Девчонка обмякла у меня на руках, а я медленно опустилась на землю, во двор, который, к счастью, был пуст. Приблизительно моего возраста, со светлыми волосами и с еле заметными веснушками, она казалась совсем ребенком.
Похлопав глупышку по щекам, я кое-как привела ее в чувство. Открыв глаза, оказавшиеся голубыми, она удивленно посмотрела на меня.
— Ах, зачем вы это сделали?
— Ну извини, — немного грубовато ответила я. — Машинально как-то вышло.
— Вы обняли меня машинально?
— А как, по-твоему, я должна была тебя держать? Зубами, что ли?
— Меня? Держать? Зачем?
Постепенно до меня стало доходить, что от пережитого шока у малышки случилась амнезия. Но вообще-то оно и к лучшему. Меньше ненужных слез и соплей.
— Как тебя зовут? — разжимая объятия, спросила я.
— Ира.
Шмыгнув носом, она поправила руками волосы и неуверенно улыбнулась.
Взглянув на небо, я увидела, что до рассвета осталось не больше двадцати минут, и, желая убедиться, что с новой знакомой всё будет хорошо, предложила:
— Давай провожу тебя домой.
Вместо ответа она смежила веки и потеряла сознание.
Ч-черт! Нет, ну надо же! До полного восхода солнца осталась самая малость, а я взвалила себе на шею неудавшуюся самоубийцу. Причем в полной отключке и с провалами в и без того девичьей памяти.
Вообще-то мы находились не в глухом лесу, и искушение просто оставить малышку на скамейке было велико. Но, наверное, не на пустом месте возникла у Экзюпери мысль о том, что «мы в ответе за тех, кого приручили». Да и у многих древних народов существовало поверье, гласящее, что спасший чью-то жизнь становится должником спасенного.
В общем, пустить дело на самотек я не могла по многим причинам. В частности, из пресловутой солидарности. «Самоубийцы всех стран, соединяйтесь», так сказать. Ведь меньше года назад я сама проделала нечто подобное. Плюс ко всему присутствовало опасение, что, придя в себя и вспомнив события, предшествовавшие нашему знакомству, малышка попытается повторить попытку. Ведь коль сработал выключатель, запустивший «зов смерти», то где гарантия, что девушка доживет до вечера?
Ну и, наконец, несмотря на свою сверхъестественную сущность, я всё же была женщиной. И, даже помня, что любопытство погубило кошку, очень хотела узнать подробности.
Мысли промелькнули в мгновение ока. Схватив в охапку обмякшее тело и, сообразив, где находится ближайшая больница, взмыла вверх. Рассвет еще не наступил, но я вся дрожала от какого-то первобытного испуга. И, даже зная, что солнечный ожог для гемоглобинозависимых не смертелен, покрылась холодным потом. Должно быть, для таких, как я, пребывание под палящими лучами равносильно купанию в проруби для нормального человека. Тоже не так уж и страшно, но бр-р. И хотя существуют клубы моржей, большинство людей всё же предпочитают естественную температурную среду.
Кстати, приверженцы зимних купаний утверждают, что погружения в ледяную воду позволяют избавляться от самых различных заболеваний и поддерживать хорошее самочувствие. Но, всесторонне изучив проблему, врачи говорят, что такие забавы вредны для здоровья.
При резких температурных стрессах организм выделяет особые гормоны — производные опиума и морфия, действительно обладающие свойствами смягчать болевые синдромы. Это неприкосновенный запас, предназначенный на крайние случаи, когда для спасения жизни необходимо обезболивание. А моржи расходуют НЗ при погружении в холодную воду. Регулярное повторение таких процедур чревато привыканием к этим естественным наркотикам. И с каждым разом требуется всёбольшая и большая доза для достижения необходимого эффекта. Прекращение же принятия ледяных ванн оборачивается абстинентным синдромом, сопровождающимся дикими болями во всём теле, тем, что наркоманы называют ломкой. О таких «прелестях», как истощение гормональной системы и, как следствие, усыхание надпочечников и нарушение мочеполовых функций, лучше вообще не вспоминать.
В общем, при желании притерпеться к солнцу я могу. И даже буду получать своеобразный кайф. Некоторое время. Но вот надо ли?
Право, не знаю, что подумали те, кто стали свидетелями моего предрассветного полета. Недавно приобретенный джип благополучно стоял в гараже, и я, рассудив, что возня с ловлей такси или с вызовом «скорой помощи» может обернуться неприятными последствиями для меня лично, мчалась что есть мочи.
Бог весть, что вообразил дежурный врач, но, увидев нас, он молча указал на кушетку и, достав бланк, приготовился соблюсти формальности. Ну ё-мое, а?!
— Девушку зовут Ира, — скороговоркой выпалила я. — Случайно шла мимо и решила помочь.
И, поскольку явственно ощущала, как будут чесаться волдыри на моей многострадальной морде, а заодно и на шее, я изо всех сил рванула прочь.
Увы, небо оказалось совсем светлым. Не рискнув лететь, я, встав посреди дороги, остановила проезжавшую мимо машину. С недовольным лицом водитель полез было из кабины, но зеленая бумажка с двумя нулями решила дело.
Подъехав к дому, я усмехнулась, ибо в последнее время не часто пользовалась лифтом, предпочитая входить через балкон. Но, поскольку окна моего тридцатого этажа отражали первые блики, открыла дверь подъезда.
Проснувшись следующим вечером, я поймала себя на мысли, что думаю об Ире. Однако меня ждала работа, и визит в больницу пришлось отложить. Эх, ну почему сейчас не зима? Когда в четыре-пять вечера уже темно и преспокойно можно успеть в любую из контор, работающих, как правило, часов до шести-семи.
Игорек должен был ждать в клубе. Я набрала номер его мобильника.
— Привет.
— Здравствуй, Майк. — По тому, что меня обозвали мужским именем, я поняла, что он на людях.
— Игорь, у меня просьба…
— Конечно, Майк, я слушаю.
— Подъедь в одну из больниц, расположенных в Южном округе, и узнай о состоянии пациентки, поступившей сегодня в пять утра. Девочку зовут Ира, а фамилию, к сожалению, не успела спросить.
— Понял, — лаконично ответил Игорь. Но едва я собралась отключиться, как прозвучал вопрос: — А кто это?
— Игорь, дорогой, — защебетала я, — честное слово, всё объясню при встрече. А пока сделай, как я прошу. — И прервала связь.
Схватив такси, добралась до клуба. Кое-как, что вызвало удивленный взгляд шефа, отработав положенное, поспешно выбежала на улицу и вытащила телефон.
— Ну?
— Баранки гну, — ответили мне.
— Ладно, не тяни резину! — начала злиться я. — Разузнал?
— Жива твоя Ира. Правда, не совсем здорова, но об этом — как только увидимся. — Ну гад, а?
— Сладкий мой, — елейным голосом промурлыкала я, — колись давай. А то в этом несовершенном мире станет на одного не очень здорового больше.
— Тебе, значит, можно, а мне нельзя? — Мне показалось, что он немного обиделся.
— Так я ведь женщина. А ты мужчина.
— Это еще с какой стороны, посмотреть, — заржал секретарь. — Я вот до сих пор не уверен. — Нет, надо срочно что-то делать. А то любимый — пусть пока и платонически — и единственный совсем от рук отбился.
— Короче, ранимый ты мой, — от нетерпения я позволила себе слегка нахамить, — сидишь на месте и терпеливо ждешь меня, понял?
До больницы добралась за двадцать минут и, расплатившись с таксистом, взбежала по ступенькам. Игорь курил, стоя у входа, и, демонстративно погрозив кулаком, я не выдержала и рассмеялась.
— Выкладывай!
— Девушка наглоталась барбитуратов, — выбросив сигарету, начал он. — Как и положено, ей сделали промывание желудка и сейчас спасенная лежит под капельницей.
М-да. Серьезная девчонка. И к осуществлению проекта подошла основательно.
— И всё?
— Если ты про то, кто она, то здесь пока глухо. Частичная амнезия, вызванная шоком.
— Надеюсь, ты договорился и мы можем с ней встретиться?
— Увы. — Игорь виновато развел руками. — Врачиха — Цербер, а не женщина. Мегера в белом халате. Деньги не взяла, говорит, «посещения с пяти до семи вечера».
Такая принципиальность не могла не вызвать уважения, а потому, не особо огорчившись, я спросила:
— Какая палата?
И, запомнив номер, взлетела на седьмой этаж.
Не желая пугать случайных людей, проникла в корпус через окно туалета. Благо, даже дойдя до ручки, наши женщины порой ни за что не расстанутся с возможностью подымить и окна там постоянно открыты. Выбравшись в коридор, заглянула в первое же помещение и, стащив белый халат, в кармане которого к тому же нашлась шапочка, уверенной походкой направилась к нужной двери.
Как и сказал Игорь, моя подопечная лежала в отключке. Поправив одеяло, я присела на табурет, катая в голове невеселые мысли. «Что же случилось в твоей маленькой жизни, что ты предпочла решить все проблемы одним махом?» Несмотря на то что совсем недавно сама порывалась сотворить нечто подобное, я чувствовала себя старой и мудрой. А ведь не окажись в моем арсенале такой малости, как умение левитировать, что бы было? Правильно. Ни-че-го.
Ира дышала ровно, и, не желая ее будить, я тихонько вышла из палаты. Положила халат на место, вернулась в туалет и выпрыгнула в окно.
— Поговорили? — спросил Игорь, едва я оказалась на земле.
— Нет. Малышка спит, и я решила ее не тревожить.
— Понятно… — протянул он.
— Ты вот что… Завтра купи всё, что нужно. Цветы, фрукты, соков там. И днем навести девочку. Скажешь, что ты мой друг. И постарайся узнать, кто она и что произошло.
— Конечно, Майя. — Он дотронулся до моего плеча и тихо спросил: — А ты откуда ее знаешь?
— Вчера утром, сидя на крыше и любуясь городом, вдруг увидела, как дурочка бросилась вниз. Буквально на лету поймала.
— Дела-а! — присвистнул он.
— Ладно, Игорек. — Встав на цыпочки, я поцеловала его в щеку. — Вечером жду.
— Проводить? — с надеждой поинтересовался он. Но я отрицательно покачала головой и взмыла в ночное небо.
По пути домой выдумывала различные причины, которые могли бы подтолкнуть Иру к такому шагу. И, перебирая варианты, пришла к выводу, что в таком возрасте молодые хорошенькие девушки решаются расстаться с жизнью только из-за любви. Которой, по определению знатоков человеческой природы, не существует. Той самой, про которую тысячи лет пишут песни, слагают стихи, и тем не менее остающейся величайшей загадкой для рода человеческого. Мне вдруг вспомнилась песенка из фильма «Король-Олень»:
Любовь — это то, что бывает во взрослом кино,
Любовь — это то, что ребятам понять не дано.
Бывает и в жизни любовь, говорят, —
Но это, конечно, секрет для ребят…
Я невесело усмехнулась, ибо за попытку разгадать эту маленькую тайну, каждое поколение платит молодыми жизнями.
В таком вот философском настроении я прилетела домой и завалилась спать.
— Доброе утро. — Игорь лыбился, и, разлепив глаза, я запустила в него подушкой.
— У-у, рыжий! — И деловито осведомилась: — Сходил?
— А то. И бананов отнес, и букетик. Девчонка прямо зарделась от удовольствия.
— Это хорошо, что обрадовалась. — Вытирая губы, я благодушно кивнула. — Значит, выбросила из головы разные глупости. Кстати, поговорил?
— Да. — Игорь как-то тяжело вздохнул.
— Выкладывай.
— Я уж собрался уходить, как в палату ввалилась целая делегация. Знаешь, такие серьезные мэны в галстуках и с ними стервозного вида мадама постбальзаковского возраста. — Закатив глаза и сложив губы бантиком, Игорь изобразил гостью, и я прыснула. — «Что это за эскапады, милочка? — пропищал он. — За кого вы себя принимаете?»
В двух словах дело обстояло так: «заметив» наконец Игоря, один из мужчин попросил его удалиться, но, выходя из палаты, он додумался забыть сотовый. Естественно, предварительно набрав свой номер и включив автоответчик.
— Ну ты голова-а. — Я поцеловала умника в рыжие вихры и, пресекая его ответные попытки обнять меня, уселась в кресло.
Он достал телефон и, нажав на кнопку воспроизведения, протянул мне. Запись получилась не очень хорошей, но суть беседы я уловила. Мадам, оказавшаяся мамой «предмета», была сильно обеспокоена, что в связи с попыткой суицида их «во всех отношениях приличная фамилия попадет на страницы газет». Малышка рыдала и, сорвавшись в истерику, вдруг закричала, прося их уйти. Из невнятно расслышанной фразы я поняла, что ей предлагали какие-то деньги, но тут время, отведенное Игорем на запись сообщения, закончилось.
Негусто вообще-то. Хотя всё и так понятно. Сперва любовь. Потом — все сопутствующие этому прекрасному чувству радости. Ну а чуть позже вот такая обеспокоенная мезальянсом маман начинает метать икру, выливая на наивную влюбленную дурочку ушаты помоев. Недаром говорят: женись поближе. И, как мне кажется, имеется в виду не территориальная отдаленность, а именно вот такая, социального плана. Ведь помимо всех проблем, обрушивающихся на молодую пару, приходится преодолевать и сопротивление среды в виде злобной свекрови и презрительных взглядов менее удачливых конкуренток.
По понедельникам в клубе выходной, а потому, быстренько приняв душ, я стала торопить Игоря.
— Пойдем!
— К ней?
— А куда же?
Мы спустились на лифте и, сев в его «мерин», отправились в больницу.
Время, сами понимаете, было неурочное, и потому я даже не стала пытаться пройти легальным путем, а сразу направилась к торцу здания и взглянула на Игоря.
— Ты со мной или как?
Посмотрев вверх, он неуверенно пожал плечами, и, расценив молчание как знак согласия, я подхватила его под мышки и влетела в окно женского туалета. К несчастью, в этот раз в коридоре стоял какой-то тип, судя по белому халату имеющий отношение к медицине. Игнорируя удивленный взгляд и пресекая совершенно неуместные в этой пикантной ситуации вопросы, я осторожно нажала на его сонную артерию. И, придержав вмиг ставшее ватным тело, толкнула дверь комнаты, в которой вчера позаимствовала халат. Он, кстати, так и висел на спинке стула. Хотя, быть может, это был его брат-близнец.
— Одевайся, — велела я Игорю, а сама принялась стаскивать столь необходимую для маскировки одежку с лежавшего без сознания мужика.
Подойдя к палате и взявшись за ручку двери, я услышала сдавленные рыдания и мужской голос. Думая, что это кто-то из персонала, и не желая мешать, решила повернуть назад, но пресловутое любопытство победило. И, тихонько приоткрыв дверь, я увидела, что возле Ириной постели сидит какой-то мужчина.
Так, значит. Нам с Игорем нельзя, а кому-то другому — можно? Или, сегодня просто дежурит менее принципиальная тетенька?
Сидящий тем временем встал, и я еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. Он был всё так же красив, а осанка и гордый профиль выдавали уверенность в себе. Парень шел к двери, а у меня дыхание сперло, ибо юноша, навестивший случайно встретившуюся на моем пути девушку, был моей первой любовью.