Похоже я адаптировался к утренним минетам, потому что только спазм таза, разбудил меня. Правда во сне исполнительницей была Верочка, в Омске научившаяся какому-то трюку. А наяву Ника, которая, не вытерев следов спермы, поцеловала меня в губы, улыбнулась чему-то, наказала просыпаться, бриться и тому подобное.

— Верного я уже покормила. Осталось нам покушать и можно приниматься за хозяйство.

— Ника, я прогуляюсь по лесу, разведаю окрестности. Возможно понадобятся ещё дрова.

— Не заблудись, любимый. Я тебе водички в бутылку приготовлю. Собак идёт с тобой!

— Его имя Верный. — уже не пытаюсь исправить её речь.

Обычный деревенский завтрак, безо всяких изысков, с чёрным хлебом, с маслом, которое нам предложила девушка на велосипеде, направлявшаяся в район на рынок. Меня тогда удивило — масло завёрнуто в простую бумагу, на ней ручкой написана цена, девушка сверила надпись и цифры достоинства купюры.

Ника попросила следующий раз привести молока и, если есть, сливки. Дала девушке стеклянную банку с крышкой и пластиковый контейнер для сливок. Тогда я торопился проводить постояльцев, поэтому даже не познакомился с селянкой.

Сегодня я пошёл пожелать счастливого пути отъезжающим. Как заведено — просьбы ставить лайки, рассказывать всем, что на трассе Пермь — Тюмень им можно остановиться в нашем мотеле. В это время как раз и подъехала сельчанка, и я успел подойти до того, как она собралась в путь. На ней мешковатая одежда из грубой ткани, чистая, но окрашена в грязный серый цвет. Юбка, скрывающая ноги. Верх, то ли рубашка, то ли ночнушка, лежит на бесформенных плечах, не позволяет оценить размер грудей. Серый, но уже посветлей платок, плотно укутавший голову девушки, спрятал волосы.

— Здравствуйте, девушка. Меня зовут Павел, моя супруга Вероника. А это наш пёс Верный.

— Я Настя. — не поднимая на меня лица, покраснела девушка.

— Настя, сколько мы должны за молоко и сливки? — спросила Ника.

Девушка опять показала написанное на крышке стеклянной банки с молоком и на листке, прикреплённом к полиэтиленовой упаковки трёхсот граммового контейнера.

— Можно я уже поеду? Пока ещё дотелепаю до города… — девушка опять сверила надписи и достоинства купюр. Я ещё подумал: «А если цена не кратна сотни? Если монеты?».

— Да, Настя. А на обратном пути остановитесь?

— Нет. Дома сёстры больны. Папенька больно строгий, сам не сидит и другим послабки не даёт. До свидания.

— Настя, мы хотим ещё сделать заказ. На полчасика остановитесь. Хорошо?

— Полчаса? Ладно. — и она быстро уехала в райцентр.

— Я думаю ей лет пятнадцать, такая хрупенькая, ещё тощее Веры. Откуда она ездит?

— Из леса вернусь к обеду, если она без меня приедет…

— Хорошо, родной. Я поняла.

Верному, судя по начавшим седеть брылам, лет семь. Потомственный дворянин, ростом с овчарку, хвост — метёлкой. Окрас серый с белыми и чёрными пятнами. Шёл рядом со мной, как телохранитель — чуть спереди и с левого бока. Он подчинялся закону природы — сердце самый важный орган, его в первую очередь захочет поразить противник. Бурелом начал попадаться практически сразу, как только вошёл в лес. Ель, сосна, осина. Ну, вот и разведал где можно брать лес на дрова. Походил ещё. Набрёл на большую плантацию… малины. Отметил на смартфоне точку GPS.

Я заметил, что во мне стали проявляться хозяйственные интересы. Когда я спросил у мамы об этом, она посмеялась и сказала, что это во мне кержацкая кровь проснулась. Вот и сейчас с малины, я перескочил на варенье, с варенья на сахар. Подумал пока не сезон заготовок, может закупить пару мешков. Нужны банки. Банки — это также соления. И процессор погнал меня в такие дебри, что тут требовалась помощь Верочки.

— Верный, помнишь дорогу домой? Веди!

Мой молчаливый друг, вильнул хвостом, повёл обратно. Недалеко мы ушли — пять минут и показался мой хутор. Ника развешивала бельё, стоя к нам спиной. Верный подошёл к ней, вильнул хвостом, задел по ноге. Женщина вздрогнула, но не испугано, а от неожиданности.

— Быстро вы! Даже любовника не успела выпроводить. Сидит в доме, в шкафу. Там полиционер, тебя ждёт. — и шутки у неё получались не смешные, но нежные.

— Здравствуйте! — офицер вышел из дома. — Старший лейтенант полиции Голиков Андрей. Я ваш участковый. Хожу знакомлюсь с жителями своего участка. Можно посмотреть ваши документы?

— Ника…

— Уже заварила.

— Пройдёмте в дом. — пропустил вперёд Нику, зашёл сам. Городской этикет пропал с желанием покуролесить на дискотеках.

Я показал свой паспорт гражданина Украины. Ника подала свой паспорт. Лейтенант сверил фото с нашими лицами, записал в журнал наши данные.

Задал, как мне показалось, провокационный вопрос.

— Вероника Николаевна, вы в качестве кого здесь гостите?

— Она сестра моей жены, которая вместе с моей мамой сейчас в отъезде. — решил не давать повода задать следующий вопрос: «А вы знаете что за совращение…?». Но он всё-таки задал.

— Павел, вы официально расписаны?

— Мне как вы успели заметить через пару месяцев исполнится восемнадцать лет. Какая-то проблема в этом?

— Мужчина, вам чай крепкий? — Ника сердцем почувствовала угрозу, поэтому решила пока действовать добром.

— Да, спасибо. Павел Петрович, я пока сам не знаю проблема ли это. В пяти километрах отсюда, в лесу стоит такой же хутор. Там всего один мужчина и шесть женщин. Все в кровном родстве. Матери, сёстры, дочери. Так вот этот мужчина является отцом пяти из этих женщин.

— Ну так это мать и её дочери…

— Старик сказал, что это все его дочери, но, если судить по возрасту, а самой старшей из них шестьдесят лет, и каждой последующей на пятнадцать-семнадцать лет меньше. Напрашивается вывод — кровосмешение. Только две младшие возрастом под пятнадцать лет. Паспортов ни у кого из них нет.

— Я сам с февраля месяца здесь живу. А мама родилась в этом доме….

Попивая чай, прикусывая его черничным вареньем, я рассказал о местной аномалии. Поэтому просил его не удивляться инцесту в данном районе. Возможно есть ещё такие же хутора-скиты.

— Ну значит и докладывать начальству не буду. А то понаедут инспекторы по делам несовершеннолетних. По шапке конечно получу, но как-нибудь выкручусь.

— Андрей, у меня попутный вопрос…. Здесь в лесах столько поваленного леса. Его можно использовать для отопления?

— Давай на «ты» …? Павел, слушай. Всё что лежит в лесу и гниёт — государственное. Возьмёшь гнилой ствол — оштрафуют. Возьмёшь следующий раз — приду я и арестую. Значит выход такой. Идёшь к лесничему, оплачиваешь как за качественный пиломатериал. И бери на здоровье.

— И брать могу выше оплаченного?

— Ты этого не спрашивал — я это не слышал…. Ника, спасибо….

Тут прозвонил велосипедный звонок. Ника, выйдя, пригласила Настю зайти в дом. Войдя в комнату, девушка, увидев икону, перекрестилась, прикасаясь к телу двумя — указательным и средним пальцами, поклонилась образу. Я представил её Андрею. Видимо совсем затюканная девушка, мгновенно покраснела, смущённо опустила глаза.

— Настя, попей с нами чай. — предложила Ника, не дожидаясь согласия, поставила чашку на стол. — Чего ты смущаешься? Эти мужчины такие же люди, как и другие, которым ты продавала свой товар.

— Папенька, не разрешает нам говорить с мужчинами. — слегка заикаясь ответила девушка.

— Так вы из того хутора? — Андрей припомнил, что уже видел Настю.

Она кивнула.

— Он будет вам мужем? — спросил Андрей.

Снова кивок.

— Вы согласны на это?

Кивок.

— Павел, ты что скажешь?

— Остальные женщины в таком же физическом состоянии?

— Старик и сам такой же. Одними молитвами сыт не будешь. Так что предложишь?

— Я? — вот это задача! Для парня, который конечно грамотный, со своим жизненным принципом, решение вопроса о существовании такой семьи и разрешения её проблем, не под силу. — Андрей, я не в силах что-либо предложить. — но появившуюся мысль решил развить. — Она самая младшая?

— У них нет паспортов. Настя, вам сколько лет?

— Маманя говорила десять, — мы аж глаза вытаращили, — и ещё семь.

— Получается семнадцать. Да как же ты торгуешь? Если счёта не знаешь? — даже у Ники проявился интерес к такой грамотности.

— Папаня на бумажке пишет. Я отдаю за такие же цифры на денюшках. Больше некому продавать.

— А читать умеешь? — кивок. — Писать? — кивок. — Кто учил?

— Сестра Анна.

— Анна? Это которая старшая?

— Призвал Господь её душу два воскресенья назад. А позавчера сестру Клавдию похоронили. Можно я поеду?

— А другая девушка не больна? — спросил Андрей.

— Господь бережёт её и меня.

— Андрей, моё мнение такое. Он уже не способен на зачатие, так что вскоре, лет через надцать хутор совсем придёт в упадок. И как естественное, можно ожидать истории Агафьи Лыковой. Россия! Двадцать первый век! Как в амазонской сельве! Дикое племя. Мои родичи хоть воевали, грамоте обучены, а эти…!

— Настя, вы хотели бы другой жизни?

— Андрей, ну ты спросил. — сказала Ника. — Она её видела другую жизнь? Но я считаю, чо их нельзя разлучать!

— И сообщать в органы тогда точно не стоит. Вообще не упомяну в рапорте.

— Туристов к ним нужно. — предложение Ники.

— Давай завтра сходим с тобой туда, посмотрим. Может хоть самых молодых спасём. — такая моя задумка.

— И куда их? Без прививок они сразу погибнут от современных болезней.

— Настя, ты давно торгуешь?

— С прошлого года.

— Во-о-от! С ней ничего не случилось. Возможно иммунитет крепкий. Может и другие такие же. Ты женат?

— А это причём…? Ты хочешь, чтобы я взял одну из них в жёны? Сам возьмёшь?

— Возьму!

— Ты же говорил, что женишься на сестре Ники?

— И на Вере женюсь. Мне верные жёны нужны.

— А жить на что будешь? Многоженец, блин…! Нет, я не женат. Но брать в жёны, не известно какую женщину не собираюсь.

— Настя, езжай домой, завтра будешь проезжать, остановись. Я посмотрю ваш товар.

— Завтра день молитвы. Торговать Господь запрещает. — ответила Настя, перекрестилась, глядя на икону. Когда девушка вышла, я спросил у Андрея. — Как она тебе телом, лицом?

— Худа. Не люблю худых. Личико не разглядел толком — всё время в пол смотрела.

— Кости есть — мясо нарастёт! — я сам удивился поговорке, которую никогда не слышал, но подсознание её выдало. — Что-то меня толкает заменить того старца…, нет, нет. Всего лишь как хозяина для заблудших овечек, божьих.

— Пашенька, а мама, а Вера? — Ника напоминанием о маме и Вере, намекала на себя.

— Вот с ними и посоветуемся, как приедут. Андрей, когда завтра встретимся?

— Часов в восемь. Не поздно?

— Да, так лучше.

Новый знакомый ушёл.

Я подошёл к глазам, которые намокли слезами. Поднял лицо, уперев в подбородок Ники указательный палец, поцеловал в губы. Соль уже оросила их, прибавив смака. Третья жена ещё сильнее заплакала, уже судорожно всхлипывая, не обнимала, не выказывала желания.

— Что с тобой?

— Паш…, вс…, зачем тебе ещё…, вс…, жена?

— Если откроем столовую, то будет работать в ней. Мне её жалко. Если она там останется, то так и не узнает радости соития, материнства. Умрёт старой девой. Ты бы хотела для себя такого?

— Только Настя? Вс…

— Сделаем так. Верного оставим за сторожа, и втроём с Андреем поедем туда!

— Я-то зачем тебе?

— Посмотришь, как живут те женщины. Может позавидуешь им. А пока… я напомню тебе как живёшь ты!

С последними словами принялся раздевать мать своей дочери, которая вот этими пышными грудями вскормит её, вот этими губами будет целовать в лобик, в щёчки и пяточки. Верочка будет находиться вот в этой утробе, уже сейчас обжигающей блаженством продолжения рода.

Нет, Ника, всё по-моему сценарию, не нужно пока сосать. Я твой муж, я твой хозяин и буду позволять тебе делать, что хочу сам! Не волнуйся, родная, я помню о вознесении тебя на вершину блаженства. Обилие твоих ручейков, снабжающих обе ляжечки влагой, соблазнительно. М-м-м-м, упоительно! Ляг, родная, на постельку, я хочу лакать влагу, как Верный воду из миски….

А теперь, милая моя жёнушка, вспомни, как в тебя вошёл мой фалдус, вспомни, как ты его принимала, подмахивая не хуже балерины. Вспомнила!!! Уже не плачешь? О-о-о-о! Да ты уже согласна со мной, что я в состоянии обрюхатить всех женщин в округе? Конечно я и тебя не забуду, дурочка. Буду наполнять тебя вот таким…, вот таким…, вот таким семенем!

Ника, восстановив дыхание, уже не такая грустная. В глазах задор. Хочет ещё. И теперь по её задумке. Сейчас предугадаю. Подмыться моей мочой, походить во дворе обнажённой и воспользоваться мной как мужчиной, для услады своего молодого тела, на молодой траве за домом.

Что она и озвучила с точностью до точки. Обнажёнными мы пошли за дом, женщина присела. Поймав первую струю ртом, сполоснула зубы, выплюнула. Оросив щёки и шею, подставила груди, прося направлять струю на соски. Они опять окаменели, призывали сломать их. МочИ во мне скопилось много, поэтому хватило и на живот, и на промежность. Большие лепестки звучно чавкали, будто хихикали, напоминая о себе, как они входили вслед за пенисом в трубу, и боясь расставания, возвращались с членом наружу.

— Пашенька, извини, но кроме как — заебись, я ничего не могу сказать.

— Ты на животном уровне пытаешься закрепить на себе мои запахи, чтобы ощущать себя моей самкой. — я снял капельку мочи с соска, слизал. Во мне тоже проснулся инстинкт самца. Я лёг на траву. — Теперь ты пописсай на меня.

Женщинам, чтобы помочиться стоя, нужен настрой. Поэтому Ника никак не могла начать, она хихикала, говорила: «Сейчас…, сейчас». И поток прорвался. Такой же широкий, как и влагалище, как и всё в этой женщине. Я подставил лицо. Горячая струя прорвалась меж моих губ. Ополоснул зубы таким ополаскивателем. Успел вылезти из-под Ники и помыть лингам.

— По-со-са-ть! — теперь она ощущала себя самкой хозяина, которой наряду с деторождением, позволены маленькие радости.

Рот, изголодавшийся по массажу членом, жадно втянул его. Голод был до того силён, что рот расслабился и принял весь член в себя.

— Так не удобно. Я на лавку лягу. — Ника вспомнила соревнование с Таисией, легла спиной вдоль лавочки, на которой мы сидели, коротая вечера. Свесила голову вниз. — Давай, любимый, оттрахай свою самочку в горло.

Такое я видел, но не пробовал. Ухватившись за большие груди, гонял пенис во рту Ники, которая обхватила ствол губками. Лавочка была не удобна для такой позы, мне приходилось сильно приседать, напрягать спину. Поэтому пару минут пошаркав гланды женщины, отказался от дальнейшего.

— Ника, вот на кОзлы, на которых брёвна пилят, ложись животом вниз. — эротическая картинка — молодая женщина, подвергнутая истязанию то ли розгами, то ли вожжами, лежит на бревне. Алая от экзекуций попа в центре всей композиции.

Жена протискивается меж брусьев, держащих ствол, свесив ноги по разным сторонам бревна, открыла «чёрную дыру» и хитро поглядывая на меня, ждала моих действий. Я хлопнул ладонью по упругой ягодице. Видимо она подсознательно ждала этого. От следующего хлопка, начала стонать. «Покрасив» правую полупопенку, сменил, как и горящую от ударов ладонь, так и ягодицу. Десять отсчётов и алая прелесть взбудоражила мою похоть.

Омочил пенис в вагине, насадил анус на член. Уровень козел, полностью соответствовал необходимой высоте, когда не приходилось или приседать, или становиться на цыпочки. Станок мерно пошатывался, Ника мерно стонала, временами, в состоянии микрооргазмов, подкрепляла экстаз матерными словами.

— Туда не кончай! Бля, хочу, чтобы ты меня обвафлял, как сучку.

Заказ принят. На подходе к эякуляции, вынимаю член, подхожу к голове Ники, чуточку додрачиваю и наношу окончательные мазки на лицо жены. Она лежит, в изнеможении свесив конечности. Сходил за смартфоном. Солнце хорошо освещает картину. Делаю несколько снимков с разных ракурсов.

Ника поднимается с бревна — живот, груди, внутренняя сторона ляжек оцарапана древесиной. Целую её в губы и веду в дом, где собираюсь омыть женское тело.

Водитель проезжающей «Шнивы», засматривается на такую натуру и вылетает на обочину, где лежит блок билборда. От прямого столкновения увернулся, но правое крыло сильно оцарапал.

Ника спокойно идёт в дом, я накидываю на голое тело пальто, которое сушится на ограде. Подхожу к пострадавшему.

Мужчина, лет 25-ти, глупо чешет голову и осматривает повреждения. Вмятина на крыле заметная — бетон — это не перина.

— Чего вы голышом ходите? — это не предъява. Интонация скорее означает удивление — он проехал нудистский пляж? Или издано постановление правительства об обязательном обнажении?

— Захотелось. Сам то ничего не повредил?

— И много здесь было подобных аварий? — а парень то с чувством юмора!

— Тебя, как первого, можем напоить чаем. Павел. — я протянул руку.

— Василий. Я прошлой осенью проезжал здесь, никого, кроме старика и старушки не видел.

— Дедушка мой и тётя мамы, умерли этой зимой.

Ника уже ополоснулась, надела свободное платье на голое тело. Выработалась привычка — если я с кем-то разговариваю, то будет чаепитие. Мне тоже нужно смыть запахи мочи и пота.

Через пять минут начинаем пить чай. Василий и есть тот человек, который занимается лесоохраной.

— Если какая комиссия из центра нагрянет, я тебя предупрежу — тогда не ходи за дровами. А в остальное время расчищай лес от мусора. Но комиссии сюда заезжают редко, потому что зверья ценного осталось мало, так что можно не дрейфить. Да! Самое главное! С огнём будьте осторожны! И… если будете пилить бензопилой, то пили под самую почву и прикопай пенёк.

— Кстати. Нужно нашим позвонить, чтобы купили бензопилу.

— Не покупай. У меня на кордоне три лежит. Две из них списанные по причине поломки. Отвезти в город, из двух одну сделать.

— Да Ника у нас механик. Может быть и сама сможет. Слышишь, милая, не зря значит ты голышом ходила. Видишь какой хороший человек тебя заметил?

— А я тебе раньше предлагала. Может ещё какой хороший человек попался бы. Ха-ха! Вась, ты женат?

— Был! Ей не понравилась жизнь в лесу. Ну-у-у, вы то, не в лесу, каждый день новые люди. Видно, как вы весело проводите время!

— Долго прожили? Дети?

— Предохранялись два года. — один ответ на два вопроса. — А вы?

— Мы с Пашей всего четвёртый день. Не предохраняемся. — Нике понравился простой дружелюбный парень. — Жену не подыскивал?

— Да надо бы. На кордоне животина осталась. Кормить, поить нужно. Постирушки…

— И согреться? Сбежавшая тёплая была? — простота Ники, сняла остатки напряжённости с Василия.

— Да какой там…! Хотя может я сам не сильно раскочегаривал.

— Паш, можно показать? — я понял, чем она хочет похвастаться, кивнул.

Ника повернулась к нам спиной, задрала подол платья. За полчаса красные пятна на ягодицах стали бордовыми — завтра это будут сплошные синяки.

— Надо было вот так.

Постояв так несколько секунд, Ника поправила платье.

— Теперь сидеть не могу…. Со следующей женой так делай. Ну и естественно дери её после учения.

— Хорошо, ребят. До того же пота, который от Павла шёл…. А что, есть кто на примете?

— С участковым уже познакомился? Завтра с ним пойдём в скит к староверам. Идёшь с нами?

— Не-не-не! Я знаком с их, так сказать, отцом. Та ещё сволочь. Ежемесячными постами женщин до истощения довёл. С коровами и курами и то лучше обходится.

— Сколько ему на вид лет?

— За скудной бородой лица не разглядишь, но по моим оценкам, опять же сравнивая с другими дедами, то лет восемьдесят.

— Ну я так и предполагал. Настя, младшая из них, семнадцатилетняя. Если не учитывать, что кто-то из младенцев умер, то дед до шестидесяти пяти лет брюхатил дочерей.

— Дочерей? Я думал, что они добровольно к нему идут. Во дела!

— Возможно Настя и её сестра ещё девственницы.

— Вась, даже за целкой в скит не пойдёшь? Знаешь потом какая жена верная будет? — Ника даже глаза закатила, изображая работящую невинность. — И кормить много не нужно. Как Дюймовочка ползёрнышка съест и сыта. Ха-ха-ха. — Ника даже по плечу хлопнула Василия — он о чём-то замечтался.

— А-а-а, беру! Заверните две! Ха-ха-ха! — он также хлопнул Нику по попе. Та взвизгнула.

— Больно.

— Вась, я ревную. Заимеешь жену, откормишь до такой упитанности, тогда может и поменяемся… на ночь, другую. Ника, согреешь Василия, если его жена будет греть меня?

— Баш на баш? Разве чо ради ксперементу. Ха-ха-ха!

— Ох! Ёп-понский городовой! Я и забыл куда ехал. Всё, друзья, я побежал. Завтра привезу бензопилы. Ника, благодарю за угощения.