За все дни плавания ни разу не сверкнуло солнце, только сыпал и сыпал мелкий дождь, выл ветер в канатах да тяжко бились о борта, частенько захлестывая палубу, холодные волны. Злобно матерились надсмотрщики, стонали от ударов гребцы. Понятно, никакого гальюна на галере не было, приходилось ходить в ведерко, а потом самому же выплескивать за борт. Судно нешуточно качало, палуба была мокрой и скользкой, облиться содержимым ведерка было проще простого. За быстроходность и устойчивость судна пришлось заплатить удобствами: места для лишнего человека просто не было.

  - Мы бы с радостью, Моррест-катэ, - извинялся коренастый, дочерна загорелый капитан, потирая лысину. - Сами видите, судно маленькое, а король велел вас доставить как можно скорее. Вы уж простите милостиво. В Алкрифе вам возместят все трудности сторицей.

  - Я ничего не имею против вас, Ррольм-катэ, - обращение, как к равному, явно польстило капитану. А новый Моррест впервые подумал, что капитан Ррольм ван Наттафари может очень пригодиться, если придется драпать из Алкрифа. Придворная жизнь полна неожиданностей, притом не всегда приятных. - Я понимаю, что ни вы, ни король Амори ни в чем не виноваты.

  - А как вы переносите качку? Вы же прожили всю жизнь в горах, никогда не были в открытом море...

  "Трудно иметь знакомых в Питере и не научиться ее переносить" - подумал и вспомнил, что сейчас он вовсе не гость прибрежного мегаполиса, а горец из далекого медвежьего угла. Кстати, а ведь тот, настоящий Моррест наверняка был седовласым старцем с бородой до живота - как рисуют Нестора-летописца. Как его приняли-то за этого... интеллигента? Хорошо бы спросить, но как выяснить, не навлекая на себя подозрений в самозванстве (с последующей отправкой на корм рыбам), он не знал.

  - Вы уверены, что я никогда не бывал на судне?

  - Нет, но... В Кетадринии нет моря.

  - А вы уверены, что я не мог бывать и в других землях?

  Ррольм не нашелся, что ответить, только потер заскорузлой ладонью лысину и отправился на нос, проверить как поставили малый парус.

  С тех пор, как "Моррест" оказался на палубе галеры, прошло три недели. Галера тащилась милях в пяти от берега, то заходя в порты и гавани, то снова срезая верхушки волн. Здесь второй Моррест отведал первых местных блюд. Как всегда с незнакомой кузней, от чего-то он плевался, а что-то заставляло есть, только что не проглотив язык. Теперь Кукушкин худо-бедно говорил по-сколенски, а большего и не требовалось, вошел во вкус и даже в мыслях стал называть себя Моррестом. Он освоился с вещами предшественника. И правда, были тут не только пыльные фолианты, но и реторты с какой-то алхимической дрянью, свитки с малопонятными заклинаниями, самодельна зарисовка звездного неба. Ага, коллега, получается, еще и астролог, и алхимик. Вспомнить бы, что там Павел Глоба писал... Точнее, что читал про историю этого мира. Ага, вот вам: через несколько лет в Сколене вспыхнет великое восстание, которое Амори будет подавлять восемь лет. Потом он захватит какую-то землю... то ли хеодритов, то ли кетадринов... И заставит последнего императора отречься от титула. Но все это должно насторожить северные племена, и их коалиция с Крамаром во главе сумеет разгромить алков. Ну, а потом начнется смута, придурки на троне, развал и хаос. Нужно дать понять королю, что он будет очень полезен, но все сразу не вываливать, ибо ненужных, но много знающих короли обычно убирают.

  Галера была совсем небольшой, метров десять в длину и не больше двух в ширину. Как тут помещались капитан, несколько матросов, надсмотрщик и барабанщик, не говоря уж о двух десятках гребцов, было загадкой. Тем не менее ему выделили тесную и холодную, но все-таки отдельную каюту, величиной с половину купе в поезде. Ррольм ван Наттафари не врал: на судне и правда не было места для слуг.

  Зато Моррест оценил мореходные качества галеры. Она стойко сопротивлялась зимним штормам, быстро скользя мимо берега огромного острова. Только ближе к ночи с ее штормами и плавучими льдинами кораблик заходил в какую-нибудь бухту и бросал там якорь. Матросы отправлялись веселиться в ближайший кабак, гребцы ели баланду и отправлялись спать в трюм, и на палубе становилось хоть немного просторнее, и можно было выпить здешнего дрянного пива, бесплодно мечтая о сигаретах и, если уж на то пошло, плеере. Да, галера была утлой и примитивной (как, наверное, и вся здешняя техника), но свое предназначение выполняла неплохо.

  Эленбейну ван Эгинару не терпелось узнать, чем кончилась экспедиция. Увы, слишком большой интерес может показаться подозрительным. Итак бы отбрехаться, когда совсем еще не старый и неглупый жрец вдруг станет слюнявым идиотом. Амори слишком умен, чтобы ничего не заподозрить, но нужно позаботиться, чтобы у короля не было доказательств. Подозрения, скорее всего, так и не выльются в соответствующие решения. Разве что припомнят эту историю, если он ошибется в чем-то другом.

  Придворный историк вышел на балкон. Башня ему нравилась: тут уютно, тепло и в то же время не душно, из окна весь город и порт как на ладони. В порт, ныне, наверное, крупнейший на Сэрхирге, то и дело заходят корабли: от крошечных рыбачьих шаланд до огромных квинквирем, оставшихся со времен Империи. Вот-вот появится маленькая, но быстроходная галера для гонцов. Угадать, в каком состоянии прибудет Моррест, невероятно трудно. Но он не оставлял попытки в надежде, что сумеет подправить, если отрава не сработает. Хотя алхимик обещал, что сработает, а астролог усыпит бдительность короля. Он же великий мастер писать свои предсказания так, что можно подумать всё, что угодно. Потому, собственное, еще ни разу не сел в лужу.

  А если кетадрин не попадется в ловушку - скажем, обнаружит, что зелье отравлено, и не станет пить? Да еще дознается у капитана, кто подкинул яд? Мысль бросила Эленбейна в дрожь. Попробовать выдвинуть встречное обвинение? Но в чем обвинить того, кого, считай, не знаешь? И не окажется ли так, что король отправит отравителя на плаху безо всяких объяснений?

  - Ты, принеси плетку, - скомандовал он рабыне. В последние дни истязания стали единственным, что радовал в окружающей неопределенности. Или, наоборот, попробовать задобрить мудреца, откупившись вот этой хорошенькой девочкой? Говорят, этот Моррест еще не стар, значит, остаться равнодушным к женской красоте не сможет. - Живее, живее, а то еще хуже всыплю!

  И в то же время рабыню отдавать жалко. Она красивая, неистовая в постели, покорная в жизни, смирившаяся с судьбой и покорностью стремится хоть немного облегчить наказания.

  Так что все-таки делать с новым хронистом? Если мертв или сошел с ума - все прекрасно, докажи, что ты ни при чем - и все шито-крыто. Если же жив и доволен собой, нужно мириться. Пожертвовать кое-чем из запасов на черный день, рабыней, но сохранить пост. Тогда рано или поздно траты окупятся. Кетадрин не знает королевский характер, а Эленбейн знает. Рано или поздно северянин промахнется, и тогда... Впрочем, так ли обязательны расшаркивании сразу по прибытии заезжего мудреца? Лучше попробовать сперва оклеветать его. Сказать, что он - разведчик, действующий по приказу... Ну, скажем, короля крамарского - Крам Строитель, как может, ставит Алкской державе палки в колеса.

  - Принесла? - взвесил плеть в руке хозяин. - Спускай юбку, задирай платье.

  - Может, не надо, хозяин? - на всякий случай (хотя знала, что сами Боги сейчас бессильны его отговорить), спросила она. - Не мучайте меня так...

  - Молчать! - приказал Эленбейн. "А ведь и летописью надо заниматься! - подумал, привязывая женские руки к скобе в стене, Эленбейн. - Кем я тут буду без нее?" - Радуйся, что жива до сих пор!

  - Чем такая жизнь, лучше в могилу, - прошептала она. Совсем тихо, но хрониста словно укусила бешеная собака. Может быть, сегодня сколенка и получила бы сполна, но в каморку вбежал другой слуга - ему Эленбейн велел стоять в порту, выслеживать галеру.

  - Господин, прибыла галера из Валлея.

  - Твое счастье, - процедил Эленбейн, закрывая дверь.

  Сначала на горизонте показались размытые, почти неотличимые от облаков скалы. Постепенно они вырисовывались все четче и резче, будто невидимая рука постепенно прорисовывала колоссальную картину. Ее размывал косой ледяной дождь, ночами переходящий в мокрый снег, пятнали висящие тут и там над морем клочья тумана, но картина наливалась цветами, проступая сквозь однообразную серость.

  Моррест уже знал, что скалы громоздятся лишь по краям. В центре острова лежат несколько защищенных от зимних ветров, орошаемых горными речками плодородных долин, в которых можно снимать по два урожая в год. И зимой, и летом там существенно теплее, чем в окружающем море: климат, считай, как в Сочи. На горных отрогах хорошо было пасти коз и овец, а там, где не было даже травы, были каменоломни. Прямо на острове добывались уголь и железо, а всего в нескольких милях от железных рудников наличествовали медь и золото. Ни первый Моррест, ни нынешний не были геологами, потому и не оценили уникальность Алкрифа. По-алкски "криф" означает корабль, Алкриф - "корабль алков". Остров действительно напоминал исполинский линкор, навеки бросивший якорь посреди обширной банки. Одетый в броню скал, точно пушки, вздыбивший к небу сторожевые башни, на котором в достатке все необходимое людям - будто запасы эти делал рачительный и мудрый хозяин. Алки знали его имя - Алк Морской.

  Моррест встречал богатейший город этого мира на носу. Впервые за много дней шторм улегся, в тучах замелькали разрывы, а ближе к вечеру из-за них вырвалось яркое, но негреющее зимнее солнце, озарившее палубу, море - и город на горизонте.

  - Красивый город, - не удержался Моррест.

  - Моя родина, - кивнул капитан.

  - Греби, требуха рыбья, сто ... тебе в рот и якорем по ...! - раздался, возвращаясь к действительности, рев надсмотрщика.

  Алкриф-город находился в устье единственной настоящей реки Алкрифа-острова, Торгатты. Стиснутый с двух сторон скалами, рассеченный надвое неширокой, но быстрой и полноводной речкой, Алкриф казался беспорядочным скопищем дворцов, особняков, домищ, домов, домишек и таких лачуг, которые не поворачивается язык назвать домом. Как любой большой и богатый город, Алкриф поражал близким соседством кричащей роскоши - и не менее кричащей нищеты, красотой храмов и дворцов - и воняющими мочой и гниющими отбросами, кишащими чумазыми ребятишками, шлюхами и нищими припортовыми улочками. Старый, избитый до полусмерти штамп советской прессы - "город контрастов" - обретал здесь новое звучание.

  - Это и есть Алкриф? - спросил Моррест.

  - А вы видели еще один такой город?

  - Странно, почему им не интересуются пираты?

  - Ну, вы сказали, Моррест-катэ! А флот на что? У нас, между прочим, почти полтораста галер, и не таких лоханок, а настоящих - по двести рабов и сто морпехов.

  - А если они окажутся в другом месте?

  - Едва ли, Моррест-катэ. А даже если и так... Между вон теми башнями, - указал мореход на два приземистых сооружения у входа в бухту, - натянута огромная цепь. Сейчас ее опустили, но если надо, могут поднять, и тогда ни один корабль не войдет в город. Даже в столице императоров такой нет!

  "А зачем она там? - подумал Моррест. - Там же не море, только река!"

  Завидев сушу, а значит, отдых и еду, гребцы выбивались из сил, торопясь побыстрее войти в спокойную гавань. Надсмотрщик смотал кнут, заткнул за пояс и приложился к фляге - наверняка с вином. Или чем покрепче - интересно, умеют ли тут готовить водку, и если умеют, какой она крепости? А то ведь придется пробавляться дрянным пивом, ибо вино наверняка слишком дорого. И то сказать: попал он сюда благодаря водке - значит, и выбраться наверняка можно в сильном подпитии. Правда, водка наверняка была необычная, и все же...

  С глухим стуком борт галеры соприкоснулся с пирсом. Матрос лихо перепрыгнул на мокрую пристань, кинул веревку и быстро замотал ее вокруг массивного кнехта. Как норовистый конь, галера заплясала у пристани. На мокрый камень пирса со стуком упал трап.

  Галеру качало куда сильнее, чем речной катер, и Моррест-Михаил едва не сверзился в ледяную воду. Только когда обеими ногами ступил на мокрый камень пирса - перевел дух. Сопровождаемый несколькими рослыми матросами, он отправился в маленькую припортовую гостиницу. Там прибывшего летописца уже ждала внушительная делегация. Возглавлял ее еще нестарый, но грузный мужчина с лицом, неподвижным, будто каменное. О его чувствах можно было догадаться по глазам: в них застыли страх и ненависть.

  - Эленбейн ван Эгинар, - представился мужчина, чуть заметно склоняя голову. - Летописец на службе у короля Алкского Амори.

  - Моррест ван Вейфель, - произнес Моррест. - Я не терял ни дня, как только узнал, что нужен его величеству.

  - Если вы и правда знаменитый Моррест ван Вейфель, - учтиво отозвался историк. Если бы лицемерие превращалось в тепло, Эленбейн был бы сейчас, как печка. - Для меня большая честь встретить вас в нашем краю. Желает ли что-нибудь уважаемый коллега?

  - Не стоит заставлять ждать короля, - отозвался Моррест. Он уже попривык к присвоенному имени, даже в мыслях порой называл себя так. Теперь случайно ляпнуть настоящее имя значило большие неприятности - даже очень большие, ведь сразу встал бы вопрос: куда ты дел настоящего? Отвечать, судя по окружающим реалиям, пришлось бы уже в застенке. - Наверняка он ждет меня уже сегодня.

  Сказал - и чуть не вздрогнул: на губах Эленбейна зазмеилась злорадная усмешка. "Привыкай, ты теперь придворный" - напомнил себе Моррест. Он любил фэнтэзи с той поры, когда на глаза попалось первое, вышедшее еще в СССР издание "Властелина колец". Теперь предстояло увидеть нечто подобное на самом деле. "Интересно, а маги тут есть?" Но до магов еще надо дожить. Пока следует понять, чем хочет и может напакостить Эленбейн.

  Он - не военачальник, не администратор, не дипломат и не землевладелец. Всего лишь придворный историк, основное оружие которого - перо и хорошо подвешенный язык. Но не такое уж это оружие и острое, если возникла нужда в новом хронисте. Зато для Эленбейна это почти приговор, если Амори в "Сказании" Амори описан правильно. Значит... Значит, есть стимул любыми средствами избавиться от соперника. Тогда почему королевский диспут? Это же рискованно, новичок может выставить идиотом его самого. Логичнее было бы заиметь своего человека в команде галер - и подмешать какой-нибудь гадости в еду...

  Стоп, а не из-за нее ли он тут очутился? А в это время настоящий Моррест... Уж не очнулся ли он на палубе прогулочной яхты и голышом? Да, скотина этот Эленбейн. Вместо того, чтобы чинно отравить конкурента, он отколол вот такое... Впрочем, те, кто готовили отраву, могли и просто ошибиться, а могли сделать такую подмену нарочно: ведь если Моррест умрет на корабле, этим займутся королевские следаки. А они сразу сообразят, кому очень нужна смерть хрониста. Эленбейну это нужно? Вот и пришлось платить алхимикам лишнее за зелье - а те и устроили "подмену". Вот и ответ на вопрос, есть ли тут магия: есть, и еще какая.

  Ну, а теперь Эленбейн получил второго, как ему кажется, невежественного Морреста. Значит, поведет к королю и попытается доказать его невежество. Логично. Только попал он пальцем в небо, потому что несостоявшийся фантаст внимательно читал "Сказание". Конечно, не во всем - во всем быть знатоком невозможно. И все-таки... Значит, можно получить непыльную работенку. Будет время - заодно подумать над тем, как вернуться. Королевский архив наверняка самое подходящее место.

  Месить осеннюю грязь не пришлось. Оказывается, к гостинице загодя подали карету, в которую и влез Моррест. Кучер скомандовал нечто вроде "н-но-о-о!", лошади тронулись, и колеса застучали о тонущую в грязи мостовую. Карету сопровождали двадцать рослых всадников в кольчугах, все как один в парадных плащах, при мечах и длинных копьях. Королевская конная гвардия. Отморозки, хлеще которых только морпехи - это они смяли сколенское ополчение при Кровавых Топях, а потом устроили бойню в Ратане. Со временем они составят конкуренцию обычным рыцарям, неудержимым в атаке, но недостаточно дисциплинированным.

  Королевский дворец впечатления не произвел. Сразу видно - не император Сколенский, чьи предки три века повелевали величайшей державой Сэрхирга. Больше всего это скопище двух- и трехэтажных сооружений напоминало ханский дворец в Бахчисарае, он видел его, когда отдыхал в Крыму. Впрочем, несмотря на все успехи и завоевания, Амори пока был правителем такого же уровня. Съемками малобюджетного исторического фильма повеяло от сердца алкской державы.

  Но охрана была отнюдь не киношной массовкой. Жесткие, решительные лица, скрещенные алебарды, придирчивая сверка печатей на пропуске. Надо же, тут уже не довольствуются устными паролями, еще немного и заведут книгу учета посетителей - кстати, не подсказать ли идею начальнику охраны? Да нет, нужен будет грамотный человек на входе - а тут итак каждый грамотей на счету. До электронных пропусков и турникетов еще ждать и ждать. Да и будут ли они в мире, где присутствует магия?

  - Проходите, - наконец, буркнул страж. Массивные ворота, обитые начищенной листовой медью, отворились, карета проехала внутрь. Эскорт (или все же конвой?) остался за воротами.

  - Когда увидите его величество, подойдите на дистанцию вытянутой руки и преклоните колено, - с такой же фальшивой улыбкой посоветовал Эленбейн. - Наш король не любит чрезмерного раболепия.

  "Ага, а телохранители Амори снесут мне за это голову - просто потому, что слишком приблизился к королю, и они заподозрили наемного убийцу, - подумал Моррест. - Спасибо за совет, конечно, но... Кланяться королю надлежит не ближе, чем за десять шагов. При установившихся в Сколене порядках готовых заплатить жизнью за его смерть хоть отбавляй, и Амори это понимает".

  Они остановились в небольшом, уютном зальчике. Посреди него звенел, разбрызгивая жидкий хрусталь, крошечный фонтан. Из забранного пестрыми витражами окна лился дневной свет. Сейчас, зимой, его не хватало, но к потолку подвесили массивную позолоченную люстру. Два десятка толстых свечей разгоняли мрак. У стен стояли несколько старинных кресел, обитых тисненой кожей. Стены из нарочито грубо обработанных каменных блоков украшало древнее оружие: щиты, мечи, копья и шлемы с цветастыми плюмажами.

  - Это приемная для посетителей его величества, - озвучил итак очевидное подошедший коротышка-мажордом. - Сейчас я получу инструкцию, в соответствии с ней поселю вас и обеспечу довольствием.

  Поскольку инструкцию мажордом мог получать только от короля, Моррест приготовился ждать. Но оказалось, что нужные решения приняты заранее. Довольно скоро он вернулся со внушительного вида грамотой и объявил:

  - "Его королевское величество Амори ван Валигар, повелитель Алкской, Халгской, Белхалгской земель и Верхнего Сколена, защитник веры и пастырь народов..."

  В действительности полный титул был раза в три длиннее, но большую часть Моррест пропустил мимо ушей. Надо будет - вспомнит.

  - "... в милости своей постановил: Морресту ван Вейфелю, кетадрину, жрецу и хронисту из Тэзары предоставить для жилья и работы верхнее помещение в донжоне старого замка. Прежний владелец данного помещения переселяется в свою прежнюю комнату рядом с подземным архивохранилищем, с сохранением должности и содержания".

  Эленбейн напрягся - то ли собираясь возражать, то ли просто выругаться. Но вспомнил, что можно потерять и то, что осталось, и проглотил не родившуюся речь. Было с чего: формально он оставался при своем, и вроде бы ничего не терял, указ гарантировал, что других неприятностей не будет. Зато Морресту точно так же гарантировалось, что ему будет, где жить и работать, и даже комната, судя по всему, отлично подходит для дела. Новичок, едва приехав, тут же получает в свое распоряжение комнату прежнего хрониста - что может быть обиднее? А пока придется смириться: следует чуть склонить голову (все же это не король, лишь его указ) и произнести традиционно-казенное:

  - Счастлив служить королю и королевству!

  - Сейчас провожу, - от себя добавил мажордом. - До архива, конечно, далековато, но не очень. Зато, скажу вам по секрету, у вас будет даже своя рабыня, она будет убираться, готовить, стирать... А можно ее по-другому использовать, - вдруг подмигнул суровый старец. - Сколенка же, что с ней церемониться. Берите ключ... Сир Эленбейн, в соответствии с волей короля сдайте ключ.

  Хронист покряхтел, но делать нечего. Он еще покажет королю, что этот выскочка много на себя берет. А пока пусть переночует там. Пусть даже попользуется глупой сколенкой - в конце-то концов, веселиться он будет в последний раз. Эленбейн нехотя протянул висевший на поясе футляр с железякой, больше похожей на монтировку. Весил "золотой ключик" все пять килограммов.

  Лестница была не подарок: крутая, скользкая, похожая на сверло гигантского бура. Вместо перил - вбитые в каменную стену ржавые скобы. Жаль, лифтов тут еще не изобрели - и изобретут ли когда-нибудь, неизвестно. Он ведь даже не в альтернативной, а вообще в чужой истории. Если тут имеется магия, кто знает, как пойдет технический прогресс? Лестница закончилась крошечной площадкой, на которую сквозь узкие стрельчатые окна проникал свет и холодный осенний воздух. Мажордом вставил свою "монтировку" в едва заметное отверстие в двери, пошевелил, пока не встала в паз, и с силой повернул. Клацнул увесистый стальной засов, массивная дверь со скрипом открылась.

   - Чтобы открыть или закрыть изнутри, достаточно отодвинуть засов рукой, - с хозяйской гордостью объяснял старик. - Если вставить сюда гвоздь - открыть снаружи будет невозможно. Располагайтесь, Моррест-катэ, а я пошел. Будет что нужно - пришлите рабыню. Всего доброго.

  Моррест осмотрелся. Комнатка, конечно, мрачновата, но в углу напоминающая буржуйку печка, окна закрываются ставнями, при желании можно подоткнуть щели паклей. Ночью тут не замерзнешь. Сейчас окно было открыто, из него открывался изумительный вид на город в обрамлении скал и стен, гавань и море. Моррест не удержался, высунулся в окно: башня стояла на скале, выше остальных строений дворца, а тот, в свою очередь, на крутой скале. Комната Морреста возвышалась над городом метров на сто пятьдесят. Впечатление было такое, будто живешь в небоскребе. Мягко говоря, необычно для этого, едва вышедшего из первобытности, мира.

  Внутри тоже оказалось неплохо. Задрапированные выцветшими и местами рваными, но в целом симпатичными гобеленами, стены неплохо хранили тепло. На гобеленах батальные и мифологические сцены (мифологией Миша особо не интересовался, да и мало о ней говорилось в "Сказании", почему и не смог узнать большинство сюжетов и персонажей). Вот этот старикан с посохом, похоже, Справедливый Стиглон, а этот седобородый с трезубцем, встающий из моря - явно Алк Морской. Ха, он напоминает короля-тритона из диснеевской "Русалочки", только выглядит куда грознее. А вон богиня любви Алха - от одного взгляда на грудь и правда воспламеняется кровь... и кое-что еще. Еще просматривался Барк Молния - в руках огненные клинки, лицо искажено яростью, край щита зажат в зубах. Небесный берсерк, мать твою... А кто вон тот, седой и величавый, держащий на плечах горы? Уж не Кетадр ли, которому молился, а может, и сейчас молится, настоящий Моррест? Нет, надо сегодня же ночью спуститься в архив и просмотреть все, что там есть насчет мифов. Ну, все, что успеет - если здешний архив составляет хотя бы тысячную долю ГАРФа, на это понадобятся годы...

  Из мебели в комнатке имелся изящный столик для еды и питья - его легко было придвинуть к широкому, годящемуся и для сна, и для любовных утех, ложу - и есть, как римские патриции, лежа. Наконец, был еще шкаф (внутри обнаружилось какое-то тряпье), местные "удобства" в виде ночного горшка и какого-то совочка, и старая, ободранная метла. Был и другой стол, заваленный свитками и пыльными фолиантами. Наугад открыв один из них, он прочитал: "Деяния божественные, как они есть, писанные Моррестом ван Вейфелем, что из земли Кетадринской". Ух ты, оказывается, он "знаток" по мифам. Надо срочно изучать, чтобы не сесть в лужу...

  Надоевшие башмаки - долой, дорожную одежду - тоже. Пол укрыт толстым, теплым ковром - можно разуться. С нескрываемым наслаждением Моррест стянул сапоги, размотал пропревшие портянки - до такой простой вещи, как носки, тут не додумались. Пришлось осваивать армейскую премудрость - хорошо хоть, на галере не надо далеко ходить... А ведь тут и простыня есть, и одеяло, и подушка. Чудо после галерных удобств. Книжку в руки - и читать, разбираясь в хитросплетениях местных букв. "Си хэ аппре кои вашадх нэ, ааве хэ калаи радхимэ..." - "Сколько бы лет не прошло с тех пор, сколько бы не выпало снегов в горах..." Поначалу читать было тяжело, но постепенно он втянулся, перестав замечать что-либо вокруг.

  Чтение прервал странный звук, какой-то глухой хриплый стон.

  - Кто здесь? - от удивления он спросил по-русски, повторил по-сколенски, и только потом попробовал составить фразу по-алкски. Вскочил и как был, босиком подошел к письменному столу. Схватил масляную лампу и пошел на звук.

  Оказывается, тут была еще комнатка, совсем маленькая, с большой выемкой в полу посередине и подвешенной на цепях исполинской, литров на сто пятьдесят, лейкой. Бочка, сбоку у нее торчит труба, а на ней насадка, как у лейки, только из тонкой дощечки с просверленными дырками. Внутри холодная вода - но в углу, отгороженная от мойки деревянной ширмой, небольшая печка, рядом с ней стопкой сложены дрова и солома - на растопку, а на печке стоят два ведра с водой. Нагреть до кипения, подняться по стремяночке - вон она, рядышком - и залить в бочку. Парочка вёдер, потом ещё парочка - и уже можно мыться, чуть качни- и вода потечет, как в душе. Хочешь горячей воды - грей ещё два. Всё предусмотрено для счастья. Даже ил и песок для мытья есть, какие-то склянки с бальзамами в углу. Есть и огромное медное корыто - аналог ванны.

  До джакузи этой кустарщине далеко, но ведь здесь и такой душ - роскошь. Чаще-то просто в реке моются, если, конечно, не считают, что смывающий грязь - смывает свое счастье. "А, не так все и плохо, - подумал Моррест. - Если меня оставят в должности..."

  Потом взгляд упал в дальний угол - и будущий придворный летописец чуть не выронил лампу. К вмурованному в пол и потолок столбу была привязана трогательно-беззащитная женщина лет двадцати пяти - тридцати, полностью обнаженная. Веревки впились в щиколотки и запястья. Наверняка Эленбейн оставил ее, когда вышел встречать нового хрониста. Лампа давала совсем немного света, но даже так были различимы рубцы, избороздившие спину и ягодицы. На гвозде чуть сбоку висело орудие избиения - довольно-таки измочаленная плеть. "И ты еще переживаешь, что занял чужое место, парень? - сказал себе Моррест. - Да ты его под топор подвести должен!"

  - Господин Эленбейн не велел отвязывать меня до возвращения, - на всякий случай предупредила девушка.

  - Теперь я тут господин, - храбро ответил Моррест, не прибавляя, что господин он тут, возможно, только на ночь. - А этот твой Эленбейн завтра крупно огребет.

  Она попыталась оглянуться, но была привязана слишком прочно. Где лежит нож, Моррест не знал, но узлы были не очень изобретательными - видимо, Эленбейн ничем, кроме бумагомарательства и садизма, не занимался. Довольно скоро он освободил руки, а потом и ноги девушки. Пошатываясь на затекших ногах, она выпрямилась, повернула заплаканное лицо. Живое свидетельство унижения и позора - нет, не одной ее - целого народа. Точнее, вдруг подумал Моррест, его мужчин. Ведь если женщин народа угоняют в рабство, насилуют и бьют плетью, других виновных тут нет...

  - Ну, давай знакомиться, - растерянно произнес Моррест. Как обращаться с рабынями, он понятия не имел. Может, сделать то, что кажется очевидным - сполоснуть исхлестанную спину и уложить спать зареванную девчонку - почему-то он чувствовал себя перед ней виноватым. Может, в каждом из нас, загнанный в подполье, оплеванный и осмеянный, но все-таки жив советский человек, которому семьдесят лет внушали, что рабство - это плохо, а бить женщину - тоже непорядок. Ну, и еще подобные причуды, например, такая, что рабыню можно сажать за один стол с собой, а не кидать объедки на пол, как собаке.

  Именно это, наверное, и подумала Олтана. Но вышколили ее на славу. Мгновенно овладела собой и произнесла:

  - Если вам это интересно...

  - А зачем я еще спрашиваю? - Моррест почувствовал легкое раздражение. В конце концов, где благодарность за спасение?

  - Люди меня зовут Олтана, - произнесла девушка. - Олтана вана Олберт.

  - Откуда ты родом? - глупые вопросы. Какая, собственно, разница, если она туда никогда не вернется? Вот сколько угнанных на рабские рынки Крымского ханства (а потом - далее, вплоть до Испании, Египта и Индии) девчонок Московии вернулись обратно? Но надо же о чем-то говорить? Однако девчонка не сочла вопрос глупым. - Как сюда попала?

  - Я из Гремящего Ручья, - произнесла она. "Гремящий Ручей... чем-то знакомое название. Вроде Верхний Сколен... И... там же родилась Эвинна, а ее мать Фольвед жила с отцом, сотником Эгинаром! Потом уже они бежали от тирании алков, а Эвинна... Интересно, я ее увижу?" Мысль, что уже встретился с одним персонажем "Сказания", скоро встретится с другим, а потом с третьим, нешуточно удивила. - Мой отец погиб при Кровавых болотах, а барон Тьерри похитил и, когда надоела, продал сюда. Потом у него была Нэтакова девка.

  - А знаешь такую... Эвинну вану Эгинар?

  - У нас был сосед - кузнец Эгинар, сотник ополченцев, у его жены Фольвед за два года до Кровавых топей родилась дочь Эвинна. Но откуда вам о ней известно?

  - Неважно, - остановил разговор на опасную тему Моррест. Мало ли что она знает об этом семействе... - А хотела бы вернуться?

  - Конечно. Но даже если когда-нибудь освобожусь... Для них я буду всего лишь алкской подстилкой, да еще клейменной рабыней...

  Надо повнимательнее с этой традиционной моралью. Так недолго и в лужу сесть. Ладно, эта Олтана - ее сама жизнь отучила от болтливости. А вот перед Амори надо вести себя как абориген".

  "Как и я - и хотел бы вернуться, да где она теперь, Федерация-то?!" - подумал он. Мысль о том, что, может быть, придется провести остаток жизни в мире "Сказания", посетила его впервые. Захотелось взвыть, лишь присутствие аборигенки заставляло держаться. "Может, ее подослал Амори, типа проверки на вшивость" - подумал он. Это помогло. Интересно, кстати, есть ли у Амори какие-нибудь спецслужбы? Наверняка есть, но паршивенькие: уж если они прозевали грандиозное восстание... Точнее, прозевают... Проклятье, в "Сказании" о восстании говорится в прошедшем времени, вот и он привык. Здесь ничего еще не было. Ждать осталось еще несколько лет. Кстати, сколько именно? Как бы выяснить, но так, чтобы не сочли помешанным? О! Идея!

  - Я слышал о битве в Кровавых болотах, - произнес он. - Сколько тебе тогда было?

  - Мне было четырнадцать, господин.

  - А сейчас, получается, тридцать?

  - Двадцать девять, господин... Или около того.

  Час от часу не легче. Так двадцать восемь, двадцать девять или тридцать? Да и как иначе? День рождения - изобретение эпохи Точного Времени, средневековым людям оно даром не нужно. Еще наши прадеды и прапрадеды не воспринимали этот день как праздник. В отличие от Дня Победы, которая, как известно, одна на всех, и за ценой не постоим.

  Ладно, допустим, двадцать девять. И с битвы при Кровавых болотах прошло пятнадцать лет. Тогда на дворе 347-й год от Воцарения Харвана. Скорее всего, поздняя осень или ранняя зима - тут, в Алкрифе, без разницы. Значит, до восстания осталось немного, но достаточно, чтобы предупредить короля, а он, если поверит, успеет принять меры. Тогда восстание можно будет подавить в зародыше, не дав ему стать истребительной гражданской войной. Так будет лучше и для сколенцев - они избегнут кровавых карательных операций, в которых, если верны прикидочные расчеты, поляжет четверть населения Верхнего Сколена. Это все равно что предупредить Керенского о Ленине, или Сталина - о 22 июня, или Андропова - о Горби и Ельцине. Морресту выпал шанс по-новому перекроить историю - шанс, выпадающий только в романах об альтернативной истории. Ну, а куда попал он сам? И раз уж сюда попал, надо как-то устраиваться, отрабатывать деньги венценосного работодателя.

  - Хорошо, Олтана. Тогда ложись-ка ты спать.

  - Господин хочет поразвлечься?

  - Я сказал ложиться спать! - чуть не вспылил Моррест. - Мне нужно поработать.

  Девушка не заставила себя упрашивать - улеглась на полу, у самой кровати, чтобы в любой момент вскочить, исполняя приказы. По опыту она знала, что каждое упущенное мгновение может обернуться новыми рубцами на спине - эту премудрость в нее вколотили слишком хорошо.

  - Ложись на кровать, - приказал он. - Тут хватит места и двоим... тьфу ты, не в этом смысле. Чтобы я больше - на полу - не видел!

  Олтана удивленно уставилась на него - но перечить не рискнула. Вытянулась, стараясь не тревожить истерзанную спину - и вскоре только посапывала, свернувшись клубком, как котенок.

  Добавив масла в лампу, Моррест закрыл ставни и погрузился в чтение. Читать было тяжело, от непривычно тусклого света и необычного шрифта рябило в глазах. "Сейчас бы фонарик, - с тоской подумал Моррест. - И сигареты..." Похоже, ни того в его жизни больше не будет. Тогда захотелось стать магом, чтобы поярче осветить комнату. Сквозь щели в ставнях дуло, а разжигать камин не стоило: кто знает, не решит ли девчонка окончательно, что имеет дело с психом? Тем более, что здешняя зима ничем не напоминала московскую - градусов семь-восемь (а в защищенных от северных ветров долинах - и все десять-двенадцать), неизменные низкие тучи и столь же неизменный дождь... или туман. Неудивительно, что даже неуклюжие местные галеры могли ходить по морю круглый год.

  Постепенно глаза учились распознавать вязь, тем более, что он попробовал читать оставшиеся от Морреста-первого книги на корабле. Пергаментные листы переворачивались с тихим шуршанием, на миниатюрах сходились в битвах боги и герои, горели корабли и города, порой сцены войны перемежались картинами любви, выписанными на удивление пресно и шаблонно - будто тут действовали какие-то запреты, довлевшие над реализмом художников. Что-то казалось интересным, но не более. Что-то вызывало смех, а что-то гнев - но только одна история "зацепила" по-настоящему.

  "И еще рассказывают древнюю историю, самую древнюю из тех, что записаны в "Семи Сказаниях", которую иначе называют "Первое сказание о Баргальде" - ибо оно было первым и главным, а остальные появились потом и были менее интересны. Произошла же эта история в пору молодости Старого Сколена - возможно, даже, до рождения Харвана Основателя".

  Начало было простым и предсказуемым: из нынешнего лихолетья эпоха Старого Сколена казалась золотым веком, и все, что с ней связано, было окрашено в розовые тона. "Я расскажу о том времени, когда границы Империи были несокрушимы, а ее легионы - непобедимы, когда солнце было ярче, а земля плодороднее..." Но однажды - опять же, как водится - случилась беда: с севера, из земель "людей в шкурах", пришел некий Хим. Этот Хим был злым колдуном, вдобавок поклонялся единому богу, в противовес здешнему многобожию. Вот только Бог его не был ни всеведущ, ни тем более всеблаг. Что же до всемогущества... Да, оно было, но зиждилось на слабости и пороках людей. На их трусости, алчности, стремлении въехать в рай на чужом горбу. Пришел он к императору со странным именем Хваррон, и начал проповедовать: поклоняйся, мол, единому Богу, а идолы сожги и жрецов их перебей, богатства же храмовые можешь взять себе.

  Иных такая религия и правда прельстила. Хорошо, когда есть оправдание алчности и предательству, правда? Произвели впечатление проповеди и на сына императора, Валлена. Император оказался тверже. Он хоть и не решился убить Хима, но отказал тому в главном. "Ну что же, - сказал Хим. - На следующий год я вернусь, и тогда ты пожалеешь о сказанном". Хим удалился из Сколена, и, как и обещал, следующей весной повел на Сколен большое войско "людей в шкурах". Дальше - больше: война, разгром Империи, гибель императора, тьма и холод, поглотившие мир... И так бы все умерли от голода и холода во мраке вечной ночи, если бы не нашелся некий сын кузнеца Баргальд, сумевший одолеть "людей в шкурах" и предателей - и уничтожить Ирлифа. Точнее, конечно, не уничтожить, а развоплотить, как Фродо - Саурона, с помощью меча Справедливого Стиглона...

  Обычная, не слишком оригинальная новелла в стиле фэнтэзи. Необычной была только концовка, заставлявшая о многом задуматься и на многое взглянуть по-другому. В легенде был такой персонаж - один из королевских сыновей, Брайан. Был он на редкость осторожным типом, и больше всех боялся решительных действий - и людей, способных на таковые. Он был верховным жрецом Эдара - видимо, очень древнего, но сейчас почти не почитаемого верховного божества. Его не осмелился тронуть даже Ирлиф. Когда начиналось восстание, Баргальд предложил ему возглавить войско, а потом принять трон. Брайан наотрез отказался - видно, опасался ответственности. Но когда Ирлиф был побежден, а мгла рассеялась, именно он, как сын Хваррона, стал править. Из осторожности он запретил упоминать имя Баргальда, а тех, кто все же это делал, строго наказывал. И вскоре "оказалось", что это он, Брайан, победил Ирлифа, которого выпустил из темницы подстрекатель и убийца по имени Баргальд. Именно эту версию занесли в хроники и летописи, и только постепенно, много веков спустя, правда победила.

  Концовка Морресту понравилась. И то сказать: вот пройдет еще сто лет, уйдут последние ветераны, и...

  ...И все будут "знать", что Гитлер сражался за спасение мира от большевистской агрессии и русского тоталитаризма, что атомные бомбы на Японию сбросил Сталин, а Зоя Космодемьянская была проституткой, наркоманкой и лесбиянкой и нарочно заразила офицера Вермахта сифилисом, за что и была повешена. А поджигала она дома клиентов, отказавшихся заплатить. Что капитан Гастелло врезался в немецкий самолет спьяну, русские воевали за Сталина потому, что их подгоняли смершевцы пулей под зад, а Покрышкин на самом деле не сбил ни одного немца. И вообще войну выиграли американцы, евреи и поляки, а русские только народы депортировали. Почему нет? В Эстонии такая "история" уже прижилась. Как установил академик, пожелавший остаться анонимным, со ссылкой на вновь рассекреченные документы...

  От чтения Морреста отвлекла вспыхнувшая и погасшая свеча. В щели неплотно прикрытых ставень синел ненастный рассвет. "Ну вот, не поспал, - подумалось ему. - И ничего полезного не узнал - так, беллетристика..." Он и сам смог бы написать не хуже, даже не имея под рукой оригинала. И все-таки мысли вновь и вновь обращались к концовке: ведь и правда, порой память о подвиге или злодействе важнее самого деяния. И хранить ее порой бывает труднее, чем подниматься в рост под пулеметным огнем...

  Моррест потянулся, отгоняя сонливость. Подошел к окну, раскрыл ставни, высунулся в промозглую сырость ненастного утра. Оно было неотличимо похоже на вчерашнее. Только тогда вокруг простиралась безбрежность моря, а теперь внизу угрюмо нахохлился большой город, и грязная вода стекала по улицам к морю. Все так же накрапывал бесконечный холодный дождь, свистел ветер в ветвях оголившихся деревьев. Здешняя зима напоминала сочинскую - унылое безвременье, ни зимы, ни лета. Без веского основания на улицу выходить не стоит. Разве что, рабыню на рынок послать. Подумал - и устыдился этой мысли: гонять на холод бедную девчонку - и вовсе свинство. До сих пор ей и так жилось несладко.

  Стук в дверь застал Морреста за умыванием. Плеснув в лицо холодной воды, отфыркнувшсь, он бросился открывать.

  - Кто здесь? - спросил он.

  - От господина мажордома, - произнес мальчишеский голос. Моррест приоткрыл дверь.

  - Зачем я ему?

  - Он сказал идти срочно к нему, говорил, будет готовить вас к ауда... атуди... ну, в общем, ко встрече с королем. Велел вам поторопиться, а то вы можете опоздать.

  "Началось!" - мелькнуло в голове Морреста. Наскоро перебрав наличный гардероб (что-то осталось в наследство от Эленбейна, что-то от Морреста-первого), он надел чистую зеленую рубаху, широкие бесформенные штаны на веревке, уже привычные сапоги. По земным меркам, смотрелось все убого и безвкусно, но здесь - последний писк моды. Кинжал... Нет, его лучше оставить. Кто знает, как воспримут оружие телохранители? А решит король-батюшка, что новый летописец не нужен - не спасет и меч.

  Мажордом ждал его в давешней приемной. Он тоже был в парадном, прошитом серебряными нитями одеянии, в шляпе пером, и если б не пузо, походил бы на Робин Гуда из мультфильмов. Так-то он больше смахивал на беременного павиана... Павианиху.

  - Нельзя было побыстрее? - накинулся мажордом на Морреста.

  - Простите, а как вас зовут?

  Спросить (равно как и ответить "я такой-то") имя напрямую тут считается чуть ли не оскорблением. По деревням до сих пор верят, что знающий твое имя колдун может подчинить тебя своей воле или лишить мужской силы, или наслать болезнь и порчу. В деревнях... да и в городах многие верят, а остальные предпочитают на своей шкуре не проверять. Вот "меня зовут" - другое дело. Звать-то могут как угодно, хоть непристойной кличкой - это не будет именем.

  - Меня зовут Аджан ван Карин.

  - Очень приятно, - буркнул Моррест первое, что пришло в голову, поскольку понятия не имел как тут, в Алкии, принято отвечать. Похоже, именно так - мажордом был вполне доволен. - Идем?

  - Давно пора! - отозвался Аджан. - Какой король любит ждать?!

  - Аджан-катэ, а вы их много видели?

  - Одного. Да мне другого короля и не нужно.

  Они прошли несколько залов, облицованных то мрамором, то малахитом, то выложенными разноцветными камнями изображения подвигов Алка Морского. Яшма, сердолик, лазурит - камни были подобраны с изумительным вкусом и мастерством, и когда по вечерам загорались лампы и факелы, по всем стенам таких залов плясали разноцветные блики. Сейчас, конечно, достаточно света давали неожиданно широкие, украшенные разноцветными витражами окна. И не понять, в нынешней ли Алкии были сделаны эти витражи или, как многое другое, унаследованы от Империи. Наверное, все же второе - иначе вряд ли алки так кичились своей властью над сколенцами. Это как Российская Федерация, на авиасалонах демонстрирующая разработанные, а часто и изготовленные в СССР самолеты. Впрочем, известно ведь, что пигмей, влезший на плечи гиганту, видит дальше гиганта.

  Они прошли небольшую, но уютную комнатку - наверное, караулку для королевских телохранителей. Вояки застыли по стойке "смирно", копья, шлемы, кольчуги, поножи и налокотники сверкали начищенным металлом. На поясах висели короткие, особенно опасные в тесном помещении мечи. В горячке боя двуручник можно всадить в низкие потолочные балки, в толстые деревянные колонны, в стол писаря или стулья. Но эти короткие клинки, похожие на римские гладиусы, создавались именно для боя в тесноте - в толпе, в здании, на узких улочках городов. Соответственно, и кололи ими чаще, чем рубили или резали.

  Писарь сидел не просто так. Выяснил имя, должность, цель прихода, место рождения - короче, все то, что Михаил, а не Моррест назвал бы паспортными данными. В качестве места рождения Моррест назвал городок Тэзару - место, где и жил настоящий Моррест. Вроде бы городок упоминался в том контексте, что там была сколенская крепость и монастырь, в котором прежний Моррест ван Вейфель писал свои книги. Сейчас там наверняка царит запустение, одичание и голод - как всегда и бывает на развалинах империй. И лишь под массивными каменными сводами высокогорного монастыря еще теплится лампада древней культуры, долгими северными зимами летописцы переписывают древние хроники, сказания, баллады. Они стараются сберечь хотя бы крохи древней культуры, погибшей в мире за стенами. Удачное вторжение каких-нибудь фодиров или кенсов, или баркнеев в не прикрытую имперскими легионами долину - и один из последних островков Империи будет сметен с лица земли. Но пока жрецы делают тяжелую и, на первый взгляд, бессмысленную работу, светоч древнего знания не погаснет.

  Пока думал, писарь вписал данные в толстенный пыльный гроссбух - явно книгу посещений короля. "Ага, все же тут она есть. Опоздал ты с советом, старина". Затем гвардейцы тщательно обыскали гостей - и, отсалютовав мечами, расступились, пропуская Морреста и Аджана.

  Тронный зал оказался небольшим, даже уютным - массивные колонны из цельных бревен уходили ввысь, где поддерживали массивный потолок. Потолок был расписан картинами, изображающими победы Амори и его отца, да так, что не определишь - то ли каменный он, то ли деревянный. В зале не было окон: свет исходил от свечей, вставленных в стенные ниши за огромные бриллианты. Пламя свечей горело, трепетало, и неяркий свет дробился в бесчисленных гранях, плясал на настенных росписях, и казалось, будто изображенное на них живет и двигается. Пораженный увиденным, Моррест замер, пока не получил тычок под лопатки от Аджана:

  - Что глазеешь по сторонам, как деревенщина? Подойди на десять шагов и поклонись королю.

  А ведь правда, короля-то он и не приметил! Амори восседал на массивном позолоченном троне в тяжелом парадном плаще, в котором ему наверняка было жарко, свет горевших сбоку ярких ламп плясал на его лице. Моррест отмерил положенное число шагов, опустился на одно колено и, опустившись на одно колено, произнес:

  - Счастлив служить вашему величеству!

  - Что ты делаешь, идиот, - шипел за спиной мажордом. - Падай ниц, а то в тюрьму угодишь!

  Но Моррест падать не стал. Подумаешь, какой-то там князек, все войско которого можно разогнать одним "калашом"! В конце концов, Амори мог бы стать персонажем в его книге в другом мире! Потом пришло осознание, что этот выдуманный король сказочного королевства сейчас может сделать с ним все - но теперь отступать было бы вовсе глупо, если король обиделся, ничего уже не поправишь. Но Амори явно был добрый, а потому только усмехнулся:

  - Что, у вас в стране не кланяются владыкам?

  - У нас нет владык, - ответил Моррест чистую правду.

  Расспрашивать матросов на галере он не рискнул, но из оставленных Эленбейном текстов кое-что узнал о своей новой родине. "Возвращаться" туда не хотелось: после ухода сколенцев в Кетадринии, да и прочих северных землях, идет бесконечная и бессмысленная бойня всех против всех. Короля там нет, а есть племенные князьки - свои в каждой долине и в высокогорьях, да еще свои власти в крепостях, где еще держатся сколенцы. И все между собой жестоко режутся, а еще на кетадринов ходят дружины воинственных баркнеев, кенсов и самых злобных врагов кетадринов - фодиров. Когда и тех, и других завоевала Империя, лет на двадцать вражда приостановилась. Но после Великой Ночи конвейер смерти заработал с новой силой. Жестокость рождала еще более жестокую месть, а месть порождала новых мстителей, и так до бесконечности. Света в конце туннеля не предвиделось. Да и какой может быть свет, если десять поколений предков только и делали, что вспарывали животы врагам (а те, соответственно, им)? Что, мирные инициативы, "не убий" и мир-дружба-жвачка? Ну, а как быть с повешенным дедом, зарубленным на брачном ложе отцом, изнасилованными и посаженными на колья сестрами? Правда, мужчины твоего племени проделывали то же самое с родней убийцы, но ведь и они мстили за аналогичные деяния. А те... А эти в отместку... А те, дабы смыть с рода позор...

  Когда начинается грызня между народами, издавна жившими вместе, все становятся чикатиллами. Такая вот геополитика "маленьких, но о-очень гордых народов".

  - Что ж, - наверняка внутренне забавляясь, произнес Амори. - Сейчас мы позовем Эленбейна, и вы сможете научиться придворному этикету... или не сможете, если ваши ответы нас не удовлетворят. Аджан, позови-ка нашего уважаемого хрониста.

  Эленбейн ван Эгинар явился злой, не выспавшийся и сонный - таким же, впрочем, был и Моррест. А король уже заметил - и усмехнулся в соломенного цвета бороду. Амори было тридцать шесть, за мирные годы он порядком огрузнел, но в каждом движении еще чувствовалась грация хищного, смертельно опасного зверя. Отчего-то Морресту казалось, что под дорогим плащом, отороченным мехом горностая, и под слоем жирка - этаким вторым слоем маскировки - скрываются железные мускулы, а стоящий у трона меч в роскошных ножнах - не парадный, бутафорский, а боевой. И Амори знает, как с ним обращаться. Но, разумеется, безмозглая гора мышц никогда бы не создала империю. Глаза Амори, свинцово-серые, властные, глубоко посаженные, выдавали ум и осмысленную, холодную жестокость. Против воли Моррест поежился - если король решит убить, он убьет. Не спасет ничто. Гордый, орлиный нос с легкой горбинкой, почти не заметной на монетах, довершал сходство. Амори обладал приятным баритоном, говорил не торопясь, взвешивая каждое слово. И, разумеется, он уже заметил состояние обоих кандидатов на должность.

  - Что, спать хочется? Я понимаю кетадрина, он после воздержания в своем монастыре эту сколенку заполучил. Я бы тоже не уснул. - Моррест едва не покраснел. "Он что, считает меня озабоченным?" - А вы, Эленбейн? Неужто впервые в жизни полезли в архив? А то как запрошу в архиве грамотку, так и говорите: "Нет тут такой!" М-да. Хоть какая-то польза от кетадрина.

  Теперь уже смутился Эленбейн. Похоже, он из древнего, знатного и богатого рода, где считают, что работа - для смердов, а для них только вино, стихи и смазливые рабыни. Они, наверное, думали, что работа летописца - это такая синекура, куда можно пристроить непутевого отпрыска какого-нибудь герцога. А Амори, понаблюдав за лицами подданных, резко переменил тон. Улыбка исчезла, на лицо вернулась обычная непроницаемая маска.

  - А теперь к делу, - неожиданно холодно произнес король. - Мы недовольны работой нашего придворного хрониста. Поэтому мы вызвали известного летописца из Кетадринской земли, Морреста ван Вейфеля. Мы могли бы просто сместить вас, Эленбейн, и заменить Моррестом в приказном порядке. Но мы хотим дать вам последний шанс, помня о заслугах вашего рода перед святым императором Эгинаром и нами, зная о подвигах вашего отца в бою у Кровавых топей. Поэтому мы предлагаем вам устроить диспут здесь и сейчас. Мы будем задавать вопросы. Вы будете отвечать, и кто ответит лучше, тот и будет главным летописцем. Второго мы накажем за самозванство, за попытку занять должность, не имея необходимых знаний.

  Ого! А ведь наказание - понятие растяжимое. Все что угодно от выговора до посадки на кол. Проиграть спор нельзя, понял Моррест. За Эленбейна, если что, вступится родня, а кто придет на помощь чужеземцу, даже если забыть, что он из другого мира?

  - Нас не интересует, - продолжал Амори. - Что там было во времена Основателя. Точнее, интересует, но лишь постольку, поскольку связано с настоящим, потому что живем мы сейчас. А для ответов на такие вопросы знания хроник все равно будет мало. Нужно понимание, как одно событие порождает другое.

  "Ого, ему бы самому быть историком! - подумал Моррест. - Где-нибудь в Российском государственном гуманитарном университете! Какое понимание задач исторической науки, однако..."

  - Первый вопрос, - закончил Амори. - К чему, по-вашему, привела Великая Ночь, и что было бы, если бы ее не было? Не отвечайте сразу, подумайте. Мы не хотим слушать глупый лепет засыпающих куриц.

  Повисло молчание. Только потрескивали факелы, едва слышно капала с крыши вода, свистел ветер в оголившихся ветвях дворцового сада. Оба напряженно думали, что сказать королю и что скажет оппонент. А еще - что он сделает: тут ведь не научная дискуссия в чистом виде, а прикрытая наукой драка за должность, жалование... за сколенскую рабыню. И в роли лжеученого, подводящего под топор научное светило, выступает он сам. Лжекетадринский лжехронист лже-Моррест. Атас.

  - Вы... готовы? - поинтересовался Амори.

  - Да, ваше величество, - начал Эленбейн. - На ваш вопрос я бы ответил так: Великая Ночь была заслуженной карой богов сколенцам, погрязшим в гордыне, разврате, мотовстве и неверии. Познавший на своей шкуре их власть наш гость из Кетадринской земли должен подтвердить мои слова. Богам это надоело, и они сочли, что Сколен будет стерт с лица земли. Для этого они послали Великую Ночь, разрушив их города и опустошив деревни. Не секрет, что именно наша богоспасаемая земля почти не пострадала от Великой Ночи, а мудрый ваш отец, Валигар ван Арангур, успел расставить кордоны на дорогах, и избавил нашу землю от толп беженцев и варваров, пропуская только алкских купцов.

  "То есть руководствовался лагерным принципом: сдохни ты сегодня, а я завтра, - подумал Моррест. - А ведь тут про ГУЛаг и не слышали..."

  - Таким образом, Великой Ночи не могло быть только в одном случае - если бы Сколен не пошел по пути отказа от законов наших Богов и заветов Харвана Основателя и святого Эгинара. Но тогда вся история Сколена была бы другой. Сколен не угнетал бы алков и другие народы, не гноил бы лучших наших людей на стройках крепостей, храмов, дорог и мостов. В нашем же случае падение Сколена и переход его под мудрое алкское владычество стали воплощением божественной справедливости и могущества. Только происками коварных врагов объясняется недовольство некоторых из сколенцев, для которых власть жадных и ленивых имперских дворян заменена на более справедливое владычество наших воинов, героев Кровавых Топей...

  - Довольно, Эленбейн, - прервал Амори. - Нам ясна ваша мысль. Теперь послушаем кетадринского гостя. Итак, что вы скажете, Моррест?

  Моррест глубоко вздохнул... и, набрав в легкие воздуха, произнес:

  - Я исхожу из того, что на пороге Великой Ночи Сколен был величайшей державой, контролировавшей практически весь Сэрхирг. Но будущее его уже тогда было под вопросом: назначение наместниками представителей правящей династии, которых хотели удалить из столицы, неизбежно порождало сепаратизм. Поражения, нанесенные сколенцами "людям в шкурах", распространение владычества Сколена на весь Сэрхирг (например, крепости и монастыри в нашей земле - тому подтверждение) - лишили Империю врага, который консолидировал ее народ и препятствовал сепаратизму. Со временем Империя неизбежно сталкивалась с угрозой распада, независимо от того, была ли Великая Ночь или ее не было. Но в случае, если бы не случилось катастрофы, Империя получала некоторый шанс пережить кризис, может быть, с территориальными потерями, но оставшись безусловным лидером в масштабах Сэрхирга. Со временем было бы возможно и восстановление Империи в прежних границах, и даже расширение и упрочение ее господства надо всем Сэрхиргом. Для этого нужно было только решить проблему местных династий.

  - То есть вы хотите сказать, - нарочито спокойно произнес Амори, и Моррест вздрогнул: в голосе короля лязгнула сталь. - Что без Великой Ночи с нами... с нами бы расправились, как с бандитами и мятежниками?

  - Может быть, - произнес Моррест, осознав промах. - Но так же возможно, что Империю бы растащили на части местные ветви дома Харванидов. Ведь если Император может быть только один, то королей - уже двадцать.

  - Что же, по-вашему, Харваниды - как крысы в чужом амбаре, способные "растащить" зерно? - теперь Амори не скрывал раздражения. - Хорошо, а что изменила Великая Ночь?

  - Уважаемый Эленбейн ван Эгинар уже это сказал, и в этом вопросе он прав. Великая Ночь выдернула из-под Империи ее фундамент - разорила сколенское крестьянство. Распаду страны способствовали ничтожные правители, пришедшие после Арангура Третьего. И здесь он также прав: как правитель ваше величество на голову выше всех, кто правил в Сколене после Арангура Третьего. Что же касается Алкского королевства, оно действительно меньше пострадало от Великой Ночи за счет своего приморского положения. Оно находилось в стороне от нашествия, вдобавок здесь похолодание было слабее и менее продолжительным. Можно сказать, Великая Ночь предопределила возвышение Алкского королевства. Но, опять же, не было безнадежным и положение Сколена. Даже теперь, когда распад Империи стал фактом, появление способного и решительного Императора может переменить ситуацию. Важно, что императорский титул по-прежнему воспринимается сколенцами как священный. Достаточно лишь словесной поддержки самого ничтожного энгольдского правителя, чтобы движение против алков обрело характер священной войны за Империю.

  - Вы сказали очевидное, Моррест ван Вейфель, - резюмировал король. - Я и сам все это знаю, хоть и не рвусь в хронисты. Как будто я не знаю, кто такой Император?

  Помолчал - и хмыкнул:

  - Способный правитель... Сколенские правители выродились и обленились. Когда я напал на Сколен, они даже не почесались, а наследник престола предал собственную страну. Как у таких людей родится что-то приличное? Свинья не рождает волчат, только поросят, так что Эленбейн все объяснил лучше, и знает он больше вас. Ладно, попробуем еще раз. В древних хрониках много сказано о деяниях дома Харванидов. Скажите мне, Эленбейн, какая ветвь нашего дома чище и выше - наша, алкская, или борэйнская?

  - Несомненно, алкская, - произнес Эленбейн. - Ваш отец является прямым наследником императора Арангура Четвертого, который, в свою очередь, возводил свой род к Хостену Старому, сыну Харвана Основателя. Арангур Третий в своем завещании сделал наследникам вашего отца, а своего сына послал в землю Алкскую в надежде, что алки станут опорой для Империи. Так бы оно и вышло, если бы ваш отец, а потом вы, ваше величество, стали править в столице. Но в действительности власть в Сколене захватили бесчестные потомки другого сына Арангура, Арднара. Тот запятнал себя связью с низким родом и тем нарушил чистоту крови Основателя. Только это и вызвало отделение Алкского королевства от Сколена. Сегодня Алкская династия является единственной по-настоящему бесспорной на Сэрхирге, ведь никто не доказал, что Харван Второй не погиб до свадьбы, а Хомей Неистовый, к которому возводят свой род борэйны, является внуком Харвана Второго.

  - Я услышал ваш ответ, Эленбейн-катэ, - произнес Амори, думая о чем-то своем. - Ваш черед, Моррест.

  "Повежливее надо, все-таки это родня Амори. Но этот гад наверняка не знает, кто был старшим сыном Харвана, а кто младшим".

  - Ваше величество! - начал Моррест. - На мой взгляд, Эленбейн-катэ не ответил на вопрос. Во-первых, он показал незнание того, кто и когда родился у Харвана. В действительности старшей из его детей была Арелья вана Харван, и если бы она была мужчиной, вопрос о первородстве бы не стоял. Но она была женщиной, вышла за племенного князька и больше о ней ничего не известно. Еще у Харвана было двое сыновей, доживших до зрелого возраста: Хостен Старый и Харван Второй. Старшим из них был именно Харван Второй и, если придерживаться генеалогии и допустить, что Хомей действительно был внуком Харвана Второго, старшей ветвью является, несомненно, борэйнская!

  - Чушь! - взорвался Эленбейн. - Кто докажет, что они были законными детьми?

  - Вы можете доказать обратное? - парировал Моррест. - Важно другое: Харван ван Харван был изгнан за недостойное поведение, непочтение к отцу и, возможно, пьянство. Таким образом, даже если он и был изначально прямым наследником Основателя, он утратил это право. За что и был изгнан, а императорами стали потомки младшего сына, Хостена Старого. Теперь об Арангуре Четвертом. Умирая, этот император разделил свои владения между четырьмя своими сыновьями, в числе которых Валигар, отец вашего величества, был третьим по старшинству, и имел бы права на Энгольдской престол только при смерти предыдущих наследников. Он, однако, не стал начинать братоубийственную войну, предпочтя остаться верным сыном. И в то время, как старшие братья показали себя ничтожными правителями, именно он лучше всех правил Алкской землей. Ваше величество продолжает его политику, и фактически уже повелевает империей. Таким образом, хотя ваше величество и носит лишь королевский титул, но, несомненно, вы наиболее достойны императорской короны. Под вашей властью большая часть старой Империи обрела мощь и уверенность в своих силах.

  - Лучше плохо заниматься своим делом, чем хорошо - чужим, - прервал Морреста король. Брови Амори сошлись, сейчас он не скрывал раздражения. Слова падали, тяжелые и необоримые, как свинцовые гири. - Потому что мир держится на Божественном порядке, а общество - на традициях. Кто-то всегда должен править, а кто-то вывозить дерьмо из нужников и ублажать мужчин своим телом. Так установили Боги, так было, есть и будет. Даже Боги не дерзают нарушать Порядок, так неужели же его позволено нарушать людям? Если рухнут традиции - что останется? Мы правим Алкским королевством - это наше дело. Но если мы отберем у Императора - какой бы ничтожной тварью тот ни был - его престол, мы уподобимся ворам, которым по нашему же приказу рубят руки и выжигают на лбу клеймо. Ваш намек дерзок и возмутителен, и только вашей усталостью от дороги и неурядицами на родине мы можем его извинить. Впрочем, все решит третий и самый важный для нас вопрос. Он определит победителя, который получит все. Побежденный будет казнен за дерзкие речи, непочтение к Богам и их уложениям. Итак. Надеюсь, вы оба знаете, что и почему произошло у Кровавых топей пятнадцать лет назад. Скажите, к чему, по-вашему, привела алкская победа, и чего нам ожидать от сколенцев в ближайшем будущем?

  И опять Эленбейн ответил первым.

  - Алкская держава возникла и возвысилась по милости Богов - значит, до сих пор мы все делали правильно. Следовательно, государство должно и далее быть прежде всего алкским, и в последнюю очередь сколенским. Следует добиваться, чтобы сколенцы как можно меньше решали в делах государственных, но в то же время больше давали в алкскую казну. В конце концов, мы их победили, а не они нас! Почему алки должны кормить лентяев, не желающих трудиться - если бы они трудились в полную силу, у них было бы чем заплатить налоги. Такие должны покинуть свою землю и отдать ее алкам. Более того, налоги нужно повышать: по моим расчетам, из Сколена можно получить вдвое против нынешнего. Как мудро сказал наш правитель, каждый должен заниматься своим делом и не тешить себя напрасными надеждами. Кто рожден кормить державу, тем не стоит лезть на трон. И наоборот - негоже алкам, своей кровью завоевавшим эту землю, тратить на нее силы и деньги. Тех же, кто недоволен таким порядком, ждут топор и веревка палача.

  "Ах ты, гад! - взорвалась ненависть. Вспомнилась рабыня-сколенка. - Ты еще к королю смеешь подлизываться!" Стоило бы говорить мягко и аккуратно, сглаживая острые углы, но Моррест так уже не мог. Понимая, что погибает, он лишь желчно усмехнулся:

  - Значит, из Сколена можно выжать вдвое больше, так? И пусть выживут лишь покорные, как рабочие мулы, а остальные сдохнут?

  - Именно так, - самодовольно подтвердил Эленбейн. - Если бы Богам нужно было другое, разве отдали бы они сколенцев под нашу власть?

  - Хорошо же, но люди - не бараны.

  - Кто сказал, что сколенцы - люди?

  - Да пусть хоть звери, - усмехнулся Моррест. - Что это меняет? Даже крыса, загнанная в угол, сопротивляется. Если не остановиться, скоро восстанет вся страна.

  - Мы потопим восстание в крови! - встрял Амори. - Мои полки...

  - Ваши полки, ваше величество, не всесильны. Они неплохо воевали против преданных и проданных, но если восстанет вся страна... Их будут убивать из-за каждого угла, каждого дерева. Война затянется на много лет, и если даже вам удастся победить, Алкское королевство лет на десять ослабнет. Чем и воспользуются его враги. А я могу предложить, как предотвратить... не восстание, его предотвращать уже поздно, а гибель страны.

  - Вы считаете, что алкская держава погибнет? - глаза короля впились в лицо Морреста, сильные пальцы фехтовальщика оплели подлокотники и побелели от напряжения.

  - Я не думаю, что она погибнет непременно. Но усобица ослабит ее до состояния, когда она станет уязвимой для врага. Вы знаете: уже сейчас северные короли готовятся выступить против вас.

  - Да, - нахмурился король. - Это так. Но пусть попробуют - мы сотрем их в порошок. Даже Крамар и Борэйн...

  - Алкская держава сильна как никогда, - задумчиво произнес Моррест. - Но нужно помнить, что эта сила зиждется лишь на мощи армии, в то время, как мощь Старого Сколена опиралась как на армию, так и на единое хозяйство, где каждая провинция делала что-то свое, что потом продавалось остальным. Ни одна земля не была самодостаточной в хозяйственном плане, а значит, и страна была куда прочнее. Но уже во время Северных походов связи ослабли, а в Великую Ночь и вовсе разрушились. Это сделало возможным выход Алкской земли из-под власти императоров, а потом и других провинций. Но точно так же они могут отпасть и от Алкии!

  - И что ты предлагаешь? - бросил король. Скучающе-отстраненного властителя как не бывало. Видимо, как умный человек, Амори и сам задумывался о таких вещах, только не решался сказать об этом другим. - Ты знаешь, как уничтожить саму память об Империи?

  - Я об этом и говорю. Если нет общей экономики, пусть будет хотя бы общая культура. Пусть все - и Верхний Сколен в особенности - увидит в Алкии наследницу Империи. Пусть сколенцы станут наравне с алками управлять союзной державой. Они должны чувствовать себя полноправным народом, союзниками, а не рабами алков. Это позволит опереться на самый многочисленный народ страны. Но разве с братским народом обращаются хуже, чем со скотиной? Я считаю, надо не просто снизить нынешние непомерные налоги, а помочь Верхнему Сколену оправиться от катастрофы. С зажиточных людей можно собрать больше, чем с нищих. Если мы дадим им возможность участвовать в управлении своей страной (только своей - здесь им делать нечего), будет легче набрать чиновников для Верхнего Сколена. И армия наша усилится, если пополнить ее сколенцами.

  - А вы не боитесь, Моррест-катэ, что сколенцы восстанут, как только получат оружие?

  - Оружие они все равно добудут, и все равно восстанут, хотим мы того или нет. Все равно придется подавлять это восстание, но важно точно соблюсти меру - не дать восстанию разрастись полумерами, и не переборщить с жестокостью при его подавлении. Но можно уменьшить последствия восстания, со временем прекратить вражду и сделать их опорой трона. Если мы все сделаем правильно, когда-нибудь они будут воспринимать Нижний Сколен и его императора как чужую страну и чужого правителя.

  - А если мы откажемся выполнять ваши... советы? - по-сталински прищурился Амори. Не хватало только трубки отца народов.

  - Тогда вашей державе не позавидуешь. Восстание охватит всю страну, алки в Сколене подвергнутся резне... Правда, и сколенцы в Алкии. Шеститысячная армия с вашим родственником во главе потерпит поражение при Хедебарде, и вам придется самому возглавлять армию. После долгой войны, бросив туда все войска, вы утопите восстание в крови, а его предводительницу, Эвинну вану Эгинар, сожжете на костре. Только это уже ничего не изменит: когда подрастут дети погибших, все начнется по новой. Вдобавок на севере появится коалиция противников Алкии, которые начнут помогать повстанцам. Вы начнете войну, которая продлится пятнадцать лет и опустошит весь Сэрхирг - и проиграете, хотя лучший ваш полководец Бетранион де Гевин, не проиграет ни одной битвы. Затем на севере появится Нидлир, в Сколене Аргард - и вашему внуку уже придется лавировать между новыми державами. Ну, а через сто лет вся страна будет поделена между наследниками этого короля...

  Повисла неловкая тишина. Эленбейн слушал, открыв рот. Амори тоже помолчал, но первым нарушил тишину:

  - Откуда вы знаете, что будет... потом?

  - В мире есть Боги, которым я служил всю жизнь, - придумал объяснение Моррест. - Наверное, они наградили меня за службу.

  - Допустим, - скрипнул зубами Амори. - Кто станет следующим королем? Альдин?

  - Альдин попадет в опалу и убежит. Примкнет к восставшим, влюбится в их предводительницу. Попытается вас убить, чтобы спасти ее от разгрома. И будет четвертован по вашему приказу, за измену. Пытаясь его спасти, она попадет в плен.

  Король опустил голову. Сейчас на него было жутко смотреть:

  - Предводительница... Да кто она такая? Нельзя ли ее уничтожить до восстания?

  - Извольте, ваше величество. Ее зовут Эвинна вана Эгинар - она дочь сотника Эгинара, павшего у Кровавых топей. Сейчас ей... Наверное, лет восемнадцать. Ваш рыцарь Тьерри вырезал всю ее семью, так что говорить с ней бесполезно. А убить... Она теперь Воин Правды, странствует по стране, перехватить ее будет сложно. Впрочем, мне известно, что с Альдином они встретятся в Старом Энгольде. Если своевременно принять меры...

  - И это вам тоже сказали Боги?

  - Да.

  - А Они не говорили, как будет проходить война?

  Ну, уж об этом в "Сказании" рассказано, хоть и не слишком подробно. Даже численность действовавших армий и имена командующих.

  - Извольте, ваше величество. Начнется все в Гверифе, где ваши рыцари решат повторно собрать налог. Эвинна примкнет к восставшим и встанет во главе мятежа.

  - Гвериф - город храмов, столица жрецов Верхнего Сколена... А рыцари...

  - Их бросили... бросят в атаку на лагерь повстанцев, но те насыплют вал поперек поля - и, прикрытые частоколом от стрел, скинут на них бревна, а потом обрушат цепы. Когда рыцари отойдут к лесу, их станут расстреливать лучники, да еще атакуют из засады сколенские рыцари. Можно сказать, Кровавые топи наоборот. Потом восставшие захватят весь Верхний Сколен, даже в Макебалах вспыхнет восстание, горожане вырежут гарнизон и впустят Эвинну. Эвинна призовет всех изгнать алков и присоединиться к Империи.

  - Под руку этого идиота Валигара? - скрипнул зубами Амори.

  - Во-первых, Императором будет уже Кард. А во-вторых, это для вас он идиот, - произнес Моррест. - А для них - символ потерянной Империи, свободы и былого изобилия. Неважно, идиот он на самом деле или нет.

  - Неважно. Что было... будет дальше? - дернул щекой Амори. И куда девался прежний непроницаемый и непонятный властитель?

  - Вы лично возглавите армию, но поведете ее на Старый Энгольд.

  - Туда-то зачем? Кард тоже... объявит нам войну?

  - Нет, по вашей просьбе он согласится отречься от титула и стать равным вам формально королем. Фактически он станет вашим вассалом, и пошлет три полка вам на помощь, на усмирение Сколена.

  - Вот же дерьмо, - не удержался король. - На его месте я бы предпочел умереть Императором, чем жить королем. Рождаются же такие среди Харванидов... Итак, потом, наверное, я поведу войска на Макебалы и далее вдоль Эмбры? А Макебалы мы возьмем?

  - Да. После отречения армия Эвинны начнет рассыпаться, уйдут сколенские рыцари, но останутся готовые драться насмерть. Наступление увязнет. Сначала не сдадутся Макебалы, и под их стенами на восемь месяцев останутся два полка. В конце концов город падет: вы схватите похожую на Эвинну девушку, выдадите ее за пленную Эвинну и покажете, что помощи не будет. Горожане поверят и откроют ворота. Но без этих полков вы не сможете уничтожить под Аттардом армию Эвинны. А на занятых вами землях начнется партизанская война, которая будет отвлекать часть войска. Вдобавок вы уедете в Алкриф, предоставив завершение войны Тибальду ван Тьерри.

  - Муж моей сестры. И как, он справится?

  - Он начнет наступление на север в 352 году с шестью тысячами солдат: тысячей своих, сколенских и баркнейских рыцарей, двумя полками алкской пехоты и тремя полками нижних сколенцев. Бросив сколенцев в лобовые атаки на укрепления Эвинны, попробует обойти со своими рыцарями по соседней дороге. Но восставшие подрубят деревья и похоронят колонну под стволами, а тех, кто уцелеет, добьют из луков. Потом обойдут и окружат и сколенцев. Они частью разбегутся, частью перейдут на сторону Эвинны.

  - А Тибальд?

  - Будет застрелен при попытке прорыва. Затем Эвинна снова войдет в Макебалы, и приготовится к походу на Нижний Сколен. Вы соберете девять тысяч солдат, заключите союз с баркнеями, балграми, даже нижними кенсами - и разобьете ее войско при Вестэлле. Потом будет долгая осада Валлея - там-то ее и захватите, причем используете в качестве живца Альдина. Но вы будете еще три года ловить других вождей восстания. Эвинна после жестоких пыток будет сожжена. И в итоге единственным вашим наследником останется Алкин де Гевин. На время Сколен будет усмирен, но через семнадцать лет начнется новое восстание, которое подавить уже не удастся: на стороне восставших выступит коалиция северных стран.

  На этот раз Амори долго молчал. Но прежнего отчаяния, вызванного известием о гибели сына, уже не было. Перед Моррестом снова сидел умный, решительный и жестокий повелитель величайшего государства Сэрхирга. Человек, выигравший все битвы своей жизни - и проигравший войну в целом.

  - Хорошо, - наконец сказал он. - Мы считаем, что Эленбейн ван Эгинар правильнее понимает задачи придворного хрониста, больше знает о прошлом наших народов и потому достоин того, чтобы остаться в прежней должности, с сохранением всех своих привилегий и жалования. Покои и слуги ему будут пожалованы новые, поближе к архиву.

  Эленбейн счастливо вздохнул, расслабился - похоже, и он нешуточно боялся королевского гнева. Моррест напрягся. А он-то полагал, что король еще подумает, а потом, в текучке повседневных дел, глядишь, и выкинет все сказанное им из головы. Хотя... забудешь уж такое!

  - Моррест ван Вейфель показал себя замечательным советником, способным обобщать полученные сведения и давать дельные советы. Вдобавок он наделен смелостью, позволяющей не прятаться от правды - качество, еще более ценное для советника. Поэтому мы назначаем его нашим советником по вопросам Сколена, с правом доступа к нам в любое время суток, с правом неограниченного доступа к документам нашего архива. В дальнейшем Эленбейн ван Эгинар поступает в подчинение к Морресту ван Вейфелю.

  Эленбейн был прекрасно вышколен жизнью при дворе - иначе наверняка открыл бы рот от удивления. Только что он радовался сохранению должности - а теперь ему, наследнику древнего рода, придется ходить в подчинении у какого-то кетадрина! Более того - что-то Эленбейн не слышал, что за этим Моррестом водились такие штучки, как предсказание будущего, хотя все сочинения кетадрина перечитал от корки до корки. Но ведь капитан божился, что напоил Морреста творением придворного алхимика! Может, это зелье так подействовало? Но ведь этот гад-алхимик уверял, что Морреста ван Вейфеля зашвырнет в другой мир, а на его место бросит какого-нибудь идиота, который в момент переноса пил тот же самый напиток... Выходит, пойло все же подействовало! Но в итоге сюда попал кто-то еще более опасный, кто едва не подвел его под топор. Надо заставить алхимика зашвырнуть опасного лже-Морреста назад. Лучше иметь дело с простым и понятным жрецом, чем с этим...

  Размышления царедворца прервал голос короля Амори:

  - А теперь - все вон, прием окончен. Аджан, следующих посетителей ко мне!