В древние века религия не была только личным делом каждого человека. Она пронизывала все области жизни, в том числе важнейшие сферы общественной и государственной деятельности. В этом отношении этруски не представляли собой исключения.
Религия помогала им понимать и решать многочисленные проблемы, для которых они порой не могли найти разумного объяснения. Она помогала преодолевать чувство собственной беспомощности в неумолимом и беспощадном беге времени, заканчивавшемся неизбежной смертью. Ответственность за судьбу людей, городов и целых государств была переложена на богов. Эти порождения человеческой фантазии считались истинными творцами счастья и несчастья человечества.
Религия оказывала огромное влияние на этрусков. Они постоянно были обеспокоены желанием узнать намерения богов, владычествующих над миром и загробным царством. Они не жалели ни труда, ни времени, чтобы выяснить волю небожителей, исполнить их указания, угодить им, удовлетворить все их желания, устранить все, что им не нравится. Они старались и свои стремления приспособить к воле богов. Жрецы этрусков считались оракулами, предсказывающими будущее, им внимали со слепой верой даже в других странах.
Римский историк Тит Ливий писал об этрусках и их религии: «Народ, который посвятил себя религии больше других народов, потому что он отличался искусством религию культивировать». А в IV веке н. э. Арнобий, известный апологет христианства, назвал Этрурию «родиной и матерью суеверий».
От мира своеобразных представлений этрусков остались руины, по которым ученые с большим трудом воссоздают картину этрусской религии. Но краскам ее по яркости и колориту еще далеко до оригинала.
Мы знакомимся с этим миром и по изображениям, созданным живописцами или граверами на декоративных изделиях и зеркалах. Перед нами встают боги и герои мифов и легенд. Рядом с изображениями богов приведены их имена, обычно на этрусском языке Некоторые из них по звучанию явно близки к греческим и римским. Например, этрусская Аритими — это греческая Артемида, этрусская Уни схожа с римской Юноной, Богов и легендарных героев, чьи имена не имеют соответствия в греческой или римской мифологии, нетрудно идентифицировать по роли, в которой они выступают на изображениях, или по другим признакам. Так, например, нетрудно установить, что этрусская богиня Туран — это греческая Афродита или римская Венера, этрусский Тиния — греческий Зевс или римский Юпитер. Фрески на стенах гробниц дают возможность познакомиться и с представлениями этрусков о загробной жизни.
Среди письменных памятников также немало документов религиозного характера, но, к сожалению, они пока не расшифрованы. Об этрусской религии упоминают и римские писатели, однако к их сообщениям следует подходить с особой осторожностью. Ведь они относятся к периоду, когда наряду с этрусской религией существовали и другие культы, намного более жизнеспособные, чем стареющие религиозные представления и обычаи этрусков. Вполне понятно, что римляне, исповедовавшие иную веру, не могли проникнуть в незнакомый им культ настолько глубоко, чтобы верно передать чуждые им — а иногда и просто непонятные — религиозные представления.
Для религии этрусков характерен политеизм — множественность божеств. Тем труднее проникнуть в этрусский пантеон и разобраться в нем. Кроме того, первоначальные верования этрусков подпали под сильное влияние греческих и итальянских, и сейчас трудно их разделить.
Мы не имеем цельного представления о мире этрусских богов и многих из них знаем только по именам. Этот мир представлял собой своеобразную иерархическую лестницу, на вершине которой вначале находилось одно всемогущее божество, а позже двое богов — Тин, или Тиния,—бог молний, и Туран— владычица всего живого. Эту божественную двоицу этруски вскоре отождествили с высшим греческим божеством Дием и богиней Афродитой или римскими Юпитером и Венерой. Как пишет Сенека, Тин повелевал молниями трех видов. Одними он мог предупреждать и предостерегать людей; вторые представляли собой большую опасность, и их Тин мог послать, только посоветовавшись с двенадцатью другими богами; третьими — самыми страшными — Тин карал смертных по совету избранных богов. Сила удара последних молний была столь велика, что они безжалостно уничтожали все живое на своем пути.
Аполлон (?). Терракотовый бюст из храма в Фалериях. Начало II в до н. э.
Имя высшего этрусского божества — Тин или Тиния выгравировано на зеркалах, изображено на посуде, оно известно также по модели овечьей печени, найденной в Плаценции, но о ней мы еще будем говорить впереди. Не совсем ясно, как этруски его себе представляли. Правда, найдены бронзовые статуэтки, самые ранние из которых относятся к V веку до н. э., похожие на изображения высшего греческого божества Дия, но другие сохранившиеся фигурки с молниями совсем не похожи на греческого громовержца Дия или римского Юпитера. На зеркалах Тин также изображен то как Зевс, то как юноша, не имеющий ни малейшего сходства с Дием, и лишь надпись «Тиния» не позволяет принять этого молодого бога за Аплу (этрусская модификация греческого Аполлона) или за другое божество. Этрускологи до сих пор не могут дать удовлетворительного объяснения этому эклектизму в представлении о богах, совершенно несвойственному грекам и римлянам.
Так как Этрурия была морской державой, среди богов не могло не быть могущественного морского бога. Он назывался Нетун. Здесь явно чувствуется сходство с именем, которым назвали бога морей римляне — Нептуном. Он изображался с трезубцем, так же как и его греческий прототип Посейдон. Этрусский бог войны Марис походил на статного и моложавого римского Марса. В Этрурии также поклонялись богу вина, олицетворявшему, подобно греческому Дионисию, веселье и жизнелюбие. Его чтили особенно в городе Популонии, по-этрусски Пуплуне или Фуфлуне, в честь которого бога веселья назвали Фуфлус. С подземным царством ассоциируется бог Турмс, который приводил души умерших в загробный мир, как греческий Гермес или римский Меркурий. Его особенно чтили в городе Арреции. Многие другие этрусские божества также были тесно связаны с определенными городами. В этом сказывается замкнутость этрусских городов. Жители Перузии, например, были горячими поклонниками бога огня Сефланса. Но кроме Сефланса существовал другой бог огня, изображение которого напоминает греческого Гефеста или римского Вулкана. Город Популония чеканил монеты с изображением бога огня и покровителя кузнецов — Велканса.
Один из этрусских богов (или одна из этрусских богинь?), который согласно Варрону был даже главным этрусским божеством, удостоился великой чести. Его поместили в римский пантеон, где называли Вортумн или Вертумн. Скульптура бога стояла на Этрусской улице, и римский поэт Проперций писал о ней:
По мнению некоторых ученых, это божество является этрусской богиней Вольтумной, в святилище которой, находившемся, по всей вероятности, в Вольсинии, проходили, по сведениям античных историков, религиозные празднества. Римляне, вероятно, присвоили это божество, но в мужском варианте. Они были убеждены, что, похитив чужих богов, добьются их благосклонности и легко одержат победу над врагами, лишившимися поддержки свыше.
Однако не все исследователи придерживаются единой точки зрения на богов этрусского пантеона. Некоторые, например, считают, что бога Вортумния, о котором упоминал Варрон, и Вертумна, о котором писал Проперций, нельзя отождествлять с этрусской богиней Вольтумной. И так как ни Вортумний или Вертумн, ни Вольтумна в этрусских надписях не упоминаются, то скептическое отношение этих ученых нельзя считать необоснованным. Больше того, Вольтумна — богиня, а Вертумн — бог. Но против последнего возражения другие этрускологи выдвигают контраргумент, заключающийся в том, что религиозные представления этрусков не были достаточно четкими и что между богами мужского и женского пола не делалось различия.
Даже бог войны Марис вызывает у этрускологов затруднения. Его имя созвучно с именем римского бога Марса. Однако на этрусских зеркалах Марис часто изображается безоружным, что вовсе не подобает богу войны. Зато на зеркалах же встречаются три других вооруженных бога — Ларан, Царслан и Летан, которых по праву тоже считают богами войны. Коекто из ученых, глядя на этот список военных министров в этрусском пантеоне, с сомнением качает головой, считая, что для этрусков слишком много богов войны.
Подобных споров при определении сферы действия отдельных богов немало, и возникают они в связи с самыми различными ситуациями. Это обстоятельство свидетельствует о том, что пока лишь в немногих случаях можно говорить об этрусской религии с полной или хотя бы частичной достоверностью.
В честь своих богов этруски строили святилища и храмы. Однако наши знания , об этих постройках тоже очень отрывочны. Дело в том, что этрусские храмы создавались из непрочных материалов. Кроме того, археологи долгое время мало ими интересовались, уделяя главное внимание раскопкам богатых этрусских могил. А когда очередь дошла до исследования этрусских городов, от храмов остались лишь необожженные кирпичи, каменные фундаменты и кое-где лепка из обожженной глины. И все-таки даже по этим остаткам мы можем представить себе, как выглядели внутри и снаружи храмы этрусков. Определенную помощь нам оказывает описание храма, обнаруженное в произведении римского зодчего Витрувия.
Внимание ученых привлекла в первую очередь та особенность этрусских храмов, что они, как правило, разделены на две или три части. Точно так же была разделена святыня римской капитолийской триады — Юпитера, Юноны и Минервы, строительство которой, по преданию, было начато в тот период, когда Римом правила этрусская династия Тарквиниев.
До сих пор вызывает споры вопрос, чтили ли в храмах, разделенных на две или три части, двух, трех или нескольких богов. Еще более усложнилась эта проблема сейчас, когда выяснилось, что божественная триада, собственно, была у этрусков одна, известная и римлянам: Тин (Юпитер), Уни (Юнона), Менрва (Минерва). Раньше считали, что триаде богов небесных соответствует триада богов подземных, но оказалось, что это не так. Вместо триад богов мы гораздо чаще на рисунках или зеркалах встречаем двоицы богов — таких, как Аплу — Аритими (Аполлон — Артемида), Аита — Персипуай (Аид — Персефона)50 и т. д.
На этрусских зеркалах, найденных тысячами, и на могильных фресках часто встречаются также изображения легендарных героев. Темой для подобных сюжетов их создателям — художникам и ремесленникам — служили свои и чужеземные, в частности греческие, мифы о жизни богов и полубожественных героев.
Некоторые мифологические сюжеты пользовались особым успехом. Очень часто на зеркалах изображен Геркл, по-гречески Геракл, известный у римлян под именем Геркулеса. Этот герой, по греческой мифологии сын бога Дия и смертной Алкмены, был вынужден служить ревнивой жене Дия — Г ере, которая подвергала его многочисленным опасностям и заставляла совершать сверхчеловеческие подвиги. Однако, несмотря на все усилия, Гера не смогла добиться своей цели. Геракл каждый раз выходил победителем и таким образом благодаря Гере стал прославленным и всеми почитаемым героем.
На одном зеркале V века до н. э., найденном в Вульчи, мы видим рядом Геракла и Атланта. Эта сцена взята из мифа о Геракле, который по приказу Геры вынужден был служить Эврисфею, царю Тиринфа. Эврисфей велел Гераклу принести три золотых яблока из садов Гесперид. Когда царь задал эту почти невыполнимую задачу, Геракл не знал, куда идти и где искать яблоки. Он бродил по земле, пока не добрался до Атласа, великого титана, державшего на плечах небесный свод. Геракл уговорил Атласа, чтобы тот помог ему достать золотые яблоки, и пообещал, пока Атлас будет ходить, взять на себя его тяжкое бремя. Атлас действительно принес яблоки, которые охраняли нимфы Геспериды, но решил сам отнести их Эврисфею и навсегда оставить Геракла держать небосвод. Но умный Геракл его перехитрил. Он не стал возражать Атласу, но попросил того на минуту подержать ношу: ему якобы хотелось положить на плечи подушку, чтобы небесный свод не так на них давил. Ничего не подозревавший Атлас согласился, а Геракл, избежавший ловушки, сразу же пустился в обратный путь. Художник запечатлел их в тот момент, когда Геракл уходит. Геракл сделал шаг в сторону, в правой руке у него палица, в левой — золотые яблоки, и видно, что он не намерен мешкать.
Другой мифологический сюжет, часто повторяющийся на гравюрах, — суд Париса. В древних Тарквиниях было найдено поврежденное зеркало, относящееся к III веку до н. э. На нем можно разглядеть трех богинь, из которых пастух Парис должен был выбрать самую красивую. Гравер подписал под каждой фигурой имена — Менрва (на зеркале осталась лишь часть «нрва»), Уни, Туран и Элахснтр, т. е. Александр, как еще называли Париса. Зеркало с подобным сюжетом находится в коллекции художественно промышленного музея в Брно.
На зеркале из Пренесте, датируемом III веком до н. э., Юпитер творит суд над Венерой и Прозерпиной. Предметом раздора стал прекрасный Адонис, которого, однако, мы не видим — он спрятан в ящике. Этим ящиком очень энергично стремится завладеть Прозерпина, а Юпитер, небрежно держа в левой руке свои молнии, со строгим видом что-то ей выговаривает. По греческому мифу, Венера доверила воспитание Адониса богине подземного мира Прозерпине, которая его так полюбила, что отказалась отпустить из своего царства. Юпитер рассудил, что Адонис должен одну треть года находиться у Прозерпины, другую — у Венеры, а третью там, где он пожелает. Естественно, Адонис решил две трети года проводить у богини красоты Венеры, но об этом уже зеркало не сообщает. Имена богинь Венос, Прозепна и бога Юпитера (Дия) написаны на древней латыни. Интересно, что каждое из них стоит в другом падеже.
На шкатулках, так называемых цистах, и на зеркалах, особенно эллинистического периода (с конца
IV века до н. э.), часто изображена богиня Туран со своей свитой — прелестными девами, иногда крылатыми, одеяние которых состоит лишь из сандалий и диадемы. Их украшают бусы, в руках они держат коробочки с благовониями. Это Ласы, демонические полубожественные персонажи, которые сопровождали не только Туран, но и других богинь.
Иногда на зеркалах и цистах воспроизведены эпизоды из греческой мифологии, которые не встречаются в других произведениях изобразительного искусства. При этом гравер, который либо плохо знал греческий миф, либо не совсем понимал его, нередко кое-что изменял в сюжете. Так, например, на одной гравюре показана Медуза Горгона, из тела которой, после того как Персей отрубил ей голову, появились два чудовища. А в греческом мифе говорится, что из крови Медузы родились два ее сына —Пегас и Хрисаор. Некоторые мифические сюжеты на зеркалах нельзя считать новой версией уже известного мифа — просто их создатели допустили ошибку. И тем не менее изображения на зеркалах и цистах — ценный источник наших сведений о мифологии этрусков. Не следует, однако, забывать, что мифология, разумеется, далеко не всегда совпадала с религиозными представлениями этрусков. Ведь заимствование мифологических сюжетов другого народа вовсе не означает исповедание его веры.
Антропоморфная канопа. VII в. до н. э.
Однако этрусков прославили не столько их боги, частично известные нам из греческого и римского пантеонов, сколько жрецы-прорицатели и религиозное учение — disciplina Etrusca, как его называли римляне, важной составной частью Антропоморфная канона, которого было умение сказывать будущее по внутренностям животных и объяснять значение молний, посылаемых богами.
Этрускам эти знания якобы передали сами боги. Согласно легенде, рассказанной Цицероном, этрусский землепашец, работавший на поле возле Тарквиний, случайно провел более глубокую, чем обычно, борозду. Из нее вылез божок Тагес с детским лицом, но мудрый, как старец, и обратился к пахарю с речью. Тот испугался и поднял крик. На его зов сбежались люди. Они выслушали Тагеса, который умел предсказывать будущее по внутренностям животных. Вожди этрусков записали слова Тагеса в священные книги.
Искусству прорицания научила этрусков и нимфа, именуемая по-латыни Бегое, Вегое или Вегоя, а поэтрусски — Вецуи. Она преподала им сложную науку толкования молний, которые считались божественными знамениями, и дала кое-какие практические знания, например научила Аррунта Велтимна измерять поля. Изложенные Бегое принципы также были занесены в священные книги. В дальнейшем оба учения—Тагеса и Бегое — постоянно обогащались опытом жрецов, наблюдавших за жертвенными животными и молниями, и обросли обширной религиозной литературой.
Священные книги были троякого рода. В одних давались подробные указания, как узнавать волю богов по внутренностям жертвенных животных. В других истолковывались божественные знамения, посылаемые с помощью молний. В третьих — наиболее многочисленных — говорилось, как закладывать города и строить храмы, как управлять государством. К третьей категории относятся и книги мертвых, рассказывающие о смерти и посмертной жизни, а также специальные книги, объясняющие некоторые предзнаменования. Священные по своему характеру, они не были лишь чисто практическим руководством. Судя по сообщениям античных историков, в них излагались взгляды на сотворение мира, его судьбу и другие подобные вопросы, волнующие человечество с древнейших времен.
Римлян интересовали религиозные книги этрусков, многие из них были переведены на латынь. Один такой перевод — до нас он не дошел — сделал в первой половине І века до н. э. М. Тарквиний Приск, который сыграл немалую роль в распространении этрусской теологии. Однако римляне начали интересоваться этрусской религией слишком поздно, в тот период, когда уже имели о ней не более ясное представление, чем о собственных архаических религиозных культах. Хотя римляне были современниками этрусков, образ мышления последних был им чужд, поэтому вряд ли они могли правильно понять их религию.
Из всего религиозного «опыта» и обрядов этрусков римлян больше всего интересовала гаруспиция, т. е. предсказания по внутренностям жертвенных животных. Значение самого термина «гаруспиция» пока спорно. Вторую часть его лингвисты связывают с латинским словом spicio, встречающимся лишь в словосочетаниях и означающим «смотрю, наблюдаю». Первая же часть слова труднообъяснима, и ее толкуют по-разному. Одни исследователи связывают ее со словами некоторых европейских языков, обозначающими внутренности. Другие отождествляют «гару» с ассирийским словом har, что означает — печень. Эта довольно старая гипотеза долгое время имела много приверженцев, но затем от нее отказались. Теперь же она снова получила распространение, так как обнаружилось, что между гаруспициями этрусков и вавилонян есть сходство. Подобное объяснение слова «гаруспиция» особенно привлекательно для сторонников восточной теории происхождения этрусков. Однако далеко не все лингвисты отождествляют частицу «гар» с ассирийским словом «печень».
Печень жертвенных животных действительно была предметом самого пристального внимания гаруспиков. Среди этрусских памятников есть один любопытный предмет — бронзовая печень овцы с именами богов, найденная в 1877 году в окрестностях Плаценции, нынешней Пьяченцы. С самого начала было ясно, что «печень» служила «шпаргалкой» гаруспикам или тем, кто только учился искусству предсказаний. Форма букв свидетельствует о том, что это изделие относится к III веку до н. э., а может быть, и к более позднему времени. Поверхность печени тщательно разделена на секторы, на которых выгравированы имена богов, как добрых, так и злых. Одни из них мы знаем по надписям, другие встречаем впервые, третьи пока даже не можем правильно прочесть.
Следует напомнить, что подобные глиняные модели печени были обнаружены в одном из центров царства хеттов и в других странах Востока. Конечно, между открытием в Плаценции и находками на Востоке прошло немало лет, и только новые раскопки смогут доказать бесспорную связь между этрусским вотивом печени и моделями, найденными в других местах. Тем не менее некоторые исследователи склонны утверждать, что плацентская печень свидетельствует о тесных контактах этрусков с Востоком. Не исключено, однако, что сходные религиозные ритуалы устанавливались в разных странах самостоятельно, независимо друг от друга. Короче, и в этом случае мы не можем дать окончательного ответа — и проблема остается открытой.
Функции гаруспика мы можем себе представить в общих чертах благодаря гравюре на зеркале, найденном в Вульчи. Художник IV века до н. э. изобразил этрусского жреца склонившимся над столиком с остатками внутренностей, в которых легко распознать трахею и легкие. В левой руке гаруспик держит печень и внимательно ее рассматривает.
Жрец, предсказывавший по внутренностям судьбу человека или целого государства, должен был в совершенстве знать цвет и форму печени, ибо малейшее их изменение предопределяло будущее, выявляя волю богов. Гаруспики особое внимание уделяли caput iocineris — пирамидальному отростку, который бросается в глаза и на плацентской печени. Большой отросток предвещал человеку, который обратился к гаруспику, радость и процветание, маленький — несчастье и даже смерть.
Расчлененный отросток угрожал городу войной и расколом. Нарост на его вершине, подобный венцу, толковался как недвусмысленное предзнаменование победы в войне. Понятно, почему гаруспики именно пирамидальному отростку придавали такое большое значение: разнообразие его форм открывало широкие возможности для их фантазии.
Но гаруспики не ограничивались этим отростком. Они изучали верхнюю — неблагоприятную, и нижнюю — благоприятную стороны печени. Доброе предзнаменование на верхней стороне означало счастье для того, кто интересовался своей судьбой, то же предзнаменование на нижней стороне — счастье для его врага.
Как правило, гаруспики рассматривали печень и желчь жертвенного животного, реже — его сердце и легкие. Имело значение также, какому животному принадлежали внутренности. Предписания, касающиеся этого пункта, были довольно строгими. Животные, предназначенные для жертвоприношения, в основном крупный рогатый скот, должны были быть совершенно здоровыми и не оказывать сопротивления, когда их вели к жертвенному алтарю.
В компетенцию гаруспиков входило также толкование знамений, посылаемых богами посредством молний. Это была нелегкая «наука», которую тоже часто называли гаруспицией. Толкователь молний изучал небосвод. Мартиан Капелла, римский писатель
V века н. э., пишет, что этруски делили небесный свод на шестнадцать частей, в каждой из которых помещался один из богов. Восточная сторона при этом считалась благоприятной, западная — неблагоприятной. Между именами богов, приведенными на бронзовой печени из Плаценции, и именами, названными Капеллой, есть определенное сходство. Несомненно также, что Капелла менее надежный свидетель, чем этрусский религиозный памятник. И все же, при всех разночтениях, предсказание по внутренностям животных и толкование молний основывались, видимо, на одних и тех же принципах.
Жрец, наблюдавший за молниями, став лицом к югу, старался точно определить, откуда молния вышла и куда была нацелена. При этом он определял не только, какой бог послал молнию, но и почему он это сделал, как надо выполнять его волю или толковать предзнаменование, ибо, с точки зрения гаруспиков, молнии были разные. Одни советовали или, наоборот, не советовали приниматься за дело, в успехе которого вопрошающий не был уверен, другие посылались уже после того, как смертный совершил поступок, и показывали, был ли этот поступок хорошим или плохим. Были, наконец, молнии, предназначавшиеся для тех, кто в данный момент ничего не делал и не намерен был делать, и являвшиеся напоминанием и даже прямой угрозой.
Самые грозные молнии шли с северо-запада, самые благоприятные вспыхивали на северо-востоке. Определенное значение при этом имели цвет и форма молний, дата, когда молния сверкнула, место, куда она ударила.
Если молния попадала в общественное здание или на общественную территорию, значит, поселению угрожали внутренние раздоры или государственный переворот. Если же она ударяла в городскую стену, то гаруспики предсказывали нападение врага, и именно с той стороны, куда молния попала. Молния часто ударяла в святилище. В этом случае знамение толковалось в зависимости от того, кому святилище было посвящено.
Ливий описывает церемонии, которые устраивали римляне, когда происходило нечто подобное:
«Молния ударила в храм царицы Юноны на Авентине [54] . Так как предсказатели объяснили, что это знамение имеет отношение к матронам и что богиню следует умилостивить дарами, то, согласно эдикту курульных эдилов, были созваны на Капитолий женщины, живущие в самом городе и не далее (расстояния) 10 камней от города; здесь они сами из своей среды выбрали 25, к которым остальные должны были доставлять пожертвования из своего приданого. На эти деньги был сделан дар — золотая чаша и отнесена на Авентин; матроны чисто и непорочно принесли жертву. Тотчас был назначен децемвирами день для другого жертвоприношения той же богине; порядок его был таков: от храма Аполлона повели через Карментальские ворота двух белых коров; за ними несли две кипарисных статуи богини Юноны; затем шли 27 девиц в длинной одежде и пели в честь царицы Юноны гимн, который в то время, для людей, стоявших на довольно низкой ступени развития, казался, может быть, достойным похвалы, а теперь, если передать его, негармоничный и нескладный; за рядом девиц шли децемвиры, увенчанные лавровыми венками и в обшитых пурпуром тогах; от ворот они пришли по Югарской улице на форум; здесь процессия остановилась, и, взявшись руками за веревку, девицы шли мерным шагом в такт гимна. Затем они двинулись далее по Этрусской и Велабрской улицам через Бычачью площадь на Публициев холм и к храму царицы Юноны. Здесь децемвиры заклали двух жертвенных животных, а кипарисные изображения были внесены в храм».
Глиняный саркофаг из Цере
По убеждению этрусков и римлян, во власти гаруспиков было отвести угрозу бога или по крайней мере смягчить ее. С этой целью жрецы совершали магические ритуалы и обряды, призванные умилостивить божество.
Место, куда попадала молния, гаруспики тщательно очищали, устраняли следы удара молнии и закапывали все, что было при этом повреждено. Затем они окружали пострадавший участок оградой и посвящали божеству, а для смягчения его гнева приносили жертву. На месте «погребения» молнии делали соответствующую надпись. В Риме очистительными жертвоприношениями, как правило, занимались гаруспики, получавшие свои полномочия от сената. Иногда сенат поручал выполнение подобных обрядов римским жрецам. Их ритуальные действия несколько отличались от ритуала этрусков.
Этруски и римляне верили, что гаруспики способны молитвами и жертвоприношениями добиться того, чтобы боги посылали или, наоборот, не посылали молнии.
Даже эти несколько примеров убеждают нас в том, что учение о значении молний, так же как и наука о предсказаниях по внутренностям животных, было разработано в Этрурии до мельчайших деталей. Этрусские жрецы считались непререкаемыми авторитетами в своей области. Не удивительно, что к их услугам часто прибегали и римляне. Благодаря этому о деятельности гаруспиков сохранились довольно подробные сведения.
Сначала римляне обращались к этрусским гаруспикам лишь в случае крайней необходимости, так как считали их учение чуждым своим верованиям. Лишь позже, когда римляне подчинили себе этрусков, гаруспиция постепенно стала почти органической частью официальной римской религии.
Один из первых случаев, в связи с которым гаруспики были приглашены из Этрурии в Рим, описан Титом Ливием:
«Мысли людей ужаснуло сообщение, что во Фрусине (город в Лации) родился ребенок, выглядевший как четырехлетний. Немалое удивление возбудил его рост, но намного большее волнение вызвало то, что невозможно было — подобно тому, как это произошло двумя годами раньше в Синуессе,— определить, мальчик это или девочка.
Гаруспики, вызванные из Этрурии, провозгласили, что это неблагоприятное знамение, и распорядились вывезти дитя с территории Рима, удалиться с ним от суши и утопить его посреди моря. И положили дитя в ящик и заживо бросили его в море».
Во времена Республики и в начале Империи (примерно до I века н. э.) гаруспиция была прерогативой жрецов этрусского происхождения. А когда в них стал ощущаться недостаток, римляне даже принуждали юношей из привилегированных этрусских семей заниматься пророчеством. Римская знать стремилась к тому, чтобы учение гаруспиков сохраняло свои аристократические черты. И действительно, пророчества гаруспиков в период Республики играли на руку аристократии Рима. Они были направлены против демократических движений, с одной стороны, и против попыток отдельных влиятельных лиц захватить в свои руки власть — с другой. Этрусские гаруспики, например, приложили усилия, чтобы воспрепятствовать народному трибуну 123 — 121 годов до н. э. Гаю Гракху, предложившему разместить безземельных римлян в Африке, там, где раньше стоял Карфаген. Они заявили, что при основании колонии волки якобы подрыли межевые столбы, обозначающие ее границы, и что это неблагоприятное знамение, знак несогласия богов с предложением Гракха. Гаруспики ссылались главным образом на то, что после победы над Карфагеном в 146 году до н. э. римляне прокляли его территорию и запретили строить на ней поселения.
Столь же рьяно гаруспики старались воспрепятствовать установлению диктатуры Суллы и Цезаря.
Со временем гаруспики стали неотъемлемой частью жизни Рима. В период Империи, а может быть, уже и в конце Республики, они объединились в коллегию, или корпус, центром которого были Тарквинии. Римляне обращались к гаруспикам и по личным вопросам, и по делам, имевшим важное государственное значение. Когда в 70 году н. э. обновлялся Капитолийский храм, гаруспики имели решающий голос при обсуждении вопросов, связанных с выбором строительных материалов и способа строительства. Некоторые римляне слишком часто обращались к ним за помощью и, вероятно, злоупотребляли ею, так как император Тиберий распорядился, чтобы гаруспики гадали для частных лиц лишь в присутствии свидетелей.
Император Клавдий, идеализировавший историческое прошлое этрусков, естественно, благоволил и к их религии. По его инициативе учение гаруспиков, несколько видоизмененное, стало в известной степени составной частью римской религии. О предложениях Клавдия рассказывает римский историк Тацит: «Клавдий сделал доклад сенату об [учреждении] коллегии гаруспиков, дабы их древнейшая в Италии деятельность не вышла по нерадению из употребления. [Он говорил], что гаруспики были часто призываемы в несчастные времена Республики и по их совету были восстановляемы обряды и впредь правильнее соблюдаемы, что вельможи Этрурии или по своей воле, или по побуждению римских сенаторов сохраняли эту науку и передавали ее далее своим семействам, что все это теперь делается с меньшей охотой вследствие беспечности государства относительно добрых нравов и потому, что получили силу чужеземные суеверия; конечно, в настоящее время всё [в государстве] благополучно, но следует воздать благодарность богам за их благосклонность тем, чтобы не дать священным обрядам, исполнявшимся в трудные времена, прийти в забвение во времена счастливые. На этом основании было сделано сенатское постановление, чтобы понтифики обратили внимание на то, что следует сохранить и утвердить из учения гаруспиков».
Доверчивостью людей, однако, вскоре начали злоупотреблять предприимчивые дельцы, для которых гаруспиция стала золотым дном. Они предлагали свои услуги, разумеется не бескорыстно, в основном солдатам и крестьянам. «...Гаруспики, весталки — все они заставляют простых, необразованных людей тратить деньги ради лживых суеверий», — пишет Колумелла. О мнимых гаруспиках говорит и Катон: «Пусть не спрашивает совета у гаруспиков, авгуров, весталок и звездочетов». Особенно интересна точка зрения на гаруспицию Цицерона. В своей книге о предсказаниях он в дискуссии с братом говорит:
«Принимая во внимание государство и общественную значимость религии, я думаю, мы должны ее уважать. Но здесь мы одни и, следовательно, можем, ничем не рискуя, оценивать вещи, особенно я, который в большинстве вещей сомневается. Рассмотрим, если хочешь, сначала внутренности. Может ли ктолибо кого-либо убедить, что гаруспики вследствие длительного опыта знают, что якобы предсказано во внутренностях? Но как долго этот опыт мог накапливаться и как давно его стали использовать? Или каким образом они сообща договорились о том, какая сторона неблагоприятна и какая благоприятна, какая извилина предвещает несчастье, а какая успех и благополучие? Чтобы обо всех этих вещах могли договориться гаруспики этрусские, элидские [58] , египетские и пунические? Но они не могли этого сделать, да и вряд ли это сделать мыслимо.
Ведь каждый, как известно, предсказывает по внутренностям по-разному, и у них нет единой общей науки. Кроме того, если внутренности обладают свойством предсказывать будущее, они должны быть связаны с естественной сущностью вещей или должны быть подвержены воздействию и воле богов. Но что может иметь общего с сущностью вещей, могущественной и прославленной, определяющей все частности и все движение, — я даже не беру желчь, хотя некоторые считают эту часть внутренностей, видимо, важнейшей, — но печень могучего быка, или его сердце, или легкие? Что имеют в себе эти внутренности столь значительного, чтобы по ним можно было бы предсказывать будущее?»
Легенду о Тагесе, которого, как мы знаем, нашел в борозде некий тарквинийский пахарь, Цицерон сопровождает следующим полемическим, полным иронии, комментарием:
«Будет ли кто-нибудь так глуп, чтобы поверить, что был вырыт — бог ли, человек? Если бог, почему он вопреки своему естеству скрывался в земле, чтобы появиться на свет выкопанным? Как же так, разве не мог этот бог познакомить людей со своим учением с места более возвышенного? Если же был этот Тагес человеком, то как он мог жить под землей? И далее, где он мог научиться тому, чему учил других? Право же, сам я глупей тех, кто такому болтуну верит, если против них так долго говорю».
Нет, Цицерон не верил гаруспикам:
«Хорошо известно высказывание Катона, который удивляется, почему гаруспик не смеется каждый раз, когда увидит гаруспика. Сколько их предсказаний исполнилось? Или, если исполнилось какое-нибудь их предсказание, где доказательство, что это не произошло случайно? Когда Ганнибал, живший в изгнании у царя Прусия [59] , предлагал ему сражаться до конца, царь ответил, что он не осмеливается, ибо якобы этого не позволяют сделать предзнаменования внутренностей. В ответ Ганнибал воскликнул: «Смотрите-ка! Неужели ты поверишь скорее куску телятины, чем опытному полководцу?»»
Но, несмотря на то что Цицерон и многие другие выдающиеся люди относились к искусству гаруспиков скептически, тем не менее вера в их предсказания укоренилась в сравнительно широких слоях населения надолго.
Марс из Тоди. IV в. до н. э.
Ведь даже в IV веке н. э. император Константин, в правление которого были прекращены гонения на христиан, вынужден был издать строжайшее распоряжение, запрещавшее гаруспикам приносить жертвы у общественных алтарей и в храмах, и в конце концов приказал им прекратить под страхом смерти свою деятельность. Однако попытка Константина уничтожить гаруспицию не увенчалась успехом. При его наследниках, в период заката римского могущества, гаруспики продолжали заниматься предсказаниями. Правда, фортуна не всегда поворачивалась к ним лицом: порой власти смотрели на их действия сквозь пальцы, а порой сжигали их книги.
Вырвать корни этого учения было почти невозможно, и христианам пришлось еще долго вести с ним борьбу. Встречаются упоминания о том, что даже в VII веке н. э. издавались указы о том, чтобы гаруспики не занимались пророчеством.
Этруски, как и другие древние народы Средиземноморья, верили в загробную жизнь, поэтому обставляли погребение так, чтобы мертвые могли продолжать на новом месте свою земную жизнь. Лишь этим можно объяснить обычай этрусков строить склепы наподобие домов, снабжать их предметами первой необходимости, украшать стены фресками и хоронить мертвых в одежде и с драгоценностями. Это был даже не акт уважения, но прямая обязанность живых по отношению к мертвому. С давних пор в Этрурии была известна и кремация тел. Можно предположить, что, по представлениям этрусков, душа и тело не связаны тесными узами и сожжение тела освобождает душу. Примечательно, что пепел сожженных ссыпали в урны, напоминавшие формой дома или тело человека, как, например, знаменитые антропоморфные клузийские канопы, о которых мы еще будем говорить.
Но в общем у этрусков, как явствует из их погребального ритуала, были настолько сложные представления о загробной жизни, что пройдет еще, вероятно, немало времени, прежде чем в этот вопрос будет внесена ясность. На основании сохранившихся могильных фресок и сопоставления греческих и этрусских религиозных культов можно сделать вывод, что у этрусков, вероятно, существовало несколько совершенно отличных друг от друга представлений о загробной жизни. Так, например, этрускам было не совсем ясно, живут ли умершие в самой могиле или переселяются в подземное царство. Обе эти точки зрения мирно уживались рядом, причем вторая распространилась главным образом под воздействием воззрений греков на загробную жизнь.
Сведения о том, как представляли себе этруски загробную жизнь, мы черпаем в основном из фресок богатых этрусских склепов в Тарквиниях, Цере, Популонии и т. п.
На них часто изображалось путешествие в подземное царство. Усопший отправляется туда пешком, верхом или на колеснице, иногда на руках крылатого гения. А какова сама загробная жизнь? На некоторых картинах эта жизнь изображена полной радости, веселья и гармонии; умершие участвуют в богатых пиршествах, устроенных в их честь, во время которых все присутствующие наслаждаются музыкой и танцами. На других фресках мы видим богов подземного царства из греческой мифологии — Аида с волчьей шкурой на голове, которого этруски называли Аита или Эита, и Персефону, по-этрусски Персипуай. Главным сюжетом этих фресок также является трапеза, но проходит она в совсем другой обстановке. Лица демонов, прислужников бога мрачного подземного царства, не выражают мира и спокойствия, как бы излучаехмых персонажами предыдущих фресок. Эти демонические существа, порожденные представлениями самих этрусков, внушают страх. Таков, например, Харун, хотя и названный как Харон — у греков мифический перевозчик через реку Стикс, — но не имеющий со своим греческим прототипом ничего общего, кроме имени. Крючковатый нос, оскаленный рот и синее, словно гниющее, тело производят отталкивающее впечатление получеловека, полузверя. Другой, уже чисто этрусский, демон — Тухулха в своем безобразии не уступает Харуну. Лошадиные уши и нос, напоминающий клюв грифа, обезображивают лицо, крылья нетопыря, подымающиеся над его головой и обвивающие талию и ноги, дополняют образ.
Немаловажен тот факт, что фрески, на которых изображены радостные пиры и празднества, относятся к более раннему периоду — к VI и V векам до н. э., тогда как тревожные, зловещие изображения стали появляться в IV веке до н. э. Большинство исследователей считает, что это изменение было вызвано начинавшимся закатом этрусского могущества. Однако нельзя утверждать, что тревожные образы стали появляться лишь в этот период. Более вероятно, что они встречались и раньше, наряду с образами светлыми и радостными, которым этруски в ту пору отдавали предпочтение. Лишь когда в этрусском обществе начали доминировать пессимистические настроения, в мифологии возобладали тревожные образы смерти, а также изображения телесных наказаний и мук. Именно отсюда мрачное видение смерти и загробной жизни распространилось на Рим и способствовало появлению страха перед смертью, с которым в последующие годы философии пришлось вести трудную борьбу.
Считается, что религия этрусков исследована лучше других областей этрускологии. Тем не менее, как мы видим, ученые и здесь часто разводят руками. Хотя источников, пополняющих наши сведения об этрусской религии, немало, все же дает себя знать тот факт, что сакральные этрусские тексты и надписи пока молчат. Возможно, однако, что, даже если они заговорят, мы и тогда не узнаем многого, так как подавляющая часть этрусской религиозной литературы до нас не дошла.