Тот же вечер.

Я думала он шутит насчёт порки. НЕТ! Не шутит. Говорит, чтобы мы все оголились. Даша и Настя исполнили первыми. Вообще-то Ника начала первой раздеваться, но она это делала медленно, будто кайфовала.

— А вас это первейшим образом касается. Мама, Вера! Если я сам вас раздену будет пять лишних ударов.

Мамочка начала после Ники. Я сейчас…, я только наслажусь этим стриптизом. Девочки также любуются совершенством. Хм. А у Даши бёдра блестят. Течёшь, миленькая? У Насти сосочки выдают возбуждение. Похоже я сегодня оторвусь.

Паша, потом папа, затем папа-Паша. В конце мама с Настей и возможно Даша.

— Зинаида Макаровна! Вы как старшая, должны показать пример. — блин, Паша играет роль судьи. Ладно поиграем и мы. — Пап, сколько розог она заслужила?

— Я думаю пятьдесят…. Да, да. Не смотри на меня так, милая. Пятьдесят. Но учитывая, что она была со мной честна и ласкова, что она будет матерью моего ребёнка, то я амнистирую её.

— Спасибо, милый. Но я должна быть наказана. Просто авансом. Вдруг когда-нибудь нагрешу… — мама улыбается, довольная своей выдумкой. — Думаю выпишу себе аванс в виде десяти… нет, пятнадцати ударов розгами. Но где же справедливость, господа судьи? Вы раздеты не по чину. Оголяйтесь!

Ника и я горячо поддержали заметку мамочки.

А вот и бревно, на котором мы будем подвергаться наказанию. Оно застелено старым покрывалом.

Раздевшись муж обращается ко мне:

— Добровольное признание смягчает наказание. Вера, жена моя, покайся. Расскажи откуда на твоём прежде чистом теле множество засосов?

— Я грешна муж мой. В пылу страсти, когда оставляла такие же штампы на теле любовницы, я облизала ткань со спермой чужого мужчины, являющегося Вере отцом-мужем. Также по глупости сделала вот что…. Пап, подай мне стул со спинкой. — пока папа доставал из-за стола стул, надела платье. Сев на «седло», показала мужу и Нике как засветила письку. — И сидела так перед его носом, до тех пор, пока папа не намекнул мне о пассаже. За эти два проступка я достойна пятидесяти ударов розгами.

— Наказание смягчается до двадцати пяти. Ника, родная, ты…

— Я восемь раз сказала скверну вслух и не считано раз в уме.

— Десять…

— Я не помолилась перед сном. — хлопая ресницами сказала Настя. — Десять, да?

— Меньше десяти нельзя. Даша?

— Я следила за тобой. Это грех?

— Это серьёзный грех. Ты не доверяешь Богу? Пятьдесят. — я смотрю на бедную девочку, на её худенькую попку. А она стоит довольная. Глупая, тебя же будут бить! — Наказание мы растянем на пять вечеров.

— Господин судья, — мама призывает Павла к вниманию, — тот аванс на который я согласна, увеличьте до тридцати, и вычтите из наказания Даши.

— Нет! Должна же быть справедливость. Она следила, не доверяла Ему, а наказание понесёшь ты? Даша, я справедлив?

— Да, муж мой! И прошу — покарай сегодня же.

— Я лягу первая, как опытная. — Ника легла так, что её крупные гениталии оказались над срезом бревна.

Это было так развратно и в тоже время возбудительно. Я представила себя на её месте, как лежу уже отхлёстанная, с кровавыми следами побоев. Как к моим органам приливает кровь, выплавляя из меня воск оргазма. Как Паша подходит к моей промежности со своим членом и «замеряет» им температуру расплава.

— Сильнее… ещё… ещё… — ясно — они с Никой договорились.

Ведь раньше он хлестал ладонью, а теперь берёзовым прутком, и не зная силу удара, можно рассечь кожу. Но полосы от ожогов ветками отпечатались сразу. А может Ника мазохистка? Вытерплю ли я? Вытерплю! Лягу сразу после сестры!

Господи. Да она натурально кончает, мне отсюда видно, как сжимается её вульва. Да чем же они тут без нас занимались? Ха! А муж и папа возбудились! У них стояк! Да ещё какой.

Я сразу заняла место на бревне. Оно жаркое от тела сестры, торец ствола весь мокрый, он ПРОПИТАН феромонами!

Давай, истязатель, карай.

— Ай…! Ай…! — я продолжила айкать.

Больно, однако! Первые разы…. Восемь, девять.

— Сильнее…, ещё… ещё! Бей сильнее — я лизала ЧУЖУЮ сперму! Пятнадцать, шестнадцать. Я возбудилась, слизывая ЧУЖУЮ сперму! Карай! Сильнее карай. Родной, ударь ещё десяток раз, выбей из меня грех.

Паша сам офигел от такого моего принятия игры. Я продолжила лежать на бревне, чувствовала, как по ляжке течёт влага. Это не кровь, это сгусток феромонов. Давай, родной, трахни меня прямо здесь! Но он помогает мне встать с бревна, отводит в сторонку. Я вижу, что на бревно ложится мама.

Папа всего лишь «попарил веничком» мамину попку. Она хоть и покраснела, но через несколько минут отбелится.

Настя спешит занять лобное место. Паша также поглаживает попку девочки.

Даша. Ты уже женщина, испытывала оргазм, неужто ты начнёшь также просить усиления, как я?

Да, он гуманист, шлёпал лишь для вида. И девочка терпит, редко вздрагивает, сжимая ягодицы. Надо будет сказать ей, что сжимать плохо — кожа натягивается, может лопнуть. Но соки из неё бегут, возбудилась, миленькая. Сорок.

— Муж мой, ударь сильнее. — кричит Даша. — ещё чуточку… ещё, айяй, ещё… айяй.

Я что ли тоже так оргазмировала? Произнести что ли скверну? Лечь снова…

Пятьдесят. Лежит наша женщина, руки-ноги свешены вниз. Попка красная, вульва бордовая, привлекательная. Я уже не могу терпеть, сейчас начну слизывать эту сладость….

Паша! Почему ты меня так не оживлял? Зачем ты натираешь член о её косточки?

Ох ты мудрец! У меня же папа!

Я просто охватываю папу за шею, подпрыгиваю ему на грудь и медленно опускаюсь влагалищем на ЧЛЕН. Папа фигеет, стоит истуканом. Но мне и так пока достаточно. Я ощущаю всеми миллионами клеток влагалища его пенис. Тот орган, о котором мечтала с четырнадцати лет.

Вот ты какая, кость!

Я ведь в первый раз считала, что это у него кость вылезла. Чем же ещё он долбил дыру Ники? Не знала даже КУДА входит такой «мосол». Ведь в тот первый день, он трахал Нику на её кровати, и ракурс был не лучший. И вот теперь я знаю о половом устройстве всё. Я даже могу, напрягая мышцы вагины ощупывать ствол, головку.

Подтянувшись на руках, совершаю фрикции, подставляю губы для поцелуев. Но он всё также заторможен.

— Пап, не стой как чурбан. Я ведь тебе говорила, что мечтала о тебе. Давай представим, что я у тебя одна дочка, и могу заменить тебе ту, которая покинула нас.

Папа ожил, начал приподнимать меня за попу. Больно! Но приятно. Моё узкое влагалище папе очень нравится, он кряхтит, проникая в него. Я лишь оглянулась на бревно. Паша всё ещё оживляет Дашу. Мамы и Насти нет. Ника сидит на траве и мастурбирует. Все заняты сексом! Всем хорошо! А мне, наверное, лучше всех. Шесть лет ожидания — это невероятное томление!

Пахнущие табаком и алкоголем уста, наконец целуют меня, они царапают мою нежную кожу, однако это возбудительно… Направляю внимание на соски, трущиеся о его волосатую грудь. Я уже тёрлась ими о него — это было в детстве, я ничего не понимала, просто сравнивала величину его сосков со своими детскими прыщиками.

— Пап, положи меня на другой конец бревна. Попка болит, отвлекает.

Я, наверное, тяжелее аккумулятора, но спокойно носит меня, опускает на бревно. Голова Даши, вот она рядом, поглаживаю её по волосам, а мужчины вошли в ритм, совершают толчки синхронно. Со стороны Ники слышу такие же ритмичные хлюпанья гениталий.

Сейчас я могу сосредоточить внимание на скольжение пениса в вагине. Плоть на нём не такая толстая как на пенисе Паши, не закрывает головку полностью и венец при движении из меня, скользя по складкам влагалища, как пальцы арфистки перебирают «струны» моей «арфы». Струны вибрируют, мои нервные окончания поют с ними в унисон. Я сильно выгибаю позвоночник, меняю «настройки арфы» — папа начал аккомпанировать мне, так же стонет, скоро разрядится. Давай, родной мой, залей моё влагалище спермой, сегодня и ещё три дня после, можно!

Паша внезапно вынимает пенис и стреляет в мою сторону спермой — две первых капли долетели, измазали мне нос и глаз. Папа повторяет за ним — Даша аналогично украшена. Подтянувшись на бревне животом к Даше, слизываю папину сперму, она улыбаясь слизывает Пашину.

— Паш, обоссы! — слышу вскрик Ники.

Поднимаюсь, оборачиваюсь. Сестра сидит будто готова подмыться. И «смеситель» с таким оригинальным гусачком, начинает лить золотистую влагу. Фу! Ника! Полоскать рот мочой? Что-о-о-о? Дашка! Ты тоже этому обучена?

Это какой-то гипноз — я тоже сижу и ловлю ртом мочу. Тут и папа подошёл, начал орошать нас троих. Так Ника ещё и мастурбирует! Будто подмывается, но на самом деле яростно треплет свои большие лепестки. Я опять ловлю себя на повторении за ней этих развратных действий.

Жидкость в «кранах» иссякает. Всё, можно лечь на мураву.

— Ника, покажи продолжение. — Павел говорит с какой-то своей возбуждённостью. Поднимаю голову — муж мой лёг на траву, а над ним стоит Ника и мочится. Он также ополаскивает зубы. Омывает член. Даша, хихикая тоже повторяет за Никой. Папа тянет меня на себя.

Для тебя, родной, я постараюсь. Папочка даже пьёт мою мочу, подставляет голову, свою лысину. Да, пап, может волосы начнут расти!

Только выдавила последние капли, как раздался сигнал грузового авто.

Павел! Ты куда голышом? А, всего лишь в баню.

За полминуты он смыл с себя запах мочи, быстро оделся.

— И часто вы так развлекались? — спрашиваю у Ники.

— На следующий день, раз, потом ещё один и сегодня днём, до вашего приезда. Так захотелось быть его самкой. Вижу тебе не очень…, а я так бы каждый день подмывалась бы. Даш, а ты чего влезла?

— Она всего лишь попробовала и ей это не понравилось! — я перебиваю девочку и внушаю ей свою концепцию. — Ничего приятного, да?

— Я хорошо об этом подумаю. А где мама и Настя?

— Мама потом с тобой поговорит. У тебя дырочка кровит. Пойдём в баню, подмоемся, поспринцуемся. Больно было? — интересуюсь у Дарьи.

— Боль и услада — две сестры. Мне с ними хорошо. У тебя есть такие сёстры?

— На, вот клизму, спринцуйся…. Я после первого раза с Пашей простыла, а когда выздоровела, то боль стала усладой. Твоя боль тоже исчезнет.

— Мне нужно расплести косу, она мокрая. Поможешь?

Мне надо учиться обращаться с дочкой. Я расплетаю косы, убираю алый лоскут, заменяющий бант. Поливаю из ковшика на волосы, распределяю шампунь. Даша сидит, терпит. Повторив мытьё волос, ополаскиваю их из ковша.

— Я тоже хочу помыть твои волосы. — расслабленная девушка желает омыть мою голову.

Вскоре появляются мама с Настей.

Такой же блуждающий по лицам родных взгляд имела я после объятий с мамочкой.

Настя обращает внимание на мою попочку.

— Сестрица, встань, я посмотрю на полосы, оставленные прутьями. — говорит девушка, обозрев мои «рисунки». — Крепко тебя наказал муж. У нас с мамой всё прошло, только вас, грешниц, Павел бил сильно.

Настя полезла на верхний полок, где улеглась Зинуля. Сев на её мягкие булочки, прильнула к спине, обняв за плечи. Не знаю делала ли она маме куни, но расслабление мамочки соответствует её посторгазменному состоянию.

В парную заходят остальные — Павел и папа с Никой. Места мало, но Даша садится на колени мужу, я умащиваю свою попку на коленях папочки.

Муж сообщает, что дом деда больше не будет сдавать — в нём буду жить я вместе с ним и девушками.

— Пора определяться что делать с монетами. — говорит он, поглаживая Дашу по бедру.

— Скоро приедут наши новые родственники, устроим им приключения с поисками клада, а потом решим, что делать. — мама перевернулась, подложила руку под голову, а на её груди так и лежит Настя.

— Но как спрятать сундучок в землю, не показав свежее рытьё земли? — спрашивает папа.

— Даша, в домах скита есть чердаки…? Это второй потолок. — объяснил муж.

— Нет, только в леднике. Настя, ты помнишь лазила туда и поправляла что-то?

— Там так тесно и пауков куча. Я прокладывала кору берёз и лишайник.

— Вот туда и затолкаем наш клад. Делать всё придётся тебе, Насть. — говорю я, уже сидящей на лобке мамочки девушке.

Сосочки, её горящие янтарём сильно возбуждены, наверняка писька её поливает мамину промежность влагой.

— Мне тут жарко. — голова Насти находится в самом верху, где очень жарко.

Паша ставит Дашу на пол, помогает Насте слезть. Она выходит в предбанник.

— Родная, мне нужен массаж. — папа обращается к маме. — И не только…, не привык я к худым девушкам. — он подмигивает мне.

Мы, толкаясь, ополаскиваем тела от пота, покидаем старших. Ника с Дашей идут готовить чай.

— Настя, мама у тебя спрашивала, когда будет следующая кровь?

— Спрашивала, но я не понимаю в днях. Научишь?

— Конечно научу. А Даша знает о своей крови?

— Мне о том тоже неизвестно. А для чего нужно знать?

— Вы с Дашей ещё слабы, чтобы зачать хороших деточек. Вот поправитесь, мама разрешит вам рожать.

— А тебе мама разрешила?

— Да. И через три дня, муж будет стараться. Будешь, Паш? — спрашиваю его просто так, чтобы он вступил в нашу беседу.

— Я это буду делать с большим удовольствием. Вспомню все этапы, пройдённые с Никой. А сегодня пора прекратить томить девочку. Веди её в наш дом, приготовьте постели, приходите пить чай.

В доме, ставшим моим, три кровати. Одна широкая, как полуторка и две узкие — односпалки. Я уже раздумываю, как и чем украшу дом, но сегодня дефлорация Насти. И это меня отвлекает от дизайна.

Промежность Насти я видела. Такая же тощая как у Даши, щели вообще не видать.

Так, на сегодня всё готово! Свои любимые простыни я постелю завтра, а сегодня на тех, которые достались в наследство от родственников.

К вечеру ветер переменился — погнал волну холода с гор, а Настя пришла в одном платьице замёрзнет пока дойдёт до дома мамы. Открываю сундук. Тут есть женская одежда и большая цветастая шаль. От неё несёт нафталином, но она хорошо согревает девочку.

Столы опять перенесли в дом, садимся чаёвничать. Муж предлагает завтра разгрузить материал и съездить в скит. Ехать предлагает на тягаче, оставив фуру здесь.

— Как вы смотрите на такое предложение — сделать там музей-заповедник? Пусть желающие узнать быт староверов, приезжают. — предлагает муж.

— Ты же говорил, что дорога туда адская! — напоминаю ему. — Может в этих домах? И клиентов будет больше.

— Идея отличная! — мама загорелась нашим предложением. — В каждом доме будут жить твои жёны, изготавливать сувениры, нянчить детей! Но тогда нам нужно быстрее решать вопрос с номерами.

— Мы с Настей умеем ткать рядно из льна. Ника просилась научить её прясть нить.

— Я и хлеб вкусный пеку. — Настя внесла свою лепту. — В доме дедушки хорошая печь.

— Тогда точно нужно ехать на тягаче, привезём станок и остатки вещей. — принимает окончательное решение Павел.

— Картофель пора окучивать… — вставляет Даша.

— Значит делаем так. Со скотиной у дома остаётся Даша. Ника на хозяйстве. А остальные с нами в машине.

— Паш. — я кое-что придумала. — Посмотри карту гугл. Может лесом на квадрацикле ближе ехать!

— Вот я глупец! Точно! Неси их сюда…. Губы говорю, неси мне для поцелуя…

…м-м-м, молодчина!

— Девушки, а сейчас я предлагаю разобрать вещи из Омска, посмотрим, что вам подойдёт. Лифчики навряд ли….

— Стоп! — громко говорит муж. — Я совсем забыл. На нашей территории девушки и женщины не обязаны носить бельё!

— Мы полностью тебя поддерживаем! Да, доченьки? Я в город без трусов буду ездить.

— Ой, мама, ты грешница! — растягивая слова, сказала Даша.

— Но ты же помолишься за меня? — Зинуля притянула Дашу к себе, поцеловала в губы. — Ты сегодня будешь спать со мной.

— С тобой? В одной постели? А как же сперму с утра…?

— Насте ведь тоже нужно поправляться. Ты то уже полнее Насти! Вот даже есть за что взяться. — мама шутя потискала её прыщики. — Правда вот тут, — мама, задрав ей подол, попыталась оттянуть кожу на лобке, — мужу не вольготно.

— Родные мои, да тут действительно по прямой меньше километра. Завтра беру топор…, обрез, плотную одежду и еду строго на юго-восток. Тут и озерцо какое-то рядом. Мам, ты разве не знала о нём?

— Как-то из головы вылетело. Оно без названия. По-моему, метров тридцать шириной и около ста в длину. Только по лесу езжай с Верой. Патроны к обрезу есть?

— Пара всего, но думаю волков это остановит.

— Летом волки на людей не нападают, тем более мотор шуметь будет. — озвучивает своё знание папа. — А вот если лось или олень…

— Поубивали всех…

— Волки, ведь не дурные, в голодные края возвращаться. Так вот…, если лось или олень, то можно на мясо, чтобы не покупать на рынке.

— Нет. Пока с голоду не пухнем. Раз. Не охота уподобляться живодёрам, убивающих животных из-за одного бедра и рогов. Два. — сказал муж и я его горячо поддержала, кивая головой. — Настя, ты знаешь какая из коров самая молодая? Её нужно отдать Василию.

— У которой два соска черных. Её привёл отец Захарий две зимы назад, но она уже была дойной.

— Ника, пусть Вася заберёт её, если мы уже отбудем. Вера, идите….

Я поняла почему мы должны идти первыми. Настя взяла свою ночнушку, зубную щётку. Верный остался у порога этого дома.

После бани Настя ещё не расчёсывалась, я ей помогла. Затем заплела их в две не тугие косички.

— Где мне спать?

— Сегодня ты будешь спать с нами. Пойдём зубки почистим….

После процедуры я повела её на постель. Стою, разглядываю цвет её глаз. Днём они мне казались зелёными, сейчас синими. Веки ни разу не тронутые косметикой, ресницы на них необычайно густы и длинны.

Я медленно потянула подол её платья вверх — мотыльки-ресницы сразу участили взмахи, веки при этом сталкивают блеск с роговицы. Когда платье на секунду перекрыло обзор лица, то после, на щеке появилась капля — слизываю её. Когда моё платье скрыло Настю, то успела собраться следующая росинка. Слизав каплю, целую тонкие губы. Настя охватывает меня за шею, другой рукой за талию. Протискиваю язык к её языку, переплетая их, приглашаю к такому танцу.

Сердце моё стремится догнать пульс Насти, но это не выполнимо — её сердце стучится как у птички колибри.

Вижу, что занавески задёрнуты не плотно, а это лицевая сторона дома, кто-нибудь из водителей может выйти прогуляться… Задёргиваю…

— Ты как Павел целуешь.

— А мама? Разве не целовала?

— Мама языком…. Только там….

— А ты её… там?

— Да-а-а-а.

Я тяну её на постель, начав с губ, переношу поцелуи на сисечки. О, Господи, такие прыщики у меня были до начала менструации. Бедненькие вы мои, вы разве в Бухенвальде росли? Рёбрышки… поднявшийся навстречу животик. Где там у тебя матка, миленькая? Пушок реденьких волос…. Таз мгновенно поднимается навстречу моему лицу. Это портит картину — косточки сильно торчат.

— Попку опусти, а ножки придержи ручками… вот…. Какая ты тут сладенькая.

— Мама также сказала, но я потом пробовала — солёная там. И у мамы…, но вкусно…. О, Боже! Как вы… это… делаете?

— Всему обучу, сейчас молчи.

С синей каймой, как у Ники, малые губки еле видны меж чуть, только чуть бОльших наружных складок, вагина легко сокращается от малейшего касания жалом, выдавливает секрет. Вылизываю его, как только появляется капля. Немного утолив жажду, раздвигаю губки, любуюсь плевой — светло-розовый лоскут с двумя дырочками. Вот она моя мечта — сыграть язычком на таком "варгане".

Утончаю жало как могу, просовываю в дырочку… "Пластина"-плева завибрировала, издала звук, вышедший из горла девушки.

Мне нравится слушать исполнение шаманских трансов Олёной Подлужной. В моих вещах, лежит варган, который я приобрела у алтайских ремесленников, я даже пыталась обучиться игре на этом вроде простом, но как оказалось сложном для людей без слуха, инструменте.

Но вот сейчас я, вырвав первую ноту из горла Насти, нашла нужный ритм. То делала секундную остановку, то в секунду три-четыре раза дёргала за край плевы. Вскоре послышались и скачки табуна лошадей, и ржание молодой кобылицы. Вой волчицы… и руки отпустили ножки, которые упали на постель.

Я и не заметила, что моё влагалище также вибрирует, забирает силы, которых я за вечер потратила много. Легла рядом с девочкой. Павел появился незаметно — видимо не стал прерывать мою игру.

— Паш, это прекрасно. Говорят, где-то делают пластику плевы. Давай мне восстановим, и ты поиграешь?

— Значит материнство отложим?

— Я… фантазирую. Настёна, наш муж пришёл. Ты готова?

— Я…, прости, Господи. Я была готова ещё в первый день, как увидела его. Мне это открылось, когда отец Захарий начал обучать нас с Дашей езде на лисапеде…. Ещё прошлым летом. Даша молчит, не хочет делиться своим таинством…. Мама сказала, что боль ничто по сравнению с… экстазом. Правильно сказала…? Вер, поцелуй меня ещё разок…

Я целую её губы, Паша животик.

— Давай как меня…. Пусть она сама сядет.

Павел ложится на постель, придерживает пенис. Я помогаю девочке принять нужную позу. В шесть глаз смотрим, как измазанная влагалищным соком головка, касается врат.

Нет, мне становится плохо — это гигант по сравнению с щёлкой Насти. И он не помещается меж створок раковины! Настя плачет. Плачет навзрыд. Нет! Нужно больше смазки. Поднимаю девушку, усаживаю у его колен. Сама сажусь на пенис — моя смазка гуще, её гораздо больше. Пары минут фрикций должно хватить.

— Настя, может отложим? — спрашиваю прежде чем освободить место?

— Господь поможет мне.

Вновь настраиваемся на дефлорацию. Павел поводил головкой по губкам, приставил ко входу.

— Насть, не торопись. Придави, поднимись, вновь придави. Губки расслабятся…. Помнишь ведь как Ника прыгала на мне?

Опираясь о мою спину, девушка сжала зубы, начала делать что ей сказали. Головка понемногу протискивается меж утончающихся лепестков.

— Господи, позволь мне впустить его в себя! Умоляю, позволь! А-а-а-аааааа

Как ты будешь рожать, деточка моя? Это у меня широкий таз, а неё даже член не пролезает! Нет! Пролез. Настя, потеряв сознание, не удержалась на ногах. Сейчас лежит на груди мужа.

Я поглаживаю её по сильно выпирающим позвонкам. Павлу не нужно напоминать, чтобы не шевелился…. И кровушки то в этом тельце мало — можно было не простилать полотенца под попку Павла.

Настя очнулась, искривляя от боли лицо, пытается улыбнуться. Выпрямляет тельце. Я встала, принесла ей воды. Глотнув немного влаги, она смогла ухмыльнуться.

— Теперь я жена, не дева! — она не приподнимаясь смотрит на низ живота. — Муж мой, вот ты где. — показывает в район пупка. — Везде боль. В писке, в животе, утроба моя сильно болит. Можно я встану? — вставая, она пару раз вскрикнула.

Мы укутали её одеялом, положили к стенке.

— Спи, мы омоем чресла. — я, понимая, неуместность продолжения акта рядом с ней, потянула Павла в душ.

Ополоснув член, от слизи и крови, разрядила напряжённость мужа минетом.