Жизнь, управляемая приметами
В феврале 1598 года московская знать присягала Борису Годунову.
В клятвенном обещании новому царю были и такие слова: «…В естве и в питье, и в платье или в ином в чем лиха напасти не учиняти; людей своих с ведовством, да и со всяким лихим кореньем не посылати, и ведунов и ведуней не добывати, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не насылати…».
У восточных славян эти способы колдовства — выбор следа из-под ног и бросание пыли по ветру — являлись самыми опасными.
Чтобы погубить человека, московские колдуны спускались в подземелье (чаще всего в районе Арбата, Замоскворечья, Пресни) и искали там след «пропащего», или «сгинувшего во мраке». Если находили, то брали с собой «пыль со следа», клали ее на ладонь и произносили проклятие. А потом, проходя мимо дома намеченной жертвы, сдували ее у порога или у ворот.
Согласно поверьям, гибель жертвы после этого была неминуемой.
Известный историк Николай Иванович Костомаров в середине XIX века писал: «…Жизнь каждого русского, по мере большей или меньшей личной наклонности к мистической созерцательности, вся была управляема приметами. Предвещательность и знаменательность явлений для него была так широко развита, что обратилась в систему. В числе запрещенных книг ходили по рукам волховники, или сборники примет и гаданий, в назидание людям…».
«Подземельный корень»
Костомаров отмечал, что самое распространенное верование было в могущество духовной силы человека и в устные или записанные слова.
«Заговор, или примолвление, играл главную роль в волшебстве. Правда, волшебники действовали и посредством разных вещей; но народное понятие приписывало силу не самим вещам, а слову, которое им сообщало эту силу. Сила исходила не из природы, а из человека, из его души…
Даже самое лечение или отрава людей посредством трав приписывались не целебному или вредоносному свойству самих растений по их природе, а человеку, который сообщал им это свойство своею волей, и потому лечение травами преследовалось церковью наравне со всякими другими волшебствами под именем зелейничества.
Полагали, что растение, совершенно безвредное, может быть убийственно, если волшебство сообщит ему злокачественную силу. В 1632 году, во время войны с Литвою, запрещено было ввозить в Московское государство хмель, потому что лазутчики донесли, что какая-то баба-ведунья наговаривает на хмель, чтобы тем хмелем, когда он будет ввезен в Московию, произвести моровое поветрие…».
В XV–XIX веках в Москве особенно боялись отвара из «подземельного корня». Чародеи якобы находили его в пещерах и заброшенных колодцах города. Приобретал этот корень злую силу после того, как призрак «сгинувшего во мраке» произносил над ним проклятие.
Никто из простых людей «подземельный корень» не видел. Ведьмы и чародеи продавали отраву из него уже в готовом виде.
Особо славились умением изготавливать яды из этого загадочного растения замоскворецкие колдуньи.
Николай Костомаров писал: «В самой Москве жило множество колдуний, и преимущественно в Замоскворечье.
Так, в первой половине XVII века там были известны женки: Улька, Наська Черниговка, Дунька, Феклица, Машка Козлиха, как видно из дела, возникшего в 1638 году по поводу подозрения в порче царицы Евдокии. Эти чаровницы предлагали свои услуги посредством наговоров над какою-нибудь вещью.
Таким образом, к московской чародейке Наське Черниговке прибегали женщины, страдавшие от побоев, которыми наделяли их мужья. Колдунья должна была „отымать серцо и ревность у мужьев“, а когда жены жаловались на „холодность мужьев“, приворожить их и отнять „серцо и ум“. Она наговаривала на соль, мыло и белила, приказывала женщине умываться мылом и белиться белилами, а соль, давать в питье и в естество мужьям…»
Конечно, колдуньи применяли в своей ворожбе и «подземельный корень».
Существует ли он на самом деле? Один исследователь московских тайн еще в начале XX века высказал предположение, что «подземельный корень» — всего лишь давным-давно сгнившие остатки обыкновенного дерева: тополя, дуба, липы, березы, осины.
Загадочный народ
Замоскворецкая ведьма Феклица славилась знанием подземного мира Москвы. Ходили слухи, что она использовала призрак «сгинувшего во мраке» и вызывала Чудина белоглазого.
О «чуди белоглазой» упоминается в легендах, песнях, сказаниях у многих северных народов. Говорится о них и в летописях, официальных документах, в трудах ученых и в записках путешественников.
Известный русский историк и государственный деятель, сподвижник Петра I Василий Никитич Татищев писал о народности чудь: «Имя сие сарматское, тут значит сосед или знаемый, русские во оное заключали Естляндию, Лифляндию, но после, оставя имя Чудь, все именовали Ливония. Оное положение, как видимо из древних северных и прусских писателей, задолго прежде Рюрика к Руси принадлежало…».
Татищев отмечал, что некоторые летописцы не очень хорошо понимали этнические различия финских племен и чудью называли и предков современных эстонцев, и народности, населяющие Беломорье и побережье Северного Ледовитого океана.
Их считали колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и руд, искусными кузнецами, ювелирами, строителями и целителями, добрыми или злыми чародеями и даже людоедами.
Путешественник и натуралист Иван Иванович Лепёхин во второй половине XVIII века писал: «У самоедов и других северных народов существуют предания о живущих под землей людях. Самоеды называют их сирты и говорят, что это народ, занимавший их страну раньше их и который после их прихода ушел в землю и живет еще там».
Другой исследователь Севера, Александр Шренк, в середине XIX столетия вспоминал: «Один самоед малоземельской тундры рассказал мне, что в настоящее время сирты живут под землею, потому что они не могут видеть солнечного света…».
Далее Шренк поведал, как этот самоед, то есть ненец, выкопал в холме яму и «вдруг увидел пещеру, в которой жили сирты.
Один из них сказал ему: оставь нас в покое, мы сторонимся солнечного света, который озаряет вашу страну, и любим мрак, господствующий в нашем подземелье; впрочем, вот дорога, которая ведет к богатым соплеменникам нашим, если ты ищешь богатства, а мы сами бедны.
Самоед побоялся следовать по указанному ему мрачному пути, а потому скорее закрыл вырытую им пещеру».
«Заставляли шептать луну»
Во время моих экспедиций по скандинавским странам, по Беломорью, на побережье и островах Северного Ледовитого океана приходилось слышать немало сходных легенд о карликах.
У разных народов называются они по-разному. Общее в преданиях то, что все они: «чудь белоглазая», «альбы», «цверги», «сирты», «Мамонтовы людишки», «белые карлы», «пещерные чародеи», «хранители мрака» и так далее — обладают непостижимой, волшебной силой и тайными знаниями.
В случае опасности они могут быстро уходить под землю и жить там среди несметного богатства: золота, серебра, мамонтовых бивней, какого-то загадочного «живого металла». Они умеют пользоваться огнем из недр, одурманивать людей, изготавливать лекарства и яды, принимать образы животных и растений, тумана, воды, камней.
О «чуди белоглазой» рассказывали, будто они могут создавать под землей так называемые перевернутые пирамиды.
С помощью подобных сооружений карлики Севера якобы освоили неведомую обычным людям энергию и даже научились «вызывать в небе четыре солнца» и «заставлять шептать луну».
Зачем «чуди белоглазой» понадобилось аж четыре солнца, если большую часть жизни они проводят в подземелье, и для чего нужно, чтобы ночное светило «шептало»?
Ответы на эти вопросы я ни у кого не смог получить.
Северные предсказатели
Давно известно: чем знаменитее человек, тем больше сложено преданий, былей и небылиц о его жизни и смерти.
Царь Иван Грозный — не исключение.
Кончину государя подробно описал Николай Михайлович Карамзин: «Крепкий сложением, Иоанн надеялся на долголетие; но какая телесная крепость может устоять против свирепого волнения страстей, обуревающих мрачную жизнь тирана? Всегдашний трепет гнева и боязни, угрызение совести без раскаяния, гнусные восторги сластолюбия мерзостного, мука стыда, злоба бессильная в неудачах оружия, наконец, адская казнь сыноубийства истощали меру сил Иоанновых: он чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года.
В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковию Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: „Вот знамение моей смерти!“
Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов, в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве…»
Жилье для северных предсказателей и чародеев было выделено вначале в Китай-городе, а затем — в Кремле.
Царский любимец боярин Богдан Яковлевич Бельский опекал их, ежедневно посещал и расспрашивал о небесных знаках, всевозможных чудесах, о болезни государя. Потом сказанное волхвами и колдунами передавал царю.
Пленник из каргопольских лесов
Каждый раз Иван Грозный интересовался:
— А крепки ли в своих познаниях те чародеи-кудесники? Не лукавят ли? Всю правду ведают? Не скрывают ли чего? Не замышляют ли недоброе?..
— Зла не таят… Мудры, серьезны, прозорливы! — неизменно отвечал Бельский.
А однажды боярин признался: лишь один колдун попался неказистый. Малехонький — у коня под брюхом пройдет не согнувшись. И молчун к тому же. Зато бородища у него по земле волочится. Все чародеи речи мудрые глаголят, а этот ходит кругами по горнице, пол бородой метет и свистит.
— Где ж такого бестолкового отыскали? — удивился Иван Васильевич.
— Из-под Каргополя доставили, — пояснил боярин. — В тамошних лесах молодцы изловили. А сам он из «чуди белоглазой» происходит. Хотел, шельма окаянная, по их обычаям, в землю уйти, да не успел. Молодцы проворней оказались — за бороду извлекли…
«…И закрыл глаза навеки»
Как гласила молва, астрологи и волхвы предсказали день кончины Грозного.
Конечно, такое известие очень расстроило царя. О печальном прогнозе он приказал никому не сообщать под страхом смерти.
Николай Карамзин, ссылаясь на современника Ивана Васильевича, писал, что в роковой день государь «сказал Бельскому: „Объяви казнь лжецам астрологам: ныне по их басням мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее“.
Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи. Для больного снова изготовили ванну; он пробыл в ней около трех часов, лег на кровать, встал, спросил шахматную доску; хотел играть с Бельским… вдруг упал и закрыл глаза навеки…
В сии минуты царствовала глубокая тишина во дворце и в столице: ждали, что будет, не дерзая спрашивать. Иоанн лежал уже мертвый, но еще страшный для предстоящих царедворцев, которые долго не верили глазам своим и не объявляли его смерти. Когда же решительное слово „не стало государя!“ раздалося в Кремле, народ завопил громогласно».
Не о каждом царе слагались народом песни. Иван Грозный был удостоен такой памяти. Песня о его кончине оставалась популярной на Руси вплоть до XIX века:
Домыслы и подделка
Конечно, смерть такого правителя не обошлась без всевозможных слухов. Поговаривали, что Ивана Грозного извели волхвы, собранные по его приказу. Будто бы испугались чародеи казни за неверное предсказание и плеснули в ванну государя отраву.
Но этот слух официальная Москва не приняла во внимание.
В 1977 году во время поездки по Соединенным Штатам Америки я встретился с одним эмигрантом из дореволюционной России, заядлым шахматистом и любителем покопаться в древних тайнах. В каких-то манускриптах отыскал он древний способ психологического воздействия на человека с помощью шахмат. Особым чередованием ходов соперников доводили до нервного срыва, припадка и даже провоцировали остановку сердца.
— Иван Грозный — вот истинный шахматист! Умер прямо во время игры, — заявил мой новый знакомый. И тут же преподнес свою версию смерти царя.
Опасный способ игры волхвы якобы подсказали боярину Бельскому.
— Но ведь Богдан Яковлевич, талантливый полководец и дипломат, был любимцем Ивана Грозного. Воспитывал сына государя — наследника Дмитрия. Зачем ему понадобилось устранять царя? Если, конечно, вообще возможно убивать с помощью шахматной игры… — удивился я.
— Да, есть тут какая-то загадка, — кивнул собеседник. — Но Иван Грозный быстро менял свое отношение к любимцам. Возможно, Бельский предчувствовал недобрую перемену… Ладно, оставим в покое боярина. Есть у меня поважней дело. Ищу толкового, богатого издателя. Мне удалось раздобыть шахматные задачи, составленные самим Иваном Грозным. Этот материал еще никогда не был опубликован!
Восторженное заявление собеседника и лихорадочный блеск в его глазах насторожили меня.
Сообщив, что не знаю ни одного «толкового и богатого» издателя, я поспешно распрощался с новым знакомым.
Прошло много лет после той встречи. Я о ней уже позабыл. Но вдруг появилось сообщение об аферистах, пытающихся продать американским издателям сборник шахматных задач Ивана Грозного. Аферистов разоблачили, и средства массовой информации быстро утратили к ним интерес.
Обида северного чародея
Конечно, в первые дни после смерти Ивана Грозного никому в Первопрестольной не было дела до астрологов и волхвов, собранных по его повелению.
Наконец вспомнили о них. Бельский решил отпустить чародеев и предсказателей. Незачем им теперь в Москве отсиживаться на казенных харчах.
Явился боярин в дом, где проживали подопечные. Все оказались на месте. Вот только «малехонький свистун» куда-то запропастился.
Начал Бельский их расспрашивать, а те руками разводят:
— Не знаем, боярин-кормилец, как и куда Чудин белоглазый подевался. Свистал-свистал кроха, да и просвистал жизнь государя. Поди погляди, боярин, может, и сокровищ царских теперь недосчитаешься… Любит Чудин золото и умеет издалека приманивать его к себе. И никакие запоры на ларях не защитят…
Неизвестно, выполнил ли Богдан Яковлевич совет предсказателей, но по Москве несколько дней шли поиски маленького чародея.
Найти его не смогли, зато поползли по городу слухи о таинственном, нездешнем человечке с длинной бородой. Носился он по Москве с огромным мешком и все тосковал по родной северной земле. Пытался проскочить через городские заставы, да никак ему это не удавалось. Стража не пропускала, а вот схватить — не могла.
Конечно, странно, что волшебник не смог преодолеть какую-то городскую заставу…
Обозлился Чудин белоглазый на всех жителей Москвы и принялся мстить. По ночам влезал в мешок и замирал прямо на дороге. А заслышав шаги одинокого человека, начинал хрюкать и гоготать.
Доверчивый прохожий радовался, что нашел нежданно свинью или гуся, и кидался к мешку. Тут-то его Чудин белоглазый хватал за руку и утаскивал в подземелье.
Странное содружество
Как и при каких обстоятельствах началось содружество замоскворецкой колдуньи Феклицы и северного карлика, не сообщается даже в предании. Но известно, что эта старуха проживала неподалеку от Серпуховских ворот крепостной стены Скородома.
Первое упоминание о Замоскворечье, или, как называли его в древности, Заречье, относится к 1365 году. А во времена Ивана Грозного там уже существовали слободы: Кожевенная, Кузнечная, Овчинная, Кадашевская; жили тяглые люди, возившие в Орду всевозможные грузы, переводчики-толмачи и располагались слободы иностранцев, новгородских и псковских купцов.
Издавна процветали в Замоскворечье гадалки, колдуны, ведьмы, знахари.
Феклица общалась с духом «сгинувшего во мраке». Умела она запугивать народ. Стращала всех, кто пытался без ее ведома выкопать колодец, оборудовать подвал и даже просто спуститься в подземелье.
С ней старались не ссориться. Кто знает, что натворит ведьма? И воду в колодце может отравить, и провалить дом со всеми обитателями, и нечисть подземельную натравить.
Сам Чудин белоглазый, пропавший из поля зрения властей, помогал ей наказывать людей. На срубе заброшенного колодца Феклица выцарапывала ножом особый знак для карлика, и тот являлся на зов.
Не доносит древняя молва, сколько времени измывался маленький чародей над москвичами. Но и спустя века от знатоков мистической старины можно было услышать о блуждающем в подземелье неприкаянном седовласом карлике.
Заманивал он в царство мрака людей обещаниями несметных богатств и навсегда оставлял там. А сам еще и жаловался несчастным, что никак не может вырваться из города и уйти в родной северный край.
«Под кровом вечной тишины»
Слишком правдоподобными кажутся рассказы о таинственной «чуди белоглазой». И все-таки предания об этом народе притягивают любознательных собирателей фольклора, исследователей тайн, ученых, поэтов разных народов и поколений.
Может, и Александр Сергеевич Пушкин, услышав о сказочных способностях «чуди белоглазой», впоследствии отразил свои впечатления в поэме «Руслан и Людмила»:
И звали на помощь, и расправлялись
Известный русский публицист и этнограф Сергей Васильевич Максимов в конце XIX века отмечал, что отношение на Руси к ведьмам и колдунам было двоякое. Их боялись, звали на помощь в трудные минуты, просили погадать, поворожить, снять порчу, а иногда избивали, бросали за решетку, пытали, топили, сжигали на кострах.
Еще в XV веке епископ Серапион, обеспокоенный кровавыми расправами, обратился в Суздали к народу: «Вы все еще держитесь поганского обычая волхвования, веруете и сжигаете невинных людей.
В каких книгах, в каких писаниях слышали вы, что голода бывают на земле от волхвования? Если вы этому верите, то зачем же вы пожигаете волхвов? Умоляете, почитаете их, дары им приносите, чтобы не устраивали мор, дождь ниспускали, тепло приводили, земле велели быть плодоносною.
Чародеи и чародейки действуют силою бесовскою над теми, кто их боится, а кто веру твердую держит к Богу, над теми они не имеют власти. Скорблю о вашем безумии, умоляю вас: отступите от дел поган-ских. Правила божественные повелевают осуждать человека на смерть по выслушивании многих свидетелей, а вы в свидетели поставили воду, говорите: „Если начнет тонуть — невинна, если же поплывет — то ведьма“. Но разве дьявол, видя ваше маловерие, не может поддержать ее, чтобы не тонула, и этим ввести вас в душегубство?..»
Призывы и увещевания церковных деятелей не очень-то помогали: кровавые самосуды продолжались и спустя века.
О расправах с ведьмами в девяностых годах XIX века писал Максимов.
В одном селении люди заподозрили, что колдунья превратилась в свинью. Ее поймали и «били чем попало, но кочерги и ухваты отскакивали от нее, как мячик, пока не запели петухи. В случаях других превращений побои тоже считаются полезною мерою, только советуют бить тележною осью и не иначе, как повторяя при каждом ударе слово „раз“ (сказать „два“ — значит себя сгубить, так как ведьма того человека изломает).
Этот ритуал избиения, определяющий, как и чем надо бить, показывает, что кровавые расправы с ведьмами практикуются весьма широко…
Их бьют и доныне, и современная деревня не перестает поставлять материалы для уголовных хроник».
Завершался XIX век. Уже появились в российских городах телефоны, автомобили, поднимались в небо аэропланы, люди толковали о гуманизме, всеобщем счастье, о мире без войн и насилия, а где-то рядом советовали, как правильно — осью — бить ведьм и колдунов.
Смерть в заброшенном колодце
Как ни побаивался народ Феклицу и ее приятеля — подземного карлика, но в конце концов и с ней расправились.
Очередной пожар в Замоскворечье уничтожил немало изб. Не все хозяева смогли восстановить свои жилища. Несколько участков после «огневой беды» остались заброшенными.
На пепелище повадились играть ребятишки. Обнаружили они однажды погреб и решили залезть туда. В погребе увидели уходящий в глубину лаз. Любопытно стало: куда он уходит? Полезли — и не вернулись.
Всполошились родня и соседи пропавших. Поползли слухи, что это Феклица погубила их: «Принесла проклятая ведьма кровавую жертву подземному карлику».
Тут уж припомнили все ее грехи: одного лечила — да загубила; другому нагадала богатство — а тот превратился в голь перекатную; третьи не могли забыть, как их запугивала ведьма подземельной нечистой силою…
Ввалились разъяренные от своих домыслов мужики и бабы в избу Феклицы. Избили и поволокли за волосы к заброшенному колодцу, на срубе которого она вырезала знаки для Чудина белоглазого.
В тот колодец ведьму и скинули. А для верности еще и забросали камнями. Однако напоследок успела она крикнуть проклятие своим палачам.
Расправа над Феклицей ни к чему хорошему не привела. Пропавшие ребятишки не вернулись, а вот беды на участников казни так и посыпались. Кого болячки одолели, кого ножи разбойничьи достали, кто остался без кола и двора после очередного пожара. А прежде чем беда заглядывала, на домах горемык появлялись знаки. Точно такие, как на срубе колодца.
Долгие годы молва о Феклице, о карлике из подземелья, о таинственном «сгинувшем во мраке» не давала покоя обывателям. Ну, а старых ведьм сменяли новые, с которыми были связаны иные предания и слухи.