В конце августа Блаватские перебрались в Ереван. Муж Елены наконец-то получил официальное назначение на должность вице-губернатора всего Ереванского края, и теперь у него возникло гораздо больше обязанностей, которые требовали его присутствия. Он был целыми днями и ночами занят и дома появлялся редко, что молодую жену вполне устраивало. Однако этикет требовал общения с местной знатью, которой следовало наносить визиты. Также Елена должна была общаться с женами высокопоставленных особ по поводам, которые девушку совершенно не занимали. Тяжкая обязанность исполнения светских приличий, пустых разговоров, пошив нарядов – не входили в планы Елены. Поэтому она принялась строить иные планы – планы побега.

Дом вице-губернатора в Ереване выглядел по-царски. Супружеская чета Блаватских поселилась в сказочном дворце сардара, бывшей резиденции турецких правителей – настоящем восточном дворце, какие описывают в сказках. Только слуги остались те же – Анфиса и Мирон. Окрестности Еревана восхищали красотой и величием. Вдали возвышалась библейская гора Арарат, притягивая великолепием снежных вершин, а сам город был пропитан воздухом гор.

Восточная сказка окутывала и манила Елену загадочной мудростью, привлекала тайнами Востока, который простирался вдали, за Араратом. Там были другие страны и другие законы. Будущее в супружестве с генералом Блаватским, как ей казалось, не могло принести ничего хорошего и уже заранее наскучило, а прошлое существование представлялось сцеплением мелких, незначительных событий. Поэтому, решила она, оставался один выход – бежать в другую страну. Ближайшая – Иран. То, что в арабской стране она может попасть в настоящее рабство или в гарем, ее не смущало. Елена была твердо убеждена, что хуже, чем быть в рабстве у мужа, ничего на свете нет. Что-то подсказывало, что ее будущее могло стать успешным только вдали от Кавказских гор! По российским законам, где бы Елена ни пыталась скрыться в России, ее могли насильно вернуть мужу. Фактически она стала его собственностью и рабой, в то время как ее неудовлетворенное тщеславие, жажда знаний и юношеский авантюризм не находили выхода и рвались наружу.

Иногда ей снились города Европы, красочные восточные базары, египетские пирамиды, индийские слоны, о которых она читала в книжках с картинками. В мечтах Елена перелетала из страны в страну, паря высоко над землей, а какой-то восточный принц в белой чалме, образ которого она не раз видела, рассказывал ей удивительные истории. Восточный принц говорил, что она непременно должна все это познать и жить там, где ее ждут. Сон заканчивался, а Елена продолжала жить в своем сне с сознанием того, что в дальнейшем она непременно побывает в этом нереальном мире, который она только что видела.

Конные прогулки продолжились, но не так часто, как раньше. Елене не всегда могли выделить охрану. Но когда это случалось, сердце ее захлебывалось от восторга. Вскоре она выучила все тропинки в долине, ведущие в сторону

Ирана. У нее созрел план: в один прекрасный день, когда Сафар со своим отрядом будет занят, она скажет слугам, что поехала с ним кататься, а сама тайно ускачет через перевал в Иран. Одеться надо будет в мужское платье, чтобы не вызывать подозрений у «дозора» и случайных путников, припасти еды и можно трогаться в путь.

И вот настал день, кода она, решившись на побег, сделала все, как предполагала. Оделась в мужское платье, прихватила с собой котомку еды с запасом на три дня, вскочила на лошадь и поскакала по знакомым тропам.

Но тут случилось непредвиденное. Служанка Анфиса заметила, что гора лепешек, приготовленных накануне, исчезла. Барыня обычно, когда уезжала, брала с собой только воду. Анфиса спросила у Мирона, не давал ли он хлеба нищим. Мирон сказал, что нет. Тут им обоим пришла догадка, что барыня собралась в долгий путь с запасом продуктов. Пока прислуга размышляла, во дворе появился Сафар. Видя, что барыни с ним нет, прислуга догадалась, что произошло. Мирон бросился навстречу джигиту:

– Сафар, сынок, догоняй быстро! Барыня ускакала в мужском костюме на своей белой лошади вон туда, – Мирон указал в сторону гор. – Запас лепешек с собой взяла. Видно, надолго собралась. Выручай, милок, а то беда случится. Барин гневаться будет!

Сафар не стал терять время на расспросы, вздыбил коня и, сорвавшись с места, поскакал в указанную сторону вслед за исчезнувшей барыней.

Он уже догадывался, где ее искать – по дороге на Иран. Недавно Елена подробно спрашивала о дозорах, постах, выставленных на границе, и тайных козьих тропах. Сафар также был совершенно уверен – Елена сама не сможет перейти границу, только нарвется на неприятности. Глупая девчонка! Надо было поторапливаться. Сафар мчался вперед, опережая ветер. Он спешил на «дозорный пост» его джигитов, которые наблюдали за всеми перемещениями в долине. В горах действовала своя система оповещения, работающая безотказно. На уступах скал, – известных только горцам да гнездящимся неподалеку орлам, откуда как на ладони видна была вся долина и ущелье, ведущее в сторону персидской границы, – были расставлены посты. Они по системе оповещения давали знать о неприятеле или о движущихся путниках, к которым незамедлительно вызывалась «проверка».

Дозор не подвел. Он указал направление, куда четверть часа назад направился всадник на белой лошади. Сафар устремился в указанном направлении. Вскоре на опушке оливковой рощи он увидел белую лошадь в яблоках, но без всадника. Без сомнений, это была лошадь Елены. Но где же она сама? Сафар окликнул ее по имени. Никто не ответил. И тут, подняв взгляд над деревьями, он увидел, что на подъеме холма по дороге скачет всадник, а перед ним поперек лошади уложен связанный человек. «Украли!» – мелькнуло в голове Сафара, и он стремглав бросился вслед за всадником.

Вскоре Сафар почти нагнал всадника, окликнул его и велел остановиться, но всадник продолжал мчаться вперед. Тут Сафар увидел, что всадник пытается сбросить человека, лежащего поперек лошади, намереваясь избавиться от груза и скрыться налегке. Этого нельзя было допустить. Сафар несколько раз выстрелил ему вслед. Один из выстрелов достиг цели. Всадник качнулся и повис на стременах. Лошадь под двумя безвольными телами еще какое-то время испуганно бежала, но, как только Сафар догнал ее и схватил за узду, остановилась.

Привязанная поперек лошади ничком, с заткнутым кляпом ртом и распущенными волосами, лежала Елена. Сафар осторожно снял ее; девушка была без сознания. Надетая на нее мужская рубаха у груди вся была испачкана свежей кровью. Где-то под рубахой сочилась рана. Сафар приложил ухо к груди Елены. Сердце медленно, слабо, но билось. «Жива!» – обрадовался он.

Резким движением руки Сафар разорвал на Елене рубаху. Перед ним обнажилась девичья грудь и страшная рана от ножа в области сердца, похожая на открытый кровавый глаз, из которого живой струйкой текли кровавые слезы.

«Если я ее вовремя не довезу до врача – конец!» – в ужасе подумал Сафар и возвел руки к небесам с мольбой о помощи.

В этот момент он увидел, как в воздухе над Еленой простерлась чья-то рука. От пальцев до локтя из «ничего» высунулась живая, сильно загорелая, явно мужская, вполне ощутимая рука. Пальцы приблизились к ране Елены, защемили разрез, из которого била кровь. Потом ладонь с растопыренными пальцами сделала над раной несколько круговых пассов, кровь остановилась, и рука, растворившись в воздухе, исчезла. «Почудилось!» – подумал Сафар, но, посмотрев на рану, усомнился в своем предположении. Рана Елены затянулась, образовав небольшой ярко-розовый шрам, покрытый сукровицей.

Сафар кинулся на колени и принялся вновь усиленно молиться. Он посчитал, что Бог откликнулся на его призыв и сотворил чудо.

Вскоре Елена пришла в сознание. Глаза ее ожили, раскрылись, но потускнели. Они больше не светились радостными голубыми лучиками. Из них тонкими кривыми струйками стекали по вискам слезы. Ей было больно и стыдно. Больно от раны, которая обжигала огнем все ее нутро; а стыдно, – нет, не перед мужем, что план ее провалился и придется объяснять свою выдумку, – ей было стыдно перед Сафаром. Молодой, красивый джигит, увидел ее обнаженную грудь, которую Елена не собиралась никому показывать. Она пошевелилась, хотела запахнуть рубаху, но не могла поднять руку. Не было сил.

– Пить! – прошептала она.

Плечи девушки сотрясались от беззвучных рыданий. На Сафара смотрели два светлых, полных отчаяния глаза, обведенных темными кругами муки и горя, из которых ручьем катились неудержимые слезы.

Сафар пошарил в своем бауле. Как назло, вода кончилась. Осталась только бутыль красного домашнего вина, подаренная ему в одном из аулов, которую он возил с собой со вчерашнего вечера. Он извлек заветный пузырек, оплетенный лозой, откупорил его и уже было поднес ко рту Елены, как вдруг рука его застыла. Глаза молодых людей встретились – голубые глаза и черные. Одни, заплаканные, другие, сочувствующие, – застыли в немом вопросе. Елена ничего не могла сказать, потому что не было сил, Сафар – потому что не было слов.

Но вот Елена, словно пробудившись ото сна, отпила глоток вина и, глухо пробормотав «спасибо», вновь потеряла сознание. Вероятно, она хотела еще что-то сказать, пыталась приподнять голову, но от большой потери крови силы опять покинули ее. Она забылась.

Однако вино вдохнуло в нее силы: щеки порозовели, слезы мгновенно высохли, а на губах появилось подобие улыбки. Сафар отметил эти изменения и с гордостью отнес их насчет своих стараний.

В это время подоспела помощь – несколько джигитов из отряда Сафара. Они со всеми предосторожностями уложили раненую на телегу и, вместе с затерявшейся было в оливковой роще лошадью, доставили домой. О случившемся срочно доложили генералу Блаватскому. Тот велел вызвать к жене всех лучших врачей, имеющихся в городе, и усилить охрану.

Врачи разводили руками и говорили только, что рана необычно быстро затянулась. Нож, которым была ранена Елена, не задел сердца, поэтому, если не будет серьезных осложнений, она должна поправиться. Главное, соблюдать полный покой, пить отвар из крапивы и не донимать ее расспросами, чтобы не волновать.

Действительно, через три недели Елена, казалось, совершенно поправилась. Она повеселела и теперь почти весь день проводила в саду своего великолепного семейного дворца, сидя в большом кресле, вынесенным на улицу специально для нее. Там она обычно читала или писала письма. Писем приходилось писать много, так как бабушка пересылала всю корреспонденцию, приходящую к ней на имя Елены, по ее новому адресу.

Муж окружил жену «армией» врачей и слуг, стараясь выполнять любой ее каприз. Он выписывал десятки книг и журналов, которые она просила, познакомил ее с приехавшей недавно в Ереван графиней Киселевой. Графиня была большой поклонницей культуры и философии древнего Востока и заядлой путешественницей. Об этом в Ереване знали все, даже те, кто не знал графиню лично. Она приехала в Ереван в гости к своим высокопоставленным родственникам. Генерал Блаватский, зная о любви жены к философии Востока, посчитал, что Елене может быть интересно это знакомство. Хоть ненадолго ей будет с кем поговорить в далеком, глухом краю на интересующие ее темы.

Слугам было приказано выполнять все, что барыня не пожелает, даже самое невероятное. Они суетились, «кудахтая» над своей барыней, как наседки над единственным цыпленком. Только Сафара давно не было видно.

– Где Сафар? – спросила однажды Елена у Анфисы.

– Вы желаете его видеть или прокатиться на лошадях, барыня?

– Прокатиться.

– Барин запретил. Он сказал, что теперь на лошадях вам можно ездить только с его разрешения.

Елену перекоробило. Как это «с разрешения»? Значит, ей опять чего-то «нельзя» и она «должна» спрашивать у своего «хозяина» разрешения?

Ее взорвало, но пар выпустить было некуда, поэтому Елена в пылу негодования только и смогла сказать:

– А поговорить с Сафаром можно? Он ведь меня должен охранять, если не ошибаюсь?

– Сейчас пошлю за ним, барыня. Не гневайтесь. Барин приказал, что если Сафар вам понадобится, то немедленно за ним послать. Так что я мигом за ним сбегаю, – уверила ее Анфиса и побежала выполнять приказание.

Вскоре у ворот дома появился Сафар. Он соскочил с коня, прошел в сад и произвел свой магический приветственный жест: наклонился вперед, как бы поднимая с земли горсть песка, посыпал им перед собой и прижал руку к груди. Елена встала и в знак уважения ответила тем же.

– Я вызвала тебя, Сафар, чтобы отблагодарить, – сказала она.

– Не стоит, госпожа, я ваш слуга и сделал все, что должен.

– Спасибо, Сафар. Ко всем твоим необыкновенным доблестям, ты еще и скромен. Я виновата перед тобой. Пыталась обмануть твою бдительность и ускакать без охраны. Прости.

– Госпожа, никто в горах не может проехать незамеченным. Бог смотрит с неба и видит всех, живущих на земле, а горцы наблюдают со своих наблюдательных постов. Они находятся ниже Бога, но достаточно высоко, чтобы все видеть. Здесь свои законы, госпожа. Их надо знать или здесь родиться. Другой возможности нет. Любой чужой будет остановлен. Если вы захотите уехать далеко, скажите. Я ваш слуга.

Елена вдруг поняла, какая она была наивная и неопытная дурочка, думая, что так просто доберется до границы, не говоря о том, что сможет ее перейти. Она отъехала всего-то на несколько верст от города и уже была похищена каким-то туземцем. Тот пытался заговорить с ней на своем наречии, распознал в ней женщину, скинув шапку, связал и пытался увезти. И если бы не Сафар, то неизвестно, как бы все повернулось…

– Я уже совершенно здорова и хочу, чтобы завтра ты начал обучать меня искусству верховой езды.

– Это не для девушек, госпожа, – осмелился возразить Сафар.

– Я надену мужской костюм и стану похожа на мальчика. Ты меня должен научить. Я так хочу! – уверила его Елена.

– Как прикажете, госпожа. В мужском костюме можно.

Со следующего дня началась учеба. Елена с Сафаром галопом поднимались на скалистый уступ, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину. Сафар учил свою госпожу, балансируя между жизнью и смертью, скакать по узкой тропинке, буквально «держась за воздух». Потом они спускались на равнину и принимались за акробатику. Требовалось удержаться в седле, свесившись на бок лошади и цепляясь одной ногой за стремена или седло; при этом надо было метко выстрелить в указанную цель на всем скаку. Больше месяца Елена вбирала в себя науку «владения седлом», показывая определенные способности, и вскоре превратилась в отличную наездницу.

– Прекрасно, госпожа, – похвалил ее однажды Сафар. – Теперь я могу взять вас к себе в отряд, – потом он замялся и добавил: – В мужском костюме, разумеется.

Для Елены это была высшая похвала человека гор.