Хлесткая пощечина заставила голову безвольно мотнуться, приводя Егора в чувство. Он скривился, унимая звон в ушах, открыл глаз, прищурившись от бьющего в лицо света. Обвел окружение настороженным взглядом.

Он находился в подвальном помещении с земляным полом и кирпичными стенами. Под потолком, вдоль которого тянулись трубы с ржавыми кольцами крепежей, виднелись узкие окна, забранные решеткой.

Над головой гудели мерцающие трубки дневного света, но от них было бы мало проку, если бы подвал также не освещали два небольших мощных фонаря на треногах. Их холодный неприятный свет придавал всем присутствующим какой-то бледно-мертвенный оттенок.

Напротив Волкова стоял полноватый мужчина в простой одежде и сдвинутой на бок кепке. На его рыхлом небритом лице блуждала довольная улыбка, словно он разглядывал трофей.

За ним, в шаге, стояла уже знакомая Волкову девушка. Она уже успела уложить волосы обратно в хвост, лицо выражало надменность и даже брезгливость. Когда она двигалась, полы ее куртки расходились, и становилась видна рукоять пистолета, заткнутого за пояс.

Волков опустил взгляд, уставился на свои руки, скованные наручниками и продетые цепью сквозь стальную скобу, располагающуюся спереди, между ног. Сама скоба была частью сваренного из металлических уголков стула, чьи ножки накрепко привинчены к полу толстыми болтами.

А еще отчего-то нестерпимо чесалось плечо.

Сзади и слева кто-то заскулил, всхлипывая и причитая. Егору пришлось до хруста выкрутить шею, чтобы увидеть трясущегося человек с длинными грязными волосами, закрывающими лицо, в заляпанной кровью на груди рваной футболке и без ботинок. Несчастный сидел на точно таком же стуле, ссутулившись и раскачиваясь из стороны в сторону. Скрюченные пальцы, похожие на тощих шевелящихся пауков, беспрестанно шевелились, периодически вцепляясь в кольца браслетов.

– Это Ниволь, – пояснил спокойный, уверенный в себе голос, – Целитель свартов.

Волков повернулся, поднял взгляд.

Девушка и мужичок расступились, пропуская высокого, хорошо сложенного мужчину. Короткие волосы, интеллигентное лицо с прямым тонким носом, умные внимательные глаза за стеклами небольших очков. Одет неброско, в классическую голубую рубашку и джинсы с блестящей бляшкой ремня. На шее, из-под расстегнутого ворота, виднелась витая шелковая нить с простенькой серебряной Г-образной виселицей.

– Я тебя знаю, – сказал Егор и кашлянул, прочищая горло. – Ты тот самый ордалианский священник, отлученный от церкви пару лет назад.

– Зови меня Андрей, – кивнул мужчина, тем самым подтверждая слова религера. – И я все еще ордалианин по вере.

Не отводя глаз от Волкова, Андрей указал себе за спину. Повторил:

– Я – ордалианин. Ксения – исилитка, Володя – тифонит. А еще есть люциане, амонарии, гностициане и другие верующие.

– Отрадно, – хмыкнул Егор. – Ничего, что я не аплодирую?

Андрей никак не отреагировал на едкость мистирианина, прошел мимо него, за спину. Почти сразу вернулся, держа в руке пустой шприц. Продемонстрировал его Егору.

– Сейчас в твоей крови расщепляется «желтый жгут». Это кардиоблокатор, замедляющий сердечный ритм. Введенной тебе дозы хватит на то, чтобы полностью остановить сердце в течение часа. Ты пока не ощущаешь действие препарата, но скоро поймешь, что я не вру.

Андрей передал шприц девушке, вновь повернулся к религеру. Все такой же серьезный, внимательный. Как хороший учитель.

– От тебя требуется за это время вспомнить максимальное количество людей, обладающих особыми способностями, а также агентов и информаторов. С именами, адресами и особенностями. Если ты все сделаешь верно, я прикажу сделать тебе укол адреналина. И ты останешься жить. Если нет…

– Правила игры я понял, – бесцеремонно перебил Егор. – Не трать мое время, ордалианин. Лучше развей мои сомнения – вы подпольный клуб копрофилов?

Девушка побагровела и рванулась к религеру, но толстяк успел схватить ее за локоть. Он ухмылялся, мол, давай, шути пока можешь.

Ордалианский священник лишь склонил голову на бок, изучая пленника.

– Для милых дам поясню, – продолжил Егор. – Зачем вам, в ином случае, тратить время на такое дерьмо, как я. Верно? Я вспомнил, за что тебя отлучили, священник. Ты открыто выступал против Искр, называл их детьми искушений. Еще вы ни разу не назвали способности Даром, потому как не считаете их ниспосланными свыше. Я все верно сказал, да?

– Почти, – не стал юлить Андрей. Он жестом указал все еще гневно зыркающей глазами девушке отступить, гордо поднял подбородок. Заговорил, сдержано жестикулируя. – Вы, так называемые Искры, самим своим существованием опошлили понятие веры. Вы и ваши хозяева-богопреступники превратили наши религии в подобие балагана, в цирк, в фарс. Нам больно видеть, как верующие превращаются в алчущих скотов, идущих в храмы как в казино, где за ставку молитвой можно выиграть суперприз. Как их оболванивают феерическими шоу, как трясут из них последние сбережения, словно из золотоносных кур. Вы превратили наши духовные традиции в «фишку», в рекламный трюк.

Андрей опустил голову, заговорил тише. Но голос сделался четче, злее:

– Считается, что именно Искры – настоящие верующие. Что именно за силу веры этим избранным ниспосланы божественные Дары. Но разве те, кто живет по указанным свыше законам, кто блюдет дух и букву своей религии, трепетно передает ее из поколения в поколение, кто живет и дышит благодаря своему Создателю – эти люди, разве, ненастоящие верующие? Разве Бог любит их меньше, чем вас?

Егор почувствовал, что в руках появилась неприятная мелкая дрожь. В груди разрасталась неприятная прохлада, участилось дыхание.

Не врал, еретик, не врал.

– Я знаю друзей-священников из глухих деревень, которые до сих пор проводят службы в бедных часовеньках. Но это не гнетет их, они рады служить Создателю где угодно. Рады помогать страждущим. Рады нести свет и мир. Для этого им не требуется лазеры, поп-звезды и дорогие машины. Только вот отчего-то люди, под влиянием бесов в церковном облачении, считают их ненастоящими священниками. Говорят, что от них Бог отвернулся, раз они такие бедные и наивные.

– Так дело в зависти? – ехидно осведомился Егор и отметил, что онемели губы.

– Дело во лжи, религер. Мы, такие разные, верующие в разных богов, собрались вместе именно из-за тотальной лжи, потому, что не можем больше видеть, как умирает все то, что нам дорого.

Он наклонился, вытер платком холодный пот со лба Волкова. Сказал:

– Знаешь, почему Лев Толстой заставил Анну Каренину умереть именно под колесами поезда? На тот момент не было более страшной и ужасной смерти, чем под колесами стального, грохочущего чудовища, испускающего вонь и пар. В глазах читателя, который в большинстве своем никогда паровоза не видел, именно такая смерть, а не обыденное утопление или повешение, должна была показать всю степень раскаяния Анны. Девушка, самолично отдавшаяся на заклание чудовищу – что может быть сильнее и драматичнее?

Волков промолчал, исподлобья наблюдая за похитителями.

– Вы и есть этот самый паровоз. Инструмент для усиления эффекта, призма, сквозь которую лжесвященники транслируют свои желания. Если убрать вас, детей искушения, то у них не останется ничего, кроме ярких побрякушек, которые смогут привлечь лишь неразумного. Вы словно паразиты, изменяющие все под себя, ничего не создающие и способные лишь жить за чужой счет.

Самое обидно было то, что Егору совсем не хотелось спорить. Даже из чувства противоречия. Он не разделял мнение этих бунтующих борцов «за правду», но он понимал их куда больше, чем тех же Старших.

– Если убрать из романа поезд, Каренина все равно умрет, – сказал он.

– Возможно, – Андрей поправил очки. – Но я надеюсь, что мы сможем переубедить автора.

Дверь распахнулась, в помещение заглянул русоволосый парень, совсем молодой.

– Андрей, мы нашли его! Нужно спешить!

Ордалианин коротко кивнул, жестом отправил девушку на выход. Посмотрел на Егора, постучал ногтем по циферблату своих часов:

– У тебя полчаса, Феникс. Ты уже сегодня использовал способность, поэтому на сей раз яд убьет тебя окончательно. Так что подхлестни свою память, помоги нам и себе.

Он развернулся и быстрым шагом последовал за своими товарищами, вытаскивая из кармана телефон. Хлопнула дверь, лязгнув железой окантовкой о косяк.

Оставшийся похититель, Володя, демонстративно неторопливой походкой подошел к стенке, снял кепку и повесил ее на торчащий крючок.

– Ты вспоминай, Феникс, – протянул он, – Вспоминай. Как вспомнишь – мне скажи, я все запишу. А я пока продолжу начатое.

Он пригладил редкие волосы, забормотал что-то себе под нос.

Волков пока чувствовал себя вполне сносно, если не обращать внимание на легкий озноб и онемения лица и ног. Но нужно было что-то предпринимать, времени становилось все меньше и меньше.

Володя вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой продолговатый сверток коричневой кожи, развернул. Что-то звякнуло, блеснуло в свете фонарей.

За спиной Егора отчаянно засопел привязанный сварт, задергался в нахлынувшем приступе истерики. Хватило сопоставить сверток и эту реакцию, чтобы понять, что за дело имел в виду Володя.

– Ты пытаешь его? – спросил Егор.

– Да, немного, – кивнул Володя, улыбнувшись. – У нас к каждому свои подходы, Феникс. Я заставляю его лечить себя, снова и снова, пока его не станет тошнить от собственного Дара.

В руках тифонита возник тонкий ланцет, изящный, обоюдоострый. Он выбрал его из ряда металлических крючков, игл и скальпелей, хранящихся в свертке. Подошел к сварту, который, при виде приближающегося мучителя, застонал протяжно, обреченно.

Володя улыбнулся язычнику и без прелюдий провел лезвием по руке жертвы.

Сварт засопел, крепясь, но он был на грани, это ощущалось. Волков ощутил толчок Дара. Тело Ниволя на миг засветилось зеленым, как фосфорная игрушка в темноте, рана затянулась.

– Я каждый раз делаю раны разной глубины, – прокомментировал свои действия улыбающийся Володя, неторопливо водя ланцетом у тела язычника, будто выбирая куда нанести следующий удар. – Я могу сделать один укол, а могу кромсать его плоть долгие часы. Но он не знает мой план. Он не знает, когда я остановлюсь…

Похититель вонзил блестящее лезвие в живот заходящемуся криком пленнику, ковыряясь и прокручивая ланцет.

– Он не знает какая рана будет следующая и хватит ли у него сил залечить и ее сразу. Ведь, в противном случае, придется мучиться от боли долгие часы, пока способности вернутся, – как ни в чем не бывало, закончил лекцию тифонит.

– Хорошее развлечение, – откликнулся Егор. – Пырни его за меня пару раз.

Он теперь не смотрел на издевательства, сконцентрировался на наручниках. Вся надежда на них, родимых.

За спиной Володя что-то вещал, поглощенный забавой, кричал и хрипел язычник. Волков почувствовал, не может двигать пальцами ног, а дыхание перехватывает судорожно сокращающаяся глотка. Но главное не паниковать и не отключаться. Вряд ли ему дадут умереть так просто, однако следует воспользоваться моментом, когда, судя по всему, основная часть этих «борцов за чистоту веры» в отъезде.

Егор свел руки в наручниках ближе друг к другу, не с первого раза, но вставил оба крепления цепей к браслетам в одно из звеньев. Толстые ушки вошли плотно, притершись друг к другу. Получился импровизированный рычаг, только воспользоваться им в полную силу мешало кольцо, сквозь которое наручники соединялись со стулом.

Дождавшись особенно громких криков, религер рванул руки в стороны и вниз, пытаясь ушками креплений разорвать звено цепи.

Браслеты лязгнули, лопнувшее звено немного разошлось в стороны.

– Эй! Чего ты там делаешь? – раздался окрик Володи.

Волков лишь скорее заработал содранными руками, вновь вставляя крепления в разошедшееся звено. Черт, как же оно скользит!

– Ах ты! – раздалось совсем рядом.

Егор рванул, ощущая дикую резь на запястьях. Ушки звена разошлись в разные стороны, высвобождая оставшиеся кольца цепи.

Свобода!

Волков попытался вскочить, в последний момент уклоняясь от удара окровавленным лезвием ланцета. Но ноги предательски подкосились и религер успел лишь направить падение тела в сторону от летящего лезвия. Рухнул на твердый пол, попытался ползти.

Сердце гулко бухало в груди, в ушах шумело. Перед единственным глазом все плыло и темнело. Яростный рывок только ускорил движение зараженной крови по телу!

В голову жестко пнули, сдирая кожу со лба тяжелым ботинком. Волков попытался схватить ногу, но не успел, получил еще один удар, от которого что-то хрустнуло в скуле.

– Ты похож на червяка! – раздалось сверху и в спину будто воткнули ледяную сосульку.

Егор лишь заскрипел зубами, глубоко вздохнул, пытаясь утихомирить убивающее себя сердце.

Ботинок Володи врезался в ребра. Религер успел кое-как сгруппироваться, смягчить удар. Изловчился, подмял под себя ступню. Словно бревно накатился всем телом на голень, выводя тифонита из равновесия.

Володя, ругаясь, начал пятиться, пытаясь вытащить ногу из объятий недавнего пленника. Он несколько раз ударил ланцетом в спину и в бок Фекниксу, погружая лезвие почти наполовину. Но Волков лишь хрипел, не желая отпускать ногу. И все подтягивался вверх, хватаясь пальцами за штанину, как жуткий мертвец из фильма ужасов. Володя уже устал бить этого страшного человека, он просто кромсал голову ланцетом, оставляя глубокие шрамы и полосы разошедшейся плоти. В какой-то момент Егор изловчился и подставил под удар лоб. Хирургический инструмент звякнул о кость, вылетел из окровавленных пальцев тифонита и упал на пол.

Волков захохотал, отчего Володе сделалось дурно. Лицо религера представляло собой маску смерти, мешанину из окровавленной плоти, среди которой яростно сверкали единственный глаз и белые зубы.

От увиденной картины тифонит, не привыкший к подобным дракам, дернулся назад, наткнулся на стул, на котором ранее сидел Егор и полетел спиной вперед, увлекая за собой полумертвого Волкова. Но успел оттолкнуть религера в сторону. Вскочил, отбежал, тяжело дыша.

Но мистирианин не двигался. Он лежал лицом вниз, неловко подогнув под себя левую руку, и медленно истекал кровью. Сомнений не было – он был мертв.

Тифонит некоторое время тупо стоял, остекленевшим от шока взглядом смотря перед собой. Потом подскочил к телу врага, принялся топтать его, выкрикивая слюнявым ртом проклятия. Упал на колени, перевернул мертвеца, чтобы выдавить ненавистный глаз…

Рука Егора коротким движение вогнала ланцет в горло Володи, пригвоздив к небу язык.

– Сегодня уже новый день, – прохрипел Волков. – Сегодня я еще не умирал.

Он оттолкнул булькающего толстяка, перевернулся на живот. Мутным взглядом нашел сидящего язычника, рыдающего и пытающегося вновь составить слова молитвы, чтобы залечить огромную рану на груди.

Пусть он вновь воскрес, но яд никуда не делся. Спустя время сердце вновь остановится.

Волков пополз к сварту, оставляя за собой широкую полосу красного цвета. Выбросил руку вперед – подтянулся, выбросил другую, цепляясь пальцами за землю – подтянулся. Еще, еще. Уже близко.

В какой-то момент мимо него, заплетаясь, прошли ноги в грязных ботинках – Володя, зажимающий рану руками, брел в том же направлении, что и Егор.

Волков ухватился за штанину врага, тот протащил его полметра, упал. Хватаясь друг за друга, отвешивая слабые удары и тычки, противники поползли к единственному спасению – начинающим слабо светиться рукам Ниволя.

Должно быть, со стороны, эта титаническая борьба казалась гонкой черепах.

Володя протянул руку вперед, пальцами почти касаясь язычника, но Волков ухватил тифонита за мясистое ухо, дернул на себя, под отчаянный сип рванулся вперед. Его ладонь, больше похожая на черно-красную кляксу, упала на колено сварта как раз в тот момент, когда Ниволь закончил шептать последние слова молитвы.

Сияние окутало фигуру мистирианина, будто теплой водой смывая раны и ссадины.

Рядом, еле подергиваясь в конвульсиях, отходил к своим богам тифонит.