…В апреле 1941 года ученые вскрыли гробницу Тамерлана в Самарканде. Останки грозного повелителя лежали в деревянном гробу из арчи. Каждому бросилось в глаза: одна нога была короче. Так подтвердились многочисленные легенды и исторические свидетельства о хромоте Тамерлана. Недаром современники называли его «железным хромцом».

Когда об этой истории знакомый журналист поведал Гавриилу Абрамовичу Илизарову, он, улыбаясь, сказал:

— Знаете, мой аппарат вылечил бы его.

Тимур в свое время собрал в Самарканде лекарей со всего света. Но те не смогли ему помочь, он так и умер хромым.

…Шесть лет назад, когда я поставил последнюю точку под очерком, мы расстались с Гавриилом Абрамовичем в двухэтажном здании Курганского госпиталя инвалидов Отечественной войны. Представляете, мы отпраздновали 25-летие победы над фашистской Германией, двадцать пять лет над страной чистое небо, а война все еще сурово напоминает о себе существованием хотя бы вот таких специализированных медицинских учреждений. Не только напоминает, но и властно требует от медиков их гуманной помощи. Ее оказывают ветеранам в разных уголках страны. И здесь, повторяю, неоценимое значение имеют новые методы лечения, предложенные Гавриилом Абрамовичем. Это легко представить хотя бы только потому, что сейчас травматологи-ортопеды составляют у нас в стране примерно половину врачей хирургических специальностей.

Шесть лет. И мало. И много. Мало в абсолютном временном измерении, много — по делам, которые отмечают этот короткий отрезок времени. Помните, заседание коллегии Министерства здравоохранения РСФСР в 1965 году? Тогда было сказано первое решительное «да». Тогда, на коллегии недаром ссылались на мировую статистику. А она — мрачнее темной ночи. Подумать только: каждый больной с несрастающимся переломом конечности переносит по три-четыре операции. Приходится прибегать к пересадке здоровой кости или (для дополнительной фиксации отломков) загонять в мозговой канал кости металлический стержень. А результат незначительный — всего лишь 40 процентов удачных исходов. Вот почему так много и горячо тогда на коллегии говорилось о том, чтобы метод Илизарова взять на вооружение хирургов. Тогда же Ученый совет Министерства здравоохранения республики поставил вопрос о том, чтобы присвоить хирургу кандидатскую степень без защиты диссертации, по совокупности опубликованных работ.

Но пройдет еще немало времени, прежде чем Г. А. Илизаров «остепенится». И вовсе не потому, что на сей раз ему кто-то препятствовал. Нет! Как всегда, его захлестнула работа. Из госпиталя он перешел в новое здание городской больницы. Но и там, учитывая масштабы его работ, Илизарову оказалось тесно. Не только потому, что поток (именно поток!) больных и писем очень возрос. Ведь больные-то поступают разные! Каждый требует пристального изучения истории болезни и еще более точного метода или способа лечения.

Вот больная Завадская. Ей всего двадцать шесть лет, но ее уже дважды оперировали в другом лечебном учреждении. Попытались удлинить ногу, но в процессе лечения образовался ложный сустав бедра — нога совсем вышла из строя. Теперь больная, и страшась и надеясь, ждет, что скажет ей курганский хирург. А он, скрывая сомнения, убежденно говорит:

— Вылечим. Будете скоро вовсю отплясывать…

На глазах Завадской слезы, она благодарно шепчет: «спасибо». А Гавриил Абрамович и дома, и в клинике думает над тем, как безболезненнее и лучше провести лечение. Конечно, он «поставил на ноги» Завадскую. Через восемьдесят дней она вышла из больницы: не стало ложного сустава и нога, удлиненная на пятнадцать сантиметров, сравнялась с другой.

Работа, работа. Некогда оглянуться на быстротекущее время. Некогда! По-прежнему в служебном кабинете и дома в рабочей комнате хирурга — макеты аппаратов, приспособлений к ним. Изобретатель неистощим в поиске. Вместе с модификациями аппаратов он разрабатывает новые методы лечения, советуется с коллегами, оперирует, консультирует. Он нетерпелив в поисках и нетерпим к малейшим упущениям персонала. Когда все продумано, когда больному наложили аппарат, Гавриил Абрамович, совершая утренние обходы, строжайше требует:

— Аппарат должен работать на стабильном режиме. Не допускайте никаких отклонений.

Илизаров продолжал совершенствовать свои методики, разрабатывал новые, пропагандировал их. Он выступал на съездах и конференциях, на совещаниях и симпозиумах. И все реже можно было дозвониться ему в Курган — он очень занят, его рабочий день загружен до предела.

— Готовлюсь к защите, — пояснил Гавриил Абрамович, показывая на груду различных сборников, в которых опубликованы его работы, на рукопись, еще не законченную.

— Но вам же должны присудить степень по совокупности работ?

— Н-нет, — покачал головой Гавриил Абрамович. — Я еще кое-что хочу систематизировать. Из последних работ.

На защиту он собирался, волнуясь: «Как-то там опять сложится?» И хотя ничего вслух не говорил, жена Валентина Алексеевна понимала его состояние, думала про себя, что, наверное, и на этот раз не обойдется все спокойно. Слово-то какое — защита! Но Гавриил Абрамович не таков, чтобы в случае чего капитулировать перед своими научными оппонентами.

— Все будет хорошо, — напутствовала Валентина Алексеевна, провожая мужа.

— Мне не привыкать волноваться, — как-то неопределенно, погруженный в свои мысли, отозвался Гавриил Абрамович.

В Пермь, где была назначена защита, он приехал ранним сентябрьским утром. С удовольствием прошелся до гостиницы пешком. После душного вокзала свежий воздух взбодрил, и Гавриил Абрамович, уточнив по телефону время предстоящей завтра защиты, решил еще раз просмотреть материалы. Он был бодр, и только сдержанность при встрече с коллегами выдавала его внутреннее волнение. Многих из них Илизаров знал, встречался с ними и в Свердловске, и в Ленинграде, и здесь, в Перми, во время представительных конференций травматологов и ортопедов. Особенно хорошо он знал профессора Свердловского медицинского института А. В. Чиненкова, который, когда Гавриил Абрамович делал только первые шаги, внимательно наблюдал всю эволюцию его метода, а теперь выступал оппонентом на защите диссертации. Впрочем, и другие ученые хорошо знали о достижениях Илизарова. Но одно дело, когда знакомишься с очередной статьей в научном журнале или сборнике, а по прошествии времени — с другой. И совсем иное впечатление, когда накопленный опыт обобщен за многие годы. Тогда он предстает перед изумленным слушателем этакой научной глыбой. И тогда невольно задумываешься: какова, собственно, цена достигнутому, какие новые главы вписал человек в развитие целого направления в хирургии?

Нечто подобное произошло и с членами Ученого совета института. Официальный оппонент А. В. Чиненков так сформулировал свое отношение к тому, чего достиг Илизаров:

— Все новое вызывает первое впечатление: «не может быть». Потом присмотришься, думаешь: «Здорово, удивительно». И третий период: «А так и должно быть». И все-таки привыкнуть к тому, что делает Гавриил Абрамович, пока нельзя. Все было у нас в хирургии. И гайки были, и распорки были. Все было. Не было фиксации. Бывает иной раз такая картина, что не останавливает внимания. А подойдет к ней талантливый мастер, сделает несколько мазков, и картина оживает, от нее не оторвешь взгляда. Понадобился талант Илизарова, чтобы новый метод ожил и стал прогрессировать.

«Защищаться» Гавриилу Абрамовичу не пришлось. А радостное волнение он испытал: Ученый совет единодушно присудил ему степень доктора медицинских паук.

В первое же воскресенье, когда он вернулся в Курган, решил отдохнуть. Захотелось побыть на приволье, выехать за Тобол, подышать чистым воздухом среди белоствольных берез. Неторопливо пересекал он на своей «Волге» знакомые улицы и площади. Неторопливо и внимательно рассматривал, будто со стороны, будто в первый раз, город, в котором обрел радость творческих исканий и больших побед. Все трудное из прошлого будто отступило в закоулки памяти, и он любовался городом, облик которого во многом изменили ленинградские архитекторы.

Курган, этот когда-то глубоко провинциальный город, очень вырос и похорошел. Еще лет двадцать назад здесь было мало такого, что могло бы привлечь внимание. Разве только старые дома с мемориальными досками, напоминающими о том, что тут жили декабристы, сосланные в Сибирь. А теперь высятся, увитые зеленью, многоэтажные красивые здания, отлично сформированы городские площади, оделся в гранит Тобол, не раз наводивший страх на горожан своей буйной весенней удалью. Машина, тихо шурша шинами, поднималась по асфальту на Увал. Там, на Увале, Гавриил Абрамович остановился, чтобы еще раз охватить взглядом панораму города. Очень компактный, весь в зелени, Курган в этот прозрачный день казался особенно уютным, домашним, что ли. Над жилыми кварталами ввинчивались в небесную лазурь заводские трубы машиностроительного, автобусного, дорожных машин. Сколько их, новых заводов, появилось за последнее время! Бурно, стремительно растет зауральский город, растут его люди. Гавриил Абрамович невольно усмехнулся, вспомнив, как допытывался у него на одном из московских совещаний дотошный коллега-южанин, не забредают ли в город медведи… Не так ли порой смотрели иные и на его работу, как на несбыточные фантазии дремучего провинциала?

И хоть все мы знаем, как неузнаваемо изменились в советское время наши города, репутация захолустного города ассоциировалась долгие годы с именем «Курган». Гавриил Абрамович вспомнил, как на одном из совещаний называлась такая цифра: до революции в Кургане насчитывалось 7356 жителей, а ссыльных среди них — 3493. «Вот откуда шла легенда о глухомани на Курганской земле».

Меньше всего в тот момент он думал о том, что нынешнюю славу Кургану создают и приумножают такие люди, как почетный академик Терентий Семенович Мальцев, сотни новаторов производства, науки, культуры, как, наконец, сам он, Гавриил Абрамович Илизаров, вместе с остальными десятью тысячами медицинских работников, оберегающих здоровье своих земляков. Впрочем, одних ли только земляков?