая на ходу мяч. Когда он скрылся за поворотом, Зоя выдохнула, подпрыгнула и издала такой радостный вопль, что проходящие мимо малыши шарахнулись в сторону.

Вот уже три дня Зоя была совершенно одна. Другие сторонились ее, словно прокаженную: никто не садился рядом в столовой, никто не заговаривал на улице. Вещи Милы были аккуратно сложены на опустевшей кровати, куртка так и висела на дверце шкафа – Зоя не стала убирать. Без Милкиных воплей и всего производимого ею шума из комнаты будто ушла жизнь. Соседняя, абсолютно пустая комната выглядела еще более жутко. Зоя часами не могла уснуть, в давящей тишине ей мерещились какие-то перешептывания и шорохи. Прошлой ночью она проснулась от собственного крика, ей почудилось на щеке чье-то холодное дыхание. И пусть это оказался всего лишь сквозняк из форточки, она потом долго не могла прийти в себя. Марина предлагала переселить ее в какую-нибудь другую комнату, но Зоя отказалась. Она почему-то считала, что, оставляя все как есть, она сохраняет тоненькую ниточку, которая позволит Миле вернуться.

В столовую она вошла одной из последних, села на дальний край стола. Ей казалось, что прошла целая вечность с того времени, как они на этом же самом месте сидели с Милой и секретничали. Но для других ничего не изменилось. Они так же хохотали, спорили о ерунде, перекрикивая друг друга, и врубали песни на телефонах (несмотря на все запреты).

Поразительные изменения произошли только с первым отрядом. На глазах потрясенной публики разворачивалась драма «Падение Белой Королевы». В первый день Полина, как ни в чем не бывало, вплыла в столовую в длинной струящейся юбке. Но ее место было уже занято. Более того, все места уже были заняты; куда бы она ни шагнула, ее встречали насмешливые взгляды. С бледными дрожащими губами она уселась на край для отверженных и так и просидела там весь обед, не проглотив ни крошки. Чем дальше, тем больше нарастала анархия. Бывшие омеги, почуяв ее слабость, стали яростно рушить устоявшуюся иерархию, и вот уже нет ни комитета самоуправления, ни кандидатов в него. В конце концов Полина вообще перестала появляться в столовой.

Вот и сейчас ее не было. Зато был Никита Потапов, который лучезарно улыбался Зое с «края неприкасаемых», куда он только что демонстративно уселся («Сколько места, и всё мое!»). Зоя улыбнулась в ответ. Какой он все-таки классный. Может быть, сегодня она поделится с ним хотя бы частью своих переживаний. Может быть, сегодня у нее появится хоть кто-то, кто поддерживает ее. А может быть… Тут Зоя, сама не понимая почему, густо покраснела.

«Не отвлекайся! – привел ее в чувство внутренний голос. – Тебе еще нужно найти Круглову!» И она стала поспешно доедать макароны.

Зоя знала, где ее искать. Это должно быть такое место, где ее никто не видит, и такое место, где она продолжает чувствовать близость своей бывшей паствы. Такое место было только одно – за главным корпусом. Туда Зоя и направилась.

Выглядела она жалко. Зоя даже слегка притормозила от неожиданности – прежде никогда не видела Полину в джинсах. И с сигаретой. Раньше такого и представить было невозможно – чтобы Ее Величество опустилась до мерзкого курения, – но от прежней Полины ничего не осталось. Лицо бледное, осунувшееся, тусклые волосы убраны в хвост. Полина затянулась и злобно посмотрела на Зою исподлобья.

– Ну что, пришла злорадствовать, Александрова? Давай, начинай.

– Да ты мне нафиг не сдалась, Круглова. Но если ты мне сейчас же не объяснишь, что происходит с Милой, я твое лицо вот по этой стене размажу.

Полина еще раз затянулась и отрешенно посмотрела поверх кустов.

– Она забрала ее первой.

– Она? Кто – «она»?

– Соль Земли.

Зоя уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же поняла, что сейчас ей лучше помалкивать и дать Кругловой высказаться. Полина затушила окурок пальцами.

– Ты знаешь, что викканам нельзя задувать свечи? – вдруг спросила она. – Нельзя убивать одну стихию с помощью другой.

– Ты пальцы обожгла.

– Да теперь наплевать.

Полина достала еще одну сигарету и прикурила от массивной зажигалки с гравировкой. Она опустила голову, собираясь с мыслями.

– Я думала, я справлюсь, – наконец сказала она. – Я уже потом выяснила, что та девочка – пятьдесят лет назад – не справилась, и поэтому произошло, ну… Но я всё равно хотела получить ее. Силу, власть. Если бы мне удалось всё довести до конца, то она бы у меня была.

– Ты имеешь в виду, если бы тебе удалось меня убить?

Полина не ответила.

– Ты хотела силу только себе?

– Да. И это было ошибкой. Стихия огня наделяет Силой Желать, но в то же время и Силой Отказываться. Подчинять свою личную волю воле большинства. Но я не хотела. Не хотела отказываться. Мне казалось, что я всё очень хорошо продумала. Если бы мы… – она покосилась на Зою, – …закончили, то сила стала бы всецело моя, на все пятьдесят лет, до новой поворотной точки. Я бы всю жизнь могла держать людей в своем кулаке.

Зоя посмотрела на нее с жалостью.

– Но зачем это тебе? У тебя и так всегда было всё, чего только можно пожелать.

Полина помрачнела.

– У меня было всё, что можно купить за деньги. Это большая разница. Да, у отца бизнес, мы не бедствовали никогда. Меня баловали и растили как принцессу. Но я же видела, что происходит. Что мама превращается в серую тень, что она боится даже слово лишнее сказать, чтобы не лишиться кормушки. Что отец ее ни во что не ставит. Унижает. Насмехается. Любовниц чуть ли не домой к нам приводит. Родись я мальчиком, я бы смотрела на эти вещи по-другому. Но я не родилась мальчиком. И я решила, что я никогда, никогда не позволю так с собой обращаться. Я использую все свои возможности, всё, что мне дано природой, но власть и право принимать решения будут у меня.

Полина помолчала и снова продолжила:

– В то время и появилась Она. Может быть, это на самом деле Он, мы никогда не встречались, но я всем существом чую, что это женщина. Соль Земли. Я тогда приехала сюда в полном раздрае, хотела покончить с собой. И мне пришло сообщение на телефон. Подписанное «Соль Земли».

– Что ты гонишь, тут не работают мобильные.

– Да. И мой не работал. Но сообщения всё равно приходили. И она знала обо мне всё! Мои проблемы, чуть ли не мысли мои угадывала. Стала давать мне небольшие задания. Показывала, на что я буду способна, обретя силу. Я стала учиться. На следующий год они уже мне подчинялись. Не буду скрывать, мне это нравилось. Очень нравилось.

– И ты ее никогда не видела?

– Нет, никогда. Только сообщения.

Зою тревожила одна мысль. Она потерла переносицу и всё-таки спросила:

– А когда… когда она выходила на связь в последний раз?

– В ту ночь. Пришло сообщение: «Ты выполнила свою задачу. Всё как я и планировала. Спасибо». И с тех пор – ничего.

– Но что это значит? Теперь что? И что будет с Милой?

Полина саркастически усмехнулась.

– Ты так и не врубилась? Сила, которую мы пытались приручить, вышла из-под контроля. И ей нужно питание. Ей нужен человеческий дух. Она заберет, сколько сможет, а потом уничтожит всё вокруг и снова уйдет в землю на пятьдесят лет.

– Но ведь нужно что-то делать! Ты должна что-то сделать! Ведь это ты начала! – Зоя кричала, уже не боясь, что их могут услышать.

– Я только сегодня поняла, что это начала вовсе не я. Я была просто инструментом. Фигурой в шахматной игре. Пешка стала королевой, но ее убрали с поля по воле игрока.

– И что теперь?

– Теперь? – Полина бросила окурок на землю и затоптала. – Теперь я позвоню родителям и попрошу немедленно забрать меня домой. Это место обречено, и я не собираюсь тут оставаться.

– А о других ты подумала? Не хочешь их предупредить?

– Уже поздно. Они не будут меня слушать. Они думают, что получили мою силу, но на самом деле сила получила их.

Вечером за ней прислали машину с водителем. Зоя безучастно наблюдала с балкона, как Полина в полном одиночестве волочи́т по аллее свой огромный розовый чемодан. На ее лице не было слез, скорее оно походило на бледную маску. Водитель открыл ей дверь, и она устало опустилась на сиденье. В этот момент Зоя почему-то остро почувствовала, что эта девушка обречена.

– Как будто мне есть до тебя дело, – пробормотала Зоя и швырнула вниз сосновую шишку, которую сжимала в руке.

Круглова была последней ее зацепкой, и теперь она осталась один на один со своей яростью, со своим отчаяньем. Снова и снова она мерила шагами такую знакомую и такую чужую комнату. Снова и снова ее взгляд цеплялся за Милину куртку, висевшую на дверце шкафа. Кран за стеной монотонно отсчитывал секунды; время, драгоценное время, утекало сквозь пальцы. Нужно куда-то бежать, что-то делать, но вот что именно? Если Круглова была всего лишь чьей-то марионеткой, то кукловод должен до сих пор оставаться в лагере. То есть Зоина жертва и жертва Милы были напрасными? И это вовсе не победа, гнойник продолжает набухать…

Кто, кто эта Соль Земли? Куча подозреваемых, но никто из них не подходит. Она хорошо знала Круглову, значит, должна входить в ее ближайшее окружение. Варвара или Яна? Нет, они просто мелкие шавки. Смирнов? Хм, может быть. Этот угрюмый верзила никогда Зое не нравился. Именно он больше всего травил детей из младших отрядов, пользуясь своим статусом. Зоя не раз видела эту картину: дрожащая жертва и Смирнов с довольной улыбкой на злобном лице. Но он парень, да к тому же бесчувственный чурбан. Вряд ли он мог понимать все движения души Ее Величества, тут Полина совершенно права.

А не может ли это быть кто-то из персонала? Например, вожатые первого отряда. Они каждый год одни и те же, просто на фоне комитета самоуправления их никогда не было видно. Мила как-то рассказывала ей, что одна из вожатых, кажется Жанна, в прошлом году отказывалась ехать в лагерь, потому что не успела сдать сессию, так Полиночка лично уговаривала ее поехать и в итоге надавила на папочку, папочка дернул за свои ниточки, и Жанне поставили все экзамены автоматом. Так может, вожатые не зря держатся в тени? Может, эта Жанна и вторая, как ее, Наташа, как раз всё и затеяли? Как ни силилась, Зоя не смогла вспомнить ни одного подозрительного эпизода. Вожатые первого отряда существовали исключительно для проформы, они ничего не решали и ни на что не влияли. Даже когда от них требовалось дать ответ по какому-нибудь малозначительному вопросу, они терялись и лихорадочно искали глазами Полину. Нет, это не могут быть они.

Тогда кто? Зоя мысленно представила стол первого отряда с Полиной во главе и перебрала каждого. Никто из них не был достаточно крут, чтобы не только не подчиняться Полине, но еще и ею управлять. Разве что… Нет, Зоя должна гнать эти мысли прочь. Никита не может быть к этому причастен, она уже выяснила. Он не может быть настолько двуличным. И пусть некоторые детали и вызывают у нее мучительные припадки сомнений, она чувствует, всем сердцем чувствует, что он здесь ни при чем.

Одна только мысль о Никите заставляет ее сердце судорожно сжаться. Она так ждала этого момента, так мечтала об этом! И ей бы сейчас примерять наряды и репетировать улыбку, а она только кусает губы от бессилия и чуть не плачет. То, что нормальные люди называют совестью, нашептывает ей: подло по отношению к подруге идти на свидание, когда от нее столько всего зависит. Но этот шепот заглушает другой, мерзкий и гнусавый голосок: «А что, если это твой последний шанс? Что, если он больше никогда не пригласит тебя?»

Устав от внутренней борьбы, Зоя падает на кровать.

– Я всё ему расскажу, – говорит она трещине в виде совы. – Попрошу его помочь. Может, вместе мы что-нибудь придумаем? И так для Милы будет даже лучше, правда ведь?

Трещина в виде совы молчит, да Зоя и сама знает, какими жалкими выглядят ее оправдания. Но всё уже решено, она сдалась.

* * *

Вот уже десять минут Зоя рассматривала себя в зеркале. Конечно, она не такая блистательная красотка, как Полина, с кукольным личиком и голубыми глазами. Но природа одарила ее довольно приятной внешностью: темные волосы и, на контрасте, бледное лицо и серые глаза. Нос, конечно, ужасный. Вон как торчит. Но если повернуть лицо вполоборота, то еще ничего. Зоя рассмеялась над собственной глупостью. Она представила, как она стоит перед Никитой, лицо вполоборота, и косит одним глазом.

– Там всё равно будет темно, – пробормотала она и открыла косметичку. Единственный макияж, в котором она была сильна, это отсутствие какого-либо макияжа, но надо хотя бы ресницы накрасить. Мама всегда ее упрекала: «Ты же девочка! Ты должна уметь хорошо выглядеть!» Да, это умение ей сейчас бы очень пригодилось. Зоя наклонилась поближе к зеркалу, в котором отражался чудовищный бардак в комнате. Она перерыла все свои вещи и даже залезла в Милин чемодан. Впервые за всю смену она озаботилась типичной проблемой девушек – что надеть. Ей хотелось быть красивой, но не хотелось, чтобы Никита подумал, что она специально наряжалась для него. Интересно, а парни вообще обращают внимание на то, что на девчонках надето? Или эта проблема существует только у девушек в голове?

– Слишком короткая, – вынесла Зоя вердикт очередной юбке. Интересно, а как она собиралась в такой юбке лезть через забор и пробираться сквозь заросли крапивы? Может быть, шорты? Странно, раньше ей казалось, что у нее слишком тощая задница, а в этих шортах она выглядит слишком жирной. Нет, это тоже никуда не годится. Джинсы! Но тогда надо сверху что-нибудь симпатичное… Это? Нет, слишком блестящее.

– Я с ума сойду, – бормотала Зоя, копаясь в вещах. – Точно сойду с ума! Господи, Мила, ты куда-то собиралась в этом ходить? – она подняла в воздух насквозь прозрачную кофточку из ядовито-оранжевой сетки.

Она снова подошла к зеркалу. Черные джинсы, серебристый топ, глаза слегка подкрашены. Всё хорошо, если бы не вот это вот безумное выражение лица. Зоя попыталась непринужденно улыбнуться. М‐да. Вышел какой-то натянутый оскал, а не улыбка. Ну почему она может спокойно общаться с парнями, которые ей безразличны, шутить и даже флиртовать, а как только попадается тот, который ей действительно нравится, так сразу начинается цирк? И никого нет рядом, чтобы помочь советом и поддержать. Зоя с тоской посмотрела на Милину кровать.

Как хорошо, что она умеет нормально ходить на каблуках! Хотя мама порядочно потрепала ей нервы, прежде чем она научилась. Спину прямо, подбородок вверх. Аллея – подиум. Из главного корпуса уже грохочет музыка, дети стайками стекаются к входным дверям и ныряют во тьму, скупо подсвеченную цветными лампочками. Это главное таинство всей лагерной жизни, нескончаемый рикошет томных взглядов, смущенных улыбок, мнимого равнодушия, приглашения на танцы других «чтобы ревновал», диких плясок напоказ и невиданных страстей. Но ей сейчас не туда, сейчас не туда…

– Вау, Александрова! Секси-секси! Потанцуешь сегодня со мной?

Это Стас, негласный король их отряда. Он вообще-то с самого начала смены к ней подкатывает, но ей всё время не до него. Ей и сейчас не до него.

– Раз, два, три! – кричат хором двое парней и поджигают зажигалкой струю из дезодоранта. Девочка, отирающаяся рядом с ними, с визгом отпрыгивает. У нее явно большие планы на одного из них, иначе зачем бы она стала участвовать в этим тупом представлении. Хорошо, что их не видят вожатые, иначе кое-кто уже подметал бы дорожки вместо дискотеки.

Зоя проходит мимо линейки. Флаг уже спустили и унесли в пионерскую комнату. Никто теперь не поднимает в ночи условный сигнал солеидов, уж Зоя для этого постаралась. На крыльце толпится народ, раздается громкий хохот. Красные от танцев и духоты девочки отмахиваются веточками от комаров. Парни вальяжно сидят на ступеньках. Никиты среди них нет. Значит (Зою словно окатывает кипятком), он уже ждет ее. Она заворачивает за угол и останавливается в недоумении. Совсем забыла про курильщиков. Как же она теперь незаметно проберется к забору, если тут всё время кто-то есть?

– Угостить? – обращаются к ней, но она мотает головой и отступает. Остался только один выход.

– Александрова! Ты куда это собралась?

Зоя как раз проходила мимо крыльца изолятора, когда на него вышла медсестра.

– Я… э-э-э… а можно Милу навестить?

Медсестра фыркнула и, повернувшись к ней спиной, долго возилась с замком, запирая дверь.

– Завтра навестишь. Сегодня уже поздно.

– Угу, – послушно ответила Зоя и села на краешек скамейки. – Завтра так завтра.

Но едва медсестрица спустилась с крыльца и скрылась из вида, она в три прыжка оказалась у забора и через секунду уже спрыгнула на песок. Каблуки немедленно провалились до самой пятки. Да, здравый смысл в этом случае ей отказал, теперь придется тащить туфли в руках. Зато босиком намного приятнее.

С реки пахло водорослями и мокрым песком. Хотя типичная речная атмосфера была еле уловима, ее перебивал терпкий, удушливый запах, напоминающий цветочный. Откуда здесь цветы? Зоя моргнула несколько раз, чтобы глаза привыкли к темноте. На пляже было пусто. Возле скамейки грязным комком валялось забытое кем-то полотенце. Вот и всё. Может, он еще не пришел? В любом случае, не стоит торчать тут у всех на виду, лучше отойти куда-нибудь в тень. Зоя осторожно, чтобы не наступить на что-нибудь острое, двинулась в сторону поваленного дерева, за которым начинались густые прибрежные заросли. Конечно, про каблуки она подумала, а про фонарик – нет. Ну действительно, кто ходит на свидание с фонариком?

Странный запах усиливался. От него уже начало подташнивать, даже голова немного закружилась. Конечно, не от этого у нее так колотится сердце, а от того, что она нервничает перед встречей с любимым парнем. И вообще, почему она не договорилась с ним встретиться где-нибудь на территории? Почему она всегда соглашается на самые загадочные и странные варианты? Боже, что это за запах? У нее уже слезятся глаза. И что это? Что это за движение теней? Зоя застыла, не в силах даже дышать.

В кроне поваленного дерева, среди веток, стоял Никита. Он не видел ее. Он прижимал к себе другую девушку, слившись с ней в бесконечном поцелуе. Сумеречный сиреневый свет оттенял ее белесые волосы. Она плавно подняла бледную руку и покрепче обняла за шею мужчину, которого Зоя считала своим. Никогда она не выглядела такой полной жизни, как сейчас, эта Кра Роговец.