Ласло Бьёрн, староста деревни Житка, сидел один в просторном зале своего большого и удобного дома. Он был не в духе, чертовски не в духе. Ещё бы, ведь этим утром всего в тридцати верстах от его деревни барон Д'Аржи, патрон и законный хозяин Житки, потерпел сокрушительное поражение от армии герцога Ги Лавайе. Вне всяких сомнений, преследуемый врагами барон теперь попробует укрыться в одном из своих городов, Генцо или Тайтле, и выберет для бегства кратчайшую дорогу, проходящую именно здесь, через Житку. Всё это грозит обернуться настоящей бедой для вверенной Бьёрну деревни, и хорошо ещё, что старосте хватило ума подготовиться к неприятностям заранее — по его настоянию ценности и сбережения земляков надёжно припрятаны, а зерно и продукты перетащены в тайники. Правда немало пришлось оставить и на виду, ведь нельзя же обидеть хозяина пустым столом, да и мародёры герцога не оставят Житку в покое пока не возьмут своё. Что уж говорить о женщинах — жалко их, но никуда не денешься, война есть война. Тут староста тяжело вздохнул, вспомнив о своей собственной семье, которую накануне отправил в город. Как там они без него? Справятся ли? От этой неопределённости на сердце становилось неспокойно, а в голову лезли нехорошие мысли и Ласло уже порядком извелся, когда дверь комнаты вдруг распахнулась, впуская внутрь запыхавшегося слугу:
— Едут, едут! — почти прокричал паренёк, с обеда сидевший на смотровой вышке и следивший за дорогой. — Это хозяин едет, зуб даю!
— Сколько всего человек? — уточнил Ласло.
— Много, наверное, целая сотня, — возбужденно ответил паренёк.
Староста криво ухмыльнулся, поняв свою промашку: глупо спрашивать парнишку о количестве солдат, если он умеет считать только по пальцам. Целая сотня может в равной степени означать тридцать человек или триста. То есть либо кучка сбежавших с поля боя дезертиров, либо и в самом деле свита барона. Остаётся дождаться ответа самому.
Спустя примерно четверть часа на маленькую площадь Житки въехало около пятисот всадников. Все они носили малиновые и тёмно синие цвета дома Д'Аржи, изрядно поблёкшие под толстым слоем дорожной пыли. Кони под ними были взмылены и едва не падали от усталости, а сами седоки пребывали в крайне раздражённом состоянии. Тесная деревенская площадь моментально наполнилась бряцанием оружия, топотом и грубыми криками: одни требовали вина, другие пива, а некоторые, не теряя времени, принялись ловить свиней и другую домашнюю скотину.
«Убытку от них, как от заправских грабителей! — мрачно подумал староста, и, испугавшись собственных мыслей, поправился: — Ладно уж, тут ничего не поделаешь, хозяин есть хозяин, и вся наша деревня принадлежит ему вместе с потрохами».
Отбросив ненужные эмоции, Ласло разыскал в толпе небольшую, но весьма колоритную кампанию. Возглавлял её красивый широкоплечий мужчина, лет тридцати, беззаботно болтавший с мрачным громилой, от одной рожи которого кровь застывала в жилах. Чуть позади них, держались две грудастые барышни, по-мужски сидящие на дорогих, породистых лошадях. Как и все вокруг они носили стальные доспехи, которые впрочем, совершенно не скрывали их великолепных форм. А замыкал эту маленькую кампанию, высокий и худой человек, закутанный с головы до ног во всё черное. Бьёрн сразу же признал всех пятерых — Жером Д'Аржи с любовницами, а с ними хольд Бенуа и тот самый глоран, который по слухам подбил барона на эту с треском провалившуюся авантюру. Кажется, его кличут Армен или что-то в этом роде.
«Чёртовы глораны! Век бы вас не видать вместе с вашей грёбаной магией!» — раздражённо подумал глава деревни и желчно сплюнул.
С трудом подавив неприязнь, староста подошёл к хозяину и, низко поклонившись, предложил расположиться в своём доме. Вскоре вся выше перечисленная кампания плюс пяток наиболее знатных дворян из числа вассалов Д'Аржи собралась в том самом просторном зале, где незадолго до этого Ласло одиноко предавался меланхолии. К этому моменту барон успел привести себя в порядок, сменил костюм и предстал в одежде, скроенной по последней столичной моде. Бесцеремонно усевшись во главе стола, он потребовал вина, жаркого и всяческих разносолов. Д'Аржи ел, пил и беззаботно веселился, будто б не проиграл решающего сражения, и в спину ему не дышала вся армия Ги Лавайе.
Глядя на развлекающегося хозяина, ни в грош не ставящего судьбу его деревни, Ласло просто кипел от затаённого гнева. Но куда сильнее его возмущали любовницы барона, одевшиеся совсем уж неподобающе случаю. Под их домашними платьями, скроенными из тончайшей, безумно дорогой ткани, вообще ничего не было, и каждый из присутствующих мог воочию убедиться в совершенной красоте их юных тел. Сконфуженный и возбужденный глава деревни, пытался не смотреть в их сторону. Усилием воли он заставил себя сконцентрироваться на лицах мужчин, некоторые, из которых и вправду заслуживали внимания. Как, например, печально-известный хольд Бенуа, обожающий расчленять людей при помощи своего амулета силы: смертоносной цепи-удавки.
«Какая же всё-таки гнусная у него рожа!» — удивлялся Ласло, разглядывая исподтишка суровую физиономию хольда.
В отличие от своего господина, Бенуа вышел к столу в дорожной одежде и даже не потрудился стряхнуть с неё пыль. Его неряшливый, угрюмый вид разительно выделялся на фоне остальных присутствующих, а полное равнодушие к полуобнажённым красоткам само собой наводило на мысли о мужском бессилии.
«Видимо молва не врёт, и звериная жестокость Бенуа объясняется именно этой причиной», — вспомнил Ласло и, подавив невольную ухмылку, быстро перевёл взгляд на волшебника глорана.
Тот тоже не слишком-то заботился о своей внешности. И хотя он снял свой дорожный плащ, под ним оказалась какая-то чёрная, бесформенная хламида, выглядящая ничуть не лучше. Да и лицо глорана старосте не понравилось. Его чуждые черты были слишком непривычны неискушенному взгляду Ласло, и напоминали ему одну из тех гротескных масок, что надевают лицедеи на ярмарочных представлениях. Зато вассалы барона выглядели и вели себя вполне естественно. Они много ели и много пили, бурно обсуждали недавнюю битву и постоянно возвращались сальными взглядами к прелестям двух полуобнаженных гурий. Правда, храбрости им явно недоставало. За целый вечер, никто из них так и не осмелился упрекнуть хозяина в поражении или втихую потискать одну из его соблазнительных подружек.
«Хотя в присутствии такого пугала, как Бенуа, любой здравомыслящий человек поостерёгся бы от подобных опрометчивых поступков», — усмехнулся Бьёрн и тут же простил дворянам их малодушие.
Если быть честным, Ласло и сам ощущал себя не в своей тарелке, и с нетерпением ждал завершения неуместного ужина. И вот, наконец, после трёх невыносимо долгих часов, это случилось. Произнеся пафосную напутственную речь, барон отпустил Бьёрна вместе с другими вассалами, а верного Бенуа попросил посторожить вход снаружи. Когда же двери за хольдом закрылись, Д'Аржи бесстыдно обнял своих полуголых любовниц и неожиданно затеял с глораном серьёзный разговор:
— Ну что ты скажешь, Армин? Хочу услышать твою версию произошедшего, — жёстким, изменившимся до неузнаваемости голосом поинтересовался Д'Аржи.
Теперь любому стало бы ясно, что показное веселье барона во время ужина всего лишь умелое притворство.
— Пока что мы проиграли, — равнодушно ответил глоран, на лице которого не дрогнул ни единый мускул.
— Это я и сам вижу. Меня больше интересует, почему мы проиграли, — язвительно продолжил Д'Аржи. — Может, пояснишь?
При этих словах обе девчонки захихикали, окинув презрительным взглядом тощую фигуру волшебника, а барон, как бы невзначай запустил руку в лиф платья Элли, своей любимицы.
— В дело вмешался капитул Кэлис. Я же предупреждал вас, что это может случиться, — холодно ответил Армин, не обратив ни малейшего внимания на бесстыдные действия сидящей перед ним троицы. — Не забывайте, что в капитуле тоже умеют читать будущее.
— Но раньше ты, помнится, уверял, что в магии и в ясновидении глоранам нет равных, — продолжил язвить барон. — И разве не ты подталкивал меня к ссоре с домом Лавайе? Разве не ты убеждал, что мы с наскока возьмем Баон?
Говоря с волшебником, Д'Аржи, небрежно теребил соски Элли, начавшей томно постанывать от удовольствия. Вторая красотка, Хана, не желая отставать от подруги, стала умело поглаживать ладошкой промежность хозяина.
— А разве не вы наплевали на мои советы? И разве не вы отказались ждать наших союзников? — парировал волшебник, нисколько не изменившись в голосе.
— Союзников? Что сделала бы жалкая горстка волшебников, когда на стороне герцога мушкеты и пушки? — не унимался Д'Аржи. — Вот если б ты не убедил меня оставить артиллерию в Тайтле!
Тут собеседники гневно уставились друг на друга. Возникла напряжённая пауза, которую первым нарушил глоран.
— Я ж объяснял вам уже тысячу раз: чтоб будущее сбылось так, как нам надо, нельзя слушаться меня, лишь на половину! — раздражённо воскликнул он. — А эта грязная артиллерия, вы ж знаете — в мире, который мы строим, ей нет места!
Похоже, своими словами барон задел его за живое и наконец-то вывел из себя.
— Не забывайте, что вы согласились на наши условия и обещали следовать моим указаниям! — продолжал кричать распалившийся волшебник. — Да и что изменила бы пара пушек и сотня мушкетов?
— Вот вы, глораны, вроде умнее нас, обыкновенных смертных, но иногда я просто дивлюсь вашей тупости, — грубо перебил его барон. — Разве сегодняшнее сражение не показало, что значат на поле боя пара пушек и сотня мушкетов? — язвительно поинтересовался он.
— Ничего оно не показало! Ваши пушки и мушкеты ничего не стоят! И я готов доказать вам это! — твёрдо заявил Армин.
— Доказать? И как же, позвольте спросить, — удивился Д'Аржи. — Быть может, при помощи своих фокусов вы и прошлое менять умеете?
— Хватит дурачиться! — гневно прервал его глоран. — Развяжите мне руки! Дайте добро на мой план, и я берусь уничтожить или, по крайней мере, уполовинить армию Лавайе!
Услышав смелое заявление волшебника, Д'Аржи замолчал и крепко задумался. По предыдущему опыту он хорошо знал, что Армин не бросает слов на ветер, однако его план барону не нравился. Честно говоря, он был просто чудовищен и, будучи приведённым в исполнение, мог надолго очернить репутацию дома Д'Аржи. Такую мерзкую затею не одобрил бы ни один правитель, желающий заручиться поддержкой своих подданных. С другой стороны, если оставить всё как есть и отвергнуть предложение Армина, герцог, несомненно, захватит Генцо и вероятнее всего Тайтл. А без своих городов, барон Д'Аржи превратится в обычного проходимца, что в его намерения никак не входило.
— Хочешь сказать ещё не поздно? Ты, правда, сможешь сделать это? — уточнил барон, с надежной глядя на глорана.
— Без сомненья! — подтвердил Армин. — Отдайте мне Генцо, а сами езжайте в Тайтл, и я выполню всю грязную работу без вашего непосредственного участия, — уверенно добавил искуситель.
— Хорошо, — наконец сдался барон. — Но если Лавайе всё-таки возьмет Генцо в осаду, я вынужден буду использовать пушки.
— Как скажете, — легко согласился глоран. — Могу ли я сам составить указы для наместника в Генцо? — тут же уточнил он.
— Валяй, — разрешил Д'Аржи.
Девчонки своими настойчивыми ласками уже порядком распалили его, а проклятый волшебник мешал продолжению.
«Нужно заканчивать с делами, — почувствовал барон, изнемогая от желания. — Но всё же, интересуют глоранов наши женщины или нет? — задумался он, целуя Элли.
— Вроде бы Армин возбудился? Или мне просто показалось?»
Весь этот спектакль с прилюдными ласками был затеян Д'Аржи лишь для решения данного вопроса. И если Армин отреагирует на девушек как обычный мужчина, то его слабостью в дальнейшем можно будет воспользоваться. Барон считал себя мастером в подобных делах. Сколько уж простаков пали жертвами чар его пташек, сделав, в конечном счёте, именно то, что от них требовалось. Кто знает, может этот суровый колдун станет следующим?
А глоран, тем временем, достал из глубин своего балахона писчие принадлежности и, обмакнув перо в походной чернильнице, принялся строчить указ. Армин писал быстро, красивым размашистым почерком и Д'Аржи, грамотность которого оставляла желать лучшего, в который раз удивился разносторонности его талантов. Закончив, волшебник посыпал пергамент песком, и с поклоном передал его барону.
— Готово, — сообщил он. — Надо лишь поставить вашу печать.
Д'Аржи пробежал указ глазами. Затем, нагрев на свече кусочек сургуча, оставил на листе оттиск своей фамильной печатки.
— Ещё одно условие: пусть Бенуа поедет с тобой, — сказал он, протягивая пергамент обратно.
— Как скажете, — повиновался Армин и, низко поклонившись, вышел из комнаты.
* * *
Очнувшись, Кен обнаружил себя распростёртым на лавке в том самом трактире, где умудрился проиграть доверенное хозяином золото. Вокруг по-прежнему галдела толпа, и оруженосец поначалу решил, что пробыл в отключке совсем не долго. Но он ошибся: на этот раз причиной шума стал отряд вооруженных стражников, вломившихся в зал и бесцеремонно хватавших всех подряд. Никто из посетителей не понимал что происходит, но как бы то ни было поведение стражи было недопустимо грубым. К тому же в трактире присутствовало несколько уважаемых горожан, которые точно не собирались терпеть подобного произвола.
— Что всё это значит! — требовательно спросил солидный толстяк в дорогом камлотовом костюме. — Я член городского магистрата. Объяснитесь немедленно!
Ответом ему стал могучий удар, отвешенный тяжёлой рукой закованного в доспехи стражника.
— В городе объявлен комендантский час. Все кто находится вне дома — нарушители. А нарушителей ждёт наказание, — растягивая слова, и, как будто наслаждаясь ситуацией, пояснил командующий отрядом сержант.
Подобное хамство взбесило толпу и дюжина самых пьяных и бесшабашных гуляк бросилась на солдат с голыми кулаками, однако те оказались готовы к такому развитию событий и встретили драчунов ударами деревянных дубинок. Неравная схватка продолжалась недолго, и вскоре все нападавшие были жестоко избиты и крепко связанны. Дальше дело пошло быстрее: возмущенных голосов резко поубавилось, большинство посетителей, подобно обречённой на убой скотине, безропотно дали себя скрутить. Когда же свободными осталось всего человек двадцать, сержант разглядел среди них косоглазого шулера, трусливо прячущегося за спинами своей свиты.
— О, старый знакомый! Что, опять честных людей обдуриваем? — весело воскликнул сержант. — А где ж твой дружок? — вдруг вспомнил он и он пробежал взглядом по лицам окружающих.
— Да здесь я, господин сержант, — откликнулся Арн Бишек, который до этого момента скрывался в тени.
— Ага, теперь вижу. Все в сборе, — ухмыльнулся начальник стражи. — Что на этот раз? Нашли кого развести?
— Зачем же вы так, мы честные люди, — забормотал косоглазый. — Играем помаленьку. То в плюсе, то в минусе остаемся, как повезет…
Подобная ложь, конечно, не могла убедить хитрого стражника, но шулер на это и не рассчитывал. Его враньё предназначалась не сержанту, а тем облапошенным простакам, праведного гнева которых косоглазый заслуженно опасался.
— И каков же доход у честного человека? — расхохотался начальник стражи.
— Наверняка неплохой. И при этом вы ни разу не заплатили налогов!
— Как раз сегодня собирались, — нагло соврал Бишек. — Вот посмотрите, специально отложил для этой цели пятнадцать золотых, — добавил он и продемонстрировал сержанту пухлый нежно позвякивающий кошелек.
От этой «музыки» лицо начальника стражи сразу повеселело.
— Оставьте здесь этих двоих, а остальных ведите куда следует, — обернувшись к подчиненным, приказал он.
Тем временем Кен, которого стражники посчитали пьяным, лежал совсем рядом и слышал каждое слово этого любопытного разговора.
«Похоже, пройдохи отмажутся заплатив взятку, и наверняка сбегут из Генцо, раз жульничество их уже раскрыли, — сообразил он. — Теперь главное не упустить их из виду. Прослежу за ними и верну своё золото при первой же возможности!»
Но выполнить задуманное оказалось не так-то просто: очистив от посетителей зал, стража вплотную занялась несколькими валявшимися в беспамятстве алкашами и захватила Кена вместе с ними. Едва очухавшегося, оруженосца грубо подняли, скрутили за спиной руки и вытолкали на улицу. Там перед дверями «Липового цвета», пленников собралась целая толпа, человек сто или больше. Стражники не слишком-то церемонились с ними. Нещадно орудуя дубинками, они согнали растерянных горожан в колонну, и повели её в сторону городских ворот.
«Что происходит? Бред какой-то! — злился Кен. — Таким макаром я провороню Бишека и его косоглазого приятеля! И где потом прикажете их искать?»
Однако вскоре оруженосцу стало не до мошенников. Когда к колонне пленников присоединилась ещё одна партия, Кен осознал, что всё случившееся в «Липовом цвете» не просто акт вопиющего произвола стражи, а часть чего-то большего, охватившего целый город.
«В какое новое дерьмо я встрял? — испугался он. — Что же, в конце концов, происходит в Генцо? Зачем барону устраивать этот дикий комендантский час накануне осады? Не самое лучшее время, чтоб издеваться над жителями, ведь именно от их лояльности зависит, будет ли город сопротивляться Лавайе или сразу откроет ему ворота».
Тем временем их скорбная процессия продолжала быстро разрастаться. Почти на каждом перекрёстке к ней присоединялись новые жертвы, и вскоре Кен потерял счёт товарищам по несчастью. Лишь за пределами города на открытой местности, он сумел разглядеть грандиозное шествие целиком. От этого вида в сердце оруженосца зародилось очень нехорошее предчувствие.
«Плохо! Очень плохо! — испугался Кен. — Барон явно затеял, что-то недоброе. Иначе, зачем ему столько народу?»
Тревога оруженосца достигла пика, когда колонна пленников пришла к своей конечной цели, оказавшейся большим пустырём, затерянным где-то в лесу в пределах версты от городских стен. Дюжина высоких кроваво-красных костров, разожжённых по периметру этой поляны, тускло освещала огромную толпу перепуганных горожан. Кажется, здесь были только мужчины, хотя некоторые из них выли и причитали словно женщины. Другие, наоборот, буянили и отвратительно сквернословили, однако абсолютное большинство от страха и неопределённости впало в какой-то ступор и безразлично ожидало своей дальнейшей участи.
Меж тем, стражники впихнули Кена и других пленников в освещённое огнями пространство и на какое-то время оставили их в покое. Прошёл час, другой, а ситуация вокруг практически не менялась. Первоначальный испуг и возбуждение постепенно притупились, и измождённый оруженосец стал понемногу клевать носом. Вскоре он провалился в глубокий сон без сновидений и проспал довольно долго, не смотря на шум, неудобную позу и затёкшие от тугих верёвок руки. Однако выспаться у него так и не получилось: какой-то стражник безжалостно ударил его сапогом под ребра.
Проснувшись от резкой боли, Кен нехотя разлепил веки, сел и огляделся. Похоже, близилось утро, огромные костры почти прогорели, а небо на востоке начало светлеть. Поляна, давеча заполненная до отказу, теперь почти опустела, лишь кое-где лежали прямо на земле немногочисленные горожане, сумевшие уснуть даже в этом аду. Здесь же, между ними, бродили стражники и грубыми пинками приводили спящих в чувство. Довольно скоро они подняли на ноги всех оставшихся пленников, согнали их в кучу, и погнали её вглубь леса.
Идти оказалось совсем не долго. Шагов через двести деревья расступились, открыв глазам некое древнее капище: большие каменные валуны, расставленные кольцом, отгораживали от буйной растительности круглый кусок свободной земли. Посередине этого пространства горел огонь, испускающий густой, невероятно вонючий дым, а подле него стояли фигуры, закутанные с головы до ног в бесформенные балахоны. Нельзя сказать, чтоб эта картина сильно удивила Кена, на самом деле он ждал чего-то подобного:
«Всё ясно! Зачем еще могли понадобиться горожане, да ещё в таком количестве? Какое-нибудь гнусное колдовство или того хуже, жертвоприношение!» — мрачно подумал оруженосец.
Испугавшись собственных догадок, Кен внимательно огляделся. По-крайней мере здесь не было крови. Уже не плохо.
«Если б все те люди, которых я видел ночью, погибли именно тут, то капище бы выглядело совсем по-другому», — прикинул Кен и несколько успокоился.
Тем временем, стражники загнали пленников внутрь очерченного валунами пространства, и поставили на колени лицом к костру. Когда с этим было покончено, откуда-то из-за спины оруженосца появились прислужники, несущие в руках глиняные сосуды и кубки. Они стали обходить цепочку коленопреклоненных людей, наливая каждому полную чашу дымящейся жидкости. Тому, кто отказывался выпить, содержимое чаши вливали в рот силой. Двигаясь по кругу, прислужники медленно, но верно приближались к похолодевшему от страха Кену.
«Яд? Всё-таки жертвоприношение? — вновь засомневался оруженосец. — Тогда почему яд, ведь демоны и прочая нечисть предпочитают пролитую кровь?»
Он всё ещё размышлял над этим вопросом, когда подошла его очередь отведать неизвестный напиток. К губам оруженосца приблизился полный кубок, пахнувший чем-то терпким и сладким.
«Да чёрт с ним! Была, не была», — решился Кен и, задержав дыхание, несколькими большими глотками проглотил горячую ароматную жидкость.
Напиток показался довольно приятным, кажется, обычная травяная настойка с сильным, горько-сладким привкусом. Однако всего через пару минут оруженосец почувствовал себя нехорошо. В голове его внезапно зашумело, в ушах громко застучал участившийся пульс. Постепенно слух стал ещё острее, а зрение наоборот странно ухудшилось. Теперь бешено вращавший глазами Кен, мог видеть лишь какие-то отдельные объекты. Вот профиль сидящего неподалеку горожанина — морщинистое лицо, покрытое двухнедельной щетиной. На лбу выступили капли пота, а из угла приоткрытого рта тянется тонкая струйка слюны. Вот чья-то рука, мозолистая и грубая. Ногти давно не стрижены и под ними скопилась немало грязи. А вот опять чьё-то лицо. Странные, непривычные черты — высокие скулы, тонкий нос и раскосые глаза.
«Кто это? Глоран? — вяло соображал Кен. — Сколько же свирепости и силы в его облике!»
Наткнувшись взглядом на лицо глорана, Кен больше не мог отвести взора. Он продолжал смотреть на него, когда неподалеку раздались ритмичные звуки большого барабана. Поначалу едва слышные они плавно нарастали, и вскоре всё тело Кена сотрясалось от мощного, низкого биения: «Бум-бум… Бум-Бум… Бум-бум…»
Словно чьё-то могучее сердце билось рядом. Кену внезапно стало страшно, дико страшно. И тут вдруг глоран запел глубоким и сильным голосом:
«Аби абле бин амикоту… Аби абле бин амикоту… Аби абле бин амикоту…»
Кажется, это пел именно глоран или всё-таки сам Кен? Сознание оруженосца начало путаться и он уже не мог отличать собственных мыслей от произнесенных рядом с ним фраз.
«Аби абле бин амикоту… Аби абле бин амикоту… Аби абле бин амикоту», — постоянно звучало в его голове.
И страх постепенно ушёл, уступив место неземному восторгу. Одновременно с этим Кен ощутил невиданный подъем сил. Ему захотелось вскочить и побежать куда-то, захотелось совершить нечто великое и ещё много всего, но чего именно он так и не успел понять — в голове неожиданно появилась чёткая мысль:
«Воля хозяев важнее всего! Тело хозяев дороже всего! Лики хозяев прекрасней всего!»
Мысль повторялась многократно, пульсируя вместе с ритмом барабанов. И с каждым разом она казалась всё лучше и правдивее:
«Действительно, разве что-то может сравниться с волей хозяев? — подумал Кен. — Ну разве что их безопасность, ведь жизни их так драгоценны! А лица наверняка божественны! Вот бы взглянуть хоть одним глазком!»
И тут он увидел их, одного за другим. Пред алчущим взором оруженосца предстали лики хозяев, таких прекрасных и в то же время так похожих на обычных смертных. Восторг и желание угодить мгновенно наполнили душу Кена. Теперь он точно знал, ради кого родился, ради кого жил и ради кого должен умереть!
* * *
Войдя в свой походный шатёр, Армин Си Лай устало опустился на покрытый пушистыми коврами пол. Только что окончившийся магический ритуал был по-настоящему изматывающим и выжал из него все соки. Не часто Армин делал что-то подобное, ведь, как и всякий глоран, он прежде всего на свете ценил себя и своё драгоценное тело. Впрочем, будь люди на месте глоранов, они наверняка, поступали бы также. Вполне естественно заботиться о своем здоровье, когда впереди ещё сотни лет счастливой жизни.
«Тяжёлая ночь, — зевнул волшебник. — Но она прошла недаром. Всё сделано как надо, и это капище оказалось достаточно сильным. Подумать только, мне удалось за раз зачаровать больше тысячи человек! Рассказать кому, не поверят…»
Размышления глорана были прерваны появлением слуг, принесших еду и напитки. Двигаясь беззвучно, словно тени, они расставили по ковру чаши с вареным мясом и фруктами, откупорили кувшины с вином и повесили над небольшим походным очагом пузатый чайник с прекрасным зелёным чаем. Закончив с этим, старший прислужник встал на колени и, низко поклонившись, сообщил:
— Хольд Бенуа Де Латур ожидает у входа. Могу ли я пригласить его?
При этих словах, волшебник недовольно поморщился. Мрачная физиономия хольда садиста точно не то, что он хотел бы сейчас видеть. С другой стороны встреча с Бенуа могла оказаться даже полезной, ведь хольд приехал сюда в качестве соглядатая. Каждое услышанное им слово вне всяких сомнений дойдет до ушей барона Д'Аржи, а значит, повернув разговор в нужную сторону, можно попробовать возвратить себе пошатнувшееся доверие этого своенравного дворянина.
— Зови его, — тяжело вздохнув, приказал глоран.
Слуга с поклоном удалился. Затем полог шатра откинулся, впустив внутрь громоздкую фигуру Бенуа Де Латура. Хольд коротко кивнул, поприветствовав волшебника, огляделся в поисках стула и, не найдя такового, тяжело опустился прямо на ковер.
— Как ваше самочувствие хольд? Вы что-то бледнее обычного сегодня, — поинтересовался Армин, забрав себе инициативу в разговоре.
— Спасибо не жалуюсь, — ответил взаправду побледневший Бенуа.
Размах ночного обряда, произвёл неизгладимое впечатление на этого толстокожего человека, всегда преклонявшегося перед сверхъестественной силой.
— Чем тогда обязан? Или вы просто хотите попить чайку в приятной компании? — съязвил глоран.
— Чайку? Можно и чайку, но я б лучше винца, или чего покрепче, — нервно пробормотал хольд, чувствовавший себя не в своей тарелке.
«Неужто Бенуа испугался? — удивился глоран. — Вот уж не ожидал, что моя магия так сильно впечатлит этого грубого мужлана».
Сам того не ожидая волшебник испытал прилив самодовольства и гордости. Под действием этих тщеславных чувств он несколько размяк и снизошел до роли гостеприимного хозяина:
— Возьмите ту чашу, Бенуа, а там, в том сосуде, пшеничное вино с юга Акана. Крепкое, как раз как вы любите, — посоветовал он.
Бенуа не заставил себя просить дважды и сразу потянулся к указанному кувшину. Выпив большую чарку, он почувствовал себя раскованнее и, наконец, решился перейти к сути дела:
— Э, как бы это получше сказать, — начал он.
— Не знаю, скажите хоть как-нибудь, — не удержался и перебил волшебник, настроение, которого вдруг стало игривым.
— Так вот. Я тут хочу понять задумку всей этой затеи. Если конечно можно, — выдавил из себя хольд.
«Ага, видимо барон не рассказал ему подробностей моего плана, и Бенуа теперь разбирает любопытство», — сообразил глоран, а вслух ответил:
— Разумеется можно. Спрашивайте. Что вы хотите узнать?
— Ну, например, что это было ночью? На кой чёрт нам все эти люди? Я-то думал, мы принесём их в жертву, — задал вопрос, чуть осмелевший Бенуа.
— В жертву кому? — умело разыграв недоумение, поинтересовался волшебник.
— Ну, богам там разным, — вновь растерялся хольд. — Вы, наверное, лучше меня знаете, кто из них любит человеческую кровь.
— Я-то конечно знаю. Однако чего бы мы, по-вашему, добились, прикончив тысячу человек во славу кровожадных демонов? — не унимался Армин.
— Ну не знаю, — окончательно смутился Бенуа. — А чего мы добились сейчас?
— Сейчас мы имеем тысячу идеальных солдат, которые скорее умрут за барона, чем отступят, — внушительно ответил глоран.
— Так вот что это было! — сообразил хольд. — Ну да понятно, даже таких необученных дураков можно использовать в бою. Если построить их фалангой, станет не важно, солдаты они или сапожники, — прикинул он. — Найти бы только копья и щиты.
— Всё это есть в Генцо, — сообщил Армин. — Мы ведь подготовились заранее.
Хольд кивнул и на мгновенье смолк, обдумывая открывшиеся перспективы. Затем, видимо вспомнив о чём-то, спросил:
— А что с теми наёмниками, которые участвовали в ритуале? У них какая-то особая роль?
— Да тут вы правильно догадались. Те десятеро наймитов станут офицерами нашей новой армии, — пояснил волшебник.
— Офицерами? Зачем? — переспросил Бенуа.
— По-вашему я должен лично раздавать приказы каждому солдату? — ухмыльнулся глоран. — Нет уж! Я скомандую офицерам, а они доведут мою волю до каждого. И все беспрекословно подчинятся! Идеальная дисциплина пчелиного роя вот чего мы на самом деле добились!
От этих слов по спине хольда побежали мурашки. С трудом верилось, что такое вообще возможно: целая армия лишенная собственной воли и идущая на смерь по мановению руки волшебника. И если магия оживления трупов обычно зовется чёрной, то это колдовство, сводящее живых людей до уровня зомби, наверное, ещё темнее. Магия чернее чёрной, если так можно выразиться.
— И что же будет дальше? — робко спросил Бенуа.
— А дальше идите спать! После обеда мы выдвигаемся, — отрезал Армин.
* * *
Кен быстро шагал по дороге в длинном строю горожан, ставших солдатами-ополченцами в новоиспеченной армии барона Д'Аржи. Теперь на их плечах лежали огромные двухсаженные копья, а за спинами болтались высокие прямоугольные щиты. Они несли эту тяжёлую ношу уже десять часов кряду, их мышцы гудели от усталости и напряжения, однако странное дело — из тысячи человек никто ни разу не отстал и не остановился. Даже старики и те безропотно шли вместе со всеми.
«Что же с нами сделали? — поражался Кен, глядя по сторонам и прислушиваясь к собственным чувствам. — Нам приказали идти, и мы идём, нам приказали молчать, и мы молчим».
Действительно колона ополченцев сохраняла просто невероятное в такой ситуации безмолвие. За последние десять часов никто из них не проронил ни звука.
«Сознание вроде в норме, — прикинул Кен. — По крайней мере, я думаю, о чём захочу, но стоит этим офицерам отдать приказ, и я ничего не могу с собой поделать. Тело подчиняется само по себе! Дикость какая-то!»
Он долго мучил себя этими бесплодными размышлениями, прежде чем заметил, что передние ряды колонны останавливаются. Затем, откуда ни возьмись, появился один из офицеров и приказал их сотне сделать привал неподалеку от сломанного дерева, стоящего примерно в пятидесяти шагах от дороги. И тут на Кена накатила усталость, она появилась так внезапно, и сопровождалась такими болями в мышцах, что едва не свалила оруженосца с ног. Но вместе с болью вернулось ещё кое-что — Кен неожиданно понял, что снова может говорить.
С трудом переставляя ноги, оруженосец подошел к расщепленному молнией дереву и опустился на землю, в кучу таких же, как он ополченцев. Не все они уже спали, некоторые ещё шевелились и человек, к спине которого бесцеремонно привалился Кен, стал вяло возмущаться:
— Полегче там! Ишь разлёгся!
Голос показался знакомым, однако Кен никак не мог вспомнить, кому же он принадлежит. Пересилив свинцовую усталость, оруженосец обернулся к ворчащему парню и, схватив того за рыжий чуб, заглянул ему прямо в лицо.
— Какого лешего! — разозлился рыжий.
Ну, точно, Жан собственной персоной. Теперь, присмотревшись получше, Кен узнал те самые плохо подогнанные доспехи.
— Здорово, Жан. Какими судьбами? — перебил стражника он.
— Здорово, а ты собственно кто? — удивился тот.
— Уже забыл? — обиделся Кен. — Давеча только познакомились, хозяина моего бесчувственного в трактир везли. Неужто не помнишь?
— А, того чудного рыцаря, который ещё на землю брякнулся. Как же помню! — наконец признал стражник. — Значит и вы здесь?
— Теперь я один, — поправил Кен. — Хозяин-то мой помер.
— Ясно, — пробормотал Жан и замолчал.
— А ты, кстати, как тут очутился? — заинтересовался оруженосец. — Ты ж вроде стражник, и должен был оказаться по другую сторону от баррикад, вместе с теми, кто нас сюда затащил?
— Да, глупая история! — отмахнулся рыжий.
— Понятно, что глупая. А подробности? — не унимался Кен.
— Нет подробностей. Хотел сбежать с Генцо по-тихому, да попался. Вот и весь сказ, — раздражённо ответил Жан, отвернувшись.
И как Кен не пытался вновь разговорить его, он так и не сумел вытянуть из стражника больше ни слова.