Огромный темно-фиолетовым шар, стремительно поднимающийся из-за изломанного лунного профиля. Кипящая под длинными плазменными плевками броня имперского крейсера. Орущие от боли гусары, сгорающие заживо в своих легких истребителях. Разваливающиеся в черном вакууме космоса фрегаты братьев-однокурсников. Яркие вспышки падающих в атмосферу обломков.

И строки, одни и те же, снова и снова, несущиеся скоростным поездом сквозь туннель сознания.

«Все прекрасно, как сон. Сон придет – и уйдет».

Бьющий в голову адреналин, трясущиеся от ужаса пальцы, сведенные скулы. Хвала высшим силам, он не видит танцующую совсем рядом смерть, перед глазами лишь равнодушная голографическая панель управления.

Незачем ему это видеть, он и без того словно муравей в оркестровой яме.

Но все же страх мешается с восторгом, ужас смывается боевой яростью. Вокруг бурлит и дышит мехами-легкими создаваемая история.

«Все прекрасно, как сон. Сон придет – и уйдет. Наша жизнь – сон во сне».

Именно тогда он впервые процитировал стихи живущего в глубокой древности самурая. Именно тогда он понял, как заставить свой разум держаться нужного курса.

Потому что очень страшно умирать в двадцать один год.

Инцидент при Акве – первое столкновение развивающейся Империи с иной высшей цивилизацией. Тогда еще лейтенант вольтижерского разведывательного фрегата «Келибар», выпускник Академии Кимура Акияма осуществлял свой первый дальний поход в составе Первой гвардейской флотилии. Путь лежал в приграничный сектор Прокси-Карина, где пропала связь со сторожевыми маяками.

Однако, они не успели добраться до пункта назначения. Оставив последнюю на маршруте Арку, эскадра в составе флагманского крейсера, егерского корвета, трех кирасирских и одного вольтижерского фрегатов вошла в солнечную систему Абель-4 созвездия Девы. Здесь, в районе планеты Аква, они были атакованы монолитами.

Монолиты. Одни из самых странных существ, встреченных людьми. Энергетические шарообразные сущности, «первенцы» Большого Взрыва, обосновавшиеся в галактике Римана в самом центре Вселенной. Не имеющие собственной планеты, рожденные в бурлящей короне сверхдревнего светила, способные существовать в пустом вакууме и путешествовать среди звезд. И вместе с тем, малочисленные, неохотно идущие на контакт и забившиеся в свою галактику, словно испуганные дети под кровать.

Строящие свои отношения с Империей на тех условиях, что люди никогда не станут возводить Арку в их замкнутый мирок.

Все это станет известно много позже. А тогда, на 181 день похода, в час «собачьей вахты», неизвестные энергетические шары без предупреждения атаковали флотилию Империи.

Первым погиб экипаж кирасирского фрегата «Брикер», на котором служил однокурсник Акиямы. Корабль не успел сделать ни единого выстрела, развалившись под ударами возникших из ниоткуда плазменных плетей.

Но Гвардия – всегда легенда. Имперский флот, хоть и застигнутый врасплох, быстро мобилизировался и дал отпор. Из ангаров крейсера посыпались звенья легких гусарских катеров – истребители и штурмовики. Кирасирский фрегат «Ян Мун» прижался ближе к флагману, защищая его и выжидая новых атак. Ушел в сторону от боя фрегат разведки «Келибар» – но лишь для того, чтобы зайти с фланга. Заглушив двигатели, начал расчехлять мощные снайперские орудия егерский корвет «Тройка».

До сих пор самым большим страхом Кимуры было ошибиться в расчетах и выставить себя дураком перед капитаном. Обычный страх молодого лейтенанта. Но когда шарообразные дистанты безжалостными ударами энергетических кнутов с кажущейся легкостью разодрали «Ян Мун», после чего атаковали крейсер, молодость закончилась. Новый Кимура ковался под сдавленную ругань пилотов и техников, густые переливы предупреждающих зуммеров и хриплые приказы застывшего на мостике капитана.

Выстрел главного орудия егерского корвета уничтожил одного из противников. Перезарядить мощную электромагнитную пушку не дали – монолиты с трудом, но оторвались от назойливых гусар, пошли на сближение с корветом. Залпы скорострельных ракетных турелей с крейсера догнали еще одного дистанта, но второй без труда разделался с неповоротливым егерем.

Когда последний оставшийся монолит, теряя свое эфирное тело, обогнул спутник Аквы и начал заходить на флагман, капитан Кимуры решил взять врага на таран, прикрыв крейсер собой.

Краткие миг тишины в рубке. Краткая встреча взглядами с товарищами. Краткий последний вдох.

Высшая честь для воина – умереть достойно.

За миг до столкновения дистант вдруг трусливо свернул в сторону и бросился бежать под свирепую ругань людей.

Спустя неделю Империя и монолиты вновь встретились, но уже для переговоров. Дистанты принесли извинения в виде, которое ксенолингвисты перевели как «импульсивное действие при непреодолимом страхе». С кем монолиты спутали людей и чего именно испугались так и осталось за пределами официальных сообщений.

– Господин капитан, – легкое, вежливое прикосновение к плечу. – Мы почти прибыли.

Воспоминания, потускневшие, но все еще теплые и тревожащие, слетели вместе с движением век. Вместо искрящейся темноты перед глазами возникли дребезжащий свет дежурного освещения и темный силуэт склонившегося человека. Хотя нет, не человека – аджая.

– Вы просили разбудить, когда станция будет в пределах видимости, – словно извиняясь, поспешно затараторил дистант.

Совсем еще молодой, с не успевшим потемнеть пигментным рисунком на скулах. Рисунок интересный, будто тень от экзотических цветов с длинными, изогнутыми лепестками. Само лицо не тронутое морщинами, светлое и открытое. Сколько ему по человеческим меркам? Должно быть, не больше двадцати – двадцати трех лет, временные отрезки у аджаев почти идентичны общеимперским. Интересный факт – одет в кадетскую форму Академии, хотя и без знаков различия. Насколько Кимура помнил, вначале полета на аджае был гражданский костюм. Сама форма явно не новая, но виден уход, отражающийся в безупречной чистоте, в начищенных пуговицах, в старательно наведенных стрелках на брюках.

– Спасибо, что разбудил, – поблагодарил Кимура, вылезая из кресла-капсулы.

Аджай выпрямился, улыбаясь, и Акияма заметил еще одну деталь, скрытую до того полумраком узкого пассажирского кубрика.

Голый череп дистанта казался состоящим их множества слепленных вместе маленьких кубиков, поверх которых натянули тонкую кожу. От висков и назад, до самого затылка, тянулась узкая полоска более светлого цвета – след от заживающего шрама.

Радикальная аугментация – удаление костей черепа и замена их имплантатами из сверхпроводящих материалов для ускорения передачи электрических импульсов мозга.

– Ты – пилот? – спросил Кимура.

Дистант на миг смутился, качнулся назад, будто прячась в тенях. Ответил напряженным голосом:

– Я нанят дублирующим пилотом.

Аджаи не признавали аугментаций. Это была их личная, принципиальная позиция, своеобразный акт презрения технологическим костылям, свойственным людям. Даже, несмотря на то, что благодаря улучшениям люди и сделали Аджай частью Империи, выиграв войну. А может, именно по этой причине.

Подобная обширная модификация, должно быть, превратила парня в изгоя. Каковы должны быть мотивы для этого?

– Что ж, хорошее назначение для молодого специалиста, – попытался разрядить обстановку Кимура. – Я сам начинал помощником штурмана.

– Я знаю, – голос аджая потеплел. – Я много смотрел про вас, господин капитан. Рассказывали в Академии….

Дистант осекся, добавил:

– Я сам попросился работать вместе с вами, господин Кимура. Позвольте, – он протянул узкую ладонь. – Боагтар Си Ифмари.

Си – если Акияма ничего не путал, означало «четвертый ребенок в семье», «наследник без наследства». На них, как правило, фамильных средств уже не оставалось.

Кимура пожал руку, соблюдая положенную с низшими по званию субординацию – с легким кивком головы, но не опуская глаз.

– Для меня честь служить под вашим началом, – с чувством произнес Боагтар.

– Ты назначен на «Полынь»?

Аджай кивнул.

Кимура никак не стал комментировать услышанное, хотя дистант смог его удивить – казалось странным, что после Академии он выбрал частную армию, а не службу во флоте. Выгнали из Академии? Нужно будет подробнее изучить личное дело этого Боагтара Си Ифмари, раз уж предстоит работать вместе.

– Идем на верхнюю палубу, – сказал Акияма, – Скоро должны открыть обзорные окна.

Обычно, между Арками курсировали удобные и просторные пассажирские транспортники, лишенные необходимости экономить на горючем и продуктах. На протяжении маршрутов располагались технические платформы или заправочные станции, обслуживающие нужды перевозчиков.

Однако, вдали от обжитых миров, вдали от проторенных трасс и путей, в галактиках без Арок, использовался другой транспорт – практически лишенные комфорта звездолеты класса «Альбатрос». Они олицетворяли собой верх практичности – увеличивали запасы топлива и провизии за счет радикального уменьшения жилого пространства. «Альбатросы» были рождены для сверхдальних полетов и вполне справлялись с этой задачей, на удобства пассажиров им было плевать.

Вместо панорамного купола, как на других круизных лайнерах, на «Альбатросах» ограничивались узкими прямоугольниками внешних иллюминаторов. Никаких мягких кресел и бара, никаких генераторов эффектов, лишь полукруглые лавки и серые стены с пунктиром подсветки.

– Подлетаем к платформе «Глизе-1», – аджай посмотрел на Акияму так, словно только что сообщил ему крайне важную информацию. – Местные называют ее «Затычка в…»…кхм, извините, «в заднице».

Кимура не стал поправлять собеседника – на самом деле, слэнговое название звучало куда как вульгарнее. Да и не было в этом секторе никаких местных, лишь временные работники да исследователи. Они могли считаться местными так же, как залетевший в Метрополию метеорит гражданином Империи. Впрочем, аналогия с затычкой и правда была более чем удачной – платформа «Глизе-1» располагалась в такой ужасающей дали, что своим ходом сюда не способен долететь ни один из существующих звездолетов. Это место Императору показали монолиты. Император создал поблизости Арку. Последнюю Арку на краю Вселенной. Потому что дальше начинался Горизонт.

Горизонт сиял. Горизонт ослеплял, пылал огнем, колол глаза. Снизу вверх и во все стороны, насколько хватало взгляда, поднималась бурлящая, излучающая яростную радиацию, испускающая длинные стрелы гравитационных вихрей стена жидкого пространства.

Рождение времени. Рождение света. Рождение гравитации.

И, одновременно, конец существующего мироздания. Граница между всем и ничем.

– Говорят, это предел Творца, – восхищенно выдохнул Боагтар. Приглушенный свет, льющийся сквозь фильтры иллюминаторов, отбрасывал блики на его больших глазах.

– Я думал, аджаи не верят в креационизм, – Кимура был сдержаннее молодого пилота, хотя вид Горизонта, бесспорно, впечатлил его.

– Моя семья из ассимилированных переселенцев, – пояснил дистант.

Вдруг встрепенулся, вытянулся.

– Смотрите! В одном из доков – наша «Полынь»!

Акияма не сразу разглядел платформу «Глизе-1». Пришлось увеличить свою часть окна чтобы разобрать среди цветовой вакханалии мигающий сигнальными огнями восьмиугольник с буграми надстроек и выступающими в стороны причальными террасами. На одном из пирсов, крепко принайтованный магнитными стяжками, покоился похожий на сгорбившегося броненосца старый имперский корвет. Внешние элементы обшивки наползали друг на друга пластами, усиливая сходство с панцирем земного животного, из-под покатых защитных кожухов виднелись полукруглые сопла маневровых двигателей. От трапециевидной кормовой части под козырек причала тянулся черный рукав шлюза.

Корветы класса «Бату» перестали выпускать сорок лет назад. Сейчас они казались избыточно массивными, громоздкими и неповоротливыми. Угрюмым наследием земного кораблестроения. По сравнению с современными военными звездолетами, строящимися по лекалам высших дистантов, корабли времен Старой Гвардии выглядели анахронизмом, как последние крестоносцы во времена огнестрельного оружия.

– Разрешите вопрос? – тактично поинтересовался Боагтар, должно быть, заметивший что-то в лице Акиямы.

Кимура повернул голову, еле заметно кивнул.

– Я уверен, что вы, с вашим послужным списком, могли бы стать капитаном любого современного корабля, – в голосе аджайя послышалось легкое недоумение. – Но вы отчего-то выбрали именно этот. Почему?

Сияющий космос. Забытая клякса платформы среди мнимой пустоты. Древний корвет, словно спящий на лепестке жук.

– Старость приходит тогда, когда ты чаще видишь себя в прошлом, чем в будущем, – ответил Акияма. – Меня это вполне устраивает.

* * *

Создающие гравитацию центрифуги натужно гудели под полом, но сила притяжение все равно оставалась недостаточной. Чтобы не производить комичного впечатления на будущих подчиненных, пришлось двигаться «медвежьей» походкой, сутулясь и нагружая каждый шаг весом тела.

– Близость Горизонта сбивает работу многих устройств, особенно современных, – сообщил сухопарый интендант Ксинг, поправляя форменную куртку, висящую на нем, словно на вешалке. – Реликтовые излучения, частые магнитные бури, радиация и прочее – в таком бульоне приходится вариться.

Мимо, обгоняя, протопала группа бойцов-контракторов, также прибывших на «Альбатросе». Их вел, громко подгоняя лающим голосом, пузатый мичман с блестящими полосками наградных планок на куртке.

– Почему нас не встретил старший офицер? – спросил Акияма.

Ксинг заперхал, прочищая горло. Он даже не повернул голову в сторону капитана, ответил пространно:

– Несчастный случай.

Кимура отметил каким тоном сказал это интендант. В иных условиях Ксинг уже стоял бы по стойке «смирно», докладывая по форме и цепенея под стальным взглядом Акиямы. Но нужно принимать во внимание отличный от армейского, более неформальный характер отношений между вольнонаемными сотрудниками. Здесь пункты Контракта ставили выше пунктов Устава. Впрочем, от этого рычаг руководящего давления не становился менее эффективным.

Все же, несмотря на явное желание Ксинга избежать расспросов, Акияма настоял:

– Интендант, в каком вы звании? Я не вижу знаком различия.

– Офицер третьего класса, – нехотя ответил Ксинг, но тут же поправился. – Старший лейтенант.

Как говаривал друг и соратник Алексей Рудой: «Первое слово дороже второго». Офицер третьего класса – это звание «грунтовых», Войск планетарной обороны. То есть, большой вопрос, смыслит ли Ксинг вообще хоть что-то в вопросах содержания и эксплуатации космических кораблей.

– Так чем же заняты старшие офицеры? – повторил свой вопрос Кимура. – Почему не посчитали нужным встретить нового командира корабля?

На сей раз, интендант ответил куда как расторопнее и почтительнее. Впрочем, до флотских стандартов ему было еще далеко.

– Старший помощник капитана находится на долгосрочном лечении. Штурман не смог покинуть корабль по причине отсутствия иных офицеров, способных нести вахту.

Корветы класса «Бату» часто использовались для патрульных и вспомогательных задач. Хорошая, по меркам своего времени, защищенность, неплохая огневая мощь, завидный запас хода, штатная десантно-абордажная команда на борту – удачное сочетание выживаемости и агрессивности. Но за все приходилось платить – в узких пространствах между силовыми установками и пусковыми шахтами оставалось не так много места для людей. Вместо стандартных для остальных кораблей пяти-семи помощников капитана, на корветах приходилось обходиться двумя, вынужденными выполнять функции остальных. Старший, он же первый помощник – правая рука капитана, готовый в любой момент подменить его на мостике. Он же – отвечает за вооружение, за обучение экипажа, за живучесть корабля и общую готовность к походам. Второй помощник, он же штурман, отвечает за безопасность полета, за связь, за точность проходов сквозь Арки, за всю электронику на корвете, за состояние силовых и энергетических установок.

Конечно, были еще младшие офицеры и мичманы – интендант, командиры боевых групп и башен, но все тяготы принятия решений и своевременность реагирования в сложных ситуациях ложилась на плечи капитана и его двух помощников.

С учетом отсутствия на «Полыни» старшего помощника, Кимуре предлагали обойтись без правой руки.

Что ж, придется многое вспоминать. Давненько он не ходил на кораблях подобного класса.

Говоря по чести, Акияма всегда больше симпатизировал фрегатам. Скоростные, легкие, маневренные – они были акулами-мако Имперского флота, стремительными и смертоносными. Тогда как корветы виделись ему мощными, но неповоротливыми касатками, атакующими из черных глубин.

В любом случае, отрадно было знать, что он может подчинить себе любой звездолет-хищник.

Они прошли по ребристому коридору, миновали карантинный бокс со скучающим за защитными стеклами персоналом. На глухом, без окон, лифте поднялись на жилой уровень.

Ксинг, заметно погрустневший после вопросов капитана, рассказывал о выгорающих вместе с мозгами инбах, о пропадающих в туманах Горизонта звездолетах, о необходимости пользоваться неудобными, но все еще надежными механизмами прошлых лет.

Все это, и даже больше, Акияма знал. Он никогда не боялся трудностей, не думал прятаться и на закате своей карьеры. Но вот на молодого пилота рассказы интенданта произвели сильное впечатление – Боагтар то и дело удивленно хмыкал и восхищенно расширял ноздри.

Романтичный мальчишка.

– Ксинг, – обратился к своему провожатому Кимура, когда они вышли к остановке транспортного монорельса. – Я бы хотел, первым делом, осмотреть «Полынь».

Черные, раскосые глаза уроженца сектора Небесного Чжунго, с плохо скрываемым раздражением посмотрели на капитана:

– Сейчас проводятся дозаправка и техническое обслуживание, – позволил себе возразить Ксинг. – Лучше все осмотреть утром. Нас ждут в гостинице…

– Я хочу посмотреть свой корабль, – сделал ударение на «свой» настоял Кимура.

Интендант не стал противиться, лишь пожал плечами, мол, дело ваше.

– Боагтар, – Акияма повернулся к дистанту и более мягким тоном предложил. – Если хочешь, езжай отдыхать. Я задержусь.

– Ни в коем случае! – возмутился аджай. – Я не устал. Я тоже хочу увидеть «Полынь»!

– Нам сюда, – Ксинг подошел к другой платформе монорельса и указал на пустующую кабинку.

До доков добрались менее, чем за час, успев потолкаться среди угрюмо едущих по своим делам работяг в промасленных робах и насладиться видом душных технических туннелей с толстыми лианами кабелей. Кимура подозревал, что к пирсу корвета имелся иной, более короткий путь. Но если Ксинг хотел таким образом проучить капитана, то он глубоко ошибался – Акияма не впечатлился.

Корвет находился в открытом доке, поэтому полюбоваться им вблизи не представилось возможным – к глубокому разочарованию Боагтара. Он старался высмотреть хоть что-то в мутных окнах шлюзового коридора, но ему приходилось сдерживать себя в присутствии командира.

И все же Ксинг что-то соображал во флотских традициях – он не повел будущего капитана «Полыни» по широкому погрузочному рукаву, а свернул в узкий гофрированный проход, предназначенный для экипажа.

Огромный стальной зверь склонил в покорности голову, позволяя новому хозяину взойти на борт. Тяжелый овал крышки люка с импритинговым замком, толстая внешняя обшивка на срезе дверного проема, прохладная и массивная на ощупь. Длинная извилистая царапина, идущая от люка и дальше, за пределы шлюза. Шершавая текстура бронепластин, оставляющая приятное «послевкусие» на подушечках пальцев.

Акияма знакомился со своим новым звездолетом (домом, супругой, слугой) на ощупь, на запах, на слух. Как каждый капитан, вышедший из стен Академии флота, как каждый настоящий пилот со своим кораблем.

Иные корабли гладкие и теплые, как грудь девушки. Иные – наэлектризованные и дрожащие, как готовая сорваться струна. Иные – холодные и колючие, будто глаза убийцы.

Первое впечатление очень важно. От первого впечатления зависит многое.

Первое впечатление от «Полыни» оставило смешанные чувства. Главные из них – тревога и беспокойство. Это Кимуре не понравилось.

Даже не обернувшись на затаившего дыхание Боагтара и на скучающего Ксинга, Акияма решительным шагом поднялся на борт, грохоча ботинками по металлу ступеней. Миновал служебный модуль с кессонным отсеком и опечатанными в боксах скафандрами. На миг, задержавшись перед отъезжающей дверной панелью, вышел в коридор офицерского блока, по которому вяло слонялся кто-то из команды. Прошагал мимо кают-компании и направился прямиком на мостик.

Зазевавшийся член команды в легкомысленно скинутом с плеч комбинезоне недоуменно посторонился, прижимаясь к стенке, когда почти что сквозь него прошел нахмуренный седовласый человек в форме Имперского флота. Увидев глаза идущего следом интенданта, поспешно шмыгнул в технический люк.

Вытянутый в сторону носа купол капитанского мостика встретил нового командира тяжелым запахом горелого пластика и резины. Расположенные вдоль стен кресла боевых расчетов пустовали, на двух из семи виртуальных экранах мелькали пиктограммы проверки систем. В центре возвышалась подкова капитанского пульта с «плавающим» креслом.

Кимура через плечо посмотрел на прячущего глаза Ксинга, взялся за поручень и пошагал вверх по липким от противопожарной пены ступеням.

Изогнутая спинка командирского кресла и край пульта оплавлены, на стене позади – выщерблены от пуль. Само кресло уже начали демонтировать, прибудь Акияма завтра, он бы ничего не заметил.

Ксинг начал что-то объяснять, но Кимура жестом остановил его. Глубоко вздохнул, выпрямился, заложив руки за спину.

«Кровят перевязи на ранах, Затуплен меч об головы врагов. Живой, одарен ласковой судьбой».

– Внимание. Капитан на мостике! Общий сбор через десять минут.

Собственный голос – уверенный и спокойный.

«Главное сегодня – путь домой».

Чтобы здесь не произошло – будет время разобраться. И так ясно, что все намного хуже, чем расписывали вербовщики из корпорации.

Но он уже ввязался в драку. И собирался достойно выйти из нее.

Именно для этого он сюда и прибыл.