В вечернюю тишину пустой квартиры через открытую форточку с улицы доносился шум дождя. С лёгким треском пришли в движение тяжёлые, блестящие гири напольных часов, после чего последовали семь ударов. Еле слышно лязгнул замок, и открылась дверь. Тотчас порывом сквозняка парусом вздулась штора, опрокинулась ваза с цветами; со стола, на котором стоял ещё и компьютер, снесло листы бумаги. Вспыхнул свет. Это пришла с работы хозяйка дома, Надежда Петровна Колокольцева.

Она повесила мокрый зонтик. Переобулась. Вошла в комнату. Притворила балконную дверь и принялась подбирать листы. Поставила вазу. Вытерла воду. Включила телевизор, после чего скрылась в смежной комнате.

Раздался звонок.

— Иду, иду! — она вышла в халате, на ходу завязывая пояс. Подошла к двери, мельком глянула в глазок и отворила дверь. — Забыла ключи?

— Да, нет, я с улицы вижу, свет горит. Значит, ты уже дома.

— Попала под дождь?

— Немножко.

— Ты опять уехала в институт и не закрыла балконную дверь.

— Ой, извини, мамуля. В последнюю минуту заторопилась. А что, воры побывали?

— Воры вроде бы не побывали, а вот ветер с помощью шторы опрокинул вазу и залил тебе реферат.

— Ой, мамуля, прости меня, чучело музейное, хорошо, что дискету взяла с собой, в институте распечатала.

— А я подбирала листы, краем глаза глянула, вижу: ты взяла тему тендерных отношений? Что тебя подвигло на это?

— Да, прочитала недавно статью в молодёжной газете. Автор, девушка, обмолвилась о том, что один мужик или парень не захотел развивать с ней отношения из-за того, что у неё, видите ли «видны мозги». По её рассуждениям выходит, что нормальные мужчины женятся только на дурочках, а её, такую умную бедняжку никто в упор не замечает. Так я прикинула по всем знакомым и что-то ни у одного из наших преподавателей или папиных сослуживцев не обнаружила жену трактористку.

— У моей сотрудницы муж электриком работает.

— Вот видишь, получается даже наоборот.

— Ну, что ты сделаешь, хочется девушке выглядеть умнее, чем она есть на самом деле. Может, личная жизнь не клеится.

— Не знаю, что у неё там не клеится, но журфак явно не на пользу ей. Она верхоглядка. В поисках особи натолкнулась, естественно, на ничтожество. Впрочем, не исключено, что на самом деле он умнее её и сделал ей комплимент. А ещё вернее всего, что никакого мужика или парня и в помине не было.

— Как это?

— Да, так… Она просто польстила сама себе. Ведь совершенно очевидно, что она начиталась импортной ерунды, а настоящей научной литературы по психологии и в руках не держала.

Их разговор прервал звонок.

— О, папа уже приехал. Ладно, мамочка, пойду переодеваться.

— Давай. Что-то отец сегодня рано. Не случилось ли что.

Надежда Петровна поспешила к двери. Вошёл генерал-лейтенант Иван Семёнович Колокольцев.

— Я не опоздал к ужину?

— А ты ещё не ужинал?

— Конечно, нет. А чего ты спрашиваешь?

— Я же санитарный врач. У меня профессиональный нюх.

— А вон ты, о чем! Да у нас в Министерстве обороны сегодня переполох.

— Чем же это вас бедненьких напугали?

— Да, не то, чтобы напугали, но озадачили. Министр обороны у нас теперь гражданский. Анатолий Васильевич Твердюков.

— Даже для меня, гражданского человека, новость из разряда эпохальных.

— Но не вся.

— Не томи.

— Не буду, если не будешь подгонять. Меня кинули на управление боевой подготовки. А в-третьих, сегодня через столько лет я встретил Славика Гранчакова.

— Гранчакова? Гранчаков… Гранчаков… Надо заглянуть в альбом…

— Да ты вряд ли помнишь его. И альбом не поможет. Что от меня осталось за двадцать пять лет? Ну, да ладно, дело-то не в этом. Славик тоже генерала недавно получил. Мы на триста секунд заехали к нему домой. У него сын майор. Красавец. Вот бы нашу Любаньку познакомить. Кстати, повод есть. Слава пригласил нас на день рождения жены. Его Элеоноре в следующую пятницу сорок пять. Люба!

— Папа, не надо так громко. Ты не в штабе.

— А ты здесь? Значит, всё слышала?

— Папа, по-моему, тебя слышно аж в доме, напротив.

— Ладно, не сердись. Так о чём я? Ах да… Так вот, в следующую пятницу в гости идём. Познакомлю тебя с сыном сокурсника. Майор. Красавец. И отец тоже генерал.

— Папа, не ты ли неделю назад говорил: оцени адекватно себя и своё окружение, ищи личность, а не особь. А сегодня сам уже направляешь меня в руки такой же особи. Красавчика. Майора. Да еще и сына генерала. Твоя непоследовательность настораживает. Смотри не попади под сокращение.

— Ну, ты посмотри на неё, — буркнул Иван Семёнович, садясь к столу. — И чем же это он тебе уже не личность? Высшее военное образование. Двадцать шесть лет. Уже майор.

— Ну, а чего бы ему ни быть майором, если папа генерал, — продолжала упорствовать Люба.

— А ты не умничай, тебе это не идёт.

— Хорошо, папа, не буду. Но то, что он майор, не его заслуга. Это родители ведут его по жизни за ручку.

— Генерал Маргелов послал своего сына на испытание парашютной системы для десантирования танка. Сын получил звезду Героя. Кого прикажешь упрекнуть? Отца или сына? У вас, как у всех гражданских, превратное представление об армии, которая, между прочим, не школа бальных танцев, а институт защиты государства. И потом, Люба, я ведь не заставляю тебя непременно и сейчас же выходить за него замуж. Знакомство ни к чему не обязывает. Нас пригласили. Понимаешь? Просто… По-семейному.

— Ладно, папа. До следующей пятницы ещё десять дней. Конечно, я пойду с тобой. Не переживай. Кушай. Bon appeti mon pere.

— Чего? Это ещё по-каковски?

— По-французски, папочка, означает, приятного аппетита.

— А-а-а-а… Спасибо. Мерси. И вам того же, как это… В морд апети.

— Какой в морд? Папа? Бон аппети.

— Понял. Не дурак. Бон апети. Ты лучше скажи, что у тебя в институте?

— Сегодня сдала последний предмет. Завтра вручение дипломов. Ты ничего не забыл?

— Ничего не забыл. Завтра вручение дипломов.

— И всё?

— А что ещё? Я присутствовать не смогу. Вон, есть мать.

— Ты обещал дать мне на поездку в Дубровник.

— Я приказов своих не отменяю, — он обернулся к жене. — Бухгалтерия. Выдайте отпускные.

— Есть, товарищ генерал! — ответила жена.

— Ну… Так чего сидишь?

— Что, прямо сейчас? А можно я поужинаю?

— Можно. Тогда наливай.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — она встала. Шагнула к серванту. Взяла графинчик и рюмочку. Поставила перед ним.

— Сам наливай.

— У меня рука не дрогнет. За твои успехи, дочка. Молодец. Прозит.

— А это по-каковски?

— А это по-немецки, доченька.

В фойе института царила суета. Сновали преподаватели с папками и выпускники с дипломами.

— Девчонки! — обратилась одна выпускница к сокурсницам. — Вы где шлёндаете? Там уже наша очередь фотографироваться.

— Побежали.

На сцене актового зала уже приготовилась для съемки группа студентов с преподавателями.

— Все в сборе? — спросил фотограф. — Приготовились. Улыбнулись. Оп! Готово! Свободны. Следующая группа.

— Ой, девчонки. Мой батя вчера выдал, — сказала Люба своим подружкам.

— Что? — спросила Света Колтунова.

— Да, у него объявился то ли одноклассник, то ли однокурсник. В следующую пятницу идём на день рождения и знакомиться.

— С ним?

— Да не с ним, хотя и с ним тоже, но у него сынок майор. Так мой резко вдруг и всерьёз озаботился по-скоропостижному выдать меня замуж. Говорит, красавец, отец генерал, и этот тоже скоро будет.

— Так чего ты мучаешься? Иди, — сказала Анжела Пёрышкина.

— Ага… Иди… Щаз… И что я потом делать буду с ним? Он же типичный нарцисс.

— Ну, это же естественно. Молодой майор. Сын генерала. Образованный. Успешный. Ты видела его? — спросила Светлана.

— И видеть что-то не хочется, чтобы не искушаться. Но чувствую, на него вешается каждая дура. Нас повенчают. Через год, после родов он загуляет, и уже я как последняя идиотка буду ждать его домой до утра, когда он нагуляется.

— Да ладно, подумаешь… Разведёшься, и делу конец, — сказала Анжела.

— Ты так легко говоришь. Это что, норма? А потом?

— Другого найдёшь, — ответила Светлана.

— Девчонки, вы — двоечницы. У меня-то шансы снизятся. Значит, следующим будет, если не хуже, то уж точно, не лучше.

— Ну и что? Зато дети будут в этого красавца. И сама всю жизнь будешь помнить, что был в твоей жизни мачо.

— Ой, девки, вам точно надо по-новому учиться. Замечательная перспектива, нечего сказать. У детей пожизненная безотцовщина, невезуха и вечные разводы, зато я сдохну с улыбкой на устах от счастья. И чем тогда мы лучше вон той уличной сучки? Короче, вы меня не убедили. Кстати, а что у нас с Дубровником?

— С Дубровником у нас всё на мази, но потом-то что? Куда пойдём? Решили? Мы же договорились не расставаться.

— Я уже разведала, — сказала Светлана. — Можно пойти в армию психологами.

— Скучно. Узко и однообразно, — сказала Люба.

— А что ты предлагаешь? — спросила Анжела.

— Есть в системе министерства обороны военные учебные центры.

Там можно за год или за полгода получить ещё какую-нибудь военную специальность.

— Какую? — спросила Света.

— Ну, например, военного корреспондента или военного переводчика, — ответила Люба.

— О, это классно. А нас возьмут?

— А куда они денутся.

— А где это?

— В Уральском военном округе.

— Может, едем сразу туда? — спросила Анжела.

— Конечно, поедем, — ответила Люба. — Но давайте только после Дубровника.

— Тогда мчимся в ОВИР, — сказала Света.

— А что, визы уже готовы? — спросила Анжела.

— Спрашиваешь. Там парниша мой пашет. У меня с ним полное антанте кардиале.

— Ой, Светка! — сказала Анжела. — Любишь ты материться не по-нашему. Ну, погнали.

Самолёт приземлился в аэропорту. Девушек встретил представитель турагентства. Он усадил их в микроавтобус.

— Меня зовут Виктор. Я здесь представляю группу московских турагентств. В мои обязанности входит встретить и поселить прибывающих. Вас расселить по отдельным номерам? — спросил он уже сидя в автобусе.

— Нет, нас, пожалуйста, в один номер. По отдельности мы не согласны.

— Хорошо. Проблем не будет. Сейчас подъезжаем к отелю, сидим там, в холле и ждём освобождения трёхместного номера, — он достал из портфеля бумаги, просмотрел их и продолжил. — Не исключено, что к вечеру вас поселим.

— А если не будет? — спросила Света.

— Есть запасной вариант. Двоих сейчас селим в двухместный, а одну из вас — в одноместный. Но по-любому к вечеру следующего дня освободится семейный номер, и я вас всех вселяю вместе.

Машина остановилась возле отеля. Все пассажиры прошли в холл. Где прохаживалось в ожидании множество людей.

Поодаль от девушек расположились двое молодых людей. К ним подошёл Виктор.

— Здравствуй, Жан-Поль, а где Горан?

— Он уже уехал, — ответил по-русски француз.

— Так вас двое осталось? Давай я тебя с Драганом переселю в двухместный номер, а девушек вселю в ваш?

— А сколько их? — переспросил Драган.

— Трое, — ответил Виктор.

— Да зачем эта лишняя перетасовка. У нас оплачено до конца недели. Мы сегодня уезжаем в Косово. Нас не будет три дня. Пусть девушки живут в нашем номере. Драган больше не вернётся. Я вернусь из Приштины только за вещами и сразу же улечу домой в Париж. Вот тебе ключ от номера. Там моя сумка и кофр с аппаратурой. Пусть всё это останется в шкафу до моего приезда. Надеюсь, им это не помешает?

— Сейчас мы их спросим. Вот они. Девушки, вы, наверное, поняли, что речь шла о вас. Вы не будете возражать, если до возвращения Жана у вас в номере полежат в шкафу его вещи?

— Как, девочки? — спросила Светлана.

— Да, пусть будет. Зато сразу поселят вместе, — ответила Анжела.

— Мы согласны, — ответила Люба.

Они оставили вещи в номере и ушли к морю. Купались. Загорали. Пили коктейли на пляже.

Вечером в гостиничном ресторанчике, за ужином, они обсуждали планы на будущее.

— Люба, а ты узнала, где этот учебный центр находится? — спросила Светлана.

— Конечно. Я же вам уже говорила. На Урале. Возвращаемся отсюда. Созваниваемся. Встречаемся в военкомате. Берём направление и едем туда, в Белореченск.

— И что там точно годичные курсы переводчиков и военных корреспондентов?

— Да. Нам будут давать польский, литовский, украинский, немецкий и английский.

— Ого, а чего так много? Мы же за год не осилим.

— Для того чтобы при необходимости пообщаться с туристом или с нарушителем, достаточно сто пятьдесят, максимум двести фраз. За год мы их освоим.

— Ясно. А что там за порядки?

— Как в армии. Подъём. Построение. Пробежка. Завтрак. Занятия. Обед. Наряд.

— О, это классно. Наряды примерять? Пьер Карден или Юдашкин?

— Да, маде ин Чугуев. Анжела, в армии наряд — это дежурство. В основном по очереди. В роте полы драить. Или на кухне, картошку чистить.

— А кто там командует всем этим?

— Офицеры, прапорщики и преподаватели.

— А ты откуда знаешь?

— Ну, здрасте… я же с отцом всю жизнь по гарнизонам. Мы же только последние три года в Москве, а так — по разным Лупопырдовкам. Иногда по году, по два ни одного гражданского лица, кроме учителей в школе. Да и то, всё офицерские жёны.

— Слушай, а там же, наверное, пацаны, солдаты?

— Солдаты только в частях. А в этом учебном центре одни девушки. Девять-десять, а то и все двенадцать рот. Значит, больше тридцати взводов, то есть учебных групп.

— И что, у всех одинаковая программа?

— Нет, ну там же разные направления. У одних кавказское, у других азиатское, я предлагаю западное. Ели хотите, пойдем на восточное. Будем учить китайский, корейский и японский. Или казахский, киргизский, таджикский, туркменский или узбекский. Эй, бёха кель джялям!

— Ого, а это что такое? Переведи, — спросила Светлана.

— Иди сюда, курва! — перевела Люба.

— Ого, ничего себе. Нет уж, давай лучше на западное направление. Правильно, Анжела? Ты как?

— А на немецком там тоже не чище. Дизе хуре зи виль нихьт мит мир шляфен.

— Ого, а это ещё что? — спросила Анжела.

— Юберцетцен аус руссиш? В переводе с немецкого на русский: эта курва не хочет со мной спать. Ха-ха-ха-ха, — перевела Люба.

— Ну, Любка, ты даёшь. Где ты всего этого набралась? — со страхом спросила Светлана.

— Поживёшь по гарнизонам, не такого наберёшься, — успокоила подругу Люба. — Короче, девки, я как вы. Мы же договорились. Будем держаться вместе до замужества.

— Тогда, давайте на западное. Не так оскорбительно звучит, — предложила Анжела.

— Договорились. Только в одной части нам по-любому не дадут служить. Но в одной бригаде — реально.

— Как это в одной части нельзя, а в одной бригаде можно? — спросила Светлана.

— Ну, армейская бригада, это же не бригада маляров или бетонщиков. Это огромная военная толпа. И дислоцируется она примерно на территории одной области или республики, но в разных районах, — ответила, сведущая в военных вопросах Люба.

— Ни фига не понимаю, но пусть будет так, как ты говоришь, — ответила Анжела. — Хотя, стоп. Не может такого быть, чтобы на одном участке границы круглые сутки был один переводчик.

— Молодец, Анжела, тебе армия точно будет на пользу. Логично. Ладно, посмотрим. Всё может быть.

— Хорошо. Всё. Точка. Действуем по намеченному плану. Анжела, твои предки не будут возражать? — спросила Светлана.

— Всё. У меня с ними полное «антанте кардиале».

— Ну, что, идём спать?

— Пошли.

Ночью их разбудил стук в дверь.

— Кто там? — спросила Люба, подойдя к двери.

— Откройте, девушки! — послышался женский голос.

Люба открыла дверь. На пороге стояла администратор с каким-то незнакомцем.

— Девушки, извините, тут вот этот человек спрашивает месье Кутузьё.

— Какой ещё Кутузьё? Мы не знаем никакого Кутузьё. Здесь мы живём.

— Этот человек ищет француза по имени Жан-Поль Кутузьё.

— Можете посмотреть, но здесь нет никакого француза, а мы из России. — Люба включила верхний свет. — А я вспомнила вашего Кутузьё. Это тот француз, который в полдень уехал в косовскую Приштину.

— В Косово? В Приштину? — переспросила женщина.

— Да, туда.

— Тогда извините. Спокойной ночи.

Но едва они уснули, как их разбудил лёгкий удар в оконное стекло.

— Опять стучали что ли? — спросила в темноте Анжела.

Девчонки, кто-то на балконе! — прошептала Светлана. — Может, позовём дежурную?

— Подожди, надо посмотреть, — сказала Люба и подошла к балконному окну. И тотчас сказала. — Там этот француз.

— Надо открыть. Он, наверное, хочет забрать свои вещи. — сказала Анжела.

Люба открыла балконную дверь.

— Входите.

— Нет. Нет. Извините, пожалуйста. Я до утра не войду. Пожалуйста, свет не включайте. Положите, пожалуйста, вот это в мою сумку. — Прошептал Жан-Поль, протянув маленький прозрачный полиэтиленовый пакет с дискетой и двумя флэшкартами.

— Вы знаете, что вас ищут?

— Предполагаю. Но вам не следует беспокоиться. Это могут быть, кто угодно, но только не власти.

— А кто?

— Пособники одной известной одиозной личности.

— И что, они чувствуют себя свободней, чем вы?

— Они местные. А я иностранец. Но так как моя миссия выполнена, то я постараюсь утром исчезнуть из страны. У меня там, в сумке парик. Дайте мне его, пожалуйста.

Люба взяла сумку и подала ему.

— Может, включить свет? Боковой.

— Нет, нет. Не надо. — он достал из сумки пакет, извлёк оттуда парик и надел его. — Вы бы оказали мне неоценимую услугу, если б отвезли все эти вещи в Париж. Я вам всё оплачу. Сейчас же. Там, в Орли, вас встретят мои родители. Отдадите им и всё. Деньги вот. У вас виза есть?

— Да, шенгенская.

— Ну, как здорово.

— Да, но я с подругами.

— Они подождут вас. Вы же ненадолго. Вы сможете вернуться в тот же день. В крайнем случае — на следующий день.

— Я боюсь. А вдруг они заподозрят меня.

— Я буду недалеко от вас.

— В самолёте?

— Да, и в самолёте, и там, в Орли.

— Всё равно, боюсь, — помедлив, ответила Люба. — Может, вам лучше быть рядом? То есть мы будем вместе. И вас не заподозрят. Они-то будут высматривать одинокого мужчину. А тут — пара. К тому же вы будете в парике.

— У вас детективное мышление. Я хотел предложить этот вариант, но боялся, что вы не примете. А тут вы сами предложили его. Хорошо. Значит, именно так и поступим. Но мои вещи придётся нести вам. А ваши понесу я. Ведь вы возьмёте что-нибудь с собой? Вдруг придётся переночевать в Париже.

— Хорошо. Я согласна.

На регистрации Жан-Полю пришлось снять парик. В самолёте он тоже был без него. Но в самом Париже, сразу после прохождения пограничного и таможенного досмотра, он вытащил из кармана пакет с париком.

— Здесь-то зачем? — спросила Люба.

— Родителей удивлю. Интересно, узнают или нет.

— А сколько дней вы не виделись?

— Неделю.

Перед погранично-таможенным терминалом аэропорта «Орли» стояли двое типов и всматривались в лица прибывших этим рейсом. И на выходе из здания аэровокзала тоже стояли трое и переговаривались:

— Странно. Похоже, что его нет. Не мог же он незаметно проскочить. Может, он не сел на этот рейс?

— Бек ошибиться не мог. Он видел, как этот писака на регистрации снял парик. Значит, он где-то здесь. А вот глянь-ка на того пижона с девкой. Похож на него. Вон, видишь, старики их встречают.

— Э! Так это же он. Замаскировался, сразу не узнать. Уже садятся. Нам нельзя от них отставать.

Вся компания сбежала по ступенькам на тротуар и запрыгнула в жёлтый микроавтобус, который тотчас сорвался с места и помчался следом за белым «Пежо».

— Не прижимайся, — сказал старший из группы водителю. — Держись на расстоянии, чтобы они ничего не заподозрили.

— Что будем делать? Стрелять?

— Ни в коем случае. Доедем с ними до дома, а там возьмём его с собой. Отвезём к себе и вытряхнем из него всё, что нужно.

— А что если устроить ему тёплую встречу в туннели, где принцесса Диана со своим Додиком сковырнулась? Хорошее место, проверенное.

— Нет. Там только ночью можно делать это, когда движение не частое. А сейчас мы там создадим и пробку, и свалку, что и сами не выберемся.

— Тогда где? Если б знать, где они живут.

— Делаем проще. Останавливаем их. Говорим, что за ними идёт охота, и просим пересесть в нашу машину.

— Всех?

— Его и девку.

— Она-то нам зачем?

— Они вместе приехали. Не исключено, что она посвящена в его дела. Впрочем, родители тоже могут оказаться не лишними.

— Почему?

— Вдруг мы не сможем открыть флэшкарту или диск. На месте будет, чем его пугнуть.

А в первой машине заметили преследование.

— Папа. По-моему, нас ведут. Тебе не кажется, что этот желтый микроавтобус идёт за нами от самого аэропорта?

— Ты думаешь? Я что-то не заметил.

— Потому, что ты смотришь только вперёд. А я отслеживаю всё, что делается сзади. И давно заметил, что этот автобус хвостом за нами плетётся.

— Но нам никак не оторваться от него.

— Люба, дайте мне эту сумку.

Люба передала ему его сумку. Он запустил в неё руку, извлёк из неё пакет и передал ей.

— Обрати внимание на красную флэшку. Спрячь её. А диск и вот эти две жёлтые флэшки оставь на глазах. Постарайся убежать и передать всё это на телевидение. Или отвези в Москву.

Люба открыла свою маленькую сумку. Достала шоколадную конфету, развернула и отправила в рот, в ту обертку завернула одну желтую флэшку. Всё это опустила в сумку. А красную флэшкарту сунула в маленький кармашек на платье.

В следующее мгновенье преследовавший их жёлтый микроавтобус медленно обогнал их и неожиданно остановился перед ними. Столкновения избежать не удалось. Из микроавтобуса выскочили несколько человек, они окружили «Пежо».

— Быстро всем выйти из машины и перейти в наш автобус! — скомандовал один из преследователей.

— А если мы не желаем? — спросил отец.

— А мы вас не спрашиваем. Мы требуем!

— А мы протестуем и не подчиняемся! — сказал отец.

— Тогда мы вас вытащим! — сказал другой, и всю семью выволокли из машины.

— Что вы делаете? — закричал отец.

— Как вы смеете? — подала голос мать.

— Смеем! — ответил старший из похитителей. — Вашему сыну не следовало бы красть чужие государственные секреты.

Люба скинула туфли и бросилась наутёк.

— Держи её! — крикнул старший из нападавших.

— Тотчас один из этих типов бросился вдогонку. Он успел вырвать из рук Любы сумку.

— Такси! — крикнула она. Возле неё резко остановилась машина. Люба запрыгнула в неё, и машина унесла её прочь.

— Вот сука, вырвалась! — выругался тот, что бежал за ней. Но заглянув в сумку, он извлёк из неё прозрачный полиэтиленовый пакет и удовлетворённо сказал. — Шеф, добыча наша.

Микроавтобус с похитителями и похищенными умчался с места происшествия. Выехал за город. Вскоре оказался у ворот виллы. Въехал во двор. Остановился перед гаражными воротами. Они открылись автоматически и бесшумно, затем, когда автобус въехал в гараж, ворота точно так же закрылись. Вспыхнул свет.

— Все в каминный зал! — скомандовал старший. И тотчас его сподвижники выволокли похищенных и затащили в каминный зал. Там, усадив всех троих на стулья, каждого привязали к спинке стула. А в это время шеф со своим помощником включили компьютер и принялись просматривать содержимое диска и флэшкарты.

— Ну и что ты скажешь? — спросил шеф компьютерщика.

— Полное ощущение, что всё это ерунда, ничего серьёзного.

— А ну, принесите сюда сумочку! — крикнул шеф своим помощникам.

Один из бандитов взял сумочку и отдал шефу. Тот вытряхнул содержимое на стол, и принялся перебирать все вещи. Взял паспорт. Раскрыл его.

— О. Русская. Из Москвы, — он отбросил паспорт. — Помада. Тени. Салфетки. Прокладки. ОБИ! — он хохотнул. — Конфеты, — он развернул одну из них и бросил в рот. — О! Какая-то нестандартная конфета, — развернул обёртку. — О! Сюрприз! Мишель! Мы спасены! Ещё одна флэшка!

Его помощник вставил флэшкарту в гнездо и стал просматривать файлы.

— Нет, шеф, и это не то, что нам надо.

— Ты все файлы проверил?

— Всё прогнал. И здесь тоже ерунда всякая.

Шеф обернулся к Жан-Полю.

— Ну, что, рожа твоя лягушачья. Признавайся, где ещё материалы.

— Больше ничего нет.

— Не верю я, что ты ездил туда ради этого. Здесь должно быть что-то ещё. Считаю до трёх и стреляю в отца. Раз! Два! Три!

— Напрасно вы нас тащили сюда. Больше у меня ничего не было, — ответил Жан-Поль.

— Ты, видно, чего-то не понял, — он взял со стола пистолет и не говоря ни слова выстрелил в старика. Тот уронил голову, из которой потекла кровь. Мать в ужасе зарыдала.

— Я ещё раз считаю до трёх. Раз! Два!

— Не трогайте мать. Я всё скажу. Флэшка у… у… неё.

— У кого! Говори внятно, рожа!

— У девушки.

— Сука!!! — заорал шеф и с размаху ударил пистолетом в лицо Жан— Поля. — Быстро на поиски этой шлюхи! Найти её и привести сюда!!!

Он схватил пистолет, выстрелил в лицо старухи, а затем и в голову Жан-Поля.

— Звони в полицию! Ограблена вилла. Убиты родственники! На месте преступления найден паспорт русской!

Его сподвижник поднял трубку и набрал трубку.

— Полиция? Тут такое… дело. Убили брата и родителей. Ограбили. Паспорт валяется на имя русской. Наверное, обронила. Любовь… Да-да… Ко-ло-ко-ль-це-ва.

— Стоп! Отбой! Не надо никуда звонить!

Он выхватил трубку.

— Извините! Отбой! Никто никого не убивал! Это шутка. Извините. Это мой брат, перепил. Извините, — он бросил трубку. — Надо найти её. Во что бы то ни стало. Найти раньше, чем она обратится в полицию или в своё посольство.

А в полицейском участке сержант продолжал кричать в трубку:

— Аллё. Откуда вы звоните? Ваш адрес… месье?!

Он ещё подержал трубку, затем опустил её.

— Странно… Очень странный звонок… Такого ещё не было. Что-то здесь не так. Как он сказал? Русская? Любо… Любо… Ко — ко — ло — кольц. А ну, позвоним в Орли, — он принялся набирать номер. — Аллё? Орли? Семнадцатый участок. Посмотрите, когда въезжала в страну русская Любо Коколокольц?

На том конце чиновник ответил:

— Ждите, — положил трубку. Открыл журнал и принялся просматривать списки. Сделал выписку. Поднял трубку. Набрал номер.

— Семнадцатый? Пять часов назад русская Любовь Колокольцева въехала в страну. Из Дубровника. В паре с Жан-Полем Кутузьё. Да, похоже, что бывший русский. Наверное, ещё из тех.

— Спасибо. Проверяем. Жан-Поль Кутузьё. Фотографии есть? Отлично! Начинаем поиск, — он опустил трубку. Взял журнал, сделал в нём записи. Затем вновь поднял трубку. Набрал номер.

— Посмотрите. Жан-Поль Кутузьё. Тридцать лет. Адрес его. И его родителей. Возможные варианты пребывания.

Люба вышла из машины в Орли. В кармане куртки обнаружила свой кошелёк. Рассчиталась с водителем. Вошла в здание аэропорта. Нашла свободное кресло. Опустилась в него. И некоторое время сидела, обхватив голову руками. Потом встала. Подошла к расписанию авиарейсов. Услышала русскую речь и увидела группу пассажиров, выходящих из погранично-таможенного терминала. Люба метнулась к ним.

— Вы из Москвы? — обратилась она к статной элегантной женщине, шествующей в окружении молоденьких, девушек модельной внешности.

— Вам чего, милочка? — отозвалась дама.

— Простите, пожалуйста, я попала в большую неприятность. У меня украли вещи и документы.

— И, конечно, деньги. Сто евро тебя устроит?

— Извините. Деньги у меня остались. Они были в кармане. А вот ни вещей, ни документов не осталось.

— Это меняет картину. Но почему ты не обратишься в полицию?

— Люди, которые выхватили у меня вещи, вели себя странно. Не понятно, то ли банда, то ли спецслужба. Поэтому я боюсь обращаться к полицейским. Всё так странно и непонятно.

— Ладно. Следуй за мной. В гостинице разберёмся. Девчонки, не растягивайтесь. Держитесь кучнее. Не разевайте рты. Выходим на площадь, там нас ожидает автобус.

Группа погрузилась в автобус. Он вырулил на трассу и помчался в Париж.

Вечером в гостинице, когда все дела были улажены, дама усадила Любу напротив себя за столиком с чаем и сказала:

— Так, ну, а теперь давай поговорим. Ты, наверное, уже поняла, что я директор хора «Калинушка». Зовут меня Карина Георгиевна. Фамилия моя Турова. Если ты москвичка, то наверняка слышала. Сюда мы, естественно, приехали на гастроли. Теперь твоя очередь. Рассказывай, куда и во что ты вляпалась.

— А я отдыхала в Дубровнике с подружками. Познакомилась с французом. Он журналист. Привёз какие-то необычайные материалы из Приштины на флэшкартах и дисках. В аэропорту «Орли» нас встретили его родители. Оттуда же за нами увязались какие-то люди. Кто они — не знаю. В одном месте они нас обогнали. Подрезали. Инсценировали ДТП. Выскочили. Кричали про какие-то государственные секреты. Всех выволокли, затолкали в свой микроавтобус. Я вырвалась. Но один из них успел выхватить у меня сумку с документами. Хорошо, что хоть деньги у меня были в кармане. А также у меня осталась его флэшка. Из-за неё, собственно, и весь сыр-бор. Её надо передать в Москву, в ФСБ или на телевидение.

— Проще завтра же обратиться в наше посольство и делу конец. Они и паспорт тебе новый сделают и эту штуковину отправят куда надо. Завтра же утром я тебя отвезу в посольство. Включай телевизор, посмотрим новости. Может, и про нас, что-нибудь расскажут.

И действительно, на экране телевизора замелькали кадры с прибытием на гастроли из Москвы в Париж русского хора «Калинушка». А затем на экране появилось фото Любы с комментарием: разыскивается русская туристка. Предположительно участница налёта, где погибли несколько человек. Любовь Колокольцева. 1983 года рождения. Сероглазая брюнетка. Среднего роста…

— Опаньки, опаньки… Вляпалась ты, Любка, по самое не хочу. Хуже не бывает.

— Что же делать? Какой налёт? Это они уже мой паспорт куда-то подкинули. И вообще не понятно, что это за люди. Ничего не понимаю. И кто же тогда этот Жан-Поль? При чем здесь какой-то налёт, если он отдал мне в руки эту штуковину? Вот же она. — Люба вытащила флэшкарту и показала Туровой.

— Судя по всему, твой Жан-Поль пересёк дорогу то ли власти, то ли мафии. Тебе даже из номера нельзя высовываться в этом виде.

— Что же делать, Карина Георгиевна?

— Давай отложим решение на утро. Мне надо подумать.

Утром на окнах аэровокзала Орли уже висели портреты Любы. Полицейских было втрое больше обычного. А на крыльце, перед входом в здание стояла шайка тех самых типов. Они переговаривались, внимательно вглядываясь в лица всех прибывавших.

— Чёрт бы их побрал, этих фараонов, — зло шипел шеф. — Они своими портретами портят нам всю охоту. Ты тоже поспешил с этим звонком в полицию.

— Ну, ты же сам приказал.

— Приказал, приказал… Вечно ты всё делаешь не вовремя. То не дождёшься от тебя выполнения, а то летишь сломя голову.

— Когда это я сделал что-то не так?

— Рот закрой. Когда… Чего… Думать надо. Думать. Голова у тебя для чего? А теперь вот мы должны быть втрое внимательнее, чтобы опередить их. А она должна появиться здесь, ведь ей деваться некуда. Она должна объявиться. Я носом чую. Должна. Другого пути у неё нет. Смотрите внимательнее.

— Шеф, я думаю, что ей логичнее прорваться в их посольство. Дубликат паспорта ей выпишут только там. Так что внимательнее нужно быть нашим у посольства.

— И там наши стоят и смотрят. Но, если там её прозевают, то с новым паспортом она непременно должна появиться здесь. Ей же надо домой лететь. Как ты думаешь?

— Думаю — да.

— Соображаешь. Хвалю.

Тем временем утром Любу разбудила Карина Георгиевна.

— Вставай, Любка. Плохо, что ты не похожа ни на одну из моих артисток. Придётся быть похожей на меня. Сейчас придёт наша визажистка, она будет из тебя делать меня. Перекрасим тебя в блондинку. Загримируем под меня. И улетишь ты в Москву с моим паспортом.

— А как же вы?

— А, что я… завтра подам заявление о пропаже паспорта. Или дождусь, когда ты по каким-либо каналам передашь мой паспорт сюда. Надеюсь, ты не забудешь обо мне?

Через два часа из гостиницы вышли Карина Георгиевна с Любой, в окружении всего хора «Калинушка». Они погрузились в автобус, который вывернул со стоянки отеля и понёсся в сторону аэропорта.

По прибытии в аэропорт из автобуса вышла только Карина Георгиевна. Она прошла в здание. Заняла очередь у билетной кассы.

Через несколько минут она вернулась в автобус с билетом.

— Всё в порядке, Люба. Держи, крепко. Иди уверенно, ты — Карина Георгиевна Турова. Лети спокойно. Удачи тебе. С Богом.

Люба вышла из автобуса и направилась к входу в аэровокзал. Подойдя к зданию, она увидела в окнах свои портреты. Всюду были люди в форме. Их она не различала. Но когда взошла на крыльцо, у прозрачной двери едва не столкнулась с тем самым типом, который командовал всей той самой шайкой. Люба оступилась. Обронила сумку. Полицейский, стоявший рядом, поднял сумку и подал ей. Слегка прихрамывая, она направилась к сектору, где уже шла регистрация на московский рейс. Кто-то взял её под руку. Она испуганно обернулась. Это был тот же полицейский.

— Я помогу вам.

— Спасибо.

На паспортном контроле чиновник долго рассматривал паспорт и разглядывал Любу. Всё это время полицейский стоял рядом с ней тоже вглядывался в неё. Две минуты у стойки регистрации показались ей вечностью. Наконец ей отдали паспорт и пропустили вперёд.

Выйдя из самолёта в Шереметьево, Люба села в маршрутку. Добралась до станции метро «Речной вокзал». Там спустилась в подземку. С пересадкой добралась до центра и вышла на «Лубянской». Поднялась на площадь. Остановилась перед невысоким крыльцом. Потом решительно взошла на него и потянула на себя большую дверь. Оказавшись внутри, тотчас увидела дежурного. Протянула ему флэшкарту.

— Передайте, пожалуйста, это вашему самому главному.

— Вы, наверное, имеете в виду директора ФСБ?

— Ну, наверное, да. Я не очень разбираюсь в этом, и не знаю кто у вас главнее. Скажите, что я только что, полчаса назад прилетела из Парижа. Вот мой билет.

— Не беспокойтесь. Присаживайтесь. Вам придется какое-то время подождать.

— Кого?

— Ну, как кого, мало ли что, а вдруг кто-то из нашего руководства пожелает увидеться с вами лично. Всё-таки, вы прилетели из Парижа…

— Да, я бы хотела домой съездить…

— Нет, нет. Вам надо посидеть здесь. Вот присаживайтесь. Давайте ваш документ.

— Это не мой документ.

— Неважно. Впрочем…

— Моя настоящая фамилия Колокольцева. Любовь. Я дочь генерала Колокольцева Ивана Семёновича.

— Это ещё более интересно.

— Понимаете, я по этому паспорту прилетела из Парижа.

— Я помню. Понимаю. Тогда тем более вам надо подождать.

— Паспорт надо срочно передать обратно в Париж. Этой женщине, Туровой Карине Георгиевне. Она директор хора «Калинушка».

— Хорошо, хорошо. Пожалуйста, присаживайтесь. Вам что-нибудь принести, чай или кофе?

— Спасибо. Я ничего не хочу. А может, я пойду, прогуляюсь?

— Нет, нет. Это уже лишнее. Ни в коем случае. Присаживайтесь. Вот газеты и журналы. Может, вы голодны?

— Спасибо, ничего не надо. Я полистаю журналы, — сказала Люба, присела за столик, придвинула к себе журнал «Огонёк» с портретом Тимура Гайдара на первой странице обложки и углубилась в чтение. Она не заметила, сколько прошло времени. Её окликнул офицер.

— Кира Георгиевна?

— Да… То есть…

— Следуйте за мной.

Её завели в кабинет.

— Присаживайтесь. Вот вам бумага и ручка. Опишите как можно подробнее, кто вы и что с вами приключилось.

Она принялась за объяснение. Наконец оторвалась от письма.

— Ну, вроде бы всё, — сказала она.

Тот офицер забрал исписанные листки и принялся за чтение.

— Хорошо, — через какое-то время сказал он. — Посидите здесь. Вот полистайте пока газеты и журналы. — И вышел.

Люба перебрала стопку газет и журналов, опять наткнулась на тот же номер «Огонька» и углубилась в чтение.

Вскоре появился тот же офицер.

— Любовь Ивановна. С вами хотят побеседовать. Пойдем те со мной.

Её провели по широким лестницам и нескольким этажам. Наконец перед ней открылась большая дверь, и она оказалась в большом красивом кабинете с зашторенными окнам. Навстречу ей вышел немолодой, лысеющий, невысокого роста, с уставшими глазами, мужчина.

— Присаживайтесь. Вы сами-то ознакомились с тем, что привезли?

Люба пожала плечами.

— К сожалению, некогда было и негде.

— Совсем? Даже не догадываетесь?

— Понятия не имею. Меня попросили передать руководству ФСБ. Извините. Я обо всём написала. Просто с ног падаю. И потом, я так устала. Столько всего случилось. Мне бы паспорт передать. Там, в аэропорту на окнах были развешены мои портреты. Полицейских было не меньше чем пассажиров. А на крыльце столкнулась с той самой бандой. Правда, никто меня не узнал. Меня хорошо загримировали под Киру Георгиевну Турову. Кстати, ей надо срочно вернуть её паспорт, чтобы у неё не было проблем.

— Не беспокойтесь. Это мы уладим. Мы уже справлялись с Парижем. Всё совпадает. Но! Мы, конечно, можем пойти на то, чтобы натурализовать вас, как Любовь Колокольцеву, чтобы снять проблемы с родителями. Но тогда, естественно, у нас выплывают проблемы с Интерполом. Дальше последуют очередные совершенно лишние наслоения, образующие ком трудноразрешимых проблем. Поэтому мы предлагаем пойти на сотрудничество с нами и пока, на какое-то время остаться Кирой Георгиевной Туровой. Хотя бы до завтра. О ней самой не беспокойтесь, свой паспорт она получит. Там во Франции возникнет проблема, кто же тогда под её именем, с её паспортом пересёк границу, ну да это уже их проблема.

— А могу я спросить, что же там было такого на той флэшке, если из неё пошёл такой сыр-бор?

— На флэшкарте компромат на одного известного косовского деятеля Касима Бачи. За такие сведения ордена дают. Но на имя кого? Если на имя Туровой, нелогично. Если на ваше имя, то формально вас нет. Здесь нет. То есть, вы там, в Париже. Я надеюсь, вы понимаете? Будет лучше, если это положение продлится подольше. Вам туда возвращаться не придётся. Вы будете здесь. Сегодня вечером, из гостиничного номера, куда мы вас устроим, в разговоре с родителями, только с мобильного телефона, сообщите, что вы вышли замуж за француза Ивана Павловича Кутузова. В разговоре будьте осторожны. Вообще, старайтесь говорить поменьше. Сами больше не звоните. По возможности старайтесь избегать прямого разговора. Допустим, видите, звонит отец или мать, выждите полчаса или час. Подготовьтесь к разговору. Придумайте, что сказать. Изобретите какую-нибудь новость. Извинитесь, скажите, что не могла взять трубку, была занята, была в шумном месте, не слышала, и т. д. И ещё. Это строго-настрого. Не отвечайте на незнакомые звонки. Связь, только лично со мной и с отцом. Всё. Остальные номера сотрите. Чтобы их вообще в телефоне не было. Всё понятно?

— Ясно. А чем же я теперь буду заниматься?

— В ближайшие несколько дней мы сделаем вам документы на другое имя и устроим в военный учебный центр, где вы будете учиться с такими же девушками.

— А можно, в Белореченский военный учебный центр?

— Можно. А почему в Белореченский?

— Да, мы с подружками давно уже условились.

— Хорошо. Договорились. А сейчас мы поселим вас в гостиницу на короткий период адаптации. Вот моя визитка. В случае нештатной ситуации звоните. И не забывайте — вы всё ещё в Париже.

Утром в гостиничном номере Люба проснулась от звонка своего мобильного телефона.

— Любовь Ивановна, зайдите в управление.

— Иду.

Через час Люба была в ФСБ. В кабинете директора Кир Кирилловича Будина был и его заместитель Михаил Антонович Кораблёв.

— Здравствуйте. Давайте сразу к делу. Поскольку Любой вам сейчас быть рановато, то побудете временно Людмилой Ивановной Звонарёвой. По этой легенде вы дочь отставного капитана КГБ Ивана Васильевича Звонарёва. Вот вам направление в Уральский военный округ. Вот деньги на проезд. Распишитесь. Идите, пройдитесь по магазинам, сделайте необходимые покупки. Будете учиться, как вы и хотели, на военного переводчика и военного корреспондента. Окраску волос не меняйте. Побудьте некоторое время блондинкой. Привыкайте к новому имиджу.

Выйдя из управления, Люба позвонила.

— Света? Привет. Надо встретиться.

— Любка. Ты где пропадала? Мы уже не знали, что и подумать.

— Ладно. Я сейчас подъеду к тебе. А ты позвони Анжелке.

— Хорошо. Давай подъезжай.

Через полчаса Люба была в окружении подружек.

— Девчонки, рассказывать долго, но ситуация такая, что я еду с вами в Белореченск, только под другим именем. Называйте меня Люда. Людмила Ивановна Звонарёва. У меня уже и направление туда на эту фамилию. А вы ещё не были в военкомате?

— Да, были, и направления уже взяли, и медкомиссию прошли. Только билеты пока не брали, всё ждали тебя. Звонили тебе. Всё глухо.

— Ну всё, тогда завтра едем на Казанский вокзал сразу с вещами.

— А про Париж когда расскажешь?

— В дороге расскажу. Только: чур, никому ни слова. Секрет.

— Могила.

— Всё, тогда до завтра.

— Подъём! — прозвучала команда, и казарма пришла в движение.

— Выходи строиться на физзарядку! Построенье в произвольном порядке! Становись! Выровнялись по линейке! Равняйсь! Смирно! Направо! За мной бегом марш! Запевай!

Вряд ли папа будет очень рад, Мамочка, мамуля, я — солдат! И с утра, то есть с побудки, Я хожу уже не в юбке, Потому что мама я солдат! Командир с утра кричит: подъём! Мы за ним бежим, идём, ползём. Никакого нет комизма В том, что я солдат отчизны, И весь день ношусь теперь бегом! Не пекут нам уточек и кур. И ватрушки — тоже чересчур! Я не брызгаюсь шанелью, Ночью кутаюсь шинелью, В остальном же, мамочка, ажур!

Пробежав по лесу и просёлочной дороге, рота завершила бег у казармы.

— На месте! Стой! Раз, два! Так, внимание! Полчаса на туалет, заправку постели и водные процедуры. Через полчаса будет команда на завтрак! Всё ясно? Не слышу! Разойтись! Время пошло!

Прапорщик Македон ходил по казарме и подгонял девушек.

— Здесь вам не там! Это возле мамочки и папочки вы могли по два часа собираться в театр или на балет. Но тут вам не балет. И не гражданка. Кто не успел, тот опоздал! Опоздавшие и пришедшие в столовую вне строя за стол к приёму пищи не допускаются! Поэтому не теряйте ни минуты! Вы захотели служить в армии, значит, первое, чему вы должны научиться, это беречь время! Все команды выполняются немедленно и только бегом. Здесь вам не променады и не парки для прогулок, не бульвары и не скверы. Здесь вы научитесь приводить себя в должный вид, не прибегая к зеркалу. О косметике забудьте до воскресенья. Только перед выходом в увольнение можно будет побрызгаться, подмазаться и подкраситься. А сейчас для вас главное быть чистой, опрятной и причёсанной. Время вышло! Рота, выходи строиться! По ранжиру!

Уже перед казармой, глядя на то, как девушки мечутся в поисках своего собственного места в строю, прапорщик Македон ходил вдоль строя и читал нравоучения.

— Каждый военнослужащий должен чётко знать своё место в строю. Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Раз-два! Шагом марш! Запевай!

Спадает день к закату, Багрянясь на холмах, Российские девчата На дальних рубежах. Оружие на взводе, А сердце налегке. И при любой погоде Граница на замке.

— Не слышу песни! Громче!

В дозоре юных дочек. Дни-ночи напролёт. Никто к нам не проскочит, Никто не проползёт. Оружие на взводе, А сердце налегке, И при любой погоде Граница на замке.

— Рота! На месте! Стой! Раз-два! Внимание. Сейчас прозвучит команда. Вы бегом влетаете в столовую и занимаете место только за своим столом и только по десять человек. Начиная с первого стола. Привыкайте к порядку. На освоение утреннего рациона даётся полчаса. По команде «подъём» все вы, независимо от стадии поглощения завтрака, то есть, несмотря на то, сколько и чего у вас осталось на столе, вы должны подняться и встать в строй. Первое отделение, вперёд! Второй отделение, бегом марш!

Девушки уселись за стол и принялись за завтрак с шумом и смехом.

— Разговорчики за столом! — раздался голос прапорщика. — Когда я ем, я глух и нем! И до моего слуха должен доноситься только звон ложек и посуды. Прошла уже половина отпущенного по уставу времени. Без команды никто не встаёт. Все доедают кашу! Выпиваем чай! На столах не должно оставаться ничего, кроме пустой посуды! Рота встать! Выходи строиться!

А в квартире Колокольцевых на кухне сидели Надежда Петровна и сам Иван Семёнович.

— Ничего не понимаю, — сердился генерал, уткнувшись в тарелку. — И это всё плоды твоего воспитания. Толком ничего не ясно. Какой-то француз. Откуда он взялся? Этого мне ещё не хватало, русскому генералу! Дочь за границей. Замуж вышла. Полная дичь!

— И чего ты кипятишься? Ну, полюбили друг друга! Ну, что теперь караул кричать?

— Она должна была полюбить русского офицера майора Гранчакова.

— Сердцу не прикажешь.

— Ты мне это брось. Не надо валить с больной головы на здоровую. Ты врач, и знаешь, что сердце — это насос, перегоняющий кровь по организму от пяти литров в минуту до семи тонн в сутки.

— До десяти.

— Тем более. Впрочем, это не имеет значения. Хоть и все пятнадцать. Было бы на здоровье. Я знаю другое: что на сердце сваливают тогда, когда хотят прикрыть аффективную страсть, навязчивое влечение и бл… скотc… живо… и биологическое начало. Терпеть не могу вранья от своих.

А в аудитории, вмещавшей группу из тридцати курсанток, перед девушками выступала женщина в форме майора.

— Дорогие девушки. С вами я познакомлюсь постепенно. А сейчас представлюсь сама. Я заместитель командира части по воспитательной работе майор Виговская. Согласно уставу, прошу обращаться ко мне: товарищ майор. Мне поручено прочитать вам цикл лекций по некоторым предметам. Вы вступили в полосу самостоятельной жизни, на которой вас ежедневно будут подстерегать соблазны и сложности житейского порядка. Чтобы успешно преодолевать и то, и другое, всем нам приходится включать какие-то навыки, приобретённый опыт, интуицию и ум. Но жизнь своим разнообразием время от времени подкидывает нам ребусы, на разрешение которых порой не хватает ни личного опыта, ни всего остального. Но человечество тем и отличается от животного мира, что оно научилось накапливать знания и передавать их своим потомкам. Не случайно говорится, что лишь дураки учатся на своём опыте, умный же человек учится на ошибках других. Это не значит, что умные и образованные люди не совершают ошибок. Совершают. Но значительно реже. Вот и моя задача помочь вам в накоплении самых элементарных знаний, чтобы вы совершили как можно меньше ошибок в личной жизни. Умный человек не тот, который, походя, сеет сентенции, а тот, кто не произносит глупости и не совершает ошибки. Тех самых ошибок, которые тяжким грузом будут лежать на ваших душах и тем самым будут отравлять жизнь не только вам лично, но и вашим детям. Поэтому принято решение включить в программу обучения курс тендерной психологии. То есть психологии взаимоотношений полов. Начну со статистики, с того, что в сотне родившихся младенцев пятьдесят три мальчика и сорок семь девочек. Но на момент поступления их в детский сад соотношение меняется с точностью наоборот. В период от окончания школы до тридцати лет эта ситуация в принципе не меняется, но только ухудшается. Юноши работают на вредных и опасных участках производства. Они получают травмы и увечья. Нередки случаи гибели на производстве. Наиболее здоровые идут служить в армию. Получают ранения различной тяжести. Опять же гибнут. В итоге их общее статистическое число продолжает неуклонно снижаться. Кто ответит мне на вопрос: благодаря чему или кому вы получили возможность учиться военному делу?

— Перестройка наступила! — сказала одна.

— Надо назваться, — поправила её Виговская.

— Курсантка Чаркина.

— Ещё какие мнения? — спросила преподаватель.

— Демократия наступила! — сказала другая девушка и добавила. — Курсант Кулешова.

— Хорошо. Ещё кто как думает?

— Горбачев так сказал. Курсантка Ложкина.

— Ельцин приказал. Курсантка Чеснокова.

— Министр военных дел постановил. Курсантка Саенко.

— То есть министр обороны. Хорошо. Ещё какие мнения?

— Девушки тоже хотят служить. Курсант Иванчукова.

— Девушки имеют право! Курсант Ванюкова.

— Всё это тепло, но не горячо!

— В Израиле тоже девушки служат. Курсантка Зюкина.

— Так, ладно. Остановим дискуссию. В целом и в общем вы все понемногу правы. Но главного всё-таки так никто и не сказал. А оно заключается в том, что мужчин просто не хватает.

— Меньше бы пили, — тихо сказала одна девушка.

— Женщин алкоголичек и наркоманок едва ли меньше. Просто мы хитрее мужчин и более скрытные. А спиваемся быстрее и лечимся труднее. Но мужчины при желании зато способны самостоятельно бросить пить и курить. А вот мы не в силах сделать это.

— А почему?

— У нас уровень дегидрогеназы почти вдвое ниже.

— А что это?

— Фермент, расщепляющий токсины.

— А можно вопрос?

— Да, пожалуйста.

— Курсант Буханкина. А почему такая дискриминация? Мужчинам можно всё: и пить, и курить, и в армии служить, а у женщин одни ограничения.

— И пить, и курить вредно всем. Но женщинам и девушкам, которые собираются стать матерями, делать это нельзя категорически. Исследования уже выявили прямую связь между курящими женщинами и сниженными интеллектуальными и физическими показателями их детей. И потом, где вы увидели дискриминацию? Я же не курю. Мой муж, начфин, подполковник и священник нашего храма отец Леонтий не курит. Кстати, начальник штаба майор Коркин тоже не курит. Правда, начальник учебного центра полковник Лямзин курит. И вам никто не запрещает. Вас только просят. По-человечески. Взывают к вашему интеллекту. Не делайте этого. Тем более что за сигаретой в руке девушки, кроме цинизма, снобизма и позёрства, ничего хорошего не просматривается.

В кабинете министра обороны открылась дверь.

— Разрешите, Анатолий Васильевич?

— Заходите, Иван Семёныч. Присаживайтесь. Как дела? Вы уже разобрались в новом направлении? Наверное, хотите что-то изменить или усовершенствовать?

— Дела принял. Но прежде чем что-либо менять надо попробовать что-то сделать в этих условиях. Наломать дров это не проблема, всегда успеется. Я сейчас хочу предпринять поездку по всем нашим военно-учебным центрам.

— Никаких возражений. Хорошее намерение. Но что-то вы за прошедшую неделю осунулись. Что-то гнетёт? Как со здоровьем? Или что-то в семье не так?

— Да, есть одна проблема.

— С квартирой? Всё решим.

— С дочкой у меня нелады.

— Ну, у вас же прекрасная дочка. Умница. Студентка.

— Закончила уже институт.

— Закончила? Ну, молодчина. Кто она теперь?

— Психолог.

— К нам не хочет?

— Да вот и не знаю, чего она хочет. Поехала по туру в Хорватию, в этот их чёртов Дубровник… По случаю дипломирования дал ей немного попраздновать. Так она там познакомилась с французом… Правда, русского происхождения. Но хрен редьки не слаще. Всё равно не наш!

— Ну, что поделаешь. Любовь зла. Полюбишь и… Извините за каламбур.

— Так это ничего, но получается другой каламбур, что мне теперь надо подавать в отставку, раз дочка родине изменила.

— Ну, Иван Семёныч… Ну, погоди, дорогой. Ну, так же нельзя. Если после каждого их фортеля нам подавать в отставку, кто же родине будет служить? И похуже бывало… Вон, у самого Сталина сын в плену был. В плену! У врага! А тут, подумаешь… Познакомилась с французом… Так, всё! Закрыли эту тему. Не раскисайте, поезжайте по округам. Проинспектируйте свой фронт. Работайте. Вернётесь, доложите. Может, у вас появятся какие-то предложения. Обсудим. Подумаем. Действуйте! — Министр поднялся. Вышел из-за стола и протянул на прощание генералу руку. — Всего доброго. Удачи.

— Спасибо, Анатолий Васильевич. До встречи.

— Никотиновая зависимость, как впрочем, и от других психоактивных веществ, это малая форма наркомании. А где близко по форме, там недалеко и от содержания. И ещё прошу учесть немаловажную деталь. Многие мужчины снисходительно относятся к вредным привычкам своих дам. Но все хотят положить этому конец. Всё!

— Извините. А из-за чего так много разговоров? Табак завезли из Америки, где его курили индейцы. Причём поголовно. И ничего. Жили, — сказала Маркина.

— Да, Валя, вы правы, — отвечала Виговская. — Действительно, жили. Как-то… До прихода туда испанцев. Но противостоять их агрессии не смогли. Не смогли ни защитить себя, ни отстоять свою культуру. Были слишком слабы. Или стали такими. Попросту, деградировали. Женщины рожали слабых мальчиков, и цивилизация их пришла в упадок. Видимо, и защищать особенно было нечего. Что же это за культура такая, где женщины курят и рожают недоносков… Далее пристрастие к табакокурению есть не что иное, как задержка на оральной стадии развития.

— Какой, какой? — переспросила Абашкина.

— О-раль-ной, — повторила по слогам Виговская. — Это когда ребёнок всё тащит в рот. Кстати, я сама лично участвовала в опросе мужчин, что они думают при виде курящей женщины. Некоторые отвечали дипломатично. А большинство не стесняясь, произносили слово: соска. Помните это. А есть категория мужчин, вполне достойных, которые ваши привычки не примут категорически, наотмашь.

— Подумаешь. Ну, и пусть катится. Скатертью дорожка, — сказала Бочкина.

— Не забывайте, что их меньше. И выбор у них несравненно шире.

— Ничего, скоро наступит матриархат, — сказала Чеснокова.

— С чего вы взяли? — спросила Виговская.

— Ну, их же становится всё меньше, а нас — наоборот.

— Девочки, да в том-то и дело, что чем их меньше, тем сильнее патриархат.

— Так что матриархат вообще невозможен?

— Ну почему, невозможен. Возможен. Теоретически. Но сегодня и в ближайшем, обозримом будущем, для него нет никаких предпосылок. А вот частичный, временный, локальный или местный матриархат он наблюдается повсюду. Там женщина директор. Где-то — премьер-министр. У нас, в России, была царицей Екатерина. Чем не матриархат? К сожалению, это не всегда конструктивно. Например, та же самая Екатерина учинила при дворе фаворитет. Разрушила браки многих придворных.

— А зачем вообще создавать семью? — вставила слово Абашкина.

— Милая девушка, человек — существо социальное и семейное, не случайно во всех языках есть слова «мама», «папа», «доченька», «сыночек», «братик», «сестричка», «бабушка» и «дедушка», «дядя», «тётя» и так далее, так что если вам улыбнётся удача и вам сделает предложение мужчина вашей мечты, то вы забудете не только то, что сейчас сказали, но и дорогу в наш учебный центр.

— А я принципиально не хочу замуж, — продолжала настаивать на своём Абашкина.

— Да будет вам, я понимаю, что многие из вас пошли в армию, пережив личную любовную драму, но не зарекайтесь. Я никому, конечно, не скажу. Но вот так категорично старайтесь нигде не настаивать. Это может вызвать подозрения. В армии не должно быть места сексуальным отклонениям. И вообще, на будущее: на службе, в наряде, с оружием или без оружия, в форме или без неё не превращайтесь в мужеподобных баб. Оставайтесь женщинами. Девушками. Нежными и чистыми. В этом главный залог вашего успеха и в личной жизни, и в карьере.

В кабинет директора ФСБ вошёл помощник.

— Товарищ генерал, к вам новый министр обороны.

— Просите, — сказал Будин.

В дверях появился Твердюков. Директор вышел из-за стола навстречу гостю.

— Здравствуйте, Анатолий Васильевич. Вы очень кстати. У меня через двадцать минут совещание по ситуации на Балканах и в Косово, милости прошу. Я думаю, вам будет интересно.

— Спасибо, Кир Кириллович. Но поскольку мы с вами всё равно состоим в Совете Безопасности, то сейчас я даже не хочу мешать вам. А привела меня к вам одна коллизия, как ни странно, тоже почти балканская.

— Вот как? Интересно.

— Да. Зашёл ко мне намедни начальник управления боевой подготовки генерал Колокольцев и поделился наболевшим. Дочка его поехала в Дубровник на неделю к морю, там познакомилась с французом. Оттуда вместе с ним, вдвоём, мотанулись в Париж. Чем всё это закончится, дружбой или свадьбой, неизвестно, а у генерала на этой почве уже комплекс вины и мысль об отставке. Я его успокоил, как мог, напомнил историю с Яковом Джугашвили. Но вы же понимаете: одно дело Сталин, а другое — генерал-лейтенант. А генерал хороший. Толковый. Большой профессионал своего дела и, судя по всему, очень честный человек. Вот и хотел бы с вами посоветоваться.

— Ну, что ж его беспокойство и настроение понятны. Но в ситуации с его дочкой повода для тревоги нет.

— Даже так? Вы вселили в мою душу позитив, так как, если честно, я и сам не менее его обеспокоился этой историей.

— Скажу вам более. Но пусть это пока останется между нами. Она… — Директор ФСБ прокашлялся. — Как бы это поточнее сказать… По нашей просьбе… Как молодой… И подающий надежды специалист, помогает нам в решении одной проблемы. Вот так… Со временем генерал, конечно, всё узнает, мы не намерены от него скрывать. А сейчас успокойте его, пусть служит и думает о хорошем.

— Огромное вам спасибо, Кир Кириллович. У меня словно гора с плеч. Ну, не буду вас отвлекать от дел. Спасибо. До встречи.

— Всего доброго.

Взвод под командой прапорщика Македона вышел на плац. Показался начальник штаба майор Коркин.

— Взвод. Становись. Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ майор, взвод курсантов в краткосрочное увольнение построен. Старшина роты прапорщик Македон.

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здравия желаем, товарищ майор! — крикнули хором девушки.

— Ну, никуда не годится. Не хотят девушки в увольнение. Слабенько. Не дружно и тихо, словно не завтракали. Повторим. Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здрав-жла-тварщ-майор!!!

— Ну, вот уже лучше. Но надо ещё поработать, товарищ прапорщик. Только вечером. По возвращении из города. Перед отбоем. На вечерней поверке. А сейчас, внимание! Идёте в первое увольнение. Никакого пива или вина! Никаких угощений! Никаких разговоров на служебные темы не вести! Даже между собой. Никаких контактов с местным населением! Надеюсь, не надо напоминать о соблюдении военной тайны? Вечером, в двадцать два часа тридцать минут все, как один штык, должны быть в строю на вечерней поверке. Всем ясно? Вопросы есть? Вопросов нет. Командуйте, товарищ прапорщик.

— Взвод! Налево! На КПП шагом марш!

Выйдя за КПП, девушки ещё по привычке сбились в строй, но, увидев, что прапорщик остался на той стороне и машет им рукой, они тоже помахали ему руками.

— Девчонки, — сказала Валя Чаркина, — вон остановка, пошли туда.

— А вон и трамвай идёт! — сказала Кулешова. — Побежали!

Всем взводом они попрыгали в трамвай и сгрудились на задней площадке.

— Вам куда, девушки? — спросила кондуктор.

— А мы не знаем. Мы первый раз.

— В увольнение, значит?

— Да. Нам туда, где мороженое, — сказала Афонькина.

— Ну, тогда вам у зоопарка. Через две остановки.

— Спасибо, — поблагодарила кондуктора курсантка Звонарёва.

— Девки, идите сюда, — сказала Чаркина. — Вы видели, как майор на меня глаза пялил? Всё, он мой.

— Девочки! — послышался рядом голос молодого человека. — Военные девчонки — это круто. Армейские татуировки кого-нибудь интересуют? Обращайтесь. — Блеснув золотым зубом, он вытащил из кармана стопку визиток и протянул каждой девушке.

— А где вы находитесь? — спросила Чаркина.

— Здесь всё написано. Звоните. Обслуживаем 24 часа в сутки.

— А дорого? — Заинтересовалась Чаркина.

— У нас гибкая система скидок. Военнослужащим пятьдесят процентов.

— Я согласна, — поспешила Чаркина.

— Тогда выходим здесь, — сказал золотозубый. — Угощаю всех мороженым.

Девушки вышли вслед за ним. Он подвёл их к ларьку и каждой выдал по порции мороженого.

— Девчонки, щедрый спонсор. Клеим, — сказала Чаркина.

— Мы с вами находимся в исторической части города. Здесь вас ожидают все удовольствия и достопримечательности. Мы ещё вернёмся сюда. А сейчас организованно и дружно переходим через улицу.

Он провёл их на другую сторону и завёл внутрь квартала.

— Вот это мой дом. Это детская площадка. А тут за этим столом старики-доминошники развлекаются. Не зря говорят: что старый, что малый — одинаково. Вот присаживайтесь. Я вам дам альбом с разными тату, здесь эзотерика и военная символика, магическая атрибутика, различные обереги, то без чего вам военным не обойтись. Одни знаки притягивают военную удачу, другие нацелены на профессиональную карьеру. Третьи характеризуют вас как личность. Есть символы, приносящие успех в личной жизни. Татуировки делают себе личности неординарные, сильные, талантливые, знающие, что они хотят от жизни.

— Ладно. Парниша. Уговорил. Пойдём! — сказала Чаркина. — Далеко отсюда?

— Да, вот мой подъезд. Седьмой этаж. Двадцать седьмая квартира. Вся процедура, весь ритуал конфирмации займёт не более двадцати минут.

— Идём, идём. Девчонки. Посидите здесь. Подождите меня. А то, мало ли чего. Вдруг молодой человек перепутает конфирмацию с дефлорацией. А если не вернусь, считайте комсомолкой.

— Что вы, что вы, девушки. Мы не по тем делам. Эй, малыш! — золотозубый подозвал подростка. — Держи денежки и пакет. Сходи за мороженым. Купи тридцать порций девушкам и себе тоже.

Мальчишка убежал, а Чаркина с этим парнем скрылись в подъезде. Вошли в лифт. Поднялись вверх и остановились перед дверью с табличкой: «Валентин Аркадьевич Кесарев. Пластический хирург. Кандидат медицинских наук».

— Это кто здесь хирург? — спросила Валентина.

— А это мой папаша, — ответил парень. — Меня-то зовут Аркадий Валентинович. Как моего деда. Он тоже хирург.

— А что такое — пластический?

— Исправляет дефекты лица и тела.

— Пластические операции?

— Да.

— Класс. Будем знать, куда обращаться.

— Так, ну время терять не будем. Вот альбом. Выбирайте, что будем исполнять, где и на чём.

— Значит так. Мне вот эту цветную на крестец. Эту на шею. А эту на плечо.

— Хорошо. Принято. Только здесь придётся внести поправку. Ведь вы же не авиабригада, и не спецназ, а… как вас? Что у вас за команда?

— Особый специализированный военный учебный центр Уральского военного округа. Курс военных переводчиков и корреспондентов.

— Круто. Понял. Так и записываю. Становитесь сюда. Это надо снять. Это тоже расстегните. А это приспустить. Больно?

— Терпимо.

— Молодец. Такая профессия по плечу только героической личности. Родители тоже военные?

— Батя, по словам матери, был военным.

— А мать? Медик?

— В торговле. Завмаг.

— Наверное, на территории военного городка или воинской части?

— Да. А как ты догадался?

— Ну, это не трудно, если отец был военным, а сейчас его нет. В школе, наверное, хорошо училась?

— Нормально. На четвёрки. Спортом увлекалась.

— Баскетболом?

— Да всем понемногу и даже карате.

— Угу. Может, обезболивающее сделать?

— Не надо. Вытерплю.

— Братья, сёстры есть?

— Сестра малая есть. От другого отца.

— Школьница?

— Да. Заканчивает.

— Ну, вот и мы закончили. Одевайся. Немного превысили лимит времени. Сорок две минуты.

— Сколько с меня? — спросила Чаркина.

— Полторы, — ответил он.

Она достала полторы сотни и протянула ему.

— Полторы тысячи, — улыбнулся он.

— Сколько?

— Вообще-то, три тысячи. Но со скидкой — полторы.

— Ты чо? У меня таких денег нет.

— Ладно. Подождём. Я вижу. Ты порядочная девушка. А что у тебя с собой?

— У меня всего с собой восемьсот.

— Ладно. Давай. Согласись, что это немного за сохранение врачебной и государственной тайны.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты же учишься в секретном военном центре. А ляпаешь языком, где попало. Ты же совершенно не знаешь меня. А вдруг я агент?

— Какой агент? Шпион что ли? Ты? Да, ладно, не чуди.

— Квитанцию получи, — он пощёлкал на клавиатуре компьютера, выхватил из принтера лист бумаги, сложил его вдвое и протянул ей.

Она взяла его, глянула на цифры, смяла, и только тут увидела какое-то изображение. Тотчас расправила лист и оторопела. На цветном фото она увидела своё собственное улыбающееся лицо, голые плечи, дальше просматривался оголённый зад, и всё это на фоне этого улыбающегося золотозубого типа.

— Зачем ты это сделал? — пролепетала она.

— На долгую и добрую память. Сказочная композиция, не правда ли? Ну, да ты не тужи. Если надумаешь всё это вывести — обращайся. Мой папаша вернёт тебе непорочность за полцены.

— За сколько? Тысяч за пятнадцать или двадцать?

— За штуку. Евро. А если будешь нашей клиенткой, то получишь целый пакет скидок. И крупный бонус.

— А зачем мне быть твоей клиенткой?

— Ну, если подошлёшь к нам пару батальонов. Или хотя бы две-три роты. Так… Ладно… Всё. Давай, спеши, а то твои подружки заждались. Держи полтинник на мороженое и сотню рекламок. Там раздашь среди своих.

Чаркина вышла во двор.

— Ты чего так долго. Обещал за полчаса, а прошёл час.

— Да я вместо одной, аж три сделала.

— Покажи! — попросила Кулешова.

— В казарме покажу!

— Покажи! Может, я сейчас тоже пойду, — настаивала Кулешова.

— Ладно. Девки, прикройте.

Девушки окружили Чаркину плотным кольцом. Она задрала юбку и показала расписанный зад.

— Ну как? — спросила она, поправляя форму.

— Круто! — ответила Кулешова.

— Полный отпад! — восхитилась Чеснокова.

— Девчонки, подождите меня здесь. Какая квартира? — спросила Кулешова.

— Седьмой этаж направо. Ну, что может, скинемся на мороженое?

— Эй, малый! Подь сюда! Кстати, а для кого это Кулешова решила приукраситься? Если она тоже на майора Коркина положила глаз — убью сучку! Я первая его забила. Всех предупреждаю. Кто будет ему глазки строить — урою!

Подошёл с мороженым подросток.

— Молодец, хороший мальчик.

Вышла Кулешова.

— Девчонки, кто разменяет мне пятьсот рублей, тому ничего не будет.

Колтунова открыла кошелёк и протянула ей пять сотенных купюр.

— Держи.

— Может, тоже пойдёшь? — спросила её Кулешова.

— Я подумаю. Может, Люба? — Колтунова спросила Звонарёву. Анжела легко толкнула её локтем, и та поправилась. — Люда, ты не хочешь?

— Нет, нет. Спасибо. Я потом. Подожду, когда подорожает, — ответила Люба.

Иван Семёнович вошёл в квартиру и, снимая генеральскую шинель, сказал жене:

— Представляешь, я весь как на ножах, а наш министр подзывает меня сегодня и говорит: успокойся, с твоей Любой всё в порядке. Не понимаю, какой покой и порядок, если она в незапланированном Париже да ещё молчит. Нет, я схожу-таки в ФСБ и выясню у Будина, что это за порядок такой. Где она? Что она там делает?

— Да чего ходить? Позвони, да и всё.

— Ты думаешь? Можно и позвонить.

Он взял телефонный справочник. Полистал его. Придвинул телефон. Снял трубку и набрал номер.

— Это ФСБ? Дежурный? Ага. Здравствуйте! Это генерал Колокольцев. С кем бы мне поговорить о моей дочери? Да, в Париже она. Двадцать три года ей. Поехала в Дубровник. Оттуда вылетела в Париж с каким-то французом. И застряла. Я имел сегодня разговор с нашим министром обороны по этому поводу. Так он сказал мне буквально следующее: успокойся, с твоей дочерью всё в порядке. Но это как-то меня не очень успокоило. Вот поэтому я и звоню вам. Судя по всему, у вас о ней многое известно. Кто мог бы мне прояснить ситуацию? Мне? Вечером. Хорошо. — Он аккуратно опустил трубку на аппарат. — Ну вот, видишь, позвонил. Сказали ждать.

А в учебном центре шло очередное занятие.

— Сегодняшнее занятие мы посвятим очень важной теме. Двадцать три с половиной века назад древнегреческий философ Сократ сказал: познай себя. Без попытки и способности это сделать вряд ли возможно узнать и другого человека, создать его психологический портрет. Не познав себя глубоко, невозможно оценить себя адекватно, объективно, в полной мере. Вне адекватной самооценки слабо Супер-Эго. Доминируют Ид и Эго. В этих условиях наше сознание заужено. А без всего этого вы не сможете сделать полноценную карьеру. Редко встретите человека, удовлетворённого своими достижениями и своим положением. Чаще же всего, кажется, что нас недооценили. Счастлив по жизни тот, кто оценивает себя адекватно. У него самые адекватные претензии. У него есть семья и дети, любимая работа.

— Вопрос можно?

— Можно.

— А как это сделать? То есть, как познать себя?

— Вот именно к этому мы и подойдём сейчас. Самый простой и доступный метод познания самой себя — взять большой лист бумаги, поделить его пополам. Над левой частью написать плюс, а над правой — минус. Соответственно, в левую часть внести все свои положительные качества, а в правую — отрицательные, то есть недостатки.

В квартире генерала раздался звонок.

— Колокольцев. Так точно. Согласен. Не телефонный. Наверно. Да, конечно, можно. Сегодня? Можно. Отчего же нельзя. А вам это удобно? Суббота. Конечно, нужно.

— Спроси, а мне можно присутствовать?

— Тут вот жена тоже спрашивает, можно ли ей присутствовать. Скажите ей, что нельзя. А? Можно? Ага, ну, хорошо, передам, что можно, а то сами понимаете, мы тут извелись… Единственный ребёнок… И такое… Через час? Полтора? Хорошо. Доберёмся. Успеем. До встречи, — он положил трубку. Хлопнул в ладоши. Потёр ими. — Есть. Договорился о встрече. Собираемся.

Виговская, прохаживалась от пюпитра к столу и обратно.

— К своим недостаткам добавьте незнание психологии, даже если вы и что-то знаете. Туда же впишите незнание гендерно-демографической ситуации в городе, в стране, в мире. Вспомните все свои недостатки: кривые, тонкие и короткие ноги, узкие бёдра. Желание иметь мужа красавца. И сразу майора или полковника.

— А если я красивая могу я этого не писать? — спросила Чаркина.

— Можете. Если уверены, что ваша собственная красота — это ваша личная заслуга.

— А чья же это заслуга? Это же моя красота. Я же ни у кого не брала её взаймы.

— Это заслуга Бога. Или природы. В крайнем случае, ваших родителей. Как награда за их любовь и старания. Так как красивые дети рождаются и у некрасивых людей. В то же время уроды бывают у вполне красивых родителей. Примеров тьма. Возьмите хотя бы царя Павла первого. Мать его, Екатерина, была видной дамой. Вполне достойными ей были и муж, и фавориты. Однако сын, Павел, был страшненьким.

— А почему? — спросила опять Чаркина.

— Точно не знает никто. Поэтому осмелюсь предположить, что или он был зачат без любви, а просто в похоти. Либо его рождение было несвоевременным и нежеланным. Не исключено, что царица Екатерина предпринимала какие-то усилия, чтобы избавиться от нежелательной беременности. Так что ваша красота по-любому не ваша заслуга.

— Что же тогда может быть моей заслугой? — не унималась Валя Чаркина.

— Крепкие знания, честная служба, усердие, открытия, достижения и победы, добытые кровью и потом, а не благодаря красоте.

— Ну, хорошо. Я согласна, что физические недостатки, мы пишем в минус. Это естественно и понятно. Но почему я должна и красоту вписывать туда же?

— Девушки, скажу вам по секрету, многие мужики ищут женщину умную в ущерб красоте, но приемлемой внешности. У многих из мужиков в ходу пословица жена пусть будет скромной, а с красоткой лучше переспать в командировке. А многие мужчины красивых женщин считают глупенькими, а красоту приравнивают к дури. А куда мы запишем дурь?

— В минус.

— Ну, вот вы сами и ответили на этот сложный вопрос. Но если у вас есть хоть капелька несогласия с этой точкой зрения, то лучше не упоминайте о красоте совсем.

— А то, что я не курю, это может быть положительным качеством? — спросила Кулешова.

— Может. Но лучше об этом тоже не писать.

— Почему?

— Да потому, что девушка вообще по природе курить не должна. А вот если она курит, это уже огромный недостаток. Туда же впишите любой изъян на теле. Шрамы. Пятна. Язвы. Следы от них. Порезы на венах. Переломы. Курящую мать. Пьющего отца.

— А дочь за отца не в ответе, — сказала Афонькина.

— Да, не в ответе. Но яблочко от яблоньки недалеко падает. Если ваша мама имела не один брак, то вам будет трудно избежать повторения. А ваша дочка уже точно будет запрограммирована на разводы, то есть невезучей по наследству. Поэтому, чтобы переломить ситуацию, постарайтесь выйти замуж раз и навсегда.

— Как же это сделать?

— Выйти замуж за своего мужа. А для этого осознайте адекватно себя и своё окружение. А вот предположим, ваши родители высокого положения. Куда это писать?

— В плюс.

— А если у вас на этой почве развился комплекс Титании?

— А что это такое?

— Ну, это вроде неприступной крепости или принцессы.

— Тогда минус, — сказала Чаркина. — Но я не буду корчить из себя принцессу. Сразу скажу: да, согласна.

— Это если вам сделает предложение майор. А если — прапорщик?

— Тогда я подумаю, — ответила красавица.

— А вы считаете, что достойны только майора?

— Конечно. Ну не прапорщика же Македона. Сами посудите, с моей внешностью идти за прапорщика… Это же противоестественно.

— Завидная уверенность. Но на выпуске из центра вы получите тоже звание прапорщика. И потом, что вы, собственно, имеете против Македона? Он, между прочим, образованный человек, у него архивный институт. Талантливый человек. Музыкант. Поэт. Имеет публикации. Лауреат и орденоносец. Вполне состоявшаяся личность, а вы пока неизвестно кто. Так что запишите себе непомерные амбиции и поверхностные суждения.

— Вопрос можно?

— Можно.

— Насколько я поняла…

— Курсант…

— Курсант Валентина Чаркина. Насколько я поняла, мы должны снизить свою самооценку и планку.

— Совершенно неверно. Адекватная, то есть верная, соответствующая, полная, реальная и объективная самооценка не есть заниженная. Адекватная самооценка расширяет сознание. И наоборот. Неверная самооценка сужает сознание, до аффективного.

Такси с генералом Колокольцевым въехало на Лубянскую площадь и остановилось у Соловецкого камня. Из машины вышли Иван Семёнович и Надежда Петровна. Они на несколько минут задержались у мемориала и направились к зданию ФСБ. Внизу, на первом этаже, их встретил помощник директора и провёл до двери своего патрона.

Будин встретил их посреди кабинета.

— Здравствуйте, Иван Семёнович.

— Здравствуйте, Кир Кириллович. А это супруга моя, Надежда Петровна.

— Очень приятно. Кофе, коньяк, чай?

— Либэр тэ, биттэ, — сказала генеральша.

— О, что я слышу, — повеселел Кир Кириллович. — Шпрэхен зи дойч? А вы, Иван Семёнович?

— Я хоть и учил немецкий, но скажу по-русски: согласен даже на коньяк.

— Мужской ответ. Присаживайтесь, — с улыбкой ответил Кир Кириллович и стоящему в ожидании помощнику сказал. — Чай и два коньяка.

Они сели за стол. Тотчас появилась официантка с подносом. Она поставила на стол чашку чая генеральше и две рюмки с коньяком для мужчин.

— Ну, что ж… Не буду испытывать ваше терпение. Начну сразу с того, что ваша дочка, ваша Люба, настоящая молодчина. С ней всё в порядке. Она хоть и случайно попала в эту ситуацию, но достойно и успешно выбралась из неё. Самое сложное уже позади. Я подал прошение Президенту о награждении её медалью.

— И как скоро она появится здесь? — спросил генерал.

— Скажем так. Операция не закончилась. Люба хоть и была случайным человеком, но оказалась полезной. Поэтому, чтобы события развивались в нужном для нас русле, её присутствие там уже целесообразно. Какое-то время. Я думаю, в ближайшие три месяца всё разрешится, и она будет здесь. А ещё давайте вспомним, что Любовь Ивановна взрослый человек. Она не школьная выпускница. Она уже окончила институт. Так что вы должны быть готовы к поворотам в её судьбе.

— Мы можем с ней общаться по телефону? — спросила Надежда Петровна.

— Можете. Но не всегда сразу по вашему звонку, так как она занята делом. А во-вторых, у нас разница во времени. Так что, естественно, она иногда будет звонить вам через час или полтора после вашего звонка. Но самое лучшее, если вы будете ждать её звонков, а не звонить ей сами. Так как вы осложняете её пребывание там. Отнеситесь, пожалуйста, к этому с пониманием.

— А этот француз… Этот её… Приятель, или жених… Кто он такой?

— Он ей никто. Не более чем знакомый. Но, тут такая ситуация… дело в том, что он погиб. А она жива, абсолютно невредима и скоро появится перед вами. И вот за это давайте выпьем.

В аудитории учебного центра шло очередное занятие.

— Здравствуйте. Сегодня я прочту вам лекцию из краткого курса теологии. Информация эта будет чрезвычайно полезной в вашей работе. И не надо думать, что я сейчас буду вас оборачивать в какую-то веру. Оставайтесь теми, кто вы есть. Атеистами, эйкуменистами, христианами или мусульманами и так далее. Но прошу вас отнестись к любой другой религии терпимо, как некой философской системе; или для начала, как к медитативной части этнопсихологии. Итак, мы с вами живём на Евразийском континенте, где соседствуют бок о бок, соприкасаются, иногда сотрудничают, порой соперничают, но, случается, и противостоят две крупнейшие мировые религии — ислам и христианство. А поскольку вы будете военными переводчицами и корреспондентками, то вам придётся часто сталкиваться с людьми разных конфессий. А знание основных источников поможет вам в налаживании контактов и взаимопонимания. Вся Европа такая же христианская, как и мы с вами. Правда, там, на Западе, за прошедшие шестьсот-семьсот лет произошёл ряд реформаций. Внутри христианства образовалось множество течений. Но сами молитвы не изменились. Например, наша молитва «Отче наш» на французском языке звучит так: Notre Pere qui est aux cieus. Que Ton Nom soit santifie и так далее. Что в переводе означает один к одному то же самое, слово в слово. На немецком: Fater unser im himmel… На итальянском: Padre nostro che sei nei cieli… На испанском: Padre noesnro ci estos senlos sielos… На английском: Our Father which art in heaven… На польском: Ojcze nasz, ktorys jest w niebie… На литовском: Teve musy, kuris esi danguje… А на русском: Отче наш иже еси на небесех… Дальше вы знаете. Кроме «Отче наш», есть ещё «Богородица», «Верую», «Во имя», «Троица». Они тоже есть и в других языках. Но без знания русского текста вы не сможете знать иностранный. Тема огромная, а времени на её освоение по программе отпущено немного, поэтому вы должны будете кроме лекций, самостоятельно прочитать Библию и Коран.

— Когда читать? — буркнула Тёшкина.

— В личное время, по субботам и воскресеньям, вместо увольнения. А чтобы вас ничто не отвлекало — в читальном зале библиотеки. Можете записаться в городскую библиотеку. Не отвлекайтесь, у нас мало времени и учтите, что в конце учёбы вы должны будете сдать зачёт по этим дисциплинам. Журналист не имеет право быть верхоглядом. А теперь записывайте. Коран. Это священная книга мусульман. Она состоит из 114 сур, или глав, где 136 раз упоминается Моисей, по-арабски, Муса. Отсюда и народ, следующий за Мусой, зовётся мусульманами. В тридцать одной суре упоминается имя Иисус. Отсюда — ислам.

— Что, правда, что ли? — спросила Афонькина.

— О чём вы спрашиваете? — переспросила Виговская.

— Ну, что в Коране написано про Иисуса Христа?

— Девушка, в библиотеке, три сотни экземпляров новейшего перевода. Не отвлекайтесь. Если вы осилите эту книгу, то вы найдёте в ней ещё более интересные вещи. То есть отсутствие мотива к войне, которую ведут бандиты под зелёным знаменем ислама. Все их претензии надуманы. Экстремистские вожди пользуются религиозной неграмотностью рядовых мусульман, которые не читали Корана. Даже имея эту книгу в доме.

— Извините, пожалуйста, курсант Кулешова, а в Библии есть хоть одно указание к войне между религиями?

— И в Библии тоже нет, — ответила Виговская.

— А почему же крестоносцы совершали свои захватнические походы?

— Да потому, что в любой войне никакой религии нет, а есть шкурные интересы. В Коране и Библии есть много общего. Потому, что Коран представляет собой вольный пересказ Библии и Евангелия. Все библейские персонажи в Коране обрели имена на арабский лад. Давид стал Даудом, Соломон — Саулом, Гавриил — Джебраилом. Мария стала Мариам. Кстати, единственная женщина 25 раз упоминается в Коране. Ною посвящена отдельная сура, где он назван Нухом. А ещё обратите внимание на то, что ислам в сравнении с христианским миром менее всего охвачен венерическими заболеваниями, наркоманией, игроманией и проституцией. А это на сегодня чрезвычайно существенно.

— Товарищ майор, а в каком институте вы изучали Коран и Библию?

— Ни в каком. Самостоятельно. Из простого любопытства. И очень скоро поняла, что это не бесполезно мне как психологу. И вы тоже узнаете много, если будете проявлять интерес. На пути к личному успеху пирсинг не поможет, а вот знания значительно расширят ваши горизонты и приблизят к цели.

Отворилась дверь. На пороге появились полковник Лямзин, майор Коркин и генерал Колокольцев.

— Встать! — скомандовала Виговская. — Смирно! Товарищ генерал…

— Вольно, вольно, — поспешил генерал. — Садитесь. Это у нас группа военных корреспондентов?

— Так точно… И переводчиков, — ответил майор Коркин.

Люба села и напряглась как пружина. Она опустила глаза в открытую тетрадь и принялась поспешно записывать всё, что услышала от преподавателя: «Коран. 114 глав. 136 раз упоминается Моисей. 31 раз — Иисус».

— Как вам учится, девушки? — спросил генерал. — Не обижают вас?

— Всё хорошо, товарищ генерал! — ответила Чаркина.

— Как вас зовут, красавица?

— Валя. Валентина Чаркина.

— Как успехи?

— Хорошо, товарищ генерал. У нас все отличницы.

— А питание хорошее?

— Всё очень вкусно, товарищ генерал, — продолжала отвечать Валя.

— Молодец. Бойкая девушка. Готовый сержант.

И тут генерал увидел Любу, уткнувшуюся в конспект.

— А что вы всё пишете и пишете, товарищ курсант?

— Конспект, товарищ генерал. Курсант Ко… Звонарёва.

— Ох, ты! Вот это да. Какой интересный голос. А как вас зовут?

— Лю… Людмила Звонарёва, товарищ генерал.

— Ишь ты. Людмила Звонарёва. Так что вы пишете, Люда?

— Да, вот… Коран состоит из 114 глав. В них 136 раз упоминается Моисей. А 31 раз называется Иисус.

— В Коране про Иисуса написано? Вы ничего не путаете? Кто это вам такое сказал?

— Товарищ генерал, — поспешила Виговская. — Вот Коран. Там всё написано.

— Что вы мне тычите этой книжкой? Вы хоть понимаете, что вы говорите? Как это такое возможно? В Коране должно быть написано про Магомеда и про Аллаха. А ещё про гору, которая не идёт к Магомеду, — распалялся Иван Семёнович.

— Товарищ генерал, ну вот, посмотрите, — пыталась оправдаться Виговская.

— Не надо мне ничего показывать. В Коране должно быть написано, что нет бога, кроме Аллаха, и Магомед пророк его. А вы мне про Моисея и Иисуса. Я разберусь. Вот начальник штаба, — генерал обернулся к майору Коркину. — Вы, майор, всё же разберитесь, всё проверьте и доложите мне. Сегодня же!

— Слушаюсь, товарищ генерал.

— А вы откуда, девушка? — повернулся Колокольцев опять к Звонарёвой.

— Да… Я… Это… В Оренбурге, — пролепетала Люба.

— В Оренбурге? Ничего себе. Вот это номер. А ведь я там не был. И кто же ваши родители?

— А родители. Это… Ну там в штабе всё написано, товарищ генерал.

— А я хочу от вас услышать.

— Мой отец… — Люба закашлялась. — Полковник Звонарёв. То есть майор.

— Так майор или полковник?

— А вспомнила. Он капитан. На пенсии.

— Её отец капитан КГБ. Пенсионер. Инвалид, — вступил в разговор майор Коркин.

— Вот как. Поразительно. Интересный номер, — продолжал удивляться генерал.

— Людмила Звонарёва — одна из лучших курсанток. Дисциплина, моральный облик и учёба на самом высоком уровне, — сказал полковник Лямзин.

— А с какого ты года, Люба? — не унимался генерал.

— 1983 год. 15 декабря. Люда я, товарищ генерал.

— Да, да, помню. Люда. Как же, помню. Поразительно.

— Может, тоже сержантом её, товарищ генерал? — спросил Лямзин.

— Да, да… Можно, можно… Да, пусть будет младшим сержантом… Хорошие девушки… Красавицы. Ну, до свиданья, Люда. В Москве когда-нибудь бывала?

— Нет, товарищ генерал.

— Надо побывать. До свидания.

— До свидания, товарищ генерал.

— Встать! — подал команду Коркин.

— Сидите, сидите. Продолжайте занятия.

Прозвенел звонок.

— Товарищи курсанты! Занятие закончено, — объявила Виговская, и девушки вскочили.

Преподаватель вышел, а Люба опустилась на стул и спрятала лицо в ладони. А потом и вовсе опустила лицо между локтей. Вся группа обступила её.

— Ты чего, Людка? Чего он к тебе пристал? Ты, наверное, похожа на кого-то?

— Может, он молодость вспомнил?

— Он, как видно, родителей твоих знал.

— Про Москву спросил.

— Людка, тебя в Москву пригласят.

— Да, он, наверное, матерь твою знал.

— Ты на кого похожа?

— Может, у него дочка такая же?

— Генерал-то старичок… Лет, наверное, 45 или 50.

— Да поболее… Совсем дедок. За пятьдесят.

— А на Вальку глаз положил. Сразу в сержанты произвёл, — сказала Иванчукова. — Может, ещё и орден даст. Или медаль.

— Что за панибратство в войсках. Не Валька, а товарищ сержант. И вообще, как ты стоишь перед старшим по званию. Руки по швам! Направо! На выход шагом марш!

Девушки рассмеялись и с хохотом покинули аудиторию.

Командир учебной роты капитан Мошкин высунулся в открытую дверь и крикнул:

— Прапорщик Македон!

— Здесь я, товарищ капитан!

— Ты приготовил список суточного наряда?

— Так точно, вот на столе: Чаркина, Абашкина, Лисичкина и Кулешова.

— Собери их на инструктаж.

— Есть. Дежурный по роте сержант Звонарёва!

— Я, товарищ прапорщик.

— Найди и приведи в канцелярию роты Чаркину, Лисичкину, Абашкину и Кулешову.

— У них сейчас физподготовка. Они в спортзале.

— Значит, сними их с занятий. Тебе что, объяснить, как это делается? Действуй.

— Есть, — ответила Звонарёва и отправилась в спортивный зал, где шло занятие по каратэ.

Она подошла к тренеру.

— Товарищ преподаватель. Мне нужны эти люди, — сказала Люба, подавая ему записку.

Через минуту все были в канцелярии роты.

— Вызывали, товарищ капитан?

— Вызывали. Все здесь? Так, Чаркина, сегодня заступаешь дежурным по роте. С тобой Абашкина, Кулешева, и Лисичкина. Обязанности знаешь?

— Так точно, товарищ капитан.

— Идите, готовьтесь. Начищайтесь. Воротнички чистые пришейте. Ботинки, чтоб как фары горели.

— Ясно, товарищ капитан.

В 17–00 на плацу выстроился суточный наряд.

— Наряд! Становись! Быстро разобрались! Носки по линейке! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! Товарищ майор, суточный наряд построен на развод. Доложил дежурный по части старший лейтенант Капустин.

— Здравствуйте, товарищи курсанты! — поздоровался с ними Коркин.

— Здра — жла — тварщ — майор!

— Вольно! — скомандовал Коркин. — Так. Ремни подтянуть. Если у кого слабо затянут, сколько намотаю, столько будет нарядов вне очереди. Я подожду.

Все подтянули? Ну, смотрите, я не виноват. — И он отправился вдоль первой шеренги. Потом продолжил. — Ну, спереди ботинки начистили. Посмотрим сзади. Причёски подобрать под пилотки! Чтобы я видел белый подворотничок! Внимание! Первая шеренга, кру-у-гом!

Он опять пошёл вдоль шеренги, оглядывая девушек сзади.

Вдруг остановился рядом с одной из них. Он ткнул пальцем ей в шею.

— Почему шея не вымыта?

— Она вымыта, товарищ майор.

— А я говорю, не вымыта. У вас над подворотничком видны чернила.

— Это не чернила, товарищ майор.

— А что это? Я вас русским языком спрашиваю! Кру-у-у-гом! Это вы Чаркина? На шее курсанта могут быть только родинка и цепочка. А что у вас на шее? Родимое пятно?

— Нет.

— А что?

— Татуировка.

— Какая ещё татуировка? А ну дай ещё раз глянуть. Ни фига себе. Ты что, в борделе трудилась?

— Никак нет, товарищ майор.

— Триста лет назад в Европе такое клеймо ставили уличным девкам. Кто над вами надругался?

— Никто. Это индийский знак. Или японский…

— А как же вас военная медкомиссия пропустила?

— Это я здесь.

— Здесь? Какой дурак надоумил вас на это?

— Никто. Я сама.

— И для чего ты это сделала? В секту вступила?

— Нет. Для красоты, — срывающимся от обиды голосом отвечала Чаркина.

— Какой ещё красоты? Идиотка, — с негодованием прошептал Коркин и скомандовал. — Старший лейтенант! Я отстраняю её от дежурства по роте. Отведите её в роту и разберитесь там на месте. Командуйте разводом. — Отдал приказание начальник штаба и покинул плац.

— Есть! — ответил дежурный по части. — Наряд второй роты, три шага вперёд марш! Останетесь при мне. Остальным смирно! Направо! По подразделениям шагом марш!

Прапорщик Македон вышел из казармы.

— Катерина! Кулешова! Дневальный, где дежурный по роте?

— Да, здесь я, товарищ прапорщик, — из-за спины отозвалась Катерина.

— Не расхолаживайтесь. К полудню вам надо успеть сделать мокрую приборку помещения роты и прибрать территорию вокруг казармы.

— Я знаю.

— А в полдень придёт с проверкой начальник штаба майор Коркин. Поприветствуешь его громко. Да так чтоб мы все услыхали. Поняла?

— Так точно. Будет сделано.

Прапорщик вернулся в канцелярию.

— Товарищ капитан. Если мы назначили Кулешову дежурным по роте, а в противоречие субординации у неё в подчинении оказалась сержант Чаркина, может, напишем на Кулешову представление на сержанта?

— Спишь, Македон. Я ещё вчера вечером подал рапорт в штаб.

А в казарме полным ходом шла уборка.

— Девочки, навалились. А то командиры бурчат. Подгоняют. Вы пока мойте пол, а я пойду территорию приберу от фантиков. А то говорят, сейчас придёт любимый начальник штаба. Опять будет кипеш, — Кулешова взяла пакет и пошла вокруг казармы. Потом принялась подметать крыльцо.

В этот момент появился майор Коркин.

— Смирно! — крикнула Кулешова. — Товарищ майор, за время дежурства нарушений не произошло. Личный состав на занятиях. Суточный наряд на уборке помещения роты.

Дежурный по роте курсант Кулешова.

— Привет, Катюха. Вот принёс, понимаешь, приказ о присвоении тебе сержантского звания.

— Спасибо, товарищ майор. Век не забуду. А то с утра уже невмоготу без лычек. Субординация, понимаешь, требует.

— Не смейся. А то кто-нибудь услышит. Где твои начальники?

— Да, вон повылазили.

В дверях стояли капитан и прапорщик. Из-за их спин выглядывали Чаркина, Лисичкина и Абашкина.

— Здравия желаем, товарищ майор. У вас приказ от командира? Ну, идемте.

А в учебной аудитории занятие проводила майор Виговская.

— На последнем занятии мы с вами пытались сделать оценку самим себе. Сегодня мы будем говорить о том, как сделать оценку предполагаемому партнёру, сотруднику, подчинённому или непосредственному начальнику. Мы прибегнем с вами к той же самой методике, что мы уже применили для себя. Берём точно так же лист бумаги. Делим его пополам. Пишем плюс и минус и вписываем достоинства и недостатки. И не спешите писать недостатки, если человек не очень хорош собой, или приписывать ему достоинства, потому что он лапка.

— А можно вопрос?

— Слушаю вас.

— Курсантка Афонькина. Чем более обусловлена мужская полигамия, характером личности или физиологическими особенностями?

— Ой, что я слышу, мужская полигамия… Серьёзный вопрос. Сами-то вы, что поэтому поводу думаете?

— Все мужчины изменники и бабники.

— Мягко сказано. Сволочи они все, — буркнула Стёпкина.

— Девушки, мужская полигамия — это такой же миф, как и женская моногамия. Характер гендерных отношений диктуется гендерно-демографической ситуацией. Запишите это себе. А вот что касается вас, то чем скромнее будут ваши амбиции, тем счастливее будут ваши дети. Сейчас вы молоды. Все вы получили самые превосходные родительские драйверы: ты самая, хорошая, самая умная, самая красивая. Естественно, что все вы выросли с осознанием того, что вашим мужем должен быть тот, на кого упадёт ваш взгляд. Так же естественно, что стратегически, в поисках партнёра вы нацелены на особь с более яркими внешними данными и более высоким статусом. Вчера вечером по телевизору была какая-то передача с Андреем Малаховым. Там один молодой человек на всю страну признался, что он влюблён в девушку, присутствовавшую там же, в телестудии. Симпатичная такая девушка. Этот паренёк пытается ухаживать за этой особой, но безуспешно. Она так же на всю страну объявила, что у неё на примете более симпатичный молодой человек. Одни участники шоу советовали ему, не сбавляя усилий, продолжать штурм. Другие рекомендовали переключиться на поиски другой девушки. Никто при этом не обратил внимания на то обстоятельство, что эта девушка фактически находится в таком же самом положении, что и юноша. Только ещё хуже. Она не протестировала себя, то есть не сделала адекватной самооценки и точно так же не аналитически относится к своему окружению. Не тестирует жизненное пространство, но считает, что выбор за ней.

— Девчонки, поторопитесь. Время поджимает. Кто телевизор врубил? С ума сошли что ли? Начальство здесь, — Кулешова подошла к нему и выдернула шнур из розетки. — Не отвлекайтесь. Времени в обрез. Уже двенадцатый час. Давайте, я помогу вам, протру пыльные места. А где Валя Чаркина?

— На крыльце. Уже третий раз курит, — доложила Лисичкина. — Знаешь, что, Кулешова. Если тебя назначили командовать, так уж будь справедливой.

— Да. Поговори с ней. А то одни курят, а другие ишачат. Так нам и до вечера не управиться, — поддержала её Абашкина.

Кулешова вышла на крыльцо.

— Валя, девочки обижаются. Ты уже третий раз куришь.

— Ты что уже посчитала?

— Валя, при чём здесь это, нам надо до полудня прибраться и идти накрывать обед.

— Чего ты ходишь. Выслуживаешься. Я что нанялась убирать? Я, вообще-то, пришла учиться, а не полы мыть.

— Валя, ты в армии, а не в детском саду, здесь нянек нет. Что за тебя майор Коркин будет убирать или трусы тебе стирать?

— А ты майора не тронь, сука.

— Сама сука.

— Заткнись, шестёрка. Курва недоношенная.

— Сама заткнись, дура. Шлюха самарская, — бросила Кулешова и, развернувшись, направилась внутрь казармы.

Чаркина вскочила и с силой толкнула её к тумбочке дневального. Кулешова развернулась и, вцепившись в Чаркину, швырнула её через открытую дверь на крыльцо. Там они обе упали, скатились с крыльца и продолжили борьбу на площадке перед казармой.

— Ты что, сука, думаешь, если майор не видел, что ты себе нарисовала, так ты цаца? Я ведь скажу ему, что ты тоже там была, — шипела Чаркина.

— Да ты, кобыла, хоть видела, что я себе нарисовала? — пыхтела Кулешова.

— А чего мне смотреть, если ты тоже была у того Аркашки фиксатого.

— А я ничего себе и не рисовала.

— Рисовала, коза драная. Ты тоже поднималась туда.

— Ну и что? Он должен был мне семьсот рублей. Вот и поднималась. Он мой одноклассник.

— Так он тебе мои деньги отдал… Значит, ты с ним заодно.

— Ты сама к нему попёрлась. Тебя никто в жопу не толкал. Выдра болотная.

— А ты падла форштадтская.

В этот момент на крыльце появились командиры.

— Ого, ничего себе коррида, — восхитился Коркин. — Ты глянь, брат Мошкин, бой быков.

— Да, какие быки, товарищ майор? Это же две коровы, Чаркина и Кулешова, — сказал капитан Мошкин.

— Э! А ну прекратить! Встать! Чаркина, опять ты отличилась? — майор сбежал с крыльца, подошёл к ним, вытащил платочек из кармана и принялся вытирать лицо Кулешовой. — Ты в порядке? Вы чего сцепились?

— Да ну её. Шалава. Девки пол моют, а она без конца курит и курит. Придурошная.

— Так, ладно, я пошёл. У меня сейчас доклад у командира. Я вынужден буду рапортовать об этом.

— Может, не надо докладывать?

— Должен. Свидетелей много. Не сегодня-завтра всё равно до него дойдёт. Короче. Приведите себя в порядок. Быстро заканчивайте уборку и обе в штаб, — сказал майор и покинул территорию роты.

— Так, девочки, давайте быстро приводите себя и казарму в порядок и бегом обе туда. Получите втык. Оттуда — сразу в столовую накрывать обед.

Чаркина и Кулешова зашли в умывальник и принялись умываться.

— Я не поняла, — сказала Чаркина, — или мне послышалось. Что, Коркин твой ухажёр?

— Какой ухажёр? Старший брат.

— Брат? Двоюродный?

— Родной.

— А чего у вас фамилии разные?

— Отцы разные, мать одна.

— А чего ж ты скрывала?

— А чего я должна всем докладывать.

— Да, нет, ну хоть бы сказала.

— Это что-то меняет? У каждого должно быть хоть какое-то понятие.

— Может, твой брат замнёт это дело?

— Это уже не зависит от него. Свидетелей было слишком много.

Вместе они вышли из казармы, прошли через территорию части, взошли на высокое крыльцо и скрылись за тяжёлыми дверями. Их встретил дежурный по штабу.

— Вам кого?

— Начальник штаба приказал.

— Сейчас узнаю, — он взял трубку и стал набирать номер. — Товарищ майор. Тут две девушки… Как вас? — Он повернулся к ним. — Фамилии…

— Кулешова.

— Чаркина.

— … Кулешова и Чаркина. Понял. Хорошо. Ясно, — он положил трубку. — Так… Чаркина, садись, пиши объяснительную. А Кулешова — в кабинет командира. Второй этаж. Налево. Кулешова прошла по коридору, свернула на лестницу. В несколько прыжков преодолела два марша. Свернула в полутёмный коридор и чуть было не получила по лбу внезапно открывшейся дверью. Она прошла в приёмную. Посмотрела на дверные таблички. Потянула на себя дверь, на которой висела табличка с надписью: «Командир воинской части. Полковник Лямзин».

— Разрешите? Товарищ полковник, младший сержант Кулешова.

— Заходи. Садись. Рассказывай.

— Да чего рассказывать? Всё из ревности. Она втрескалась в майора, а подумала, что я соперница. Что-то ей показалось. Тут ещё на разводе разнос получила.

— Какой разнос? — спросил полковник.

— Ну, там, на разводе, майор её немножко отчитал за то, что она татуировку сделала себе на шее. Это модно сейчас. Её отстранили от дежурства. А Мошкин меня назначил. Вот она и взбеленилась.

— А ты сама-то ничего себе не рисовала? — поинтересовался полковник.

— Нет. Что я дура? Завтра мода пройдёт и что делать, идти выводить?

— Она ударила тебя?

— Да, ерунда, товарищ полковник. Ну, подумаешь, сцепились… Она не плохая. Просто, немного шальная. Не выгоняйте её. Она хорошо поёт в строю. В самодеятельности будет петь. Ой, товарищ полковник, извините, надо бежать столы накрывать, уже скоро обед.

— Ладно, беги.

Катерина выскочила из штаба и помчалась в столовую. А в штабе ещё продолжался разговор.

— Что думаешь? — спросил полковник у майора.

— Я думаю, Катька правильно говорит. Отчислять её не надо. Она из простой семьи. Без отца росла. Училась хорошо. Аттестат у неё без троек. Характеристики хорошие. Она тут поёт, танцует. Спортивная. Они к смотру уже готовятся. Пускай учится. Помирятся. Ещё лучшими подружками будут.

— Ну, она же Катьку обидела. И вообще, ты же понимаешь, что подобные дела замалчивать нельзя. Мы должны как-то отреагировать, чтоб другим неповадно было.

— Это верно. Я согласен. У меня такое соображение. Не будем размазывать её полностью, давайте понизим её в ефрейторы. И устроим публичное примирение.

— Ладно. Уговорил. Но. Возьми с неё рапорт об увольнении по личным мотивам. Без указания даты. На всякий случай.

— А вот сейчас мы с вами проведём небольшой эксперимент с целью выявления способности разглядеть персонаж и дать ему адекватную оценку. Берём портрет, подвешиваем его. Под ним выписаны самые основные внешние и физиометрические данные. Внимательно посмотрите на этого человека. Его рост 190 сантиметров. Вес восемьдесят килограммов. Носит синие костюмы, импортную обувь. Регулярно стрижётся и бреется.

Курит импортные сигареты. Любит ездить на иномарках. Начнём с определения возраста. Итак, сколько ему лет?

— 26.

— 25.

— 29.

— 30.

— Хорошо. Пишем на доске среднее значение. 28 лет. Теперь поговорим о его образовании.

— 10 классов.

— Техникум.

— Институт.

— Хорошо. Берём среднее значение. Пишем: техникум. А кто он по профессии?

— Парикмахер.

— Врач-гинеколог.

— Менеджер.

— Космонавт.

— Таксист.

— Переодетый офицер.

— Программист.

— Актёр.

— Замечательно. А теперь, что вы думаете, стоит ли с ним знакомиться, а вдруг он женат?

— Нет. Не женат. Отъявленный холостяк.

— Холостяк. В активном поиске.

— В разводе.

— Молодой вдовец.

— Брачный аферист, — сказала Анжела и группа рассмеялась.

— Очень интересная характеристика. Давайте путём голосования сообща окончательно решим его личную жизнь. Кто за то, что он холостяк? 20 человек. Кто за парикмахера? Одна. За врача? Семь. За программиста? Пять. За менеджера? Шесть. За таксиста? Одна. За актёра? Четыре. За космонавта? Десять. За офицера? Девять. Ну, вот и получается по-нашему, что ему 28 лет. Космонавт. Холостяк. Его номер 11. Берём карточку с этим номером. Читаем. 26 лет. Образование десять классов. Закончил на тройки. Аферист. Имеет несколько ограблений. Двое детей от разных женщин. Алименты не платит. Имеет две судимости. Последний раз осуждён за убийство. Отбывает пожизненный срок в тюрьме «Белый орёл». Если кто желает дружить и обмениваться песнями про неземную любовь, то его точный адрес в областной прокуратуре. Прозвенел звонок. И тотчас же из репродуктора, висевшего над входом в аудиторию, прозвучала команда: «Внимание! Всему личному составу построиться в спортивном зале».

— Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ полковник, военно-учебный центр по вашему приказанию построен! Дежурный по части старший лейтенант Опоров!

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здра-жла-тврщ-полковник!

— Вольно, — сказал полковник Лямзин и шагнул на средину. — Я приказал построить вас и объявить о ЧП. Сержант Чаркина, находясь в подчинении у дежурного по роте сержанта Кулешовой, вошла в пререкание, спровоцировала драку. Подобное поведение противоречит уставу, нормам поведения военнослужащих и человеческой морали, бросает пятно на весь наш армейский коллектив, на наше воинское братство. Приказом по части Чаркина понижена в звании до ефрейтора. Вопрос об отчислении решено отложить до следующего нарушения, ограничиться взысканием с требованием публичного извинения. Ефрейтор Чаркина, три шага вперёд! Перед вами стоит оскорблённая вами ваша подруга, сокурсница, соратница по оружию, которая, быть может, завтра вступит в бой с врагами плечом к плечу рядом с вами. А вы своим поведением разрушаете остро необходимое и священное единство рядов защитников нашей Родины, где каждый друг другу — брат и сестра, готовые пожертвовать не то, что рубахой, боезапасом или краюхой хлеба, а своею кровью. Вы пришли сюда добровольно. Не женихов искать, не личную жизнь устраивать, а служить Родине. Служить России! Прошу приступить к примирению. Сержант Екатерина Кулешова. Подойти к Чаркиной. Она что-то хочет тебе сказать.

— Катя, прости меня, пожалуйста. Я обещаю, что ничего подобного впредь не произойдёт. Прости, — Чаркина протянула руку. Кулешова ответила ей рукопожатием. А потом случилось непредусмотренное. Они обе бросились навстречу друг дружке, обнялись и разревелись.

В квартире Колокольцевых прозвенел звонок. Надежда Петровна схватила трубку.

— Алло.

Но звон продолжался. Хозяйка бросила трубку и побежала к двери.

— Иду! Иду! — она открыла дверь. В квартиру вошёл генерал-лейтенант Колокольцев.

— Не ожидала?

— Ты как всегда непредсказуем. Раздевайся. Ужин готов.

Генерал скинул китель, прошёл на кухню, принялся мыть руки.

— Ну и как съездил? Что увидел интересного?

— Ты что же хочешь, чтобы я тебе за тарелку борща все военные и государственные тайны выдал? — он повернулся к ней с полотенцем в руках.

— А что ж тебе ещё дать? А-а-а-а, ложку забыла, — она смахнула с его плеча полотенце. Пошурудила в серванте и положила на стол ложку.

— Ну вот, ложка есть. А вилка?

— Зачем тебе вилка, ты что борщ будешь вилкой таскать?

— Ну, почему? Сало буду есть… И селёдку.

— А-а-а, вот вам сало, товарищ генерал… Вот и селёдка. А вот и вилка.

— А рюмка?

— Ох, вы какой, однако. Вот тебе рюмка.

— Так, наливай.

— Ну, ладно. Так и быть, — Надежда Петровна открыла буфет, достала графинчик и поставила перед мужем.

Иван Семёнович налил рюмку. Выпил. Подхватил вилкой ломтик сала и отправил его в рот. Утёр салфеткой губы и только тогда сказал:

— В одном из округов, приезжаю я в учебный центр. Все курсанты девушки. А в одной из учебных групп, знаешь, кого я встретил?

— Кого? Уж ни Зину ли Шпилёвую?

— Не угадала. Наливай.

Надежда Петровна налила рюмку. Иван Семёнович выпил, сквозь рюмку глядя на жену. Подцепил вилкой кусочек селёдки и отправил его вслед за водкой. Вновь утёр губы салфеткой и сказал:

— Держись за стол.

— Держусь.

— Крепко?

— Крепко. Не тяни.

— Теперь спроси: кого я видел?

— Да, кого ж?

— Любу.

— Любу? Как же это возможно?

— Ну да, то есть не её. А её копию. Точную копию. Представляешь? Но блондинку. Беленькая такая. Блондиночка. Ну, копия! Даже голос. И пальцы. Ну, всё! Ничего не понимаю! А чего ты сидишь?

— А что? Сплясать?

— Наливай!

— Да, пожалуйста. А может, тебе показалось? Ну, знаешь. Ты сейчас переживаешь за Любу, соскучился и любую девчонку, чуть-чуть похожую на Любу, принимаешь за неё.

— Ты думаешь? Но я там ни с кем не пил.

— Слушай. А может, нас этот Кир Кириллович водит за нос?

— Теоретически возможно. Щас позвоню Будину.

— Да, ладно… Сейчас-то не звони. Ты уже выпил. А позвони Любе.

— Да, она сразу не отвечает. Ей надо сначала послать сигнал. Дай мобильник. Вот так… Звонишь… Три гудка, и снимаешь. О! Сразу взяла.

— Папа, тебе чего?

— Привет! То есть, бонжур!

— Бонжур, мсье женераль.

— Ух, ты. Научилась уже. Впрочем, мы тоже не лыком шиты. Бонжур, мадемуазуль! Для того не надо бывать в Париже. А ну скажи, что-нибудь по-французски, чтобы у меня челюсть отпала.

— Папа, ты что выпил?

— Не выпил, но ужинаю и, возможно, выпью. Ну, ты скажешь по-французски или как? Или вообще… Или к примеру?

— Ладно. Записывай. Notre Pere qui est aux cieux. Que Ton soit santifie. Que Ton reqne vienne. Que То volonte soit fatte sur terre commt au ciel. Donne-nous chaque jaur notre pain quotidien… Ну, что, хватит или продолжить?

— Хватит. Впрочем, нет. Давай ещё, — сказал он и включил мобильный телефон на запись.

— Пиши… Pardonnt-nous nos peche, car nous aussi nous pardonnons a quiconque nous offense, et ne nous induie pas tentation, mais delivre-nous du mal, — Люба договорила на французском языке весь текст «Отче наш». — Ну, хватит, может, папа, у меня же тоже могут быть дела, как ты думаешь?

— Так ты уже хорошо лопочешь по-ихнему?

— Ну, папочка, до хорошего ещё далеко. А сейчас, извини, у нас уже отбой.

— Какой отбой, если в Париже ещё день?

— Я имею в виду, отбой связи. У вас в Москве уже вечер. А я прошлую ночь не спала.

— А что ты делала?

— Донесения строчила.

— А понял. Не думай о секундах свысока. Наступит время, сам поймёшь, наверное. Летят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения. Молодец, дочка. Привет Юстасу.

— Какому Юстасу? Папа. От кого?

— От Алекса.

— Папа, ты поужинал? Ложись. Отдыхай.

— Ладно. Пардон. Гуд бай. Лари вэдери.

— Пока, пока.

Иван Семёнович выключил мобильник.

— Слыхала? Вот с отцом разговаривает. Разведчица. Боец невидимого фронта. Мата Хари. А ты чего сидишь?

— А что?

— Наливай.

— Может, хватит?

— Не понял! Может, я чего забыл или перепутал? Кто здесь генерал?

— Да, конечно, ты, кто же ещё. Вот, пожалуйста. На здоровье.

— Ну, а куда же ещё, конечно, на здоровье.

Перед курсантами с лекцией выступала Виговская.

— Итак, мы продолжим изучение гендерной психологии. Вам это знать необходимо по многим причинам. Во-первых, вы все на пороге обзаведения семьёй. Во-вторых, вам придётся работать с людьми, в сугубо мужской среде. В-третьих, кто-то из вас может стать военным журналистом. Поэтому, чтобы избежать поля ошибок самой и не завести туда же за собой людей, вам остро необходимо знать то, что вместе с количественным отставанием мужчин появился ряд неприятных тенденций. Мужчины стали слабеть физически.

— А умственно? — спросила Иванчукова.

— Умственно? Чтобы не быть голословной, возьмите любой энциклопедический словарь. По любой букве сделайте персональную выборку, и вы поймёте, что они нас пока что и, к сожалению, очень сильно опережают.

— А Мария Склодовская-Кюри была единственным дважды лауреатом Нобелевской премии.

— Да. Верно. Случай уникальный. Но не следует забывать, что она была женой гениального Пьера Кюри.

— История не имеет сослагательного наклонения, — сказала Пёрышкина.

— Девочки, я сама женщина и, опережая ваши возражения, поддержу вас: мы способны на подвиги не только научные, но творческие, спортивные и даже военные. Примеров тому тьма. Но следует обратить внимание и на то, что среди крупных учёных-конструкторов космических систем, кораблестроителей и авиастроителей нас пока нет. Мужчины являются локомотивами прогресса. Сегодня в мире живут десять официально признанных гениев. Из них двое наших соотечественников. Математик Григорий Перельман и оружейник Михаил Калашников. С появлением компьютеров доступ к ним был абсолютно равным. Но первыми хакерами были мальчики.

— А у них криминальное мышление, — сказала Афонькина.

— У нас его тоже хватает. Здесь скорее речь идёт о значительном снижении порога самосохранения. Однако вы всё время норовите сбить меня с основной темы. А теперь прошу обратить внимание на следующую причинно-следственную связь. Девушка. Неадекватная самооценка. Неадекватная оценка окружения. Нетестированное жизненное пространство. Далее, в 99-процентах неудачный брак, то есть брак с неравноценной личностью, потом развод. Следом идёт одинокое материнство. Зачастую все перечисленные этапы носят наследственный характер. От бабушки к маме. От мамы — к дочке. И так далее. Женщина, какой бы образованной она ни была, не обладает мужскими паттернами, следовательно, не может их привить и мальчику. Как правило, такие женщины курят, пьют, ходят в штанах, делают себе татуировки. Тем самым они вносят деструктив в процесс формирования поло-ролевых функций. В итоге вместо так необходимых мужчин наше государство получает хронических неудачников, недоучек, трансвеститов, психопатов, алкоголиков, наркоманов и тунеядцев. Но их биологические отцы здесь уже ни при чем.

— Товарищ майор, можно вопрос? — подняла руку Афонькина.

— Да, пожалуйста, можно.

— Я внимательно слушала всё, что вы говорили, и у меня сложилось представление, что это мы девушки и женщины, должны мужиков носить на руках, признаваться им в любви, писать им стихи и даже дарить цветы.

— Молодец, Надя. Вопрос что называется не в бровь, а в глаз. Постараюсь ответить. Характер тендерных отношений диктуется демографической ситуацией. Запишите себе это и подчеркните. Что же до признаний в любви, то первым обычно признаётся тот, кто сильнее любит. Что же касается всего остального, то о многом, из того, что я сказала вам, большинство мужчин не догадывается и не задумывается. Такова психология мужчин. В этом и заключается разница между ними и нами. Поэтому не стоит мешать им ухаживать за нами. Только знайте, когда через три, пять или пятнадцать лет замужества ваш муж вдруг выкинет фортель, не следует мстить ему и злиться на него, ведь на момент замужества у вас были альтернативные варианты, но вы же сами отвергли тех людей, сами не сделали адекватной оценки себе и своему окружению.

Прозвенел звонок. Все девушки выбежали из аудитории. За столом осталась одна Люба. Она достала мобильный телефон.

Отыскала нужный номер.

— Кир Кириллович? Здравствуйте. Это Звонарёва. К нам в учебный центр приезжал отец, генерал Колокольцев. Он, оказывается, курирует все учебные центры. Видел меня. Но я не раскрылась ему. Вчера вечером позвонил. Он-то думает, что звонит в Париж, в котором ещё день, а попадает к нам, где уже ночь. Проверял меня на знание французского.

— Достань русско-французский разговорник и держи его под рукой. Не допускай прямого разговора. Ни с кем. Никому не отвечай на звонки. Только сама звони ему. К разговору готовься и держи инициативу в своих руках. А в идеале согласись на перевод в наш учебный центр.

— Да я тут уже сдружилась с девочками. Свыклась.

— Ладно. Что-нибудь придумаем. Не вешай нос. Ты скоро нам понадобишься. Я позвоню тебе. Или тебе сообщат. Будь здорова.

— До свидания, — ответила Люба и вышла в коридор, где к ней подошла Валя Чаркина.

— Люда, ты нигде не сталкивалась с информацией о пластических операциях?

— Нет, Валя. А зачем тебе это?

— Хочу лицо себе поправить.

— Ой, Валя, не выдумывай. Но на всякий случай зайди в нашу санчасть. Им там наверняка, что-то известно. Или купи местные газеты. Позвони в справочное. Только, по-моему, тебе ничего делать не надо.

Директор ФСБ Кирилл Кириллович Будин просматривал газеты. Затем повернулся к коммутатору. Нажал на кнопку.

— Михаил Антонович? Доброе утро. Зайдите ко мне.

— Здравия желаю, Кир Кириллович. Через минуту буду.

Директор отложил газеты. Взял папку и развернул её.

— Разрешите? — в дверях появился Михаил Антонович.

— Заходите. Присаживайтесь, — Будин через стол подал руку заму. — По Звонарёвой-Колокольцевой. Мы не учли, что отец её получил в подчинение управление боевой подготовки. В порядке инспектирования объезжал учебные центры и столкнулся со своей дочкой. Она не выдала себя. Но отец есть отец. Эта встреча впечатлила его, и он будет эту тему развивать. Это естественно. Я вижу четыре варианта разрешения этой ситуации. Первый — перевести её в наш центр. Второй — переговорить с ним, открыть ему ситуацию. Третий — ограничить его передвижение. Четвёртый — переподчинить центр. У вас будут предложения?

— Попросить его министра, чтобы либо загрузил его, дабы он не ездил, либо перевести его на другое направление. Или уволить. Открывать ему ситуацию пока преждевременно. И здесь дело не в доверии. Касательно же четвёртого варианта, то вслед за переподчинением департамента пограничных войск, логично должно последовать и это. Но оно займёт время. Так как неизбежны структурные и финансовые сложности.

Зазвонил телефон.

— Кир Кириллович? Доброе утро. Это Колокольцев.

— Утро доброе, Иван Семёнович. Слушаю вас, — Будин прикрыл трубку и сказал. — На ловца и зверь бежит.

— Кир Кириллович, я тут недавно побывал в одном из наших ВУЦ. Видел девушку. Ну, копия моей Любы. Извините, что я с таким делом обращаюсь к вам. Но если наша Люба случайно оказалась там, может поменять их? Может быть, там и должна была быть эта девушка? Впрочем, извините, кажется, я уже ерунду горожу. Но эта случайная встреча с двойняшкой очень сильно впечатлила меня. Как такое возможно?

— Иван Семёнович. А может, корректней было бы этот вопрос адресовать к самому себе?

— То есть?

— Да, очень просто. Я здесь вижу три объяснения. Первое — грехи молодости дают всходы. Второе — возможны манипуляции в роддоме. И третье — почти у каждого человека на Земле есть двойник. В-четвёртых, нынешняя оперативная ситуация, слава богу, никаких подмен не предполагает. Я логично рассуждаю?

— Вполне.

— Ну, вот видите? И потом. Иван Семёнович. Мы же с вами условились эту тему по телефону не затрагивать.

— Да, я помню. Поэтому и хотел напроситься на пятиминутный приём.

— Да, хоть сейчас. Для вас мои двери открыты.

— Хорошо. Спасибо. Я буду через полчаса.

Оба положили трубки.

— Конечно, можно было бы послать его вместе со всеми его фантазиями. Тем более, что с его стороны это некорректно. Но ведь он, в принципе, прав, — сказал Будин.

— А может, как раз и не стоило его сейчас принимать? Не слишком ли странный повод? — спросил заместитель.

— Нет, не слишком. Мы должны заинтересоваться этой двойняшкой, ведь она может быть нам полезной. Или не так?

— Вы меня убедили.

Вновь зазвонил телефон. Директор поднял трубку.

— ФСБ. Будин.

— Это представитель «Интерпола» в Москве комиссар Дажен. Вы не могли бы принять нашего коллегу из Парижа?

— По какому поводу?

— Это связано с розыском в Париже Колокольцевой и пропажей документов у госпожи Туровой.

— Хорошо. Я готов его принять, — сказал Будин и положил трубку. — Кажется, выползает пятый вариант. Сейчас придёт сюда этот француз. А вы перехватите Колокольцева и подготовьте его, так чтобы он сыграл отца, потерявшего в Париже дочь. Мы их сведём. Всё очень кстати.

— Понял, — ответил Михаил Антонович и вышел.

В кабинет ступил помощник.

— Товарищ генерал, в приёмной комиссар Дажен и его коллега Терье из Парижа.

— Проси.

В кабинет вошли два иностранца.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, присаживайтесь.

— Господин генерал, в Париже сложилась странная ситуация. Исчезла мадемуазель Колокольцева. На следующий день неожиданно Париж покидает мадам Турова. Но ещё через день выясняется, что мадам Турова не покидала Париж, но у неё пропал паспорт. Встаёт вопрос: кто же тогда пересёк границу и покинул Париж с документами Туровой?

— Господин комиссар, заявление о пропаже Колокольцевой поступило к вам через несколько дней. Отец девушки генерал Колокольцев постоянно находится на связи со мной. Правительство официально уполномочило меня взять это дело под мой личный контроль. С нашей стороны эта история выглядит следующим образом. Гражданин Франции Жан-Поль Кутузьё познакомился в Дубровнике с девушкой из России, где она была на отдыхе. Молодой человек пригласил её в Париж, чтобы познакомить её со своими родителями. Но уже где-то по дороге из аэропорта домой вся семья была похищена и убита. Странно, что подозревается наша Колокольцева, которая попала в Париж случайно и по приглашению. Ещё более странно, что вы связываете исчезновение, а возможно и гибель генеральской дочери с каким-то паспортом, какой-то театральной деятельницы Туровой. У вас у самого нет ощущения искусственных нагромождений из противоречий? Как только вы связались со мной, я позвонил генералу Колокольцеву и попросил его приехать сюда. Вы не желаете познакомиться с ним?

Комиссар Дажен переглянулся со своим коллегой, тот в ответ пожал плечами. Будин нажал на кнопку коммутатора.

— Посмотрите, там не прибыл генерал Колокольцев? Приехал? Ну, вот видите, он уже здесь. Пригласите его сюда.

Дверь отворилась, и на пороге появился Иван Семёнович.

— Разрешите? Здравствуйте.

— Здравствуйте, Иван Семёнович. Вот познакомьтесь. Комиссар Дажен из «Интерпола» и его парижский коллега комиссар Терье. Он занят поиском вашей дочери.

— Господин женераль, как ваша дочь попала в Европу?

— Летом, в июле. Она отдыхала с подругами в Дубровнике. Там познакомилась с каким-то молодым французом. Он взял её на несколько дней в Париж. И с того дня связь с ней прервалась. До нас уже доведена информация о пропаже всей семьи того юноши. Очень странная и тревожная история. Мы с женой очень надеемся, что наша дочь где-то в Париже и жива.

— А с кем она была в Дубровнике?

— С ней были две девушки, с которыми она училась в институте, Светлана Колтунова и Анжела Пёрышкина. Они давно вернулись домой без нашей девочки.

— Дайте нам, пожалуйста, номер её мобильного телефона. И ещё, вы не могли бы допустить меня в её комнату? Нам бы хотелось осмотреть её вещи, возможно, снять с них отпечатки её пальцев.

— Пожалуйста, — ответил согласием Иван Семёнович.

— Хорошо, — Дажен встал. Вместе с ним поднялся и его коллега. — Мы благодарны за приём, и разрешите откланяться.

— Пожалуйста, господа. Это мой долг. Мои двери всегда открыты для коллег. До свидания, — директор выпроводил гостей и тотчас метнулся к селектору.

— Михаил Антонович. Немедленно звоните домой Колокольцевым. К ним едут французские чины. Вызовите жену генерала на беседу куда-нибудь в кафе или ресторан. Нежелательно, чтобы Надежда Петровна столкнулась с ними. Вы меня поняли?

— Я всё понял, Кир Кириллович. Действую.

— Так я слушаю вас, — начмед с любопытством оглядел Чаркину.

— Товарищ майор, сделайте мне пластическую операцию? — обратилась к нему Валя.

— Ну, во-первых, ввиду ограниченных технических возможностей, мы оказываем только терапевтическую и медикаментозную помощь. Это санчасть, а не госпиталь. А, во-вторых, зачем это вам? У вас вроде бы всё на месте. Молодая, красивая девушка… О чём вы говорите?

— Совершенству нет предела, но кое-что, совсем немного, мне бы хотелось поправить.

— В окружном госпитале и в госпитале для ветеранов войны тоже нет подобной услуги. Но в городе есть несколько специалистов, которые делают различной сложности коррекции. Я вам напишу телефоны и адрес Валентина Аркадьевича Кесарева. Вот, пожалуйста, — он протянул листочек бумаги.

— Спасибо, — ответила Валя и тотчас покинула санчасть.

Идя по воинской части, она вытащила мобильный телефон и набрала номер.

— Валентин Аркадьевич? Здравствуйте. Можно к вам записаться на приём?

— Пожалуйста. Приезжайте, хоть сейчас.

— Я военнослужащая и могу только в воскресенье.

— Нет проблем. Мы ведём приём и по выходным дням.

— А как вас найти?

— Улица генерала Белова. Остановка автобуса «Холодильник». Найдёте Дом культуры. А прямо напротив него увидите наш салон пластической хирургии.

— Рота, смирно! Слушай вечернюю поверку! — скомандовал прапорщик Македон и открыл журнал со списком личного состава.

— Абашкина!

— Есть!

— Афонькина!

— Есть!

— Ботвиненко!

— Бочкина!

— Бурякова!

— Буханкина!

— Варакина!

— Гайдым!

— Гошкина!

— Дыкина!

— Звонарёва!

— Есть! Дежурный по роте!

— Зюкина!

— Калачёва!

— Колтунова!

— В наряде.

— Кулешова!

— Лисичкина!

— В наряде. На КПП.

— Ложкина!

— Мурашёва!

— В наряде. Дневальный по роте, — ответила Звонарёва.

— Некрасова!

— Оськина!

— Пёрышкина!

— В наряде. Дневальный по роте.

— Стёпкина!

— Саенко!

— В наряде. В штабе.

— Тёшкина!

— Угарова!

— Урюпина!

— Чаркина!

— Чеснокова!

— Яшкина!

— Рота, смирно! Товарищ капитан, вечерняя поверка проведена.

Отсутствующих нет. Старшина роты прапорщик Македон!

— Вольно. Командуйте отбой.

— Рота, отбой!

Все девушки разделись и запрыгнули под одеяла.

— Звонарёва!

— Я, товарищ капитан!

— Отнеси рапортичку в штаб.

— Есть, — ответила Люба, взяла формуляр и вышла из казармы.

Прошла по тёмному военному городку. Поднялась на крыльцо штаба. Скрылась за дверями. В штабе уже были дежурные из всех рот. Она протянула дежурному по штабу формуляр и направилась к выходу.

— Звонарёва! — услышала она за спиной голос майора Коркина. Люба обернулась. — Там тебе посылка из Москвы пришла. — Зайди, получи.

— От кого?

— Хороший вопрос, — ответил Коркин уже в кабинете. — Держи. От генерала Колокольцева.

Люба взяла в руки увесистый пакет. Глянула на обратный адрес. Москва. От Колокольцева Ивана Семёновича. Люба улыбнулась.

— Присядь! — сказал Коркин.

Люба присела на стул.

— Люда. То, что ты Звонарёва, есть у меня большие сомнения. Но в чем я не сомневаюсь нисколько, так это в том, что ты дочка начальника управления боевой подготовки генерала-лейтенанта Колокольцева Ивана Семёновича. Я помню, когда он вошёл в вашу аудиторию, ты побледнела, опустила глаза, села и принялась писать и словно сжалась. Это совершенно не типичная реакция. То есть ты хотела в тот момент быть незамеченной. Но этого избежать было невозможно. Помню его реакцию, весь ваш короткий разговор. Всё говорит о том, что ты его дочка. Уж не знаю, законная или не очень. Это знаешь только ты. Появление его тебя очень удивило. Может, ты его знала прежде. А может только по портретам. Но узнала ты его сразу. Ты, видимо, похожа на свою мать или на его мать. Я ведь тоже сын генерала. Но не законный. Меня воспитывал отчим. Бывший военный врач. Тебе повезло, наш генерал тебя сразу узнал, как только увидел. И, похоже, не боится тебя признать. Иван Семёнович хороший человек. Мой — тоже, быть может, не плохой, но… Кто их там разберёт, родителей. Кто прав, а кто виноват. Отец или мать. Мне никто не скажет. Для меня жизнь — данность такая, какая она есть. Так уж сложилась и переделать её не дано уже никому. В принципе, я и без него обхожусь. Военное училище закончил. В академию заочно поступил. Не знаю и не буду гадать, как у вас получилось. Но мама твоя, видно, хорошая женщина. Воспитала тебя правильно, без лишних закидонов. Ты отличаешься от многих в вашей группе. Что-то я много говорю. А ты всё молчишь. Скажи или головой кивни, прав я или нет.

— Всё правильно, товарищ майор. Я многого сказать пока не могу. Сейчас такая ситуация. Время всё расставит по своим полочкам.

— Молодец. Ты ещё и не болтливая. Это здорово. Не буду тебя пытать. Держись за меня или за мою сестричку, Катюху Кулешову. Мы тебя в обиду не дадим.

— У вас фамилии разные…

— Да, я Коркин по матери. Катя родилась уже во втором браке. Отчим Кулешов.

— А настоящего вы не видели?

— Никогда. Знаю только, что он есть. Вышел в отставку. Живёт в Москве. У него другая семья. Дети тоже взрослые. Его фамилия Чердаков. Генерал армии. Бывший замначгенштаба. Однако я тебя задержал и заговорил. Извини. Ну, беги в роту. До свидания. Будем знакомы. Меня зовут Алексей.

— Спасибо. Очень приятно. Спокойной вам ночи. Товарищ майор.

В воскресенье, уже в шинелях группа опять высыпалась за КПП в город. Так же запрыгнули в автобус. Когда к ним подошла кондуктор, Валя Чаркина тихо спросила её:

— А вы не подскажете, где лучше выйти, чтобы попасть на улицу генерала Белова?

— А вам что конкретно надо там?

— Там должен быть Дом культуры холодильщиков?

— Тогда лучше выйти на следующей остановке, правда придётся немного пройти пешком, но недалеко, а там спросите.

— Спасибо, — ответила Чаркина и объявила подругам. — Девочки, я помчалась. Чао-какао.

— Ты куда?

— Доить верблюда. Вечером расскажу.

— Ладно, пока.

Валя вышла. Сориентировалась. Нашла Дом культуры, а напротив него увидела салон пластической хирургии и вошла в здание. Там отыскала нужный кабинет.

— Разрешите?

— Заходите, пожалуйста. Сразу слышится военный человек. Присаживайтесь. Военных женщин у меня ещё не было. Рассказывайте, что вас привело к нам. И судя по всему не явный дефект.

— Да, доктор. Я бы хотела свести татуировки.

— Когда же вы ими обзавелись, что они уже успели вам надоесть?

— Да, совсем недавно. Здесь, в этом городе.

— Эх, девушки, девушки. Почему вы не слушаете хороших слов? Ну, давайте, показывайте свои художества.

Валя скинула китель. Валентин Аркадьевич глянул на плечо, на шею и на крестец.

— Ну, что… Я могу вас обнадёжить, всё это поддаётся лечению. У нас есть два пути решения проблемы — амбулаторный и стационарный. Какой вам больше подходит?

— Тот, который дешевле.

— Значит, амбулаторный. Я вас записываю на утро в понедельник.

— Я не смогу утром. У нас занятия.

— Тогда после полудня. На четырнадцать часов будет нормально?

— Тоже не смогу. Мне бы по воскресеньям…

— Так это мы и за полгода не успеем. И вам это обойдётся… несколько… более… затратно.

— Это сколько?

— Девять.

— Девять тысяч. Я правильно поняла?

— Правильно. Долларов.

— Долларов?

— Да. Но по-другому не получится. Специалист, который будет заниматься с вами, должен будет приходить сюда по выходным. У него же тоже семья.

— А стационарно? Это мне придётся на неделю ложиться сюда?

— Да. На три недели. Но это вам обойдётся на три тысячи дешевле.

— Это шесть тысяч долларов. Доктор, я не потяну. И родители мне таких денег не дадут. Что же делать, доктор? Валентин Аркадьевич? Может, есть ещё вариант?

— Есть вариант… По вечерам. Каждый день. В течение трёх месяцев.

— А это сколько?

— Пять.

— Всё равно дорого. Но почему?

— Это медицинская косметология. Аренда помещения. Работа персонала. Дорогостоящее импортное оборудование. Электроэнергия. Водоснабжение. Отопление. Налоги. У нас кредиты. Проценты очень высокие. Лекарственные препараты исключительно импортные. Ничего отечественного.

— А почему?

— Ну, потому, что в отечественной медицине данного направления попросту не существовало. Равно как и вашего направления культуры.

— Что же делать, Валентин Аркадьевич? Неужели нет выхода?

— Ну, почему же нет. Выход всегда есть. Заканчивайте учебу, работайте, служите, зарабатывайте деньги и приходите. Правда, через год будет подорожание услуг. А со временем мы приблизимся к мировым стандартам, и это будет стоить в три раза дороже.

— Что же делать? Что же делать? Доктор? Валентин Аркадьевич? Миленький. Помогите. — перейдя на шёпот, пролепетала Валя.

— Я бы рад. Но я же не могу из своей зарплаты платить специалистам. У них семьи. Дети. У меня — тоже. Хоть жена погибла. Но есть сын. Он студент. До окончания института ещё год. Его надо содержать. Если я не буду вовремя платить долги по кредитам своему банку, меня продадут коллекторной компании, которая ради денег уничтожит меня вместе с коллективом. Заберут и бизнес, и квартиру. Так что приходите через год или два с деньгами. Мы за месяц вам наведём полнейшую чистоту. Даже девственность восстановим.

— Я ещё девушка.

— Похвально. Однако с такими украшениями выйти замуж за приличного человека весьма проблематично. Если б вы пошли за меня, я сделал бы вам бесплатно. Подумайте.

Валентина подняла заплаканное лицо и вновь опустила его в ладони.

— Как можно без любви, доктор?

— А что есть любовь? Аффективная страсть двух особей. Неужели в ней больше разума, нежели у животных? Думайте. Вы ещё молода. Сегодня вам 23? Через три года будет 26. Вполне ещё сможете устроить свою личную жизнь. Сегодня вы вбили себе в голову, наверное, майора Коркина. Или я не прав? Возражайте.

Валентина сидела, спрятав лицо в ладони.

— Откуда вы знаете Коркина?

— Ну, я же ещё совсем недавно служил у вас начмедом. Так я угадал? Значит, я прав. Для него вы сделали себе рисунки, теперь же ради него хотите вывести всё это. Всё верно. Он нормальный парень и не терпит извращений. В общем, приходите через год. А сейчас у меня ещё приём. Извините. Будьте здоровы.

Валя вышла из кабинета. В коридоре надела шинель и покинула здание. Она села в автобус. Доехала до парка. Пересекла улицу. Вошла в знакомый уже подъезд. Поднялась в лифте на седьмой этаж. Ещё не понимая зачем, остановилась перед дверью с табличкой. Позвонила. Дверь открыл тот самый золотозубый татуировщик.

— Привет. Заходи. Деньги принесла или чего?

— Да, я так… Слушай, помоги… Ты можешь всё это замазать?

— Как это замазать? Хочешь вывести? Это к отцу.

— Я была у него.

— Ну и что? Я-то чем могу помочь?

— Он просит деньги.

— Ну, а что же ты хочешь? Бесплатно тебе никто ничего делать не станет. А у него клиника. Там у него подрабатывают большие специалисты. Ездят на трамваях, на такси. Они же платят за проезд. Ради такой красавицы, как ты, их бесплатно никто не повезёт. У них в поликлиниках и больницах зарплаты поменьше ваших военных. Соображай, что говоришь. Помоги. Отец меня не балует. Я сам зарабатываю на таких дурах, как ты. Я тебя не тащил за трусы. Ты сама припёрлась. Мороженое ела. Я ещё, если помнишь, твоих подруг угощал. Я почти бесплатно тебя расписал. Ты же мне не окажешь бесплатную гормональную поддержку?

— Это как?

— В постели. Бутербродом, — пояснил он и продолжал бурчать. — Все просят: помоги. А с каких это дел? Ты кто мне? Сестра? Подруга? Любовница? Ты смотришь на меня как на урода. Да, я не так красив, как ваш майор Коркин. Но я сам иду по жизни. Учусь. Скоро буду врачом. Стану отцу помогать. Хочешь, чтобы тебе помогли? Вот возьми и выбрось бесплатно из своей больной головы того же майора Коркина? Выходи за меня, мой батя бесплатно тебя почистит. А если втрескалась в майора, вот и попроси его. Интересно, куда он тебя пошлёт?

Он не договорил. Упал как подкошенный. А она продолжала носиться по квартире и крушить всё подряд. За этим занятием её и застал вернувшийся из клиники Кесарев-старший. Он тотчас вышел из квартиры, захлопнул дверь. Вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер.

— Милиция? Приезжайте по следующему адресу. Диктую.

Прибывший наряд из трёх человек скрутил Валентину и увез в отделение.

— Рота, строиться на вечернюю поверку! — скомандовал прапорщик Македон. — Рота, равняйсь. Рота, смирно. Равнение на средину! Товарищ капитан, вторая рота для проведения вечерней поверки построена! Старшина роты прапорщик Македон.

— Вольно. Приступайте, — сказал капитан, протягивая прапорщику журнал.

— Абашкина!

— Есть!

— Афонькина!

— Здесь!

— Афонькина!

— Есть!

— Громче отвечать надо! Чётко и по форме. Чтоб я не повторял.

— Так точно!

— О-о… Хулиганистые девки…

— Ботвиненко!

— Есть!

— Бочкина!

— Есть!

— Бурякова!

— Буханкина!

— Варакина!

— Верейкина!

— Гайдым!

— Гошкина!

— Дыкина!

— Звонарёва!

— Зюкина!

— Калачёва!

— Колтунова!

— Кулешова!

— Лисичкина!

— Ложкина!

— Мурашова!

— Некрасова!

— Оськина!

— Пёрышкина!

— Стёпкина!

— Саенко!

— Тёшкина!

— Угарова! — Есть!

— Урюпина! — Есть!

— Чаркина!

— Чаркина!

— Не понял. Где Чаркина? В наряде её нет?

— Она сегодня в увольнении была. Вот она в списке на увольнение.

Где-то застряла. Что ж, так и пишем: Чаркина отсутствует.

— Чеснокова!

— Есть!

— Яшкина!

— Есть!

На пороге появились полковник Лямзин и майор Коркин.

— Рота, смирно! — скомандовал командир роты. — Товарищ полковник, в роте проведена вечерняя поверка. Весь личный состав налицо за исключением курсанта Чаркиной.

— У меня очень плохая новость. Мы с начальником штаба только что приехали из РОВД. Ваша однокурсница Чаркина задержана милицейским нарядом за учинённый дебош и погром в квартире уважаемого в городе человека, директора клиники пластической хирургии и медицинской косметологии, доктора наук Валентина Аркадьевича Кесарева. Это наш бывший начмед, подполковник медицинской службы. Чаркина нанесла тяжелую черепно-мозговую травму сыну хирурга. Его откачали. Он пришёл в себя. Но его состояние остаётся тяжёлым. Их жилищу нанесён значительный ущерб. Убытки подсчитываются. Пострадала дорогостоящая импортная медицинская и бытовая аппаратура. Мотивы проступка пока не ясны. Но и речи о самообороне не идёт. Налицо банальная уголовщина. Слава Богу, ничего не похищено. Тем не менее, заведено уголовное дело по статье хулиганство, с нанесением вреда здоровью и значительного ущерба личному имуществу. Месяц назад мы уже пережили инцидент с участием этой же самой Чаркиной. Но если первый случай можно было замять, так как он был сугубо нашим внутренним, то данный случай уже подпадает под статью в разряде уголовных преступлений городского уровня. А с учётом известности персонажей не миновать нам резонанса и газетной славы. Я не желаю такого позора. Прежде подобные фортеля откалывали солдаты, а теперь — девушки, красавицы, будущие жёны и матери, военные интеллигенты, переводчики и журналисты. Если конфликтующие стороны не придут к мировому соглашению, я без тени сомнения подпишу приказ об отчислении. Армии не нужны неуправляемые люди. Не владеешь собой, бесполезно пытаться командовать другими. Всё. Объявляйте отбой.

— Есть. Рота, отбой!

Распахнулась дверь ротной канцелярии. Вышел прапорщик Македон.

— Катерина! Кулешова!

— Я!

— Баня наша сломалась. Отведёшь взвод в городскую. Всё понятно?

— Так точно!

— Действуй!

— Есть! Девчонки, идём в городскую баню. Выходите строиться с пакетами!

Через минуту взвод вышел за КПП и погрузился в автобус. Так же организованно девушки вошли в баню.

— Девчонки, моемся быстро. Через десять минут выходим. Нам надо успеть к этому дядьке, — распорядилась Катя.

Через полчаса взвод подошёл к зданию центра пластической хирургии. Так же всем взводом девушки ввалились в кабинет доктора Кесарева.

— Ого! Это ещё что за депутация?

— Валентин Аркадьевич, спасите нашу Валю.

— Как же я спасу её после всего?

— Откажитесь своих претензий.

— Что значит — откажитесь? Она нанесла крупный ущерб жилищу. Моей репутации. Вы согласны за неё возместить урон? И потом, причина её претензий в том, что я отказал ей в немедленной косметической операции по удалению татуировок. Она получила изъяны на теле не где-то в боях за Родину. Она сама нанесла своему телу уродство. За деньги. Значит, и удалять это тоже следует за деньги. Я объяснил ей русским языком, что у нас частная клиника и не могу заставить специалистов работать бесплатно. Мы за всё платим большие деньги. У нас дорогостоящее импортное оборудование, электроснабжение, водоснабжение, аренда, кредиты. Подобную гуманитарную помощь можно оказать только очень близкому человеку. Брату, сестре, невесте. Я намекнул ей на то, что если бы она стала моей женой, то почему бы и нет. Но у неё же претензии на исключительность.

— А если она согласится стать вашей женой, вы отзовёте свои претензии?

— С учётом её неплатёжеспособности, это самый лучший способ тихо замять случившееся.

— Ладно. Я попробую с ней переговорить. Хотя ваш отзыв заявления послужил бы вам хорошей рекламой.

— У меня и без неё отбоя нет. Короче, вот вам телефон и адрес её адвоката.

— Можно от вас позвонить?

— Звоните.

Кулешова взяла трубку. Набрала номер.

— Здравствуйте. Это вы ведёте дело Чаркиной? Я её подруга. Мы можем с вами встретиться? Давайте, прямо там, у КПЗ. Едем.

Девушки вышли из автобуса, к ним подошёл мужчина.

— Здравствуйте, девушки. Идёмте. Всех нас не пустят к ней. Но одну из вас я смогу провести туда. Кто пойдёт?

— Я пойду, — сказала Кулешова. — Девочки, ждите меня здесь.

Чаркину привели в комнату для свиданий, где её ждали адвокат и Кулешова.

— Валя. Мы только что были у доктора Кесарева. Он согласен отозвать свои претензии в обмен на твоё согласие пойти за него замуж.

— Да ни в жизнь! — ответила Валентина.

— Валентина, не упрямьтесь. Не будьте глупой. Это единственно возможный способ уладить конфликт и избежать наказания. А сейчас вам грозит реальный, тюремный срок, — сказал адвокат. — Но даже если удастся свести дело к минимальному сроку, году условного, то сами по себе суд, разбирательство, объяснения причин наносят большой моральный ущерб.

— Валя, подумай о себе. О матери. Вспомни сестру. Ты же не только себе, но и ей жизнь сломаешь, — сказала Катя.

— А ей-то чего? — спросила Валентина.

— Она же у тебя школу заканчивает. Куда-то пойдёт поступать. Ей же в анкете придётся назвать родственников и их адреса. Ты хоть представляешь свой адрес на ближайшие три года?

— Пусть не пишет, — ответила Чаркина.

— Валя, не говори глупости. Когда ты поступила к нам, тебя до седьмого колена проверили.

— Валя, вам следует прислушаться к тому, что говорит ваша подруга. Всё это очень серьёзно, — сказал адвокат.

— Ладно. Я подумаю, — ответила Чаркина.

— Да не ладно и не подумаю, а надо, чтобы ты прямо сейчас сказала: да, я согласна.

— Как это, прямо сейчас? Я же не люблю его, этого…

— Ой, Валя, твоя любовь — это навязчивая идея. Вы с Коркиным, если и пара, то только по внешним признакам. Выбрось его из головы. А доктор, хоть и не красавец, но хороший и достойный человек. Он личность. А ты кто?

— Кто?

— Кукла. И он, между прочем, согласен тебя спасти. Можно сказать, от гибели.

— Ну, прямо уж, от гибели…

— Да, Валя, именно так. От гибели. Потому, что ты погибаешь. Оступилась и вот-вот покатишься вниз. Откуда не выбираются, — сказала Кулешова.

— Валя, вы даже не представляете себе, в каком дерьме вы окажетесь после суда, — поддержал подругу адвокат. — Начнём с того, что вас отчислят. Если уже не отчислили задним числом. Короче. Сейчас после нашего разговора у меня встреча с доктором. Я должен принести ему ваше согласие. Ситуация не терпит промедления.

— И девочки там, на улице ждут. Они хотят, чтобы ты вернулась к нам. Ну?! Не молчи! Ну, говори же! Ну!!!

— Хорошо. Я согласна.

Адвокат и Кулешова вышли на крыльцо.

— Девочки, она согласилась, — объявила Катя.

— Ура! Молодец, Валька!

С шумом взвод проследовал через КПП и возвратился в роту.

— Чего так долго? — строго спросил Македон.

— Да, троллейбуса ждали долго. Потом он сломался. Пришлось пешком идти.

— Ладно, идите на обед.

Секретарь российского посольства в Париже звонил в полицию.

— Господин комиссар, неподалёку от посольства замечен какой-то подозрительный тип. К посольству не подходит, держится на расстоянии. Полное ощущение, что ведёт наблюдение.

— Хорошо, господин секретарь, я вышлю людей. Продиктуйте, пожалуйста, ваш телефон. Мы вам сообщим о результатах.

Через несколько минут возле российской миссии остановилась машина. Один из сидевших в ней штатских позвонил секретарю.

— Господин секретарь, вы сейчас видите этого типа?

— Да, вот он в синих джинсах, кроссовках и серой куртке.

— Ясно, спасибо.

Агенты вышли из машины и направились к мужчине. Подойдя к нему, попросили пройти к машине и увезли с собой. В полицейском участке обыскали его, выложили на стол два паспорта. Один французский, другой российский.

— Гиви Галания. Откуда у вас паспорт российской гражданки?

— Нашёл. Смотрю, русская. Думаю, надо отдать в посольство. Вот и пришёл.

— Интересно рассказываете. А почему же не отдали?

— Так вы же меня арестовали?

— Значит, вы не успели?

— Не успел.

— И сколько дней вы кружите возле посольства?

— Да только подошёл. Вот, перед вами.

— А по нашим наблюдениям, вы здесь крутитесь уже месяц.

— Ну… Да… То есть, я… Я надеялся лично в руки отдать и познакомиться с девушкой.

— Хорошо, мы сейчас всё узнаем, — комиссар взял трубку. — Господин секретарь, у этого типа обнаружен паспорт российской гражданки. Той самой… Любовь Колокольцева… Да, что находится в розыске. Спасибо. — Он положил трубку и распорядился. — Поль, сделай копии по всем страницам. И вызови фотографа. Пусть он сделает этого типа. Фотографии и паспорт сейчас же отвези в посольство к русским. А все ксерокопии ко мне.

Комиссар взял трубку.

— Господин начальник криминальной полиции, мы взяли подозрительного типа возле русского посольства. Он бывший русский. Гиви Галания. А при нем паспорт на имя русской девушки. Любовь Колокольцева. Хорошо. Я сейчас всё привезу. Его тоже? Слушаюсь, — он положил трубку и приказал. — Этого в машину с решётками.

Арестованного впихнули в машину, и она помчалась по улицам Парижа. Машина остановилась у здания полицейского управления. Комиссар вышел.

— Заведите его в дежурное помещение, — приказал он двоим полицейским. Сам же взбежал на крыльцо и торопливо засеменил по лестнице. Затем вошёл в кабинет, где навстречу ему поднялся человек в штатском.

— Господин генерал. Там в дежурном помещении арестованный нами Гиви Галания. Похоже, что это он замешан в похищении семьи Кутузьё. Есть предложение выпустить его. Но установить за ним наружное наблюдение, чтобы он вывел нас на банду. Судя по тому, что у него находился паспорт разыскиваемой русской девушки, они пытаются найти её. Для чего-то она нужна.

— Ну, что ж, комиссар Терье, поздравляю вас, вы наконец-то продвинулись. И раз уж вам удалось взять этого типа, тогда возьмите на себя труд по наблюдению за российским посольством. Она должна там появиться. Ведь ей же нужен паспорт, чтобы уехать к себе.

— Хорошо, господин генерал. Я понял задачу и сейчас отпускаю этого типа.

— Да. Отпускайте. Но сделайте всё так, чтобы он ничего не заподозрил.

Комиссар спустился вниз. Вошёл в дежурное помещение.

— Освободите его, — сказал он охранникам. — В главном управлении на него ничего нет. Пусть идёт. А в следующий раз найденные документы сдавайте в полицию.

В кабинете зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Слушаю. Директор ФСБ.

— Господин генерал, это комиссар Дажен. Не могли бы вы меня принять? Срочно. Это по похищенной русской девушке.

— Приезжайте.

У здания ФСБ остановилась иномарка. Из неё вышел Дажен. Поднялся на крыльцо, скрылся за дверью и вскоре переступил порог кабинета директора.

— Здравствуйте, у нас новость. Вчера в Париже был арестован некий Гиви Галания. Взяли его возле вашего посольства. При обыске у него обнаружен паспорт разыскиваемой Колокольцевой. Паспорт немедленно передали вашему посольству в Париже. Вот копия. И судя по всему, этот Галания принадлежит к той самой преступной группировке, жертвами которой стала семья Кутузьё. Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу: что девушка тоже была жертвой нападения. Но, видимо, ей удалось вырваться. Однако эти люди упорно продолжают её искать. Зачем? Для чего? Напрашивается следующий вывод: она является носителем какой-то важной информации. Поэтому наши коллеги просят вас о помощи.

— Какого плана? — спросил директор.

— Мои коллеги не стали прессовать этого Гиви Галания. Они отпустили его, но установили за ним плотное наблюдение в надежде, что он выведет их на банду. Но, чтобы держать его на коротком поводке, нужно на него побольше информации. Нет ли у вас дополнительной информации на данного субъекта?

— Это, пожалуйста. Сейчас узнаем, — директор позвонил по внутренней связи. — Михаил Антонович, зайдите, пожалуйста.

Вошёл помощник.

— Вот. Гляньте, — Будин подвинул по столу навстречу ему бумаги.

Михаил Антонович окинул коротким взглядом копию паспорта Любы и отложил в сторону. Затем взял ориентировку с фотографией Гиви Галания.

— Я возьму. Сейчас просмотрю картотеку и доложу, — он вышел.

Вернулся в свой кабинет. Вызвал сотрудника.

— Возьми это. И собери всё, что есть у нас на этого деятеля.

— Слушаюсь, — сотрудник вышел.

Михаил Антонович поднял трубку.

— Соедините меня с Белореченском. Сергей Степанович? Слушай внимательно. Там у вас есть вэче номер шестнадцать двести шестьдесят два. Это особый специализированный военно-учебный центр. Знаешь? Ну, молодец. Кто бы сомневался. Там в группе военных переводчиков и корреспондентов учится Людмила Звонарёва. Она наш человек. Переговори с этим Лямзиным. Устрой так, чтобы она как можно скорее появилась у нас. Звонарёва Людмила Ивановна. Давай дорогой. Действуй.

Он опустил трубку. В кабинет вошёл сотрудник.

— Разрешите?

— Уже нарыл? Давай сюда, — он взял бумаги, покинул свой кабинет и перешёл в кабинет директора.

— Разрешите? Вот всё, что у нас было на этого Гиви Галания. Уголовник. Член грузинской преступной группировки. Продолжительное время промышлял в Москве. В розыске около десяти лет, — доложил Михаил Антонович и положил бумаги на стол директора.

А Будин передал их Дажену.

— Спасибо, господа. Я немедленно передам это в Париж, — сказал комиссар и вышел.

— Ну, что, во-первых, сообщи Колокольцеву, что в Париже найден паспорт их дочери. Надо держать их в курсе. А, во-вторых, вызывай Любу Колокольцеву-Звонарёву.

— Уже вызвал.

— Отлично. Ситуация развивается в нужном направлении.

В квартире Колокольцевых зазвонил телефон.

— Алло.

— Папа, ты чего звонил?

— Мне сообщили, что там, в Париже, найден твой паспорт. Ты что потеряла его?

— Да. Было.

— Так чего же не спрашиваешь, где он сейчас? У кого?

— Спрашиваю. Где он? У кого?

— Во-о-о-т. Видишь? Ты там, а отец всё знает. А он в нашем посольстве. Можешь забрать его.

— Хорошо, папочка. Заберу. Спасибо. Извини, много говорить не могу. Привет мамуле. Я вас целую обоих. Ну, пока, пока.

На столе у начальника учебного центра зазвонил телефон.

— Полковник Лямзин.

— Василий Иванович? Это Ордынцев.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Чем обязан?

— Мне поступила депеша из Москвы. Надо немедленно отправить Звонарёву Людмилу в распоряжение руководства ФСБ.

— За ней что-то открылось?

— Нет, нет… Всё в порядке. Просто она привлечена к одной разработке.

— Так, сейчас направить её к вам?

— Не надо. Командируйте сами, а я сейчас отправлю с нарочным пакет к вам. Вот пусть она в качестве фельдъегеря отвезёт его директору ФСБ лично.

— Оружие ей дать?

— Не надо. Дай сопровождающего.

— Хорошо. Понял. С ней поедет начальник штаба майор Коркин. Ему в аккурат надо явиться в академию.

— Договорились. Ну, давай, удачи тебе.

Полковник Лямзин положил трубку и поднял другую.

— Алексей, зайди.

Вошёл майор Коркин.

— Разрешите?

— Да. Значит так. Отбываешь сегодня в академию. Поедешь не один. С тобой едет Звонарёва с документами. Охраняй её. В смысле, оберегай. Считай, что это ценный груз. Отвезёшь её на Лубянку. Передашь её из рук в руки. Понял?

— Понял.

— Тогда иди за ней. Снимай её с занятий. Готовь документы. Через час самолёт.

На штабном УАЗике Коркин и Звонарёва умчались в аэропорт. У трапа их встретила бортпроводница.

— Давайте быстрее, товарищи военные. Мы вас заждались. Уже семь минут просрочили.

Едва Коркин и Звонарёва заняли свои места, самолёт начал движение и через минуту взмыл в воздух.

В полете Люба уснула, склонив голову к плечу майора. Очнулась только в момент приземления. Спускаясь вниз, она увидела стоящую рядом с трапом большую черную машину. Едва ступив на землю, она почувствовала, что её кто-то тронул за рукав. Она обернулась и увидела высокого молодого красавчика в гражданском.

— Людмила Ивановна Звонарёва?

— Да. А вы кто?

— Вот моё удостоверение. Мне поручено вас встретить. Идемте в машину.

— А вы откуда? — спросил его майор Коркин.

— Майор, я своё удостоверение показал. Теперь твоя очередь.

— Я начальник штаба, майор Коркин. Мне поручено сопровождать Людмилу Ивановну и доставить её строго по адресу.

— Ну, тогда, садись и ты. Места хватит.

Машина выехала с лётного поля и помчалась по шоссе в сторону города. Красавчик снял трубку с аппарата в салоне и доложил:

— Товарищ генерал, всё в порядке, едем. С ней сопровождающий, её начальник штаба.

Понял. Едем.

Они подъехали к зданию ФСБ. Вышли из машины. Коркин протянул руку для прощания.

— Ну, вот и всё, моя миссия закончена. До свидания.

— Не спеши, майор. Прошу, — красавчик показал на входную дверь.

— Нет, нет. Мне приказано проводить её только до крыльца. Я должен явиться в академию.

— Академия не отвалится. Вы поступаете в распоряжение другой инстанции. Прошу, — красавчик повторил свой жест.

Их провели по этажам и лестницам. Наконец перед ними распахнулась высокая дверь, и они оказались в огромном кабинете. Навстречу им поднялся директор.

— Здравствуйте, Люба. Присаживайтесь. И вы, майор, тоже устраивайтесь рядышком. Посмотрите на это фото. Никого оно вам не напоминает?

— Да это тот самый, который выхватил у меня сумку.

— Замечательно. Завтра оба вылетаете в Лондон. Вдвоём. Под одной фамилией Конаревых. Оттуда перебираетесь на континент, в Париж. Там поселяетесь в отеле. Вы, Люба, сразу же идёте в парикмахерскую и перекрашиваетесь в свой родной цвет. Выходя из парикмахерской, вывернете наизнанку курточку. В курточке зашит маячок. Итак, раскроете зонтик. Он будет красным. А чехол будет зелёным. Затем тотчас едете к российскому посольству, где остаётесь снаружи и ждёте, когда вас возьмут похитители и увезут в неизвестном направлении. Но поскольку они уже под наблюдением, то за вами будут следовать французские полицейские. Похитители должны привезти вас туда, где они удерживают Жан-Поля Кутузьё и его родителей. А там уже полицейские возьмут всех вас в кольцо и арестовывают их.

— А я? — спросил Коркин.

— А вы оставляете Любу в парикмахерской и тотчас едете в посольство, сдаёте её паспорт и точно так же, через Лондон уезжаете в Москву, в академию, на сессию. Любовь Ивановна забирает переданный туда французской полицией свой родной паспорт и на следующий день возвращается в Москву. На этом кино заканчивается. Вот вам та самая флэшка, за которой охотятся те бандиты, — он протянул флэшкарту Любе. — Она уже нам не нужна. Вопросы есть?

— Всё ясно, — ответила Люба.

— Алексей Николаевич? — Будин перевёл взгляд на майора.

— Всё понятно, — ответил Коркин.

— Тогда у меня вопрос. У вас есть мобильный телефон?

— Да.

— Вот лист бумаги, вот ручка. Запишите мне номер вашего мобильного. Симкарту не менять. Никуда не звонить. На другие звонки не отвечать. Держите свои телефоны в карманах. В любой момент вы должны быть готовы выйти на связь только по нашему сигналу.

— Так ты Люба или Люда? — спросил Коркин уже в самолёте.

— Люба.

— А кто такой Жан-Поль?

— Знакомый французский журналист. Но судя по косвенной информации, скорее всего, покойник.

— Вас что-то связывало?

— Да. Вот эта флэшка. Он попросил сберечь её и передать либо властям, либо на телевидение. Я привезла её в Москву и отдала Кир Кирилловичу.

— Самому Будину?

— Да, директору.

— Это подвиг.

— Ну… Какой это подвиг. Ничего героического в том не было. А вот завтра… в Париже… Вот там что-то предстоит… Чувствую, ноет под ложечкой.

Самолёт приземлился в лондонском аэропорту «Хитроу». На привокзальной площади они взяли такси.

— Вам куда? — спросил водитель по-русски.

— Вы русский? — удивлённо спросил Коркин.

— Русский, русский. Мы русские своих узнаём сразу. Я в Лондоне уже двадцать лет. Так вам куда?

— На железнодорожный вокзал.

— Будет сделано.

Сидя в несущемся под проливом экспрессе, Люба услыхала звонок из сумки. Она вытащила телефон. Глянула на дисплей. Улыбнулась.

— Папка.

— Капитан Звонарёв?

— Нет.

— А кто?

— Генерал Колокольцев. Привет, папка. Ты чего хотел?

— Ты забрала паспорт?

— Нет ещё.

— Почему?

— Не получилось. Завтра пойду.

— Почему у тебя голос такой?

— Какой такой?

— Словно ты не очень здорова.

— Всё нормально, папа. Пожелай мне удачи. У меня завтра трудный день.

— А что у тебя завтра? Забери паспорт и скорее возвращайся. Хватит уже играть в Штирлица.

— Папа, не толкай меня на должностной проступок. Не забывай, я здесь не на танцах.

— Ладно, ладно. Хорошо. Я всё понимаю.

— Ну, и молодец. Всё, папа, я много говорить не могу. Спасибо, что позвонил. Обнимаю. Целую. Привет мамуле. Пока.

Она завершила связь и спрятала телефон.

— Я ничего лишнего не сболтнула? — она повернулась к спутнику.

— Нет. Всё в пределах нормы, — ответил Коркин.

— Но, чем ближе к Парижу, тем почему-то холоднее.

— Поезд уже идёт по поверхности. Мы миновали туннель. А во Франции тоже осень. Деревья голые, как у нас в Белореченске. Но в вагоне тепло. А знобит тебя от повышенной алярмности.

— Ой, что я слышу: алярмность, тревожность.

— Мы тоже изучали психологию. Правда, военную.

Они вышли на парижском вокзале. Взяли такси. Поехали в центр. Остановились возле отеля. Вышли. Сели на скамейку.

— Идите, товарищ майор. Устраивайтесь. Я не буду заходить. Посижу здесь. Погляжу на Париж.

— Может, лучше в фойе отеля посидишь? Мало ли что.

— Меня если и караулят, то только возле посольства.

— Всё равно, не надо на улице светиться. Лучше зайди в ресторан. Перехвати хоть бутерброд на скорую руку. А я пока оформлюсь.

— Хорошо, — ответила она, вошла в фойе, огляделась и, увидев двери с надписью «Restaurant», прошла туда.

Коркин закончил оформление и ушёл по лестнице вверх.

Женщина администратор подняла трубку. Набрала номер.

— Полиция? Это из отеля «Лютеция». Только что в наш отель вошла девушка, похожая на ту, которую разыскивают.

— Вы ничего не перепутали? Она что, поселилась к вам?

— Нет, она просто вошла в отель и свернула сразу в ресторан.

— Она была одна или с кем-нибудь?

— Да, не понятно, вроде как с молодым человеком.

— Он тоже в ресторане?

— Нет, он поднялся в свой, триста пятый номер.

— Как его фамилия?

— Сейчас скажу. Алекс Конарье. Русский.

— Хорошо, мы сейчас приедем.

Полицейский опустил трубку, но телефон вновь зазвонил.

— Полиция.

— Господин инспектор, это секретарь русского посольства.

— Слушаю вас, господин секретарь.

— Мы уже сообщали вам, что у посольства крутится всё тот же подозрительный тип. Несколько дней назад его уже забирали. Но видимо отпустили. Так он опять здесь и вновь занял позицию.

— Хорошо, господин секретарь. Не извольте беспокоиться. Мы контролируем ситуацию. Всё будет в порядке. Извините, у нас вызов.

Инспектор покинул дежурное помещение и вошёл в кабинет комиссара.

— Господин комиссар, из отеля «Лютеция» сообщили, что в их ресторан вошла разыскиваемая девица. А из российского посольства только что поступила информация, что там опять объявился Гиви Галания. У него явно криминальный интерес к ней. Не зря он высматривает её. Надеются на встречу с ней.

— А что разве в «Лютеции» точно она?

— Да, не знаю.

— Возьми её фотографию и кого-нибудь, кто знает русский язык. Поезжай, выясни всё и доложишь.

Сверху по лестнице спустился Коркин. Он окинул взглядом фойе, резко свернул в ресторан и через полминуты появился оттуда с Любой. Они поспешно проследовали мимо администраторской стойки и вышли из отеля. Сбежав с крыльца, они остановили такси и умчались прочь.

В тот же момент к отелю подъехала машина с полицейскими. Они вошли в фойе. Инспектор, глянув на администратора, сделал шаг в сторону ресторана. Но та мотнула головой и указала пальцем в том направлении, куда уехали те двое, и добавила:

— Белое «Рено».

Полицейские быстро вернулись в машину и умчались в том же направлении, внимательно присматриваясь ко всем автомобилям. Вскоре они увидели белое «Рено» у российского посольства. Там из «Рено» вышел мужчина и скрылся в здании. Машина тотчас отъехала. А через триста метров её подрезал полицейский микроавтобус.

Агенты выскочили из машины и облепили «Рено».

— Кого ты сейчас вёз? — спросил водителя инспектор.

— Дипломата. Он вошёл в посольство.

— И всё?

— И всё.

— А девушки с ним не было?

— Нет. Не было.

— Точно?

— Точно. Впрочем, садилась одна малахольная. Возле гостиницы. Но проехала двадцать метров и вышла.

— Где? В каком месте?

— Я же говорю, в двадцати метрах от гостиницы.

— А что там было?

— Где?

— Ну, там, где она вышла?

— Да, кто ж его знает?.. А магазин там был… Для женщин… Шляпы что ли… А, вспомнил! Парикмахерская там была!

— Свободен. Поезжай, — сказал инспектор и, когда «Рено» отъехала, скомандовал. — Давай жми туда. Может, ещё успеем.

Микроавтобус помчался к отелю «Лютеция», но через сто метров инспектор воскликнул:

— Смотрите! Вон она. Идёт под зонтиком. Берём её!

Полицейские выскочили из микроавтобуса, окружили Любу и впихнули её в машину.

— Вы Любовь Колокольцева?

— А вы кто?

— Полиция. Вот наши документы. Сейчас мы с вами проедем в полицейский участок. С вами хочет познакомиться и поговорить комиссар Терье.

Микроавтобус пронёсся по улицам Парижа и остановился в одном из дворов. Полицейские вывели Любу, проводили в помещение. Затем провели по этажам и коридорам и ввели в кабинет комиссара.

— Господин комиссар, разыскиваемая мадемуазель доставлена.

— Хорошо. Никто не уходит. Все присаживайтесь. Мадемуазель Колокольцева, мы вас разыскиваем давно. Я не буду терять время на расспросы, где вы всё это время прятались. У нас с вами мало времени. По Парижу вам ходить опасно, так как вас ищут те самые бандиты, которые похитили всю семью Кутузьё.

— Да, мне это известно, ведь я несколько раз приходила к посольству, но всякий раз уходила, так как видела там этих людей. А в полицию боялась обратиться за помощью, так как меня разыскивали по подозрению в убийстве всей этой семьи.

— Вот видите, как хорошо, что мы наконец-то встретились. Теперь мы сможем оградить и защитить вас от любых посягательств. Недавно нами был арестован один из тех типов. Вот его фотография. Посмотрите. Не узнаёте? — комиссар показал ей фото Гиви Галания.

— Да это же тот самый бандит, который выхватил у меня сумку.

— В момент его задержания при нём был обнаружен ваш паспорт. Документ мы передали в ваше посольство.

— Слава богу. Значит, вы их поймали?

— К сожалению, пока ещё нет. И того типа отпустили под наружное наблюдение, чтобы он вывел нас на своих сообщников. Кстати, а вы не знаете, почему они вас разыскивают?

— Тот журналист, Жан-Поль попросил меня сохранить флэшкарту.

— Она при вас?

— Да, вот она. Пожалуйста. Возьмите её. Мне без неё спокойнее.

— Очень хорошо. Вы знаете, что на ней?

— Не успела ознакомиться, да ни к чему мне это. Он сказал отдать её либо на телевидение, либо в полицию. Так что, она теперь ваша.

— Хорошо. Мы сейчас сделаем с неё копию и вернём её вам. Пусть она побудет пока при вас.

— А зачем она мне?

— Понимаете, для того, чтобы устранить последнее препятствие к вашему возвращению домой, мы должны снять с вас подозрения в соучастии с ними. А для этого вы должны поучаствовать с нами в поимке всей банды.

— Что же я должна сделать? Вы дадите мне пулемёт?

— Нет, пулемёт не потребуется. И вам ничего особенного делать не придётся. Сейчас мы все поедем к посольству. Вы там встанете напротив входа. Их люди увидят вас. Они попросят вас поехать с ними. Вам надо согласиться. Вы поедете в их машине. Но, бояться не надо. Мы будем ехать следом. В дороге к нам присоединится наш спецотряд. И так мы их и возьмем с поличным. Вы не против?

— Как скажете. Я согласна.

— Замечательно. Тогда давайте спрячем маячок в вашей одежде. Можно вашу тужурку?

— Пожалуйста, — Люба сняла и подала курточку.

Один из сотрудников вклеил маячок внутрь курточки и вернул её Любе.

— Всё. Готово. Едем! — доложил сотрудник.

Во главе с комиссаром Терье все спустились во двор, погрузились в более крупный автобус. В него сели ещё несколько бойцов, и автобус выехал со двора.

Любу высадили неподалёку от посольства. Она пошла пешком, но не успела сделать и сотни шагов, как её схватили.

— Попалась, пташка. Долго же ты испытывала наше терпенье, — сказал один из бандитов и с размаху ударил Любу кулаком в живот.

— Сука. Где ты, падла, лазила? Мы тут из-за тебя настрадались.

Спортивного вида типы впихнули её в открытую дверь знакомого уже ей жёлтого микроавтобуса. В этот момент из здания российской миссии вышел Коркин. Он увидел эту сцену и бросился ловить такси. Ему удалось остановить «Ситроен». Он дал сотню евро водителю и сказал: — Вот за тем жёлтым микроавтобусом. Жёлтый. Гельбе. Иелоу. Тьфу-ты! Вот как полоски на моём галстуке.

— Да я всё понял, не кричи, — ответил по-русски таксист.

Тут в кармане Коркина заверещал мобильный телефон.

— Коркин слушает.

— Алексей Николаевич? Здравствуйте. Только не вздумайте бить мобильник об асфальт. Доложите обстановку.

— Любу только что похитили и увезли в жёлтом микроавтобусе.

— Откуда вы знаете?

— Я сам видел своими собственными глазами.

— А как вы там оказались? Ваше место в операции?

— Я должен быть в посольстве.

— Вот идите, сидите и ждите. У вас ещё сессия в академии. Всё, отбой связи.

— Есть! Стоп! — приказал Коркин. — Назад. Кам бэк. Рашен эмбаси.

— Да, не шуми ты, я всё понял, — ответил таксист и, развернув машину, повез Коркина в обратном направлении.

А жёлтый микроавтобус тем временем выехал за город и помчался по загородному шоссе. Потом он свернул на узкую и извилистую просёлочную дорогу. Затем остановился перед воротами. Мгновенье спустя, въехал во двор усадьбы.

Любу вытолкали из автобуса и поволокли к дому. Втащили в каминный зал, грубо обыскали.

— Есть флэшка! Вот она! Нашли! Включай компьютер. Смотрим.

— Ну, а что с ней делать? Может, пора кончать?

— Погоди! Успеем! Мы уже однажды поторопились. Может, к ней возникнут вопросы или вдруг придётся за неё торговаться. А пока узнай, где она, сука, пряталась, нам это может пригодится, вдруг придётся делать обыск.

— А понял. Так, где ты, паскуда, ховалась? Мы тут испереживались, — и этот тип ударил её пинком в живот, отчего Люба отлетела в угол.

В это время неподалёку от усадьбы, в поле приземлился вертолёт. Из него высыпались десятка полтора бойцов в шлемах и с автоматическим оружием. Бойцы тотчас бегом отправились в сторону того же дома, видимого сквозь деревья и кусты.

В следующий момент к воротам усадьбы подъехал автобус с полицейскими. Один за другим они направились к высокому забору, который преодолевали и спрыгивали с него во двор. В открытые ворота въехала карета скорой помощи. Из неё с носилками вышли врачи и направились к дому. А там, в каминном зале за компьютером, сидели похитители.

— Всё в порядке! — сказал главарь. — Все материалы на месте. Она нам не нужна. Кончайте её, сбросьте в ту же яму с извёсткой! И уходим! Один из бандитов навёл на Любу пистолет. Нажал на курок.

— Осечка! Гиви, дай свой пистолет!

— На, держи. Может, я пальну? У меня это лучше получается.

— Я сам. А то давно уже по живой цели не стрелял.

Он прицелился, но в этот момент выбитая дверь ударила ему в плечо. Прозвучал выстрел. Белая блузка у Любы обагрилась кровью. Люба вскинула голову, напряглась, словно пытаясь выгнуться, и уронила голову на грудь.

В дом ворвались полицейские и бойцы. Слышалась стрельба. Прогремел взрыв. Из окон со звоном полетали стёкла, следом повалил дым. А вскоре полыхнуло пламя. Но из здания уже выводили бандитов. Вскоре на носилках вынесли и Любу.

Комиссар подошёл к носилкам и спросил врача:

— Она ранена?

— Да, но думаю не смертельно.

— Давайте быстро в госпиталь.

Коркин метался по двору посольства. К нему подошёл секретарь.

— Алексей Николаевич, вот её паспорт. Держите. Садитесь в машину.

Они выехали со двора и помчались по вечернему Парижу. Въехали в какой-то двор. Навстречу вышел врач.

— Что это? Госпиталь? — спросил Коркин. — Она ранена?

— Не волнуйтесь. Самое страшное позади.

Они вошли в палату. У постели сидел комиссар.

— Где же вы всё это время жили? — спросил он Любу через переводчика.

— У своего русского знакомого.

— Кто он?

— А вот он познакомьтесь.

А в учебном центре шла вечерняя поверка.

— Абашкина!

— В наряде.

— Афонькина!

— Есть!

— Ботвиненко!

— В наряде.

— Бочкина!

— Бурякова!

— Буханкина!

— Верейкина!

— Варакина!

— Гайдым!

— Гошкина!

— В наряде.

— Дыкина!

— Звонарёва!

— В командировке!

— Зюкина!

— На КПП.

— Калачова!

— Колтунова!

— Кулешова!

В этот момент на пороге казармы появился генерал Колокольцев.

— Рота, смирно! Товарищ генерал, во второй роте проводится вечерняя поверка. Отсутствуют курсантка Чаркина по болезни и Звонарёва в командировке.

— Звонарёва в командировке? А куда это вы её заслали? Почему это у вас люди выхватываются из учебного процесса? Я вас спрашиваю, полковник Лямзин? Что у вас тут вообще происходит?

— Товарищ генерал, я всё объясню. Это не для общего пользования, — и тихо доложил. — Срочно позвонили из областного управления ФСБ, попросили отрядить наиболее надёжного человека на роль фельдъегеря для отправки документации в Москву.

— А начальник штаба где?

— Он в академии. У него сессия. Когда Звонарёва отбывала в командировку, майор Коркин её сопровождал в Москву.

— Ну, если они отбыли в Москву, почему Звонарёва не явилась в расположение управления? Почему?

— Товарищ генерал, я потом всё объясню.

— Что вы тут разыгрываете тайны мадридского двора?

— Товарищ генерал, на её счёт поступил приказ из ФСБ.

— У неё есть мобильный телефон?

— Не могу знать. Прапорщик Македон, был у Звонарёвой мобильник?

— Не замечал, товарищ полковник.

— Староста группы! Кулешова! Был у Звонарёвой мобильник?

— Не было, товарищ прапорщик!

— Ладно! Объявляйте отбой! — сказал генерал и вышел из казармы.

У её постели сидел Коркин. Под подушкой зазвонил телефон.

— Привет, папа.

— Ты где сейчас?

— Папа, ну где я ещё могу быть? В парижском госпитале.

— А что с тобой?

— Бандитская пуля.

— Так. Всё, мы с матерью вылетаем.

— Конечно, вылетай. И сразу заготовь заявление о предоставлении тебе политического убежища. А чтоб его быстрее рассмотрели, захвати с собой схему дислокации воинских частей и военных учебных центров министерства обороны.

— Смеёшься над отцом? А ну позови доктора!

— Хорошо. Сейчас. Soeur! Medecin! S il vous plait. С est mon pere, general.

— Ale? Est-ce que peux, vous aider? Ne vous en faites par.

— Что вы мне там белькочете? Вы что по-русски не можете сказать? Тоже мне ещё французы! По-русски ни гу-гу!

Медсестра передала трубку Любе.

— Папа, ты доволен? Успокойся, всё в порядке. Через полгода приеду.

На столе директора ФСБ зазвонил телефон.

— Директор ФСБ Будин.

— Кир Кириллович, здравия желаю. Колокольцев.

— Здравствуйте, Иван Семёнович. Чем могу?

— Я по поводу Звонарёвой.

— Какой Звонарёвой?

— Курсантка Звонарёва Людмила. Отбыла в командировку в ваше распоряжение.

— А-а-а… Звонарёва. Что-то слышал. Да она поступила к нам в качестве фельдъегеря со спецпакетом из Уральского управления ФСБ. А что вас беспокоит? Ну, ладно бы Колокольцева Любовь Ивановна, а то Звонарёва. Кто она вам?

— Да как сказать… Подчинённая. Это точно.

— Ну, это, конечно, здорово, что вы проявляете отцовскую заботу о подчинённых, но всё же на дворе не война. Зато о дочери вашей могу сообщить вполне конкретно и определённо. Скоро будет дома. Живой и с орденом.

— Я верю вам.

— И правильно делаете. А сейчас, извините великодушно, у меня через минуту совещание в Совете Безопасности. Будьте здоровы. Привет Надежде Петровне. До свидания.

В дверь начальника ОСВУЦ полковника Лямзина кто-то постучался.

— Кто там? Заходи!

— Разрешите?

— Да.

— Товарищ полковник, курсант Чаркина прибыла для дальнейшего прохождения службы и обучения.

— Что так долго? Сколько ты пропустила? Месяц?

— Полтора.

— О! Это уже много. Многое, очень многое пропустила. Сможешь наверстать? Или, может быть, пойдёшь готовиться к свадьбе?

— Не знаю.

— Ну, если не знаешь, то бери обходной лист, сдавай подотчётное имущество и начинай новую гражданскую жизнь.

— Разрешите идти?

— Иди.

Валя побрела в казарму. Но кроме суточного наряда здесь никого не было.

— А где группа? — спросила она у дежурной по роте.

— На стрельбище. Но скоро должны возвратиться.

Валя вышла на крыльцо и увидела идущий строем взвод.

— Взвод! Стой! Раз, два! Разойтись! — скомандовала Кулешова и девушки бросились к Чаркиной.

— Ты чего так долго? Ведь суд уже давно прошёл?

— Да, рисунки выводила. Ничего не оставили на мне.

— Ну, и правильно сделала.

— Так что, завтра на занятия?

— Ой, девки, не знаю. Командир всё равно меня отчислит.

— Как отчислит? За что? Он же говорил, что не будет.

— Я же полтора месяца прошлындала.

— Ну и что, мы тебе поможем наверстать. А скоро же новогодний концерт. Нам певица нужна. Валька, идём к командиру. Девчата, пошли в штаб!

Кулешова постучала в дверь и просунулась в кабинет.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Это ты, Катерина? Заходи.

— А мы всей группой.

— Ну, заходите всей группой. Чего хотели?

— Товарищ полковник, мы репетируем концерт и нам без Чаркиной никак.

— Ну, так она же пропустила полтора месяца. Это сколько материала и тем? Существует учебный план. Его надо выполнять. А индивидуальное обучение у нас не предусмотрено.

— Товарищ полковник, мы ей поможем.

— Василий Иванович, мы ей конспекты дадим.

— Она перепишет все темы по всем предметам и всё будет знать.

— Дядя Вася, ну, пожалуйста, она способная.

— Я вам дам, дядю Васю. Распустил я вас.

— Товарищ полковник, она же хорошо поёт. Оставьте её. А то другой взвод обойдёт нас на смотре.

— Пожалуйста, товарищ полковник.

— Да, чего вы меня упрашиваете? Сама-то она, что думает? Спросите её. Она готова наверстать? Где она?

— Здесь она, товарищ полковник. Валя, иди сюда.

— Я тут.

— Ну, что Валентина, — спросил её Лямзин, — сможешь, нагнать упущенное?

— Товарищ полковник, я постараюсь.

— Значит, будешь учиться?

— Да, буду.

— Хорошо. Договорились. Идите.

— Спасибо, товарищ полковник.

— Ладно, ладно, решено. Идите.

В кабинет Будина вошёл помощник.

— Товарищ генерал. Звонарёва в приёмной.

— Сообщи Михаилу Антоновичу о ней. Сделайте нам чай на троих. И пусть она заходит.

— Слушаюсь.

На пороге появилась Колокольцева.

— Разрешите?

— Заходи, заходи… — Будин вышел ей навстречу. — Ну, здравствуй, Люба. Присаживайся. Как чувствуешь себя?

— Нормально.

— Может, тебе в санаторий дать путёвку?

— Ой, не надо, товарищ генерал. Мне двух недель парижского госпиталя хватит на всю оставшуюся жизнь. Если вы не будете возражать, то я бы поехала доучиваться.

— Хочешь закончить? Стоит ли?

— Товарищ генерал, у девочек скоро новогодний концерт, я должна участвовать.

Вошла официантка. Поставила на стол поднос и вышла. На пороге появился Кораблёв. Будин взял под руку Любу.

— Вот и Михаил Антонович принёс нам что-то очень важное.

Заместитель положил на стол темно-красную коробочку, погоны, раскрыл папку и передал её директору. Будин прокашлялся:

— Приказ номер… За добытые с риском для жизни сведения политического характера и проявленные при этом мужество и героизм наградить Любовь Ивановну Колокольцеву нагрудным знаком с присвоением ей воинского звания прапорщик.

— Служу России.

— Поздравляем тебя. Вот теперь ты вновь Люба Колокольцева. Заканчивай этот учебный центр, а следующей осенью пойдёшь в нашу академию.

— Спасибо, товарищи генералы. А можно до окончания центра я останусь Звонарёвой?

— А зачем тебе это надо?

— Ну, чтоб девочки не знали, что я генеральская дочка.

— И долго ты планируешь быть на нелегальном положении?

— Ну, хотя бы сейчас, оставшиеся полгода. И папа знать не будет. А то он мне доучиться не даст. Он же меня хотел поскорее замуж выдать.

— За кого?

— За сына генерала Гранчакова.

— Это, что за майора? Павлика Гранчакова? — Будин переглянулся с Кораблёвым. — Люба, так это наш человек. Он же тебя в аэропорту встречал. Помнишь? Ты, наверное, не знала его? И что, он тебе не понравился? Вот, девчонки, вам не угодишь. Так. Ладно. Хорошо. Осенью разберёмся. Михаил Антонович, продублируйте ей удостоверения. Пусть едет, доучивается.

— Слушаюсь, Кир Кириллович.

— А ты, — Будин вновь обратился к Любе. — Смотри, если плохо себя почувствуешь, сразу звонишь мне. Договорились?

— Хорошо. Будет сделано.

— Ну, тогда всё, давай, до встречи.

Самолётом Люба долетела до Белореченска. В аэропорту села в автобус. Добралась до воинской части. Прошла через КПП. Вошла в штаб. Отворила дверь командира части.

— Разрешите? Товарищ полковник, прапорщик Звонарёва прибыла из командировки. Все поручения выполнены. Могу приступить к дальнейшей учёбе.

— Звонарёва? Эвон чего… Это ты? Ну, красавица. А тебе идёт. Ух, какая невеста. Присаживайся. Да, скинь ты шинель. Вон, повесь её.

Он нажал на кнопку. Вошла девушка, курсант из другой роты, дежурная по штабу.

— Так, милая, чаю нам на двоих и торт. Держи деньги. Пошли кого-нибудь. Или сама сходи. Только по-быстрому. Одна нога здесь, другая там.

— Есть.

Люба сняла шинель, повесила её на вешалку рядом с полковничьей.

— А ну-ка, ну-ка повернись. Ишь, ты. Медаль. Ну, ты даёшь прикурить, Звонарёва. Куда ж теперь тебя определить?

— А никуда. Я хочу доучиться. А осенью буду поступать выше.

— Одобряю. Всё, что потребуется, напишу. Молодец. Расскажешь?

— Пока нельзя, товарищ полковник. А попозже всё узнаете. Как только мне отмашку дадут.

— Понял. Приставать не буду. А вот и чай с тортом. Присаживайся поудобнее.

— А у вас какие новости?

— Да, какие у нас новости… Вон Чаркина ваша сдала хвосты. На Новый год свадьба с доктором.

Девчонки ваши готовят концерт. Репетируют полным ходом. Как раз сейчас начали.

— Я тоже хочу.

— Успеешь. Не война. Давай попьём чая. Ты похудела. Тебе поправляться надо. Наедай диафрагму, чтоб голос был погуще. Может, коньячку?

— Не, не, спасибо.

— Да, чисто симфонически, по пять капель.

Он открыл сейф, взял оттуда две рюмки и коньяк. Налил по половинке.

— Давай, твоё здоровье.

— Спасибо.

— Хорошие у нас девчата. Дружные.

На сцене Дома культуры под руководством дирижёра девушки репетировали армейские песни.

Не стоит греть в руках мечту О принце и блаженстве, Коль случай выдал красоту, Как хрупкое несовершенство. И в этом видится порой Судьбы ирония. Вот потому мы встали в строй В А-ма-зо-ни-и-и!

На приёме у Будина был комиссар Дажен.

— И кто же эти люди? — спросил директор.

— Две криминальные группировки.

— А человек, у которого всё это время скрывалась эта девушка?

— Точно утверждать не могу, но предположительно он либо коммерсант, либо представитель третьей группировки.

— А каковы же мотивы преследования этой девушки?

— Жан-Поль Кутузьё отдал ей компьютерный носитель информации… Диск или флэшкарту… Чтобы она передала его на телевидение.

— И они захватили её возле телевидения?

— Нет, это произошло возле вашего посольства. Они увезли её к себе, и уже там, на их бандитской базе, мы и осуществили захват.

— И, в конце концов, та самая ключевая информация оказалась у вас?

— Да, но там ничего интересного. Всего лишь компромат на одного украинца и документация о финансовой деятельности одного грузина.

— И всё? — удивился Будин.

— Да, господин генерал, к сожалению, это всё.

— Вы меня разочаровали, господин комиссар. Я надеялся, что вы поделитесь со мной более важной информацией.

— Сожалею, но пока не завершилось следствие, я этого сделать не смогу.

— Жаль, жаль… А, вот я готов с вами поделиться информацией, за которой охотились эти самые группировки. Вот поглядите. Он включил большой монитор на противоположной стенке и запустил видеофайл со своего компьютера.

— Вот, пожалуйста, у нас нет от вас тайн. Видите, здесь аудио— и видеоматериалы со счетами в банках.

— В ваших руках чрезвычайно важная информация. К сожалению, мы не располагаем и частью из этого.

— Так в чём дело? Я готов дать вам копии всего этого.

— Спасибо, господин генерал, но эта информация чисто политического свойства, и я в затруднении, смогу ли я ею воспользоваться.

— А чего затрудняться? Покажите её по одному из телевизионных каналов, вот и всё. А зрители, рядовые граждане, то есть ваши соотечественники, французы и европейцы, пусть смотрят и делают выводы сами.

— Простите, господин генерал, но если не секрет, как вам попали эти материалы?

— Ну, чего бы мы с вами стоили, если б не имели своих источников. Думаю, что ваша сторона располагает не менее эффективными каналами.

— Хорошо, господин генерал, я благодарен вам за аудиенцию. Думаю и надеюсь, что эта наша встреча не последняя в рамках данного дела. Удачи вам и всего наилучшего.

А в армейском клубе продолжалась репетиция.

Нас много так, и разны хоть Мы цветом глаз и кожи, Когда бунтуют кровь и плоть, Всё кажется пустопорожним. И в этом видится порой Судьбы ирония. Вот потому мы встали в строй В А-ма-зо-ни-и!

В кабинете директора ФСБ беседовали Будин и Кораблёв.

— Михаил Антонович, в связи с тем, что французские участники балканского процесса имеют своё видение на тот материал и вовсе не собираются давать ему ход, то наверху принято решение нам самим проинформировать Гаагский трибунал и лично его председателя Шарлотту дель Пьянти.

— Опять вызываем Любу?

— Вместе с майором Коркиным.

— У него сессия в академии. Может, вызвать Гранчакова?

— Зачем делить одну медаль на двух майоров? Снимайте с занятий Коркина. Они с Любой всё-таки вместе служат. И в Париже вместе побывали. Так пусть уже этим тандемом и завершат эту операцию.

Генерал Колокольцев с женой сидели в салоне самолёта.

— Подлетаем. Через пять минут приземлимся. Пока Люба в Париже, посмотришь на эту Люду Звонарёву.

— А тебя никто в твоей обороне не кинется сегодня искать?

— Да ну… Сегодня суббота. И потом, я же инспектирую своё структурное подразделение, значит, я при исполнении.

В кабинете начальника областного управления ФСБ зазвонил телефон.

— Ордынцев на связи.

— Это Кораблёв.

— Слушаю вас, Михаил Антонович.

— Давай-ка направляй к нам опять Звонарёву.

— Есть. Будет исполнено, — он положил трубку и поднял другую. Набрал номер.

— Василий Иванович? Ордынцев.

— Что, опять?

— Угадал. Опять. Готовь. Я сейчас приеду.

— Товарищ генерал. Тогда позвоните в аэропорт, закажите ей билет и попросите задержать рейс на двадцать минут.

— Хорошо, — Ордынцев нажал на рычаг, набрал другой номер. — Аэропорт? Николай Ильич? Здравствуй. Ордынцев беспокоит. На Москву когда вылет? Через час? Тогда на всякий случай, задержи, пожалуйста, вылет. Через двадцать минут подъедет человек. Надо срочно отправить его туда по служебной командировке. Запиши. Звонарёва Людмила Ивановна. Я сам её привезу, прямо к трапу.

Он опустил трубку. Встал. Оделся. Вышел из кабинета. Спустился на первый этаж. Вышел на крыльцо. Сошёл с него. Водитель служебной «Волги», увидев шефа, толкнул дверь машины.

— Куда едем?

— Форштадт. Учебный центр.

Они промчались по городу, въехали на территорию военного городка и остановились у здания штаба, где на крыльце стоял полковник Лямзин.

— Здравия желаю, товарищ генерал.

— Ты куда-то собрался?

— Готовлю машину для девчонки в аэропорт, а оттуда надо забрать генерала Колокольцева. Опять с проверкой. Что-то он зачастил к нам.

— Дай отбой водителю. Я отвезу её сам и генерала твоего заберу. Она готова?

— Сейчас выйдет. А вот и она. Всё получила?

— Да. Всё.

— Тогда, вот… Билет получишь там. Поедешь с начальником областного УФСБ. Познакомься.

— Ордынцев. Сергей Степанович.

— Звонарёва.

— Вот вы какая? Ну, что, всё готово? По коням? Василий Иванович, а ты позвони генералу, пусть не беспокоится, я его заберу.

— Хорошо, товарищ генерал, будет сделано.

«Волга» начальника областного управления ФСБ промчалась по городу и вырвалась на шоссе, ведущее в аэропорт. Там беспрепятственно выехала на лётное поле и остановилась возле самого трапа самолёта.

— Приехали. Идём, Людмила Ивановна, тебя уже ждут. А ты, — он обернулся к водителю, — выезжай на ту сторону и жди меня. Я посажу прапорщика на самолёт. Потом зайду в зал ожидания. Там должен быть генерал из Москвы. Вместе поедем.

Ордынцев подвёл Звонарёву к трапу, где бортпроводница вручила ей билет. Люба поднялась в салон. Трап отошёл. Генерал постоял. Убедился, что самолёт вышел на старт, потом сделал разбег и взмыл в воздух. Ордынцев направился в здание аэровокзала. Тотчас увидел генерала с женщиной. Подошёл к ним.

— Здравия желаю. Генерал-майор Ордынцев Сергей Степанович, начальник регионального управления ФСБ. Мы договорились с вашим полковником Лямзиным, что я вас встречу. Я тут провожал нашего сотрудника, девушку, прапорщика в Москву.

— Колокольцев Иван Степанович. Надежда Петровна, супруга моя.

— Идёмте, моя машина уже здесь.

Ордынцев сел на переднее сиденье, генерал Колокольцев с женой — на заднее. Машина помчалась по шоссе в сторону города.

— Иван Семёнович, вас завезти прямо в часть или до военной гостиницы?

— Давайте у гостиницы.

Ордынцев высадил генерала с женой рядом с военным городком и уехал.

Из гостиничного номера Иван Семёнович позвонил Лямзину. Тот поднял трубку.

— На связи. Лямзин.

— Василий Иванович, Колокольцев тебя приветствует.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Как доехали? Вы откуда звоните?

— Я в гостинице. С женой приехал на день рождения Звонарёвой. Ты хоть помнишь, что ей сегодня 23 года исполнилось?

Лямзин молчал.

— Чего молчишь? Ты слышишь меня?

— Да, слышу, слышу, товарищ генерал. Всё настолько неожиданно. Я пытаюсь тупо сообразить, в какой момент и где я опять оплошал.

— Ну, я понимаю, что ошарашил тебя такой неожиданностью. Генерал приехал на день рождения курсантки. Ладно. Не напрягай мозги. В шесть часов вместе с ней приходи ко мне.

— Спасибо, Иван Семёнович, только тут такая, понимаешь, загогулина…

— Какая там ещё загогулина? Отбрось ты все загогулины, каркалыги и кандибоберы. Сними её с занятий, освободи от наряда и приходи с ней.

— Товарищ генерал, два часа назад на неё пришла срочная заявка из ФСБ. И ровно час назад она вылетела в Москву.

— Да, как же так? Улетела? В день рождения?

— Да. Товарищ генерал, в день рождения. Позвонили начальнику областного управления ФСБ. Он сам приехал за ней. Сам отвёз. Посадил в самолёт. Ещё и вас встретил.

— Что ты такое говоришь? Там же какая-то его сотрудница, девушка, прапорщик…

— Да, да… Всё верно. Людмила Звонарёва, досрочно, приказом генерала Будина была произведена в прапорщики.

— А что же ты мне не сообщил?

— Товарищ генерал, вы же там почти наискосяк через дорогу сидите. Я так думал, что у вас там всё схвачено. Она две недели назад приехала при погонах, почти как у вас, да ещё и с медалью.

— С медалью, говоришь?

— Да, с медалью.

— Странно… Очень странно. А ну, давай дуй ко мне. Впрочем, стой. Я сам к тебе приеду. Пришли машину.

— Легко. Одевайтесь. Спускайтесь. Ждать не придётся.

Будин и Кораблёв инструктировали Коркина и Звонарёву.

— Вот портфель. В нём полная распечатка всех файлов с той флэшкарты. Тут же в отдельном кармашке и сама флэшка. Все документы, финансовые схемы преступной деятельности лидера косовских сепаратистов и полевого предводителя Касима Бахчи. По прибытии в Гаагу устраивайтесь в гостиницу. Оттуда посылаете вот эту открытку по почте. И ждёте вызова на встречу с судьёй Гаагского трибунала Шарлоттой дель Пьянти. Идёте вместе. Но Люба остаётся перед входом. А в кабинет идёт Алексей. Если госпожа дель Пьянти пожелает и флэшкарту, то тогда скажешь ей о Любе. Вот и всё. С Богом.

Колокольцев и Лямзин сидели в ресторане на первом этаже военной гостиницы.

— Я же вижу, Люда, то есть Звонарёва, копия моей Любы. Понимаешь? Полная копия. Посмотри на фотографию Любы и найди отличие. Отличия нет. Как такое возможно?

— Объяснение одно, Иван Семёнович. Люба и Люда ваши дочки. Правда, от разных, то есть, как бы…

— Ты стратегически не прав, Василий. Понимаешь? Люда и Люба — одно лицо!

— Понимаю. Вот и выходит — сёстры.

— Ничего ты не понимаешь. Они не сёстры. Они — один человек!

— Да, как же это возможно? Неужели фантом?

— Нет, Василий. Объясняю снова. Но сначала давай выпьем за день её рождения.

— За неё.

— За неё.

Они выпили. Закусили. Колокольцев взял салфетку, развернул её, вынул авторучку и принялся рисовать схему.

— Вот, смотри. Это Люба. Она в Париже. В командировке. Что она там делает, не знаю. И об этом т-с-с-с-с…

— Понимаю, Иван Семёнович.

— Мне сказали: Люба скоро будет, и с орденом. Я думаю: ладно, пока Люба в Париже, мы с женой посмотрим на Люду. Приезжаем сюда. А тут: пардон, мсье женераль, а вашей Люды нет. И оказывается, что она уже прапорщик, с медалью и опять в командировке. Где? Вот, смотри. Беру телефон. Нахожу её имя. Видишь, написано: Люба. Нажимаю на зелёную кнопку, и… На-ка, слушай, — он увеличил звук.

На том конце связи Люба взяла телефон и включила его.

— Что тебе, папа? Ало! Ты чего молчишь?

Лямзин отдал телефон. Колокольцев взял его и сказал:

— Люба, привет от матери. Ты где?

— В Париже. Где же мне ещё быть? А ты, похоже, в ресторане? Ужинаешь? А бедная матерь одна в четырёх стенах?

— Слушай, как ты угадала? Ну и нюх у тебя.

— Какой нюх, папа? У меня слух.

— А что ты слышишь, как люди звенят посудой?

— Папа, я слышу, как ты говоришь.

— Ух, какая ж ты суровая у меня. Короче. Ты скоро приедешь? Когда тебя ждать? Скоро Новый год, между прочем.

— Помню, папочка. Знаю. Сама хочу домой. Я соскучилась по тебе и по маме. Но пока не могу. Только надеюсь, что вот-вот всё закончится, и я вернусь к вам. А пока всё, папа. Иди, отдыхай. Привет маме. Я вас целую обоих. Бай-бай. Пока, пока!

Колокольцев выключил телефон.

— Ну, что скажешь? Кто был на связи?

— Невзирая на все помехи в ионосфере и возможные преломления, полное ощущение, что это…

— Ну, ну… Кто?

— Да… Это… Люба.

— Ну, наконец-то… Хотя… Стой… Погоди… Откуда ты знаешь, что это Люба? Ты что, её видел?

— Я?

— Да, ты.

— Кого?

— Ну… Э-э-э-э… Люду.

— Конечно. То есть… Да. А если вы имеете в виду Любу, то нет. Но голос очень похож.

— А вот вы где, архистратеги. Я там сижу, холодная, голодная. Уже околеваю. А они тут сидят, едят и пьют. Ну, что тут скажешь… Чудо-богатыри!

— Ой, сердце! Это ты? Извини… Мы тут решаем структурный вопрос.

— Я понимаю. Где же ещё можно решать структурные вопросы, не в штабе же.

— Извини, сердце. Василий, познакомься, моя супруга, Надежда, некоторым образом, Петровна. А это Василий, полковник, командир, то есть начальник учебного центра, где и учится наша… То есть, Люда. Но она сегодня в командировке. А мы пытались тут разрешить один кадровый вопрос. Тебе что-нибудь заказать?

— Нет. Не надо. Я попрошу девочек, чтобы они приняли заказ в номер. Всё. Отбой по полной форме.

— Ура! Дождались. Есть письмо. Давай, пересылай его на факс нашему консулу.

Коркин вставил письмо, набрал номер факса консула и сказал по-русски.

— Здравствуйте. Примите, пожалуйста, факс. Нам нужен точный перевод.

— Хорошо. Перезвоните, через пять минут или продиктуйте ваш номер.

— Я написал наш номер внизу.

— Всё, тогда ждите или поставьте факс на автомат.

Люба и Алексей сходили в ресторанчик. Возвратились через час. Из аппарата уже торчал перевод. Коркин взял лист и прочитал:

— Завтра, в 10–00 вы приглашаетесь на приём к судье трибунала по Югославии госпоже Шарлотте дель Пьянти. При себе просим иметь документ, удостоверяющий личность и данное приглашение.

На следующее утро за ними заехал консул, и они отправились в трибунал. Люба осталась ждать снаружи, а Коркин скрылся за дверями учреждения. Его встретили и провели в кабинет судьи.

— Госпожа судья, ваша честь, мне поручено передать вам документы, представляющие несомненный интерес для вас как специалиста по борьбе с международной преступностью в сфере финансов и нарушения прав человека, — Алексей раскрыл портфель, и выложил на стол толстую пачку распечатки. — Вот, пожалуйста. Если вы пожелаете иметь оригинал электронного носителя, то есть флэшкарта, находится у моего помощника, ожидающего перед входом здания.

Суровая судья бегло просмотрела документы и сказала через переводчика.

— Хорошо, спасибо. Но мне, действительно хотелось бы иметь электронный носитель и услышать историю получения документов.

— Тогда давайте пригласим вон ту девушку, — Алексей показал на окно. Судья повернулась к секретарю:

— Передайте, чтобы её пропустили. Впрочем, не надо, я сама выйду.

И она направилась к выходу. Вслед за ней вышли переводчик и Коркин.

За монитором сидели Будин и Кораблёв.

— Смотри. Алексей выходит. А это кто рядом с ним? — обратился директор к заму.

— Так это же сама Шарлотта дель Пьянти. А вот кто это рядом с ней? — спросил заместитель.

— Наверное, помощник или переводчик, — ответил Будин и тут же спросил. — Куда это они направляются?

— К Любе. Подошли. Здороваются, — комментировал изображение Кораблёв.

— Как вас зовут? — спросила Любу судья.

— Любовь Колокольцева.

— Я догадываюсь, что это вы добыли эту информацию.

— Нет. Эту флэшкарту мне отдал французский журналист Жан-Поль Кутузьё. К сожалению, его уже нет в живых.

— Как он погиб?

— Его убили люди, препятствующие тому, чтобы эти документы попали к вам. Я и сама была захвачена бандитами в качестве заложника и даже получила пулевое ранение. Впрочем, все подробности вы сможете узнать от комиссара полиции Парижа Терье, который руководил операцией по моему освобождению. Так что моя роль была не самой крупной.

— Но вы справились с ней великолепно. Ведь вы вышли победительницей. Благодарю вас. Если я вам когда-нибудь буду нужна, вот, пожалуйста, моя визитная карточка. Звоните. Приезжайте. Приходите. Я всегда буду вам рада.

— Спасибо, госпожа, дель Пьянти. Я должна попрощаться. До свидания.

— Вы торопитесь?

— Да, я ещё студентка.

— Даже так? Не ожидала, что российские студенты могут быть столь отважными. Что ж, до свидания.

Алексей и Люба направились к машине, ожидающей их. Сели и тотчас уехали.

В аэропорту Шереметьево у трапа их встречал Михаил Антонович.

— Приветствую вас, герои. Располагайтесь в машине. Поедем. Кир Кириллович ждёт вас.

Они промчались по городу. Остановились на Лубянке. Вошли в кабинет, где, поднявшись из-за стола, навстречу им вышел директор ФСБ.

— Ну, здравствуйте. Молодцы. Вы выполнили возложенную на вас миссию блестяще. Любовь Ивановна, поздравляю вас с присвоением вам офицерского звания младший лейтенант. А вы, Алексей Николаевич, отныне подполковник. По нашему представлению приказ подписан министром обороны. Вот вам обоим погоны. Но и это ещё не всё. Эта медаль подполковнику Коркину. А этот орден «За заслуги перед Отечеством» младшему лейтенанту Колокольцевой. Ещё раз горячо и сердечно поздравляю вас. Удачи вам, здоровья и дальнейших успехов. Можете с лёгкой душой отправляться по местам службы и учёбы.

Люба вошла в кабинет полковника Лямзина.

— Разрешите, товарищ полковник? Младший лейтенант Звонарёва прибыла для дальнейшей службы и учёбы.

— Здравствуй, Люда. Ну, ты идёшь крупными шагами. Давай дерзай. Молодец. Хорошо продвигаешься. Поддерживаю и одобряю. Всем бы так. Через три дня смотр. Потом концерт. Будешь петь?

— Конечно, буду, товарищ полковник. От хора мне не отвертеться. Разрешите я побегу к девочкам?

— Погоди, а чайковского с тортовским да с коньячевским?

— Ой, спасибо, товарищ полковник. Меня от тортов разнесёт раньше, чем я до майора дойду.

— Кстати, о майорах, как там Коркин поживает?

— Видела. Уже подполковника получил с медалью.

— Да ты что? Ой. Ну, надо же. Вот прёт. На пятки мне наступает. Придётся держать с ним ухо востро, а то обойдёт на повороте и не просигналит.

— Ну, так я побегу, Василий Иванович?

— Беги, беги.

На плацу выстроился весь личный состав учебного центра.

— По-о-о-олк! Становись! Равняйсь! Смирно!!! Равнение на средину!

Оркестр грянул марш. Полковник Лямзин строевым шагом двинулся к трибуне. Как только он остановился, оркестр смолк.

— Товарищ генерал-лейтенант, личный состав особого, специализированного военно-учебного центра для проведения предновогоднего смотра построен! Доложил начальник центра полковник Лямзин!

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здра жла тварщ генерал! — пронеслось над плацем.

— Поздравляю вас с наступающим новым годом!

— Ур-ра-а-а-а! Ур-р-а-а-а! Ур-ра-а-а-а!

— Вольно! — скомандовал генерал.

— Вольно! — продублировал его полковник Лямзин.

Иван Семёнович сошёл с трибуны и пошёл вдоль строя. И вдруг он увидел Звонарёву.

— Ух-ты! Вот это номер! Звонарёва, это вы?

— Так точно, товарищ генерал!

— За что получили офицерское звание? Ведь вы ещё не закончили курсы?

— За выполнение спецзадания.

— Какого задания?

— Специального, товарищ генерал.

— Характер задания?

— Товарищ генерал, характер задания политический и потому составляет военную и государственную тайну.

— Ну, вот и говори. Пред тобой генерал-лейтенант.

— Не уполномочена, товарищ генерал. Не велено. За разъяснениями прошу обратиться лично к министру обороны или президенту страны.

— Ишь ты, какой суровый младший лейтенант. Ну, ладно. Поздравляю.

Он протянул руку. Звонарёва протянула свою. Генерал пожал руку девушке и спросил:

— А что у вас за шрам на руке?

— В детстве с велосипеда упала.

— С велосипеда? Ну, надо же, — буркнул генерал и пошёл дальше.

На ходу обернулся к Лямзину.

— Слыхал? Военная тайна… Не могу… Не велено… А шрам на руке в точности такой как у моей Любы?

— Иван Семёнович, таких совпадений случайно не бывает. Или она близняшка Любы, или…

— Что или?

— Либо вы её отец.

— Очень глубокомысленный вывод. А я думаю, что всё намного проще, — он вытащил из кармана шинели мобильный телефон, отыскал номер Любы, послал сигнал и пошёл в обратную сторону.

— Алло! — услышал он и увидел Любу, стоящую как ни в чём не бывало строю.

— Люба? — спросил генерал, в телефон. — Это ты?

— Нет, это не Люба. Это дежурный по роте.

— Дежурный по роте, говоришь? А Люба где?

— Какая Люба? Здесь Любы нет.

— А телефон это чей?

— Это телефон Люды Звонарёвой. Она забыла его в тумбочке.

— В какой тумбочке? В казарме что ли?

— Да, в казарме. А кто это?

— Слушай меня внимательно, дежурный по роте. Это говорит генерал Колокольцев, знаешь такого?

— Конечно, товарищ генерал, как же…

— Так вот, бери телефон и беги на плац…

— Так…

— Отдай телефон его хозяйке. Но не говори, что звонил генерал. Ты все поняла?

— Так точно, товарищ генерал.

— Повтори!

— Повторяю. Отдать телефон Звонарёвой и не говорить…

— Что не говорить?

— Ну, что это… что вы… не звонили ей.

— Вот балда… Скажи ей, что её телефон зазвонил. Но не говори, что мы с тобою разговаривали. И сейчас же возвращайся в роту. Поняла?

— Поняла, товарищ генерал.

— Действуй!

— Есть!

Генерал глянул на Любу с расстояния десяти шагов, развернулся и направился к полковнику. Догнал его и сказал:

— Ну вот, а ты говоришь…

— Что, товарищ генерал?

— Сейчас узнаешь. Вот, смотри туда. Видишь, бежит девчонка из казармы? Кто это?

— Да это же дежурная по второй роте Афонькина. Она здесь ни при чём, товарищ генерал. Хорошая девушка.

— Ни при чём, говоришь? А знаешь, что у этой Афонькиной сейчас в кармане?

— Что?

— Телефон.

— Какой телефон?

— Телефон Звонарёвой. Она его забыла в казарме. В тумбочке. Я позвонил Любе, дочери своей, а у тебя в казарме, этот телефон заверещал. Ну, и что ты теперь скажешь?

— Значит, у Звонарёвой есть мобильник.

— И всё? Молодец. Хвалю. Ладно. Проводи смотр дальше. О! Зазвонил мой телефон. Алло?

— Папа. Ты чего звонил?

— Да, вот, хотел поинтересоваться. Ты на Новый год будешь дома? — генерал прошёл между двумя ротами и по тыльной стороне строя направился к Любе.

— Ой, папуля, я надеюсь. Но не могу обещать. Я же не хозяйка положения.

— Да я понимаю, сверхсекретная служба. Но мать очень беспокоится. Испереживалась уже вся, — генерал остановился в двух шагах за спиной Любы и продолжал говорить.

— Что передать ей?

— Папочка, передай ей, что я люблю её и хочу вас увидеть.

— Звонарёва!!! Кругом!

Люба выронила телефон и обернулась. Перед ней стоял отец.

— Младший лейтенант Звонарёва, поднимите телефон! Дайте его сюда!

Люба подняла телефон и протянула его генералу.

— У! Знакомый аппарат. Кто подарил? Надёжная модель. Не разбился. Та-а-ак, смотрим «принятые вызовы». Ух ты. Ну, надо же, какое совпадение: «Папа». Может быть, случайно? Смотрим время и день. 31 декабря, 12 часов 15 минут. Сравниваем с данными моего телефона. И здесь находим полное совпадение. Впрочем, это, конечно не факт. Но есть единственный способ идентификации аппарата с владельцем. Набираем номер с этого. Звоним Любе Колокольцевой. Есть сигнал. Как вы думаете, товарищ курсант, — генерал обратился к стоящей в строю Анжеле Пёрышкиной, — что всё это может означать?

— Не знаю, товарищ генерал.

— Не знаете или боитесь сказать? Хорошо, я помогу вам. Всё до обидного просто. Ваша сокурсница, никакая не Люда Звонарёва, а Любовь Колокольцева. Сбежала от родителей. И под чужой фамилией устроилась на курсы. Но родителей не проведёшь. Вот отец и нашёл её.

— Вы товарищ генерал? Люба ваша дочь? — удивилась Анжела.

— А вы думаете, генерал приехал сюда шуточки хохмить? Не-е-ет! Ой, ты плачешь? Люба. Перестань. Нешто твой отец крокодил амазонский? Ну, хватит рюсать. Тоже мне ещё, амазонка, — генерал достал платочек и принялся утирать ей глаза, щёки и нос. — Ну, всё, всё. Успокойся. Вот и встретились. Я же искал тебя, не для того, чтобы ругать. Хочешь учиться здесь? Учись! Молодец. Секретное задание выполнила. Опять молодец. Медаль получила. Тоже молодец.

Орден получила. Дважды молодец. Офицером стала. Трижды молодчина. У тебя хорошие подружки. Не выдали тебя. Мы с мамой довольны тобой. Иди. Становись в строй.

Генерал вышел вперёд. Подал знак полковнику Лямзину.

— Давай, завершай. Обедать пора. И концерт слушать. Командуй прохождение с песней.

— Есть! Становись! Равняйсь! Смирно! К торжественному маршу! Поротно! Одного линейного дистанция! Первая рота, прямо! Остальные, направо! С песней! Шагом марш!

Спадает день к закату, Багрянясь на холмах. Российские девчата На дальних рубежах. Оружие на взводе, А сердце — налегке. И при любой погоде Граница на замке! В дозоре юных дочек Дни-ночи напролёт. Никто здесь не проскочит. Никто не проползёт. Оружие на взводе. А сердце — налегке. И при любой погоде Граница на замке! В домах читают книжки. В детсадиках покой. Мечтают ребятишки О матери такой. Оружие на взводе. А сердце — налегке. И при любой погоде. Граница на замке!

А в Доме культуры сцена прибрана, как принято к Новому году. В фойе генерал Колокольцев вдруг увидел старого знакомого генерала армии в отставке Чердакова.

— Геннадий Михайлович? Здравия желаю. Какими судьбами к нам?

— Здравия желаю, Иван Семёнович. Да вот сына привёз из академии. Говорит: хочу Новый год встретить у себя в части. Неделю назад подполковника получил. Познакомься. А, впрочем, что это я, он же твой подчинённый, начальник штаба, Алексей Коркин.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант.

— Здравствуй, подполковник.

— Ну, ты иди, — сказал Коркину его отец. — Займи места на четверых. Слушай, Иван Семёнович. Он, оказывается, тут пассию завёл. Говорит: хорошая девушка. Курсантка.

— А фамилия?

— Да, это… Звонарёва.

— А, Звонарёва. Как не знать. Знаю. Младший лейтенант. Орденоносная девушка.

— Да, ты что? Ну, надо же. Так, давай их поженим. А? Не возражаешь?

— Не возражаю, Геннадий Михайлович. А вот и моя супруга. А рядом с ней эта самая Звонарёва. Познакомьтесь.

— Чердаков.

— Люба, — спросил Колокольцев, — ты, же знаешь своего начальника штаба? Как он тебе?

— А что?

— Да вот его отец, Геннадий Михайлович, хочет вас поженить. Пойдёшь за него? То есть за своего начальника штаба, подполковника Коркина?

— А что?

— Ты отвечай на поставленный вопрос. Пойдёшь или как?

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— А он?

— Он давно согласен, — ответил генерал Чердаков.

— Ну, тогда и я согласна, — ответила Люба.

— Ну, вот и порешили. Тогда идёмте слушать концерт, — сказал генерал Колокольцев.

— Всё, я должна быть там, — сказала Люба и убежала на сцену.

— Хорошая девушка.

— Моя дочь.

— Да? А скрывал, — сказал Чердаков. — Ну, идём на концерт.

Генералы и офицеры заняли первый ряд. На авансцену вышла Люба.

— Товарищи военнослужащие. Наш новогодний концерт объявляется открытым! Перед вами выступает хор военных переводчиков и военных корреспондентов. В их исполнении прозвучит строевая песня. Запевают курсантки Чаркина, Кулешова и Звонарёва-Колокольцева!

Спадает день к закату, Багрянясь на холмах. Российские девчата На дальних рубежах. Медленно открылся занавес. Оружие на взводе, А сердце налегке, И при любой погоде Граница на замке!