Декабрь в Москве прошел под аккомпанемент шумных праздников.

Газеты отмечали, что если в 1938 году население Советского Союза составляло 169 миллионов человек, в 1939 – 183 миллиона человек, то в 1940 году оно уже составило 193 миллиона, поскольку к СССР присоединились республики Балтики, а Бессарабия и Северная Буковина были освобождены от «ига румынских бояр».

Затем прошли выборы во вновь образованной Карело-Финской ССР, а также в Западной Украине и Западной Белоруссии, территории которых были уже к этому времени более-менее очищены от «опасно-социальных элементов».

Пресса довольно скупо сообщала и о мировых делах, будучи почти полностью заполненной репортажами о всенародном энтузиазме в связи с очередной годовщиной ВЧК-НКВД 20 декабря и, конечно, 21 декабря пестрела поздравлениями к очередному дню рождения товарища Сталина, которому исполнился 61 год.

20 декабря Сталин затребовал к себе Тимошенко и Мерецкова и потребовал от них анализа военной обстановки в мире, а также доклада о готовности к военной конференции и стратегическим штабным играм, которые должны были начаться 23 декабря. Военные воспользовались случаем и доставили Сталину на просмотр списки «высшего начальствующего состава, привлекаемого на оперативно-стратегическую игру, с распределением по ролям». Списки были составлены отдельно по «Восточной» и «Западной» стороне игр, которыми соответственно должны были руководить генерал-полковник танковых войск Павлов и генерал армии Жуков вместе с приблизительно полусотней высших офицеров разных рангов и должностей.

После просмотра списков Мерецков выступил с кратким сообщением. Еще никогда с момента начала второй империалистической войны в Европе (это определение, придуманное в отделе агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), все более входило в моду и нравилось вождю) немцы не попадали в такое несбалансированное положение. С одной стороны, они вынуждены держать 93-95 дивизий на южном побережье Ла-Манша в готовности к вторжению на Британские острова, что несомненно произойдет летом будущего года, но, с другой стороны, при нынешнем оперативном бездействии этих войск на канале Гитлер все более ощущает нехватку сил на других направлениях. Англичане, понимая это, расширяют театр военных действий в тех регионах, оборону которых Гитлер опрометчиво доверил своим итальянским союзникам. Над итальянской армией в Африке и Греции, несмотря на ее численное и материальное превосходство над объединенными англо-греческими частями, нависла уже вполне реальная угроза катастрофы, которая неминуема, если немцы не окажут своим незадачливым союзникам быстрой и непосредственной помощи.

В связи с этим очень интересным становится вопрос: откуда Гитлер снимет войска– с канала или с нашей границы? Если он снимет с канала, значит, он снова отказывается от высадки. На канале 94 дивизии– это минимум того, что необходимо для осуществления успешной высадки на южное побережье Англии, где Гитлера ждут 52 британских дивизии. Если он снимет с нашей границы, то это будет еще одним подтверждением второстепенности восточного направления и необходимостью держать войска в Польше только для их комплектования и обучения в относительной дали от основных театров военных действий и за пределами достигаемости авиации противника.

Если начнется переброска войск в Грецию с территорий бывшей Польши и бывшей Чехословакии, то неизбежно накопление этих частей в Румынии и Болгарии, а, возможно, и в Югославии, что подставит эти части в состоянии на марше под фланговый удар наших войск, создавая обстановку для их быстрого окружения и разгрома.

Накануне запланированных стратегических игр с 23 по 31 декабря было назначено совещание высшего руководящего состава РККА, на котором с главным докладом должен был выступить командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Жуков, недавно ставший и депутатом Верховного Совета. Темой его доклада был «Характер современной наступательной операции».

Генерал, основываясь на собственном недавнем опыте боев на Халхин-Голе и на годичном опыте «второй империалистической войны» в Европе должен был наметить схему будущих действий всех видов Вооруженных сил в рамках национальной стратегии– «малой кровью на чужой территории».

Сталину нравились решительность, беспощадность и энергия Жукова, нравилась его вспыльчивость и грубость, та легкость, с которой командующий ставил к стенке своих подчиненных за малейшие промахи по службе, нравилось его крестъянско-пролетарское происхождение. Нравилось и то, что Жуков не был офицером (пусть даже младшим) времен Первой мировой войны, не был выдвиженцем Троцкого в годы гражданской войны, почти всю ее «оттрубив рядовым и младшим командиром» и что весь он состоялся под крылышком Семена Буденного в придуманном последним генеральном штабе кавалерии.

Сталин выбрал Жукова именно потому, что шестым чувством опытного администратора увидел в нем именно того человека, который, обладая почти таким же концентратом звериной энергии, воли и жестокости, что и он сам, является по существу единственным человеком, который мог бы осуществить операцию «Гроза» именно так, как ее задумал Сталин – прокатиться по Европе мощным паровым катком, не считаясь ни со своими, ни с чужими потерями, гоня своей нечеловеческой энергией войска вперед через горы своих и чужих трупов.

Сталину и многим людям из его окружения было ясно, что страна, единственной идеологией которой являлся непрекращающийся ни на минуту (как завещал Ленин) террор, живет, если отбросить всю пропагандистскую шелуху, в состоянии постоянно обостряющегося внутриполитического кризиса. В течение 20 лет, прошедших после окончания гражданской войны, этот кризис тряс и корежил страну припадками, напоминающими приступы эпилепсии, не давая ни секундной передышки.

Сталин и замыслил «Грозу» не только потому, что она вполне соответствовала его амбициозным планам доказать верность ленинских пророчеств распространения на весь мир коммунистической идеологии и достижения тем самым мирового господства, но и потому, что война и предшествующий ей мировой кризис виделись ему как единственный выход из кризиса внутреннего.

Главным заданием, которое получил Деканозов, отправляясь в Берлин, была не только и не столько разведка намерении Гитлера относительно Советского Союза, сколько наблюдение за кознями англичан в сфере советско-германских отношений. Советская агентура в Англии, состоящая из ловких дезинформаторов, получивших позднее прозвище «великолепной пятерки из Кембриджа», с тревогой сообщала в Москву, что в недрах английской разведки и английского «правящего класса» плетется заговор, целью которого является натравливание Германии на Советский Союз, а Советского Союза на Германию путем распространения дезинформации, фальсификации и откровенной лжи.

Они уже сейчас забрасывают своей дезинформацией нашу агентуру во всем мире, сбивая с толку аналитиков в НКВД и ГРУ. Генерал Голиков успокаивал вождя: его люди достаточно опытны, чтобы отличить информацию от дезинформации. Англичанам никогда не удастся воплотить в жизнь свои гнусные планы!

Голиков лучше других знал, насколько преуспели английские «заговорщики», проникнув в святая святых ГРУ – в центральный информационный отдел, глава которого подполковник Новобранец ежедневно появлялся перед ним с докладом о постоянном увеличении немецких дивизий на границе с СССР. Агентура подполковника Новобранца, действовавшая в пограничной зоне развертывания потенциального противника, все время сообщала о нарастании численности немецких войск.

Сообщения, приходящие из разных, не связанных между собой источников, уже были правдоподобны хотя бы потому, что не противоречили друг другу. Но подчиненные Новобранца не принимали их слепо на веру. Они проверяли и перепроверяли полученную информацию, тщательно фиксируя все данные и беря каждую дивизию на учет. Регистрировали номер дивизии, ее организацию и боевой состав. В учетной карточке дивизии значились ее командир и старшие офицеры. Выясняли их характеры и вкусы: кто имеет тягу к спиртному, кто – к картам, кто – к женщинам, а кто – и ко всему «букету» нехитрых офицерских развлечений. Сумма подобных данных не оставляла никаких сомнении в их достоверности. С регулярностью раз в месяц подполковник Новобранец выпускал за своей подписью разведсводку для рассылки по утвержденной разнарядке: всем членам Политбюро и правительства, Генштабу, центральным военным учреждениям, штабам военных округов и войскам – до штаба корпуса включительно. Утверждал подобную сводку начальник ГРУ генерал Голиков.

Кроме обычных разведсводок, отдел Новобранца выпускал с гораздо большей периодичностью так называемые «Спецсообщения» с грифом «Совершенно секретно. Особой важности». Эти «спецсообщения» выходили за подписью самого Голикова и распространялись по списку, утвержденному Сталиным. В списке был сам Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Тимошенко, Мерецков, а позднее – Жуков.

Кроме разведывательной информации, в ГРУ приходили разнообразные данные от слухов до анонимных писем со всех концов света. Одно из таких писем, подписанное словами «Ваш друг» генерал Голиков передал Новобранцу после очередного доклада и приказал доложить свое мнение. Новобранец тщательно изучил письмо, написанное мелким убористым почерком на нескольких листках ученической тетради. Аноним писал о неизбежности нападения Германии на СССР, утверждая, что Сталин совершил крупную ошибку, прервав в свое время переговоры с англо-французскими представителями и заключив пакт о ненападении и договор о дружбе с Германией. Этот пакт автор письма характеризовал как лживый дипломатический шаг и призывал Советский Союз к бдительности и готовности: Гитлер уже распорядился о переброске войск на Восток и любое промедление со стороны Советского Союза смертельно опасно.

На следующий день Голиков спросил подполковника, что тот думает о письме. Новобранец ответил, что полностью разделяет мнение анонима и посоветовал направить письмо Сталину в качестве «спецсообщения».

Голиков был явно недоволен ответом своего подчиненного и, желая направить подполковника на «истинный путь», воскликнул:

– Да вы что? Вы понимаете, что говорите? Ведь он хочет столкнуть нас лбами с Германией? Немцы собираются наносить удар по Англии, форсировать Ла-Манш. Если поступить так, как советует этот «друг», мы своими действиями только вспугнем немцев и спровоцируем их против нас. Так думает и «хозяин».

«Хозяином» звали Сталина, и подполковник понял, что это письмо еще до него уже побывало у Сталина и что генерал Голиков выражает не свою, а его точку зрения. Новобранец стал понимать ужас создавшегося положения. Сталин и его окружение живут в каком-то иллюзорном мире, оторвавшись от реальности. Они не желают даже слушать об истинной обстановке, если та противоречит каким-то их непонятным выкладкам. Однако отважный подполковник, прекрасно понимая, что рискует головой, решил не сдаваться, надеясь переубедить хотя бы собственное командование.

В канун начала общеармейского совещания и стратегических игр Голиков приказал Новобранцу подготовить так называемую «мобзаписку» по Германии для определения возможных масштабов развертывания германской армии при нападении на СССР. Используя свои данные, Новобранец подготовил два варианта развертьюания противника: для молниеносной войны (блицкрига) и для длительной, определив соответственно и количество дивизии: 220 и 230. К записке была приложена карта-схема, на которой были показаны существующие группировки немецких войск на советских границах и возможные варианты их действий.

Закончив работу, подполковник представил «записку» Голикову.

Тот долго, с видимым интересом рассматривал схему. Затем отложил бумаги и сказал Новобранцу: «Ваши соображения верны, но это только предположения. Реально этих группировок нет».

Подполковнику Новобранцу хорошо был известен замысел командования: дождаться вторжения немцев в Англию и нанести им удар с тыла. План был хорош, но если немцы действительно ничего не подозревали, то количество немецких дивизий на наших границах должно было неуклонно уменьшаться, но это количество увеличивалось с угрожающим постоянством. Значит, немцам известен наш план и они, мороча нам голову, сами собираются нанести нам сокрушительный удар? Иначе зачем они наращивают силы?

Объяснение, что на восточных границах Германии идет формировка второго эшелона вторжения в Англию вдали от воздействия и любопытных глаз авиации противника, также не устраивало подполковника Новобранца. Расположение частей таково, что они явно нацелились на вторжение, а не занимаются формированием, готовясь к походу на другой конец Европы. Если мы сейчас, т.е. в конце декабря 1940 года, двинем свои армии на запад, то уже попадем в глупейшее положение, поскольку нарвемся на 110 дивизий, из которых 11 танковых. В итоге, вместо относительно легкого прорыва в Европу, мы завязнем в боях, которые еще неизвестно чем и кончатся.

Если же мы будем продолжать сидеть и ждать десанта в Англию, в чем нас пытаются все время уверить немцы, то в итоге попадем под такой удар с их стороны, от которого оправиться будет очень трудно. Однако никакие доводы на Голикова не действовали. Из всех сводок Новобранца начальник ГРУ убирал примерно треть немецких дивизий, сводя их число до 72-х.

Наконец, Новобранец не выдержал и прямо заявил своему начальнику:

– Товарищ генерал, я не согласен с вашей практикой «срезать» количество дивизий, которые мы указываем. Уже подошло время очередной сводки по Германии, и я не могу выпустить ее с искаженными данными.

Голиков молча извлек из сейфа лист александрийской бумаги, развернул на столе и сказал: «Вот, подполковник, действительное положение на наших границах. Взгляните и прекратите паниковать!»

Новобранец взглянул на схему, где синими значками были обозначены немецкие дивизии, развернутые вдоль советских границ, и поинтересовался источником поступления этой информации.

«Эту схему, – пояснил Голиков, – нам передал югославский военный атташе полковник Путник. „Хозяин“ также считает эти данные абсолютно правильными».

Засев за изучение схемы полковника Путника, подполковник Новобранец обратил внимание на то, что количество дивизий на ней сильно уменьшено и расположены они на границе без всякой идеи. Так действительно располагаются войска, стянутые в какой-то район с целью переформировки. Однако нумерация дивизий совпадала с теми данными, которые имелись в старых сводках, составленных отделом Новобранца.

То, что это немецкая деза, у подполковника не было никаких сомнений, но он с ужасом понял, что его совершенно секретные сводки попадают в руки немцев и что большая часть агентуры, которую привыкли считать абсолютно надежной, в действительности занимается дезинформацией. Более того, ему стало ясно, что дезинформацию очень ловко подают по нашим собственным разведывательным и правительственным каналам. Характерно было то, что дезинформационный материал попадал в ГРУ не из так называемых «собственных» источников, а шел сверху. Причем путь «дезы» был очень оригинальным: сначала она попадала в иностранный отдел НКВД или к «соседям», как любили выражаться в ГРУ, проникая в агентурную сеть НКВД и контрразведки. Затем, с помощью Берии, который был членом политбюро, дезинформация попадала к Сталину и уже от Сталина поступала в ГРУ, где ее уже невозможно было игнорировать.

(В своих воспоминаниях покойный полковник Новобранец пишет: «Надо отдать должное немецкой разведке: своей дезинформацией она сумела ловко обмануть наше правительство, скрыть от него военные приготовления против нас. Работники Разведупра борьбу против дезинформации сосредоточили прежде всего вокруг количества вражеских дивизий. Мы показывали их истинное количество, а немецкая разведка всячески пыталась скрыть его или уменьшить: кроме того, нас уверяли, что Германия будет наносить удар по Англии и тем самым подставит под наш удар свой тыл. В этой борьбе немецкая разведка нас победила. Советское правительство и военное руководство верили вражеской дезинформации, а не собственной разведке. Не верил ей даже сам начальник Разведупра и систематически, с каждой неделей все больше и больше „срезал“ количество немецких дивизий, подгоняя наши разведданные под сообщение Путника. В воспоминаниях маршала Жукова сказано, что на 4 апреля 1941 года (!) по данным Генштаба против СССР находилось 72-73 дивизии. Вот это и есть данные Путника. Наша военная разведка еще в декабре 1940 года докладывала в разведсводке N 8, что против СССР сосредоточено 110 дивизий, из них 11 танковых. Как же получилось, что по состоянию на апрель 1941 года их было 73? На 38 дивизий меньше?! Это уже работа начальника Разведуправления генерала Голикова. Он просто снял 38 дивизий с учета и подсунул Генштабу „дезу“ полковника Путника. На схеме расположения немецких войск на наших границах, приведенных в книге маршала Жукова... я узнаю схему Путника»).

Изучив схему Путника и сняв с нее копию, Новобранец вернул ее Голикову, твердо заявив, что это чистой воды дезинформация. Свое мнение он выразил также в форме официального рапорта.

Демонстрируя сверхтерпение, генерал Голиков пытался переубедить своего упрямого подчиненного. Развернув снова схему югославского агента-двойника, Голиков стал объяснять Новобранцу, насколько все на этой схеме выглядит логично и правдоподобно. Главные силы Германии, что доказывается многими сообщениями из самых разных источников, находятся в северной Франции и готовятся нанести решающий удар по Англии. Тут сколько угодно доказательств.

Это все – наследство разоблаченного врага народа генерала Проскурова, который в бытность свою начальником ГРУ внушил всем своим подчиненным, что операция «Морской Лев» невозможна в принципе и до самого ареста не желал считаться ни с какими другими мнениями.

Возражения на совещаниях сыпались дождем. Почему немцы продолжают столь дорогостоящие налеты на Британию, постоянно усиливая мощь наносимых ударов и неся соответственные потери в материальной части и людях? С цифрами в руках Новобранец пытался доказать, что, напротив, интенсивность боев над Англией снижается. Просто больше пропагандистского шума по этому поводу устраивают обе стороны, значительно увеличивая в своих сводках и задействованные силы, и потери, как свои, так и противника. В действительности, англичане снимают войска с метрополии, перебрасывая их целыми дивизиями в район Средиземного моря и северной Африки. Разве бы они поступили так, если бы их островам угрожала реальная опасность?

Англичане не снимают дивизии с островов метрополии, возражали ему, а подвозят их из доминионов: Австралии, Новой Зеландии и Канады, а также из Индии. Их намерения понятны. Таким образом они прежде всего хотят оттянуть какое-то количество немецких частей с побережья Ла-Манша. Подполковнику Новобранцу должно быть не хуже других, имеющих допуск к сверхсекретной разведывательной информации, известны последние донесения товарища Кима Филби (да и не его одного) о том, какая паника в ожидании немецкого вторжения царит ныне на Британских островах, чего не было даже летом и в начале осени этого года.

Королевская семья, правительство, лидеры крупнейших политических партий, воротилы Сити и многие другие готовы к срочной эвакуации в Канаду. В горах Шотландии идет подготовка к партизанской войне. В руки нашей разведки попали интересные документы об уничтожении англичанами собственных военно-морских баз в случае немецкого вторжения и об эвакуации соединений флота метрополии на базы доминионов и колоний. Приводится список кораблей и судов, которые следует взорвать для блокирования портов и баз.

Неужели это все делается для какой-то дезинформации?

Зачем вообще англичанам нас в чем-то дезинформировать? Если они и пытаются стравить между собой СССР и Германию, то это явно не те методы.

Из этого явствует только одно, настаивал на своем Новобранец, что англичане, как и немцы тоже заинтересованы в том, чтобы мы поверили в возможность немецкого вторжения на их острова. Это вполне логично – они вовсе не хотят нашего похода в Европу и желают предоставить инициативу Гитлеру в грядущем столкновении с СССР. Поэтому, несмотря на войну, их спецслужбы работают в одном русле, хотя и с разными целями. Для англичан нападение Гитлера на Советский Союз это не только наиболее реальный путь к спасению, но и возможность окончательно замкнуть Германию в кольцо непримиримых противников. Для Гитлера, не будем себя обманывать, это единственный способ продлить собственное существование.

Оппоненты соглашались, что в рассуждениях Новобранца есть известная логика. (Слова же Новобранца о том, что его рассуждения основаны вовсе не на логике, а на достоверной информации, никто не слышал.) Но, продолжали оппоненты, Гитлер, памятуя прошлое, никогда не решится воевать на два фронта. И на все факты, приводимые Новобранцем в скучном перечислении дивизий и мест их дислокации, имеется масса фактов, доказывающих, что его точка зрения ошибочна.

Относительно недавно «соседи» (т.е. разведка НКВД) добыла любопытный документ, подписанный шефом гитлеровской службы безопасности обергруппенфюрером СС Гейдрихом. Это план действий гестапо и других карательных органов Германии на оккупированных территориях Британских островов. План разработан столь тщательно, что трудно даже представить себе, чтобы столь педантичные немцы занимали бы время таких ведомств как собственная служба безопасности составлением столь подробных документов только с целью введения в заблуждение советской стороны.

И, наконец, немцы чуть ли не через день посылают на побережье южной Англии разведывательно-диверсионные партии иногда силой до взвода с целью разведки конкретных участков высадки, проходимости местности, сил противника и тому подобное. Как правило, эти группы либо гибнут, либо попадают в плен. Это тоже ради дезинформации?

Новобранец отвечал, что ведомство Гейдриха как раз и является тем местом, где вся «деза» и куется. Он лично не поверил бы ни одному документу, исходящему из гитлеровской службы безопасности.

Что касается гибели немецких диверсионных групп на побережье, доказывал Новобранец, то ради глобальной дезинформации можно пожертвовать и много большим, чем несколькими десятками солдат и летчиков.

Подходило время секретного совещания высшего комсостава Красной Армии и завершающих отработку «Грозы» стратегических игр, а в ГРУ все еще продолжались долгие и мучительные дискуссии о том, сколько же немецких дивизий находится на границах восточной Польши и Восточной Пруссии и куда Гитлер все-таки нацеливает очередной удар – на Англию или СССР?

Очередная сводка по Германии, которую Новобранец получил, чтобы подготовить к началу игр, все еще не была составлена. Подполковник, понимая чем рискует, начал колебаться. Подкрадывалась трусливая мысль: сделать так, как приказывает начальство. Однако, как и все немногочисленные честные люди среднего звена, воспитанные в тисках тоталитаризма с их искренней верой в святую непогрешимость вождя, подполковник Новобранец пришел к твердому убеждению: враги, проникшие на самый верх партийно-государственного руководства, обманывают товарища Сталина, не давая ему возможности узнать об истинной обстановке и принять необходимые решения. А потому мужественный и упрямый офицер в итоге решил пойти практически на самоубийство, но довести до вождя правдивую информацию, рискуя при этом «бесследно исчезнуть», как исчез его бывший начальник генерал Проскуров.

После очередного доклада Голикову, когда начальник ГРУ в дополнение к предыдущим «срезал» еще 15 немецких дивизий, подполковник решил действовать самостоятельно. Приказав своему заместителю подготовить все необходимые материалы и данные, собранные информационным отделом, Новобранец стал оформлять сводку, на что понадобилось чуть более суток. Это была сводка N 8 за декабрь 1940 г. В ней говорилось:

«За последнее время отмечаются массовые переброски немецких войск к нашим границам. Эти переброски тщательно маскируются и скрываются. По состоянию на декабрь 1940 года на наших границах сосредоточено около ста десяти дивизий, из них одиннадцать танковых. Само расположение этих соединений не оставляет сомнения в том, что они нацелены на вторжение на нашу территорию...»

На приложенной к сводке схеме были показаны все немецкие войска – до дивизии и отдельной части. В выводах было написано, что такое огромное количество войск сосредоточено не для улучшения условий расквартирования, как об этом заявлял Гитлер и повторяли немецкие дипломаты, а для войны против СССР.

Для начала Новобранец показал эту сводку своему другу и однокашнику по выпуску из Академии им. Фрунзе генерал-майору Рыбалко, который также в то время служил в ГРУ. Сравнив схему, составленную Новобранцем, со схемой югославского полковника, Рыбалко сразу понял то положение, в которое попал начальник информационного отдела.

Рыбалко, зная исключигельную порядочность Новобранца, воспользовался случаем, чтобы высказать собственные мысли, накипевшие за последнее время. Что творится в армии? На Халхин-Голе и в Финляндии опозорились на весь мир. Армией командуют неграмотные люди – командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта. А сотни образованных офицеров, окончивших академии, сидят годами в штабах на второстепенных должностях. Идет какой-то обратный естественный отбор. Делается все возможное, чтобы и в следующей войне опозорить снова армию на весь мир.

После разговора с Рыбалко решение Новобранца довести дело до конца стало твердым, хотя он еще не видел способа, как при этом обойти свое непосредственное начальство,

По существующей практике все информационные документы ГРУ, включая сводки, составлял и подписывал начальник информационного отдела. Сигнальный экземпляр, как уже отмечалось, должен был докладываться Голикову и только после его утверждения рассылался в войска и тем лицам, которые были включены в «спецразнарядку».

Новобранец решил направить сводку в войска без ведома генерала Голикова, что само по себе было совершенно беспрецедентным случаем. Но, по мнению подполковника, другого выхода не было. Вызвав начальника типографии, Новобранец вручил ему сводку, приказал ее срочно отпечатать, а сигнальный экземпляр доставить ему якобы для доклада Голикову. Получив сообщение о том, что сводка готова, Новобранец приказал сдавать тираж в экспедицию для рассылки, а полученный сигнальный экземпляр запер у себя в сейфе. Затем позвонил начальнику экспедиции и попросил скорее отправить сводку в войска, порекомендовав в последнюю очередь разослать сводку по московским адресам. В Москве, мол, ее всегда успеют получить. Вскоре из окружных штабов стали поступать подтверждения о получении сводки.

Теперь предстояло самое трудное: доложить сигнальный экземпляр Голикову задним числом. Предвидя «немало скверных минут», Новобранец вошел в кабинет начальника ГРУ и молча положил сводку перед ним на стол. Голиков полистал брошюру и стал рассматривать схему. Лицо генерала Голикова сначала выражало удивление, потом недоумение, а затем Голиков отшвырнул сводку и грохнул кулаком по столу. Для всегда уравновешенного генерала это было проявлением крайнего гнева. Взяв себя в руки, Голиков поинтересовался у Новобранца, не получил ли он от кого-нибудь задание спровоцировать войну с Германией? Чего он добивается, поднимая такую панику? Может ли Новобранец ему членораздельно ответить?

Подполковник, также стараясь держать себя в руках, сказал, что главной обязанностью разведки является не только снабжать свое командование реальной информацией и по возможности не участвовать в его дезинформации, но и при случае подсказать командованию правильное решение.

Так вот, он считает, что если мы ждем, что в связи с операцией «Морской Лев» немцы начнут оголять нашу границу и мы сможем легко осуществить намеченную операцию, то нам можно на все это не рассчитывать. Немцы не собираются никуда перебрасывать войска с наших границ, а, напротив, постоянно их усиливают. Из этого вытекает, что им известны наши планы и они, естественно, не собираются им следовать. А из этого вытекает, что и мы, в свою очередь, не должны больше ждать и именно сейчас, когда у нас еще имеется почти двойное превосходство над немцами, пока те еще не вышли на нашу границу по всей ее протяженности, пока источники румынской нефти еще как следует не защищены, наносить удар первыми, организовав несколько пограничных инцидентов, которые можно представить как немецкое нападение.

Слушая своего подчиненного, генерал Голиков не проронил ни слова, а затем вернул ему сводку, сказав, что подобный документ он утверждать не намерен, запрещает его посылать в войска и приказывает уничтожить весь тираж.

Тогда ровным и тихим голосом Новобранец доложил, что сводка уже отправлена в войска.

Это было слишком даже для хладнокровного Голикова.

Генерал объявил об отстранении подполковника от должности и отдаче под суд за неоднократные попытки дезинформировать командование, используя при это служебное положение.

Однако подполковник Новобранец был готов именно к такому развитию событий. Попросив на себя не орать, он заявил, что гогов как начальник информационного отдела отвечать за свою сводку головой, а поскольку его взгляды так сильно расходятся со взглядами генерала Голикова, то он просит предоставить ему возможность личного доклада начальнику Генштаба. Если ему такая возможность не будет предоставлена, он найдет свои пути выхода непосредственно на генерала армии Мерецкова.

Хорошо, согласился Голиков, я вам устрою личный доклад. Только не пожалейте потом.

Вернувшись к себе в отдел, Новобранец написал подробный доклад на имя начальника Генштаба, затем заготовил «спецсообщение» Сталину, Молотову, Маленкову, Тимошенко и Берии, где дал подробное описание нависшей над страной угрозы и приложил «сводку № 8».

Он уже заканчивал свою работу, когда позвонил начальник Академии Генштаба генерал-лейтенант Мордвинов, поинтересовавшись, действительно ли дело так серьезно, как написано в сводке.

Даже еще серьезнее, подтвердил Новобранец.

Наши силы Новобранец знал, но заметил генералу, что в нынешние времена мощным внезапным ударом можно смешать любое количество людей и техники с любым количеством земли. Не забывайте, что наши войска не имеют никакого плана на отступление, о котором запрещено даже заикаться. Если первым внезапным ударом их вынудят к отступлению, то такая масса войск и боевой техники, что у нас на западных границах, сразу устроит давку и неразбериху на дорогах, отступление перерастет в бегство, бегство – в катастрофу. Вот что его беспокоит. Ни в коем случае нельзя дать возможности немцам нанести удар первыми. И если для этого 70 дивизий, разумеется, мало, то 110 дивизий вполне достаточно. Не понятно, почему это никого не волнует.

В случае немецкого нападения «Гроза» теряла элемент стратегической (и тактической) внезапности, а потому становилась практически не выполнимой.

Вскоре Новобранца и Голикова вызвал к себе начальник Генштаба генерал армии Мерецков. По обычаю того времени, вызов пришелся на два часа ночи.

Мерецков принял разведчиков в присутствии начальника оперативного управления генштаба генерала Василевского.

Генерал армии Мерецков знал, разумеется, гораздо больше, чем было положено знать подполковнику Новобранцу. Будучи одним из основных разработчиков «Грозы», он не верил в успех этой операции и в ее целесообразность. Прежде всего он считал, что армия в нынешнем ее состоянии не способна осуществить операцию такого масштаба, хотя бы потому, что не имеет гибкого и четкого управления. Задуманные гигантские клещи глобального наступления распадутся, завязнут, останутся без горючего, боеприпасов и продовольствия задолго до того, как смогут сомкнуться. «Гроза» приведет лишь к большому хаосу сначала в Европе, а затем и в СССР. Любая удача в «Грозе» разложит армию и страну, а неудача – погубит, поскольку у нашей армии нет даже плана на тактический отход, не говоря уже о стратегическом отступлении.

Новобранец попал в самую болевую точку начальника Генерального штаба. Огромная армия, развернутая в рамках доктрины стремительного наступления на западных границах с ее сложным и многослойным хозяйством современных вооруженных сил, не имея плана стратегического отхода, одним ударом может быть превращена в бегущую неуправляемую толпу. Однако Мерецков уже боялся поднимать этот вопрос не только перед Сталиным, но даже и перед наркомом обороны маршалом Тимошенко.

Немного поколебавшись, Мерецков приказал Голикову утвердить сводку № 8, а Новобранцу пожал руку и поблагодарил, чю означало по меньшей мере оставление подполковника на занимаемой должности до особого распоряжения.

Генералу Мерецкову предстояло открыть совещание высшего начальствующего состава РККА и принять участие в стратегических играх. Он знал, что эти мероприятия задуманы Сталиным в качестве окончательной шлифовки предстоящего глобального наступления. Ни о чем другом на совещании не собираются говорить. С трудом удалось пробить один доклад об обороне, да и то это была оборона захваченных у противника позиций на случай глубокого прорыва вперед и возможного отставания соседей или собственных тылов. Об отходе, а тем более о крупном отступлении говорить на совещании запрещалось. Мерецкову очень хотелось поднять этот вопрос – он понимал, что если он этого не сделает, то не сделает никто.

Сталин просмотрел сводку № 8 22 декабря, прибыв около 2-х часов дня в Кремль с ближней дачи. Сводка не произвела на него никакого впечатления. Она вернулась к Поскребышеву для подшивки в дело без всяких пометок и указаний.

На следующий день Сталин совещался с генералами авиации Рычаговым, Жигаревым и Смупжевичем по планам дальнейшего развертывания аэродромов в западных областях СССР. Строительство полос шло даже с опережением графика, для самолетов рылись капониры, люди жили в палатках, но встал вопрос о хранении горючего, авиабомб, необходимых запчастей и многого другого авиационного оборудования, которое по разным причинам никак не пристало хранить на открытом воздухе или на необорудованных складах. В том числе и планеры для задуманных крупномасштабных воздушно-десантньк операций первого этапа «Грозы». Пока летчики доложили, что указание товарища Сталина относительно десантных планеров выполнено. Все они убраны в ангары и на специальные склады, которые строго охраняются. Сталину, правда, не доложили, что из-за этого из ангаров выставили на улицу все самолеты, включая и проходящие сточасовые регламентные работы. Не среагировал Сталин и на проблему обеспечения новых аэродромов горючим, снабжаемых порой конными бензоцистернами, бензин из которых необходимо было переливать в канистры, а затем через воронку заливать в самолеты. Как это все придется проделывать в реальной боевой обстановке, было неизвестно, но проблема острейшей нехватки бензозаправщиков никак вроде и не решалась на фоне резкого увеличения самолетного парка и аэродромной сети.

Ненормальные условия базирования и аэродромного обслуживания привели к резкому повышению аварийности при проведении учебных полетов, что авиационные начальники всеми силами пытались скрыть от вождя. Сталин имел собственные источники информации, но не желая вопроса обострять, поставил это на вид Рычагову с тем мягким укором, который часто вводил в заблуждение тех, кто еще недостаточно хорошо знал товарища Сталина.

23 декабря в Центральном Доме Красной Армии открылось совещание высшего руководящего состава РККА. Всего собралось более 270 человек. Конечно, всем было ясно, что такое массовое собрание высшего армейского руководства страны не ускользнет от внимания иностранных разведок, а потому совещание с одной стороны было замаскировано под военно-теоретическую конференцию, а с другой – являлось как бы подведением итогов боевой подготовки за 1940 год и «выработке предложений по ее улучшению в 1941 году».

Советская военная наука всегда отличалась бодростью и оптимизмом. Еще в 1938 году, в разгар всеармейской резни, в Генштабе был разработан новьш план развертывания Красной Армии, исходя из наихудшего для СССР варианта – войны на два фронта: на востоке – против Японии, на западе – против большой коалиции государств во главе с Германией, за которой шли Италия, Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, Латвия и Литва. Согласно проведенному тогда анализу, все противники СССР вместе взятые, могли выставить на обоих фронтах 13 077 орудий, 5775 самолетов и 7980 танков. Это было смешно, поскольку Советский Союз только за один 1938 года произвел 12 000 орудий, более 5000 самолетов, а производство танков за год уже составляло больше половины мирового танкового производства. План Генштаба тогда ставил войскам задачу: с момента открытия военных действий нанести решительное поражение противникам и на западе и на востоке.

Армия имела много слабых сторон, о которых Сталину поведал еще Тухачевский и подтвердил Шапошников, взявший на себя военный ликбез Вождя всех народов. Самые страшные пороки – пороки врожденные, а того пуще – наследственные. Нынешняя армия, как ее ни чистили и ни деформировали, родилась из Красной Армии гражданской войны. А одним из негативных последствий гражданской войны было то, что из-за нее были забыты уроки Первой мировой войны, а те, кто пытался эти уроки обобщить, были поставлены в такие условия, что их никто не слышал, даже если бы захотел.

Если Первая мировая война уже в свои первые полтора года ярко продемонстрировала тот факт, что роль кавалерии уже близка к нулю, то гражданская война, напротив, породила чудовищного монстра-вырожденца – небывалую по своим размерам стратегическую кавалерию. При отсутствии фиксированных фронтов и слабой технической базе противостоящих армий великие русские равнины стали самым благодатным театром для действия огромных масс конницы, чего не видела история со времен походов Чингиз-хана. А война с Польшей еще более утвердила мысль о необходимости крупных кавалерийских соединений в современной маневренной войне.

Каждый кавалерийский корпус, возглавляемый какой-нибудь легендарной личностью вроде Котовского, владел огромными земельными наделами, крепостными – под видом крестьян деревень, ответственных за снабжение корпуса продовольствием и фуражом, даже сахарными заводами. И каждый мечтал если не самостоятельно осуществить мировую революцию, то, во всяком случае, бьггь передовым соединением «всемирной армии труда».

В генеральном штабе кавалерии с упоением чертили на картах красные стрелы глубоких кавалерийских рейдов аж до Парижа и Калькутты, подсчитывались тысячи тонн овса для прокормления коней и всадников и даже шла теоретическая дискуссия, в итоге которой (как и всех дискуссий в СССР) следовали аресты со смертными приговорами за вредительство. Речь шла о необходимости кастрации строевых жеребцов, чтобы они в боевом строю не отвлекались на кобыл. Противники этой меры доказывали, что жеребцы, потеряв мужской стимул, растеряют и боевые качества, необходимые кавалерийскому строевому коню.

Практическим же обоснованием существования кавалерийского монстра всегда были польские уланы, поскольку о разных там венгерских или румынских гусарах никто всерьез не говорил даже в кавалерийском генштабе.

Польские уланы позволили кавалерии сохранить свои позиции даже при бурном развитии в войсках бронетанковой техники. Полная несостоятельность знаменитых своей доблестью и боевой подготовкой польских улан в недавно закончившейся войне поляков с Гитлером и Сталиным, послужила для кавалерии погребальным звоном, а последующие действия немецких танковых соединений на западном фронте переполнило и терпение Сталина, в довольно резкой форме предложившего кавалеристам умерить свой пыл и амбиции.

Кавалерийские части расформировывались одна за другой, хотя это было совсем нелегким делом. И хотя кавалерийские части были сокращены в период с 1937 по 1940 гг. почти в пять раз, кавалерии в Красной Армии еще оставалось больше, чем во всем остальном мире, включая верблюдную кавалерию арабского легиона.

В период всеармейской резни в 1937-38 гг. «неприкасаемые» кавалерийские вожди Ворошилов, Буденный, Тимошенко и так далее до Огородникова – наделали немало славных дел, безжалостно бросая под нож всех, кто осмеливался усомниться в немеркнущей ценности кавалерии в современных вооруженных силах. Помимо тысяч уничтоженных офицеров, деятельность кавалерийского «лобби» привела к срыву программы насыщения армии автотранспортом, к расформированию механизированных корпусов.

Но страшнее самой кавалерии был кавалерийский дух армейского руководства. Из всей гражданской войны им запомнилось только лихое преследование кавалерийскими лавами откатывающихся частей генерала Деникина осенью 1919 года, когда они летели на юг, сметая разрозненные казачьи заслоны, а затем много лет жили в надежде, что снова удастся повести боевых коней «по дорогам знакомым за любимым наркомом».

Кавалерийская удаль оказывала сильное влияние и на все сценарии возможного начала войны. В высоких штабах никогда не было двух мнений: войну всегда должен был начинать Советский Союз внезапным, сокрушительным ударом, выбрав для этого удара наиболее благоприятный военный и политический момент.

Поэтому преамбула «если враг нападет» даже в условиях предвоенного СССР многими уже серьезно не воспринималась. Ведь не постеснялись же объявить, что маленькая Финляндия напала на Советский Союз. А когда никто не нападает, то можно объявить «освободительный» поход как в Монголии и в Польше. Можно откликнуться на «призыв народа» , как в Прибалтике и в Бессарабии. Можно действовать и другими, не менее эффективными способами.

Необходимо было срочно, если так можно выразиться, «декавалеризировать» армию. Даже не столько по форме, сколько по духу, поскольку Сталин понимал, что его внутреннее неприятие армией исходит именно из идеологии создани вскормленного Львом Троцким кавалерийского монстра. Тем более, что Шапошников ему как-то заметил, что все беды зимней войны с Финляндией произошли из-за того, что бывшие «буденовцы» построили весь план войны на лихом преследовании бегущей финской армии, используя для этой цели за неимением кавалерийской, пехотную лаву.

Но в условиях единоличной власти, «тоталитарного склероза», как отметят будущие историки, многое (если не все) зависело не от того, как видит будущую войну и собственную армию ют или иной «первый маршал» или начальник генштаба, а как все эти проблемы рисовались самому товарищу Сталину – человеку, безусловно, незаурядному, талантливому, а в некоторых областях даже великому, но, к сожалению, малограмотному и совершенно невоенному.

Образ будущей войны рисовался Сталину цепью восстаний во враждебном стане капитализма (не стихийных, как мечтал Ленин, а тщательно подготовленных Коминтерном), походом Красной Армии на помощь восставшим там, где им не удалось справиться самостоятельно, войной с отдельными капиталистическими странами (главным образом для стимулирования восстаний там, где они еще не вспыхнули), завершившейся всемирной победой социализма, который, по твердому убеждению вождя, был уже построен в СССР.

После сближения с Гитлером, получив соответствующие указания, советские средства массовой информации, прервав на скаку нагнетание военного психоза, начали неожиданно на той же истерической ноте вопить о мире во всем мире, о поджигателях войны и о готовности Советского Союза сокрушить кого угодно «малой кровью на чужой территории» с одним непременным условием: если на него нападут. Хотя в Кремле все отлично понимали, что спровоцировать нападение на СССР ничего не стоит. Достаточно поднять телефонную трубку и приказать «кому следует» обстрелять какую-нибудь собственную заставу, как произошло в случае с Финляндией. Но на подавляющее большинство людей в стране и в армии, не посвященных в изысканные методы товарища Сталина и принимающих все за чистую монету, радио-газетные вопли о мире и «ненападении» действовали разлагающе. Ибо «нет ничего более разлагающего, чем мечта о вечном мире»,о чем предупреждал еще первый теоретик казарменного социализма – незабвенный Платон.

Поэтому в канун ноябрьских праздников 1940 года Сталин вызвал к себе одного из самых молодых секретарей ЦК Александра Щербакова, занимавшегося вопросами агитации и пропаганды, курировавшего ТАСС, органы политпропаганды армии и промышленности. Вождь приказал несколько сменить тон официальной пропаганды, ибо возникла необходимость готовить страну и армию к крупной наступательной, опустошительной войне.

Сталин приказал Щербакову отныне строить систему политпросвещения, основываясь на этих тезисах и секретно подготовить необходимую наглядную агитацию (листовки, плакаты и пр.), представив их ему, Сталину, на утверждение.

Щербаков был человеком исключительной работоспособности и исполнительности. Через две недели Сталину уже были доложены первые эскизы агитационных плакатов на предмет замечаний и утверждения.

На одном из плакатов, выполненном в зловеще багровых тонах, 80% полезной площади занимала огромная, багрово-красная голова Ленина на фоне красных знамен. У вождя мирового пролетариата было грозно-мертвое выражение лица, как у языческого бога войны, превращенного новой религией в Бога мировой революции. В нижней части плаката, зажатые между бородой вождя мирового пролетариата и призывом: «Под знаменем Ленина– вперед на Запад!», тесным строем со штыками наперевес шли красноармейцы в касках.

(Если не считать плаката «Родина-Мать зовет», созданного в то же время, этот плакат бьи наиболее популярным в первые дни войны. Потом слова его несколько изменили. Вместо «Вперед на Запад» стали писать «Вперед к победе». На подлиннике плаката среди прочих данных есть и обычная дата подписания к печати: «25 декабря 1940 года». Порядок прежде всего. То же и на плакате «Родина-Мать зовет!», считавшимся резервным, если дела пойдут не так, как хотелось бы. К вечеру 22 июня оба плаката появились на стенах домов.)

Сталин приказал отпечатать плакат тиражом в 5 миллионов экземпляров и разослать во все горкомы и райкомы партии и в военкоматы в секретных пакетах с надписью: «Вскрыть по особому распоряжению».

Да, у Сталина хватило знаний понять, что кавалерия должна уступить место танкам, у него хватило знаний в гуще смертельных и подлых интриг спасти танк Т-34 и реактивный миномет «Катюша», но он хорошо понимал, как ловко и военные, и инженеры пользуются его малограмотностью, чтобы навязать свою точку зрения, во всем как бы с ним соглашаясь. «Что нужно, чтобы действительно победить?» – спрашивал Сталин в одной из речей в марте 1939 года и отвечал: «Для этого нужны три вещи: первое, что нам нужно, – вооружение, второе – вооружение, третье – еще и еще раз вооружение». Это было гениально, и страна заваливалась оружием. И Сталин лично занимался проблемой вооружения, давая наставления разработчикам нового оружия в рамках своего понимания будущей войны, которая, как он ни старался вырваться из старых догм, все-таки представлялась ему не иначе, как в виде лихого кавалерийского преследования, пусть даже на танках.

Итак, к старому ленинскому лозунгу «учиться, учиться и учиться военному делу настоящим образом» Сталин добавил и свой – «вооружаться, вооружаться и вооружаться». Однако при такой концентрации не только власти, но и всех решений в собственных руках, причем руках, мягко говоря, не очень профессиональных, невозможно было избежав огромных пробелов в подготовке страны к столь глобальной войне, задуманной, хотя и поэтапно, но фактически со всем миром. Невозможно было направлять и контролировать столь гигантское по масштабам дело в одиночку. Кроме «вооружения, вооружения и вооружения» имелось еще огромное количество проблем, когорые, для того чтобы решить, нужно было для начала обозначить.

Сталин лично занимался всеми проблемами, связанными с танками, артсистемами, самолетами, линкорами, крейсерами, подводными лодками, пулеметами, автоматами и винтовками.

Как и всякий сугубо штатский человек, Сталин воспринимал вооружение и картину будущей войны «зрительным представлением», своего рода цепью бесконечных картинок, на которых, чем мощнее выглядел тот или иной образец боевой техники, тем он был предпочтительнее.

Линкор, конечно, всегда выглядел в его глазах предпочтительнее хилого тральщика, тяжелый танк лучше смотрелся, чем полевой телефон. Вообще, все, что невозможно было эффектно представить «зрительным рядом», т.е. на картинке, проходило мимо внимания Отца всех народов. Целый род войск абсолютно не интересовал товарища Сталина, именно тот род войск, без которого нормальное управление войсками просто невозможно.

Пренебрежение связью Сталин пронес через годы, задавив в зародыше кибернетику как «чуждую марксизму лженауку»и обеспечив Советскому Союзу пожизненное отставание от мира в самой важной отрасли военного дела – системе «команд-котпроля-управления и связи»,проморгав начало новой эпохи – эпохи электронной войны.

Почти в таком же загоне, как и связь, была военно-транспортная служба, работающая почти на 80% с помощью гужевого транспорта, что было также отголоском великой эпохи «стратегической кавалерии».

Еще в худшем состоянии находилась служба тыла, видима, одним своим названием предполагая нечто трусливое и постыдное. В 1939 году, выступая на XVIII съезде партии и подробно рассказывая о росте и развитии различных родов войск, Ворошилов все-таки со смешком сказал пару слов о связистах, но о службе тыла не упомянул вообще. Операция «Гроза», задуманная как гигантский разбойничий набег, вообще предполагала снабжение армии захваченными ресурсами.

И уж вообще нечего говорить о медицинской службе, которая со времен гражданской войны стала нисколько не лучше, чтобы не сказать большего. Не было в помине не только полевых установок для переливания крови, шприцев с морфием и кислородных масок, что уже имелось в распоряжении практически всех армий мира, но даже противостолбнячных средств и простейшего медицинского инструмента.

Более всех проблем Сталина, как обычно, заботила проблема кадров. Никто из стоящих во главе вооруженных сил пока не удовлетворял его полностью. Кроме себя самого, он не видел никого, кто бы мог повести огромную армию в такой исторический поход, который был предусмотрен операцией «Гроза». Но сам он был невоенным человеком, а потому должен был только послать в бой.

Для того он и приказал собрать совещание высшего комсостава РККА, чтобы, решив все армейские проблемы, заодно разобраться и с кадрами. Кадровая засоренность снова давала о себе знать и в Наркомате обороны, и в Генштабе, и в НКВД. Эта гораздо сильнее мучило вождя, нежели проблемы тыла и транспорта Красной Армии в задуманной им глобальной игре, где на карточный стол снова бросалось будущее России и ее народа.

Открыл совещание вступительным словом Нарком Обороны маршал Тимошенко. Он был краток. Определив очередность докладов и регламент, нарком уступил трибуну начальнику Генерального Штаба генералу армии Мерецкову, чей доклад имел длинное официальное название: «Итоги и задачи боевой подготовки сухопутных войск, ВВС и оперативной подготовки высшего начсостава». Мерецков начал свой доклад с обзора международной обстановки. «1939 и 1940 годы, – указал он, – протекали в сложной международной обстановке. Большинство народов мира втянуто империалистами в большую тяжелую войну... В то время, когда воюющие народы терпят неизмеримые страдания, наш могучий народ под руководством великого вождя товарища Сталина, благодаря его мудрой стратегии продолжает оставаться вне войны и по-прежнему уверено идет к своей цели, улучшая свое материальное благосостояние и приумножая мощь вооруженных сил нашей страны...»

Охарактеризовав войну с Финляндией как попытку империалистов «испытать наше могущество и втянуть в войну», начальник генерального штаба с удовлетворением отметил, что хотя эти неоднократные попытки ничем не увенчались, Красная Армия «получила большой боевой опыт современной войны».

Подчеркнув наступательный характер советской военной доктрины, Мерецков подчеркнул, что «опыт последних войн, учений и полевых поездок показал недостаточную оперативную подготовленность и военную культуру высшего командного состава, войсковых, армейских, фронтовых и особенно авиационных штабов. Этим вопросом раньше не занимались. В течение многих лет отсутствовали указания по вождению крупных современных соединений, по вводу их в бой вместе с танками и авиацией...»

Неожиданно, как бы выводя из оцепенения притихший зал, генерал Мерецков начинает говорить об опасном пренебрежении в армии вопросами обороны. Нет, он не осмеливается произнести строжайше запрещенное к употреблению слово «отступление». Он говорит об обороне, подчеркивая, что и это понятие практически исчезло из уставов, замененное расплывчатым словом «сковывание противника», поскольку многие просто боятся даже думать о том, что придется обороняться.

«Учитывая опыт войны на Западе, – скороговоркой говорит отважный начальник Генерального штаба, опасаясь, что вот сейчас встанет маршал Тимошенко и лишит его слова за пропаганду буржуазных ересей, – нам наряду с подготовкой к активным наступательным действиям необходимо иметь представление и готовить войска к современной обороне».

Генерал переводит дух, делая паузу. Он знает позицию Сталина по этому вопросу, которую, «естественно», полностью разделяет нарком Тимошенко и почти все сидящие в зале, в чьих сейфах давно уже лежат красные пакеты с пометкой: «Вскрыть по получении сигнала „Гроза“.

Мерецков понимает, что зашел далеко, но продолжаег:

«Современная оборона должна противостоять мощному огню артиллерии, массовой атаке танков, пехоты и воздушному противнику. Поэтому она должна быть глубоко противотанковой и противовоздушной...»

Сталин, слушающий речи начальника Генерального штаба по спецтрансляции в отдельном помещении, морщится, как от зубной боли. Опять оборона! Это очень опасные мысли, разлагающе действующие на боевое настроение армии. Нет. пост начальника генштаба оказался явно не по плечу Мерецкову. Постоянно думающий об обороне не сможет руководить стремительным наступлением...

Но вот генерал Мерецков опомнился и снова перешел на «новоречь»:

«Боевые действия с японо-маньчжурами на реке Халхин-Гол и война с белофиннами показали беспредельную преданность бойцов, командиров и всего начальствующего состава социалистической Родине, партии, правительству и великому Сталину...

В настояшее время правительство и партия, обеспечивая нашу армию всем необходимым, требуют, чтобы мы были всегда в боевой готовности». Мы должны под руководством Народного комиссара обороны в кратчайший срок... добиться такого положения, чтобы мы по требованию правительства в любое время могли выступить в поход».

По словам самого Мерецкова, он, сойдя с трибуны, ощутил вокруг себя пустоту. В перерыве многие коллеги даже боялись подходить к нему и уж во всяком случае долго около него не задерживаться.

Совещание продолжалось.

Очень многим из присутствующих на совещании жить оставалось в лучшем случае менее года. Из трех основных докладчиков, развивающих теорию стремительного наступления огромных масс войск и боевой техники, двое будут расстреляны, а один – посажен.

Многих других ждет та же судьба, а кому больше повезет, тот либо погибнет в бою, либо попадет в плен.

Всего через семь месяцев предстоит попасть в плен, а оттуда в ГУЛАГ командующему 6-й армией Киевского ОВО генерал-лейтенанту Ивану Музыченко, критикующему в прениях оборонительные настроения в армии.

Уже 26 июня придется застрелиться корпусному комиссару Николаю Вашугину– члену Военного Совета Киевского Особого ВО, поведавшему собравшимся о случаях антисоветской пропаганды в войсках и других происках иностранных разведок, разлагающих дисциплину.

Плен и последующая тюрьма ждут и командующего 4-м мехкорпусом генерала Михаила Потапова, ратовавшего в прениях за создание еще более крупных танковых соединений.

Плен и бессмертная слава самого крупного предателя в истории ожидают и следующего выступающего в прениях – уже знакомого нам командира 99-й стрелковой дивизии генерала Андрея Власова.

Суд, разжалование и крупный лагерный срок ожидают командующего войсками огромного Сибирского военного округа генерал-лейтенанта Степана Калинина, критиковавшего оборону и признававшего только наступление.

В июле 1941 года суд и расстрел ожидают очередного выступающего в прениях генерала Владимира Климовских – начальника штаба Западного Особого военного округа.

Всего через пару месяцев арест и расстрел (в октябре) ждут и выступившего вслед за Климовских генерал-полковника Григория Штерна, командующего войсками Дальневосточного фронта.

Арест и расстрел ждут и следующего выступающего – генерал-лейтенанта Николая Клича – пока еще начальника артиллерии Дальневосточного фронта.

Более счастливая смерть в бою при попытке вывести из окружения остатки свей разгромленной 33-й армии ждет следующего выступающего генфал-лейтенанта Михаила Ефремова, пока командующего Закавказским военным округом.

Небывалый разгром вверенных ему частей Северо-Западного фронта, чудесное спасение от немецкого плена и сталинского возмездия наряду с вечным позором ждут выступившего вслед за Ефремовым генерал-лейтенанта Федора Кузнецова, командующего пока войсками Северо-Кавказского военного округа.

Арест и расстрел ожидают и выступившего вслед за Кузнецовым маршала Григория Кулика – ветерана 1-й Конной, сталинского любимца (на данном этапе), заместителя наркома обороны и начальника главного артиллерийского управления РККА. Не зная своего будущего, пока он является самой известной личностью в армии, главным образом благодаря самодурству и грубости, а также высказываниям типа: «Мины – оружие слабого труса», «Автомат – оружие гангстеров и полиции».

Плен и смерть в немецком концлагере ждут и следующего выступающего: генерал-лейтенанта Филиппа Ершакова, командующего Уральским военным округом.

Арест, издевательства и длительный тюремный срок ждут и следующего выступающего: генерала ВВС Александра Новикова (будущего маршала авиации и дважды Героя Советского Союза, что никому не помешает бить его во время допросов). Но никто из них еще не знает этого...

24 декабря совещание слушает основной доклад на тему «Характер современной наступательной операции». На трибуне командующий Киевским Особым военным округом генерал армии Георгий Жуков. Тимошенко уже при всяком удобном случае приставал к Сталину, упрашивая перевести Жукова в Москву, уверяя, что это как раз тот человек, которого ищет товарищ Сталин для воплощения в жизнь планов создания «мировой Коммуны».

В своем докладе генерал армии Жуков, не провозгласив никаких здравиц, сразу перешел к сути рассматриваемого вопроса:

«В результате широкого внедрения в армии современных технических средств, т.е. развития военно-воздушных сил, бронетанковых соединений, механизации артиллерии и моторизации армии, оперативное искусство получило такие могучие факторы, как скорость и сила удара. На основе этих технических средств, на основе этих факторов значительно увеличилась оперативная и тактическая внезапность, маневренность и дальнобойность операций. Быстрота развития операций достигается главным образом благодаря внезапному, смелому и массовому применению авиации, авиадесантов, танковых и моторизованных соединений...»

«В условиях нашего Западного театра военных действий, – своим низким голосам рокотал генерал армии, – крупная наступательная операция со стратегической целью... должна проводиться на широком фронте, во всяком случае масштаба 400-450 км. Мощность первого удара должна обеспечить разгром не менее одной трети – одной второй всех сил противника и вывести наши силы в такую оперативную глубину, откуда создалась бы реальная угроза окружения остальных сил противника.

Для такой операции потребуется, конечно, сосредоточение мощных сил и средств и, я думаю, что для такой операции на таком фронте потребуется стрелковых дивизий порядка 85-100, 4-5 механизированных корпусов, 2-3 кавалерийских корпуса и 30-35 авиационный дивизий. Само собой разумеется, что такое количество вооруженных сил должно быть всесторонне оснащено соответствующими средствами усиления артиллерии, танками в сопровождении пехоты, инженерно-техническими войсками и соответствующими средствами управления...

Удары авиации должны развернуться на таком пространстве, чтобы подавить в районах аэродромного базирования основную массу авиации противника, нанести ей поражение, нарушить подвоз по железным и грунтовым дорогам, уничтожить оперативные действия сил противника в тылу, парализовав любую попытку перегруппировки сил...»

«Конечно, последующие удары, – продолжал радовать вождя генерал армии Жуков, – будут значительно глубже и, если противник первым ударом будет не только смят, но разгромлен, если он не будет способен организовать на тыловых оперативных рубежах сопротивление, его, конечно, надо гнать до полного уничтожения, надо добиваться одним ударом полного стратегического успеха».

Далее Жуков перешел на более специальные рассуждения об «армейской наступательной операции как производной от фронтовой», что, по мнению Сталина, вполне можно было из доклада исключить. Армия – слишком мелкая оперативная единица для человека такого масшгаба, как товарищ Жуков.

«Внезапность современной операции, – закончил свое выступление Жуков, – является одним из решающих факторов победы. Придавая исключительное значение внезапности, все способы маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию. Маскировка и обман должны проходить красной нитью в обучении и воспитании войск, командиров и штабов. Красная Армия в будущих сражениях должна показать высокий класс оперативной и тактической внезапности. Высший комсостав и штабы высших соединений в ближайшее время должны в совершенстве отработать знания и навыки по организации и проведению современной наступательной операции.

Еще в 1921 году Михаил Васильевич Фрунзе, разбирая вопрос о единой военной доктрине Красной Армии, писал, что необходимо воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций».

Доклад произвел сильное впечатление не только на слушавшего его по спецтрансляции товарища Сталина, но и на всех присутствующих в зале. Тем более, что присутствующие, в отличие от Сталина, могли видеть выражение лица Жукова, когда он свой доклад зачитывал. Это впечатляло. Казалось, что генерал прямо с трибуны собрания мановением руки бросит многомиллонные армии вперед с достижением полной внезапности. Грозная энергия Жукова как бы излилась на зал, показав, кто именно тот «первый маршал», что должен вести нас в бой по приказу товарища Сталина, отсутствие которого так остро ощущалось в армии после того, как великий вождь погнал с должности своего обанкротившегося друга Клима Ворошилова.

Доклад генерала армии Георгия Жукова задал тон всему совещанию. Подавляющее большинство присутствующих хорошо знало, что этот доклад Жукову писался его окружными штабными под общей редакцией полковника Баграмяна, возглавлявшего оперативный отдел. Что доклад два месяца лежал в самых верхних кабинетах Кремля и Наркомата обороны. Что по существу, это даже не доклад Жукова, а установка, данная самим Сталиным, на какие конкретные дела необходимо ориентировать вооруженные силы в самое ближайшее время. Поэтому, подводя итог прениям, Жуков имел все основания заявить, что «со стороны выступавших здесь не было особых принципиальных расхождений с моим докладом».

И не могло быть. Все давно были настроены в русле этого доклада.

26 декабря, в день упраздненного за ненадобностью праздника Рождества, на совещании с докладом «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» выступает начальник Главного управления ВВС Красной Армии 29-летний генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов. Вскоре – 2 января 1941 года – он отпразднует свое тридцатилетие. Он не знает, что всего четыре месяца отделяют его от ареста и 10 месяцев от расстрела вместе с горячо любимой женой. Он не знает этого, а потому рвется в бой.

«Наличие подвижных средств, авиации и воздушных десантов в армии придают иной характер современным операциям, – говорит он возбужденным еще от жуковского доклада слушателям. – Характерными чертами современной наступательной операции являются: одновременное воздействие на всю оперативную глубину противника; сочетание атаки с фронта с действиями по глубине расположения противника авиацией и воздушными десантами; глубокое проникновение подвижных войск в тыл противника; одновременная изоляция стратегических резервов от фронта авиацией и дезорганизация ею тыла противника. Все это осуществляется при обязательном условии завоевания господства в воздухе...»

Генерал Рычагов объясняет собравшимся, как достигнуть господства в воздухе, уничтожив первым, решительным и внезапным ударом действующую авиацию, авиапромышленность, запасы горючего и материальной части. Как? Да очень просто: «В период подготовки к наступательной операции действия авиации должны начаться заблаговременно».

Всем все ясно. Отражение империалистической агрессии начнется внезапным ударом авиации еще до ее начала. А затем – внезапным, сокрушительным ударом наземных сил.

В заключение Рычагов с похвалой отозвался о последнем приказе по авиации № 0362, который впервые в мире начал практику массового принудительного набора в авиацию пилотов, не давая им офицерских званий, не платя зарплаты и запрещая жениться в течение трех лет после производства в офицеры (хотя срок самого производства определен не был).

Многие уверяют, что подобная мера была продиктована не человеконенавистническими взглядами Сталина и его сообщников на свой народ, а хронической нехваткой парашютов в авиации. В любом случае приказ № 0362 был совершенно логичен. Зачем, спрашивается, смертнику семья?

26 декабря доклад на тему «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв» делает командующий войсками Западного Особого военного округа генерал-полковник танковых войск Дмитрий Павлов. Это доклад особый, как и округ, вверенный генералу Павлову.

Именно его войска, пока еще в составе четырех армий, группируются на Белостокском балконе, ожидая приказа к стремительному броску. Если представить всю операцию «Гроза» как смертельное копье, нацеленное в сердце Европы, то войска генерал-полковника Павлова – стальной наконечник этого копья. И командующий для этого смертоносного наконечника подобран особо.

Генерал Павлов воевал еще в первую мировую войну. В годы гражданской войны служил в кавалерии, был командиром взвода, эскадрона, помощником командира кавалерийского полка. В 1922 году окончил высшую кавалерийскую школу, в 1928 году – Военную академию им. Фрунзе, в 1931 году – курсы при Военно-технической академии. Был одним из первых кавалерийских командиров, сменивших коня на танк. Участвовал в боях на КВЖД, в гражданской войне в Испании, в зимней войне с финнами. Возглавлял Автобронетанковое Управление и считался самым выдающимся специалистом в деле использования в бою крупных бронетанковых соединений. В июне 1940 года назначен командующим войсками тогда еще Белорусского военного округа, который уже в июле переименован в Западный Особый военный округ. За войну в Испании, несмотря на ее более чем печальный конец, Павлов получил звание Героя Советского Союза, а на столе у Сталина уже лежит приказ о производстве сорокачетырехлетнего генерал-полковника в генералы армии.

Приземистый, широкоплечий, дышащий вулканической энергией, сверкая Золотой Звездой Героя, тремя орденами Ленина и двумя – Боевого Красного Знамени, генерал-полковник Павлов предстал перед собравшимися в парадном зале ЦДКА символом мощи и непобедимости. Разумеется, никто в зале, включая его самого, не могли помыслить в самом кошмарном сне, что не пройдет и 7 месяцев, как генерал армии Павлов будет отстранен от должности и расстрелян 22 июля 1941 года.

Но это еще впереди, и великое счастье не знать своего ближайшего будущего висит над всем залом и над докладчиком.

Начав с исторического экскурса, генерал-полковник Павлов быстро переходит к будущему:

«Современный танковый корпус, – напоминает он слушателям, – состоит из двух танковых и одной мотодивизии, мотоциклетного полка и частей усиления и обслуживания, батальона связи, инженерного батальона и авиаэскадрильи. Танковая дивизия – это основная ударная сила.

Наличие в дивизии тяжелых танков (кроме СССР никто в мире и не имел тяжелых танков), способных совершенно свободно решать задачи, не боясь поражения 3-дюймовой полевой артиллерией, и остальных, не боящихся 37-45-мм калибров противотанковой артиллерии, наличие огнеметных танков, способных выжигать уцелевшего противника, показывает нам мощь танковой дивизии... Вполне понятно, что пара таких дивизии представляет очень грозную силу... Таким образом, танковый корпус, имеющий большую ударно-пробивную силу и технические возможности, в сочетании с другими подвижными родами войск (мотопехота, конница, авиация), может и должен решить следующие задачи:

1. Внезапным ударом нарушить сосредоточение и развертывание главных сил противника.

2. Окружить и уничтожить главную группировку противника.

3. Выйти на фланг и в тыл и совместно с войсками, действующими с фронта, уничтожить противостоящего противника.

4. Танковый корпус в состоянии и обязан расширить тактический успех в оперативный».

Взяв указку, генерал-полковник Павлов обернулся к висящим за его спиной схемам.

«...После прорыва второй оборонительной полосы, – слышатся заключительные слова генерала Павлова, – начинается третий этап, который характерен тем, что требует самых решительных и быстрых действий по разгрому подходящих резервов и по уничтожению основной группировки противника, на пути отхода которого прочно встанет мехкорпус и совместно с частями, действующими с фронта, уничтожит противника».

Все, война закончена. Выступающие полностью выложили сценарий «Грозы» в, своем творческом понимании.

На этом можно было бы и закрывать совещание, если бы храбрый Мерецков не настоял, чтобы наряду с наступлением, хоть немного поговорили бы и об обороне. Нет, не об отступлении, упаси Бог! Но в условиях стремительного наступления что только может не случиться! Разгромленный противник на каком-то участке возьмет и нанесет контрудар. Надо же и к этому быть готовым. Нельзя жить по простой схеме: сокрушить, окружииъ, уничтожить.

Совещание должно было завершиться большими оперативно-стратегическими играми, назначенными на 2 января.

29 декабря Тимошенко представил Сталину порядок проведения игр по особому плану, первый этап которых будет проходить до 6 января, а второй с 8 по 11 января. 31 декабря маршал Тимошенко закрыл совещание. Назначенные на игры должны были задержаться в Москве, прочие – вернуться в свои округа и части.

Наступал новый, 1941 год. Празднование Нового года официально в СССР не проводилось, поскольку этот праздник, равно как и Рождество, считался «пережитком капитализма».

1 января был обычным рабочим днем и, если чем и отличался от других, то очень большим количеством опоздавших на работу, за что полагался тюремный срок. Но к чести товарища Сталина надо сказать, что 1 января в стране царили довольно либеральные нравы. Глупо было идти против вековых народных традиций.

Газеты и радио, строя прогнозы на будущий год, сходились во мнении, «что это будет очень счастливый год».Газета «Правда» от 31 декабря 1940 года писала в редакционной статье: «Мы можем оглянуться на 1940 год с чувством глубокого удовлетворения... В 1940 году Партия и Правительство много сделали для увеличения военной мощи СССР и военной подготовки всего советского народа. В громадной степени улучшились боевая и политическая подготовка личного состава армии и флота... во всех областях мы достигли громадных успехов». Заканчивалась предновогодняя статья следующими словами:

«1941 год будет четвертым годом третьей Сталинской Пятилетки. Поэтому, вступая в 1941 год, который станет годом еще более гигантских достижений нашей социалистической экономики, советские люди смотрят в будущее с радостью и полной-уверенностью».

Что конкретно ждет народ, намеком говорилось в стихотворении, напечатанном в несколько игривом оформлении на 4-й странице (и перепечатанной многими другими газетами, включая и «Красную звезду»):