В кабинет гауптштурмфюрера Абендшена постучали и через секунду в дверях возник щеголевато одетый мужчина средних лет.

— Здравствуйте, пан капитан, — заискивающе улыбаясь, сказал он, — меня зовут Петр Фафек. Я явился к вам по первому вашему требованию.

— Присаживайтесь, — предложил посетителю следователь, — Если не ошибаюсь, вы раньше работали главным бухгалтером чешского отделения Красного Креста?

— Так оно и было, милостивый панове, так оно и было, — закивал пан Фафек.

— А кем работаете сейчас?

— Понимаете ли, пан капитан, — пустился в объяснения бухгалтер, — Красного Креста больше нет. И правильно, правильно. Зачем плодить мелкие лавочки, когда наверняка есть германский Красный Крест, который и позаботится о протекторате. Я считаю совершенно правильно. Так вот, Красного Креста больше нет, и я не работаю. Мне тут сделали заманчивое предложение, но я пока думаю. Конечно, такое время, придется согласиться: от добра добра не ищут. Но все равно, подумать ведь надо, правда?

— И куда, если не секрет, вас приглашают? — поинтересовался Абендшен.

— Бухгалтером, бухгалтером в Международную противотуберкулезную лигу.

— Вам, наверное, чем-то импонируют именно международные организации? — заметил следователь.

— Ах, пан капитан, вы же умный человек, вы понимаете, что каждая работа имеет свою специфику. Да, я — бухгалтер, более того, опытный бухгалтер. Но, представьте себе, я пойду бухгалтером на пушечный завод, и что? Я буду там как зеленый мальчишка. Я привык к своей специфике, поэтому туберкулезная лига мне роднее.

— Тем более, что и народ там подбирается хорошо знакомый, — заметил гауптштурмфюрер.

— Вы намекаете на пани Йогановскую? Так ведь она меня знает как хорошего специалиста, а какой начальник не хочет иметь рядом с собой хорошего специалиста? Я работал в Красном Кресте три года и получал только благодарности.

— Вот об этом периоде вашей жизни я и хотел бы с вами поговорить, — перешел к делу следователь, — Не можете ли вы мне объяснить, как случилось так, что ваша организация, получив за последнее время такие большие поставки лекарств и продовольствия, осталась без резервного запаса на экстренный случай.

— А разве это вопрос ко мне? Пан капитан умный человек, но он, наверное, не понимает, в чем заключается работа бухгалтера. Бухгалтер — это сторонний наблюдатель. К нему приходят, приносят бумажку и говорят, этот товар мы повезем вон туда. Бухгалтер читает бумажку и, если она правильно составлена, говорит — везите. Товар отвезли, и бухгалтеру привезли другую бумажку, он ее читает и, если она правильно написана, говорит: «Очень хорошо». А вот если бумажка написана с ошибками, то он говорит: «Или везите товар обратно, или привезите мне бумажку без ошибок». И все эти бумажки он хранит у себя. Ваши господа уже читали все эти бумажки и согласились, что они все без ошибок. А что было с этим товаром на самом деле, то этого вам бухгалтер не скажет: он видел только бумажки.

— Но ведь вы оставляете свою подпись на всех этих бумажках, — усмехнулся гауптштурмфюрер.

— Что значит моя подпись, пан капитан, что она значит? — возвел глаза к небу посетитель, — Она значит, что вся бумажка составлена верно, что к этой бумажке у меня нет никаких претензий. Вот что значит моя подпись.

— То есть вы хотите сказать, что имеете дело только с бумажками и совершенно не имеете понятия, что делается с настоящим товаром?

— Пан капитан очень проницательный человек, очень проницательный, — закивал пан бухгалтер, — Пан капитан сразу уловил самую суть. Именно это я ему и хочу объяснить.

— А вот объясните мне, пан Фафек, по этой бумажке, как вы говорите, в противотуберкулезную лигу отправили три центнера кофе. И вы подписали эту бумажку. Зачем этой лиге столько кофе?

И следователь положил перед паном Фафеком помятую накладную.

— Милостивый панове, откуда я могу знать, зачем им столько кофе? Посмотрите — пан управляющий написал «передать», пан председатель это подтвердил. Значит, лиге надо действительно три центнера кофе. Зачем? Это должны знать пан управляющий и пан председатель, а я всегда с ними согласен.

Абендшену надоело слушать эти причитания, и он решил попробовать зайти с другой стороны.

— Вот что, пан Фафек, — усмехнулся следователь, — вы сказали, что вам нужно время, чтобы подумать о новой работе. Я предоставлю вам это время в камере. А сам пока поговорю с вашим управляющим и председателем.

— Но я же ни в чем не виноват! — взвыл пан Фафек.

— Возможно, — согласился следователь, — но пока мы в этом не убедимся, придется посидеть.

Абендшен нажал кнопку звонка, и в кабинете тут же появился дежурный конвойный.

— Отправьте этого господина в седьмую камеру, — приказал следователь.

Абендшен начинал чувствовать, что это дело надо было раскрывать по горячим следам: многие организации после образования протектората были закрыты, документация начинала теряться. Похоже было, что дело переходит в разряд безнадежных.