Доброе сердце

Бурлакова Марина Геннадьевна

Старшая сестра

 

 

Объявили задержку рейса Москва – Минеральные Воды на полтора часа из-за погодных метеоусловий на Кавказе.

«Интересно, что там может быть, какие еще катаклизмы погоды?» – думала про себя Ирина Владимировна. – Март месяц, вроде, весна, и вдруг такое, задержка рейса, ладно хоть не на дольше, ну, кто еще знает…»

Ирина Владимировна каждый год прилетает на лечение в Пятигорск и останавливается вот уже семь лет в одном и том же санатории «Пятигорский Нарзан». Уж больно он ей понравился своим расположением, у подножия горы Машук, совсем рядом с лермонтовскими местами. Прогулка по этим местам среди деревьев и улиц, по которым когда-то прохаживались великие поэты, вызывает трепет души.

Санаторием руководит замечательная женщина и просто правильный и умный руководитель, у которой и коллектив подобран так, что чувствуешь себя как дома, это Татьяна Арсентьевна Чумакова.

По прилету, несмотря на задержку рейса, Ирина Владимировна пребывала в отличном настроении и совсем как бы не устала с дороги, потому что ехала уже в санаторий на машине, которую за ней в аэропорт отправила сама Татьяна Арсентьевна.

Водитель Александр, как всегда, приветливо разговаривал и интересовался здоровьем.

– Вот смотрите, какая сегодня красота, снег в марте выпал у нас, поэтому и рейс задержали, сыпало, как из пушки заряд, пока взлетную полосу расчистили, жаль только, через часа два все растает! – говорил водитель.

Красота действительно была ослепительная, мохнатые ели на горах сверкали своей чистейшей белизной, горы близко подступали к дороге, и казалось, что машина едет в какую-то снежную сказку.

Раздался телефонный звонок, и Александр взял трубку:

– Да, Алина, ты только Ольгу одень теплее в комбинезон, смотри, чтоб с горки не упала, я задержусь, ты там свари ей кашу на вечер, покорми, смотри, чтоб она не замерзла! – давал он указания в трубку. – Зайдите в магазин, купи хлеб и уроки давай учи!

– Дети звонили? – поинтересовалась пассажирка авто.

– Да, дочки, старшей восемь лет, во второй класс ходит, а младшей – три, вот сегодня жена на дежурстве на сутках, она медсестра в местной больнице, погулять по снегу хочется им, – объяснил, улыбаясь Александр.

– А можно вас спросить? Вы дочек своих одинаково любите? – поинтересовалась Ирина Владимировна.

– Конечно, я их очень люблю, – ответил удивленно он. – А почему вы так спросили, за любовь?

– Из вашего разговора чувствовалась забота только о младшей.

– Ну, так должно быть, сначала нянька родилась, а потом – лялька, – растерянно пробубнил шофер.

– А вы считаете, что это правильно? Конечно, я с вами согласна, что все дети заботятся друг о друге по старшинству, и это правильно. Но вот если б вы говорили во множественном числе, не промокните, оденьтесь теплее, сварите кашку и покушайте, то было бы правильнее, как вы считаете? – улыбаясь, разъяснила свой вопрос Ирина Владимировна.

– Ой, я сейчас понял о чем вы, как-то не додумывался совсем, а вы ведь правы!

– Дети, они всегда дети родителей и таковыми себя ощущают всю свою жизнь, в их глазах нет различий: кто младше, кто старше. Они на своей подкорке и инстинкте в заботе о младших всё равно будут любить младших и заботится о них. Но вот ваша старшая девочка, я думаю, что наверняка внутри себя испытывает боль и вынашивает обиду, ей кажется, что вы любите только младшую дочь.

– Большое Вам спасибо, Ирина Владимировна! Вы мне прям на самого себя глаза открыли, вы правы! – улыбался Александр.

– Я вам в другой раз привезу книгу «Старшая сестра», вы ее обязательно прочтите! Спасибо! Так доехали быстро! А погода обворожительно молчаливая! Тишина! – улыбалась она.

Автомобиль въехал на пригорок и остановился у входа в санаторий. Консьерж помог достать чемодан и занес багаж в приготовленный шикарный двухкомнатный номер на пятом этаже, Ирина любила с высоты смотреть на весь красивый Пятигорск, а в солнечную погоду вдали можно наблюдать снежные горы Эльбруса. «Как дома!» – присела она на мягкий диван. – «Скоро на ужин! А пока можно отдохнуть». Местный ресторан, с вкусным ужином и развлекательной программой из местных артистов, ждал ее, как обычно. Но пока она погрузилась в воспоминания.

 

Глава 1

Такси мчалось по улицам родного города, и вместо радио в машине голосила свои песни маленькая Иринка: «Спят малыши беспокойным, мятежным сном. Спят крепыши…», – эту песню она посвящала своей маленькой сестренке, которую держал на руках папа, сидевший рядом с Иринкой на заднем сидении такси. Алевтина расположилась спереди и в пол-оборота наблюдала за Иринкой, как она радуется!

Подъехали к дому, на пороге встречала соседская баба Ганя.

– С доченькой вас, как назвали!?

– Лилианной, – с улыбкой ответила Алевтина.

– Купать-то, небось, надось б помочь? – интересовалась соседка, она заменяла Иришке бабушек в городе.

– Можно бы, приходите, очень кстати, а то мы как-то совсем боимся, очень уж она у нас маленькая, всего кило восемьсот.

Кулек с сестренкой положили на Иришкинку кроватку и тихонько развернули, ребенок спал тихим, спокойным сном.

– Это что, она на моей кроватке будет теперь спать? – возмутилась Иринка.

– Да, ты теперь взрослая, а кроватки для маленьких, я буду тебе стелить постель на диване, – ответила Алевтина.

Иринки совсем не хотелось уходить из детства и тем более прощаться со своим любимым спальным местом. Рядом с которым на стене висел ковер с изображением дремучего хвойного леса, на опушке – злой волчище, и в воображении Иринки он поджидал свою Красную шапочку. Иринка боялась этого ковра, ей казалось, что сейчас этот Серый выскочит из леса и утащит ее в лес. Она всегда отворачивалась от стены и фантазировала, как она бродит по этому лесу, и как ее хватает волк, а потом спасает соседский Андрейка, он же и являлся принцем в ее воображаемых сказках.

Ириша надулась, молча залезла в свой кукольный уголок, который располагался в центральном углу под столом, и тихонько заплакала, чтоб никто не видел. Родители занимались своими делами, готовили ужин, кипятили воду в большой кастрюле для купания ляльки и не обращали внимания на Ирочку.

«Вот-вот, пусть она теперь спит на этой кроватке, пусть ее съест этот серый волк и никто ее не спасет. Я уеду к дедушке и бабушке и буду жить у них, пусть они тут со своей Лиличкой сами живут», – думала сквозь слезы Ирина.

Раздался громкий плач ребенка, и это отвлекло Иринку от ее заунывных мыслей, она вылезла из-под стола, движимая каким-то инстинктом заботы о младшей, и ей стало очень жалко эту кроху, которая продолжала кричать.

– Хорошо, я согласна ей отдать свою кроватку, но ковер только снимите, – шепотом произнесла несмело старшая сестра.

– Почему снять? – удивился Володя, Иринкин папа.

– Мне ее жалко, что ей будет очень страшно, когда она будет глядеть на этот дремучий лес и серого волка.

Володя с Алевтиной переглянулись и взволнованно улыбнулись, им стало несколько не по себе от того, что они никак не могли подумать, что детское воображение по поводу ковра, видимо, все эти детские годы пугало их девочку.

– Ну а что, этот ковер надо прибить к дивану теперь? – спросил с улыбкой Володя.

– Нет, к дивану не надо, ну если уж некуда его, тогда можно к дивану, – с грустью ответила Иринка.

– Я его на тряпки порву, куплю другой, – заявила Алевтина.

 

Глава 2

Иришка, с детства приученная к порядку и к заботам по дому, знала свои обязанности. Теперь их у нее стало гораздо больше.

Надо маме помочь, в магазин она давно уже ходила сама, лет с четырех, и ей совсем не сложно.

– Купи молока и ребенку сосиски, – провожала Алевтина старшую дочь в магазин.

«Почему ребенку сосиски, а я что, жеребенок что ли?» – обижалась про себя Иринка.

«Яблоки в холодильнике брать нельзя, это тоже для ребенка, нужен свежевыжатый сок», – так говорила мама Ирине, которая смотрела на них, плотно завязанные в целлофановый мешок, и понимала, что это только ребенку. Так надо!

Правда, когда Лиличка подросла, и они с ней вместе отыскивала клады из спрятанных у мамы конфет, то просила младшую сказать, что это она съела 2–3 конфетки из мешка. Иринка знала, что младшей сестре никогда ни за что не влетало, она ребенок, это она четко усвоила.

В то же время детскому уму было совсем не понятно, почему привилегии такие были для ее младшей сестренки. Иринка – всеми любимая: дядей, тетей, дедушками и бабушками – никак не могла смириться с тем, что она не ребенок вовсе, а уже взрослая девочка, которая должна заботиться о младшей своей сестре.

 

Глава 3

Сестренка подрастала и уже пошла в детский сад. Забирала ее из детского сада в основном Иринка.

– Ириш, пошли сегодня в кино, там показывают «Неуловимые мстители», – приглашал соседский Андрей.

– Не могу, очень хотелось бы, но мне Лилю надо забирать из детсада, мама на работе во вторую смену, а папа, не знаю, когда придет, – объясняла Ирочка.

– А мы успеем, кино на шесть часов и, вроде, всего час, так что до семи успеем.

– Тогда пойду!

Кино закончилось около восьми часов вечера, и Лиличка сидела в детском саду с дежурной нянечкой и поджидала Иринку в слезах.

Иринка, не помня себя, бежала что есть мочи с Андреем в детский сад.

– Лиль, ты только родителям не говори, что я поздно за тобой пришла, – уговаривала она сестру.

– Нет, скажу! Надо было меня с собой в кино взять! – отвечала, вредничая, сестра.

Андрей советовал наподдавать ей подзатыльников, чтоб молчала. Ему вообще неведомо чувство ответа за младших, он сам был самым младшим, третьим ребенком в семье. Ему часто старшие брат с сестрой выписывали подзатыльники или пугали «черным чулком», закрывая в темной комнате одного, чтобы он ничего не рассказывал про проделки старших родителям. Андрей всегда молчал и боялся, что его налупят еще больше, вот и предлагал Ирине такой метод воспитания младшей сестры.

– Нет, я ее не буду бить, пусть лучше мне попадет, мне ее жалко, надо было ее с собой в кино взять, а теперь мне ох и попадет от родичей! – причитала Иринка.

– Не правильно все это, родители заводят детей для себя, а почему старшие должны смотреть и отвечать за них, тебе что, совсем нельзя никуда пойти? – возмущался белокурый Андрейка.

– Ну, за тобой же старшие смотрят, когда нет родителей?

– Ни фига они не смотрят, я сам себе хозяин, что хочу, то и делаю, куда хочу – иду, – продолжал он.

Добрели до дома. Ох, и влетело от папы Иришке.

– Как это так ты забыла, что сестру надо забрать из сада? – ругался отец.

Иринка повесила вниз голову и молча слушала, боялась, как бы ремня не досталось.

Папа у Иринки был очень строгий и мог повоспитывать и ремешком. Однажды так и получилось.

– Алевтина, я завтра уезжаю на охоту дня на три, – сказал он Алевтине.

– Володь, я же во вторую смену, как же дети совсем одни? – отвечала она.

– Ну, а Иринка-то на что? Не нянька что ли? – продолжал он.

Володя был заядлым рыбаком и охотником, и когда открывался сезон охоты, он брал отгулы на работе и, не смотря ни на какие причины, уезжал. Иринка в это время сидела, делала уроки за столом и слышала разговор родителей.

– Буду я еще мудохаться с этой Лиличкой! – тихо возмутилась девятилетняя Иринка.

Володю, как током, подбросило с дивана, откуда-то в руках взялся пластмассовый шнур от кипятильника, который молниеносно ударял Иринку по заднему месту и ногам. Было ужасно больно, рубцы кровяные моментально проявились на ногах, Иринка с полными глазами слез вывернулась и забежала в ванну. Алевтина следом за дочкой.

Иринка плакала от боли и от обиды, когда она была маленькой, ее никогда и пальцем не трогали, а теперь можно и ремнем, и все из-за сестры.

– Ладно, буду я с ней мудохаться, – сквозь слезы проронила она маме, которая пыталась пожалеть дочь.

Алевтина выбежала из ванной и обо всем рассказала мужу.

– За что же я ее тогда набил, вот это да, я думал, что она маты кроет, а она и значения этого слова не знает! – ругал себя Володя.

Но жалеть, как раньше, дочку не стал, взрослая ведь уже.

– Что это у тебя за рубцы такие? – спросил Андрей Иринку, которая на следующий день сидела на лавочке и приглядывала за Лилей, играющей в песочнице. Иринка поделилась своим горем.

– Хорошо, что мне не надо ни за кем смотреть, если б мне так досталось, я бы не знаю, что сделал бы, может, из дома ушел совсем, куда глаза глядят!

– А я вот вчера хотела с балкона спрыгнуть. И вот разбилась бы, и пусть они плакали по мне, может, опять меня любили бы, но потом подумала, и мне Лиличку жалко стало, как же она без меня останется. Мне кажется, что они меня родили просто для того, что б я сначала была и потом стала их нянькой для любимого ребенка. Не любят они меня совсем, – рассуждала грустно Иришка.

Интересно получается, сначала любят, а потом не любят! – поддакивал Ирине Андрей.

 

Глава 4

Сестренка росла и, как «собачий хвост», так называли ее Иришкины подруги и друзья, и еще «профура», не знаю почему именно так, но в словаре значение слова было проныра или быстрая, везде старалась ходить со своей старшей сестрой. Хоть во дворе и много было ее сверстников и подруг, но ей то, конечно, было интереснее в более взрослой среде.

Подружкам Иринкиным это очень не нравилось, особенно самой близкой Аллочке, у которой не было ни старших, ни младших сестер и братьев. Ее просто бесило присутствие Лилички, и она так открыто и говорила: «Я б ее прибила, если б у меня была такая сестра». Видимо, ей Господь и не дал по жизни иметь ни сестру, ни брата, а потом и детей по ее длинной жизни.

– А ты давай малую подпряги полы мыть, подумаешь, ты то в пять лет уже, небось, вовсю уборкой квартиры занималась? Нечего ей в песочнице все сидеть! Мы так опоздаем с тобой на тренировку, – зло бурдела Аллочка, расположившись на мягком диване, и наблюдала, как Иринка легко размахивает тряпкой, намывая полы в детской.

– Да ладно, я и сама быстрее справлюсь! Е мое! Опять! Ну сколько можно просить выливать за собой горшок, ужас! – закричала в отчаянии Иринка, потому что когда махнула тряпкой под кроватью сестры, задела нечаянно горшок, про который время от времени забывает, когда моет пол. А он, как на грех, оказался полным тем содержимым, для чего он вообще существует в практике.

– Ну все, я б ее точно прибила! – зажимая нос, восклицала Аллочка.

Иринка возмущалась, говорила, что жаловалась маме, но горшок выливать вовремя сестренка отказывалась.

Послышался дикий крик в подъезде, это голосила Лиличка. Иринка молнией выбежала ей навстречу.

– Что случилось? Горе луковое?

– Мы пошли к соседнему дому с девочкой, а там петух гулял, такой коричневый, красивый, и он за мной побежал, и клюнул меня в коленку! – заливалась Лиличка.

– Знаю я этого петуха, я однажды на день рождения от тети Люси получила бандерольку, в которой было красивое шелковое красное платье, красные колготки. Вырядилась в обнову и пошла за тортом в магазин… – вытирая слезы сестры, умывая ее в ванной, рассказывала Ирина.

Затем достала йод, обработала ранку на ноге и наложила повязку, как ей было жалко маленькую, что все обиды из-за разлитого содержимого горшка исчезли. Иринка присела на диван, посадила на коленки к себе свою Лиличку, прижала и, покачивая, похлопывала по спинке, как бы баюкая ляльку. Ребенок прижался и успокоился, слезы уже не текли.

– И что же было дальше, когда ты пошла за тортом? – поинтересовалась Аллочка у Иринки.

– Купила я торт кремовый, с такими красивыми розами, иду себе мимо того дома, ничего себе не подразумеваю и, вдруг из-за кустов, метрах в пяти, выбегает на меня этот раскрасавец-петух и несется на меня, как бешеный. Я вижу, что Петя в неадеквате, это мне потом сказали, что мой красный наряд на него мог так повлиять, как на быка красная тряпка. Начинаю прибавлять шаг и бежать, он налетел на меня, я упала, колготки разорвала, платье тоже, коленку поранила в кровь, и главное, именинный торт упал и смешался с пылью и грязью. Я плакала, благо дома родителей не было, влетело бы мне, наверное, за этот наряд, что одела его в магазин, а может, и нет, но не знаю, только колготки выкинула в мусорку, а платье прострочила дополнительной складкой и совсем не заметно дырку, – тоскливо рассказывала Ирочка.

Тем временем ребенок на руках уснул, и Иринка очень аккуратно положила ее на кроватку.

– Лялька, ты моя! – с нежностью и с сочувственной улыбкой произнесла Ирочка, спящей сестренке.

– Давай быстрей, мы же опаздываем! – подгоняла Аллочка.

– Алл! А как же я пойду, если теперь Лиля спит?

– Закроешь на ключ, и пойдем! – предлагает ехидно Алла.

– Нет, ты иди, а я сегодня пропущу секцию, не могу я ее закрыть на ключи, проснется, напугается и будет плакать, да и родители меня за это по голове не погладят! – отвечала Иринка.

– Я бы этого петуха из рогатки убила! – уходя, буркнула Алла.

«Ох, а это дело», – подумала про себя Ирочка.

Вечером они с Андреем на чердаке сделали рогатки и запаслись капсулами из керамзита, которого вдоль железнодорожной линии рядом с домом валялось очень много.

Про дальнейшую судьбу петуха Иринке ничего совсем не известно, кто его отправил на лапшу, только Андрей сказал:

– Можете ходить и Петю не бояться, я его приручил!

В глазах Иринки и Лилички была такая благодарность Андрею, он для них стал настоящим Робин Гудом с рогаткой в руках.

 

Глава 5

Подруги Иришкины на летних каникулах вечером бегали в летний парк на танцы. Иришке тоже очень хотелось, хоть музыку постоять послушать, особенно модной была песня «Там, где клен шумит над речной волной, говорили мы о любви с тобой…», ансамбль исполнял ее вживую великолепно. Иринка многих из этого ансамбля знала, потому что ребята ее звали к себе солисткой, так как Иринка очень красиво пела и занималась вокалом с детства, но она им отказала, зная заранее, что если скажет об этом родителям, ответ будет один: «А куда деть Лилю?» Поэтому Иринка родителям об этом не говорила и втайне мечтала хоть на двадцать минут посетить танцплощадку.

Танцы начинались обычно в девять часов вечера, а Иринке поздно от дома не разрешали никуда уходить, хоть возраст уже был Джульетты.

Андрей и Иринка сидели на лавочке, мило строили свой план побега на танцы, просчитывали, сколько им нужно времени добежать бегом до Парка металлургов, где находилась танцплощадка, и обратно. Путь займет минут тридцать, и там постоять или станцевать хоть пару танцев – минут двадцать.

– Так у нас минут пятьдесят есть или час! – воскликнула Иринка, потому что папа только что выходил на балкон покурить, увидел дочь, что она сидит под окном на лавочке с соседом, и удалился в комнату.

Иринка только схватила за руку Андрея, чтоб начать свой побег, но откуда не возьмись из подъезда «нарисовалась» домашнее сокровище – Лиличка.

– Вы куда это направились? Папа мне велел за тобой присмотреть! – улыбалась Лиличка.

Отступать совсем не хотелось, а под колпаком у сестры быть еще хуже.

«Захочет, сдаст с потрохами», – рассуждал Андрей.

Время шло на минуты, очень уж хотелось на танцы.

– А мы тебе не скажем, куда собрались! – ехидничал с издевкой Андрей.

– А меня с собой возьмите?

– Лучше мы никуда не пойдем, чем ты нас заложишь родителям! – говорила Ирина.

– А вы возьмите, и я не скажу, честное слово!

– Ладно, побежали! Поверим тебе на твое слово!

На танцплощадке молодежи – не протолкнуться, встали запыхавшиеся в сторонке, Лиличка крепко держалась за руку, чтоб не потеряться.

Заиграла любимая песня «Несет меня течение сквозь запахи весенние, а лодку долго кружит на мели…» Андрей предложил хоть один танец станцевать.

– А как быть с Лилей? – рассуждала Ирина.

– Пусть постоит у ограждения, мы рядом, в метре от нее, – сказал Андрей и взял Ирину за руку на медленный танец.

Лиличка вцепилась в платье Иринкино и не отпускала ее на танец.

– Пусть Андрей или вместе с нами танцует, или со мной, а ты стой сама у загородки, – по-детски рассуждала Лиля.

– Нет уж! – и Андрей повел Иринку на танец.

Лиличка в этот момент, обиженная, юркнула в толпу и побежала домой.

Иринка обнаружила пропажу и начала взволнованно метаться по площадке вместе с Андреем, искать ее. Минут десять они носились, как угорелые, но ее нигде не было. Иринка плакала, не понимала, что делать, и не знала, то ли сестра пошутила и спряталась, то ли удрала домой. Решено было, что Андрей останется на танцплощадке и будет дальше искать, а Ирина побежала домой.

Сердце ее трепетало от безысходности, то ли она сейчас получит от родителей за сестру, которая пропала, то ли вообще за все остальное, но выбора не было.

– Как это ты оставила в темное время ребенка на лавочке, а сама ушла? – возмущалась мама.

Ирина поняла, что честное слово Лилино сработало, «значит, про танцы не сказала!» – восторженно подумала она про себя и посмотрела с благодарной улыбкой на младшую сестру.

– Мы с Андреем только на пять минут – проводили Аллу до следующего дома, она к нам приходила во двор, – соврала родителям Иринка.

«Фух, неужели пронесло!» – думала она про себя, неужели не получу. Но это уже было второстепенно, потому что больше всего на свете она боялась потерять эту маленькую, с двумя косичками, свою дорогую «профуру». И какая радость была в том, что она, цела и невредима, сидела дома и ехидненько улыбалась, глядя на Иринку.

 

Глава 6

Алевтина работала в две смены и когда приходила со второй смены домой, было уже далеко за полночь, девчонок своих целую неделю не видела. С утра Иринка отправлялась в школу и заводила Лиличку в детский сад, отец на работу уходил раньше их, а мама еще спала. А вечером тихо доставала Иринкин дневник и тетрадки из ее портфеля и проверяла выполненные домашние задания.

Ирочка проснулась, видимо, от сквозняка хлопнувшей входной двери, когда Алевтина пришла с работы ночью. Лиличка спала в своей кроватке безмятежным сном, и Алевтина тихо подкралась к ней, положила на стульчик чистое наглаженное платье и гольфики для нее и, нашептывая «махонечка моя», поцеловала спящую младшую дочь.

Иринка сделала вид, что спит.

Сердце ее было в пятках или, может, его уже совсем не было, может, оно выпрыгнуло, но Иринка замерла, потому что знала, что в дневнике стоит двойка и надпись: «Не выучила домашнее задание!»

Алевтина взяла в руки школьную форму дочери, чтоб проверить, не подрубила ли Ирина сама ее еще короче, чем допускала она.

– Что за идиотка, сколько можно подрубать ее, я отпускаю, а она подрубает! Почему урок не выучила? Вот дрянь такая! – шипела вполголоса Алевтина, ударяя сонную Иринку по голове этим самым дневником.

Иринка открыла глаза и молчала, слезы текли из ее глаз. Алевтина еще раз ударила дочь и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Ирочка еще долго не могла заснуть, она знала, что двойку получила заслуженно, просто ей вчера некогда было учить стих, но она его выучит и исправит, форму всё равно опять быстро крупными стежками успеет подрубить утром. А вот обида от маминых слов – «махонечка моя» для сестры и тут же с гневом по ее голове дневником – не давала ей успокоиться, так она долго проплакала и уснула.

Будильник прозвенел, как всегда, в семь утра, Лиличка натягивала на себя гольфы и надевала платье. Косы ей плела Иринка.

Обе оделись, хлопнули дверью и вышли.

– Иришь, ты за мной приди пораньше, ладно? Я так по тебе скучаю! – произнесла свою просьбу Лиличка, когда Иринка с ней расставалась у ворот детского сада.

– Обещаю! – чмокнула сестру старшая.

 

Глава 7

Последний школьный бал мой! Вечер. Ах, как кружится голова! Что ждет меня? Какие встречи? Что уготовила судьба? Волненье, счастье и восторги! Все – разом! В сердце – кутерьма! Немного грустно расставаться Со школьной партой навсегда. С «класснухой» нашей, Что с годами Нам стала ближе и родней. И с тем мальчишкой, Что когда-то Косичку дергал у дверей. У всех сегодня слезы счастья, И в жизни столько перемен. И нет уж школьной той тетрадки, Звонков, уроков, перемен. А планы строятся большие, И взрослой жизни звездный счет. Что ждет меня за поворотом? Судьбы экзамен и зачет!

Позади выпускные экзамены, кончилась школьная пора. Все подруги Иринкины и друзья разъехались в другие города поступать в институты. Вот и Андрей уехал в Ленинград поступать в Высшее инженерно-морское училище.

Иринке совсем стало тоскливо, когда она проводила его утром на вокзале, ей тоже хотелось куда-нибудь уехать, хоть и готовилась на иняз в местный педагогический институт.

Вечерним поездом уезжала подруга в Москву и отдала Иринке книжечку со всеми ВУЗами СССР, она принялась ее штудировать и быстро поменяла свое решение по поводу пединститута.

– Мам, я решила ехать поступать в Свердловск, в Институт народного хозяйства, на экономиста, – решительно она сказала Алевтине, пришедшей с работы днем.

– Ирин, раз хочешь, то поедем, я завтра напишу заявление на отпуск без содержания, и поедем вместе.

– Мам, ну наши все как-то одни поехали, ведь взрослые мы уже!

– Ну, они там как хотят, а я тебя одну боюсь отпускать, ты вон какая красавица у меня. Нет, нет, только вместе!

Поезд уходил поздно вечером, билеты мама доставала через знакомых, плацкарт и верхние полки, большое счастье, потому что все ехали, кто в отпуск, кто определялся в этой жизни с учебой.

На перроне провожали их папа и Лиличка.

По Иринке пробежал какой-то холодок по телу, стало почему-то так тоскливо и грустно, как будто что-то оторвалось внутри, слезы выступили из глаз, и не хотелось никуда уезжать, промелькнула за мгновение вся ее детская и юношеская жизнь в родном доме с родителями и с любимой своей маленькой сестричкой.

У Володи блеснули глаза и стали такие тоскливо-синие, неистовой красоты, грустно-прозрачные. Иринка поняла, как она ему дорога и любима, как он ей дорог, и как она его любит. Он провожал свою старшенькую во взрослую неведомую жизнь и, в то же время, не хотел отпускать, это чувствовалось, потому как держал младшую на руках и прижимал к себе обеими руками к груди.

«Я помню папины глаза» «Хулиганьем» меня ты называл, И на руках везде с собой носил, Тайком мы пробирались средь кулис, К Любви Орловой на чудесный бенефис. Она мне подарила монпансье И пожелала всем нам долго жить. Своей «шнурупочкой» меня ты называл, Со всей округи я несла тебе болты. Тебе я песни напевала про любовь, Ты слушал их и хлопал от души. Я покидала отчий дом, Учиться уезжала я тогда, Всегда я буду помнить тот перрон И твои синие отцовские глаза. Смотрел ты с грустью, Провожая мой вагон, Как будто чувствовал, Что расставались навсегда… С какой-то гордостью, наверно, за меня, С переживаньем, лаской и тоской. Любил ведь по-отцовски ты меня, Как жалко, что так рано ты ушел, Мне в жизни не хватает так тебя, Всегда я помню твои синие глаза. Отцы! Смотрите чаще вы С любовью на детей! Они запомнят ваши добрые глаза!

Поезд тронулся. Душа у Иринки просто скулила, ей хотелось обратно, к сестренке, домой.

Но обратной дороги нет, так ее воспитывали, и не поступить в институт, это было бы поражением и трагедией для семьи! Володя был уверен, что дочь поступит, потому что не умела пасовать и добивалась всегда задуманного. Так ее воспитали, так и выпустили из домашнего гнезда!

 

Глава 8

Всем абитуриентам полагалась кровать в общежитии на время поступления. Иринку поселили в комнату еще с одной девушкой из Копейска, она была одна, без мамы. Алевтина калачиком с Иринкой ютилась на односпальной кровати в маленькой, два на три, комнатке. Ходила с Иринкой в институт на консультации и экзамены. Переживала и радовалась за сданные экзамены, даже шпаргалки писала для нее по сочинениям в тоненькие гармошки, сшила потайной карман на замке под юбкой, в надежде, вдруг пригодится.

В ночь перед сочинением Иринке приснился вещий сон, как в кино по роману Шолохова «Мать», образ матери-революционерки.

Каково было удивление, когда на доске она увидела эту тему. Ручка, как будто сама, все написала за нее. Когда после двух дней ожидания на доске вывесили первые результаты экзамена, и Алевтина увидела отличный результат, эмоции переполнили ее, слезы радости хлынули из ее глаз.

– Какая ты у меня молодчинка, умничка! – обнимая Иришку, сказала она.

Алевтина не могла долго быть в Свердловске – работа и Лиля. Не хотелось ей уезжать, хотелось поддержать дочь и быть рядом, это чувствовала Ирочка.

– Мам, ты не переживай так, я справлюсь, я поступлю, – обнимая маму, говорила Иринка на перроне, – На вот, передай конвертик Лиличке.

В конверте была открытка с изображением двух сестренок, которые нежно обнявшись, сидели на полянке среди синих васильков, и подпись «Сестрички».

Ирина на обратной стороне этой открытки написала: «Я тебя люблю, моя милая Лиличка!»

 

Глава 9

Осень в Свердловске совсем отличалась от осени на Южном Урале, в ноябре здесь уже лег снег, и солнышко совсем не баловало своими лучами. Мокрый снег летел Иринке в лицо, и рваный ветер срывал с головы капюшон от пальто, который она то и дело поправляла. Идти было не совсем удобно, потому что снег падал и под ногами ложился густой мокрой кашей.

Дома стояли какие-то серые и мрачные в этом холодном городе. Иринке казалось все чужим, и люди тоже мрачные и неразговорчивые. Уже как три месяца здесь, а привыкнуть никак не могла, уж очень скучала по дому. Только сейчас Ирина понимала, как дорога она своим родителям, как они ее любят, и, видимо, все недопонимания и обиды, которые были в ее юной голове, это отголоски переходного возраста, который проходит каждый ребенок, пока растет в отчем доме. В голове постоянно были думы о сестре: «Как там она?», «Что сейчас делает?», «Мама на работе во вторую смену, а она там как?»

Папы не стало в этот сентябрь. ДТП, трагическая смерть – и все это не давало покоя Иринке. Воспоминания о доме просто комом подкатывали ей к горлу, и очень хотелось плакать.

Наконец-то она добрела до почты.

– Можно упаковать бандероль? – спросила она почтальона.

– Что у вас там? – забирая сверток, поинтересовалась женщина в окошке.

– Мандарины и детское платье, – улыбаясь, ответила Иринка.

– Надо же! Люди где-то мандарины еще достают, может, угостите хоть одним?

– Да там их всего-то десять штук, возьмите одну мандаринку, если вас это устроит, – продолжала улыбаться Иринка.

Бандероль была упакована и отправилась своему адресату. Иринка вышла из почты и пошла обратно в студенческое общежитие, совсем не замечая, что снег летит ей в лицо и на улице промозглая погода. Она шла довольная, потому что отправила подарочек своей любимой единственной младшей сестренке, которая младше ее на семь лет. Как она будет радоваться мандаринам и платью, возможно, оденет его в свой день рождения. Как это приятно получать бандерольки с подарком в этот день, вспоминала Ирочка. Ведь к каждому ее дню рождения обязательно она получала бандерольку от ее любимой тетушки из Челябинска – Люсеньки. Это было завораживающе сказочно, сюрпризно, и даже если посылка приходила на день или два раньше, Иринкина мама, Алевтина, прятала ее и утром в праздничный день подкладывала под подушку спящей имениннице. Ирочка, проснувшись, просовывала свою ручонку под подушку и обнаруживала там целый клондайк подарков. «Замечательное детство!» – подумала она, вспоминая с улыбкой.

За платьем Иринка простояла в очереди часа три в универмаге, в который поехала специально, чтобы что-то купить для своей сестренки. Платье было польского производства, белое шелковое и с мелкими кружавчиками на груди, стоило целых двенадцать рублей. Да, да, целых двенадцать! Для Ирины это были большие деньги, потому что она была студенткой института. Вечерами или рано утром перед занятиями подрабатывала в своем же институте уборщицей и получала за это шестьдесят рублей.

А вот с мандаринами все было не совсем правильно, за это она себя мысленно очень ругала, но и как-то оправдывала. В комнате общежития Иринка проживала с четырьмя девушками, две из которых родом были из солнечной Армении, и им присылали посылки с цитрусовыми и всякими другими вкусностями. Прилавки в магазинах Свердловска, да в прочем как и во всех городах нашей России в семидесятые годы того века, были практически пусты. Молоко, творог, яйцо, килька в томате, морская капуста в консервах, крупы. И то о гречке приходилось только мечтать. Конфеты, только карамель или помадка вида три-четыре, а уж если появлялась колбаса или шоколадные конфеты, то выстраивалась очередь человек в сто, и давали по полкило в одни руки.

Так что Рита и Роза были всегда с продуктами, которые им высылали родители. Почему-то и колбаску сервелат из братских республик могли прислать, и рассказывали, что очередей за продуктами нет и сгущенное молоко со сливками совсем не редкость, а наоборот, украшение витрин всех молочных магазинов. Иринка слушала их рассказы и удивлялась.

Рядом с ее родным Орском, где она родилась, в пятнадцати километрах начиналась граница с Казахстаном, и жители Оренбургской области частенько на автобусе да и на поезде отправлялись в находившийся вблизи город Актюбинск по магазинам. В такую поездку однажды Иринка отправилась с мамиными знакомыми на машине, такое впечатление, как будто попала в другую страну, а это же единая большая страна СССР.