Наступил Новый 1994 год!

Большинство предприятий устроило каникулы с 31 декабря до 10 января, но наш институт с 3 по 6 января работал, планируя устроить каникулы в начале мая, когда многие надеются поработать у себя в огороде.

В нашем секторе осталось трое: Я, Эдик и Толик. Валера до сих пор в Китае, а Света уехала с детьми на неделю в Киев. Мы с нетерпением ждём Валеркиного возвращения, потому что объёмные расчёты по КС2 окончательно заткнулись, а разобраться в чужой программе очень трудно. Балочный тетраэдр ещё как-то сосчитался: частоты получились правильными, и даже в одном из вариантов правильно нарисовались формы. Но после балочного тетраэдра я задумал сосчитать ещё и пластинчатый тетраэдр. Ничего не вышло, т.к. распределённые упругие связи между пластинами, идущие вдоль рёбер, считаются с ошибкой.

Что бы я ни делал, я всегда увлекаюсь. Не зная Валеркиной программы, я всё-таки докопался до сути ошибки в его программе. С помощью многочисленных математических экспериментов я понял, что в его программе распределённые упругие связи всегда определяются на единичной длине, какая бы длина L ни задавалась. Иными словами, в каком-то месте он забыл умножить на длину L. И в самом деле, когда Валера вернулся из Китая, и я ему об этом рассказал, он исправил это место за несколько минут. А мы не смогли это сделать и за два месяца.

Возня с этой ошибкой вынудила меня сделать так много расчётов, что среди них обнаружились невероятно красивые результаты. Например, в расчёте колебаний квадратной пластинки, шарнирно опёртой по краям, 5-й и 6-й тона с одинаковой частотой должны иметь формы колебаний с тремя пучностями: W5(x,z)=sinx sin3z, W6(x,z)=sin3x sinz, т.е. одна форма колебаний имеет три полуволны вдоль оси х, а другая – поперёк (для простоты длина сторон квадрата задана ). Но неожиданно для меня в результатах расчёта оказались совсем другие формы колебаний: одна форма колебаний имеет узловые линии по диагоналям квадрата, а другая имеет овальную пучность в центре квадрата.

Я был настолько удивлён и обескуражен, что мне пришлось доказывать единственность решения для форм колебаний W5 и W6 , формулы которых написаны выше. Да, это единственное решение, но я всё же вспомнил, что линейная комбинация из них тоже может быть решением. И что же? Оказалось, что их разность даёт крест по диагонали, а сумма даёт овал в центре квадрата! Хорошо, что я помню формулы из школьной тригонометрии, так что для меня это просто.

8 декабря 1994 года.

Вот и этот год кончается. Работы в этом году было по горло, хотя большинство отделов в ЦАГИ сидят без дела.

Наше отделение активно промышляет контрактами с разными заводами и зарубежными фирмами. Я, например, получил настоящие 250 долларов от фирмы Боинг (а осенью ещё 200). Этот контракт на 20 тыс долларов с фирмой Боинг заключал Амирьянц. Из них половина ушла на оплату продувок в аэродинамической трубе Т-128. Каждый пуск в Т-128 оценивается в $2000. По просьбе Амирьянца я делал все расчёты на флаттер (и дивергенцию) и принимал участие в конструкции устройства, которое у них называется Flying Strut, а по-нашему, это летающая державка для измерения поля скоростей в аэродинамической трубе.

Идея летающей державки – американская. Измеритель давления помещается на конце свободно вращающейся штанги. Штанга подобно флюгеру устойчиво летает против ветра. Оказалось, что устойчивость от флаттера в большой мере обеспечивается удачным выбором оси свободного вращения штанги, чем жёстким закреплением её корня.

Американцы уже делали такие штанги, но у них возникал флаттер. Мы взялись спроектировать, изготовить и продуть в трубе Т-128 такую штангу. Я кроме поисков благоприятных параметров этого устройства, занимался ещё и видеосъёмкой всего процесса изготовления и испытания. Так что кроме отчёта на фирму Боинг был отправлен также и двухчасовой фильм. В этом фильме были использованы также кадры, снятые Вовой Галкиным. Но В. Галкину не повезло, и следующие его съёмки закончились катастрофой, - об этом знает весь город Жуковский, и об этом написано в некоторых книгах.

Гена Амирьянц обладает удивительной способностью организовать любые исследования, как в пределах института, так и за рубежом. Вслед за контрактом с фирмой Боинг он в то же лето съездил в Китай, и там договорился о продаже нашей системы КС2 за 39000$. Однако он обещал китайцам, что в системе КС2 будет три части: расчёт на флаттер, трансзвук и статическая аэроупругость. На самом деле у нас в КС2 налажен только расчёт на флаттер. Что касается расчёта флаттера на трансзвуке, то он основан на гипотезе одномерной стационарности. Предстоит большая работа с переходом на более точную гипотезу, которую я придумал в прошлом году, и которую назвал гипотезой одномерной нестационарности (так написано в моём блокноте от 1 ноя 1993г). Но недавно Эдик уговорил меня изменить название: гипотеза одномерной динамичности (ГОД вместо ГОС). Аэродинамические силы на трансзвуке будет рассчитывать Света, а расчёт на флаттер запрограммирует Валера или Эдик.

Новая методика предполагает расчёт обтекания на флаттерной форме колебаний в отличие от ГОС, в которой использовалось распределение давления, рассчитанное для стационарного обтекания твёрдого крыла под углом атаки. В этом году эта тема была вставлена в план работы, и к 5 декабря я и Света должны были выпустить отчёт под названием: «Анализ существующих расчётных методов и разработка стратегий создания математического обеспечения исследования аэроупругости на трансзвуке», - замурёное название, не правда ли? На такое крючкотворство у нас мастер Эдик. Когда год назад составляли план на 1994 год, то все к этому планированию относились скептически, т. к. сомневались, не закроют ли ЦАГИ вообще. Вот тогда Эдик и придумал такое ироническое название, которое, если присмотреться, является насмешкой над здравым смыслом. Оно ни к чему не обязывает, тем более что наверняка никто из начальства не задумался над ним.

В ноябре Света болела две недели, и поэтому отчёт с таким названием я написал самостоятельно. Я и сам чуть не заболел, но всё обошлось.

Дело было так. 24 ноября в 1720 я закончил работу и собрался идти домой. А на улице было уже темно. На территории института освещается только центральный проспект, а около нашего здания, называемого пристройкой, темно. Перед выходом на центральный проспект сначала надо пройти по тротуару мимо АТС. В это время из АТС уже все ушли, и их здание было совершенно тёмное… Удар и боль в груди были неожиданными, и вот я уже с трудом вылезаю из канализационного колодца. Похоже, что я сломал правое ребро. Поцарапан левый глаз, из правой ноги льётся кровь. Боль и досада. И злость на тех, кто оставил канализационный колодец открытым. А он как раз посредине тротуара. Стою, согнувшись от боли, и думаю, кто же эти гады, оставившие люк открытым? Смотрю подозрительно на тёмные окна АТС: может они? Потом уже на следующий день выяснилось, что это оставили слесари из ОГМ, и что глубина колодца три метра, и что мне повезло, что я задержался на средине.

Через минуту, моя злость сменилась тревогой за следующих, кто пройдёт после меня. Тогда я решил закрыть люк. Чугунная крышка валялась тут же около люка, но со сломанным ребром я не смог бы её поднять. Когда мои глаза привыкли к темноте, я различил у стены АТС много подходящего железа. Особенно годился для этой цели метровый круг железа. Я подкатил этот круг к яме, и с грохотом опрокинул на неё.

На другое утро из рассказов очевидцев выяснилось, что открытый люк видели многие, и все без исключения тревожились, не упадёт ли кто-нибудь в него. Но это было до наступления сумерек. А с темнотой туда начали падать люди. До меня туда падал Борис Смирнов, но он удержался, возмутился и… поправив предательскую легкомысленную фанерку, пошёл дальше. Следующим шёл я и, проломив фанерку, упал в люк. Потом после меня шёл Мосунов (он всегда кончает работу позже меня). Только утром после моего рассказа он понял, почему, когда он проходил мимо АТС, под его ногами прогремел лист железа.

Комиссию по производственным травмам возглавляет Алексей Угланов. Кроме моего заявления понадобилось показание свидетелей. Таким свидетелем оказался Орлов. Он не видел, как я падал, но видел, как я заковылял. Кроме того, понадобилась справка от хирурга. Я пошёл в медпункт, где фельдшерица полечила мне рану на ноге, а с ребром она меня послала в цаговскую поликлинику. Хирург не стал делать рентген, потому что ушиб или перелом, - неважно: лечение одинаковое – покой. Но он предлагал больничный листок, от которого я отказался. Отказался потому, что я, во-первых, уже ломал ребро, во-вторых, много неотложных дел на работе. В-третьих, сорок лет я не болел и горжусь этим. Угланов удивился, что я отказался от больничного листа: «Зачем же мы тогда составляли акт о производственной травме?» А я не знаю, зачем. Акт порвали. Прошёл уже месяц, а я всё ещё не могу спать на правом боку.

Но я продолжу рассказ о Китайском контракте. Гена умудрился продать китайцам то, чего ещё нет в природе. В системе КС2 нет статической аэроупругости. Во-первых, эта тема не нашего отдела, а его – Амирьянца. Во-вторых, ничего ещё не сделано. В прежние годы эту работу для Амирьянца делал я и не потому, что меня кто-то просил, а просто из любви к науке. Мой метод был пригоден не только для флаттера, но и для статической аэроупругости, вот я и делал с удовольствием соответствующую методику и программы на БЭСМ-6. Но вот уже 5 лет, как закрылась БЭСМ-6, а всё программирование я передал Мосунову и Набиуллину (Света работает самостоятельно).

Мосунов пошёл в глубину, оттачивая алгоритмы и сервис исключительно для флаттера. Ни расчётом напряжений, ни статической аэроупругостью он не увлёкся. Да он и с флаттером запутался: столько версий и разновидностей модулей, а сборника и путеводителя нет. То и дело всплывают ошибки и логические промахи. Его разрывают на части, как (я помню) добивались Томилина или Тюрина - создателей операционной системы для БЭСМ-6.

Летом, вскоре после заключения сделки с китайцами, Гена попросил меня запрограммировать недостающую статическую аэроупругость в КС2. «Да ты что! – ответил я, - разве ты не знаешь, что я уже много лет не занимаюсь программированием?» «Ну, тогда попроси Мосунова», - сказал он. Я объяснил ему, что и Мосунов этого сделать не сможет, потому что его рвут на части корейцы, китайцы и наши заводы (Белянин, Колоцей, Тамара). Всюду распроданы его программы, а в них постоянно возникают недоразумения. Однако речь идёт не столько о КС2, как об Аргоне, в котором он соавтор. Там ведущие: Евсеев и покойный Липин, а Мосунов перетащил в Аргон систему КС2.

«А во-вторых, - добавил я, - в КС2 нет даже теории статической аэроупругости, и программировать пока нечего».

«Но ведь Володя Балабанов запрограммировал в КС2 статическую аэроупругость, - возразил Гена, - и можно попробовать использовать его программу». Володя Балабанов… Что он говорит! Да этот Балабанов уже два года живёт в США! А его программа действует только для единичной УП (упругой поверхности), а в КС2 их может быть много (до 20 и больше).

Решили так. Я ухожу в отпуск на 2 мес, а, вернувшись, в октябре за один месяц сочиню теорию, а в ноябре кто-нибудь запрограммирует. Для этой цели нашли добровольца в лице Орлова. Договор с китайцами о КС2 подкрепили подробным планом. Специальным приказом назначили рабочую группу, в которую кроме нас ввели Орлова и Аверченко, а руководителем назначили Петра Георгиевича Карклэ. Он отнёсся к этой работе очень серьёзно, и когда я, будучи в отпуске, заходил в ЦАГИ, он потребовал от меня, чтобы к 15 сентября была не только напечатана вся теория статической аэроупругости, но и сделаны соответствующие программы. Я в свою очередь, щедро пообещал: «Будет сделано!»

На что я надеялся? На Орлова. Я вручил ему теорию: это была статья в «Учёных записках ЦАГИ» 1976г, но она не годилась для КС2, т.к. там речь шла об единичной УП, а в КС2 их много. Я считал, что Орлову надо начинать с простого. Кроме того, для формального выполнения плана и этого могло хватить: пока начальство разберётся…

Орлов с энтузиазмом взялся за работу, и когда я 26 сентября вернулся из отпуска, а начал с того, что решил посмотреть на его результаты. Не тут-то было! Оказалось, что Орлов занимался этой проблемой всего один день, а потом его вызвал Поповский и поручил ему совсем другое дело: какую-то договорную работу. И вот уже полтора месяца он занят тем делом. От деловитости Карклэ не осталось и следа! Более того, он туманно намекнул, что китайский договор о КС2 – невыгодное дело. Я начал подозревать, что начальство от него уже отказалось.

Но официальные планы само собой, а моя решимость сочинить теорию за один месяц – само собой. И после длительного отпуска, со свежей головой, взяв новую толстую тетрадь, я сел за работу.

Трудно рассказать, как делается такая работа. Она заняла и в самом деле целый месяц. Это похоже и на изобретательство, и на проектирование, и на математическое моделирование. Всё там есть!

Начал я с отчёта Балабанова 1991г. Как я и ожидал, Балабанов запрограммировал устаревший вариант теории 1976г. С этого должен был начать и Орлов. Но Орлов – для ознакомления с проблемой, пока я не вернусь из отпуска, а Балабанов изобразил решение всей проблемы.

Либо он так ничего и не понял, либо закинул (как говорил Райкин) дурочку, надеясь, что его начальник Амирьянц не разберётся. Конечно, Гене некогда разбираться, чем КС2 отличается от обычного метода полиномов. Весь метод полиномов – это только одна из деталей КС2.

В КС2 все УП расположены под произвольными углами в пространстве. Поэтому всякий манёвр самолёта приводит к необходимости в каждой УП делать три преобразования вращения местных систем координат. С этого начинается теория, и кое-что из этого уже делалось в многочисленных программах Мосунова. Потом надо было разобраться с упругими элеронами (в теории 1976г были только твёрдые элероны), - кое-что из этого уже делает в течение четырёх лет Ишмуратов… Кстати, он и взялся за программирование. Не пытаясь рассказать о многих других пунктах теории, перейду сразу к окончанию этой истории.

Как только я закончил теорию, я рассказал её всем заинтересованным. Сначала я рассказал её Мосунову и Набиуллину. Они её поняли в общих чертах. Ни тот, ни другой не согласились писать программу. Что времени не хватает, - это не самое главное. Ещё в годы застоя я убедился, что такие программы пишут отнюдь не по заказу, а исключительно благодаря увлечению проблемой. Мосунов не увлёкся. Эдуард по горло занят аэродинамикой.

Потом я рассказал новую теорию Гене Амирьянцу. Он в те дни был в отпуске, и поэтому пришёл в субботу ко мне домой. Я рассказывал ему два часа. Все листки с писаниной он забрал с собой, чтобы потом ещё раз всё продумать. Более того, он снял ксерокопию с моей большой тетради (около 50 страниц), и взял с собой в Китай, куда в очередной раз он поехал в командировку с группой (там и Мосунов). Для экономии они едут поездом до Иркутска, и он решил ещё раз почитать мою теорию за время долгого пути. Похоже, что Гене трудно вникнуть в эту теорию, ведь он больше руководитель, чем теоретик.

Лучше всех разобрался с моей теорией Фаниль Ишмуратов. Ему всё это очень понятно, потому что он уже много лет работает с КС2. И он сам занимается похожей проблемой: влияние САУ на аэроупругость. Он и согласился писать программу, но не сразу, а с 1 декабря, потому что он пока занят программой с САУ, которая тоже входит в китайский договор (за его программу обещано отдельно 16 тыс $), и это всё надо оформлять на мировом уровне. Да ещё плановая работа к 5 декабря! Потом он перенёс начало на 10 дек, но наконец 13-го приступил.

Как самостоятельный научный работник, Фаниль не соглашался с некоторыми моими алгоритмами, решив делать по-своему. Проходило два-три дня, и он убеждался, что моя конструкция лучше, и тогда он сообщал мне это с удовольствием. Я его понимаю: красивый алгоритм или теория – это то же самое, что изящная шахматная композиция. Она доставляет удовольствие и автору и читателю.

16 декабря 1994 года.

В декабре наше НИО-19 должно закончить одну из важных договорных работ с Китаем: испытать на флаттер хвост пассажирского самолёта в трубе Т-106. В качестве подготовки к этой работе ещё летом были проведены методические флаттерные испытания в Т-106 небольшого киля. Наше НИО вынуждено осваивать Т-106 из-за того, что отныне труба Т-109 не работает, а в трубе Т-128 каждый пуск стоит $2000, - это очень дорого. Когда-то более 30 лет назад наш флаттерный отдел №4 (тогда в составе лаборатории №3) проводил флаттерные испытания в Т-106 (Дорохин Н.Н.), но это было так давно, что некоторые этого даже не знали. Например, Костя Стрелков, призывая к переходу от Т-128 к Т-106, не подозревал, что когда-то там уже побывали флаттерщики.

Освоение Т-106 намечалось широким фронтом: и флаттер, и подключение САУ, и параллельный расчёт, и киносъёмки. Последнее поручили мне, имея в виду видеокамеру «Panasonic M3000». Я поговорил в кинолаборатории с Юрой Поповым, и он мне сообщил, что киносъёмки флаттера на трансзвуке не удавались ещё никому. Разведка на месте обнаружила, что в Т-106 имеется штатная черно-белая видеокамера, которая по видеокабелю передаёт изображение на монитор в кабину управления. Подключив свой видеомагнитофон «Panasonic J22» параллельно с этим монитором, я убедился, что могу делать видеозапись в Т-106 без своей видеокамеры М3000, съёмки с которой невозможны по трём причинам: 1) Она слишком громоздка, и её трудно пристроить к иллюминатору в 10 см, 2) Она слишком хрупкая, чтобы вынести вибрации в рабочей части трубы, и 3) В ней нет дистанционного управления, а передача видеосигнала с неё по кабелю в кабину осложняется наводками и электрическими разрядами, что и обнаружилось при записи со штатной камеры на ВМ J22.

Но вот прошло полгода с тех пор, и ввиду предстоящих испытаний китайской модели в Т-106 Костя Стрелков дал мне задание снять флаттер в Т-106 и сделать фильм, который надо показать на предстоящем летом 1995г аэрошоу. Я стал возражать, напомнив о тех трудностях, но никто и слушать не хотел моих возражений!

В начале декабря модель установили в рабочей части. Когда меня позвали туда, там собрались: Парышев, Лыщинский, Зиченков, Алексеев, Агеев. Не было только Стрелкова, потому что накануне у него умерла жена (о ней я напишу чуть позже). Все завели со мной разговор о киносъёмке, но я ещё раз отказался. Больше всех разозлился Лыщинский, он так и сказал, что Стрелков его предупредил: «Учтите, Буньков будет препятствовать киносъёмке». После длинного разговора они наконец поняли, почему камерой «Panasonic M3000» невозможно снять флаттер в Т-106. Это камера-рекордер, а нужна просто видеокамера (глазок с кабелем). Тогда Парышев решил: «Обратимся в НИО-2 к В.М. Фомину, который является главным специалистом по видеосъёмке в трубах.

Это было в понедельник. А в пятницу Парышев попросил меня заменить Фомина для съёмки в Т-103. Фомин по просьбе Парышева установил свою профессиональную аппаратуру в Т-106, но одновременно им предстояли съёмки в Т-103. Тогда-то он и предложил поменяться: пусть они снимут у нас в Т-106, а Буньков пусть пойдёт к ним в Т-103, где всё открыто и удобно для съёмки ручной камерой.

И вот с 16 дек я начал у них съёмку нескольких модификаций модели истребителя. Перед ними стояла задача, какая компоновка даёт наибольший Су. Не Су, как мы привыкли в задачах флаттера, а именно Су - наибольшая подъёмная сила, а она зависит от возникновения срывов потока на больших углах атаки. Боевые самолёты на малых скоростях отклоняются на очень большие углы атаки: 40о и больше. Но как только начинается отрыв вихрей от крыла, Су (подъёмная сила) резко уменьшается. Всё это с энтузиазмом мне рассказывал В.М. Фомин, ведущий испытания, в паузах между сеансами киносъёмки. Я много слышал про этого Фомина, но ни разу не видел, но оказалось, что его личность мне знакома, потому что в студенческие годы мы жили в одном общежитии.

А слышал я о нём от покойного Володи Галкина, начиная с декабря 1984г, когда он показал мне видеофильм у себя дома. Тогда это был цаговский ВМ «Электроника ВМ-12», и его часто приходилось возить на ремонт, на Воронежский завод. Конечно, невозможно было удержаться от искушения оставить его на несколько дней у себя дома. Там-то я и увидел первый видеофильм «Грязная Мэри и Сумасшедший Лари». Я был потрясён не меньше, чем на 1-м курсе в МФТИ (1949г), когда я увидел у старшекурсников магнитофонную запись музыки.

Бывало, звоню Вове Галкину: «Позовите Владимира Михайловича!» А в ответ спрашивают: «Вам какого: Фомина или Галкина?» А теперь остался один. Как говорит Фомин, с Володей погибла и вся самая лучшая видеотехника отдела. Недавно им передали видеокассету, снятую Володей в последнем полёте. В катастрофе погибло всё: все 8 участников, вся аппаратура вдребезги, но чудом уцелела только одна видеокассета. Государственная аварийная комиссия недавно вернула им эту кассету. Я её не видел, но Фомин рассказывает, что на съёмке видно, как их самолёт подлетел под тот второй самолёт, но слишком выдвинулся вперёд, так что лётчику не стало видно второго, и он нечаянно задел его килём.

Я подумал: а ведь это не случайно уцелела кассета. Падая в самолёте с высоты двух километров, экипаж в последнюю минуту сообразил завернуть эту кассету во всё мягкое.

Я снимал аэродинамическую модель ещё три дня: до среды. Было около 30 пусков. Перед каждым пуском три женщины красили модель текучими красками разных цветов, а в потоке при скорости 50 м/сек эти краски растекались причудливыми траекториями, указывая пути вихрей на крыле и фюзеляже. Только в последние два пуска я нашёл наилучший способ съёмки: Фомин в течение двух-трёх минут говорит в микрофон, комментируя поведение вихрей на разных местах модели самолёта, а я сквозь рёв потока слышу в наушниках его комментарий, и направляю туда камеру. При этом фокусирую вручную, а выдержку и диафрагму устанавливаю также вручную, потому что автомат не справляется. Так я познакомился с хорошим человеком В.М. Фоминым.

Понравился мне и его помощник Геннадий Николаевич Шиповский.

Воспоминания об Инне Стрелковой.

Многие с грустью вспоминают об Анне Герман. Многие также видели киноочерк о ней, и особенно то место, где народный артист СССР Матвеев делится своими горестными воспоминаниями об Анне Герман. Это классический пример грусти прекрасного мужчины о столь же прекрасной женщине. Там даже непонятно, влюблён ли он был в Анну или просто восхищался её пением. Но его грусть неподдельна. Он артист, но сыграть такое невозможно.

Такие и мои чувства по отношению к умершей Инне Стрелковой. Я не был другом их семьи, хотя был в дружеских отношениях по отдельности и к Косте, и к Инне. Несколько раз в разные годы я приходил к ним ремонтировать телевизор. Три года назад я сагитировал их присоединиться к цаговской группе для плавания в Раменском бассейне «Сатурн». Инна очень хорошо плавала, особенно 100-метровку, - в полтора раза быстрее меня. А вообще она была подвижна, стройна. И характер у неё был очень мягкий, быстрый, как ртуть. Казалось, что здоровье у неё было во много раз лучше, чем у Кости. И в самом деле, Костя в молодости был очень спортивным парнем, а тогда в бассейне он не мог долго плыть, – задыхался.

С Инной у меня были особые дела. В январе 1993г она пригласила меня поработать в Жуковской музыкальной школе (с некоторых пор она называется школой искусств). Мне предстояло сделать магнитофонные записи детского хора, которым она руководила. Эти записи были нужны для посылки в Италию, где в августе должен был состояться международный конкурс детского хорового пения. Мы работали с ней вдвоём весь январь и часть февраля. Записи мы делали в вечернее время и по утрам в субботу на двухчасовых репетициях. На улице стоял мороз, и аппаратуру требовалось подвозить на автомобиле. А у Стрелковых к счастью есть автомобиль, а Инна отлично водила его. Аппаратуру мы везли в багажнике, а три микрофона я прятал в тепле у себя на груди: электретные микрофоны боятся мороза.

У Инны был абсолютный слух. Для детей она иногда давала нужный тон на рояле, т.к. они иногда съезжали на полтона. Процесс записи был очень трудный. Редкие песни удавалось записать целиком без сбоя, большинство же составляли по куплетам. Кое-как записали 12 песен и на кассете отправили в Италию. Должны были поехать в августе около 30 детей, если найдётся спонсор для оплаты поездки.

За работу мне заплатили 50 тыс руб. Одновременно заплатили 40 тыс Егорову за перевод на итальянский язык. Кроме того, я сделал 15 копий для детей по 800 руб за копию.

Как-то в октябре я вспомнил об этом и позвонил Инне узнать, чем кончилась вся эта история. Она мне объясняла какие-то причины, из-за которых не удалось поехать в Италию, но я не слышал слов, вернее не понимал их, потому что меня поразил тон: уже не было той жизнерадостности. От того телефонного разговора у меня осталось чувство тревоги, и только 12 декабря, когда Лыщинский мне сказал: «Косте некогда, у него умерла жена», - я понял, в чём было дело.

На похороны я никогда не хожу, - запоминаю только живых.