О, что за гордый ум сражен! Вельможи, Бойца, ученого — взор, меч, язык; Цвет и надежда радостной державы, Чекан изящества, зерцало вкуса, Пример примерных — пал, пал до конца! А я, всех женщин жальче и злосчастней, Вкусившая от меда лирных клятв, Смотрю, как этот мощный ум скрежещет, Подобно треснувшим колоколам, Как этот облик юности цветущей Растерзан бредом; о, как сердцу снесть: Видав былое, видеть то, что есть!..

«Нашел Офелию»

В середине XIX века в Соединенных Штатах Америки появилось немало своих драматургов. Но в репертуаре нью-йоркских театров сохранились и английские классики. В первую очередь — пьесы Шекспира.

В те времена, как и в других странах, американские актеры частенько заменяли свои настоящие имена на сценические. Так поступали те, кто считал свою фамилию неблагозвучной для театральных афиш, и те, кто хотел скрыть свое прошлое и происхождение. И выходцы из трущоб, и отпрыски аристократических родов, и дети из богатых семей поступали в театры под вымышленными именами.

В семидесятых годах XIX века в театр «Орион», расположенный на Манхэттене, явилась девушка лет восемнадцати. И речь, и движения, и одежда свидетельствовали о ее аристократическом происхождении.

Руководил тогда «Орионом» Джон Дэли — кузен известного американского переводчика и драматурга О. Дэли.

Девушка объяснила, что хочет стать актрисой, и попросила устроить ей просмотр. Восхищенный ее внешностью и манерами, руководитель театра тут же согласился. Он собирался ставить «Гамлета» и никак не мог подыскать достойную актрису на роль Офелии.

— Как вас зовут, дитя мое? — поинтересовался Дэли и вздрогнул от услышанного ответа.

— Зовите меня Офелией…

— Вы, наверное, наслышаны, что я ищу на эту роль актрису, и потому взяли себе такой псевдоним, — улыбнулся Джон. — Что ж, хвалю за находчивость…

— Нет-нет, я только сегодня прибыла в Нью-Йорк и пришла в первый попавшийся театр, — ответила девушка. — Так что о вашей постановке «Гамлета» даже не слышала.

Дэли развел руками:

— Ну, хорошо, вы захотели, чтобы Офелия стало вашим сценическим именем, но у вас же есть настоящее…

— У меня теперь только одно это имя, — перебила девушка.

С нетерпением она взглянула на режиссера:

— Приступим?

Не прошло и часа, как восторженный Дэли, не сдержав чувств, закричал на весь театр:

— Это она! Черт возьми, я нашел Офелию! Сам Шекспир зарыдал бы от умиления, увидев ее!

Соперница-подруга

Женский состав труппы не разделил восторга своего руководителя. Особенно недовольно посматривала на новенькую актрису любовница Джона Дэли — Андромеда. Так называлась она в афишах.

Андромеда сама метила на роль Офелии, но друг и руководитель вынес обидный для нее приговор:

— Не те годы, милая. Лет десять назад я отдал бы тебе эту роль не задумываясь. Что поделаешь? Такова наша театральная судьба. Смирись…

Андромеда сумела взять себя в руки и не стала показывать свое недоброжелательство к юной актрисе. Она даже принялась по-дружески опекать Офелию, помогать работать над ролью и осваиваться в Нью-Йорке.

Андромеда, как и многие в труппе, захотела узнать настоящее имя новой актрисы:

— Согласись, дорогая, на афише будет забавно читаться: «Роль Офелии исполняет Офелия»… Может, выступишь под своей фамилией?

Но девушка настояла, чтобы в афише было написано именно «Офелия». Свое происхождение и настоящее имя она так никому в театре и не открыла.

Незадолго до премьеры «Гамлета» Андромеда стала каждый день в разных вариациях пересказывать юной подружке закулисное предание о венке из пурпурных гвоздик. При этом она закатывала от страха глаза и уверяла, что такой венок — сигнал неминуемой беды.

Хоть и была Офелия увлечена своей новой работой и старалась ни на что не отвлекаться, каждодневные рассказы Андромеды прочно вошли в ее сознание.

Злополучный венок от неизвестного

Наконец наступил день премьеры. Нервы начинающей актрисы и так были на пределе, а тут еще — гневное письмо из дома. Офелия не могла понять, как ее нью-йоркский адрес узнал отец.

Глава семейства богатых плантаторов из Луизианы распекал в письме свою дочь. «Уйти в актрисы — величайший позор для нашего рода», — писал он.

В театр Офелия примчалась в слезах. На все вопросы, чем вызвано ее состояние, отвечала:

— Я просто волнуюсь. Боюсь забыть роль. Пустяки: сейчас все пройдет…

— Такое бывает, дитя мое, — успокаивала Андромеда. — Дебют на сцене, да еще в такой роли! Все будет хорошо…

За несколько минут перед поднятием занавеса каким-то образом через служебный вход театра прорвался посыльный. Откуда он — так потом никто и не вспомнил.

Посыльный поспешно сунул растерянной Офелии венок из пурпурных, с багровыми крапинками, гвоздик. Пробурчал скороговоркой:

— Это вам от поклонника… — и тут же исчез. Премьера началась. Дебютантке пора было выходить на сцену, а она не могла выпустить из рук венок от неизвестного поклонника.

Выручила Андромеда. Она выхватила у девушки цветы и по-матерински подтолкнула ее к сцене.

Свет рампы, одобрительный шепот зрителей на мгновение помогли дебютантке сосредоточиться на игре. Но едва она собралась произнести первые слова:

«— Я стражем сердца моего поставлю Урок твой добрый. Только, милый брат, Не будь как грешный пастырь, что другим Указывает к небу путь тернистый…», —

как за кулисами кто-то громко охнул.

Офелия невольно повернулась на этот звук и в полумраке отчетливо увидела Андромеду. Опытная актриса держала в руках венок и нарочито выразительно смотрела то на девушку, то на цветы. Жалость и ужас во взгляде!.. 

Жалость и ужас…

Офелия отшатнулась и посмотрела в зал. Публика не могла понять, почему так затянулась пауза.

Девушка силилась, но не смогла произнести ни слова. Она слушала отчаянную, все более громкую, подсказку суфлера:

«А сам, беспечный и пустой гуляка, Идет, цветущею тропой утех, Забыв свои советы…», —

но не в силах была эти слова повторить за ним…

Зал вначале тихо роптал, потом раздалось шиканье, смех и, наконец, крики:

— Долой! Прочь со сцены! Позор! Позор! Позор! Игравший Лаэрта актер тоже пытался помочь девушке:

— «Асам, беспечный и пустой гуляка…» Ну, повторяй же! Повторяй!

Но его слова не доходили до Офелии.

«Это конец… Это смерть…» — в отчаянии думала она.

Затем вдруг слезы у нее высохли, исчезли внезапно смятение, ужас, прошло паническое состояние…

С отрешенным взглядом провалившаяся дебютантка покинула сцену. Спокойно прошла она мимо бьющегося в истерике Джона Дэли, мимо растерянных актеров.

— Что ж ты так… Что ж ты так, дорогуша? Подвела всех нас… — прошептала ей на ухо Андромеда и сунула в руку злополучный венок.

Офелия машинально взяла цветы и, не говоря ни слова, покинула театр.

Наконец Дэли пришел в себя и бросился за девушкой. Опоздал: на улице ее уже не было видно. Тогда Джон приказал одному из актеров отправиться к ней на квартиру и уговорить вернуться в театр.

Не известно, что хотел Дэли: то ли устроить разнос актрисе, провалившей с таким позором премьеру, то ли успокоить несчастную дебютантку.

Посланец вернулся ни с чем.

Офелия исчезла.

Еще одна тайна «мрака»

А через пару дней в театре узнали, что она утопилась. Тело девушки обнаружили в тихих водах бухты Лоуэр-Нью-Йорк-Бей. В руке утопленница сжимала венок из пурпурных гвоздик.

Вначале полиция заподозрила убийство. Стало известно, что отец девушки скончался и оставил большое наследство своим детям.

В те дни, когда провалилась премьера «Гамлета», в Нью-Йорке видели брата покойницы. Зачем он приехал из далекой Луизианы — толком объяснить не мог.

«Борьба за большую долю наследства, устранение лишнего претендента», — решили в полиции. Но потом вдруг эту версию стражи порядка отмели. И брат покойной девушки преспокойно вернулся в Луизиану.

«Обычное самоубийство», — пришли к окончательному выводу полицейские, и дело закрыли.

Отчего кинулась в воду молодая актриса? Кто довел ее до такого состояния? Этого никто выяснять не стал.

Но «мраку театральных кулис» никаких выяснений не нужно. Ему и так все известно, и он умеет хранить тайны от посторонних.