— Тебе не кажется, что он на тебя как-то странно смотрит?

В голосе Юльки звучало любопытство пополам с опасением маленькой девочки, боящейся Бармалея.

— Не кажется. И вообще, двигайся давай.

Пестрова шутливо толкнула подругу, ускоряя продвижение к стойке таможенника. Остались позади два дня суетливых сборов, сопровождавшихся аханьем Ирки Зверевой и сбором чемоданов. Проблема с визой была решена удивительно быстро, и уже на следующий день Майкл вернул им паспорта, вручив при этом Юльке пухлый конверт:

— Вот, как договаривались.

Заглянув внутрь, девушка увидела толстую пачку денег. Впервые в жизни она держала в руках такую сумму и немного робела.

— Лен, может, ты этим займешься?

— Давай уж, маленькая ты наша, — вздохнула Пестрова. — Немного возьмем на расходы, а остальные положу в сейф на работе.

— Не беспокойтесь, леди. Все расходы я беру на себя. Так что гонорар можете полностью оставить дома, — сказал Майкл, — и тут же, смутившись своей бестактности, пробормотал: — Извините, возможно, это не мое дело.

— Не задекларированная валюта, драгоценности, запрещенные к вывозу наркотические вещества?

Пограничник равнодушно смотрел на явно впервые пересекавших границу молодых особ. Все бывает, и даже с такой ангельской внешностью нарушают закон. Хотя вряд ли, непохожи эти молодые девчонки на контрабандисток. За десять лет службы поневоле научишься разбираться в людях. Скорей всего, студентки, направляющиеся на каникулы к знакомым. Скажи ему кто-нибудь, что перед ним находится уникальнейший и единственный в своем роде специалист, таможенник просто не поверил бы, ибо две скромно держащиеся пигалицы никак не походили на получивших признание гранд-дам. Те, как правило, были полны самоуверенности, граничащей со спесью. Да и украшения на девчонках простенькие, чего никак не позволили бы себе направляющиеся за океан достигшие успеха соотечественницы. Хотя кто знает. За последние десять лет уехало столько народу, что голова идет кругом. Вот, может, и эти, поработав год-два, получат признание, обзаведутся шмотками и брюликами. Всеми теми символами престижа, коими спешат увешать себя женщины.

Наконец турникет таможни остался позади. Ничего предосудительного они с собой не везли, да и времена были другие. Это лет пятнадцать назад, в эпоху «железного занавеса», человек, отправляющийся в Америку, вызывал пристальное внимание.

Юлька вспомнила, как уезжала подруга, старше ее лет на десять. Муж у нее был большой любитель баньки: А также «Беломора», был такой сорт папирос в Советской России. И случилось так, что, уезжая на ПМЖ в Америку и опасаясь не найти там любимого курева, мужик прихватил с собой целый чемодан отечественного продукта. Второй чемодан был заполнен березовыми вениками. Бедного мужика чуть кондратий не хватил, когда бравые советские пограничники распотрошили каждую папиросу и оборвали у банных причиндалов все листочки. Ну никак не могли поверить таможенники устному заявлению:

— Курю я его, понимаете? А веники, чтобы в баньку ходить!

В наши же дни такой перелет для многих людей стал делом обыденным. И в Нью-Йорк некоторые соотечественники летали с завидной регулярностью.

Едва прошли в салон, как Ленка, не дававшая накануне подруге спать и не спавшая сама, удобно устроилась в кресле и достала упаковку снотворного. Столь решительные действия были вызваны разницей во времени. И благоразумная Пестрова, подумав, что лететь к черту на кулички, для того чтобы там клевать носом, глупо, решила перемучиться заранее и выспаться в самолете, пусть даже и при помощи снотворного. Господин Вильяме ободряюще подмигнул:

— Через восемь часов будем дома.

В голосе его слышалась невольная радость человека, соскучившегося по родным. Его спутницы в ответ лишь пожали плечами, давая понять, что не разделяют его восторгов. Откинувшись в креслах и проглотив таблетки, они почти мгновенно заснули. То ли пилюли были качественные, то ли сказалось ночное бдение, но обращение к пассажирам, транслируемое в салон, они услышали уже сквозь дрему и благополучно отдались объятиям Морфея.

Тт-рхт умирал. И Аа-нау ничего не могла с этим поделать. Да, она была доктором и одновременно медсестрой, призванной лечить десантников в долгих походах. Для этого ее и ей подобных создали. Чтобы они в бесконечных, как сама Вселенная, перелетах и неизменных патрулированиях заботились о здоровье команды. Она тоже была бойцом, умела обращаться с оружием и могла пользоваться боевым скафандром. Но, главной ее задачей было самочувствие экипажа. Конечно, любой десантник, имеющий ресурс, мог прекрасно обойтись без услуг медсестры. Но, не всегда под рукой есть враг. Ведь в большинстве своем служба состоит из обыденных и скучных будней. И у людей постепенно накапливается усталость, неизбежны разные мелкие болячки, мешающие нормальному функционированию организма и требующие расхода жизненных сил. Именно для этого в имперских войсках и были доктора, чтобы в нужный момент поставить диагноз, снять начинающийся невроз или избавить заболевшего от инфекции. Врач также мог служить распределителем. И если кому-то не повезло в бою, а кто-то из бойцов, напротив, был переполнен жизненной силой, то доктор служил своеобразной станцией переливания, помогая излишкам перейти от одного к другому. Но, данную функцию Аа-нау приходилось выполнять очень редко. Было все же в этом что-то такое, что заставляло воинов почти не «одалживать» жизненную энергию друг у друга.

И вот теперь, несмотря на имеющийся у него ресурс, уже истраченный сразу после повреждения скафандра, и находящуюся рядом медсестру, Тт-рхт готовился проститься с жизнью. Поврежденный скафандр все еще полностью облегал его тело. А специально предусмотренный для помощи шлюз, позволяющий руке доктора дотронуться до тела пациента, заклинило намертво. Не имея прямого контакта, Аа-нау ничего не могла сделать для умирающего. Рукав ее скафандра, на котором был точно такой же раскрывающийся механизм, безуспешно тыкался по закованному в металл предплечью товарища. Поврежденный скафандр не посылал ее процессору должного сигнала и не давал раскрыться ее перчатке, чтобы дотронуться до плоти умирающего. Глаза Тт-рхта подернулись мутной пеленой, и могучий воин перестал существовать. Аа-нау поднялась и отошла от трупа нелепо погибшего соратника. На корабле уже наверняка услышали сигнал о помощи, но в данный момент он находится с противоположной стороны планеты. Для того чтобы обогнуть исследуемый мир, ему потребуется около двадцати минут. Вблизи планет не включают маршевые двигатели, и идти придется на обычной тяге. Они же с Тт-рхтом просто решили прогуляться, высадившись на единственный спутник. И вот произошла досадная случайность, какая бывает раз в миллион лет. Их скутер потерпел аварию, отказали гравикомпенса-торы, и у ее напарника при падении разгерметизировался скафандр. Нелепая, глупая смерть, вдвойне обидная оттого, что на сотни световых лет вокруг царит мир и спокойствие. Да и планетка эта ничем не примечательна. Так, еще одно название на карте, состоящее только из цифр. Подобных планет в империи миров уже больше тысячи. Но, только на нескольких сотнях из них могли селиться люди. Если в учебниках истории говорилось, что когда-то давно перед человечеством стояла угроза перенаселения, то теперь, наоборот, людей попросту не хватало, чтобы колонизовать все подходящие миры.

Для освоения космоса были созданы различные генотипы. Воины, врачи, ксеносоциологи на случай встречи с другими разумными, строители звездолетов. Все генетически модифицированные люди отличались в своей области исключительным профессионализмом и, само собой, отменным здоровьем, так как выпускать на просторы Вселенной больных и убогих с явно выраженной патологией попросту неразумно. Правда, Измененные, дававшие сто очков вперед своим создателям, были напрочь лишены такой малости, как фантазия. И ни у кого из узких специалистов никогда не будет творческих способностей, даже если путем генетического изменения вывести, к примеру, отличного музыканта, то никогда не быть ему композитором. И никого не порадует созданная им симфония или просто шлягер. Конечно, он будет прекрасным исполнителем, но не более. Все Измененные тем не менее были людьми и прекрасно знали об этой своей особенности. Но, она их нимало не волновала. Невозможно ведь сожалеть о том, чего никогда не имел.

В голове женщины прозвучал переданный шлемом-симбиотом запрос, посланный со спешащего на помощь скутера. Мысленно передав координаты, женщина придала скафандру сидячее положение и стала ждать.

— Леди, просыпайтесь, леди!..

Их разбудил незнакомый голос, говоривший к тому же по-английски.

Аа-нау с трудом разлепила глаза и уставилась на незнакомку. И тут же вспомнила. Ее зовут Юлька, Юлия Даниловна Кузнецова. И это был лишь сон. На самом деле они с Ленкой Пестровой летят в Нью-Йорк, чтобы помочь маме мистера Вильямса, умирающей, по его словам, от рака.

Но, черт возьми, как же все было реально. Скафандр этот дурацкий, с которым можно побеседовать, знающий множество анекдотов. И костоломы эти, вернее, душегубы, пьющие вместо крови странную субстанцию, без которой ни одно живое существо не может жить.

— Давай, дорогая, просыпайся. — Ленка уже вовсю тормошила подругу. — Прибыли.

Не совсем проснувшись и находясь под впечатлением странного сна, на вопросы таможенников Юлька отвечала машинально. Мистер Вильяме распорядился относительно багажа, и они вышли из аэропорта. Прибывших никто не встречал, но перед входом стояло множество желтых машин. Вильяме лишь поднял руку, и тотчас одна остановилась перед ними.

— Моя мать живет в Нью-Джерси, — едва они устроились в салоне, сказал Вильяме. — У нее свой маленький домик в пригороде, который она не хочет покидать.

Юлька пожала плечами. В конце концов, каждый имеет право жить там, где ему нравится. И незачем попусту тратить столько слов. Девушки с любопытством уставились в окно. Все же они в одном из самых грандиозных городов мира, и надо хоть немного удовлетворить любопытство. То и дело застревая в знаменитых нью-йоркских пробках, они наконец прибыли на место. Домик оказался не таким уж маленьким и довольно-таки симпатичным. Выкрашенный веселенькой желтой краской и покрытый ярко-синей металлочерепицей, он издали радовал глаз жизнерадостностью.

Миссис Вильяме оказалась старушкой лет семидесяти с милой улыбкой и кротким выражением на лице. Если бы они заранее не знали, то ни за что не подумали бы, что она смертельно больна.

— Проходите, пожалуйста. — Пожилая женщина провела их на второй этаж и показала комнаты. — Не хотите ли отдохнуть с дороги.

— Благодарю вас, — успокоила ее Юлька, — мы хорошо выспались в самолете.

— Ах, как я всегда завидовала людям, которые могут спать в транспорте. Лично я, будь то поезд, авиалайнер или просто обычное авто, ни за что не сомкну глаз. В молодости мне много приходилось переезжать с места на место. И каждое путешествие было для меня пыткой.

«Интересно, как же ваши предки прибыли сюда на парусном корабле? Ведь путешествие длилось целый месяц», — мелькнула у Юльки мысль, но тут же пропала, отступив перед радушием хозяйки.

— Скажите, где у вас можно достать бродячую собаку?

— Собаку? — удивились Вильямсы.

— Именно собаку. Килограммов восьмидесят весом и желательно никому не принадлежащую.

Снова вспомнился удивительный сон и то, что в нем «компенсаторами» для медперсонала служили странные полурастения-полуживотные, которые после гибели становились пищей-удобрением молодой поросли. Впрочем, в отсутствие павших во имя доброго дела сородичей необычные живые существа с охотой истребляли человеческие пищевые объедки и экскременты. Такой вот замкнутый цикл, включавший в себя множество мелких людских болячек.

Мать и сын переглянулись, и Майкл неуверенно сказал:

— Пойду позвоню. В справочнике должно быть агентство, предоставляющее подобные услуги.

Он вышел, а миссис Вильяме с улыбкой обратилась к девушкам:

— Кто из вас чудо-доктор, призванный вылечить меня? Пестрова указала на Юльку, а та невольно зарделась.

— Не надо смущаться. Я вижу, что вы славная девушка. И даже если ничего не выйдет, все равно спасибо. Вы знаете, ведь даже шарлатаны по-своему полезны. — И, заметив возмущение на Ленкином лице, поспешно возразила: — Нет-нет. Ни в коей мере я не считаю вас обманщиками. Просто в мои годы с трудом верится в чудеса.

— Тогда объясните нам, чем же хороши шарлатаны?

— Так ведь при всей своей необразованности и корыстолюбии они дают то, без чего никто из нас не смог бы жить. Надежду. Да, жестоко отбирать у хворого человека, возможно, последние деньги. Но, в то же время, раз платит, значит, борется. А именно это я и считаю настоящей жизнью.

Что ж, достойный образ мысли настоящей американки. Человек жив до тех пор, пока теплится в нем слабый огонек надежды, вопреки страшному приговору эскулапов и сочувствующим взглядам родни.

Несмотря на преклонный возраст и смертельную болезнь, эта старушка вызывала уважение своей стойкостью и волей к жизни.

— Надеюсь, я смогу поколебать ваш скептицизм. — Юлька постаралась придать голосу эдакую уверенную небрежность.

— Да чего уж там. Вижу, вы в самом деле в это верите. Пусть не мне, старой и прожженной материалистке, но кому-то вы действительно облегчили последние минуты. И даже если пациента ждало разочарование, на какое-то время он все же забыл о болезни и наполнился уверенностью.

— Опять мама нагружает вас своей философией, — извиняющимся тоном произнес Майкл. — Я позвонил, и собаку привезут через полчаса.

— Тогда начнем.

Юлька подвинула кресло поближе к миссис Вильяме и взяла ее за руку. Старая женщина и в самом деле была больна, и ей, не вмешайся Юлька, оставалось бы не более полугода. «Вобрав» в себя болезнь и слегка подправив тут и там, на что ушло не более пяти секунд, девушка отстранилась. Больной-то она была, да вот только никакая она не миссис Вильяме. И Майкл ей вовсе не сын. Скорее сослуживец, если можно говорить о службе в столь преклонном возрасте. Досадуя на себя за то, что поверила незнакомцу на слово, Юлька на миг задумалась.

— Майкл, можно вас на минутку?

«Свободного места» у нее было более чем достаточно, и, «прощупав» коварного нанимателя, Юлька ничем не рисковала. Фальшивый сын подошел и положил руку на спинку ее кресла. Как бы невзначай та, кого почти в открытую назвали шарлатанкой, слегка коснулась его руки. Однако молодцы янки!

Вернее, молодцом был стоящий рядом с ней человек.