Ласковое и щедрое испанское солнце опускалось всё ниже, скрываясь за остроконечными пиками. Черные тени, отбрасываемые кряжами, вершины которых скрывались в тягучей дымке сизых облаков, давно накрыли ущелье. Но горизонт еще вспыхивал разнообразными оттенками всех цветов радуги, рождаемых преломлением в горном воздухе закатных лучей. Игра света завораживала, заставляя пожалеть, что в телефоне нет цифрового фотоаппарата. Ибо вид, открывавшийся из узкого горла пещеры, был достоин того, чтобы запечатлеть его на память.

Я вернулся в расщелину и стал скатывать спальные мешки. Хотя и затруднялся себе объяснить, зачем это делаю. Часы, посвященные сну, прошли спокойно, и никто не попытался потревожить или подавить волю.

Хотелось есть, и я, решив не ждать окончательного захода солнца, спикировал в ущелье, где поймал пару ящериц. «Эдак ты вскоре окончательно перейдешь на подножный корм», — подумал я и усмехнулся невесело. Однако за всё приходится платить и, приобретя несколько необычные способности, я попал в жесточайшую зависимость.

«Не быть тебе, Игорек, ни полярником, ни космонавтом, — подумалось вдруг. — Ведь и те и другие месяцами сидят на консервах, без свежего мяса».

«Ну, положим, и в Арктике, и в Антарктиде свежей крови навалом. К тому же в условиях полярной ночи есть возможность вести более активный образ жизни», — плотоядно улыбаясь, возразила та часть меня, что жила инстинктами.

Кстати, то и дело муссируемый учеными миф о древнем материке или большом острове Гиперборее, или Арктиде, по мнению многих, является не таким уж и вымыслом.

Я завистливо вздохнул, представив, каково бы мне жилось там, в условиях бесконечной, длящейся много месяцев ночи.

Существовавший в районе Северного полюса и населенный некогда могущественной цивилизацией, он был назван как раз вследствие месторасположения. Гиперборея — то, что находится на Крайнем Севере, «за северным ветром Бореем», в Арктике. До недавнего времени факт существования Арктиды-Гипербореи не имел подтверждения, кроме древнегреческих легенд и изображения этого участка суши на старинных гравюрах. Так, на карте Герарда Меркатора, изданной его сыном Рудольфом в тысяча пятьсот девяносто пятом году, в центре Земли изображен легендарный материк Арктида. Он окружен побережьем Северного океана с легко узнаваемыми современными островами и реками.

А что касается космоса, то меня туда и не тянет, если честно.

Окончательно стемнело, и, вернувшись в таинственный разлом, я подхватил Олега и направился в сторону городка, где была назначена встреча с Майей.

Удивительно, но, едва мы отлетели от страшного места, как Олег зашевелился. Поскольку очень не хотелось что-то объяснять и тем более тащиться пешком или кантоваться на горной дороге в ожидании попутной машины, я легонько надавил на его сонную артерию. И не почувствовал при этом ни малейших угрызений совести. Пусть спасибо скажет, что с ним отправился я. А то ведь так и помер бы на том проклятом болоте. Или был бы захвачен чертовым уродцем, чей труп стоит в нише, заваленный плитой.

Приблизившись к городку, практически сразу разглядел яркую вывеску, горевшую над двухэтажным строением. И, хотя с нашего с Майей посещения Испании я так и не выучил язык, смело направился к входу. Сидевшая за стойкой тридцатилетняя женщина хмуро оглядела нашу изрядно потрепанную одежду, но, поскольку в компьютере имелись данные о сделанной предоплате, выложила ключи, что-то произнеся с вопросительной интонацией.

Не понял я, конечно, ни слова, но, рассудив, что интересуются самочувствием Олега, которого я пристроил на стоящем в вестибюле кресле, на всякий случай отрицательно покачал головой.

Всё же решив, что нести его на второй этаж на глазах у служащей отеля это уж слишком, я легонько похлопал товарища по щекам и, надавив на одну из болевых точек, привел в сознание. Кстати, если кому интересно, то хочу сообщить, что буквально с первых дней своей новой жизни я как-то интуитивно стал чувствовать нормальных людей. На подсознательном уровне различал более уязвимые места, а также мгновенно оценивал физическое состояние предполагаемой жертвы и степень ее усталости. Должно быть, такое умение заложено природой в любого хищника. А будучи самым идеальным — ну ладно, одним из самых совершенных — хищником на планете, я вытаскивал эти способности из мрачных глубин подсознания.

Уложив Олега на кровать, с наслаждением принял душ и, выстирав одежду, натянул мокрой. Вышел на улицу и взлетел, дабы просушиться и вообще… Майя, звонившая десять минут назад, сообщила, что прибудет через два часа, и я решил немного развеяться.

Бездумно, просто наслаждаясь процессом, левитируя, наткнулся на палаточный лагерь и несказанно удивился, услышав русскую речь. Заинтересованный, опустился на землю и подошел к ближайшей палатке. Судя по всему, там играли в карты, причем резались азартно. Мгновенно вспомнив наши с Майей набеги на московские казино, загорелся идеей поучаствовать. Несмотря на уговоры и уверения в том, что в карты играют абсолютно все, независимо от возраста и пола, чаще просто так, но бывает, что и на деньги, Майя боялась прикоснуться к картам, предпочитала рулетку. Но, ей-богу, имея в арсенале даже малую толику ее талантов, я брался обыграть любого. Причем неважно, в покер, в преф или в обыкновенную триньку.

К чужим обычно относятся настороженно, но, взглянув на мою не внушающую страха фигуру, сидящие в палатке лишь усмехнулись.

— Че надо, мил человек?

Я окинул взглядом трех амбалов и двух личностей понеказистее.

— Да так. — Я как бы невзначай достал из кармана джинсов пачку «зелени». — Отдохнуть приехал, а тут ску-учно.

При виде денег глазки у всех маслено заблестели, и с понимающей усмешкой мне уступили место за столом.

Играли в триньку. Простенькая и незатейливая игра. Сдаются по три карты. Добавляется в банк. Наибольшая комбинация, как вы догадались, — три туза. Но, согласно правилам, еще больше котируются три шестерки.

То, что передо мной личности, в перечень чьих добродетелей честность не входила ни под каким видом, понятно и так. И потому церемониться я не собирался. В конце концов — и об этом немало писано — эти дельцы не зарабатывали деньги тяжким трудом на сборе винограда и различных цитрусовых. А лишь обманывали своих — наших — соотечественников, подобно неграм гнущих спины с ноября по март на испанских плантациях.

Схема подобных мероприятий проста и нахальна. Где-нибудь в Рязани или в Калуге в местной прессе дается объявление о том, что производится набор желающих поработать на уборке урожая. При этом обещаются запредельные суммы, от ста долларов в день и выше. И доверчивые русские мужики, измотанные безработицей и безденежьем, нет-нет да и забредают в офис подобного дельца.

За услуги те просят всего ничего, такую-то штуку баксов и, поскребя по сусекам и залезши в долги, дурная рабсила становится обладателем вожделенного билета.

Что самое интересное, так это то, что по законам Испании сельскохозяйственным кооперативам и частным фермерам разрешено нанимать поденных рабочих на сезонные работы. При этом практически нет необходимости в наличии документов. Хочешь — работай. В конце недели получи зарплату.

Вообще-то сбор урожая в Испании по традиции является делом марокканских кланов. Но поскольку хозяину всё равно, кому платить, то и здесь появились наши отечественные проныры. И крепостные — смею заверить, совершенно добровольные.

Первые игры я, разумеется, сыграл фраером. Облизывая не обсохшее на губах материнское молоко. Как правило, в подобных ситуациях новичку дают выиграть, но я ухитрился наплевать на все предоставляемые возможности, чем вызвал сочувственный взгляд местных паханов. Они, бедолаги, еще не поняли, что сегодняшнюю игру делаю я.

«Зачем ввязался?» — спросите вы.

Да хрен его знает. Не то чтобы мне нужны были их деньги. Наверное, просто хотелось сорвать на ком-то нехорошее настроение. Еще до знакомства с Майей ко мне подъезжал с предложением отправить на работу в Испанию один молдаванин. Просил всего лишь четыреста евро. Причем на вопрос, что за услуги предоставляет в обмен, предпочитал отмалчиваться. Дескать, «у меня там живет брат…».

«Йона, — вопрошал я, — может, на эти деньги ты покупаешь мне билет?»

«Нет».

«А квартиру кто оплачивает?»

«Ты сам».

«А брату своему ты как его долю отдашь?»

«Брату ты заплатишь отдельно».

«Иона? — Я удивленно пялился на него. — Так за что же тебе причитаются аж четыреста евро?»

«Я отправляю людей в Испанию».

Наглости подобных дельцов нет границ, и, наткнувшись на палатку «бригадиров», я намеревался отвести душу.

После нескольких партий остался один на один с субтильной личностью в очках. Цепкие глаза внимательно ощупывали меня, казалось, пронзая насквозь. Взгляд прожженного, генетического пройдохи. Людишки с таким взглядом не способны на дружбу и сострадание. Словно волки, они живут поодиночке, даже в нормальной, повседневной жизни держась настороже. Действительно или только в своем воображении наблюдая, слушая и имея в виду то, что простой смертный отбрасывает за ненадобностью. Учитывая неосязаемые глубины человеческого сознания. Они слышат не только то, что сказал собеседник, но и то, что он имел в виду. И то, что не сказал. И моментально ищут причину, почему он это сделал, о чем подумал и о чем не подумал, но обязательно вспомнит через год.

Словно шакалы, они всегда ждут подлости, так как и сами горазды сделать какую-нибудь гадость. Такие просто не могут, не представляют себе существования без обмана и кидалова. У них нет друзей, одни лишь приятели, готовые, в свою очередь, подставить подножку, лишь почувствуют слабину.

Я лениво наблюдал, как он тасует колоду, и видел все его немудреные финты. Шалишь, братец. Сегодня не твой день, уж извини. Не всё же тебе ездить на наивных мужиках и трахать подавшихся на заработки белокурых дурочек, причем не особо напрягаясь, обманом завлекая простушек в постель. Достаточно просто подойти и сказать: «Всё, милая, хозяин сказал тебя больше не нанимать. Плохо, мол, работаешь».

А у нее, несчастной, виза давным-давно просрочена и обратный билет пропал, украденный им же. Новый же стоит около пятисот евро. А денег нет. Вместо них у нее зияет приблизительно такой же минус, начисленный «благодетелем» с потолка. Дурочка чуть не плачет: «Миленький, без тебя пропаду и деток своих погублю, выручи. А я уж наизнанку вывернусь, а отблагодарю!»

Вечером «бригадир» подойдет еще раз и утешит: «Убедил я хозяина. Оставляют тебя, но только под мои личные гарантии…»

Достав сотовый, я взглянул на часы и понял, что пора закругляться. Вот-вот должна приехать Майя, и, как истинный джентльмен, я обязан ее встретить. Дурил я противника его же фокусами, то сдавая себе лишнюю карту, то проводя «вольт». Развлекался, одним словом. Прекрасно понимая, что мирно уйти мне всё равно не дадут.

Наконец, подняв банк по самое не могу, я, провоцируя обострении ситуации, засветился. По суровым законам игры тот, кто обнаружил, что соперник мухлюет, забирает всё.

Я перевернул карты, оказавшиеся, разумеется, тремя шестерками.

— Ну а четвертая где? — выщерился довольный тем, что «заметил», противник.

Лишнюю я сбросил буквально только что, перед самым его носом. Я нагло усмехнулся в ответ:

— Не знаешь, как это делается? Хочешь — считай колоду.

После того как карты были дважды пересчитаны, я, прекрасно слыша, как за моей спиной группируются остальные обитатели импровизированного катрана, процедил сквозь зубы:

— Ну что, сука? На кого пасть раскрыл?

И с наслаждением, но не очень сильно заехал кулаком в лицо сидящему напротив человеку.

Когда я говорю «несильно» и «небыстро», я имею в виду охотничий режим. Оппоненту же, наверное, показалось, что в него попали кувалдой. Пропустив мимо руку, сжимавшую нож, я сломал лезвие и, не удержавшись, слегка вывернул кисть нападавшего. Сладкой музыкой прозвучал хруст костей. В конце концов, никто ж его не заставлял многозначительно сопеть у меня за спиной. Выдавая запахом пота не очень благие намерения. И, поступи эти обормоты, в своей беззаботной наглости считающие себя на порядок выше простых смертных, хоть раз в жизни честно, я бы просто ушел. Но умение проигрывать достойно свойственно лишь благородным личностям. Эти же, немытые и зачуханные, не вызывали ничего, кроме брезгливости. Ведь именно из-за подобных оборотистых подонков «русский» стало синонимом слова «бандит».

В общем, драчка вышла что надо. Стараясь никого не убить, я не особо церемонился. Еще раз на меня попытались наехать с ножом, но, получив жесткий удар в солнечное сплетение, нападавший мирно улегся поперек входа. Деньги подобно бабочкам порхали в воздухе, мирно укладываясь на пол. И, отправляя в нокдаун очередную жертву, я осторожно ловил их, складывая в ладони аккуратной стопочкой.

— Чего разлегся. — Я пнул ногой одного из «бригадиров». — Тороплюсь я, понял?

— С-сука, — сплюнув кровью, процедил он сквозь зубы, но послушно стал ползать по брезентовому полу палатки, собирая мой выигрыш.

— В морду дать или и так всё уразумел? — добродушно осведомился я, принимая тощую пачку.

Урод отшатнулся, и на его лице, вызвав радостный отклик в моей душе, мелькнуло выражение страха.

— Тогда до скорого. — Я помахал рукой. — Может, на днях еще зайду. С приятелем.

По угрюмому взгляду догадался, что вряд ли мне будут здесь рады, и вышел из палатки, декламируя откровения от Матфея:

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»

Нет, я не стал изображать из себя эдакого современного Робин Гуда и раздавать нажитые неправедным путем деньги сирым и убогим «российским неграм». В конце концов, это не я сделал их такими. Не я заставлял верить в простодушную и наивную детскую сказочку. И подписывать «контракт», обязуясь отдать месячный заработок за то, что они вполне могли бы осуществить и сами. Просто приехать в Испанию и немного подзаработать на сборе урожая. Не я воспитал их доверчивыми, едущими за большой деньгой на край света. Но, видно, так устроена загадочная русская натура. Он не может не верить. В чудеса, в коммунизм и вообще во всякую чушь, которой не может быть никогда.

Поскольку аэропорт был всего лишь один, я нашел его без проблем, и в нужное время стоял у трапа самолета. Майя выпорхнула, тоненькая и изящная, всколыхнув в душе самые нежные чувства.

— Привет!

Мы поцеловались и, взявшись за руки, направились к краю летного поля.

— Как Олег? — озабоченно спросила она. Я отмахнулся.

— Спит, что ему сделается. — И, потершись носом о ее волосы, пробормотал: — Соскучился.

— Э-эх, — притворно вздохнула чертовка. — А я-то думала, что ты горишь на работе.

— Скорее уж дохожу, — пробурчал я. — С тех пор, как навязали на нашу голову этого умника, — одни неприятности.

— Ладно уж. Поехали в отель. Днем отоспимся, а завтра покажешь, что тут у вас.