Лес встретил Морреста, как любого другого: шелестом молодой листвы, проблесками солнца в прорехах зеленых сводов, звоном кристально чистых ручьев. Лес и реки, горы и моря, солнце и луна... Каждого мир встречает одинаково радушно, никого не отвергает и никого не превозносит. Только люди понапридумывали всяких там каст, наследных титулов, фамильных богатств и родовой чести. Опутали сами себя, как паук незадачливую муху, и бьются в незримой паутине, убивают и умирают ради богатства, которое все равно дается только до смерти.

  Моррест шагал широко, уверенно, неутомимо, не жалея о прошлом и не боясь будущего - так он научился ходить на Сэрхирге, и был ему благодарен. Эвинна в Храме, а оттуда ее выручить ему не по силам. В реальности "Сказания", Эвинну арестовали и приговорили к казни, но ее спас Альдин. Увы, принц умер от чумы в Самуре, так и не встретившись с будущей сколенской героиней. Вместо Альдина с Эвинной встретился он - и занял место, принадлежавшее в "Сказании" Альдину.

  Моррест усмехнулся. Все как в песне из прежней жизни: "И живу я на земле доброй - за себя и за того парня". М-да, до сих пор ему казалось, что заменить сына Амори вполне получится. Итак, принц с принцессой уже целовались. Дело осталось за малым: спасти принцессу из замка людоеда, и... Есть, правда, закавыка: людоед нам попался непростой. Скажем так, людоед-спецназовец. Целая толпа местных спецназовцев.

   Даже после уроков Эвинны он никогда не одолел бы ее на мечах. А охранять наверняка поручили Воинам Правды уровня Эльфера. То есть таким, перед кем Эвинна - как он перед ней самой. Да и охранник наверняка будет не один.

  А может, с ней ничего и не случится? Ведь все уже пошло по-другому! Когда он встретился с Эвинной вместо Альдина и невольно занял его место. Когда Альдин умер от чумы, а до того встретил Арелью, а перед тем погибла его мать... Да уже в тот момент, когда Моррест (тогда, впрочем, еще Михаил Кукушкин, укравший чужую рукопись графоман) угодил в вышедший из повиновения, обретший реальность и ставший домом мир. Уже это должно было снести поезд местной истории с рельсов... по крайней мере, перевести на запасной путь. Как если бы Гитлер вдруг узнал, чем кончится война с Союзом. Или Павел Первый узнал, от кого получит в висок табакеркой. Или...

  Вот возьмет сейчас Эльфер и скажет: "Эви, девочка, ты классно справилась, продолжай в том же духе, а мы, старшие товарищи, тебе поможем. За веру, Императора и отечество - ур-ря-аа!"

  Осознание пришло внезапно. Лицо Морреста залила краска стыда. Ага, прямо сейчас! Вот так взялись они и прониклись патриотизмом! Нет, ребята, как ни ругай советскую школу, а временами в разумности ей не откажешь. А она учит: классовый интерес частенько перевешивает национальный. А уж если он не просто классовый, а кастовый, как тут...

  После Гевина самым тупым стало понятно: Эвинна - не "ручная" оппозиционерка, способная лишь на дозволенную храбрость. Ее слушают люди, у нее есть убеждения и воля от них не отступать. Она ведет дело ко всеобщему восстанию против алков. Даже не так, не против алков - против миропорядка, при котором одним позволено все, а другим ничего.

  А при этих самых алках жрецы устроились неплохо. Им даже карманных Воинов Правды готовить позволяется, а еще штудировать свои священные книги, устраивать молитвы, барабанный бой и песнопения. Ну и, конечно, собирать мзду со всех, кто ниже по касте. Но счастью приходит конец: кто бы не победил в грядущей войне, им придется поволноваться. Победит Амори - и обязательно вспомнит, где готовятся мятежные Воины Правды. Победит Эвинна - и займется любимой забавой революционного крестьянства, отъемом помещичьих земель. Куда ей будет деваться, когда станет заложницей собственных воинов? Ну, а храмовые земли, где с крестьян дерут еще больше, чем у мирских владык, всегда и везде были самыми лакомыми. Словом, единственный способ оставить все как есть - удушить мятеж в зародыше, пока Эвинна одна. Ребятки сперва выдали ее алкам, потом подставили работорговцам, может, уже в Эшпере имела место быть "акция по устранению". Сбились с ног, разыскивая мятежницу, небось, уже готовились отражать десант с Гевина. И тут она сама наивно идет к ним в руки. Грех не воспользоваться шансом!

  Морресту стало стыдно. Он так и не решился прямо и откровенно ей рассказать, кто такие эти правдюки. Боялся, не поверит, боялся рискнуть едва протянувшейся между ними ниточкой доверия... Да, в общем, и сам не верил, что они осмелятся.

   И - самое главное: а что несет восстание ему самому? Не абстрактная классовая борьба, как она изображалась в старых учебниках истории, а конкретно эта назревающая бойня, где насмерть столкнутся... Нет, не две армии или даже два государства, а два народа, две веры, два мировоззрения... Две морали, чего уж там. И в родном-то, куда более устроенном и спокойном мире порой такое творится... Взять хотя бы Чечню или Ирак, или Палестину. А тут, когда одним, в сущности, нечего терять, а другим очень даже есть, и за это они готовы зубами рвать глотки, резня обещает стать страшной. Ну, и каково в этом затяжном фильме ужасов место его, Морреста? Ясно, какое: за себя и за того парня.

  Глупо надеяться, что они решат иначе. Эвинну не пощадят - слишком она стала опасна. Самое меньшее, что ее ждет - пожизненное заключение. Но она уже бежала из рабства, прошла сотни миль по обледенелым высокогорьям. Где гарантия, что снова не вырвется на волю? Значит...

  Эвинну, за год ставшую самым близким человеком, надо срочно спасать.

  Легко сказать... Что может сделать обычный земной оболтус против нескольких Воинов Правды? Даже с ее любимым, уцелевшим во всех передрягах мечом на поясе? Правда, теперь он знал, как его правильно держать, и даже смог бы воспроизвести несколько несложных приемов. Да и то не в рукопашной, где от волнения все вылетит из головы, а в одиночку или с подсказками той же Эвинны. Если освоил пару приемов ушу, не думай, что справишься с десятком "черных поясов".

  И все-таки теперь, когда решился, стало легче. Оставалось решить вопрос "как". А еще нужно знать: действительно ли ее повезут на другой конец Сколена? Но как узнать, когда и куда ее повезут? В реальности "Сказания" то был Гвериф, замок-монастырь на берегу Фибарры. Но так ли это сейчас? А может, вообще здесь казнят?

  Моррест поежился. Если так, времени на подготовку совсем нет, все нужно сделать в ближайшие сутки. Интересно, как? Освоив несколько приемов ушу... Эвинна наверняка взяла бы языка и, если понадобится, каленым железом выяснила бы все, что требуется. Но если там не дураки, никого не отпустят гулять одного. Да и как взять в плен, скажем, ее учителя Эльфера?

  Стоп. Не пори горячку! Она вроде говорила, что палач умер незадолго до того, как ее взяли в ученицы, а нового так и не завели"...

  На третий день Моррест не поленился, пробрался на погост. Долго ходил между могилами, с трудом разбирал старинные, полустершиеся надписи, оставшиеся чуть ли не с Эгинаровых времен. Наконец в глаза бросился свеженький обелиск с четкой надписью: "Берендар ван Тарднар, родился в 307 году, умер в 348 году от Воцарения Харвана. Он двадцать лет исполнял приговоры храмового суда, да не забудет это Справедливый Стиглон". Значит, здесь ее казнить некому, разве что мясницкую работу поручат другим правдюкам.

  Значит, если решат казнить, повезут прочь. Придется бродить в окрестностях. Не под стенами, чтобы не заметили, а то ведь стрелой угостят. Но так, чтобы были видны все выходы из храма, дороги, ведущие на Валлей, на Хайодр, на Хедебарде и Макебалы. Есть еще проселки, но их можно не учитывать. Если время от времени поглядывать на подсыхающую дорожную грязь, еще способную хранить следы копыт и тележных колес, можно вовремя заметить новый след, означающий, что здесь проехала повозка. Но даже если повезет и он вовремя заметит следы - как определить, та ли это телега? Нынче по имперским дорогам мало кто ездит, но все равно каждую телегу придется догонять и смотреть, а в это время по другой дороге... Дорог-то четыре, а он один.

  Тратиться, покупая место в душной харчевне, Моррест не стал. Чем полная блох и вшей пыльная, грязная подстилка, уж лучше молодая трава под ним, и звездное небо вместо крыши. Расположился на уютной опушке леса, развел костер, глядя в пламя, а потом на звезды - крупные, яркие, смелые, какие бывают только ранней весной. Ночная мгла дышала холодом, но даже в самый глухой час уже не замерзали лужи, а почки выстреливали молодой листвой.

  "Если Эвинна погибнет, я себе никогда не прощу" - вертелось в голове Морреста.

  Второй день поисков оказался неудачен: дороги наконец просохли под жарким солнцем, ветер веял мелкой пылью, избитой сапогами, колесами и копытами. Морреста это не смутило: на третий день он вышел на ту самую Макебальскую дорогу, по которой Эвинна когда-то отправилась в свое первое путешествие. Дальше на север власть Амори не распространялась, там граница и свои собственные культы - кетадрины почитают прежде всего бога гор и снега Кетадра, крамцы - Крама, бога железа и оружия, кенсы - Кенсию, богиню лесов, баркнеи - Барка Воителя... Для них все их Стиглон - бог хоть и уважаемый, но не главный. Значит, повезут на юг, где вера в Стиглона сильнее, гуще сеть храмов, и сами они богаче. Только там может быть палач или хотя бы надежная охрана. Баркинская и хайодрская дорога отпадают сразу. Остаются дороги на Валлей и на Макебалы. Валлей имеет смысл, если ее собираются везти морем, скажем, в Алкриф. Но жрецы вроде бы не подчиняются Амори, по крайней мере до такой степени, что станут раскрывать перед ним внутреннюю жизнь храма. Значит, единственная возможная дорога - на Макебалы. А уж оттуда - хоть на Гвериф, хоть в Старый Энгольд, если захотят осудить именем Императора.Благо, Кард подмахнет что угодно.

  Одна дорога - уже лучше. Но как раз она - самая оживленная, еще вчера тут проехали несколько повозок. А ведь могут и схитрить - скажем, повезти как бы в Валлей, а на полпути свернуть на Макебальский тракт... Впрочем, это вряд ли. У Эвинны, наверняка думают они, в Сколене еще нет сторонников: Тород не в курсе, да и далеко. Зачем хитрить и тянуть время?

  Моррест подбросил в костер валежника, искры огненными мухами унеслись в звездное небо. Выщербленной, оставшейся от Эвинны же ложкой помешал варево, кипевшее на огне. И кашеварить его научила Эвинна. Полной мерой хлебнувшая беды, она умела все - потому что надеяться в жизни было не на кого. "На это они и рассчитывают, - подумалось ему. - Но на этот раз попы ошиблись, теперь у нее есть я".

  Прихлебывая варево, а потом лежа на траве и глядя в звездное небо, Моррест неотступно размышлял, как быть. В храм лезть бессмысленно - только попасться вместе с ней, и тогда уж пропасть обоим. Он уже знает, что тут палача нет, а сами они мараться не станут. Кастовые запреты там, все такое - после индийских фильмов легко себе представить. Не захотят пачкать свою карму, нарушать дхарму, или как тут все это называется. Значит, повезут ее, а в пути проще устроить побег, чем в тюрьме. Хоть и больше охраны, но больше неразберихи, и притом поблизости не будет стен, зато наверняка найдется спасительный лес.

  И же не так все просто. Наверняка ее пошлют сопровождать правдюков высокого ранга - считай, местный спецназ. Как в одиночку одолеть их всех, даже если удастся где-то стащить лук? У них будут свои луки, и наверняка они умеют стрелять (и выцеливать таких "ворошиловских стрелков") получше его.

  "Нужно оружие, которое даст над ними преимущество" - сообразил Моррест. Но любое холодное оружие наверняка им известно, а значит, ничем не поможет. А огнестрельное осталось там, в другом мире... Вот именно! Другой возможности нет. Он ведь мечтал вернуться - особенно когда попадал в переплет: на допросе в каземате Амори, в зачумленном городе, когда алки устроили зачистку руин, в черные дни пути через Ведьмин лес... Или когда очутился в плену у работорговцев. Или когда они шли штурмовать Гевин, и все висело на волоске... Теперь надо туда попасть, чтобы спасти друга... больше, чем друга, а не просто сбежать из опасного и необустроенного мира.

  Надо найти способ вернуться, а потом, уже во всеоружии, прийти на помощь Эвинне. Не обязательно добывать снайперку или автомат Калашникова, что гораздо труднее, и попасться милиции проще простого. Хватит охотничьего гладкоствола и патронов двенадцатого калибра. Любой ствол тут сойдет за супер-оружие, заведомо превосходящее и луки, и арбалеты, и уж тем более мечи и копья. Стоп! Не надо мучиться с лицензией, дед, отставной офицер, помешанный на охоте, пять лет назад купил себе "Сайгу". Нужно приехать к старику в гости, чему он будет неимоверно рад, ночку попьянствовать, а потом... Дед, конечно, расстроится, но ведь он не собирается заниматься криминалом в РФ, он просто спасает близкого человека... Осталось решить последний вопрос, но и наименее зависящий от него: как попасть в РФ, а потом - во всеоружии - вернуться. Моррест почесал затылок: тут у него не было даже предположений.

  Оставалось одно: преследовать повозку, выжимая все, что можно, из своих двоих. Идею украсть лошадь у крестьян Моррест отбросил сразу же: уж больно тощими и заморенными выглядели клячи в окрестных, и наверняка не самых бедных деревнях. Едва ли такая смогла бы идти быстрее его самого. Да и тех сторожили как зеницу ока, а попасться под горячую руку селян что-то не хотелось. Да и кавалерист из него тот еще. Моррест быстро шагал вперед, временами срываясь на бег, хотя рубаха темнела пятнами пота, а жара сушила рот и сдавливала голову раскаленным обручем. Капли пота катились по лбу, норовя попасть в глаза. "Жарища жаждой глотки обожгла, скоробила рубахи солью пота. По улицам притихшего села уходит на восток пехота..." А ведь и он тоже идет на восток. По крайней мере солнце тут заходит в той стороне, где находится Алкская земля, а значит, идти прочь от нее - значит на восток.

  Он безжалостно гнал себя до вечера, пока не понял, что еще чуть-чуть - и свалится. Пора подыскивать подходящую полянку для ночлега. Солнце скрылось за резной кромкой нетронутого векового леса, но долгий северный закат еще и не начинался. Темнеть начнет лишь часа через три, да и то постепенно. Время есть. Моррест преодолел искушение расположиться чуть в стороне от дороги, да там же и завалиться спать. Нет, надо пройти еще хотя бы километр, ведь эти наверняка уже остановились где-то там, впереди, на ночлег.

  Но тут Моррест заметил, что тракт, от самого Валлея тянувшийся почти строго на юго-восток, как-то резко, будто упираясь в невидимую стену, сворачивает на запад. Даже, скорее, на северо-запад. Моррест попытался вспомнить карту, которую видел еще в архиве короля. За два дня он прошел, наверное, километров семьдесят - где-то тридцать семь миль. Если шестьдесят - мили тридцать две... Значит, памятный по рассказам Эвинны, да и рукописи Эрвинд уже остался позади. А, так это же та грязная деревенька, которую он миновал час назад...

  Зато он прошел половину пути до еще более знаменитого городка Эшпера. Еще два дня, и можно будет воочию взглянуть на городок озабоченного наместника. Может, в Коштварском лесу он даже встретит Торода? Если удастся убедить разбойника помочь, его шансы станут чуть менее призрачными. Может, и не понадобится мечтать о невозможном?

  Миль через пять после Эшпера - развилка. А вот куда потом? На Макебалы или все же на Гвериф? Те места, по словам Эвинны, населены куда гуще, там в Великую Ночь было запасено больше зерна, да и волна "людей в шкурах" докатилась туда изрядно ослабленной. Там даже осталась кое-какая торговля, по обоим трактам в оба конца ездят множество повозок. Как он будет там выслеживать Эвинну и ее конвой?

  Надо нагнать их еще до Эшпера. Что будет делать с отборными воинами, он себе не представлял. Но после Эшпера, скорее всего, он потеряет повозку из виду... А тут некстати этот крюк, и шут его знает, на сколько километров придется отклониться от основного курса. А может быть, попробовать пробиться напрямик? Вон, и тропка вроде подходящая - если срезать выступ, можно будет чуточку нагнать врага. Моррест бестрепетно сошел с тракта и вступил на тропу. Кое-где выбивавшиеся из-под сплошного ковра травы и кустов плиты свидетельствовали: именно здесь некогда проходил Маккебальский тракт.

  Основную дорогу забросили давно - еще до Великой Ночи, может быть, и до Северных походов. Значит, и в той, с тоской вспоминаемой Империи что-то было не так. Из-за чего могли забросить самый короткий и удобный путь, дорогу, на строительство которой наверняка потратили немало времени и сил? После Самура Морресту сразу пришло в голову короткое, но зловещее слово "мор". Как тут борются с эпидемиями, Моррест познал на собственной шкуре. И, разумеется, подобная зачистка не гарантирует, что заразы не осталось.

  Моррест поколебался, сначала даже подумывал вернуться. Вовсе не хотелось подцепить какую-нибудь экзотическую, но смертельную хворь. Но если бы такое случилось, болезнь точно не ограничилась бы одним городком. Наверняка любой путник возжелал бы обойти проклятое место десятой дорогой. Вовсе не обязательно копаться в руинах и древних могильниках, он же не археолог. Можно обойти зачумленные руины руины, по лесу.

  Моррест решился. Тропа вилась змеей, боязливо обходя вековые исполины. Дорога была заброшена очень давно - ну не могли за полвека вырасти такие исполины, местами просто расшвырявшие дорожные плиты во все стороны. Местами, со сколенскими проклятиями и русским матом, приходилось прокладывать дорогу мечом. Словно метки для неведомых последователей, на ветках оставались клочки ткани и срубленные ветки. Лицо и руки Морреста были исцарапаны, обварены старой, могучей крапивой и исколоты хвоей.

  Руины показались часа через полтора. Точнее, "показались" - сказано сильно, они так заросли уже вполне матерым лесом, а сами были до такой степени разрушены, что Моррест мог бы пройти развалины насквозь и не заметить. Если бы не подвернувшаяся каменная глыба, заставившая жестко приземлиться на груду битого кирпича...

   Когда мат утих, а боль в отбитых коленях, локтях и ободранном лбу ослабла до приемлемого уровня, Моррест огляделся. Так и есть. Некогда тут шумела жизнь, а в этих вот развалинах, тогда бывших домами, кто-то кого-то любил, растил детей, торговал, воровал, пьянствовал, чеканил украшения и лепил кувшины... Было это никак не меньше ста лет назад - иначе когда бы успела вырасти огромная, неохватная сосна, вздымающая прямой, как стрела, медно-рыжий ствол на добрых двадцать метров? Так и есть. Тут наверняка некогда шумела жизнь, а в этих вот частью каменных, частью сгнивших в труху деревянных домах кто-то кого-то любил, растил детей, торговал, воровал, пьянствовал, чеканил украшения и лепил кувшины... Только вот было это никак не меньше ста лет назад - иначе когда бы успела вырасти огромная, неохватная ель, поднявшаяся над погибшим городком метров на двадцать. Может, вообще во времена Эгинара и его разборок с нечестивым Арангуром.

  Эту историю Моррест помнил смутно. После смерти второго императора-Харванида, Хостена Старого, из-за престола поцапались его наследники Эгинар и Арангур. То ли дядя и племянник, то ли братья. В любом случае, поначалу Эгинар потерпел поражение и был изгнан из королевства с матерью - они нашли приют в Баркнейской земле, той ее части, что была севернее пограничной реки Барки. Там он не бедствовал: нашел союзников и повел "людей в шкурах" громить родственничка - и заодно весь Сколен, тогда молодой и слабый. Но его провозгласили святым, а Арангура нечестивым подлецом. Победителей не судят.

  Дело в том, что Арангур, на время отделавшись от родственника, умудрился насмерть сцепиться со сколенскими жрецами. Он подпал под влияние проповедника некоего единого бога Арлафа и, как у нас князь Владимир, занялся искоренением язычества. Говорят, крови пролил немеренно. Но были у него и сторонники - прежде всего из тех, кому надоели жадность, высокомерие и двуличие жрецов, не желающих повиноваться ими же установленным правилам, из тех, кого стесняли кастовые перегородки. Они-то и оказались козлами отпущения после того, как Арангур был разгромлен и погиб. Победители всячески поносили проклятую веру, вплоть до того, что исковеркали имя их бога, переделав его в "Ирлиф" и провозгласили властелином зла. А тех, кто пытался сопротивляться восстановлению старой веры, не стало. Как считается, покарали их Боги. Видимо, до монотеизма здешние люди еще не доросли.

  "Может, город разрушили еще тогда? Но если б тут жили сторонники Эгинара, они бы отстроили город и по новой его заселили, благо, место было удобное. Магистральная трасса... то есть тракт. Значит, эти... ирлифианцы, что ли? Или арлафиты? Да плевать, пусть хоть "Свидетели Иеговы" с "Хезболлой" впридачу. Когда именно? Получается, двести сорок лет назад".

  Значит, мор тут ни при чем. Вон, валяется какая-то раздувшаяся от ржавчины железяка. Наверняка уже не скажешь, но скорее всего шлем - проломленный сзади чем-то острым. А уж выбеленный временем, потрескавшийся детский череп еще красноречивее. А взгляд уже выхватывает лежащие посреди развалин несколько раздувшихся от ржавчины, уже рыхлых рыжих наконечников стрел. Тут и правда был бой - не аккуратная зачистка ослабленных мором людей, а яростная, когда не берут и не дают пощады, рукопашная свалка. Вон, расколотый страшным ударом прогнивший щит с рыжей от ржавчины оправой, а вон и его обладатель - тщедушного мужичка наверняка просто перерубили пополам. А вон жирная, так и не смытая дождями копоть на стенах - след бушевавшей здесь некогда смерти. Воображение уже рисовало неаппетитные картины того, что творили разъяренные победители с нон-комбаттантами в свете пожаров и под пологом дыма. Благо, видел следы зачистки по-средневековому в исполнении алков.

  Моррест еще раз огляделся - теперь с азартом нащупавшего развалины Трои Шлимана. Тут даже не надо вести раскопки, все еще на поверхности. Может, удастся найти где-нибудь древнюю рукопись, а то и украшения, достойные Эрмитажа? Прикольно было бы найти - и, если все-таки удастся когда-нибудь вернуться, толкнуть каким-нибудь барыгам. Враз можно будет обогатиться, сравнившись со средней паршивости "новым русским". Небось, враз перестанут считать совком и лузером! Впрочем, нет, не стоит мародерить на кладбище. Вот лук со стрелами он бы с радостью подобрал, но луков тут не осталось точно. Сокровища мертвых пусть мертвые и хранят.

  Посреди развалин нашлось небольшое, но кристально чистое и спокойное озеро. После жаркого дня оно манило, как "поллитра" мающегося поутру алкаша. Моррест стащил сапоги, рубаху и штаны, мешок упал на траву следом, ноги обволокла спокойная, пахнущая свежестью вода. Прохладно: месяц назад растаял последний лед. Но Морреста такими мелочами было не испугать. Зайдя по пояс, он погрузился в холодную, бодрящую воду, ухнул от удовольствия, когда разгоряченная, мокрая от пота голова скрылась в воде и вынырнула. Отфыркнулся, несколькими уверенными гребками выплыл на середину озерца.

  Моррест оглянулся - вещи и одежда на месте, неоткуда тут взяться воришкам, как и вообще людям. Живые не живут на кладбище, оно напоминает им о том, как коротка жизнь. А мертвецы не воруют, как и не предают, не лгут, не прелюбодействуют. Разве что плохо пахнут, и то недолго. Словом, мертвый сосед, по нынешним невеселым временам - хороший сосед. Перевернувшись на спину, Моррест поплыл к другому берегу, до которого было метров пятьдесят.

  С другой стороны озерцо оказалось гораздо мельче, вскоре Моррест смог стоять. Заиленное дно было податливым и прохладным, оно ласково принимало, но неохотно отпускало ноги. И все-таки слой ила был совсем тонким, ноги погружались всего лишь по щиколотку.

  У самого берега, поросшего высоченным камышом и осокой, вода была едва по колено. Здесь идти было труднее, вода уже не принимала вес, а ил по-прежнему цеплял ноги. Тем не менее Моррест храбро шагнул к берегу, собираясь вернуться к одежде по берегу... и, поскользнувшись на чем-то твердом и гладком, с плеском рухнул во взбаламученную воду. Локоть больно ударился о ту же твердую поверхность. Может быть, последний солнечный луч упал на воду, и в мутной воде что-то блеснуло желтым. А рука ощутила какие-то неровности поверхности, напоминающие какой-то то ли рисунок, то ли надпись. Сомнений не осталось - эта штука была делом рук человеческих - и, скорее всего, золотой.

  Моррест принялся разгребать ил. Вода стала совсем непрозрачной жижей, в подступающих сумерках напоминающей нечистоты. Но довольно скоро Моррест обнаружил, что неизвестный предмет очень велик: наверное, квадратный метр, не меньше. Так, а вот это железное кольцо может быть только аналогом дверной ручки. Изо всех сил Моррест потянул кольцо на себя. Сколько может весить эта штука? Да хоть тонну! Да еще липкий ил, который наверняка плотно облепил таинственную пластину...

  Но пластина подалась на удивление легко. Раздалось бульканье, и толстое медное кольцо показалось над водой. Следом показался и край железяки. Железяки? Как ни мало света давала угасающая заря, но Моррест успел различить: это оказалась тонкая, не толще полусантиметра, пластина из чистого золота, а странные неровности, которые он ощупал рукой - рельефные изображения и надписи на незнакомом языке.

  Заинтригованныей увиденным, Моррест потянул еще сильнее, выкладываясь без остатка, так что вздувшиеся сухожилия, казалось, готовы были лопнуть, а глаза вылезти из орбит. Медленно, нехотя, но золотой щит все же подался вверх. Водда хлынула внутрь, как ей и полагалось по законам физики, дабы затопить пустоту под ней - но поток тут же иссяк, превратишисьт в несколько тонких струек с поверхности - будто невидимая стена ограждала открывшийся лаз. "Чертовщина какая-то!" - подумалось Морресту. Да, наверное, так и было, без магии тут не обошлось. И не простейшей, "помогающей" естественному ходу вещей, какой владел покойный Хегер, а настоящей. Как в фэнтэзи, способной временно отменять привычные законы мироустройства.

  Наверное, стоило бросить золотой щит на место и метнуться прочь - Моррест уже убедился, что магия может быть и вовсе не доброй. Да и прочитанные в прошлой жизни фэнтэзи-романы, прямо скажем, не добавляли оптимизма. Но любопытство снова, как бывало уже не раз, властно бросило его вперед. Моррест криво ухмыльнулся - и прыгнул вниз. Было совершенно не видно, какова глубина провала - может, лететь ему теперь метров тридцать. Но там оказалось на удивление неглубоко - каких-то два метра. Он даже ничего себе не сломал, только больно ударился ногой о ребро каменной ступеньки. Будет синяк, ну, и плевать. Скудный свет сверху позволял рассмотреть, что ступеньки сперва ведут вниз, а потом вверх: тут позаботились, чтобы вода не затекала внутрь.

  Дверь. Дубовая, обитая железом. Железом? Дверь стояла не первый год, может, даже не первый век, но на ней не было заметно ни следа ржавчины. Нержавеющая сталь? Но откуда она здесь, в мире, где еще и близко нет доменных печей? Моррест уже сталкивался с тем, что вся мало-мальски сложная техника осталась в наследство от Империи. Может, в Старом Сколене умели делать и такое? Тогда почему нигде не видно, скажем, чугунного художественного литья? При таком-то уровне металлургии...

  Не особенно надеясь, что дверь откроется, Моррест дернул за потемневшее от времени массивное медное кольцо. Вот с медью все в порядке, как и полагается, она позеленела от времени. Но случилось новое чудо: без скрипа, будто на смазанных на совесть катках, массивная дверь отъехала, бесшумно исчезая в прорезанном в стене пазе. Моррест еще успел заметить освободившуюся колею для дверных катков, когда в глаза ударил неожиданно яркий факельный свет, а в живот уперлись два копья. "Блин, порежусь еще" - мелькнула в голове удивительно глупая мысль.

  - Еще раз повторяю вопрос. Что тебе было нужно в святилище царя нашего небесного?

  - Еще раз отвечаю: попал сюда случайно. Вам не надоело спрашивать одно и то же?

  Это он сказал зря. В живот в очередной раз ударили, добавили по почкам и в ухо. Допрашивали ребятки удивительно безыскусно, на уровне уличной шпаны. По сравнению с заплечниками короля-батюшки Амори... Зато били на совесть. Не как гопники или перебравшие пива футбольные фанаты. Как настоящие бойцы ОПГ.

  - Слышишь, не зли нас, крысеныш! - рыкнул тот, что помладше. Бугай под два метра, кровь с молоком, какого легко представить в одежке в стиле "милитари", тяжелых штурмовых ботинках и с татуировкой в виде свастики. Благо, и череп выбрит наголо, да и повадки схожи. Интересно, на какого Гитлера молятся эти "скинхэды"? - Будешь молчать, отправлю тебя к Джибрану, он и не таких дерьмо грызть заставлял!

  - Убьешь! - придержал товарища тот, что постарше. Тоже бритый, но уже не юнец. Лет тридцать, хладнокровный и жестокий, как травленный волк. Половина правого уха отсутствовала, лицо уродовал рваный багровый шрам, вырванные с мясом ноздри свидетельствовали о каторжном прошлом. "Мир был жесток к нему, и он платил миру той же монетой". Кто сказал эти слова, Моррест не помнил, но сейчас они к месту. Небось, местный "вор в законе"...

  - Шаг назад! - раздался откуда-то из-за спины Морреста голос. Спокойный, негромкий, вроде бы старчески хриплый - но "скинхэд" и "вор в законе" повиновались беспрекословно. - Прочь отсюда!

  - Но, отче...

  - Вон, я сказал! А то недолго и жертву богу нашему единому принести!

  Когда истязатели вышли, Моррест перевел дух. Если старик не боится остаться с пленником наедине, значит, имеет на то причины. Но в одиночку он точно не будет бить. Значит, будет говорить. Ничего против Моррест не имел.

  - Прошу простить этих костоломов, уважаемый. Они всего лишь исполняли свой долг. Уверен, на нашем месте вы бы так и поступили.

  - Так к кому, Ирлиф меня побери, я попал? - не удержался Моррест.

  К его удивлению, обычная, ни к чему не обязывающая фраза вроде нашего "черт возьми", заставила старика буквально побагроветь от злобы. Правый глаз задергался, зубы оскалились, на миг Морресту показалось, что старик сейчас вцепится ему в глотку зубами. Нет, старец сдержался.

  - Не смей называть тут это имя! - наконец прошипел он. - Тебе бы не понравилось, если бы имя твоего отца переделали в непристойную кличку!

  - Какое? - искренне не понял Моррест. - Ваше?

  Хриплый, каркающий смех, в котором непритворные, идущие из самой глубины души, бессильный гнев и горе:

  - Мое?! Я мог бы простить, если бы испохабили мое имя... Наверное. Но они осквернили имя господа нашего Арлафа, кроме коего - нет богов!

  Теперь Морресту стало еще хуже. Потому что в архиве короля Амори, в летописях и "Первом сказании о Баргальде" он уже встречал нечто подобное. И если верить тем сведениям... Но кто сказал, что победители и гонители монотеистов напишут о них правду? Все равно, что знакомиться с христианством по публикациям журнала "Безбожник"! Ну, а жесткая манера допроса "скинхэда" и "вора в законе" - нормальная реакция гонимых, постоянно рискующих жизнью сектантов. Еще хорошо, что сразу не убили и на куски резать не стали...

  - Простите, катэ...

  - Джибран, катэ, - зловеще ухмыльнулся старик. - Тот самый, которым пугали эти молодые бычки. Но вы не беспокойтесь. Пока я не прикажу, с вами ничего не сделают...

  - А прикажете?

  Старец нехорошо ощерился. Вроде бы как-то наиграно, но отчего-то Моррест ни на гран не сомневался: стоит вывести Джибрана из себя, и первые допросы покажутся солнечной сказкой.

  - Увидишь. Так что не запирайся и не пытайся сбежать. Итак, ты им рассказал, что ты кетадрин, служил Амори, потом бежал и с тех пор скитаешься по Сколену. Это правда?

  - Да, - произнес Моррест. - Родом из Тэзары...

  - Ага, из Тэзары, - прищурился старик, накручивая на палец прядку седой бороды. А бородища у него была роскошная - растрепанная, кустистая, достающая до живота. Да и волосы, забранные темно-синей повязкой, были немногим короче Эвинниных. И волосы, и борода, и брови - совершенно седые, некогда небесно-голубые глаза выцвели, лицо выдублено ветрами и загорело до бронзового цвета. Гэндальф, ей-богу, Гэндальф! Деду никак не меньше восьмидесяти, может, и все сто. Но взгляд умный и пристальный, осанка прямая, а рука, держащая суковатый, покрытый затейливой резьбой посох, совсем не дрожит. - И какое же племя обитает ныне в Тэзаре? Мейтхи, каннахи, афридии, ачакзаи? Или скаллах? А может, и нет уж там никого, только младшие кланы кахалилов?

  Моррест моргнул. Он отчанно пытался вспомнить, что говорила Эвинна. Вроде бы не так уж давно, когда ей было двенадцать лет.... То есть семь лет назад... Да, семь лет назад на Тэзару напали какие-то отморозки и спалили город к чертям собачьим. Но едва ли все там погибли. И вряд ли они полностью разрушили стены - это ж труд каторжный, и не на одну неделю! Значит, уцелевшие наверняка вернулись. И то сказать, если бы в каждый набег вырезали по племени, на Севере давно бы не осталось "людей в шкурах"! Жаль, что Эвинна не называла имен, кроме того самого Морреста, или названий...

  - Да те же самые, Джибран-катэ, - наугад произнес Моррест. - Афридии.

  - Ага, а я тогда император Валигар. А тот бритый, который тебе в скулу двинул - мамаша беса Стиглона! - хмыкнул Джибран. - Что, будем угадывать, или признаемся, что врем?

  - Ладно, - сдался Моррест, не понимая, почему еще не зовут "бычков". Наверное, гнусный дед развлекается, все-таки в глуши да по схронам мотаться притного мало. - Я не кетадрин. Вы хотели услышать это?

  - Ну, а на сколенца ты не похож тем более. Выговор такой, будто учился сколенскому языку у алков. Крестьянин бы не отличил, но я-то человек образованный, не то что нынешние... Ладно, теперь насчет имени. Видишь ли, я много слышал о настоящем Морресте ван Вейфеле - права, уже после того погрома в Тэзаре.

  - Он же убит вроде?

  - Откуда такие сведения? - усмехнулся Джибран. - Да, он был тяжело ранен, но не убит. Когда грабители ушли, его вынесли из города слуги. Моррест уехал в Хайодр, где и поправился. Я слышал, его выписал ко двору Амори...

  - Да, я...

  - А ты, видно, его подменил. Впрочем, плевать мне, куда ты дел настоящего. И на то, что ты всем наврал. Окажись я... там, откуда ты пришел на самом деле, и я бы врал.

  Морресту пришлось напомнить себе, что живому полагается дышать. Скольких людей он встречал в этом мире, самые проницательные или просто знавшие первого, настоящего Морреста, догадывались, что он - не тот, за кого себя выдает. Но даже Эленбейн ван Эгинар и придворный алхимик короля Амори - те, по чьей милости он тут оказался - не подозревали, что нынешний Моррест вообще не имеет отношения к этому миру. Ни к Сколену, ни к Кетадринии, ни к Алкии. Ни даже к сказочному острову Борэйну. Один-единственный следак сумел вытянуть из него правду... Скорее, полуправду. Интересно, Эленбейн его не траванул?

  - И как по-вашему, откуда я? - усмехнулся Моррест. - Не могу же я сказать, что жрал водку на прогулочном катере, а очнулся на галере. Хорошо хоть, не в качестве гребца.

  - Ну, гребцом ты бы мог оказаться, если бы и сам орудовал веслом, - задумчиво произнес старец, заставив Морреста обмереть. - Но ты пил волшебный напиток, и попал сюда. А тот, кто в это время пил такой же напиток здесь... Эх, не завидую старине Морресту!

  - Но почему?

  - Заклятье работает по принципу противовеса. Как весы. Чтобы одна чаша весов поднялась, на вторую надо положить равный вес. Так и тут. Мир не может отдать свою часть, не взяв у другого мира что-то равноценное.

  - То есть если я снова соберусь побухать... я вернусь обратно? - изумленно спросил Моррест. Неужели все так просто? Приготовь водяру, выхлещи пузырь - и тотчас окажешься в старой доброй РФ? А какой-нибудь алкаш вместо вокзала появится в лесу и еще удивится: "Во вставило-то!" Интересно, а если покурить травку, получится то же самое? То, что еще вчера казалось недостижимым, оказывается, до смешного просто.

  - Не все так просто, молодой человек, - покачал головой старец. - Во-первых, годится не всякий напиток, который вы называете "водкой". Это не просто две части спирта и три - воды. То, что выпили вы, было целиком изготовлено в этом мире, моим младшим братом... Возможно, вы его знали, как придворного алхимика короля Амори.

  - Значит, это вы меня сюда за...чили! - по-русски воскликнул Моррест. Едва ли Джибран понял, скорее, догадался о смысле фразы.

  - Что сделано, то сделано, - спокойно Джибран. - Даже всемогущий и вездесущий Господь Арлаф не в силах заставить идти назад время. Я потерял вас из виду, когда вы бежали из дворца с бастардом Альдином. А снова услышал о тебе уже в Старом Энгольде, на приеме у Валигара. Что было между этими событиями?

  - В двух словах не расскажешь, - уклончиво произнес Моррест, гадая, зачем старцу нужно все это знать.

  - А если не в двух?

  - Тогда так. Мать Альдина убили при побеге. Мы бежали в Валлермайер, потом на границу. По пути познакомились с чернокнижником Хегером.

  - Из Самура?

  - Он самый...

  - Мир поистине тесен... Но я слышал, что Самур поразила чума, а Хегер не стал бы бежать от опасности.

  - Он и не стал, - произнес Моррест. Слова старца разбередили едва затянувшиеся раны. Хегер, Маллия, Альдин, малышка Арелья... Олтана. Они умерли, сражаясь с мором без медикаментов и оборудования - считай, голыми руками. А он остался жить за них всех. И как знать - не предал ли он Олтану, когда связал свою судьбу с Ирминой? А с Эвинной? Олтана, Ирмина и Эвинна... Он никогда не сравнивал их, таких непохожих, но одинаково любимых. Будь все три живы и рядом, он бы не смог предпочесть какую-то одну. Но Кто-то, Кто Наверху, неважно, Арлаф его зовут, Алк Морской или Справедливый Стиглон, избавил его от пытки выбора - и неизбежного отторжения одной из них. - Они все умерли. Понимаете - все! И я бы умер, но... Но почему-то остался жив. Понимаете, эта разновидность чумы не обязательно приводит к смерти.

  - Да, я знаю. Вы могли выжить. Особенно учитывая, откуда вы пришли. Может быть, у вас там знают способ лечить...

  Можно было соврать, но зачем? Все равно он знает главное. Ему можно высказать все, что наболело. Больше - никому. Даже Эвинне.

  - Знают. И лечат. Так вы бы хотели...

  - Что я от тебя хочу - об этом потом, ладно? Дальше что?

  - Когда в город вошли чистильщики, я оттуда уже бежал. В амбаре на окраине оставалось немного зерна, я взял его в дорогу, потому и не умер от голода. Прошел Ведьмин лес...

  - И как, есть там ведьмы?

  - Лес как лес, никакой мистики.

  - Мистика там есть, парень, - нахмурился старик. - Да такая, какая тебе и не снилась. Поверь мне, ни воину, ни магу там не пройти. Ни войску, пусть даже войску магов.

  - А как же...

  - Если человек наступит на молодой лед, он провалится. Но воробей по тому же льду спокойно проскачет, и лед даже не треснет. Ты был один без магии, без оружия, голодный, измученный и надломленный болезнью. Ты не искал ни с кем встречи - скорее, бежал от самого себя и в итоге пришел... к себе же. Сила просто увела тебя в сторону от Руин, где она свила логово в Великую Ночь. Ну, а потом ты вышел к людям, и, поскольку в Сколене о Самурской эпидемии слыхом не слыхивали, тебя никто не заметил. Пришел ты в столицу... А к Императору зачем отправился? На Амори управу искать? Х-ха! Так это же недоказуемо!

  - На него, родимого. Но управу искал не я и не за это. Я лишь сопровождал. Видите ли, я остановился в домишке на окраине, его забросили в Великую Ночь. Я думал отсидеться там, оклематься и начать жизнь сначала, у меня ведь еще Ирмина появилась...

  - Ага. И по странной случайности она на кого-то работала.

  - На алков.

  - Плевать. В любом случае, как только она узнала твое настоящее - для нашего мира - имя, она сдала тебя с потрохами. Да, вот что любовь с некрепкими разумом делает... А дальше что?

  - Три дня спустя ко мне попросилась на постой девушка... Эвинна вана Эгинар. Она рассказала о своих злоключениях - она была Воином Правды, пыталась увещевать алкских дворян не творить зло, но у нее мало что получилось. Раз она сама едва ушла.

  - Эвинна вана Эгинар, - перебил Джибран. - Я слышал, у Морреста ван Вейфеля была рабыня с таким именем... Еще в Тэзаре. После набега она пропала - значит, убежала от хозяина... Ну, и правильно сделала. Дальше ее, похоже, взяли в оборот Воины Правды. Скоты... Она, значит, и возомнила, что ее будут слушать, как ублюдка Эгинара - в смысле, не ее отца, а "святого" императора. А алкам что, у них сила, а сила всегда права. Значит, пошла она жаловаться к Императору, ты тогда решил за компанию поглазеть на повелителя язычников... Словом, появились вы на приеме - и ей-то что, а ты засветился. У Амори в столице шпионов - как блох на бездомной собаке, а убийцу нанять в большом городе не проблема.

  - Эвинна меня спасла, - вскинулся Моррест. Его покоробил бесцеремонный тон старца.

  - Но если б не она, ты бы так и не засветился. А может быть, ты тут и правда ни при чем: если я не ошибаюсь, она могла достать свое храмовое начальство уже тогда. Словом, пришлось вам, не дожидаясь императорского решения, убираться из столицы. Впрочем, Валигар все равно не стал бы ссориться с Амори. Ладно, что дальше?

  - Мы взяли лодку и спустились до Дельты. Эвинна хотела посоветоваться с одним жрецом... Тот убеждал ее сдать меня алкам, а самой остаться у него. Она не согласилась.

  - Да, судя по всему, неплохая девчонка. Хоть и наивная, но лучше старой жирной сволочи вроде этих жрецов. У нее хоть есть вера и честь. Ну, продолжай, продолжай. И не обращай на мое ворчание внимания. Это так, старческое. Как-никак, я родился в один год с Арангуром Третьим.

  - Потом мы прибыли в Эллиль, чтобы отплыть в Валлей морем. Но нас схватили работорговцы, продали в Алкрифе Алкину де Гевину. На корабле она освободилась и помогла освободиться гребцам-сколенцам. Потом мы захватили остров.

  - И наша героиня, наконец, взяла власть в свои чистые руки и стала строить царство спаведливости? - ехидно поинтересовался Джибран. - Или нет?

  - Она предпочла вернуться в Валлей, чтобы отчитаться о проделанном пути.

  - Очень неосмотрительно. Дальше можешь не рассказывать. После Гевина храмовники - и алкские, и наши - спят и видят, как избавиться от нее. Наверняка ее тут же взяли под белы рученьки, наскоро судили храмовым трибуналом и приговорили... Не хочу тебя пугать, но почти наверняка к смерти. И уже казнили, обычно они не затягивают с приговорами.

  - Она жива. Ее повезли куда-то, где есть палач. В Валлее он умер.

  - Правда, дорогой? - заинтересовался Джибран. Наверняка ему в голову пришла какая-то идея, вот только какая? И не заставят ли его, Морреста, делать что-то крайне неприятное вместо того, чтобы спасать Эвинну? С другой стороны, если они с братом смогли закинуть сюда Морреста, может быть, они смогут его и вернуть? А потом и перебросить снова в Сколен - уже с оружием? Как будет добывать оружие в родной стране, Моррест пока не задумывался. - Это очень интересно, считай, на быструю смерть ты уже наговорил. Посмотрим, сможешь ли наговорить на жизнь. Так ты, значит, тут отдохнуть расположился? Покупаться, да? А шел-то куда?

  - За телегой с Эвинной.

  - Один против нескольких Воинов, а то и Витязей Правды? - прищурился. - Это что, новый способ самоубийства? Самоубийство, молодой человек - это грех.

  - Я не мог поступить иначе. Помогите, потом я сделаю для вас все, что в моих силах.

  - А ты, родной, итак все, что угодно, сделаешь. Но что самое интересное, это будет и в твоих интересах. Вернее, в ее.

  - Вы тоже хотите ее освободить?

  - Честно? Мне плевать, казнят ее или она освободится и наломает еще дров. В дрязги язычников нам лезть не интересно. Но выполняя то, что мы тебе поручим, ты, может быть, сумеешь помочь и себе.

  - Что я должен делать?

  - Прямо скажем, не так уж много. Просто вернуться в свое королевство, в свой мир - и доставить туда некий предмет. А уж вернешься ты обратно или нет - нас не интересует. Как не интересует и то, что ты доставишь из того мира сюда. Может быть, это будет чудо-оружие, способное уравнять твои шансы в бою с правдюками.

  - А вы? Сами-то вы не хотите получить стволы?

  - Зачем оно нам? Армии алков и прочих народов Сэрхирга мы все равно не одолеем. Но если мы сумеем сохранить писание Господа нашего Арлафа... и правдивую летопись правления святого императора Арангура и злодеяний нечестивого Эгинара... Тогда мы победим, хоть через тысячу лет. Теперь ты понял, что должен доставить в свой мир?

  - Знание?

  - На постижение Знания потребуются годы, даже десятилетия, а их у нас нет. У тебя тем более. Книгу. Точнее, две книги. Сумеешь их там оставить на хранение, может быть, переписать, чтобы они уж точно не пропали - считай, что задание выполнено и ты свободен. После этого можешь добывать себе оружие и возвращаться.

  - А как возвращаться?

  - Так же, как появился здесь первый раз. У меня есть еще порция этого напитка. Спустя месяц после возвращения в свой мир в полнолуние выйди на открытое пространство, и ровно в полночь выпей тот же самый напиток - и окажешься здесь, а человек из нашего мира - там. Но помни: решив вернуться в Сколен, ты больше не сможешь вернуться в свой мир.

  - Почему? Водку изготовить нетрудно.

  - Дело не в водке, она лишь инструмент. А еще инструментом может быть любовное соитие со жрицей, или пытка огнем.

   - А в чем?

  - В магии. Видишь ли, когда мир принимает нечто чужеродное, вот как ты, или настоящий Моррест в вашем мире, он как бы немного меняет траекторию своего движения, заданную изначально. Немного - это для мира, а для населяющих его людей очень даже много. Ты уже имел возможность убедиться: после твоего появления многое пошло не так. Например, Альдин. Сдается мне, именно он должен был стать любимым Эвинны. Вместо этого он просто помер, и теперь, кроме тебя, некому ее спасать. Если она погибнет до восстания, восстания не будет... Вернее, будет все равно, но по-другому. А Эвинна не должна была попасться на глаза Карду, сыну Валигара: что из этого получится, ума не приложу. Но то в мирное время и с отдельными людьми. А когда начинаются войны и восстания, отклонения резко возрастают, хочешь ты или нет, ты их сам спровоцируешь. И с каждым появлением, так скажем, странника, отклонения увеличиваются - просто потому, что наслаиваются одно на другое. Вот, принесешь ты оттуда свое оружие, освободишь Эвинну... Кто потом поручится, что это оружие не будет взято на вооружение сражающимися?

  - Я его уничтожу, когда освобожу Эвинну, - отозвался Моррест. А ведь верно говорит старикан: как бы ненароком не устроить тут научно-техническую революцию. Техника двадцатого века при менталитете пятого... Бр-р! Все равно, что дать атомную бомбу неандертальцам.

  - Дай-то господь, чтобы додумался. Но есть и другая проблема: каждый новый переход между мирами как бы расшатывает врата. И оба мира, твой и чужой, вынуждены защищаться: поэтому-то, трижды преодолев врата, ты не сможешь этого сделать в четвертый. Вообще не сможешь. Никакими средствами. Поэтому, если будешь возвращаться, подумай, к каким последствиям привело твое первое тут появление, и к каким приведет второе. Пока ты еще не слишком изменил путь истории Сэрхирга, но в следующий раз изменишь кардинально и непоправимо. И будут те изменения к добру или к худу - знает лишь Господь Арлаф.

  - А ваши книги... Они - не изменят?

  - Изменят. Но в очень небольшой степени, ведь они будут лишь пылиться в каком-нибудь архиве, ждать своего часа. Такое изменение можно довольно точно предсказать. Но в будущем, конечно, все равно сохраняется элемент неожиданности. Что будет, когда наши книги вернутся в этот мир? Мы не знаем, но до тех пор пройдет еще не один век. Даже не одно тысячелетие. А если и случится... Мы верим, что Господь Арлаф направит события в нужную сторону. Изменения, которые несешь миру ты, куда больше. Мы вынуждены на них согласиться, потому что это - плата за спасение наследия веры.

  - Я понял, Джибран-катэ, - негромко произнес Моррест. Как странно, еще час назад чужой человек, злейший враг, вождь кровавой секты, теперь казался почти родным. Спокойная мудрость старца действовала сильнее угрозы пыток. - Теперь глупый вопрос: когда приступать?

  - Если не хочешь показаться в своем мире с подбитым глазом, - хмыкнул старик. - То несколько дней спустя. А если тебе плевать - то хоть сейчас.

  - Каждый день на счету, - произнес Моррест. - А фингал, если что, кремом помажу.

  ...Когда Морресту развязали глаза, он был в небольшом помещении, комнатке со стенами, расписанными роскошными фресками. На одной из стен, искусно вписанный в изображение, виднелся золотой щит - точь-в-точь такой же, как тот, что стерег вход - только еще роскошнее, инкрустированный бриллиантами. Моррест аж присвистнул, увидев рубин с кулак величиной. Такой роскоши он не встречал даже во дворце Амори. Интересно, как они сохранили такое богатство, за три-то века преследований?

  - Ты готов? - поинтересовался Джибран.

  - Ага, - усмехнулся Моррест. "Чтобы попасть в иной мир, надо маленько побухать, - вертелось в голове. - Чтобы спасти народную героиню, надо лишь нажраться... Цирк, ей-богу, цирк!". На всякий случай проверил дорожный мешок. Книги на месте, оба меча тоже, хотя даром они там не нужны, на всякий пожарный немного еды. Опять же, запасная одежда - как знать, вдруг его угораздит попасть в зимнюю реку? А вот монетки можно бы и выложить - да только зачем? Пусть все будет с собой, потом ведь возвращаться.

  Джибран с интересом следил за его приготовлениями, все-таки на его памяти впервые уходили в иной мир... Бр-р, даже звучит как-то заупокойно! В руках старца невесть откуда появились два изящных серебряных флакона. Грамм сто, не больше. Многовато для яда, но мало для воды. Да что там такое?

  - Откупорь и пей. А этот положи

  Моррест отвинтил крышку, подозрительно понюхал содержимое. Знакомый запах! Он уж и не надеялся, что когда-нибудь еще учует. Запах родины... Кто бы мог подумать, что это - запах банальной водки? Конечно, водки не простой - пьют же ее, родимую, миллионы, и никого в чужой мир не забрасывает... И все-таки - водки. Отбросив сомнения, Моррест выдохнул, произнес: "Ну, за знакомство, Джибран-катэ!" - и одним глотком протолкнул жгучую жидкость в горло.

  Водка ударила в голову быстрее, чем ей полагалось. И гораздо сильнее. Комната, Джибран, золотой щит - все поплыло перед глазами. Ощущения были знакомыми - точь-в-точь как тогда, появился даже густой, как молоко, туман, хотя откуда ему взяться в комнате. Снова это ощущение полета...

  И в ноздри ударил совсем уж забытый запах бензина, в уши напористо рванулась музыка. О как! "Любэ"! Надо же, кто-то еще это старье слушает. "От Волги до Енисея - леса, косогоры да степи. Расея, моя ты Расея..." Моррест приподнялся - оказывается, его закинуло в кусты.

  Моррест - или теперь уже снова Миша? - огляделся. Его забросило в замусоренный, загаженный пригородный лесок, из-за блеклой листвы доносился неумолчный шум шоссе. А посреди полянки встала дорогущая иномарка цвета молодой листвы. Мотор рычал, музыка гремела, а с капота машины неслись стоны и вскрики. Они почти заглушали суровое мужское сопение.

  Картина была что надо: Моррест оказался как раз сбоку - будто нарочно, чтобы увидеть все подробности. Мужик лет сорока, спустив брюки делового костюма, яростно двигался между ног молоденькой блондинки, которая жмурилась и попискивала. Волосы рассыпались по ветровому стеклу, галстук мужика болтался - ни дать, ни взять, успешный коммерсант захотел приключений. Дамская сумочка была небрежно брошена в водительское кресло, по сидению рассыпались тысячерублевые купюры. "Есть такая профессия, - с легкой завистью подумал Миша-Моррест. - Буржуев ублажать".

  Глазеть на разврат он долго не стал. Кто знает, как соотносится земное время и сэрхиргское. Может, на счету каждая минута. Миша надел заплечный мешок - и зашагал к шоссе. Отчего-то казалось, что место ему знакомо - давным-давно, до путешествия в другой мир, он временами наведывался сюда с друзьями: шашлычка зажарить, "политру" приговорить. Знать бы тогда, чем это кончится. Так, а вот и шоссе. Километра три по лесу, потом мимо так и не достроенного завода, ныне прибежища бомжей и наркоманов - и вот он уже в городе.

  Дальше Моррест-Миша мог пройти с закрытыми глазами - даже теперь, после года на чужбине. А года ли? Вдруг тут он отсутствовал всего день? С немалым испугом Моррест вышел к освещенному неоновым заревом дому культуры, опасаясь увидеть афиши с незнакомыми - еще не снятыми, когда он попал в Сколен - названиями фильмов. Но нет, афиши висели те же самые, которые он видел перед отъездом в Питер. Вон та, "Только до 27 июля" - считай, подсказка. В Сколен он попал 22-го - значит, прошло не более пяти дней. Даже если сейчас двадцать седьмое, прошло лишь три дня с тех пор, как он должен был вернуться из Питера. Три дня - это все же не полгода... и не двадцать лет. И не двести. А вот газета, выброшенная каким-то обормотом. Так, что за дата... Отлично, и год тот же. Он еще не успел стать "без вести пропавшим", даже не опоздал, хе-хе, на работу.

  Миновав клуб, где, несмотря на поздний час, гремела музыка и слышались какие-то вопли, он углубился в лабиринт дворов. Обшарпанные, исписанные похабщиной стены, раскиданные окурки, пустые банки и бутылки - и их спутник, неистребимый запах мочи. Когда-то несознательность граждан возмущала. Теперь все казалось детскими шалостями. Это не имперская столица Старый Энгольд с текущими по улицам нечистотами и целыми кварталами развалин на окраинах. И не Алкриф, где на немощеных улицах тут и там хрустят рыбьи кости. Да и все выходки Рыжего с Жириком не тянут на бактериологическую войну в исполнении короля-батюшки Амори.

  Дом 26 по улице Некрасова. Второй подъезд, восьмой этаж... Квартира 217. Хоть время и позднее, звоним в дверь. Что-то не охота бомжевать в парке. Если сегодня правда двадцать седьмое, завтра на работу. Хорошо выспаться и переодеться. Да хоть в душе помыться - то еще удовольствие: стоило год мыться в реках, в лучшем случае париться в бане, чтобы теперь оценить блага современной цивилизации.