Поставив «Заполярный» под разгрузку, сами встали метрах в трёхстах от высокого берега Енисея. Из-за него и город Дудинка не был виден, только огромные ёмкости по краю берега.

В иллюминатор каюты вовсю светило солнышко. Выглянул — Енисей сверкал снегом и льдом! Красотища!

Сразу вспомнились строчки Пушкина: «Мороз и солнце — день чудесный!» Погулять бы! Но уходить с ледокола нельзя, а по палубе — пожалуйста.

У вахтенного штурмана узнал погоду: минус сорок, ветер южный, 6 метров в секунду. Желания гулять поубавилось, но успокаивал южный ветер. Не северный же!

Тепло одевшись, накинув капюшон, вышел на палубу. Ну, ничего себе! Какое обманчивое солнышко и южный ветер. Но не возвращаться же!

Спрятав нос в воротник куртки, пошёл топтать палубу, думая об Александре Сергеевиче:

— Да, Дудинка — не Болдино. При минус сорока другие стихи придумываются:

Мороз и солнце — день чудесный! О, милый Пушкин, друг прелестный, При сорока, в виду Дудинки, Не дал застыть своим ногам! Под носом тоненько, так, льдинки Звенели в такт твоим шагам.

Уж простите меня, Александр Сергеевич! По поводу льдинок под носом — преувеличил. Это Дудинка рифму потянула, но у меня усы обледенели, брови заиндевели, ресницы слипались от мороза. Всё, в каюту!

Вот так, благодаря Пушкину, я целых 20 минут при сорокаградусном морозе дышал воздухом, пока сочинял этот стишок.

Спасибо за прогулку, Александр Сергеевич! Мы ещё долго будем благодарить вас!