Все запутано

«…Родилась примерно в 1846 году в местечке Повонзски Варшавского уезда… записана на фамилию отца как Шейндля-Сура Лейбовна Соломоник…».

«…Родилась в 1859 году в семье парикмахера Штенделя… с 1863 года проживала в Одессе…».

«…Родилась в 1856 году под Одессой в семье сапожника и бывшей актрисы провинциальных театров…».

Это далеко не полный перечень упоминаний о происхождении знаменитой аферистки и воровки Соньки Золотой Ручки. Чем старше она становится, тем запутаннее ее биография: больше противоречий, сомнительных фактов, нелепостей.

«В семнадцать лет бежала из дома с молодым богатым греком, который вскоре ее бросил», — сообщают одни исследователи.

«В семнадцать лет в Варшаве она вышла замуж за бакалейщика Розенбанда», — утверждают другие.

Что ж, возможно, в ее жизни было немало мужей — законных и незаконных. Но еще больше оказалось у этой дамы имен и фамилий, под которыми она колесила по городам и весям, совершая преступления.

Судьба свела Соньку с известным вором и карточным шулером Блювштейном. За него она вышла замуж и родила двух дочерей. И ее официальной фамилией стала Блювштейн.

Сонька Золотая Ручка хорошо знала идиш, немецкий, польский языки, бегло говорила по-румынски и по-французски. Она любила театр, читала авантюрные романы. В Херсоне у бывшей актрисы она около полугода брала уроки хорошего тона, сценической речи, искусства грима.

Учеба пошла на пользу. Сонька одинаково свободно чувствовала себя и в светском обществе, и среди босяков и жуликов, умела со вкусом одеваться и хорошо разбиралась в драгоценных камнях и ювелирных украшениях.

Способность преображаться привела к очередной путанице в биографии знаменитой воровки. Немало современников восторгались ее внешностью, а в полицейских документах отмечено: «Рост 153 см, худощавая, лицо рябоватое, волосы русые, карие подвижные глаза, нос умеренный с широкими ноздрями, губы тонкие, подбородок овальный, бородавка на правой щеке».

 

В ювелирном на Петровке

Знатоки криминального мира считали Соньку Золотую Ручку самой удачливой и добившейся наибольших результатов воровкой. Подсчитано, что если бы не ее расточительность, любовь к эффектам и шикарной жизни, она стала бы одной из самых богатых женщин в Российской империи.

Однажды, в очередной приезд в Москву Сонька явилась в ювелирный магазин на Петровке. Владельцу представилась баронессой Софьей Эдуардовной Буксгевден.

Очаровательную аристократку сопровождали почтенного вида отец, маленькая дочка и ее нянька. Словом, пристойнейшая свита молодой баронессы!

Воровка заинтересовалась коллекцией драгоценностей, стоимость которой превышала двадцать две тысячи рублей. Деньги по тем временам огромные. К примеру, новый двухэтажный каменный дом в Замоскворечье тогда можно было приобрести за двенадцать — четырнадцать тысяч.

Когда коллекцию упаковали, баронесса вдруг вспомнила, что забыла взять деньги у супруга.

Управляющему магазина покупательница предложила: здесь останутся ее отец и ребенок с няней, а она заедет к мужу, покажет ему драгоценности и вернется рассчитаться.

Управляющий счел, что почтенный барон, ребенок и нянька — достойный живой залог. Сонька мастерски умела внушать доверие и убеждать собеседников.

Лишь через несколько часов после ее отъезда в магазин вызвали полицию. Отцом-бароном оказался бедствующий отставной штаб-ротмистр. Золотая Ручка наняла его как сопровождающего. Офицеру и в голову не приходило, что он втянут в преступление. «Ребенок баронессы» был взят напрокат у спившейся обитательницы хитровской ночлежки, а нянька попала в услужение к «знатной даме» по газетному объявлению.

 

Случай у психиатра

Еще больший куш Сонька Золотая Ручка сорвала у ювелира Карла фон Меля.

Она явилась к нему в магазин и назвалась женой известного и очень богатого врача-психиатра. Набрав драгоценностей более чем на тридцать тысяч, Сонька попросила ювелира доставить их в особняк доктора, где и произойдет оплата.

Не каждый день в магазин являются такие состоятельные покупатели. Довольный Карль фон Мель, хоть и не без колебаний, согласился привезти набор украшений по указанному адресу.

В условленный час он явился в дом психиатра. Сонька встретила его в прихожей и попросила дать ей драгоценности, чтобы в будуаре примерить их к вечернему платью.

После секундного замешательства ювелир все же вручил ей шкатулку с украшениями. Очаровательная покупательница ввела его в кабинет доктора, представила и неспешно удалилась, якобы в будуар.

Врач внимательно взглянул на посетителя и задал традиционный для его профессии вопрос:

— На что жалуетесь?

Ювелир слегка удивился и тут же пояснил, что он не пациент, а пришел получить деньги за драгоценности…

Казалось, доктор пропустил это мимо ушей и снова произнес профессиональные вопросы:

— Не было ли у вас в роду душевнобольных? Не случались ли припадки?..

Тут уж ювелир возмутился:

— Вы что, меня за сумасшедшего принимаете?! Некогда мне здесь рассиживаться. Желаю немедленно получить деньги за коллекцию украшений!..

В ответ врач грустно улыбнулся и тихо пробормотал:

— М-да, мадам фон Мель права… — Потом он подал сигнал колокольчиком, и в кабинет ввалились два дюжих санитара.

Не обращая внимания на вопли ювелира, его скрутили и тут же увезли в психиатрическую лечебницу. А Сонька давно уже улизнула из дома психиатра вместе с драгоценностями.

Наконец выяснилось, что за день до этого Золотая Ручка назвалась доктору супругой ювелира Карла фон Меля и пожаловалась на тяжелое психическое расстройство мужа.

— Ему постоянно мерещатся несуществующие драгоценности, и он у каждого встречного требует за них деньги, — заявила она.

Так, потратив на аванс доктору сто рублей, Сонька заполучила драгоценностей более чем на тридцать тысяч.

 

«На доброе утро»

Имея несколько поддельных или чужих паспортов, Золотая Ручка всегда без проблем останавливалась в дорогих гостиницах. Первым делом она требовала от своих помощников детальный план всех помещений отеля, вплоть до чердаков и подвалов.

Затем Сонька выбирала богатого постояльца и приступала к своему излюбленному приему, который у воров назывался «на доброе утро».

Как правило, в гостиницах совершали кражи с четырех до пяти часов утра — время самого крепкого сна.

При Соньке всегда были войлочные тапочки. Надев их, она беззвучно пробиралась к намеченной жертве и изымала деньги, дорогие часы, портсигары, запонки.

Случалось, что хозяин номера внезапно просыпался. Тогда Золотая Ручка разыгрывала целое представление: начинала устало раздеваться, не обращая внимания на присутствие мужчины. Потом вдруг замечала его, вскрикивала и стыдливо лепетала, что приняла его номер за свой. С извинениями поспешно одевалась и беспрепятственно уходила.

Проделывала это Сонька весьма артистично и убедительно. Бывало, и сам хозяин номера кричал ей вслед извинения.

 

Благотворительница

Любила Золотая Ручка совершать красивые жесты, о которых потом долго ходили воровская молва и домыслы обывателей.

В номере одной из московских гостиниц она увидела спящего молодого человека. На столике возле кровати лежал револьвер и — прощальная записка. Юноша сообщал матери, что проиграл казенные деньги и собирается застрелиться.

Вид молодого человека и тон записки растрогали Соньку. Она положила на стол все деньги, которые были при ней, и удалилась.

Иногда о бедственном положении какого-то человека Золотая Ручка узнавала из газет и отправляла ему деньги через своих помощников.

Нередко, разъезжая по Москве, она приказывала остановить пролетку и раздавала нищим весьма щедрые подаяния.

 

Ученица

В детстве Сонька мечтала о театральных подмостках, но выбрала для своей игры иную сцену.

Когда у нее родились дети, она решила: «Не получилось у меня, пусть же дочери станут настоящими актрисами».

Для воплощения этой идеи Золотая Ручка денег не жалела: нанимала дорогостоящих воспитательниц, преподавателей иностранных языков, хороших манер, музыки, хореографии, актерского мастерства.

Сонька добилась своего. Две дочери стали профессиональными актрисами. Свое ремесло она тщательно скрывала от них. О том, что мать — известная воровка, дети Золотой Ручки узнали из газет, когда стали уже взрослыми.

Золотая Ручка нередко разочаровывалась в своих помощниках-мужчинах. Может, поэтому ей захотелось воспитать достойную ученицу. Но в блатном мире поговаривали, что Соньке понадобилась не просто ученица. Задумала она очередную комбинацию, в которой должна участвовать похожая на нее помощница.

В притонах Хитрова рынка нашлась девушка, немного похожая на Соньку, но лет на пятнадцать помоложе.

С помощью грима и париков Золотая Ручка делала из юной обитательницы Хитровки своего двойника.

Для чего? Этого не знали даже те, кто сотрудничал с Сонькой.

 

Подземелье под «Каторгой»

Воры дали девушке прозвище Серебряная Двойница. А в миру ее звали Анютой. Была она дочкой известного, но не очень удачливого медвежатника Пахома.

С одной стороны, Пахом не бедствовал, да вот беда: что ни дело, то какие-то с ним неприятности приключались. Вскроет, скажем, сейф, а руку поранит. Да так, что несколько месяцев к инструментам не может прикоснуться. Берет несгораемый ящик, набитый акциями, а на следующий день выясняется, что они обесценились, превратились в «фантики».

Родилась и росла дочь Пахома в хитровских притонах. Мать ее умерла, и отец оставил девочку на попечение дальней родственницы, скупщицы краденого.

Мирок, в котором воспитывалась Анюта, красочно описал Владимир Гиляровский: «Ужасен был весь Хитров рынок с его трущобами невообразимыми, по сравнению с которыми его современные ночлежки — салоны! <…>

Тогда в домах, окружающих площадь, были три трактира с меткими названиями, придуманными обитателями трущоб.

Сброд и рабочий люд собирались в „Пересыльном“; нищие и мелкие воры — в „Сибири“, а беглые разбойники и „коты“ со своими „сюжетами“ — в „Каторге“…

В „Каторге“ сыщики узнавали о появлении в Москве беглых из Сибири и уже после выслеживали их логово. В „Каторге“, за этими столиками, покрытыми тряпками, обсуждались планы краж и разбоев, в „Каторге“ „тырбанили слом“ и пропивали после дележа добычу вместе с „тетками“.

Счастливым ворам, успевшим „сторговать“ и швыряющим награбленные и наворованные деньги, „коты“ приводили своих „сюжетов“ и вместе с последними обирали воров».

В этом злосчастном трактире и проживали Пахом и его дочка.

Многие обитатели «Каторги» даже не догадывались, что из его подвала заведения есть тайный лаз, ведущий в подземелье. От Хитровки можно было добраться до Лубянки, Сретенки, Трубной площади и проникнуть в подвалы многих московских зданий.

 

Гибель медвежатника

Об этом подземелье знали Пахом и Анюта и в одном из закоулков оборудовали тайник. Особых ценностей у них не было, так что прятали там в основном чужое добро. Многие воры доверяли отцу и дочери и не боялись отдавать им на хранение свои ценности.

Частенько Пахом пробирался в различные конторы, страховые кассы, товарищества и компании — через подземные ходы. До этого выяснял, где точно стоит сейф, и по ночам снизу выпиливал кусок пола. Железный ящик проваливался. Если он был небольшим, медвежатник обвязывал его веревками и уволакивал в укромные уголки подземелья. Ну а если попадался слишком тяжелый сейф, то Пахом разделывал его на месте.

Но однажды случилась беда. Не рассчитал старый медвежатник, не успел отскочить — и железный шкаф рухнул на него. Так и скончался Пахом «на производстве». А суеверные воры с Хитровки потом утверждали, что сейфы отомстили медвежатнику. Слишком грязно он их вскрывал.

После смерти отца только Анюта осталась хранительницей подземного тайника. И когда Золотая Ручка взяла девушку под свою опеку, какие-то драгоценности Соньки перекочевали туда.

 

«Заветный град»

Говоря о Хитровке, невозможно еще раз не вспомнить «короля русского репортажа» — «дядю Гиляя». Так, с симпатией и почтением, величали писателя Владимира Алексеевича Гиляровского собратья по перу, а также пожарные, чиновники, полицейские, студенты и даже босяки — словом, все те, с кем он встречался и о ком писал.

В письме А. С. Суворину Антон Павлович Чехов упоминал своего друга: «Был у меня Гиляровский. Что он выделывал, Боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил на деревья, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна. Говорил не переставая».

Мужики, наблюдавшие эти сцены, с уважением отзывались о Владимире Алексеевиче:

— По стати — генерал, а по задору — как есть разбойник.

Кто-то в шутку пояснил им:

— Так это и есть генерал всех разбойников!

Он любил тайны и легенды, и они его любили. Случаи и эпизоды из буйной жизни Гиляровского, о которых он сам не писал, обрастали в народе преданиями и фантастическими слухами.

Владимиру не исполнилось семнадцати, когда он покинул отчий дом. Был табунщиком, бурлаком, актером, конторщиком.

В Поволжье какой-то старик предсказал ему:

— Долго будешь маяться, скитаться по свету, чудачить и бедокурить, пока не найдешь свой заветный град и не осядешь в нем…

И он нашел свой «заветный град» в 1873 году, когда ему исполнилось двадцать лет.

«Я — москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я москвич!» — писал Гиляровский.

Но даже любимый «заветный град» не мог постоянно удерживать писателя на одном месте. Во время Русско-турецкой войны он отправился добровольцем на Балканы. Служил разведчиком. А после фронта долгие годы не прекращались его разъезды по России в качестве корреспондента. Но ни об одном уголке земли им столько не написано, сколько о Москве.

Воистину он был влюблен в свой «заветный град», и Москва отвечала ему тем же.

Даже не читавшие очерки Гиляровского столичные уголовники знали и уважали писателя.

Когда он переехал жить в Столешников переулок, среди коганов появилась шутливая поговорка: «Столешню не замай, тут гуляет сам Гиляй».

Что ж, возможно, ее произносили шутливо, но, по воспоминаниям ветеранов Московского уголовного розыска, в переулке, пока жил там Владимир Алексеевич, почти не совершалось уличных преступлений.

 

Необычная экскурсия

Константин Сергеевич Станиславский в книге «Моя жизнь в искусстве» рассказал об одном происшествии в дни, когда во МХАТе готовилась постановка пьесы Горького «На дне».

Чтобы воссоздать на сцене правдивые образы и обстановку ночлежки, режиссеры Станиславский, Немирович-Данченко и художник Симов решили отправиться на Хитровку.

Предводителем необычной экскурсии стал знаток «дна» Гиляровский.

В своих очерках писатель тоже вспоминал об этом случае: «Я водил артистов труппы Художественного театра со Станиславским и Немировичем-Данченко во главе по притонам Хитрова рынка, а художника Симов а даже в самые трущобные подземелья Кулаковки, в тайные притоны „Сухого оврага“, которые Симов увековечил в своих прекрасных декорациях».

Обитатели «дна» неприветливо встретили театральных деятелей. Как вспоминал Станиславский, если бы не опыт и находчивость Гиляровского, их экскурсия могла бы закончиться трагически.

 

Меченый кастет

Но, помимо рассказа прославленного режиссера, существует и воровская версия этого эпизода…

Явились чистенькие господа на хитровскую малину.

И обратился к дяде Гиляю один урка:

— Вошел на хавиру, не спросясь у общества… Какое твое слово на вход?

Усмехнулся Гиляй:

— Вначале свое слово ботай.

И достал урка нож и говорит:

— Вот мое слово — рысак булатный…

Взял и всадил лезвие в бочку.

Снова улыбнулся Гиляй:

— Это еще не рысак, а жеребчик.

Выдернул нож из бочки и согнул лезвие.

Тогда другой урка положил на бочку револьвер.

— А вот мой вороной аргамак…

Расправил Гиляй усы, взял револьвер и согнул ствол. А потом достал из кармана кастет и сказал:

— А вот и мое слово…

Пригляделись уркаганы и разом заговорили.

— А «костик»-то у дяди Гиляя меченный пятью бороздами…

— Значит, пятерых этим кастетом завалил…

— Сурьезное слово на вход…

— Проходь с миром, дядя Гиляй!..

 

Конец королевы

Золотая Ручка появлялась в хитровской «Каторге» лишь два раза. Негоже аристократке преступного мира опускаться до таких трущоб!

Впервые она там появилась, чтобы познакомиться с Анютой, а в другой раз — осмотреть тайник погибшего Пахома в хитровском подземелье.

И дочкой медвежатника, и его тайником Сонька осталась довольна. Анюту она взяла в обучение, а в хитровском подземелье прятала часть своих драгоценностей. Не сама, конечно. Поручала это новой помощнице. Значит, доверяла Анюте.

Вместе они совершили несколько успешных гастролей в Санкт-Петербурге, Варшаве, Киеве, Одессе.

Возможно, криминальный дуэт работал бы долгие годы, но конец везению наступает и у самых удачливых.

Во многом в крахе Золотой Ручки повинен молодой вор Вова Кочубчик. Сонька влюбилась в него и стала во всем потакать юному красавчику.

Тот быстро сообразил, что теперь нет смысла самому воровать. Кочубчик переквалифицировался из мазурика в альфонсы.

Золотая Ручка постоянно возмещала его частые проигрыши в карты. Она стала не всегда продуманно идти на рискованные дела. Началась полоса неудач, срывов, провалов.

Карьера завершилась громким судебным процессом. Приговор. Отправка по этапу.

В 1890 году Антон Павлович Чехов посетил остров Сахалин и каторгу. Здесь в это время находилась знаменитая воровка.

«Из сидящих в одиночных камерах особенно обращает на себя внимание известная Софья Блюв-штейн — Золотая Ручка, осужденная за побег из Сибири в каторжные работы на три года, — писал Чехов. — Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом.

На руках у нее кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою одеждой и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. Глядя на нее, не верится, что еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков, как, например, в Смоленске, где надзиратель помог ей бежать и сам бежал вместе с нею. На Сахалине она в первое время, как и все присылаемые сюда женщины, жила вне тюрьмы, на вольной квартире; она пробовала бежать и нарядилась для этого солдатом, но была задержана. Пока она находилась на воле, в Александровском посту было совершено несколько преступлений: убили лавочника Никитина, украли у поселенца еврея Юровского пятьдесят шесть тысяч. Во всех этих преступлениях Золотая Ручка подозревается и обвиняется как прямая участница или пособница».

Во время допросов Сонька держалась достойно. И пятьдесят шесть тысяч рублей, украденных у Юровского, так и не смогли отыскать.

Уже после отъезда Чехова с Сахалина Золотая Ручка снова ударилась в бега. И снова ее поймали и наказали пятнадцатью ударами плетьми.

Многие преступления, совершенные на Сахалине в девяностых годах XIX века, тюремные власти приписывали Соньке, но доказать ее вину так и не смогли.

В 1917 году, когда Москву наводнили каторжники, прибывшие из Сибири, с Сахалина, с Урала, на Хитровке появились два старика. Местным уголовникам они сообщили, что отбывали наказание вместе с Золотой Ручкой.

Зачем старики прибыли в Первопрестольную, старики умалчивали. Да разве обманешь блатной мир? И пошла по Москве воровская весть о Сонькиных драгоценностях в хитровских подземельях.

Так же, как внезапно появились на Хитровке два старых каторжника, так же неожиданно — исчезли.

Долго потом судили-рядили на московских малинах: «Куда деды подевались?»

Может, отыскали в подземелье сокровища Золотой Ручки? Вряд ли… Кто б их живыми выпустил из Москвы с таким добром?..

Спустя несколько лет, когда новая власть ликвидировала притоны Хитровки, чекисты обнаружили в подвале два трупа, изъеденных крысами. Кто-то из блатных по наколкам опознал старых каторжников.

 

«Попробуйте сами»

Ну какую же знаменитость в России не коснутся правдивые и мистические слухи, анекдоты! Даже через много лет после смерти…

Закончилась Русско-японская война, отгремели революционные события 1905 года, — и обывателя потянуло к легендам прошлого. Так Золотая Ручка обрела вторую жизнь в воровских и обывательских байках. О ней писали книги, очерки, воспоминания и даже сняли кинофильм.

По России ползли слухи, будто Соньку видели — молодой и красивой — в 1907 году в Одессе; в Женеве, где она стала активисткой эсеровской боевой организации; на сцене парижского варьете, где бывшая воровка отплясывала канкан… А после 1917 года молва еще больше омолодила и оромантизировала Золотую Ручку. Ее встречали и во главе отряда махновцев, и в штабе Врангеля, и даже в кожаной куртке и красной косынке среди чекистов.

«Но позвольте, — возражали дотошные слушатели подобных баек. — Ведь Золотая Ручка родилась где-то в середине прошлого века. Значит, сейчас ей было бы…»

Однако к таким недоверчивым мало прислушиваются, и даже в двадцатые годы, в период расцвета нэпа, еще гуляли слухи о Сонькиных похождениях того времени.

Потом кто-то сообразил, что слишком удлинен век Золотой Ручки, и пошли разговоры: под видом Соньки орудует ее воспитанница Анюта Серебряная Двойница.

О ее судьбе документов не сохранилось. Бывшие обитатели Хитровки полагали, что она сменила имя, покончила с воровством и бежала за границу. Вот только драгоценности знаменитой воровки не успела прихватить.

Примерно в начале тридцатых годов один дотошный журналист допытывался у Владимира Гиляровского: был ли он знаком с Золотой Ручкой, с Анютой Серебряной Двойницей, слышал ли что-нибудь о Сонькиных сокровищах, спрятанных в подземелье Хитровки?

Старый писатель, всегда воодушевленно вспоминавший былое, почему-то ответил журналисту неохотно: с Золотой Ручкой не был знаком, а вот Анюту видел не раз.

— Ну а сокровища Соньки в подземелье Хитровки — миф или реальность? — не унимался корреспондент.

— Не видел, в руках не держал, — усмехнулся писатель. — Попробуйте сами поискать…

В середине семидесятых мне довелось познакомиться со сторожем промтоварного склада на Солянке. Сан Саныч в годы революции и Гражданской войны был беспризорником и обитал в хитровских трущобах.

Рассказал он, что в 1957 году, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, одна «барышня-иностранка» стала наведываться на Солянку. Толковала она со стариками из Подкопаевского и Подколокольного переулков и всё о подземельях выспрашивала.

Когда Сан Саныч встретил ее, то сразу признал в ней Анюту, Сонькину ученицу. Потом старик смекнул, что иностранка, наверное, дочка, а скорее всего — внучка Серебряной Двойницы и явилась, чтобы отыскать сокровища.

— Закончился фестиваль, и закордонная барышня куда-то запропастилась, — закончил рассказ Сан Саныч. — Вот только хлопцы из КГБ какое-то время донимали: о чем беседовал с ней, не ляпнул ли чего лишнего, что думаю о сокровищах Соньки Блювпггейн?..

— А сами-то не пробовали поискать драгоценности Золотой Ручки? — поинтересовался я у сторожа.

Сан Саныч почему-то отвел глаза в сторону и махнул рукой:

— Да ну их к лешему! В подземельях-то под Солянкой я не раз бывал, а клад искать боязно. Еще нарвешься на Сонькино привидение. Заведет-заманит в такие пещеры, что потом и не воротишься. Умела, шельма, обманывать — и при жизни, и после смерти…