Душ работал плохо, гудел и плевался. Вода была еле теплой, с запахом ржавчины. В городе плохо с отоплением, а Бобер все никак не мог наладить работу котельной в подвале. Вода лилась неохотно, то и дело самостоятельно меняя температуру с кипятка на ледяную. Приходилось постоянно регулировать, вращая латунные барашки.
Виктор, отфыркиваясь, мылся после возвращения из Медузы. Торпеда оказался прав, это помогало расслабиться и успокоиться, становилось легче дышать. Если не обращать внимания на коленца с температурой воды и на ее рыжеватый цвет, то жизнь в такие минуты замирала и становилась легкой и простой. Хотелось просто лежать в ванне часами, закрыв глаза, и размышлять о чем-нибудь приятном. Тем более что спешить было некуда.
Позвонил Торпеда, сказал, что «глаз» уже уехал к заказчику. Назвал сумму сделки. У Виктора аж ладони вспотели от услышанных цифр. Даже с вычетом дивидендов Михалычу Куликову перепадало очень даже немало. В иное время и в ином месте он бы мог за такие деньги позволить себе пусть и сильно подержанную, но машину. Что ж, эта новость значительно подняла настроение.
И вот теперь, довольный и расслабленный, Виктор лежал в ванне с сигаретой в руке. Мысли вяло ворочались в разморенном мозгу, блуждая от одной темы к другой.
В комнате настойчиво зазвонил сотовый телефон. Куликов приоткрыл глаза, некоторое время раздумывал вставать или нет. Но звонок не стихал, пришлось выползать из ванне, оставляя на кафеле пола мокрые пятна.
Обернувшись полотенцем, Виктор прошлепал в комнату, долго искал телефон под грудой одежды.
– Да, слушаю.
– Привет, это Борхес, – раздался в трубке голос инсайдера. – Что делаешь?
– В ванне расслабляюсь.
– Слушай, по поводу того разговора на лестнице…
– Давай забудем? – предложил Виктор. – Бывает, не сдержались оба. Я тоже был неправ.
– Согласен, – Куликов представил, как Борхес кивнул на том конце трубки. – Просто не хочу, чтобы напряг в команде остался. Ну раз проехали, то замечательно. У тебя какие планы на вечер? Скаут пригласил в бильярд поиграть. Тут недавно клуб открылся, у него там знакомый работает.
– Нет, спасибо, я не любитель.
– Ну, как хочешь. От Торпеды тебе привет. Ну ладно, отдыхай. До свидания.
– Пока, – Виктор сбросил звонок, кинул телефон на кровать. Немного потоптался, решая, вернуться ли в ванну или нет. Посмотрел на часы и решил, что самое время спуститься в зал, пообедать, попить кофе. Может, пройтись перед сном. Ему есть о чем поразмышлять.
Жизнь вечернего города била ключом, словно не было рядом зловещей Медузы. Молодежь болталась возле недавно открытого ночного клуба, вела себя шумно и вызывающе. Люди постарше предпочитали сидеть дома, отдыхая после рабочего дня. Основная их масса трудилась либо в Институте, либо ремонтниками и строителями, восстанавливая нормальную жизнь города. Практически все были приезжими волонтерами, местных осталось мало. После катастрофы город вообще оказался парализованным, два имеющихся завода остались внутри Периметра. Он на время превратился в армейский лагерь, полный военных всех мастей и родов войск. Потом возвели стену вокруг Медузы, оставшиеся по эту сторону кварталы вернули гражданским. В те годы расцвело инсайдерство и мародерство, потому как никакой правоохранительной структуры толком налажено еще не было. Потом, по приказу Правительства, организовался Комитет – чрезвычайное ведомство с самым широким спектром полномочий. Ужесточился режим пропусков, довольно быстро искоренили любителей чужого добра. С ходоками внутрь Медузы оказалось сложнее, потому как они действовали на стыке ведомственных зон ответственности, но в итоге прижали и их.
А потом сыграл принцип «хлебного места», когда на должности, имеющие шанс получения некоей внезарплатной выгоды, ставятся люди из числа особо приближенных, которые эту самую выгоду как раз и ищут. Таким образом, жесткого и несговорчивого главу Комитета сменили жадным и предприимчивым, который сквозь пальцы смотрел на вылазки проходцев за Периметр, получая с этого свой пай. Конечно, видимость порядка оставили, поэтому особенно наглеть не давали. Даже время от времени устраивали показательные операции по захвату инсайдеров и мест скупок артефактов, но попадались либо мелкие рыбешки, либо неудачники. К слову, имел место и вообще маразматический приказ, который запрещал комитетчикам задерживать инсайдеров и скупщиков в случае, если найденный при них артефакт не поддавался идентификации. В то время многие идейные борцы со злом уволились из органов контроля.
По-другому обстояли дела в самой Медузе. Здесь, внутри Периметра, действовали законы зоны боевых действий, когда после ненавязчивого предупреждения попросту открывался огонь на поражение. Тут правили бал военные, под патронатом которых работал Институт. С Комитетом отношения у армии наладились не сразу, каждая из этих структур попеременно объявляла город и Медузу своей вотчиной, пыталась навязать свои правила. Но после утверждения зон ответственности восстановился холодный нейтралитет. Военные не пытались хозяйничать в городе, комитетчики не лезли без надобности за Периметр. А вот инсайдеры оказались меж двух огней, когда каждый бригадир вынужден был выбирать политику поведения, не вступая в конфликт ни с кем из власть имущих, в то же время угождая всем. Получалось не у всех, конкуренция шла жесткая. В итоге серьезных бригадиров в городе осталось не больше пяти, под каждым из которых ходило от трех до семи небольших групп. Проходцы-любители при таком раскладе в расчет не ставились, действуя на свой страх и риск и выплачивая калым за возможность работать.
На сегодняшний день крупных бригадиров осталось и вовсе трое: Михалыч, на которого теперь работал и Виктор, Пономарь, чей «офис» находился в старой гостинице «Якорь», и Ветер, обосновавшийся в спортклубе «Буревестник». Команды последнего отличались озлобленностью и полным отсутствием каких-либо моральных принципов. Они не гнушались ради артефактов нападением на одиноких проходцев, а иногда и на целые группы инсайдеров. Единственное, что их спасало от кровавой вендетты, так это негласный закон оставлять в пределах Периметра все, происходящее в Медузе. Пусть закон этот и был негласным, но выполняться должен был неукоснительно. Нарушившие его оголяли взаимоотношения людей, которым лишнее внимание было ни к чему, поэтому мгновенно выгонялись из команд, наказывались бригадирами или сдавались органам. На кону стояло слишком многое, и всем замешанным в этом было что терять. Бригадиры тщательно оберегали свои маленькие империи, они очень хорошо знали, насколько призрачны власть и удача.
Слышал Куликов про двоих бывших бригадиров, которые перешли черту дозволенного. Один, не стесняясь, сдавал всю информацию о деятельности чужих инсайдеров внутри Медузы комитетчикам, второй поставил на поток продажу в городе запрещенного артефакта «паучок», который являлся своего рода смертельным наркотиком. Оба пропали быстро и навсегда.
Вообще, текучка среди инсайдеров и проходцев была большая. За время своего пребывания в городе Виктор несколько раз видел похоронные процессии, провожающие погибших в последний путь. Инсайдеры старались не оставлять своих, пусть даже и мертвых, по мере сил выносили их за Периметр. Либо, если не получалось, взрывали. Ходило поверье, что душа забытого в Медузе превращается в новую ловушку, а телом овладевает эфемерный злой дух мщения. Во всю эту эзотерику Виктор не верил, но, тем не менее, держал свой скепсис при себе, уважая инсайдерский эпос.
Как бы там ни было, смерть всегда держала за горло решившихся проверить свою судьбу за Периметром. Больше всего гибли одиночки, проходцы-новички и сорвиголовы, пренебрегающие собственной безопасностью.
Виктор вспомнил про Ниндзя. Что-то загадочное было в этом человеке в черном, что-то притягивающее. Так притягивает приоткрытая дверь в неизвестность. Торпеда говорил, что у Ниндзя была когда-то своя команда. Что с ней стало, до сих пор неясно, известно лишь то, что трое из нее исчезли бесследно. По слухам, команда Ниндзя нашла какой-то необыкновенный артефакт, чуть ли не второе Сердце Медузы, но сгинула в Янтарных Полях. Остался лишь их командир, который в тот день по какой-то причине не смог пойти с товарищами. Может быть, болел, может быть, решал какие-то вопросы. А может, просто струсил.
Последнему Виктор не верил. Ниндзя по-человечески был ему симпатичен, Куликов не мог себе представить, чтобы такой вечно спокойный, как каменный Будда, мог спасовать перед Медузой.
Торпеда рассказывал, что Ниндзя больше никогда не создавал новую команду, сам ни к кому не присоединялся, действуя в одиночку. И до сих пор оставался жив, минуя все «профессиональные» болезни.
Виктор решил при случае поговорить с Ниндзя, побольше узнать о нем.
– Эй, проходец-бродяга! – Хриплый голос оборвал раздумья Куликова. Виктор остановился, опустил глаза.
Безногий старик сидел на пустом ящике из-под фруктов, облокотившись о побеленную стену пятиэтажного дома. Драная куртка, засаленная тельняшка в пятнах. Спутанные лохмы сизого цвета прикрывала армейская кепка с опаленным козырьком, левый глаз мертво смотрел в одну точку, поблескивая стеклом. Шамкая сморщенным ртом с желтыми, кривыми зубами, старик произнес:
– Ты сдохнешь в Медузе, если не дашь червонец, сдохнешь. Сдохнешь, дай червонец, сдохнешь. Я сдох, и ты сдохнешь, дай червонец. Ловушки знают о тебе, знают. Дай червонец…
Старик неожиданно быстро схватил Виктора за рукав, пальцы с обломанными ногтями капканом вцепились в ткань куртки, затараторил:
– Думаешь, с тобой все нормально? Думаешь, со всеми все нормально? Думаешь, я ненормален? А ты видел в Медузе трупы? Видел? Дурак, ловушки ждут тебя, ждут. Денег дай, дай, все равно сдохнешь!
Виктор молча освободил рукав, сбросив руку старика, наклонился к нему, спросил:
– Откуда ты знаешь, что я инсайдер?
Старик ощерился в подобии улыбки, дыхнув на Куликова гнилью, прохрипел:
– Спрашиваешь, дурак, спрашиваешь. На тебе печать Медузы, дурак, печать. Я вижу, вижу, – он закашлялся, отхаркнул зеленую слизь. – Денег дай, дурак, дай денег!
Виктор покачал головой, понимая бессмысленность дальнейшего общения с сумасшедшим, пихнул старику в ладонь полтинник. Старик что-то забормотал, уставившись на мятую купюру, но Виктор уже уходил прочь, неспешно шагая в сторону «Малой Земли».
Окно номера было приоткрыто. Виктор увидел это еще из коридора, открыв дверь. Не включая свет, осторожно скользнул в комнату, держась ближе к стене. Глаза привыкли к темноте.
Кто-то сидит в кресле. Ноги вместе, руки лежат на подлокотниках. Сидит прямо, вполоборота к Виктору, черной тенью в контраст серому прямоугольнику окна.
Куликов нашарил за своей спиной тяжелую пепельницу, стоявшую на тумбочке. Другой рукой медленно, затаив дыхание, дотянулся до выключателя. Сощурил глаза, готовясь к резкой смене освещения.
Вспыхнул свет, на мгновение ослепляя. Рука четким движением отправила пепельницу в полет, вложив в бросок всю силу. Пепельница, размытой молнией блеснув под лампой, рассекла воздух и тяжело врезалась в спинку кресла, в котором никого не было.
Виктор растерянно смотрел на то, как пепельница отскакивает от упругой подушки, скатывается по сиденью и падает на пол с характерным керамическим стуком.
– Какого хрена?
Выключил свет и вновь посмотрел на кресло. Никого. Человек, или кто бы то ни был, исчез, растворился в мгновение вспышки света.
Включив ночник над кроватью, ощупал кресло, но оно не сохранило тепла от тела пришельца. Наоборот, ткань была прохладной от сквозняка, проникающего через открытое окно.
Закрыв окно и дверь, сел на кровать, приводя мысли в порядок.
Так привиделось или нет? То, что фигура не игра света и тени, так это точно. Нечему здесь создавать столь причудливые и реалистичные иллюзии. Фонарь за окном да свет проезжающих мимо машин не смогли бы отбросить такую тень, да и нечему ее отбрасывать – за окном деревьев таких высоких нет. Значит, что? Значит, кто-то сидел в кресле? Мистика какая-то. Может, заболел?
Даже близость Медузы не дает оснований принимать этот случай как ее проявление. Или дает?
Отчего-то вспомнился безногий старик, прочащий скорую смерть. Что он сказал: «Думаешь, с тобой все нормально»?
Виктор потер лоб.
Что же, с ума схожу? Или сошел?
Куликов еще раз посмотрел на пустующее кресло, сиротливо стоящее около окна. И ему стало не по себе от мысли, что тень может вернуться. Он поднялся, плотнее закрыл щеколды окна, связал между собой ручки бечевкой, найденной в рюкзаке. Критически осмотрев конструкцию, Виктор закрыл шторы. Краем глаза заметил огонек в окне дома по ту сторону Периметра. После чего плотная ткань занавески, позвякивая кольцами по карнизу, отрезала окружающий мир от комнаты инсайдера.
Сон не шел. Виктор без интереса листал принесенную Борхесом книгу, думая о своем. Он сидел на кровати, подложив под спину подушку и прикрыв ноги одеялом. Рядом, выделяясь на белой простыне черными ножнами, лежал купленный по случаю охотничий нож.
Видел ли он трупы в Медузе? Нет, не видел. И дело не в том, что мертвых инсайдеров вытаскивали товарищи, а в том, что трупов вообще не было. Ни тел погибших горожан, ни тушек животных. А они должны быть, учитывая масштабы катастрофы. Или их всех тоже вынесли? А смысл? А еще и эта история с падением самолета, которая, может быть, и вовсе вымысел. Сколько еще версий возникновения Медузы и какая из них достоверная?
Кто-то мягко дотронулся до его ноги, словно мехом провел. Сердце ухнуло вниз, на загривке поднялись дыбом волосы. Одним движением, которому позавидовал бы иной гимнаст, Виктор вскочил на кровать, выхватывая из ножен чудом оказавшийся в руках нож.
На полу, у самой кровати, смирно сидел здоровый полосатый кот, спокойно взирая на застывшего у стены человека зелеными глазищами.
Виктор облизнул враз пересохшие губы.
– Ты откуда взялся? – спросил Куликов, опустив нож.
Полосатый пришелец махнул хвостом, развернулся и прыгнул в кресло, где принялся меланхолично вылизываться.
– То есть вот так, да? – Виктор озадаченно сел на кровать, почесал затылок. Кот изогнулся, потягиваясь, и свернулся, укладываясь на куртке Виктора. Эта живая мохнатая шапка на удивление уютно вписывалась в интерьер.
Подавив желание выгнать нахального гостя, Виктор положил нож на место, нарочито громко взбил подушку, на что кот даже ухом не повел, и лег на кровать.
– Ладно, значит, спать будем, – Куликов протянул руку и выключил ночник. И тут же включил его, не спуская глаз с животного.
Но кот никуда не исчез, лишь недовольно приоткрыл глаза и перевернулся на другой бок.
– Спокойной ночи, – буркнул Виктор, выключил свет и, повернувшись носом к стенке, попытался уснуть. Получилось не сразу, мысли в голове медленно приобрели текучесть, становясь эфемерными. Сон свинцовой тяжестью сомкнул веки, раскрывая человеку черную бездну, тень забвения смерти. Мысли растаяли бесследно, и Виктор уснул, не видя сновидений.