Десятый Октябрь

Бурлюк Давид Давидович

«Апофеоз Октября»: поэма со введением моментов театрализации и инсценировок.

Статья «Красный Октябрь и предчуствия его в русской поэзии».

Рисунки для книги исполнены Давидом Бурлюком.

ЛЕНИН

Апофеоз Октября

Поэма к десятилетию Республики Советов

Пролог

Слева выходит группа рабочих и крестьян в русских костюмах, Они идут перед занавесом навстречу Миру. Молодой могучий рабочий держит на блюде «Каравай Москвы».

Хор рабочих (торжественно поет)

На липово-узорном блюде Снегами лег Октябрьский плат. Чьи торжеством не смяты груди? Всяк восхищенья морем взят: Встречаем по старинке — с хлебом Москвы разлегся каравай. Ведь это — явь не то что небыль, Лишь повнимательней читай! Где хлеб, там Соль Совет Союза, Мы мыслим гений Ильича. На цареРусь иные узы Он наложил, круша с плеча! Октябрь встречаем с хлебом солью, Где пролетарский каравай. Там соль вселенския застольной Сам Ленин — вождь рабочих стай! Октябрь Десятый славословим Он встал и ходит, и поет Под этой первой снежной бровью В стране, где Россов жив народ. Что с титаническим упорством От Вислы в край, где Юкоон, Чтя сухопутство и поморство. В победу превращал урон. Что сметкой, удалью, железом Казачьих мышц охотских дел Монаршей власти антитезой Давно уготовлял предел…

Занавес с правой стороны слегка отодвигается — там виден остров, как невысокая скала. На нем — группа интернациональных рабочих:

Хор интернациональных рабочих (декламирует).

Оттуда слышен ныне голос Через чужбины, океан. Свободы сердце раскололось, И каждому кусочек дан! Неимоверным, звонким эхом Повсюду на земле — Октябрь Зовет к иным свободы вехам И всюду — пробужденья рябь. Рябь пробужденья — в ураганы, Рев революций и побед. Падут тлетворные титаны Капитализма сгинет след… К Октябрьской радости склонились Приветим Красный СССР Мы в Октябре! Исчезли мили… Мы— в Красном Октябре теперь

(На занавесе, в центре появляется тень Красного Октября)

Первый оратор:

Не знаю был ли праздник ране По всей земле пронесся клич Что бросил в революций стане Бессмертный вождь, рабвождь Ильич! Прославлен планетарный Ленин Воспет декадою Октябрь — Не во дворцах, притонах лени, А в клубах фабрик мириадах!

Справа выделяется перед занавесом группа рабочих, сокрушающих цитадель капитализма…

Первый разборщик (напевает)

Нажми плечем!.. Ударь, ударь — Нам нипочем… Свалился царь… Могуч наш лом И рушит чисто Насилья хлам Капиталистов!..

Второй разборщик (оставляет работу и поет)

Много много поколений Созидали цитадель… Но пришел Великий Ленин И ее крушим теперь! Крепки наши мускулы, Верен наш удар Солнце — прежде тусклое Стало точно жар!

Поют все вместе:

Осень десятую встретим Прославим Десятый Октябрь Ведь это — итоги столетий, Не бунта народного рябь!.. Здесь — рушатся стены заклятья И рвутся тенета — «судьба», Которыми вороги счастья Рабочих тащили в гроба. Рабочих веков вестовые. Легенду мы вытвердим в явь Дробите, ломайте, родные. В десятый размах Октября…

Время с большим маятником

В стене пролом все шире, шире — Октябрь подобен красной гире!.. Качнулся десять раз Октябрь, Могучей каждый раз размах. Он скоро мир возьмет за жабры — Предвижу богатеев крах…

Фильм Октября

Появляется объявитель, говорит деловым тоном:

Сейчас будет демонстрироваться фильм Октября — «как это было».

В 9-ти явлениях (частях)

ПОСЛЕДНИЙ ХРИП ЦАРСКИХ ПСОВ. — РОЖДЕНИЕ ОКТЯБРЯ. — ХОР МУЧЕНИКОВ РЕВОЛЮЦИИ НАД ЛЕНИНГРАДОМ. — ЛЕНИН В КРЕМЛЕ И СНЕГ ОКТЯБРЯ. — КРАСНАЯ АРМИЯ ПОБИВАЕТ ВРАГОВ РЕВОЛЮЦИИ. — ВОЛХОВСТРОЙ, ДНЕПРОСТРОЙ. КРАСНЫЙ ЛУЧ. — ЭЛЕКТРИЧЕСТВО И ТРАКТОР У КЛИМА. — ВОЖДИ СССР. — СОВСОЮЗ УТОПАЮЩИЙ В УТОПИИ.

Директор фильма (обращается к буржуазной публике театра)

Вы гуляющие здесь по бульварам, Выкатывая пуза дреднаут Герцогини, банкиры и просто баре Знаете ли вы о стране, что сделала вам «нок-аут»? Случилось это назад уже годов десяток И год за годом тень страны огромной Ложится на господ и тех кто — на запятках Во время пляса в ресторанах-храмах. Где коитус восславлен судоргою джеза Душа долларников — под игом шрама Жестокой мести Правды и Железа. Когда я одной стране на 10 лет случилось раньше, То почему в другой не будет завтра? Банкир смущен, богач отсрочку клянчит — Он знает, что придет рабочих мышец правда.

Последний хрип царских псов

Пессимист:

Русь — один сплошной клоповник Всюду вшей ползет обоз… Там взнесен, холен сановник — Здесь мужик, что весь промозг. Осень — тонем скудной — слякоть Номера… не заходи! Обкусают звери мякоть. Ночь центральных проведи! Русь — грязевое болото… Всюду взяток пьяный смрад Слабы вывезть нечистоты Поселенье, пристань, град… Грязь зовут враги отчизной!.. Разве это «русский быт»?! Здесь над правдой правят тризну, Идеал здесь позабыт!..

Моя страна

Лирик:

Страна Россия, Где рос и я… Где росы Поросли И Россы. Где поросли Поля полынью, А небо синью. Где горки, Запах горький Трав. Где Горького Максима прочитав Среди дворянских арий И так и сяк — Уверовал: я пролетарий, Я футурист и сверхбосяк!!

Острог

Повисший на заборе лапоть Тебе споем сейчас хорал И станем бяаговонья капать И танца выведем овал. Твое прославим сердце-лыко, Истертое о пыль дорог. Где зацеплялась павилика И маревея вдали острог. Где мужики в решетках окон, Как птицы в клетках глядя вдаль Висели долгим скучно сроком, Подняв тоски… тоски вуаль!.. О птичьи песни о свободе, Слиянье луга и сердец — Ваш символ — там на огороде — То лапоть — лыко и венец!

Воспоминание о царе и его времени

Обличитель-либерал:

То было в древность, было встарь Россией косо правил царь, Вчастую слеп или невежда: То было встарь, то было прежде! В стране, что шаг, круглился храм, Вечерним усыпляя звоном. Трактир казенный, вор иль хам России распирали лоно: Помещик, пристав или поп Садились «мужику» на шею, Названием клеймя — «холоп», Гордяся навыком злодеев. Тутанкамен и Николай — Равно, примеры деспотизма. Вкруг трона лести реет лай И… истощается отчизна…

Историк:

Баре учились, трудились селяне И зависть была на книжку глядя Только плевки на рабочем рыле И много было подобных стадий. Но в темный лес лучи косые света! Но сколько в каторгу под кнут, сапог жандарма Ушло людей за голосом поэта, Что очерк лиры взнес насупротив плацдарма! Декабрь отмечен сотню лет назад. Затем в Сибирь все лучшие сердца Отдали за народ всех сил своих заряд И в шахтах звякали унылостью кольца.. Зверели баре, гадились цари, Свою мошну кормили в пылесос. Вся Русь — насилье, исстари — Гнездо гудящих хищных ос! Вампир на троне иль жена вампира… Тиран — ласкающее слово душу. На грудь народа навалилась гиря. Столетья нес на шее трона тушу. Им свет и счастье, ласки и шампань. Пиры, забавы, хоры Эрмитажа… Народ проснись, народ востань!. Но спит народ, круглеет власть от кражи.. Вот Пушкин, Лермонтов, Белинский, Чаадаев… Затем великий Федор Достоевский. Шевченко в крепости по книге голодает И «тонет» Писарев и мучим Чернышевский!.. Все лучшие, их сотни строй их тысячи. В Сибири скучены и стонут истерично… Но книги рост, но шире просвещенье!.. Народ восстань! иди на баррикады!.. Волнение сердец, умов смущенье. Винтовки для рабочих и снаряды!.. Распался фронт, — сидят вверху вороны, На троне каркают, тягчят державы ветки… Пришел Октябрь румяный и студеный И… вышел красный зверь из царской клетки.

Зарождение Октября

Мужик и барин

Различье было на Руси, Чинилось в чин происхожденья Один пахал и сеял, и косил — Другому лосок идей от самого рожденья!.. Пришел один, чтоб жизнь пробыть рабом… Другой, чтоб нежиться в перине долго-счастья, Не вспугнутого злостною борьбой За корку хлеба или взор участья! Барин хотел, чтобы вечно мужик Осиной, березою в поле стоял, А он по французски курил, не тужил. Чайковский завинчивал кружево бал… Барин хотел, чтобы было по-прежнему Вес по наследству и ум, и кровать… В жир расплывался, рудою полеживая, Мог мужичка в кандалы заковать!.

Ленин и мужик

— Я сам хотя с Волги, но рассказ мой краток: Дери его и бей между лопаток!.. Отныне все имущество богатых — Да будет собственность однолошадной хаты!..

Мужик:

Приятна уху эта весть, А как ее с наукой свесть? Ты человек ученый!..

Ленин:

Я изучал наук законы, На гор Альпийских грани глядя И вот приказ привез из кубатовых мест: «Кто не работает, кто просто — жирный дядя, Тот пусть отвыкнет и не ест»!

Мужик:

Тае — тае — поить не трудно: Помещиков, лентяев, дармоедов Мы выселить должны!.. Жирели не пробудно, Гарем имея в двести три жены!.. Землицы не было, теперь ее довольно… Нет больше барщины и ширимся сокольно!.. Где ране — княжеский амурил парк, Теперь крестьянский ухарит трепак, А бар. прошедших дней золу, Подняли мы на бодрую метлу!..

Октябрь в Петрограде

Вытянута шея Временного Правительства в Петрограде.. Джон Рид — «10 дней, потрясшие Мир» Мокредью падает небо, юнкер, как заяц — в засаде Блики на пушках «Авроры», и панихида мортир!.. Дни Революции — пафос, каждый момент — это песня Старое мусором — только за сутки, А Декабристы — пролог, первой страницею — Пресня!. Здесь колыбель Октября — мирового восстания малютки Для баррикады — березовых горы поленниц. Вместо киоска по новому стал броневик… Час лишь один… и нарзаном кровавым запенится Жизнь генерала и пиво городовых. В углах, в кривых теперь столица. Как зеркало, разбита на куски: Трех-глазые, двуносые, повсюду лица Здесь уха нет, а там руки… Век футуризма в коммунизм Оправдан вдруг и стал скалою. С которой все былое — низ Заплесневшее, гнилое! В Смольном сидит в комнатенке Овсеенко. Он — шахматист с головою охочей до выкладок, Красною гвардией взятье столицы им ловко затеяно И гитаристом в карте дворцов и мостов он приникает ладам Блистал всю ночь огнями Смольный, Вкруг рев броневиковьих стад, Готовых прыгнуть с колокольни На саботажный Петроград. Но дальше что? а вся Россия?!. Или ее возьмут три «Ка» [1] . А армий серая стихия — Многомильонная река?!! В шестом часу кричит Крыленко: «Свершилось! мы с фронтовиками». Восторги, слезы всех оттенков. Советы — Вспрянули крылами… · · · · · · · · · · · · Свобода вздыблена орлицей. Широк размах румянокрыл. На утро красный стал столицей Петровых улиц фас и тыл. Вокруг — вооруженный лагерь; Рабочий опознавший штык Дворянство, Керенского на хер Он мощно посылать привык. Мошенства хитрого артистов Хватают здесь и ловят там… Начальство, бар, князей, министров На заседаньях по дворцам… Терещенко, Никитин, Коновалов В подвалы, место под замок Вам в казематы Петропавлов — Ской Крепости.. Нева китом лежит свинцовым. Угрюм береговой гранит… Но пурпур в блесне облицовок Навеки камень сохранит! Скатилась ночь: туман и мокредь… Запуган Невского простор И это не ночная очередь… То привидений — в очи ряд!..

Хор мучеников революции над Ленинградом

Смотрю, смотрю в панель прищурясь Неслышный шаг трепещет ног, Идут загробно балагуря Знакомы стогны и чортог, Где без конца парад и балы. Где звоны шпор и светских львиц… Проходят тени над усталой Петра уснувшего столицей. Все собрались в прозрачных хорах В сей долгожданвеликий час. Когда в конец вековоспора Царизм закрыл свой крабий глаз Непостижимо, невозможно! Над Смольном мучеников хоры — Из рудников, трущеб таежных, Где дикарей чужое море… В могилах спали до Камчатки Затоптанных ногой насилья. Но в час с капитализмом схватки…— Они несутся звездной пылью… Те в кандалах, на том веревка, Вкруг шей обвис лунея луч. Через канал бесмостно ловко Идут — панель лохматя туч. · · · · · · · · · · · · Из рудников Былой Сибири Из Нерчинсков и из Тайги — Десятки тысяч — панегирик, Вам царской власти палачи! Вот деспотизмом изрешетен Янковский в глинистой Чите. Склонил фельдфебель эполет И клятву на земной черте… Здесь гнутся в крендель Декабристы Их облик древне — романтичен… Народовольцы машут истово — Засулич и Фиалки личики. Как грациозен очерк с Дамской: К своим кандальникам мужьям Противу строгости жандармской На арбах с сеном… между ям. А вот курчав — блондин Сазонов, Каляев с бомбою в руке… О сколько их… во время оно… Как волны — в прошлого реке. Что царский трон сегодня смыла И всех приспешных палачей С народного убрала тыла Ценой дыханья и речей!! Идут перед фронтоном Смольным Где штык горит красноармейцев Былых восстаний очерк вольный, Где много грезило, надеялось. Оки идут великих тени Гноил их царский каземат Топтал жандарм их в исступленьи Тиранил плетью азиат!.. Под пеленой холодной ночи, Где змеевидная Нева… Сияют привидений очи И гордом взлете голова… Костры, костры сторожевые… Их дым в восьмое ноября А эти призраки святые Незатемненные парят!.. Петрополь спал, катила воды В багряных таинствах Нева Святых старателей свободы Благославляла синева!.. Всех тех, кто сонмом шел на казни Расстрел, в темницы, на правеж Среди которых — первый Разин В господ свой загонявший нож… С Великой, вековой удачей С свершеньем, с попаданьем в цель!.. Рассвет слепой, рассвет незрячий К ногам домов туманит хмель… А над столицею через тучи В рассветной мути — рдяный серп. Спаявшись с молотом могучим Эсесесера — Новый герб!

Октябрь в Москве

Три дня — Три дня Без перерыва Трещал морозно пулемет, Сверля стекло витрин игриво, Железо тумб, карниз ворот. В Кремле засели кавалеры. Подкладкой белой отличаясь. Но, сапогом тяжелым двери Толкнув, берет лихая часть. Пред Исторический Музеем Раскрыли пушки жадно пасть… Иль мы Кремлем не овладеем?! Иль белогвардии не пасть?! Как склянки с опиумом, башни Вокруг Кремля столпились рядом Всяк очарован их вчерашним Столетий выспренним нарядом. По ним сегодня — брызги стали… Царизма — в хрусте скорлупа. Тьмы Эдигеевы видали, Здесь коммунистская толпа! Летят стрижи во дряхло стены И образа не защитят!.. И белогвардии смятенье. И матершина — писк щенят!.. Сопортивленья сломлен стержень. Вся власть советам!..поперек И вдоль России самоотверженно Берется голь за свой урок… Повсюду жирные буржуи, Скрепя сердца, жуют Октябрь… Тот хнычет здесь, тот негодует, Теня банкетный канделябр!..

Матросы у булочника — миллионера

Филиппов Николай Димитрич Остоженки двух этажах расплывшись, укрепись привычно — Переживает страх и жах: К нему кронштатские матросы Гремя, реквизовав этаж — Вселились буйно без вопроса: «Охрана от разбойных краж (?)» Хозяин с выцветшей улыбкой По спискам и по ордерам, Что нужно им, стремится гибко Доставить всё, стараясь сам!.. А за вечерним сладким чаем И за шеренгами тортов — Легендно ведал завсегдатаям Как с Лениным он был знаком. — «Страна теперь пролетариату»! Сказал хитро смеясь Ильич. — А как же остальному брату?.. Спросил Филиппов, начав спич, Его перебивает Ленин: — «Через год в России, как домкрат Средь праха классов жалкотлени Быть будет лишь пролетариат»! В окне Москва напудрив жутью Бульваров сонных воротник, Грядущих дней пугаясь сутью, Купеческий сменяла лик. Дворянской разгильдяи грубой, Неравенства зловредный грех — На тружеников умных клубы, Прогресса неустанный бег! А богатеи и богачки, Сломав брилльянты в узелок В чужие страны теют скачки, Удачу метя на мелок… Молитвы снега с атеизмом… А Кремль и снег переплелись И ныне нету строк лиризму, Свершившееся — фабрик высь! Октябрь, Онтябрь, Октябрь младенец Зари пурпурной колыбель Восторгом жизненным оденется!.. Звенит хрусталево мятель…

Россия под красным флагом

Русь — Россия — СССР

(Историческая перспектива)

Тысячелетняя Россия Годину вынесла беды Пророк труда судео Мессия В просторах суши и воды Своих врагов жестоких учит, Что не стекло, а сталь-булат Удары млата грозо-тучи И создадут и укрепят!.. Смотрите Русь-Россия-СССР!. Как много С, как много Р, Соломы, девок, поросят, Елочных изб, просторных хлевов, Коней, быков, овец, телят, В степях гармоники напевов!.. Как много рощ, ручьев, речушек И исступленных комаров, Ночного гваканья лягушек За сонью теплою дворов!.. Как много лихачей кудрявых, Разлет в плечах — косая сажень Их голос низкая октава Кулак дубовым корнем слажен!.. О сколько ухарьской повадки, Воинственности Ермака И подкупа и жадной взятки, Которой учены века!.. Прелюбодейства и обжорства, Распутства красоты лесной Джигитства дикого проворства. Тоски тюрьмы слепой глухой, Свирепой Садовской нагайки Запарыванья до конца И криков одинокой чайки, И смерти бледного лица!.. Орлов двуглавых, шашек, башень Бояр, боярышень, князей И бархата безмерных пашень, Врагов, предателей, друзей. Жандармов, приставов, охранок, Культуры сливок и низов!.. Громадных станций, полустанков И уморительных азов… Теперь над всем, что ране знали Над трусью, полымем отваг — Восстал, обуревая дали Млатсерпоноссоветский флаг! !!!

Красная Армия побивает врагов революции

Тысячелетия стремилися пророки Основой жизни слово взять «бедняк» Но годы отошли и истощились сроки И ныне — СССР — пылающий маяк. Не равенство, не братство, не свобода!.. Слезоточивости обманной лексикон А классовой борьбы и бедных слововсхода — Рабочего парламента закон. Россия шла кровавыми путями. Где камнем волжский голод лег, Монархии, крепостников — рогатины и ямы. Где Мережковский, Бурцев — черпрессный орех. Прошла година неокрепшей власти Когда злобясь, круша родной очаг Россию растерзать на части Деникин тщились Врангель и Колчак Когда врагов рабочих Троцкий Стирал, как пыль, с равнин стола… А интервентов жирноклецки Выплевывались из углов; Когда Буденного нагайкой И крупом взмыленных коней Вновь плещет быль о Наливайке И Хортицы богатырей!.. Когда теперь Клементий Ворошилов Провидя, что готовит Альбион Стальных дивизий беспощадной силой Покрыть готовится вселенский небосклон… И горе тем, кто на рабочих дело Всемирное готовит хитрость сап Совет Союз — готов… снаряд умело Швырнет в капитализма жаб! Русь расписалась полночи осенней Бездомных клякс, сугубость темноты Гнусавый перелесок вдохновенно Топорщит ветром вздыбленно кусты Слетаются и каркают вороны О черных днях о прошлом, про расстрел Когда у изб белелися погоны И заревом родимый край алел… Ночь ненасытно лапала поляны, А дождик дробный из последних сил На труп бойца, что смотрится стеклянно Сосредоточенно и мудро моросил. Война прошла, лишь осень — неизбывна Свобод равниной ветер восхищен. Он в бархат темноты слоняется забавно. Как пьяный дьяк с веселых похорон. Поражены, потоптаны, побиты И сорною травой их заростает стан Но СССР встает волшебным монолитом Владычество солдат, рабочих и крестьян. Рабочий, рабочий, рабочий Великое слово из слов У всех отверзаются очи, Чей с отмели разум снесло… Магнитное слово «товарищ», Не царь, не министр, генерал Что выдумать дулися баре Под гордость дворянских забрал..

Волховстрой, Днепрострой, Красный Луч

Россия лежала, изрезанная проселками, Все было вязано лыком, иль нитки уток, Дороги обтыканы елками; Не знали, что такое электрический ток. Русь славилась своею темнотою; В поселках — аромат лучин Под осень звездной высотою, Под запах греющих овчин. В России не знали электричества, Хотя так много убитых ударами грома… Не было света над ширью нищенства. Лампочка накаливания — кое-где, в хоромах! Шумели реки… пенистыми пилами В обнимку с ветром и камышами В полую воду поражая силами. Изобилуя щуками, окунем, ершами… На более узких были перемычки. Плотины и воды пеннонапор Вертел шумя, к работе без привычки, Природный, примитив мотор. Седого мельнина пахучие поставы, В которых ночью правил водяной Свои наивные греховные уставы. Зеленым бисером расшитые, луной… Чертили лодки заводи и плесы, Где древнее весло стремило тяжкий дуб. А на заре туман пушистый и белесый На все ронял слюну холодных губ… Торговый путь, порожист Волхов, Где с Ганзой днесь кипел обмен… Как много было в прессе толков Во время отройки плитных стен. Чтоб Ильменя воды паденью. Шум. пену, волю (он мастак!), Придать закон повиновенья К точилам бросить, на верстак!.. Чтоб для дворца, для скромной хаты Весь этот хаос, вод мятеж Вдруг претворить в килоуатты Заставить: гни, клепай и режь! Чтобы рабочим Ленинграда Яснее «Правды» в глаз печать… И «Волхострой» для всех отрада… Тепло, подмога, благодать!!! Как много новых установок По СССР — еще проект Для электрических сноровок Культуры бедняков эффект!.. Там «Красный Луч», вот «Истерстоя» Уже в истоке мощный кряж, Но завтра — всех сильней устоев Могучий «Днепрострой» — твой стаж! Где Запорожья вольно — Хортица. Где столько воинства могил. Не залежится, не испортится Твоя могучесть. Днепр — зоил! Ты выше всех придирок, критик На Запорожье, ширь штаны — Ты мощью электричьей вытек В турбины бешенством волны.

Электричество и трактор у крестьянина Клима

Клим — известен в слободе Он — веселый малый В неудаче, иль беде Не тужил ни мало! Клин в хозяйстве середняк — В тяжбе с кулаками: Но прореял красный флаг — Бил их кулаками… В климовском хозяйстве конь — Не последний фактор… Но теперь бензина вонь Распускает трактор! Клима нонче чистый дом Полон белым светом — Эликтричьим проводом Связан он — поэтому! Глупых нету в нем икон, Иль царей патретов Ленин, Маркс между окон И — вожди Советов!!.. Клим счастливец — дожил он До советской власти, Что ведет народ умен К разумному счастью!

Вожди СССР

В деревнях рассказывают сказки. В долгих вечерах разнежась. Раньше — про Вову, про стариков рязанских, Что бросали в озеро золотые мрежи. В деревнях ходили богомольцы, Опираясь от собак на длинный посох Изредка меж них народовольцы О «земле и воле» баяли с сосновых досок… Бабы, девки занимались пряжей Оббегали тараканы струган стол Дьякон был в поклонном авантаже. Бородатый символ ритуала… Было раньше сытнооктябрями, Где туман над звонкостью дорог. За закрытыми для всех дверями, Когда вечер деревенский долог… Но теперь картина там иная: В шумных клубах звонок комсомол. «Пролетария» в домах гурьбой читая. Превратили церковь в красный голл. Все по новому и правнукам старушка, Если в сказку ночью забредет — Ленин в ней в шалаш, что у опушки Скроется белогвардейцев от. Иль с коровою своей Калинин По Москве ступает в царев кремль, Где ему чугунной ручкой Минин И Пожарский машут на дворе… Старушка шамкает о Ленина гробнице, О Красной площади, где с башню пулемет… А малышам потом сторицею приснится — В них день грядущий сполохом живет.

Мавзолей Ленина

То не могила Чингис-хана В степях Монголии пустой. И то не «томб» Наполеона Тщеславья взятых высот. В Москве нетленный прах вождя Народ хранит к груди прижавши. На угнетателей восставший Планетной истины судья… И высшей скромнопростотой, Которой Ленин слит с деревней. Ильич планетной лег метой В грядущее из сказки древней.

Ум Ленина

Исходит звездный свет От его чела Вкруг — полет комет!.. Прошлое зола… Его мозг — как тигль Плавит жизни смысл: Богатому — nihil, А бедному — высь! Ленин — вечно жив. Взор — сталь Для вселенских нив — Верстак.

Картуз Ленина

Он носил так просто Всероссийской власти груз — Как носит крестьянин деревне Свой чернорабочий картуз. В науке и в жизни громадный Он был с беднотой заодно Из эксплоатации адной Красное сделал вино! Рукою волн железной Без мантий и царственных поз Жил для идеи звездной — Чистилище революционных гроз. Он был первым на нашей планете. Кому доверил власть народ. — Не в пурпур и злато одетым, А такому, как рыхлят огород. Но Ленин не один… Теперь советское кормило В стальных руках Иных годин Фабричных сила — Верста в плечах. В особой роли занят Луначарский Он сеятель, с кошницей до звезды Бросает просвещенья чары склад Зовущим комьям жадной борозды… Калинин. Рыков и Иосиф Сталин Хлопочут руль и ставят — паруса Бухарин — в картах, проверяет дали. А Ворошилов ждет не зазмеит-ль гроза… Безмерна корабля громада… Милльоном этажей и палуб. Блистая мчится он куда то — На нем лишь гордый клич и нету жалоб…. «В грядущее: И… без возврата»!.. Начертанное вдоль обшивки Читают звезды, чуя в нем собрата. Спасателя от мировой ошибки.

Апофеоз

Равнин, советских гор — размах… Все в искрах зимнескуковлаги. Где был дворянства громкокрах. Теперь кумач трепещет флагах. Забыты: гибель держиморд И бедствие крахмалпомещиц Смотрите: парень взмылил Форд. Деревня только примерещилась… Теперь не сыщешь изб курных, Кнута, исправника, расправы, И эполета плеч свиных Марсоприспешников оравы.

Сегодня

Десятилетье Октября…. И прах от ног — царизм'напасти Сегодня — совбогатыря Великий день Советов Власти!.. Сегодня — планетарный день!.. Москва сегодня — сердце Мира!! Отчетливо заметен крен Капиталистского кумира Дождемся завтра — и весь свет Пойдет Тропой СоветСоюза По всей Земле — Пролет-Советы Свободе растворяют шлюзы!!!

(Занавес открывается)

Видна один шестая часть просторов Земли, покрытая красным флагом: он подымается вверх в виде aurora borealis… Ликующие различные народности СССР ведут круговой танец: гудят электро установки, дымят фабрики; поезда сплетаются в стальном вихре движения.

Над сценой мира загораются слова:

СОЮЗУ СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК — МНОГАЯ, МНОГАЯ ЛЕТА, РОСТА, МИРОВОГО ПРИМЕРА ВЕЛИЧЬЯ И НЕИЗМЕРИМОГО ЦВЕТА!

Красный Октябрь и предчуствия его в русской поэзии

История Советов докатилась до завершения первой декады великих незабываемых лет. Законом поэзии, литературы является, что всякое историческое событие всегда находит громадное воплощение свое в творчестве наиболее чутких поэтов.

Так и красный октябрь! Нет ни одного поэта, нет ни одного заметного имени, который бы так или иначе не отозвался, не откликнулся по поводу этого рубежа октябрьского, легшего пропастью между гнусным царизмом и великой эпохой советских лет нашего времени.

обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто. Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд, в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. <…> Я выжег души, где нежность растили. Это труднее, чем взять тысячу тысяч Бастилий!

Так надрывался, выругивался Влад. Маяковский еще до революции 1917 года, не то за два, не то за три года. И в случае В. В. Маяковского мы имеем дело с типичным предчувствием октября.

Задачей этой статьи и поставлено дать характерные образны таких предчувствий, а также отражений Октября в поэзии.

Задача, если её выполнить не в виде наброска — громадна.

Нужны годы изысканий и версты библиотечных полок.

Здесь — только набросок: много книг до нас сюда через океан не доходит. А между тем многие великие и крупные поэты не смогли быть использованы для статьи… за неимением сборников, книг… Такие поэты как Сергей Городецкий, Велемир Хлебников, Н. Н. Асеев, Сергей Третьяков, Сергей Алымов, Демьян Бедный, Александр Крученых и группы молодых как Сергей Спасский, Георгий Шенгели — живут и творят звонко во имя красного Октября…

Но у нас не было под руками нужных книг и поэтому работа наша, надо повторить только — захватывающий своей темой, своей современностью декоративный, пылающий красками эскиз.

На чистую воду

Джан Рид в своей замечательной (действительно!) книге: «Десять дней»… бросает такую фразу: «Глядя в прошлое, на Россию до октябрьского переворота, видишь её как будто и другом веке, почти непонятно консервативною, Русская политика перешла далеко влево, настолько далеко, что кадеты подверглись изгнанию, как враги парода, Керенский стал контр-революционером, вожди умеренных социалистов Церетели, Дан, Либер. Гоц и Авксентьев оказались не достаточно революционными по духу, и люди подобные Виктору Чернову и даже Максиму Горькому оказались на правом фланге».

Годы великих политических сдвигов втягивают в политику всех и вся.

Что бы не говорилось о возможности поэта остаться аполитичным — на деле, при анализе (говоря грубо, «проверке») — достаточно двух, трех строк, чтобы было видно — за кого? За или против.

Так и вся поэзия русская уже 10–12 лет делит поэтов на приемлющих Октябрь и не приемлющих его.

Между этими двумя типами поэтической настроенности прослаивается промежуточное звено. Лиц, желающих показать, что они равнодушны, но это им всегда плохо удается.

Магические зеркала

Для характеристики настроений необычайно любопытно проиллюстрировать несколько подобных случаев — показывающих, как красный Октябрь отражается до, во время и… после своего прихода в магических вечных зеркалах поэзии.

Предвидят революцию и Октябрь

Уже давно седые старики; ветераны классицизма русской поэзии (Пушкин, Лермонтов) предвидели «вторым зрением» грядущее. Многие поэты топили свой астральный взор в грядущем. По этому поводу Васильевский (Не Буква) восклицает: разве без этого второго зрения мог бы, напр. Андрей Белый еще в 1907 году написать трагическое стихотворение о гибели России:

Туда… где смертей и болезней. Лихая прошла колея Рассейся в пространстве, исчезни, Россия, Россия моя!..

Здесь мы имеем пример настроенности, предубежденности (внутренней) Против Октября еще за 10 лет до великого конца.

Среди «общих характеристик» революционных лет — выделяется Анна Ахматова:

Чем хуже этот век предшествующих? Разве Тем, что в чаду печали и тревог Он к самой черной прикоснулся язве, Но исцелить ее не мог. Еще на западе земное солнце светит И кровли городов в его лучах блестят, А здесь уж белая дома крестами метит И кличет воронов, и вороны летят.

Октябрь по разному отражается в сердцах: в одних гордыми, возвеличивающими багрецами, в других черными саванами.

Но некоторых он настраивает и по звериному, по палачески;

Вот например как откликается на Октябрь Зинаида Гиппиус:

И вас, предатели Я ненавижу больше всех, Со страстью жду, когда отведаю Я вашей крови… Сладко мстить…

Одна мысль о красном Октябре превращает поэтессу в тигру лютую, а злоба, видимо, дурной пособник вдохновенья, что и отразилось вплотную на ублюдистых стишенках!

Старой гвардии в поэзии трудно приять Октябрь

Революция породила Шарлотту Корде, на Ленина также покушалась женщина. Может быть экспансивность представительниц слабой половины рода человеческого виновна в такой воинственности к Октябрю со стороны 3. Гиппиус но вот не далеко от неё и Саша Черный:

Будь ты проклят, сумасшедший Окровавленный Содом!

Из поэтов «старой гвардии» все, начиная с Бальмонта, или открыто слюнявят ядовито анафему Октябрю или как Максимилиан Волошин впадают в папертный тон и ничего веселого в Октябре не находят:

Поддалась лихому наговору, Отдалась разбойнику и вору Подожгла посады и хлеба, Разорила древнее жилище, И пошла, поруганной и нищей, И рабой последнего раба.

Некоторые просто даже жалеют о том дне и часе, когда они доставили удовольствие своим родителям, увеличив собой население Совсоюза…

Феодор Сологуб восклицает устами своей музы:

Скифские суровые дали, Холодная, темная родина моя, Где я изнемог от печали, Где змея душит моего соловья! Родился бы я на Мадагаскаре, Говорил бы наречием, где много а, Слагал бы поэмы о любовном пожаре, О нагих красавицах на острове Самоа. Дома ходил бы я совсем голый, Только малою алою тканью бедра объяв, Упивался бы я, бескрайно веселый, Дыханьем тропических трав.

Совсем особое, очень «деликатное» положение занимает в вопросе Октября поэзия Ал. Блока.

И. Василевский (Не Буква) отмечая необычную популярность «12» Блока подчеркивает, что А Блок в своей «нашумевшей поэме» находит для изображения Октября только черные, мрачные безотрадные тона.

С кем был Блок? Был ли он «за» или «против»?

Это вопрос особого исследования. Мнение самого поэта не важно. Мы судим и должны судить об этом только по произведениям его!

Мне не попадалось предсмертных стихов Блока,

Может быть они еще не печатаны.

Может быть окончательное решение Ал. Блок унес в свою преждевременную, великую могилу.

Но вот отрывки из Александра Блока:

…стихотворения периода 1921 года:

Но не эти дни мы звали, А грядущие века. Пропуская дней гнетущих Кратковременный обман, Прозревали дней грядущих Сине-розовый туман. Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе! Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе!

Ал. Блок здесь ратует за свободу — не Октября, а особую «тайную свободу», каковой термин и подчеркнут поэтом в своих хрусталевых строфах…

Ал. Блок ушел рано, он не успел до конца принять Октябрь, таков мой вывод…

Пробудь одаренный Ал. Блок под крылом революции дольше он, несомненно, дал бы русской поэзии строки определяющие все победы, все плюсы, все величие красного Октября.

Но Ал. Блок ушел…

«Старой гвардии» символизма переварить Октябрь с маху — трудно, не то что молодым, таким например, как Владимир Ричиотти:

Только ветер сапёром долбит. По окопам проспектов унылых: «Суждено от былого уйти. Наше сердце к былому остыло.»

Остыло легко к прошлому, потому что никогда и не накалялось!!!

Не все молодые

Но не все молодые тоже легко взяли на плечи свои груз Октября…

Некоторым при мысли об Октябре — «скучно» становится. Они кутаются в тогу величественного равнодушия… Да! красиво… Декоративно. А дальше что?

Так и кажется, чти так спрашивает Вячеслав Ковалевский:

Маркою Р.С.Ф.С.Р. Клеймим папирос лбы — Великолепный пример: Здесь начинается быль, В небе Москвы чекан, Как череп на склянке, Созвездие В.Ч.К. Над гробом Лубянки. А вы, из рук Перекопа Вкусившие черных просфор, Кроет оркестров копоть Ваш, героический морг. <…> Вот она в небе коммун, Красноармейская слава! Скучно мне . Впрочем, жест Веков из октябрьской рамы Великолепнее всех торжеств Человеческой драмы.

Другие, как Анатолий Мариенгоф, хотя и приписывают, из учтивости (!) в конце многолетие Октябрю более охотно золотят образ «столбового дворянства» и «прекрасной хищницы»:

Знаете ли почему? Потому что: октябрь сразил Смертями каркающую птицу. Где ты Великая Российская Империя? <…> Из ветрового лука пущенная стрела Распростерла Прекрасную хищницу. Неужели не грустно вам? Я не знаю — кто вы, откуда, чьи?.. Это люди другие, новые, — Они не любили ее величья. <…> Смиренно на Запад побрело с сумой Русское столбовое дворянство. Многие лета, многие лета, многие лета Здравствовать тебе — Революция.

Илья Эренбург сделал последние годы крупное имя себе; сейчас он больше пишет прозой; но Илья Эренбург отличился всегда монастырской, по строгости, искренностью, поэтому вдвойне важны его реакции на Октябрь:

Революция, трудны твои уставы. Схиму новую познали мы: Нищих духом роковую правду, И косноязычные псалмы.

Про молот в следующей цитате не говорится, но насчет серпа сказано с достаточной четкостью:

Какая жалкая рассада В младенчестве уже опадена. И тщетно скудоумный виноградарь Чаны готовит для вина, Еще не раз, гремя победной медью, Пройдет по пустырям России смерть. Не этот заржавелый (?) серп (!) Сберет великое наследье.

Злобы против Октябри здесь нет, но поэта заедает пессимизм, когда его муза склоняет свои стальные глазки в сторону буйного красноволосого детища Великого народа русского.

Приемлют Октябрь, не колеблясь

К таким принадлежит поэт — Рюрик Ивнев:

Сквозь мутные стекла вагона На мутную Русь гляжу. И плещется тень Гапона В мозгу, как распластанный жук. Распутин, убитый князьями, В саване невского льда, Считает в замерзшей яме Свои золотые года Кому оценить эти муки? Он жмет мне под черной водой Живые, холодные руки Горячею, мертвой рукой. И третий, слепой, безымянный, Желавший над миром царить, Сквозь окна, зарею румяной, Меня начинает томить. И жжет меня Зимней Канавкой И гулким Дворцовым мостом. Последнею, страшною ставкой, Языческим, диким крестом. Сквозь мутные стекла вагона На мутную Русь гляжу И в сердце своем обнаженном Всю русскую муть нахожу.

Пусть поэт бичует себя… Трудно в великие годы не почуять на спине часть чьей-то вины. Конечно, если совестливое сердце…

Даже такой великан поэзии, мэтр, знаток ритмов, как Валерий Брюсов искренне писал (на ту же тему) об Октябре:

Лот любви, моряк озадаченный, Бросай в тревоге бессонных вахт,— Иль в Советской Москве назначена Classische Walpurgisnacht?

И дальше:

Город иль море? Троя иль Ресефесер?

И такой же звенящий, точеный математик вдохновений, как Бенедикт Лившиц бросил:

И кто же, русский, не поймет, Какое сердце в сером теле, Когда столпа державный взлет — Лишь ось кровавой карусели.

Поэт осуждает и отстраняет бывшее до Октября.

Утверждающие Октябрь

Чем дальше, тем их будет больше!

Очень важно здесь привести несколько примеров первых (по времени) утверждений, безусловных, высокопафосных, красного Октября.

Вот, например В. Я. Брюсов и его —

Третья осень

Вой, ветер осени третьей, Просторы России мети, Пустые обшаривай клети, Нищих вали по пути; Догоняй поезда на уклонах, Где в теплушках люди гурьбой Ругаются, корчатся, стонут, Дрожа на мешках с крупой; Насмехайся горестным плачем, Глядя, как голод, твой брат, То зерно в подземельях прячет, То душит грудных ребят; В городах, бесфонарных, беззаборных, Где пляшет Нужда в домах, Покрутись в безлюдии черном, Когда-то шумном, в огнях; А там, на погнутых фронтах, Куда толпы пришли на убой, Дым расстилай к горизонтам, Поднятый пьяной пальбой! Эй, ветер с горячих взморий, Где спит в олеандрах рай, — Развевай наше русское горе, Наши язвы огнем опаляй! Но вслушайся: в гуле орудий, Под проклятья, под вопли, под гром, Не дружно ли, общею грудью, Мы новые гимны поем? Ты, летящий с морей на равнины, С равнин к зазубринам гор, Иль не видишь: под стягом единым Вновь сомкнут древний простор! Над нашим нищенским пиром Свет небывалый зажжен, Торопя над встревоженным миром Золотую зарю времен. Эй, ветер, ветер! поведай, Что в распрях, в тоске, в нищете, Идет к заповедным победам Вся Россия, верна мечте; Что прежняя сила жива в ней, Что, уже торжествуя, она За собой все властней, все державней Земные ведет племена!

Поэтесса Анна Радлова уже семь лет назад осознала великую роль России, после того как на плечи великой страны легла пурпурная мантия Октября:

Под знаком Стрельца, огненной медью Расцветал единый Октябрь. Вышел огромный корабль И тенью покрыл столетья. Стало игрушкой взятье Бастилии, Рим, твои державные камни — пылью. В жилах победителей волчья кровь. С молоком волчицы всосали волчью любовь. И в России моей, окровавленной, победной или пленной, Бьется трепетное сердце вселенной.

Василий Каменский — великий бард скалистого Урала по простому по честному поясняет, откуда потекла, где создалась Много-великого-значимость Октября:

Ну раз еще — сарынь на кичку— Я знаю час свой роковой — За атаманскую привычку На плаху лягу головой И пускай — я, Все равно жизнь — малина А струги — лебединая стая, Раздавайся Волга-судьбина Парусами густая, Прожито все — что назначено, Добыто все — головой, Дело навеки раскачено, Эй — заводи рулевой.

Утверждает весною Октябрь и Михаил Герасимов:

Октябрь постучал в околицу На крыльях принес весну А рига склоненная колется, Не видит — огонь блеснул. Схватил за нечесаны волосы, Мотнулась её голова. И крикнул он зычным голосом: Соломенная, вставай. Довольно к неновым подметкам Весна в октябре расцвела… И голос властный и четкий Звенит по соломе села. Довольно биться кликушей О барское крыльцо, Плеснуло солнце в души И слезное лицо Рыданья под сугробами Цветами проросли И зерна звезд мы торбами Рассеем в новь земли Мы огненными косами Надрежем снежный дым Чтоб проростали родами Мужицкие следы. За ясными полями И красно и свежо А липы новыми лаптями Поскрипывают о снежок.

На тему Октября много писал громадный Сергей Есенин. Вот из его поэмы — «36»

Ты помнишь, конечно, Тот Метельный семнадцатый Год, Когда они Разошлись? Каждый пошел в свой Дом С ивами над прудом. Видел луну И клен, Только не встретил Он Сердцу любимых В нем. Их было тридцать Шесть. В каждом кипела Месть. И каждый в октябрьский Звон Пошел на влюбленных В трон, Чтоб навсегда их Сместь.

Совсем изумительное стихотворение было написано тончайшим авто-вивисектором поэтом Борисом Пастернаком.

В то время, как другие реакционно похрюкивали из-под юбчонок голодающих муз своих, какие бодрые, бронзой гудящие строки оставил на память об Октябре поэт:

Матрос в Москве

Был юн матрос, а ветер — юрок: Напал и сгреб, И вырвал, и задул окурок, И ткнул в сугроб. Как ночь, сукно на нем сидело, Как вольный дух Шатавшихся, как он, без дела Ноябрьских мух. <…> Москва казалась сортом щебня, Который шел В размол, на слом, в пучину гребней, На новый мол. Был ветер пьян, — и обдал дрожью: С вина — буян. Взглянул матрос (матрос был тоже, Как ветер, пьян). Угольный дом напомнил чем-то Плавучий дом: За шапкой, вея, дыбил ленты Морской фантом. За ним шаталось, якорь с цепью Ища в дыре, Соленое великолепье Бортов и рей. Огромный бриг, громадой торса Задрав бока, Всползая и сползая, терся Об облака. Москва в огнях играла, мерзла, Роился шум, А бриг вздыхал, и штевень ерзал, И ахал трюм. Матрос взлетал и ник, колышим, Смешав в одно Морскую низость с самым высшим, С звездами — дно.

Здесь так просто дано разрешение многих и многих вопросов…

На обычно звучавшие мотивы: «Жаль все же жаль культуры, знаете… прошлой, такой полированной».

Я всегда жалею, что из романа Сергея Спасского читал лишь отрывок, но эта тема там узорно, резко разрешена!

Как древний Рим… И мы и мы сгорим…

Пришел десять лет назад первый Октябрь! А теперь в вот уже их декада! Позади. Необходимо подводить итоги! Надо будет это сделать литературно-художественным критикам и в области поэзии, равно во всех других областях науки.

Но новое поколение, взросшее силами уже в красных октябрях все яснее, все чутче постигает вознесенность радио-звоницы Октября. Вот уже цитированный нами, матрос В. Ричиотти, прозаик и поэт — говорит за всех:

Я пролил не вино, А кровь Из рюмки сердца В 17-м Торжественном Году И летопись тогда же Написала Что выше русской звонницы Нет колокольни в мире Так в решето годов часы Как сокол в облака. Я тоже нес Октябрь Как дева первое дитя…

Поэзия после Октября

Октябрь — как водораздел; в поэзии русской он лег огненным кряжем. До него и после него! Даже самые люди переродились. Если старички, не жизнеспособные, как желтые листья свалились с ветвей новой государственности. где серп и молот, где не шитые золотом мундиры, а кожаные куртки, фартуки рабочих, где красноармеец, сталелитейщик, хлебороб: — мужчины и женщины рабочих классов равно руководители и строители жизни: то другие — наоборот пошли в ногу с новым веком, им даже не нужно было ноги менять!

Таковы: Сергей Городецкий, чей приход в литературу и 1904 году сравнивали с появлением нового Гоголя!.

A вот Василий Каменский, написавший: «Пионерский Марш»

Давай сигнал Тра-та-та-та Тра-та-та-та Чтоб каждый пригнал Тра-та-та-та Тра-та-та-та Эй скорей С нами гореть С нами — Знамя Мы у дверей. Пустите Слушайте Масса нас. Много Товарищи, в ногу Раз — два Раз — два Мы, пионеры — Живые примеры Всем Всем Всем Сознанием горды Наши ряды Раз — два Раз — два Эй, молодежь Октябрь даешь Раз — два Раз — два Эй, молодежь С нами идешь Раз — два Раз — два Мы — юные разведчики Коммуны мировой Мы — красные советчики С прекрасной головой Каждый — кирпич. Кирпич. Кирпич. Мы все — кирпичи. Кирпичи, Великий Ильич Ильич Ильич Нас жить научи. Научи Будь готов Всегда готов Мы готовы сиять Солнцами Тра-та-та-та Нам трубят Зовут ребят Пойти на выставку Сердца горят Становитесь в ряд Бросая мысль таку: Эй дети мира С нами в дорогу Будущего строй Крепи Есть Массы нас. Много Товарищи, в ногу Шагай Пионерская честь.

Пионеры — юное поколение. Это те, кто идут на смену. Те, кому уже не только крепостное право на Руси, гул монастырских колоколов, но даже такие ужасы, коим мы были свидетелями, как «Девятое» Января кажутся далеким, легендарным прошлым. Трудно удержаться чтобы не привести такие жуткие, такие нужные строки (отрывок), которые о девятом январе принадлежат Сергею Городецкому:

9 января (отрывок)

Крича от ярости и гнева, Кровавя трупами снега Бежит от огненного зева Народ, увидевший врага. В упор расстреляна икона. Из плена вырвались рабы… Нет ряса черная Гапона Не будет знаменем борьбы! Из алой крови побежденных Борцов безвестных Января Растут победные знамена Встает рабочая заря Растет и зреет вместе с нами Посев кровавый Января

Сергей Городецкий понял, что все значительные события являются всегда истоком других…

Еще более ярких, могучих!

После 9-го января пришел Красный Октябрь, 10 лет назад, а он явился уже мощным фундаментом для новых идей.

В. Кириллов, Петр Орешин, И. Попов, М. Гастев, Василий Казин, А. Шаров и другие написали, бросили в свет, в читательские массы целые рати прекрасных, звучных стихов не только принимающих Октябрь всецело, без оговорок, но утверждающих, достраивающих его до размеров здания вселенской значимости!!

Десять октябрей оставила страна Рабочих и Крестьян, вождь всемирной революции, за своими плечами. Но все они сливаются в одни; великий Красный Октябрь!

Что такое красный октябрь — дата времени, месяц, грань, рубеж…

Много можно было бы поставить слов, но все же не давало бы представления о целом.

Ибо мы современники Октября, великого символа.

Освобожденного труда

не можем окинуть, учесть, взвесить, определить всю великую значимость его!

Ибо — удельный вес этот нарастает… Как лавина снеговая, катящаяся с горы…

И только идущим за нами будет но плечу эта работа…

Но все русские поэты уже поняли значимость Октября… Многие, лучшие откликнулись на октябрь во всю силу своего голоса…

Октябрь — центральное явление нашей эпохи, поэтому все, кому дана возможность выявить себя, определить себя, избирают Октябрь…

Ибо в наше время вне октября нет самоутверждения, да и определить себя можно только через октябрь и для октября.

* * *

В эти великие октябрьские дни каждый, кто пришел к принятию, а это — необходимо (!!!) — Октября, поймет и постигнет все слова, которые русская муза шепнула своим любимцам, по разному, по откровенному в моменты, когда на их сердцах чертились два великих слова: «Красный Октябрь».

Примечание

В поэме: «Апофеоз Октября» многократно применены: звуковая инструментовка, звуковой лейтмотив, а также компактслова, что применялось автором в его стихах начиная еще с 1908 года. Позже некоторыми из пишущей братин выявление и обоснование этих важных поэтических принципов было приписано себе, о чем сейчас считаю уместным заявить

Давид Бурлюк

СЕЯТЕЛЬ