Сквозь высокие облака бледно светило осеннее солнце, временами и вовсе скрываясь из виду. В такие минуты налетал порыв ветра, сырой и холодный, забирался за шиворот и нырял в рукава.

Я поправил поднятый ворот пальто, повернулся и пошел к стоящему посреди улицы Карчевкому.

Мы вышли из квартиры Краснова утром. Не знаю, спал ли Олег вовсе, но меня он разбудил около девяти, как только на улице окончательно рассвело. Недолгие сборы, легкий завтрак остатками продуктов. Обжигаясь чаем, я смотрел, как Карчевский ходит от входной двери к окнам, прислушивается, присматривается.

Перед самым выходом я остановился на пороге. Я уходил и знал, что больше сюда не вернусь никогда. Я хотел как-то проститься с подарком старого друга, запечатлеть в памяти. Но взгляд мой упал на открытую дверь спальни, в памяти всплыли события ночи и я поспешил покинуть странную квартиру. Квартиру, которая стала для меня причиной всего случившегося.

Дверь квартиры снаружи Карчевский изучил самым тщательным образом. Но не нашел ни следов, ни царапин. Словно дверь сама собой прогибалась и сотрясалась.

Уходя, квартиру я все же запер. Конечно, я понимал, что сейчас мародеры вряд ли смогут добраться до вещей Дениса, но я не смог оставить все нараспашку. Я чувствовал, что должен выполнить этот ритуал, как своеобразное погребение, опускание крышки гроба. Чтобы проститься навсегда, чтобы поставить точку.

Мы вышли утром и вот уже четыре часа пытаемся добраться до диспетчерской.

— Не понимаю алгоритма, — сказал Олег и закурил.

Мы стояли в маленьком проулке, оканчивающемся тупиком. По обеим сторонам дороги высится серый забор, грязный, с нецензурными граффити. В жухлой траве валяются старые покрышки, в конце улицы, у стены тупика, ржавеет брошенный экскаваторный ковш.

Копье я все же взял. Мне с ним было спокойнее. Я также предлагал геологу связаться бельевой веревкой, чтобы если что. Что если что я объяснить не смог. Карчевский криво ухмыльнулся и сказал, что улицы и дома прыгают с места на место как блохи на сковороде, но уж бельевая веревка конечно же сможет удержать нас вместе. Я не стал спорить, согласившись в бессмысленности данной идеи.

И пока нас все еще не раскидало по разным частям города.

Первый час пути я чувствовал себя разведчиком на чужой территории. Помня, что случилось с человеком на аллее, мы по мере возможностей обходили все темные места. Останавливались, если слышали что-то подозрительно.

Спустя время чувство опасности притупилось.

Город был безлюден и тих. Где-то на грани слуха гудели Колодцы, чей голос разливался сейчас над всем Славинском. Голос этот не перекрывали ни шумы машин, ни музыка из окон, ни разговоры прохожих. Лишь серое небо, мрачный пейзаж и далекий гул проносящихся под землей тонн воды.

Сейчас город казался мне иным, чем в первую нашу встречу. И первое слово, которым бы я теперь охарактеризовал его, было бы слово «холодный». Холодный по цвету, по виду, по ощущениям. Неуютный. Мертвый.

Только тогда, когда город пуст, приходит понимание его уродливости и чужеродности в сравнении с природой. Вокруг лишь мрачные тона. Серость и чернота. А если где и попадались яркие пятна, то они выглядели болезненно и неестественно.

И город знал это. Пустой город стал похож на бездомную собаку, обросшую, грязную, больную. Дороги с лужами и скользкой грязью, обшарпанные стены, отбитые кирпичные кладки, кривые заборы, покосившиеся фонари.

Все это было и раньше. Но без людей это стало особенно бросаться в глаза. Без людей город стал таким, каким являлся на самом деле.

Да еще к тому же и безумным.

Город не пускал нас к намеченной цели, кидая из одной части города в другую. Мы вышли из дома на улицу Солнечную, но когда пересекли границу тротуара и проезжей части, то оказались на склоне, ведущему к Колодцам. Не дойдя до Колодцев переместились на стоянку во дворе какого-то общежития. Потом — на проспект Труда. Потом — к ДК Горняков. Потом еще в пару незнакомых мне мест.

Эти перемещения не сопровождались эффектами. Просто вот мы идет по улице Солнечной, а вот уже — по траве городского парка. Сначала это ошеломляло, пугало, потом вызывало интерес, желание экспериментировать. А потом стало утомлять.

Карчевский, который держал в голове план города, старался найти закономерность наших прыжков. Но пока терпел неудачу. Отчего злился и каждое наше перемещение приветствовал отборной бранью.

Еще одним вопросом, занимающим меня, был вопрос о самом факте такого изменения местности. Это мы перемещаемся или город перемещается относительно нас? Выходило, что местность скачет даже тогда, когда мы стоим на месте, с абсолютно разными интервалами от пяти минут до получаса. И каким-то чудом мы каждый раз оказываемся на открытом воздухе, а не в стенах домов или на деревьях.

Будто бы город что-то искал, перекладывая себя с место на место. А мы были лишь досадной помехой.

Город был безлюден, но не пуст. Много странного встретилось нам по дороге.

К моему облегчению опасных теней видно не было. То ли нас пока не нашли в этой чехарде, то ли они появлялись ближе к вечеру. Но и без теней город жил странной и пугающей жизнью.

В одном из дворов, мимо ржавого гаража, женщина несла тяжелые сумки домой. Полупрозрачная, она появлялась у одного угла железной коробки и пропадала у другого, чтобы появиться вновь и проделать опять свой короткий путь.

Мы не стали подходить.

В одном месте, прямо из асфальта, торчали подошвы рабочих ботинок. Я хотел было потыкать в них копьем, но Олег оттащил меня, и мы прошли мимо.

На неизвестной мне улице, возле бакалейного магазина, бестелесные голоса, произносили что-то неразборчивое с невероятной скоростью. Так быстро, что резало уши. Мы поспешили уйти, хотя Карчевский еще долго шевелил губами, пытаясь уловить смысл.

Я не верил себе. Впервые в жизни я ставил под сомнение свои органы чувств. После встречи с исчезающей женщиной, когда мы уже прошли некоторое время, я поймал себя на мысли о нереальности происходящего. Еще минуту назад я видел полупрозрачный призрак своими глазами, а теперь я сам для себя отрицал это. Потому что призраков не бывает. И получалось, что глаза говорили одно, а разум — другое.

И от этого парадокса у меня разболелась голова.

Когда ломаются старательно возведенные башни устоявшегося бытия, то это всегда больно.

Карчевский же никак не комментировал происходящее вокруг. Он избрал политику созерцания, не давал и мне лезть, куда не следует. Мы не стали пробовать кидаться камнями в окна, за которыми двигались призрачные тени, мы не стали ловить катающийся по кругу детский мяч. Мы смотрели, слушали и проходили мимо. Потому что Олег четко сказал еще в начале пути: «Это уже не наше. Не надо трогать». И мы не трогали. Потому что совсем не хотелось знать, что будет если. Потому что при всем желании поэкспериментировать я боялся последствий. И старался вести себя разумно.

До тех пор, пока мы не набрели на дом шофера Ильи.

— Смотри-ка, опять на Солнечную попали, — Олег остановился у торца дома, уперев руки в бока. — Хреново, если нас по кругу повело.

— А я знаю этот дом, — отозвался я, подходя ближе к геологу. — Я тут в гостях был у…

Стекло в окне второго этажа разлетелось вдребезги, острыми осколками брызнуло наружу. Вылетевший за мгновение до этого красный корпус телефонного аппарата с хрустом влетел в разросшиеся кусты акации, повис трубкой на ветвях.

Из окна донесся грохот переворачиваемой мебели, мелькнула тень. Багровые отблески отразились от хищно ощерившихся осколков стекла, торчащих длинными клыками из рамы, в проеме появился мужчина в тельняшке и с горящей табуретной ножкой в руке. Илья, шофер!

— Илья! — заорал я. — Илья! Это я, Игорь!

Илья недоуменно посмотрел из стороны в сторону, потом наконец выглянул наружу. Увидел меня, лицо его преобразилось, он открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но позади него что-то показалось, что-то черное, и он резко развернулся, размахивая факелом. Скрылся из вида, лишь мелькнула тельняшка. Звон посуды, гортанные крики Ильи.

Мы с Карчевским переглянулись.

— Там что-то происходит! — возбужденно прокричал я ему.

— Не слепой, — Олег мотнул головой. — Он один живет?

— Один. Олег! Надо что-то делать!

Грохот, крики. В темноте квартиры огненной дугой мазнул длинный след факела Ильи, сорвалась с гардины занавеска.

— Олег! — я метался от дома к геологу. — Ну! Чего же ты стоишь? Я же не могу принимать решения, я ни разу не попадал в такие ситуации!

Олег бросил на меня недовольный взгляд, сплюнул под ноги. Нехотя скомандовал:

— За мной.

И побежал к дому. Я припустил за ним, сжимая копье.

Протопали по битым стеклам. Карчевский притормозил возле двери подъезда, распахнул ее мощным рывком. Бросил настороженный взгляд внутрь, бросился внутрь. Я еле поспевал за ним.

Влетели на площадку второго этажа. Не сбавляя скорости, геолог всем своим немаленьким телом врубился в хлипкую деревянную дверь, с грохотом сорвал ее с петель.

— Илья! — заорал я, слыша отзвук эха в пустом доме.

Замешкались в узкой прихожей, спотыкаясь об обувь, ввалились в коридор. В квартире стояла вонь жженого дерева и лака, под потолком вихрился сизый дым.

Шофер стоял спиной к нам в конце коридора, в проеме комнатной двери. Растрепанный, с разбитой в кровь левой рукой, в грязной тельняшке и линялых синих тянучках, он остервенело тыкал перед собой чадящим факелом.

— Илья! — закричал я.

Илья бросил быстрый взгляд через плечо, выставив в сторону руку, начал отступать спиной в нашу сторону. Вот показался кончик горящей ножки, от которой летели хлопья копоти. И тут я охнул — из комнаты, вслед за шофером, выступило существо, очень похожее на то, что я встретил по дороге с кладбища. Черное, с расплывающимися формами, с длинными, похожими на лохмотья, концами, свисающими с плеч и рук. Будто ожившая клякса, лишь издали похожая на человека.

Илья махал перед собой факелом, и чудовище будто расслаивалось, становилось зыбким, почти прозрачным. Но стоило огню уйти в сторону, как вновь возвращалась чернота и плотность.

— На улицу! — хрипло заорал Илья, бросая факел в черную фигуру. Карчевский, на секунду до этого застывший столбом, качнулся вперед всем телом, схватил пятившегося шофера за низ тельняшки, рванул на себя, сгреб в охапку. Горящая ножка огненным колесом пронеслась по коридору, отбрасывая багровые всполохи на стены, врезалась в мерцающую фигуру.

Я видел это через плечо несущегося на меня геолога, который тащил за собой матерящегося шофера. Прежде, чем Карчевский волной закрыл от меня обзор, я успел заметить, как самодельный факел пролетел сквозь чудовище, которое к моменту столкновения с огнем стало почти прозрачным, а потом и вовсе исчезло.

«Как тень под солнцем», — пришло в голову.

Я пробежал лестничный пролет, ухватился за перила, поворачиваясь. И заметил, как бегущий за мной Карчевский вдруг начал клониться вперед, а Илья, которого геолог держал за предплечье, неестественно подался всем телом назад.

— Зараза! — проревел Олег, крепче хватаясь за руку шофера. С другой стороны, почти незаметное на фоне дверного проема, проявилось черное чудовище, которое схватило худые лодыжки Ильи. Водитель начал отбрыкиваться, в стороны полетели тапки, оголяя длинные ступни. Но тень неумолимо тащила его на себя, задирая ноги выше и выше, отрывая их от ступенек.

Карчевский не собирался сдаваться. Он ухватился своими лапищами за плечи Ильи, сжав зубы, тащил его прочь от квартиры. Было видно, что дается это тяжело.

Борьба длилась долю секунды, наконец Илья заорал, извиваясь всем телом, когда его, как полотенце, растянуло над полом.

— Помоги! — прохрипел Олег.

Только тут я очнулся от оцепенения, бросился назад по лестнице. Подбежал, ухватился за предплечье шофера, которое показалось мне каменным от напряжения. Встретился глазами с безумным взглядом Ильи, рванул руку.

Сопротивления будто и не было. Мы с Карчевским от неожиданности полетели назад, чудом не упав. Протащили обвисшего Илью за собой. Не сговариваясь, так же помчались вниз, спиной вперед, не давая шоферу времени подняться, прыгая через ступени, сбивая локти о металлические прутья перил…

За нами, неторопливо, но с пугающим неотвратимостью, двигались бесформенные, лохматые черные чудовища, появляющиеся по одному из квартиры.

Олег спиной врезался в подъездную дверь, которая, жалобно скрипнув выгнувшимися петлями, распахнулась. Я стукнулся плечом о косяк, но Илью не выпустил. По глазам ударил показавшийся ярким дневной свет. Шаг другой — и вот мы втроем заваливаемся на землю, выпав из подъезда.

Когда я поднял голову над высокой травой, в которую мы приземлились, то дома и улицы Солнечной уже не было. Мы оказались где-то на пустыре, а рядом уходила ввысь стена гор. Город вовремя перетасовал пространство.

Не успел я подняться на ноги, как Илья вырвался из цепких объятий геолога и с гортанным криком запрыгал на месте, потрясая худыми кулаками.

— Я вас еще достану, уроды! — заорал он в сторону виднеющихся вдали городских окраин. — Я вас выбелю и высушу, твари поганые!

Тяжело поднялся Карчевский, потирая ушибленный локоть.

— Кончай юродствовать, они тебя не слышат, — буркнул Олег шоферу. Но тот был так возбужден, так занят угрозами, что не слышал ничего. Илья возбужденно сновал туда-сюда, фыркая и чертыхаясь. В своей вытянутой тельняшке, с торчащими дыбом волосами и злыми глазами, сейчас он был похож на разъяренного кота.

Я смотрел на уходящую ввысь каменную стену. Я сделал несколько шагов к ней, задрав голову. Я впервые был настолько близок к окружающему город барьеру.

Серая, с прожилками красного стена. Уходящая прямо от земли круто вверх неприступная преграда, с выпуклыми островками, поросшими редкими стелющимися кустами. Гладкая, неприступная, холодная. Я почувствовал себя букашкой в присутствии великана.

Гора простиралась вверх и я не могу разглядеть вершину. Серая стена на сером фоне неба, неровный край колодца, в который я умудрился попасть.

Мне вспомнился образ, увиденный мною из вертолета Шишова. Старый забытый котел с отбитыми боками.

А я лишь беспомощный жук, упавший внутрь.

Я смог разглядеть на кажущемся монолите горы тонкие трещины, сколы и впадинки. Задача для скалолаза, но никак не для меня. Нечего и думать о том, чтобы вскарабкаться наверх.

— Игорь, пойдем, — позвал меня усталым голосом Карчевский.

Я попятился от стены, повернулся и побрел к Олегу.

— Надо идти дальше, — уточнил геолог и свистнул Илье. Тот перестал ходить из стороны в сторону, повернул раскрасневшееся лицо. Хлопнул себя по лбу, в несколько шагов подошел к Олегу. Протянул руку:

— Спасибо, мужики, — короткое рукопожатие, узкая ладонь тянется и в мою сторону. — Спасибо. Если бы не вы, то все, курите веники.

Я с улыбкой пожал руку Ильи.

— Ты с нами? — спросил у шофера Карчевский.

— С вами что? — не понял Илья. — Слушайте, закурить найдется? А то мое курево…

Олег молча вытащил мятую пачку сигарет и протянул ее новому спутнику.

— Мы идем на аэродром, — ответил я на вопрос. — Завтра вертолет должен прилететь, нам надо на него успеть.

— А, ну да, — Илья кивнул, закуривая. — А зачем мне с вами идти?

Я оторопело посмотрел на него.

— Как зачем? Чтобы спастись из города!

Шофер пожал плечами.

— Я не хочу улетать. Я квартиру не брошу.

— Илья! — воскликнул я. — Какая квартира? Мы чудом тебя из этой твоей квартиры спасли! Еще чуть и все, ты исчез бы, как остальные жители! Тебя же почти утащила эта черная тварь! Олег, ну ты ему скажи!

Карчевский с мрачным лицом наблюдал за нашей беседой, не делая попыток включиться в разговор.

— Игоряныч, — шофер хлопнул меня по плечу. — Ты не думай, я не дурак, я все это понимаю. Но только не могу я вот так все бросить. Согласен, сейчас домой идти резона нет, не подготовлен я. Но слишком много я положил за это место под солнцем, чтобы вот так, как крыса с тонущего корабля, сбегать.

— Оглянись! — я сорвался на крик. — Оглянись вокруг! Это не тонущий корабль, который можно спасти! Илья, это, блин, уже «Титаник»! Или тебя каждый день утаскивают тени? Каждый день местность меняется, словно стекла в калейдоскопе?

— Эй, Игорь, не голоси давай, — шофер поморщился и примирительно поднял перед собой руки. — Я не хочу с тобой спорить. Твоя правда есть, это да. Мне и самому еще полчаса назад было страшно до усрачки. Да только и ты меня постарайся понять. У меня кроме моего дома ничего в этой жизни больше не осталось. И хрен я его вот так вот сдам без боя.

— Нету больше твоего дома… — начал было я, но меня перебил бас Карчевского.

— А что, есть чем воевать?

Шофер докурил, щелчком выбросил сигарету. Хитро усмехнулся:

— Имеется мыслишка.

— Короче, — Олег подошел ближе. Тон его не терпел возражений. — Один хрен дорогу к дому ты сейчас не найдешь. Пока пошли с нами, по пути расскажешь о своей мыслишке. А на месте решим, что да как.

Илья думал секунду.

— А что, дело говоришь. Пойдем.

Геолог кивнул и потопал первым в сторону города. За ним пошел я. Замыкал процессию спасенный шофер.

Вновь потянулись долгие часы похода по сошедшему с ума городу. Улицы, закоулки, парки, пустыри, дворы — я уже перестал осматриваться и запоминать. Все это мелькало перед глазами, и мозг некоторое время еще пытался по привычке запоминать пройденный маршрут. Но мы все шли, местность менялась, нас кидало из одной части города в другую. Карта в голове превратилась в разбросанный пазл, пройденный путь виделся лишь набором пейзажей.

Несколько раз попадали в одни и те же места. Если идти, то местность меняется быстрее. Потому чтобы попасть в пункт назначения быстрее, желательно двигаться. А вот в какую именно сторону значения не имеет.

Дорога тяготила еще и общей нервозностью, поселившейся между нами.

Сначала мы были увлечены рассказом Ильи. Выходило, что несколько дней назад, где-то после нашей с ним пьянки, те призраки, о которых он говорил, стали более активны. Стучали в двери, заглядывали в окна, грохотали в стены. Илья обнаружил, что вся эта чертовщина происходит в основном по ночам, хотя учащались и дневные случаи. Как-то раз он проснулся от того, что упал ос всего маху на пол. Оказалось, что он начал ходить по ночам. И ходить постоянно к окну комнаты, за которым в одну из ночей, обнаружился плохо различимый худой человеческий силуэт. Который будто звал за собой, приглашал прыгнуть вниз.

От греха подальше шофер зашторил плотными занавесками окно и перешел спать на кухню.

При словах о зашторенном окне и ночных хождениях мы с Олегом переглянулись. Вспоминалась история моего недавнего лунатизма и заклеенные окна в спальне.

Илья продолжил. Накануне, сказал он, ночью не спалось. Он стоял у плиты, старался читать при свете газовой горелки, как вдруг, оглянувшись, увидел, что окружен высокими черными фигурами. Эти фигуры, полупрозрачные, но объемные, стояли полукругом, склонив над ним безликие головы. Лишь под утро, скрючившийся на полу возле плиты, так и не сомкнувший глаз, шофер понял, что к нему не смогли подойти из-за света пламени горелки.

Утром он наделал факелов из частей мебели, запасся топором и спичками. Лег спать на диван, ожидая вечера. Но чудом проснулся, когда незваные гости заявились днем. А потом подоспели мы. Окончание истории все видели воочию.

После этого рассказа мы некоторое время обсуждали возможности борьбы с тенями. Пришли к выводу, что при первой же возможности нужно будет разжиться факелами, бензином и спичками.

Потом разговор как-то съехал на причины творящегося вокруг, но тут больше говорил я, рассуждая над накопленными версиями. Карчевский слушал рассеяно, а Илья был настроен скептически. Он все еще оставался в уверенности, что мы стали жертвами научного эксперимента, который проводят военные и правительство. Потом через разговоры о правительственных тайнах тема перешла на политику, потом на продажность чиновников и экономический упадок горнодобывающих регионов. Тут уж и я замолчал, теряясь под градом всевозможных нелестных эпитетов и резких выражений, которыми посыпал в адрес столичных министров шофер. Карчевский же и вовсе ушел в себя.

Некоторое время шли молча. Потом неожиданно нас перенесло прямо в конец проспекта Труда, который упирался в аэродром. Вот он, видна антенна и край взлетного поля, лишь за угол завернуть! Мы вдохновлено бросились бежать, но город в очередной раз сыграл злую шутку и в самый последний момент сменил декорации.

Мы долго стояли возле здания почты, посылая проклятия неведомым силам.

После этого случая энтузиазм угас. К тому же Илья несколько раз заметил бредущие за нами на почтительном расстоянии тени. Но пока он нам показывал, куда именно следует смотреть, они исчезали. Карчевский хмуро заметил, что скоро начнет смеркаться.

Первое разногласие случилось на очередном перекрестке. Илья сказал, что заметил некую закономерность и нам следует идти в те направления, куда будет указывать он. Геолог в свойственной ему едкой манере заметил, что все это чушь собачья и никакой явной закономерности не прослеживается. Шофер принялся настаивать, отказываясь объяснять свои домыслы. Карчевский сказал, что не будет слепо идти за доморощенным следопытом.

Я понимал, что их спор не имеет под собой никакого смысла. Видно было, что геолог уперся из природного упрямства, которое почему-то решил показать именно сейчас. Ну верит Илья в то, что что-то понял в наших передвижениях, и ладно, все равно весь день шатались без цели и направлений. Лично мне уже давно было все равно, куда именно идти. Об этом я и сказал, упустив момент, что ставлю под сомнения прозрение шофера.

Карчевский засопел в бороду, выкурил сигарету и таки согласился следовать за Ильей. Демонстративно без особенного удовольствия.

В следующий раз бородач и шофер сцепились возле магазина продуктов. Илья предложил разбить витрину и залезть в магазин, чтобы перекусить. Карчевский не применил вставить свое замечание, сказав, что не настолько голоден, чтобы мародерствовать, но Илья, может попробовать. Шофер прицепился к слову «мародерствовать» и они несколько минут орали друг на друга, покраснев от распирающих эмоций. В данной ситуации я больше склонялся к точке зрения Ильи, потому что давно проголодался и не видел ничего предосудительного, чтобы взять продукты в магазине. С учетом нашей ситуации, конечно.

Закончилось все тем, что Илья смачно сплюнул и кирпичом разбил большое стекло магазина. Мы с ним пробрались мимо бутафорских бубликов и буханок, висящих в витрине на лесках, спрыгнули внутрь. В блеклый пакет нагрузили пару батонов, две банки кабачковой игры, две банки тушенки и около пяти пачек плавленого сырка. В остальном особенно поживиться было нечем — витрины оказались пустыми, что меня нисколько не удивило. Зато нашли целую упаковку спичек, старорежимных, с советским самолетиком на коробке. А вот бензин, пусть даже и для зажигалок, обнаружить не удалось.

Поели тут же, запивая соком из трехлитровой банки. Карчевский все это время стоял к нам спиной на улице и молчал, засунув руки в карманы анорака. Я готов поклясться, что он тоже голоден, но гордость не позволяла присоединиться к трапезе.

Уже перед выходом Илья взял с самой верхней полки две бутылки водки. Сказал: «Пригодятся».

После этого случая вновь шли молча, лишь что-то насвистывал Илья. Но чувствовалось напряжение, давящая неловкость. Мне даже стало стыдно, что я поддался на уговоры шофера и полез в магазин. Впрочем, легко стыдиться на сытый желудок.

А потом я заметил, что за нами следят. Когда в очередной раз остановились на перекур, я отошел чуть в сторону справить малую нужду. Мы как раз оказались возле автобусной остановки и Илья завел разговор о том, что почему бы не обзавестись транспортом, коль все равно приходится передвигаться.

Тень двигалась вдоль электрощитовой будки, практически сливаясь с тенями на стене. Нас разделяло метров тридцать, но я лишь чудом заметил ее. Тварь была другой, не похожей на виденных нами ранее в доме шофера. Она не была размазанной кляксой, ее контуры были более гладкими. Тень больше походила на человеческую.

Черная фигура дошла до края будки и пропала среди деревьев.

— Мужики! — заорал я, поспешно застегивая брюки. — Мужики, за нами следят!

Я, постоянно оглядываясь, заспешил к товарищам.

Илья выскочил из дверей автобуса, бряцая пакетом с бутылками. Карчевский являл хладнокровие, пожевывая сигарету.

— Что ты увидел? — нервно спросил Илья, одергивая тельняшку.

— Тень. Вон там, у будки, — я указал рукой. — Уходить надо.

— Что с автобусом? — вдруг поинтересовался у шофера геолог. — На ходу?

Илья не стал вспоминать обиды, мотнул лохматой головой.

— Бензин на нуле.

— Тогда уходим. Быстро, — Карчевский выплюнул окурок и пошагал в противоположную от будки сторону. Мы заспешили за ним.

Еще трижды сменился пейзаж, прежде чем мы поняли, что не оторвались от погони. Более того, теней стало больше. И хоть они прятались, стоило нам остановиться, но теперь их успели заметить все.

— Походу, им чехарда с местностью не помеха, — заметил Илья.

— Хреново, — подытожил Олег.

Мы ускорили темп. Мои ноги уже гудели, в пятки отдавалась тупая боль при каждом шаге. Не приспособленные к долгим пешим прогулкам офисные туфли натерли маклышки, лямка сумки намяла плечи. Но я пока не сдавался, глядя на товарищей. Геолог отчаянно потел в своем анораке, то и дело вытирал лоб большим клетчатым платком. Шофер же, сухой и жилистый, еще умудрялся и курить на ходу. После чего кашлял и плевался.

Марафон продолжался уже около полутора часов. Заметно стемнело, стало плохо видно вдаль. Все чаще оглядывался Карчевский, все злее становился Илья.

Я снял ботинки, шлепал по асфальту в тонких итальянских черных носках. Холодило ноги, но это было даже приятно ноющим ногам.

А еще, по чуть-чуть, возвращались страхи, которые я испытал в прошлую ночь. Я с нарастающим беспокойством отмечал, что преследователи почти неразличимы в сумерках. Что конца нашего пути не видно и неизвестно попадем ли мы в аэропорт вообще когда-нибудь. Что без света нас скорее всего быстро сожрут или что еще там делают эти твари, а убежать мы уже не успеем, потому что бежать некуда да и устали все за время перехода.

— Может, дом какой поищем? — взмолился я. — Разожжем костер, пересидим ночь. А завтра с утра опять пойдем.

— Здравая мысль, — поддержал меня Илья. — Или хотя бы на улице костер разведем, на крайний случай.

— Чего ты жечь будешь, на улице? — угрюмо осведомился Карчевский. — Несколько дней пасмурно, сухого дерева не найти.

— Решено, — вставил я. — Ищем подходящий дом.

Но город словно издевался над нами. В ближайшие полчаса нас переносило то на поле, то на пустырь возле гор, то в рощу.

В роще мы наломали длинных и толстых сучьев на факелы. Пугало то, что мы теперь не видели настигающих нас тварей. Все терялось в надвигающихся потемках.

Еще одно перемещение. Что-то огромное, похожее на гигантский открытый рот, вынырнуло из ниоткуда и предстало перед нами. Я отшатнулся, зацепился пяткой за что-то твердое и холодной и, размахивая руками, упал. Из-под меня полетел щебень, я ударился локтем, да так сильно, что вспыхнуло в глазах. Я зашипел, схватился за руку.

— Вставай, — протянул мне свою лапищу Олег. — Некогда отдыхать.

— Да иди ты, — от боли я был зол на весь мир, но руку подал. Геолог рывком поставил меня на ноги.

То, что я принял за раскрытую пасть, оказалось входом в шахту. Высоким, с круглым сводом, с уходящими во тьму рельсами узкоколейки, о которые я и споткнулся. В глубине угадывалась сетка, перегораживающая доступ внутрь.

Рядом с входом виднелся разобранный навес, от которого остался лишь ржавый стальной короб. Чуть в стороне, нестройными рядами, стояли снятые с машин КУНГи, в которых обычно устраивают подсобки для рабочих. Дальше все терялось в темноте, но я смог разглядеть уходящую в сторону от шахты асфальтированную дорогу и замерший гигантский экскаватор с ребристым ковшом у обочины.

— Вот она, милая, — почти с любовью протянул Илья. — Шахта Комиссарская.

Со смешанным чувством перевел я глаза на черный провал шахты. Это тут погиб Денис? Это отсюда начинается путь к странной аномалии под землей? Это тут, возможно, все началось?

— Давайте уберемся отсюда, — просипел я, проглатывая комок в горле. — Как то мне не по себе здесь.

— Вон, там! — вдруг заорал шофер, тыкая рукой в темноту. — Там движение!

Я дернулся, чувствуя, как по спине побежали мурашки, заставляя вставать дыбом волосы на затылке. До рези в глазах я уставился в указанном направлении. Никого! Или нет? Вон, что-то мелькнуло! Будто кто-то прошел между деревянным щитом и экскаватором. Или это зрение в сумерках обманывает? А если нет! За нами же гнались!

— Игорь, снимай пальто, — скомандовал вдруг Карчевский, разваливая на земле подобранные для факелов палки.

— Зачем? — задал я глупый вопрос, раздеваясь.

— Быстрее! — подстегнул геолог нетерпеливо, вынимая из кармана складной ножик.

Я кинул ему пальто, остался в мятых брюках, которые потеряли свой вид, и в не менее мятой голубой рубашке с оторванной верхней пуговицей. Поджимая замершие в носках пальцы ног, я с сожаление смотрел, как сточенный нож Олега с треском режет на широкие полосы серо-серебристую ткань.

Полосы Олег бросал Илье, который споро наматывал их на палки.

С пальто бородач управился в два счета. Вытащил спички.

— Игорь, положи оставшиеся факелы к себе в сумку! Илья, поджигай!

Он схватил с земли две палки с висящими на них обрывками ткани, остальные отодвинул ногой в мою сторону.

Илья, который нервно оглядывался по сторонам, приплясывая на месте от нетерпения, уже держал спички наготове. Но первая спичка сломалась.

— Ну же, не тупи, — прогремел Олег.

— Да сейчас, сейчас, — зло прошипел шофер, вытаскивая дрожащими пальцами очередную спичку.

Я крутился на месте, стараясь увидеть опасность прежде, чем станет слишком поздно. Теперь я точно знал, что вокруг нас собираются чудовища, я их чувствовал кожей, на уровне инстинкта. Как затаившийся кролик чувствует рыщущего рядом волка.

Спичка вспыхнула маленьким успокаивающим огоньком. Неровное пламя лизало край пальто, но тот лишь чернел, отказываясь гореть.

Спичка скрутилась огарком, огонь обжег шоферу пальцы. За миг до того, как свет погас, я смог увидеть напряженное лицо геолога и нервное, со стиснутыми скулами, лицо Ильи.

— Еще давай, быстрее! — торопит Олег.

Скрежет спички по черкашу. Щелчок и оторвавшаяся головка ярким болидом улетает в сторону.

— Твою… — ругается Илья, грохоча коробком.

— Они рядом, — шепчу я, таращась в подступающую темноту. Вот я уже не могу разглядеть экскаватор, вот ушли во мрак рельсы. Лишь распахнутый рот Комиссарской словно нависает, меняя очертания. Становится жутко, когда…

Где-то, совсем рядом, с железнодорожной насыпи скатились камни.

— Да зажигайте уже! — заорал я, бросаясь к товарищам.

И словно только этого и нужно было — ткань лениво занялась, огонь пополз вверх, раздвигая светом пространство вокруг.

Огонь занялся чадящим пламенем, потрескивая и разрастаясь. Стало значительно светлее. Я заметил, как за спиной Карчевского промелькнуло что-то черное.

— Они позади! — от страха я даже всхлипнул, тыкая пальцем за спину геолога.

— Знаю, — сквозь зубы проревел тот, зажигая от первого факела второй.

Еще две тени появились и пропали за кругом света. Илья начал что-то подвывать в голос, проглатывая буквы и слоги.

— Бери! — рявкнул ему геолог, протягивая второй разгоревшийся факел. — Осторожно идем к КУНГам! Держимся вместе!

И мы двинулись. Мужики зажали меня между собой, прикрывая спинами. Гудел огонь на факелах, когда ими размахивали, отпугивая тварей. Черный дым терялся на фоне темного неба, обозначаемый лишь искрами.

Вокруг нас плясали тени, наступая с тьмой и отходя от света. Не знаю, много ли их было или всего несколько, это невозможно было понять. Они выныривали из ночи, нависая над нами слепыми лицами, и уходили обратно, стоило в их сторону двинуть факелом.

А мы, будто крабы, пятились кто спиной, кто боком в сторону виднеющихся коробов мобильных подсобок.

Мне было плохо видно из-за плеч товарищей. Я лишь старался не упасть и не уронить выскальзывающую из пальцев сумку. Мне было страшно как никогда. Я даже не сразу понял, что именно Илья орет во всю глотку, тыкая в разные стороны факелом:

— Вставайте, товарищи, все по местам, последний парад наступает!

Очередная тварь, воспользовавшись моментом, бросилась к нам, но ее встретил огнем геолог.

— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает! — пел шофер, срываясь на хрип.

Эдаким огненным колесом добрались до первого КУНГа. Олег рванул небольшую входную дверь в обитый железом пассажирский кузов, но та оказалась запертой.

— А, суки! — захлебываясь эмоциями, прокричал шофер. Ему не было видно, что там делает Карчевский. — Ну что там?

— Заперто! — ответил за геолога я. Меня трясло, и голос вышел истеричным.

— К следующему, — Олег рванул в сторону так неожиданно, что я чуть было не упустил его. Но успел, потянул за собой пятившегося Илью.

И вновь огненные дуги, искры, твари из темноты, безумная песня Ильи.

Следующий борт тоже оказался запертым. И следующий тоже. И следующий.

— Твою мать, надо же какие предусмотрительные! — не выдержал Олег. — Нахрена запирать, если все равно не пригодиться?

— У меня факел тухнет! — прокричал ему шофер. Почему то в этой жуткой тишине хотелось быть громким, шумным.

Просто если становилось тихо, то становилось очень страшно!

— Игорь!

Но я уже все понял без подсказки бородача. Я вытащил из сумки очередную палку с тряпкой, передал Илье.

Меня что-то коснулось за руку, словно холодный воздух подул. Несильно дернуло.

— Ааа! — я рванулся, сумка упала на землю. Тут же, совсем рядом, возник нестерпимо яркий свет. Это Олег приблизил ко мне факел, но тут же был вынужден развернуться назад, потому что что-то пробежало по насыпи совсем рядом.

В воздухе появился чуть слышный шум, он нарастал и затихал волнами. Я смог различить голоса, множество голосов, они говорили что-то разом, не умолкая. Тише. Громче. Тише. Громче. Невозможно было разобрать слов, вместе сливались женские и мужские голоса, детские и старческие. Звук шел сразу отовсюду, будто мы находились в большой толпе людей. Эти люди по неведомой причине обступили нас в темноте и решили разом что-то рассказать.

— Игорь, зажигай еще! — обратился через плечо геолог. Его факел тоже начинал угасать.

Я присел, вытаскивая из сумки оставшиеся заготовки. И тут моя рука наткнулась на одну из бутылок водки. Шофер отдал мне их час назад, когда мы ломали ветки.

— Сейчас, сейчас — я торопливо выудил бутылку, с хрустом отвинтил крышку и широким жестом облил куски пальто. Так гореть должно лучше…

— Ну же! — Олег повернулся ко мне, глаза его расширились от увиденного. — Ты что творишь?!

Я опешил.

— Чтобы лучше горело…

— Это местного разлива, там бодяга вместо спирта! — Карчевский махнул по дуге факелом, отгоняя тени, второй рукой вырвал бутылку. — Теперь у нас есть четыре мокрых факела! Вот же ты!..

Договорить ему не дали. Что-то длинное и ловкое, словно щупальце кальмара, выплеснулось из темноты и схватило геолога за ногу. Опрокинуло, потащило. Погасший факел отлетел в сторону, я лишь успел увидеть, как исчезает в ночи бородатое лицо и скрюченные, цепляющиеся за землю пальцы. Потом геолог пропал из вида.

— Илья! — я затряс шофера. — Олега утащили! Туда!

Я потащил ничего не понимающего шофера за собой, он мог лишь размахивать над головой последним оставшимся факелом.

—Олег! — орал я, предчувствую надвигающуюся панику. — Олег!

— Не возьмете, суки! — орал рядом озверевший Илья. Я с трудом удерживал его за пояс, он был словно пьяный.

Рядом что-то грохнуло с металлическим звуком, я услышал как тяжелое волокут по щебню.

Словно фонарь, я поволок за собой Илью. Вглядывался во тьму, звал, прислушивался. Опять тащил, кричал, слушал. Наконец увидел что-то темное на шпалах впереди.

— Олег!

В бликах беснующегося в руках Ильи огня различил белеющее лицо геолога, его ухватившиеся за рельсу руки. И остекленевшие, будто неживые глаза. А над ним, в районе ног, переплетались тени.

Я рванул за пояс шофера, чуть с ним не упал. Подбежали к Карчевскому. Я схватил его за руки, поражаясь, какие они холодные. Начал поднимать, упираясь сбитыми ногами в землю. И словно света стало больше!

Рядом орал во всю глотку что-то невразумительное Илья. Сыпались искры с факела прямо на его обнаженные плечи. В другой руке шофер зажал горящую тельняшку, похожую теперь на пылающий флаг гибнущего корабля.

Прямо на глазах Карчевский приходил в себя. Судорожно сглотнул, застонал. Несколько раз попытался что-то сказать.

Тени вокруг. Их десятки, они двигаются возле нас, не уходят.

Я поднатужился. Черт, тяжелый ты, геолог!

— Бежать надо, — услышал я тихий голос бородача. — Есть шанс попасть…

Я подставил ему плечо, и мы поковыляли вдоль рельс. Рядом шел похожий на ожившего огненного демона смеющийся в голос шофер.

Жить нам осталось, пока догорит тельняшка. Думать об этом я не хотел. Снять рубашку? А смысл?

Сыпались искры, мерцал затухающий свет, трое шли по путям. А вокруг ждала своего часа тьма…

Луч прожектора ударил по глазам так неожиданно, что я чуть не закричал от боли. Но тут же обрадовался, и уж точно заорал во всю глотку, ускоряясь.

Это был прожектор с крыши диспетчерской аэропорта!

Нас перенесло в последний момент!

— Бежим! — захрипел Олег, вырываясь из рук и хромая изо всех сил к дверям здания. Я оглянулся.

В свете прожектора, как ни в чем не бывало, двигались черной массой тени, преследую нас.

Последний рывок! Я нагоняю Олега, толкаю в спину. За мной бежит Илья со слезами на глазах. Я уже возле входа замечаю, что от моих ступней остается кровавый след на бетоне аэродрома.

В ту же секунду мы ввалились внутрь диспетчерской и заперли двери на засов. Упали на пол, блаженно переводя дух. Кажется, у меня сердце разорвется на куски! И пересохшее горло нестерпимо дерет. Надо отлежаться чуток.

— Не расслабляться! — хрипит Олег, пытаясь подняться. — Нужен костер!

Я застонал. Сел. В глазах потемнело, закружилась голова. Но кто-то уже тащит за руку вверх, помогает подняться.

— Держись, Игорян! — свистящий шепот геолога в ухо. — Надо, потерпи.

И я терпел столько, сколько было нужно. Казалось, целую вечность.