В Лондоне круг знакомых Елены был очерчен четкой красной линией с вензелями и царскими гербами, за которую ей не позволяла выходить графиня Багратион ни при каких условиях. Приезд отца расширил пространство для общения, но не сломал ограничительную линию. В Лондоне у отца имелись свои давние связи и приятели, которых он намеревался посетить, засвидетельствовав свое почтение, или просто обнять после долгих лет разлуки.

Одним из таких знакомых был Платон Урусов, с которым отец когда-то вместе учился в Пажеском корпусе. Урусов рано вышел в отставку и теперь жил в Лондоне со своей женой-англичанкой, занимаясь литературным творчеством, поиском смысла жизни и разгадкой тайн бытия.

Платон был племянником известного в России масона Новикова, чем очень гордился. Предок Новикова еще во времена Екатерины II создал типографию, печатающую в широких масштабах масонскую литературу и сочинения французских энциклопедистов. Внучатый племянник вдохновился теоретическими основами умозаключений своего родственника, но не стал распространителем его идей. Платон неделями просиживал в Британской библиотеке, читал, анализировал, что-то записывал и, как это принято в русском обществе, любил порассуждать.

Полковник фон Ган отправился к нему вместе с дочерью. Он хотел представить ее семье своего давнего друга с тем убеждением, что лишние знакомые в чужой стране не помешают. Однако, войдя в дом, он испытал некоторую неловкость, так как в гостиной уже был гость. Но как только вновь прибывшие посетители вошли в гостиную, неловкость рассеялась. Гостем оказался князь Голицын, с которым Елена была знакома по Тифлису.

Полковник представил Елену господину Урусову и, после обмена светскими любезностями, ее усадили в кресло у окна и предложили полистать женские журналы, стопкой лежавшие на журнальном столике, посчитав, что мужская беседа будет мало интересна для двадцатилетней молодой дамы. Но Елена не могла закрыть уши. Она блуждала глазами по скучным для нее текстам и картинкам модных журналов, даже не пытаясь понять, о чем речь, а вот к мужской беседе невольно прислушивалась.

Как это часто бывает у мужчин, разговор, попав на русскую почву, начавшись с простых, ничего не значащих фраз, перешел на высшие философские материи. Тут-то Елена вся превратилась в слух:

– В России многие лучшие умы не понимали истинных политических замыслов масонства, – с жаром говорил хозяин дома, жестикулируя руками, как на трибуне. – Рядовые русские масоны увлекались показной, мистической стороной, таинственными обрядами, что и впрямь казалось смешной и нелепой игрой. Но настоящая истина масонства остается спрятанной очень глубоко.

– В чем же она, по вашему мнению? – спросил с видимым интересом князь Голицын.

– Его истина, – пояснил хозяин дома с выражением таинственности на лице, – это поиск потерянных ключей к разгадке вечных тайн природы… Первобытные мистерии – вот что должно быть на настоящих масонских собраниях и в ложах. Там скрывается наука всех наук!..

– В этом вы правы, – согласился князь, кивнув головой. Он расположился у камина и, красиво выпуская из трубки колечки дыма, казалось, был сосредоточен только на самом себе.

– Хочу заметить, что на основании тех сведений, которые я получил, работая в Британской библиотеке, – продолжал запальчиво хозяин дома, – теперь я знаю наверняка, что мы обманывались, когда думали, будто человечество ранее не знало этих тайн.

– Да, ключ давно существовал, но человечество его потеряло. А в глубокой древности этим ключом мудрецы отпирали все тайны. Истинное учение существовало у древних народов, это также давно известно, – подтвердил князь.

– Что же осталось нам, современным людям, какие указания на эти потерянные тайны? – включился в разговор полковник фон Ган, чтобы поддержать разговор, хотя тема ему была вовсе неинтересна.

– Остались указания на то, что древние обладали следующими истинами: они знали о существовании вечной, всемирной, всемогущей, всеобъемлющей жизни, созданной единым сверхъестественным Логосом, – ответил князь, ласково глядя на Елену, которая совершенно отвлеклась от журналов и всем своим видом выражала интерес к беседе. – Вещество жизни вечно, и это вещество – свет.

Князь видел и давно чувствовал, что Елена не обычный ребенок. Она всегда тянулась к тайнам неведомого, поэтому он, с видом великого мудреца, принялся разъяснять:

– София – есть Великий Корень, источник бытия и истины. Это любовь Божья, струящаяся в каждом существе. Весь видимый мир как явление вечной жизни управляется вечными законами, действующими всюду, среди нас и в независимых для нас мирах. Эти законы и есть суть всех свойств природы, какие мы наблюдаем и какие лежат за пределами нашего понимания. Их семь: притяжение, противодействие, кругообращение, огонь, свет, звук, и, наконец, тело, – терпеливо объяснил князь. – Огонь – вечный очиститель природы.

– А этот огонь имеет ту же природу? – поинтересовался полковник фон Ган с легкой скептической улыбкой на губах, указывая на камин.

– Конечно, это не тот огонь, который горит перед вами в камине, – ответил князь. – Хотя и в нем есть частица небесного огня. Древние знали иной огонь, небесный, обладающий разнообразнейшими и непостижимыми свойствами. Впрочем, эти свойства уже начинают подмечать европейские ученые, и я уверен, что в скором времени относительного его предстоит немало открытий. В будущем мы будем знать этот огонь, как знали мудрецы древности, называвшие его огненным эфиром, духом, началом жизни…

– Да, – вздохнул полковник, – все это крайне интересно, но, признаюсь, мне не очень понятно.

– Я объясню тебе все неясности, – пришел на помощь другу Урусов, – я познакомлю тебя со сделанными мной выписками из самых редких изданий, находящихся в книгохранилищах Европы. Ты сам увидишь, князь абсолютно прав. Я могу подтвердить, что великая мудрость была достоянием древних магов, перед которыми современные ученые – жалкие невежды. Но все эти знания, вся эта мудрость великой науки о духе и материи исчезли вместе с древним миром.

– Тогда давайте рассуждать логически, – продолжал свою скептическую линию полковник. – Если древний мир со своими знаниями исчез, откуда же тогда известно, что он обладал знаниями?

– Отвечу, – парировал удар князь Голицын. – Эти сведения в значительной степени сохранились в непостижимых для нас глубинах Индии, среди тамошних браминов. А европейские искатели истины вместо того, чтобы собирать крупицы великих растерянных знаний, отправляясь даже в самые рискованные путешествия, ограничивают себя составлением толковых словарей или перечнем найденных осколков емкостей для хранения вина. А знания, истинные земные сокровища, так и остаются нерасшифрованными и скрытыми от глаз современной цивилизации.

Беседа длилась еще долго, но потом ушла в политику и стала Елене неинтересной. Однако последние слова князя Голицына о том, что древние знания о тайнах и первопричине природы сохранились лишь в глубинах Индии, любознательная девушка запомнила крепко. Ведь о том же самом говорил и ее Хранитель. Тогда она твердо решила: «Камень и Деву» надо искать там, в Индии.

После отъезда отца Елена, вновь предоставленная себе самой, не переставала думать о загадочном индийском принце – Хранителе из снов или, как он себя назвал, Учителе Мория. Она проштудировала чопорную лондонскую печать и обнаружила, что вся пресса наперебой воспевала Учителя, красиво называя его «диким раджпутом». Его поразительная красота, особенно рост и сложение, не остались без внимания журналистов и обсуждались в печати на все лады. Помимо всего прочего, пресса осуждала его за то, что «он отказался предстать пред очами королевы, побрезгав великой честью, для которой являлись из Индии все его соотечественники…». Журналисты прозвали его «Раджи Мизантропом», а салонные болтуны «Принцем Джальмой-Самсоном».

Елена стала следить за английской прессой и, по ее собственному выражению, до самого дня отъезда делегации индийских принцев из Англии журналисты «сочиняли о них всевозможные сказки».

Когда принцы уехали, Елена принялась фантазировать и мечтать. По ночам ей являлись грезы о земном счастье, а также образ найденного на турецкой мостовой господина Митровича, потому что красивее мужчины она себе не представляла. Она фантазировала, представляла его подле себя, беседовала с ним. Случалось, проснется среди ночи, вся в огне, с затуманенной головой, с больно бьющимся сердцем и прерывистым дыханием; кругом тишина, мрак. Но вдруг ей чудится среди таинственной тишины какой-то шорох. Это он, решает она. В лунном свете она различала его гордое, мужественное лицо, склонившееся над ее лицом, его руки, крепко обхватившие ее за плечи. Блаженная мука охватывала ее, но вдруг все исчезало. Елена открывала глаза, и перед ней появлялся ее «маленький горбун», заливающийся от смеха.

– Убирайся, – кричала она, – опять решил надо мной посмеяться!

В слезах и лихорадочном сне она пыталась забыться, но видения ее не оставляли. Они не давали ее богатому воображению покоя и разжигали мучительное любопытство, на время заставив забыть все остальные дела.

Графиня Багратион по-прежнему требовала внимания. Однако Елена, не желая более оставаться в роли приживалки, решила покинуть Туманный Альбион и вернуться на континент. Чтобы не обидеть свою благодетельницу, она нашла благовидный предлог, требующий ее немедленного отправления в Италию. Однако в действительности она хотела, прежде всего, разыскать своего знакомого, господина Митровича, а также посетить графиню Киселеву. Как следовало из писем графини, в настоящее время она проживала на вилле у родственников недалеко от Ниццы.