Auri sacra fames! (Проклятая жажда золота!). Такими словами бичевали ненасытную алчность еще древнеримские стихотворцы.

Золото… Никакой другой металл в истории человечества не обладает столь неотвратимой и магически притягательной силой. Мерцающий блеск золота многие тысячелетия возбуждал людскую жадность, манил вдаль бесчисленных искателей приключений и являлся поводом кровавых захватнических войн.

Очень, очень давно, практически с самого начала осознанной истории, золото стало символом вечного, неизменного и ценного — «королем металлов». Еще задолго до начала нашего летоисчисления оно считалось мерилом ценности, универсальным средством обмена и расчетов. И, в силу особенностей людской природы, обладание золотом было преимущественным правом немногих.

Золото всегда было синонимом богатства и власти… Да, что там, оно само и было богатством.

Причина притягательной силы золота — в его необычных свойствах: химической стойкости, высокой плотности, легкости обработки при изготовлении предметов украшения и культа. Эту свою функцию оно сохранило до нашего времени. В мировой экономике золото играет главенствующую роль в качестве валютной основы.

Это один из немногих элементов, который встречается в природе в виде самородков. Обычно оно в минимальных концентрациях рассеяно в твердой породе. В таблице распространенности химических элементов в земной коре золото занимает семьдесят седьмое место, и этот тоже является одной из причин его высокой стоимости.

И вот теперь мы, как и прежде, отправлялись «мыть золотишко». Надо сказать, что исследовательский азарт давно поутих, и теперь я всё чаще и чаще испытывал отвращение к этому занятию. Да, сокровища, найденные нами ничьи. Их законные владельцы давно умерли и по всем моральным законам мы, вроде как «имеем право». Но всё равно было не по себе.

Пожалуй, утешало лишь то, что в этот раз мы собирались использовать всё это богатство для того, чтобы остановить неудержимую адскую экспансию братьев по разуму. Или, если безумная теория Профессора верна, наших прародителей.

И презренного металла в этот раз требовалось очень и очень много. То, что задумал Семён Викторович — это вам не хухры-мухры. Не покупка в личную собственность какого-то там островка. И даже не смена власти в отдельно взятой стране… Так что, боюсь, одной тонной в этот раз мы не отделаемся.

Как написал когда-то горячё любимый мною Роберт Хайнлайн «В пехоте в десант идут все». Так что, в этот раз на Земле-2 присутствовала вся шайка-лейка, во главе с генералом. Что приятно удивило, так это то, что у малышки Кени оказался огромный потенциал. И действовать она могла с виртуозностью Ленки. Морис, разумеется, тоже был здесь. И, как раз сейчас беседовал с Семёном Викторовичем. Профу, как ни странно, внимали и Инка с Леной. Да и маленькая Кени тоже навострила ушки.

— С детства мы привыкли, что наш мир осязаем, постижим и описуем. Его можно потрогать руками и, следовательно, теми или иными методами он изменяем в ту или иную сторону. — Вещал профессор. — Но, есть и другая точка зрения, гласящая, что наш мир, в основном, представляет собой коллективный вымысел или, по меньшей мере, описание, своего рода информационный пакет. И непосредственно в ощущениях мы получаем малую толику информации о нем (да и ту, зная кое-что о механизмах восприятия, можем ставить под сомнение). Значительно же больше — в виде сообщений, прошедших через многие руки. У нас нет возможности контролировать эти информационные потоки и нет возможности проверять достоверность сообщений. Таким образом, любое знание о мире может оказаться в равной степени и истинным, и ложным. Мы можем лишь принимать или не принимать их на веру, и только. Так что, молодые люди, в какой-то мере нужно отдавать себе отчет в том, что порой различить истину и вымысел невозможно. И, тем не менее, в этой плывущей информационной среде, своего рода виртуальном мире, в котором мы существуем, нужно жить и принимать решения.

Я невольно улыбнулся. Проф, подобно змею-искуситель, готовил молодые неокрепшие души к пердстоящим безобразиям. Ну-ну…

По моему мнению, это была форменная авантюра. Или же сверхнаглость. Вот так вот, ничтоже сумяшеся взять, и попытаться направить в другое русло историю целого мира. А заодно, ещё Десяти Миров.

Хотя, а что не авантюра? Ведь, надо признать, что и моё наивное желание хоть как-то развеять скуку, спустившись вниз по реке, протекающей в каком-то над-измерении, которое я называю Дромосом, тоже чистейшей воды авантюризм. И ничего. Как-то же выкрутился.

И вот, то ли опять а, может, снова я ввязываюсь в нечто непредсказуемое. То есть, предсказать-то я могу, но только лишь один раз испробовав на своей шкуре. И вот уже чья-то невидимая длань разжалась над игорным столом, бросая кости судьбы. Они ещё лишь катятся, но где-то там, если по правде, то чёрт его знает где, всё уже предопределено. И кто-то будет радоваться с виду случайному и непонятному везению. Кто-то же, напротив, будет бурно возмущаться такой несправедливой штукой, как её — судьбы — превратности.

Невидимые простым смертным руки трёх старых женщин скручивают в клубок незримые а, возможно, и не осязаемые нити. И, может быть, эти нити, происхождение которых, прямо скажем не ясно, или же, в лучшем случае, ясно не до конца, берут своё начало от эфемерных власятниц, покрывавших когда-то чьи-то истерзанные тела. И, вольно или невольно несут в себе проклятия их обладателей. Чьи пустые, но внимательные глаза следят за каждым нашим шагом, чтобы время от времени подтолкнуть, направить к заветным дверям, за которыми нас, слепых и неуверенных в себе марионеток ожидает новый поворот странной штуки, которую я называю судьба. Или же ткнуть носом в закрытую дверь. И тогда, выходит… не судьба, что ли?

Ну, со своей колокольни я думал, что прав. Однако ж, как любит говаривать Профессор, к некоторым событиям, по большей части неординарным и более-менее значимым, повседневные житейские мерки просто-напросто не подходят. И даже — вот же парадокс — для них, этих самых событий, справедливыми оказываются оценки совершенно, диаметрально противоположные. Или, как люблю говорить я — человек предполагает, а нечистый не дремлет. Или, опять же — «куда ж ты от судьбы денешься»?

Задумавшись, я упустил нить разговора. Но вот, отбросив доморощенное философствование, я снова поймал несколько фраз.

— Я не утверждаю, что, когда мы понимаем теорию, мы обязательно понимаем все, что она может объяснить. В очень глубокой теории осознание того, что она объясняет данное явление, само по себе может быть значительным открытием, требующим независимого объяснения. Точно также, когда я говорю, что понимаю, каким образом кривизна пространства и времени влияет на движение планет даже в других солнечных системах, о которых я, возможно, никогда не слышал, я не утверждаю, что могу вспомнить без дальнейших размышлений объяснение всех подробностей вращения и колебаний орбиты любой планеты. Я имею в виду, что понимаю теорию, содержащую все эти объяснения, и поэтому могу точно вывести любое из них, если получу некоторые факты о конкретной планете. Сделав это, я, оглянувшись назад, смогу сказать в прошлое: «Да, в движении этой планеты я не вижу ничего, кроме фактов, которые не объясняет общая теория относительности».

По-видимому, Семён Викторович просто не может иначе. И ему постоянно нужно о чём-то думать, кого-то убеждать, с кем-то спорить. Хороший он мужик, наш Профессор. Да и не задаётся совсем, если разобраться. Всегда готов опуститься до уровня собеседника, дабы тот внимательно выслушал и, если и не встал на его точку зрения, то, по крайней мере, уразумел, в каком направлении следует мыслить. Ещё в первую нашу совместную экспедицию в эти края он как-то сказал: «Моя цель — осветить важнейшие принципы познания, необходимые для приобщения к любой науке — или, по крайней мере, к ее основам».

Мешки, тем временем, наполнялись, и Лена с Кени «отправляли» их каждая «к себе». Дабы не вызывать ненужных вопросов у экспедиции, работающей в здешней Москве, мы мародёрствовали в одном из городов Европы. Вот, ещё одна головная боль. Ведь, перед началом активных действий придётся эвакуировать исследователей домой. И, что самое худшее, Виктору предстоит как-то объяснить эти действия. Ведь последствия нашей многоходовой акции будут поистине непредсказуемыми, так что, лучше убрать людей от греха подальше.

Мне вдруг показалось, что в одном из переулков мелькнула какая-то тень, и я прыгнул вслед за ней. Но улочка, вымощенная булыжником была тиха и пустынна. Да, не скоро ещё по этой мостовой зашагают люди. Если только… если только у нас всё не получится. И тогда… Но, боясь сглазить, я мечтать не смел об этом. Перепрыгнув через крыши домов вернулся к честной компании.

Беседа продолжалась, и эпицентром, по-прежнему был Проф. По-видимому, разговор повернул в какое-то другое русло. Хотя, в последнее время мы все говорили об одном и том же. О том, о чём я боялся даже думать. Семён Викторович прервался на мгновенье, подождав, пока Лена с Кени «отправят» очередную партию драгметаллов и продолжил:

— Если разметить течение всемирной истории по вехам — от возникновения древнейших рабовладельческих государств и через три финальные для каждой формации революции, то обнаруживается ускоряющаяся прогрессия, о которой я веду речь. Ряд исследователей полагает, что длительность или протяженность каждой формации короче, чем предыдущей, примерно в три или четыре раза. Получается геометрическая прогрессия. Таким образом, хотя бы в самом первом приближении ее можно вычислить и вычертить.

Конечно, каждая попытка наглядного изображения периодизации может отражать субъективный интерес к более близкому. Можно также возразить, что просто мы всегда лучше знаем то, что хронологически ближе к нам, и поэтому объем информации заставляет выделить такие неравномерные отрезки.

Разные исторические процессы мы делим на периоды. Периодизация — основной прием упорядочения всякого, будь то короткого, будь то долгого общественного процесса в истории культуры, политического развития какой-либо страны, в истории партии, войны, в биографии исторического персонажа, в смене цивилизаций. И вот я пересмотрел десятки частных периодизаций разных конечных исторических отрезков. Вывод: всякая периодизация любого исторического процесса, пусть относительно недолгого, если она мало-мальски объективна, показывает нам явно выраженное ускорение. Это значит, что периоды не равновелики. А, напротив, как правило, один за другим все короче во времени.

В долгих эпохах, на которые делят мировую историю, это выражено наглядно. Каменный век длиннее века металла, который в свою очередь длиннее века машин. В каменном веке верхний палеолит длиннее мезолита, мезолит длиннее неолита. Бронзовый век длиннее железного. Древняя история длиннее средневековой, средневековая — длиннее новой, новая — длиннее новейшей.

А, следовательно, есть и возможность из этой весьма обобщенной логики истории обратным путем по такой кривой хотя бы приблизительно определить время начала и первичный темп движения истории любого сообщества. Исторический ноль.

М-да. Вот уж действительно, проблема из проблем. Выделить самый благоприятный момент, в который следует вмешаться. Всё же, не простое это дело. То есть, зная их — пусть и изрядно умытую и подкорректированную версию исторических событий, это сделать, в общем-то, не трудно. Но вот пойдут ли за нами люди, то есть агны? Ведь, как известно, от добра добра не ищут. И, следовательно, это должен быть достаточно неблагоприятный период. Но, опять-таки, не настолько, чтобы у них не было потенциала к экспансии. То есть, по моему разумению, нам нужно «возникнуть» перед какой нибудь заварушкой. Когда зеленомордые уже поняли, что так дальше жить нельзя, но ещё не уразумели, кто в этом виноват и не начали громить своих власть имущих. Да ещё следует учесть, что где-то уже ведутся работы и портал, ведущий в другие миры вот-вот будет изобретён.

Ох, боюсь, и Виктор и Гроссмейстер будут настаивать на крутых мерах в отношении этих умников…

Наконец Виктор, который как выяснилось, вёл учёт награбленному, дал отбой. И все владеющие «даром», взяли под руки тех их нас, кто не мог переместиться в Приют самостоятельно. Половинка хрустального шара находилась «у Лены» и, «достав» ее, она «шагнула», чтобы тотчас пропасть. Потом «ушли» Инна с малышкой, «переправив» Профессора, Лёньку и Виктора с Морисом. И, наконец, последним, взяв Камень в руки, «переместились» мы с Ритой.

Девчёнки тем временем спрашивали у Виктора, что делать с богатствами, но тот лишь покачал головой.

— Пусть пока «у вас» полежат. Так или иначе, в нашем мире они не понадобятся. Так зачем же зря суетиться. И, обращаясь к Морису, поинтересовался. — Сколько времени нужно для составления самого примитивнейшего словаря?

Но тот лишь пожал плечами.

— Я думаю, не меньше месяца. — Вмешался профессор. — И это в лучшем случае.

— Плохо. — Нахмурился Генерал. По словам Консультанта нет у нас времени.

— Да погодите вы. — Разозлилась Лена. — Ведь, нам предстоит отправиться в эпоху, предшествующую Изобретению Портала.

— Да. — Все дружно повернулись к ней.

— Так что, вполне возможно, — резюмировала она, и ментаграторов тогда ещё не было.

— Умница, девочка. — Проф чмокнул Лену в щёку. И возбуждённо пояснил. — Имея в своём распоряжении достаточное количество «переводчиков» мы сможем убить сразу двух зайцев. И, поселившись в интересующей нас эпохе не только ассимилироваться и вести нужные нам действия, но и учить язык, не вызывая ничьих подозрений.

И, пресекая возражения со стороны Генерала, процитировал: «Лучше найти удовлетворительное решение задачи в срок, чем получить полное решение к тому времени, когда оно станет бесполезным».

Хотел было вякнуть я, но вовремя прикусил язык. И, вдруг обнаружил, что все почему-то смотрят на меня.