Весть о пчелах мигом облетела ребят. Были заброшены футбол и рыбалка. Всем хотелось посмотреть на наше приобретение.
Ребята простаивали около улья часами. Наблюдали за пчелами, делились впечатлениями, спорили.
Не радовались только двое — Боря с Лерой. По их вытянувшимся физиономиям было видно, что они удивлены, как непостоянны привязанности их товарищей. Боря даже спросил меня:
— А ведь наблюдение за Формикой руфой тоже важное дело? Правда?
Получив положительный ответ, он как-будто успокоился. Однако и после этого он пользовался любым предлогом, чтобы приковать внимание ребят к своим муравьям.
Однажды он прибежал к нам и закричал:
— Пойдемте, покажу, как муравьи борются с вредителями сада.
Ребята пропустили его слова мимо ушей и продолжали рассуждать о пчелах. Пришлось мне откликнуться на призыв Бори.
Когда мы подошли к капустной грядке, Лера поднял на нас восторженный взгляд и погрозил пальцем, призывая к тишине.
Мы осторожно опустились на корточки рядом с Лерой.
Рыжий лесной муравей озабоченно шнырял вокруг зеленой гусеницы.
— Как шавка около слона, — хихикнул в кулак Лера.
Гусеница приняла угрожающую позу и затрясла головой. Тогда муравей забежал к ней с головы, ловко приподнялся на задние ножки, подогнул под себя брюшко, изловчился, и маленькая струйка жидкости из брюшка брызнула прямо в рот гусенице. Она сразу стала корчиться. Муравей напал теперь на нее сбоку, прокусил ей кожу. И снова струйка жидкости брызнула из его брюшка на этот раз в ранку. Гусеница сделала несколько конвульсивных движений и начала затихать. Муравей убежал от нее, видимо, за подмогой.
Наблюдая за схваткой, я продолжал прислушиваться к разговорам ребят, толпившихся около застекленного улья.
— Ух, как много!
— А где «царица»?
— Ну и здорово!
Судя по репликам, разговаривали ребята, которые давненько не были на пришкольном участке.
— А где пчел купили?
— Это не купили, а поймали. На лугах у Гирсовского моста.
— Володя с Колей? С каким? Ах, с Кузницыным?
— Ну и молодцы!
— Подумаешь! Стоило ходить на луга, когда и в городе можно найти диких пчел, — заносчиво процедил кто-то сквозь зубы. Это, очевидно, Игорь из 6-го «а». Его зовут «вездесущим» или «бесплатным приложением», потому что без него не обходится ни одно происшествие.
Ну, конечно, он. Вон как хвастливо говорит:
— Когда надстраивали школьный городок и стали спиливать старые липы, оказалось, что в одной липе было дупло и там жили пчелы.
— Вранье, — возразил ему кто-то равнодушно.
— Вранье? А, может, лиса — тоже вранье? Которую поймали в Юркином дворе?
— А уссурийского тигра там не поймали? — срезал хвастуна Володя Шавкунов.
Игорь обиженно замолчал.
Новички продолжали переговариваться:
— Смотри! Смотри! На ножках у пчелки какие-то желтые крупинки!
— Что это такое?
— А это она цветочную пыльцу в корзиночках принесла.
— Смотрите! Пчелки целуются!
— Да нет! Это сборщица свой взяток отдает другой пчелке — приемщице, — это голос Володи.
— Взятку? — слышится удивленный вопрос. В ответ раздался сдержанный смех.
— Не взятку, а взяток! Ты что думаешь — они взяточники?
— Прилетит пчелка на цветок, выпьет сладкий сок-нектар, сложит его в медовый зобик и летит в улей, — стараясь подделаться под язык пятиклассников, начинает популярно объяснять Володя.
— Ну, а дальше?
— В зобике на сок выделяются ферменты, и он превращается в мед. Если сок у сборщицы недоварился, она отдает его приемщице. Сок тогда доваривается у нее. Потом она отрыгивает уже медом в ячейку соты и складывает его на хранение. — Володя делает паузу, потом продолжает: — Чтобы собрать один грамм меду, пчелам нужно посетить две тысячи цветов акации или шесть тысяч цветов клевера.
Раздаются удивленные голоса:
— Вот это работа!
— А чтобы собрать, например, десять килограммов меду — сколько же цветов надо посетить?
— Вот это труд!
Володя ждет, когда удивленные возгласы затихнут, и говорит:
— Мед и воск — это хорошо. Но еще больше пользы пчелы приносят тем, что опыляют цветы.
— Опыляют? Ну и что? Мед — другое дело.
— Мед — это, по сравнению с опылением, ерунда, — снова авторитетно произносит Володя. — Опыление во много раз повышает наши урожаи.
Володя молчит, потом заявляет:
— Между прочим, если сложить все расстояния, которые пролетают пчелы-сборщицы сильной семьи, то получится нечто равное расстоянию от земли до луны.
— Ну, это ты загибаешь!
— Нет. Почитайте книжку Халифмана про пчел.
— Мировая книжка! — Это голос Коли Кузницына, который до сих пор молчал, видимо, не решался перебивать своего «учителя». — Ему за эту книжку лауреата дали.
Я с улыбкой слушаю разговор. А Лера настойчиво тянет меня за рукав и молча указывает на гусеницу. Около ее тела копошатся три муравья. Они напрасно пытаются утащить ее. Должно быть, умирая, гусеница крепко уцепилась ножками за лист. Тогда муравьи начинают ее разгрызать и перетаскивать по частям в муравейник.
А беседа подле улья продолжается.
— Мы одну ошибку с Колей допустили, — деловито говорит Володя: — велик улей сделали. Надо его сделать на две рамки, а еще лучше — на одну. Тогда все будет видно, как на ладони. Удобно для наблюдения.
— А чего наблюдать-то? Все равно нового ничего не откроешь. Ведь о пчелах тысячи книг написаны.
Я не могу понять по голосу, кто так независимо говорит.
Слышу, Володя возражает:
— Ну, это ты напрасно, Владик.
Ага, это Владик — отличник из восьмого класса.
— Про пчел я тоже кое-что читал, и все, о чем ты говоришь, знаю. Мне у них больше нравится другое: все они трудятся по неписаным законам, знают свое дело: чистят и проветривают помещение, вскармливают детку, собирают запасы пищи на зиму. Если кто нарушает их устав и не работает, как, например, трутень, осенью гонят его, а если он все же лезет в улей, — жалят, убивают.
Владик ждет, не скажет ли чего Володя. Потом продолжает:
— Не мешало бы такие порядки завести людям. Если не работает человек, пьянствует, хулиганит или ворует, а сам здоров, — выгоняй такого трутня-тунеядца из жизни! Или, например, некоторые из родителей бросают детей. А ведь у пчел этого не встретишь. Значит, у них настоящая коммуна! У них все за одного и один за всех!
Его никто не перебивал, все слушали внимательно. Довольный, он собрался уходить.
Но Володя и не думал отпускать его с победой.
— Нет, ты, Владик, постой и выслушай меня, — сказал он. — Ты наговорил много чепухи. Пчелиная семья основана на биологическом принципе. Матка только рождает, а не вскармливает своих детей. Это за нее делают рабочие пчелы. Пчелиная семья — единое целое. Отдельно от семьи пчела существовать не может. Вот почему у них так и получается, что «все за одного и один за всех». К твоему сведению: так живут не только пчелы, но и другие насекомые — муравьи, термиты, шмели. Пчелы выполняют свою работу несознательно — инстинктивно. Как, скажем, строили пчелы шестиугольные соты тысячи лет, так они будут строить их и дальше. А ведь человек не родится с закрепленной за ним профессией, а приобретает ее — учится.
Послышался смех и возгласы:
— А здорово бы, если бы так было!
— Не учись — сразу врач или инженер!
Володя немного подождал и снова заговорил:
— У пчел есть свои орудия труда — корзиночки, щеточки, медовый зобик, хоботок. А человек орудия труда делает. И вспомни его путь: от каменного молотка — к отбойному; от лошади — к паровозу, автомашине, самолету; от пещеры — к высотному дому; от очага — к паровому отоплению. Понял, милый мой? Нет, пчеле никогда не подняться над тем, что ей дала природа! А человек все время совершенствуется, потому что он — существо высшее, у него сильно развит головной мозг, у него есть разум, фантазия. Он изменяет природу, переделывает ее. Скажем, понадобилось ему больше продуктов — распахал целину под хлеб, развел коров, свиней, уток, кур… Пчелки берут готовое: что им природа дала, то и ладно. А государство у нас ввело всеобщее обучение, открыло университеты, институты, построило электростанции, заводы, фабрики. Изменяется жизнь, изменяется и человек… Понятно?
— Ну, в общем-то, я с тобой согласен, — не хотел сразу сдаваться Владик.
— Не в общем, а все так и есть, — обрезал его Володя. — Ты вот прочитал книжки про пчел, а я, помимо них, читал «Хрестоматию марксизма для юношества». И не только тебе — всем советую прочитать. Не оторвешься!
Потом, видимо, желая смягчить удар, нанесенный Владику, Володя сказал великодушно:
— Но ты, в общем-то, не тушуйся: и поумнее нас с тобой люди были заворожены жизнью пчел. Вот я вам зачитаю сейчас цитатку.
Он, очевидно, полистал книжку. И вот снова течет его ровная речь:
— «Известно, например, что египтяне видели в пчелином гнезде государство, руководимое пчелой-фараоном, который окружен свитой слуг. Он наблюдает с высоты своего воскового трона, как караваны пчел-рабов складывают к его ногам сладкие дары. Вслед за египтянами Платон, а после него Аристотель в „Истории животных“, считали пчелиную семью рабовладельческим обществом, которым правят аристократы-трутни»… Даже спустя полторы тысячи лет семью пчел считали монархией. Вот что, например, писал великий английский драматург Шекспир:
Володя захлопнул книжку. Длилось долгое молчание.
Потом снова раздался Володин голос:
— А насчет того, что о пчелах все уже изучено и нового не откроешь, — это неправда. Вот не так давно нашли метод дрессировки пчел для опыления клевера. Это очень увеличивает урожай семян. Или, например, лечение пчелиным ядом, маточным молоком от многих болезней. И это, конечно, не все. Будет открыто еще много нового…
Мы с Лерой и Борей давно уже сидели на траве подле грядки с капустой, обняв колени. Рыжие лесные муравьи продолжали бесстрашно атаковать гусениц, но оба мальчика перестали обращать на них внимание и зачарованно слушали этот неожиданный доклад.
— Ну и голова, — вздохнул завистливо Лера.
А я радовался тому, что наши труды по ловле пчелиного роя не пропали даром. Вон какой толчок они дали ребячьей мысли…
На следующую весну мы пересадили пчел в новый самодельный улей на двенадцать рамок. За лето юннаты получили от улья три новые семьи. Теперь у нас прибавились три стеклянных улья: на шесть рамок, на две рамки и улей-малютка — на полрамки. На уроках зоологии, при изучении медоносной пчелы, мы начинаем с лабораторной работы: «Наружное строение рабочей пчелы». Наблюдаем жизнь пчел в улье через его стеклянные стенки, изучаем разведение пчел…