Люди двигались вдоль дома, скрываясь в тени. Торпеда разглядел движущиеся фигуры еще издалека, дал команду остановиться. Инсайдеры опустили раненого солдата возле разбитого автобуса, приготовили оружие.
Виктор от досады покачал головой – драться не было ни сил, ни времени.
Когда до незнакомцев осталось метров сто, Торпеда выкинул на дорогу уже знакомый Виктору диск. Диск еще в полете начал мигать красным, словно самолетный маячок. Упав на асфальт, он откатился к бордюру, сигнализируя частыми вспышками.
Люди резко остановились, затаившись за цветочным ларьком. До слуха донесся возбужденный шепот.
Инсайдеры напряженно выжидали.
Наконец, один из пришлых вышел на середину дороги, подняв руки с оружием над головой. Со спины его подсвечивали два фонарика, четко вырисовывая силуэт.
Торпеда зажег свой нагрудный фонарь с красной лампочкой, вставая в полный рост. Махнул незнакомцам, приглашая подойти.
Группа инсайдеров оказалась одной из команд Пономаря. Одеты однообразно, в дорогой импортный камуфляж с желто-коричневыми разводами. На рукавах – нашивки в виде квадрата с черепом внутри. Обычно инсайдеры не любили как-то украшать свою форму, но, видимо, у Пономаря это считалась нормальным.
– Доброй ночи, – поприветствовал инсайдеров один из пономаревцев. – Я Кисель, остальные со мной.
– Ночи доброй, – откликнулся Торпеда. – Я – Торпеда, эти мои. Припозднились вы, ребята.
– Дела, – Кисель покосился на завернутое в брезент тело солдата. – Что с ним?
– «Гнус», около Ленина.
– А-а, хреново, – протянул Кисель. – Ваш?
– Срочник, – ответил Торпеда. – На наших глазах в аномалию влетел, пришлось вытаскивать.
Кисель понимающе кивнул, потом щелкнул пальцами, вспомнив нечто важное:
– Слушай, Седой же из вашей бригады, верно?
– Из нашей, – напрягся Торпеда. – Что с ним?
– Да нам сегодня днем сказали, что видели его с двумя другими инсайдерами в районе Черного Холма. А часа три назад оттуда Зов раздался.
В воздухе на мгновение повисла гнетущая тишина. Потом Борхес хрипло переспросил:
– Зов?
– Да. Мы без скафандров, нам через Холм было не пробиться. Туда «Псы» рванули, но тоже без «баклажанов».
Из-за специфического цвета «баклажанами» назывались скафандры защиты. Виктор ни разу их не видел, но наслышан был достаточно.
– Черт, – выругался Борхес, – Зуба убью, паскуду.
Торпеда мрачно поблагодарил пономаревцев за информацию, потом спросил:
– Вы не к Периметру, если не секрет?
Кисель бросил взгляд на лежащее тело солдата, отрицательно покачал головой:
– Увы, нет, не к Периметру. Ладно, мужики, бывайте. Нам бы поспешить нужно.
Пономаревцы поднялись. Быстро попрощались и ушли в темноту, продолжая путь.
Борхес зло ударил кулаком по стенке автобуса:
– Черт! Черт! – повернулся к Торпеде: – Седой же к Инкубатору пошел. С чего бы еще его нелегкая понесла через Холм? Ну, Зуб, ну гад! Мы-то как Зов пропустили?
– Мы как раз возле «Детского мира» крутились. Да и Зуб-то тут при чем? – осадил товарища Торпеда. – Он просто пленку принес, свою версию нам слил. Но голова на плечах должна же быть, тем более у Седого. Какого хрена он повелся на всю эту историю?
Борхес лишь отмахнулся, играя желваками.
– Зов – это что? – спросил Виктор.
Торпеда достал из кармана тонкую металлическую трубку, похожую на стержень от шариковой ручки:
– Если ее переломить, то раздастся очень, очень громкий вой. Такой громкий, что ты, скорее всего, оглохнешь. Зато тебя услышат все в радиусе нескольких километров. И если смогут, то помогут. Ибо Зов – это акт отчаяния, это значит, что тебе уже практически конец. Это как СОС на кораблях.
Торпеда убрал стержень, хлопнул посеревшего Борхеса по плечу. Сказал:
– Поступаем так. Сейчас в темпе двигаемся к Периметру, относим раненого, потом идем к Михалычу, берем «баклажаны» и к Холмам. Никто не против?
Против никто не был, хотя Виктор заметил, как Борхес кинул на него быстрый взгляд.
Они с Торпедой подняли солдата. Борхес закреплял ремни навешенных на него рюкзаков, проверяя карабины. Через минуту инсайдеры оставили гостеприимный автобус и поспешили в сторону больницы.
Торпеда двигал свою команду «волчьим скоком»: двести метров легкой трусцой, триста метров быстрым шагом, чтобы восстановить дыхание. Скорость получалась приличной, и таким образом команда могла покрыть довольно большое расстояние без особенной усталости.
Черный Холм пользовался у инсайдеров плохой репутацией. Он находился как раз на границе, за которой начинался эпицентр Медузы. С тех пор как произошла катастрофа, без спецсредств к нему соваться никто не решался. Ловушки там сходили с ума, воздух был пропитан ядом, и казалось, само пространство искривилось в болезненной судороге. Большинство легенд Медузы инсайдеры связывали с этим местом, таинственными Янтарными Полями, «квадратом А», если пользоваться терминологией институтских. Виктор лично ни с чем таким не сталкивался, но люди рассказывали, что те, кто были за Холмами, пусть даже и в скафандрах, менялись. Словно их подменяли. Словно возвращались уже не они.
Зато артефакты, добытые по ту сторону карьера, ценились безумно дорого.
Ухоженные улицы центра города медленно превращались в серые стрелы рабочих кварталов с разбитыми дорогами и блочными высотками. Здесь и в лучшие времена было грязно и запущено, а теперь и вовсе все заросло и осыпалось. Блеклые дома типовой застройки с третьесортной отделкой, маленькие дворы с неизменным мусорным контейнером чуть ли не в центре детской площадки, приземистые кубики гаражей с ржавыми воротами. Виктор не любил этот район, он всегда навевал тоску и уныние. А уж теперь от вида этой брошенной помойной ямы попросту хотелось выть.
Торпеда замедлил ход. Они шли по трамвайным путям, чтобы не обходить оставленные хозяевами машины на проезжей части. Время перевалило за час ночи. Похолодало, закрапал мелкий дождь.
Торпеда остановился. Остановился и идущий в пристяжке Виктор. Рядом замер Борхес, поднимая автомат.
– Что такое? – тихо спросил он.
– Медленно отходим вправо, – проговорил Торпеда, вынимая пистолет. Его винтовка была у Борхеса, но ночью от обычной оптики толку было немного. А вот Виктору приготовить оружие к бою мешал прицепленный спереди кокон с солдатом.
Боком сместились к холодной стене девятиэтажки.
– Я отстегиваюсь, – поставил Виктор в известность Торпеду, тот лишь кивнул. Куликов скинул с плеч петли, перехватил удобнее автомат.
Теперь услышал и он. Какие-то еле уловимые для уха шорохи доносились из темной подворотни. Словно ветер носил по асфальту кусок бумаги.
– Виктор, – шепотом позвал Торпеда, – сколько нам еще до больницы идти?
Виктор прикинул расстояние, ответил:
– От силы километр. Потом еще два квартала до Периметра.
– Час работы, – вставил Борхес.
– Просто я не знаю, что за уроды там копошатся, – Торпеда кивнул в сторону подворотни. – А ходить дворами по темноте мне бабушка настоятельно не рекомендовала. Рискнем?
Борхес пожал плечами, Виктор кивнул. Торпеда скинул со спины брезент с солдатом, подтянул ремни разгрузочного жилета:
– Я пойду вперед, через несколько метров остановлюсь. Если все хорошо, то вы поднесете парня. Пошли.
Здоровяк, пригнувшись, двинулся вперед, аккуратно перешагивая мусор. Виктор напряженно смотрел на его широкую спину, прислушиваясь к звукам.
Подул ветер, он принес запах мокрой шерсти, острый запах застоявшейся мочи. Торпеда остановился, застыл осматриваясь. Махнул рукой. Виктор и Борхес подхватили скользкий кокон с солдатом, быстро перебежали к товарищу. Ноша показалась Виктору тяжелее, чем раньше, видимо намокла от дождя, низ периодически чиркал по асфальту.
В подворотне кто-то прошлепал босыми ногами по асфальту. В темноте не разглядеть, света фонарика Торпеды было недостаточно, чтобы рассеять мрак.
Торпеда выждал некоторое время, но звук не повторился. Тогда он дал знак двигаться дальше, пошел первым, преодолевая очередной отрезок пути. Спустя несколько секунд за ним двинулись и Борхес с Куликовым, схватив покрепче мокрый брезент.
Черные тени рванулись из темноты столь стремительно, что Виктор даже не успел понять, кто это и сколько их. Мысленно благодаря сержанта-легионера, вбившего в него необходимые сейчас рефлексы, Куликов начал стрелять даже раньше, чем смог подумать об этом. Приклад толчками бил в плечо, слепило пламя, вылетающее из дула. Сделав несколько коротких очередей, Виктор перекатился в сторону, уткнувшись боком в мокрую ткань, в которой лежал солдат. Бросил быстрый взгляд назад.
Торпеда, припав на колено, всаживал пулю за пулей в нечто, корчащееся в метре от него. Существо походило на здоровую лохматую собаку с вывалившейся изо рта кишкой. Вот только кишка эта билась у самых ног Торпеды, сально поблескивая в блеклом свете нагрудного фонарика инсайдера, царапая асфальт щетинками-крючками. Борхес сидел на корточках спиной к товарищу и менял магазин в автомате, шевеля губами в беззвучной молитве.
Все это Виктор успел заметить за тот короткий миг, пока оглядывался. Пахнуло аммиаком, по волосам прошла струя теплого воздуха. Брезент с телом солдата дернулся, его медленно стало тащить по асфальту. Виктор привстал, вскинул автомат, пальнул в темноту. Выбросил вперед руку, мертвой хваткой вцепился в ткань кокона, не давая уволочь его в подворотню. Одно дело, когда враждуют люди, но совсем другое, когда над человеком хочет надругаться непонятная тварь. Всю абсурдность этой мысли Куликов еще не осознавал, но из чистого упрямства не собирался отдавать Медузе ничего.
Кокон с каким-то механическим упорством пытались утащить в темноту. Виктор понимал, что еще немного – и не удержит ускользающую из пальцев ткань. Он сел на асфальт, уперся каблуками в какую-то трещину в покрытии дороги, поднял руку с автоматом. Пальцы левой руки уже практически разжались, острая боль стрельнула до предплечья от сорванных ногтей. Сжав зубы, Виктор направил ствол оружия в сторону, где должна была находиться впившаяся в брезент тварь. О прицельной стрельбе речи не шло, но попасть Куликов все же надеялся.
Автомат дернулся, исторгнув очередь из трех пуль, дуло увело вверх. Левая рука не выдержала, пальцы разжались. Кокон с шелестом поехал по асфальту, увлекаемый существом.
– Черт! – Виктор не сдержался, начал вставать. Тут его словно со всей дури ударили бейсбольной битой по спине, хлестко, с оттяжкой. Из легких выбило воздух, в глазах вспыхнуло от боли. Куртка затрещала, Виктора дернуло назад. Рядом хлестала по асфальту кишка, прямо на него большими прыжками неслось лохматое чудовище.
Куликов зарычал, яростно рванулся вперед, практически падая на асфальт. Он выстрелил несколько раз в приближающегося врага, пули ушли выше. Все это произошло столь быстро, что смешалось в мрачный калейдоскоп событий, где не было времени для осознания поступков и анализа действий. Черный зверь прыгнул на Виктора, плечо обожгло резкой болью. Над Куликовым, матерясь, встал кто-то из товарищей, прямо около уха загрохотал пистолет, в бешеном темпе выплевывая свинец. Виктор закричал, нажимая на спусковой крючок, и никак не мог понять, почему вместо выстрелов оружие лишь сухо щелкнуло. Он вновь попытался встать, по левой руке текло что-то горячее. Мощный удар по голове заставил время остановиться.
Черно-белый мир застыл, слайдами меняя свои позиции, сделавшись четким и контрастным. Голова стала пустой, словно камера старого фотоаппарата, фиксируя лишь картинку, мыслей не было.
Вот Торпеда в полуметре от Виктора в грязном камуфляже. Медленно вылетает из его пистолета гильза, затворная рама остается в заднем положении. За ним Борхес, наступил ногой на горло одной из тварей и размахивается для удара прикладом. Сзади к нему несется еще одна, кишка безвольно волочится по земле.
Асфальт мокрой, грязной стеной приближается к глазам, наступает тьма.
Казалось, прошла вечность. Словно падение в бездну, словно полет в тумане. Без эмоций, без тела, без души.
Потом стремительный рывок к реальности.
В голове гул, в горле пересохло. Пульс бьется у виска, гулко отдаваясь в черепной коробке. Медленно возвращается сознание.
Он лежал на чем-то мягком, вонючем, с длинным ворсом. Собрав волю в кулак, Виктор поднялся. Мокрая форма неприятно липла к телу, холодила и сковывала движения. Левая рука при каждом движении отдавалась болью, правая до судорог вцепилась в автомат. Куликов тряхнул головой, мутная картинка приобрела формы чего-то черного и большого. С удивлением Виктор понял, что это одно из проклятых ночных чудовищ, прошитое автоматной очередью. Он повел головой, чтобы сориентироваться.
Возле него валялось еще три подобных существа, одно все до сих пор скребло по земле задней лапой. Поодаль, на середине проезжей части, стоял Борхес. Опущенный вниз автомат был перепачкан кровью, к прикладу прилипли клоки черной шерсти. Инсайдер удивленно разглядывал что-то, лежащее у него на ладони. Виктор сделал было шаг к товарищу, но его повело в сторону, он чуть не упал. Куликов повернулся, доковылял до ржавого «запорожца», тяжело сел на капот, приходя в себя.
Со стороны подворотни раздались шаги, и, пока Виктор дрожащими от вынужденного нокаута руками менял магазин в автомате, из темноты появился Торпеда. Он тащил за собой зеленый брезентовый кокон с солдатом. Подошел к Куликову, опустил свою ношу, сел рядом с Виктором. От его веса машина качнулась, обиженно скрипя старыми рессорами.
– Ты как? – осведомился Торпеда, тяжело дыша. Виктор отметил, что «краповик» устал, но старается не подавать виду.
– Терпимо. Я долго без сознания валялся?
– Без сознания? – Торпеда вытер мокрый лоб, пожал плечами. – Ты вроде не разлеживался, я не видел. Тебя вон, – инсайдер подбородком указал на одну из дохлых тварей, – по голове звезданула, ты вторую под себя подмял, а дальше я не видел, ушел за этим, – он кивнул на солдата.
– Я под себя подмял?… Кого? – изумился Куликов.
К ним подошел озадаченный Борхес.
– Ты чего? – улыбнулся Торпеда. – Словно пыльным мешком из-за угла пришибленный.
Борхес молча протянул к нему раскрытую ладонь. На ней лежал небольшой пористый камешек желтого цвета.
– Это что? – спросил Куликов, наклоняясь ближе.
– Золото, – коротко выдохнул Борхес.
– Золото? – Торпеда поднес находку к фонарику. – Откуда?
Борхес оглянулся на оставшихся лежать тварей.
– У одного в шерсти запуталось. У них шкура как скотч, всякое дерьмо липнет.
– Ага, – Торпеда подкинул камешек. – Дерьмо, это точно.
Он размахнулся и зашвырнул золотой кусок в окно соседнего дома.
– Ты что! – Борхес кинулся было к дому, но на полпути остановился, возмущенно повернулся к товарищу: – Ты что делаешь?!
– Борхес, – Торпеда с грустной улыбкой посмотрел на друга, – ты хоть и профессор, но практик из тебя никудышный. Это «золото дураков», талантливая природная подделка. Ценности не имеет.
– Да? – Борхес с сомнением посмотрел на окно, где со свистом исчез его трофей.
– Да, – Торпеда спрыгнул с капота машины, подошел к поникшему товарищу, ободряюще похлопал по плечу: – Не отчаивайся, денег на наш век хватит.
Борхес вздохнул, закинул за спину автомат и пошел собирать раскиданные вещи.
Виктор подошел к Торпеде, который проверял крепления лямок на коконе, тихо проговорил:
– А самородок-то настоящий был.
– Угу, – не отвлекаясь от своего дела, ответил инсайдер. – Вот только не стоит людям про золото знать. И без того каждую неделю парней хороним, представляешь, что будет, если начнется «золотая лихорадка»? Седой, и тот за золотой паутиной полез, что же о других говорить.
Виктор понимающе кивнул, сжал плечо Торпеды:
– Наверное, ты прав. Металл того не стоит.
– Борхесу не говори правду, – посмотрел на него здоровяк.
Виктор еще раз кивнул, спрятал пустой магазин в набедренный карман. Проговорил:
– Но согласись: странная политика для человека, который сам лезет в Медузу ради денег.
Торпеда опустил голову и с какой-то безысходностью в голосе ответил:
– Я уже тут погряз по уши, как и все мы. Зачем в этот суп новых тефтелей? При всей моей мотивации, я не считаю такой вид заработка нормальным. Да и потом, дело уже даже не во мне. Дело в Медузе.
До Периметра дошли без приключений. Виктор не смог нести кокон дальше, мешала перевязанная рана на плече. Рана оказалась не очень глубокой, словно ножом полоснули, с очень ровными краями. Во избежание заражения крови Борхес вколол Виктору что-то из индивидуальной аптечки, пообещал повторить процедуру по возвращении домой. По дороге обсуждали прошедшую стычку. По заявлению Торпеды, таких зверей он отродясь не видел, даже не слышал о них. Борхес ответил, что половина местной живности, вообще-то, не изучена, что, учитывая относительно небольшие размеры Медузы, странно. В конце концов, сошлись на том, что периодически рождаются новые виды чудовищ, а старые постепенно отмирают. Похохмили над тем, как оглушенный Виктор схватил в смертельные объятия ночного хищника, хотя Виктор ничего подобного не помнил. Борхес предположил, что из-за таких вот несознательных инсайдеров и появляются новые виды существ. Посмеялись.
Периметр они увидели еще за несколько кварталов до него. Виктор, который никогда так близко не подходил к границе Медузы, поразился предусмотрительности военных. Здесь линия ограждения проходила прямо по городу, разделяя его тройной линией колючей проволоки и двумя контрольно-следовыми полосами. Дома со стороны Медузы порушены практически до фундамента примерно на километр вглубь, эта огромная площадь оказалась вычищенной буквально от любого мало-мальски подозрительного камня. С точки зрения военных, подозрительными камнями являлись все, за которыми могла укрыться средних размеров мышь.
Вдоль всей колючки тянулись осветительные лампы, то тут, то там были навешаны предостерегающие таблички. Через каждые пятьсот метров вверх поднимались мрачные трубы караульных вышек с темными пулеметными гнездами и яркими прожекторами на крышах, словно дозорные башни средневековых замков. Причем Виктор не ошибался насчет своих давних опасений – на подходах к Периметру на самом деле были выложены минные поля с противопехотными «лягушками» и освещенными вешками-дорогами.
Оружие инсайдеры оставили еще на подходе к зачищенному участку, спрятали под поваленный рекламный щит. Там же оставили и кожаный мешочек с небогатым уловом. Сначала хотели послать кого-то одного, но потом решили идти всем скопом, чтобы в случае плохого исхода держаться вместе. Идея, мягко говоря, за версту разила авантюризмом, но разделяться инсайдеры не рискнули. Ведь, по меньшей мере, двум из них пришлось бы идти к Периметру, а одному – оставаться в Медузе.
Контрольный пункт видеонаблюдения прошли спокойно, открыто ступая по дорожке в минном поле. Камера, подвешенная на одинокий бетонный столб, проводила инсайдеров долгим взглядом, мерцая красным светодиодом. Уже давно Виктор не чувствовал себя таким беззащитным, открытым всем ветрам. Если у часового сейчас сдадут нервы, то расстрелять три бредущие по открытой местности фигуры, отягощенные тяжестью четвертого человека, будет легче легкого. У Куликова мелькнула мысль, что было бы лучше оставить солдата перед видеокамерой и уйти, но он понимал, что эти действия могут быть неверно истолкованы военными, а объяснить произошедшее будет некому. Он лишь сплюнул на мокрую землю и развел руки в стороны, показывая невидимому наблюдателю, что в них ничего нет. Сзади одобрительно кивнул Торпеда.
Метр за метром они приближались к колючему забору. Виктор живо представил себе, как сейчас солдат на вышке спешно рапортует в караульное помещение, как там поднимается отдыхающий состав в ружье, как идет отзвон дежурной группе усиления.
Военные среагировали намного быстрее, чем он ожидал. Когда до Периметра оставалось метров сто, в них уперлись два луча мощных прожекторов, голос, усиленный громкоговорителем, рявкнул:
– Стой, стрелять буду!
Инсайдеры остановились, закрывая от яркого света руками лица.
– Опустить мешок, лечь лицом вниз, руки за голову!
– Твою мать, – щурясь, выругался Борхес, снимая с плеч лямки. – Сейчас еще на земле пару часов продержат.
Они с Торпедой аккуратно положили кокон, отошли от него. Все трое, стараясь не провоцировать часовых резкими движениями, легли в расплывающуюся грязь.
Ждать не пришлось. Не успели лечь, как открылась калитка в заборе, оттуда выбежали несколько человек в тяжелых армейских бронежилетах и зеленых солдатских касках. Они засели за ранее невидимым бруствером, взяв троих человек на прицел. За ними не спеша вышли двое в спецназовских кирасах с короткоствольными автоматами. Они прошли между солдатами оцепления, приблизились к инсайдерам. Виктор узнал одного – это был «пес» из тех, кто завалился тогда в «Малую Землю». Час от часу не легче.
«Псы» подошли вплотную к нему. В затылок уперся холодный ствол автомата, профессиональным движением обхлопали одежду на предмет оружия. Та же процедура повторилась с Торпедой и Борхесом.
– Встать, – спокойно скомандовал один из спецназовцев.
Инсайдеры поднялись. Военные стояли от них в двух шагах, разглядывая грязных людей.
– Вы что, под «паучком» пересидели? – с ухмылкой осведомился незнакомый Виктору «пес».
– Твою работу делаем, Сергей, – Торпеда кивнул на кокон: – Что ж вы своего оставили в Медузе?
– Мы своих не бросаем, – спецназовец кинул взгляд на завернутое тело. – Тебе ли это не знать, Торпеда. Кто там?
Торпеда вкратце рассказал им суть проблемы, не вдаваясь в подробности. «Псы» слушали внимательно, абсолютно не выражая каких-либо эмоций. Когда Торпеда закончил рассказ и в подтверждение своих слов распахнул кокон, Сергей подошел к лежащему телу и снял с лица солдата компресс. Без всякого омерзения склонился над обезображенным срочником, вытащил у него военный билет из внутреннего кармана кителя.
– Это он, – обратился Сергей к своему товарищу: – Мартьянов Андрей. С ним второго не было? – это уже у Торпеды спрашивает.
– Был, – ответил за друга Борхес. – На площади Ленина лежит, уже мертвый. Мы не смогли двоих унести.
– Спасибо хотя бы за этого, – неожиданно поблагодарил спецназовец, товарищески хлопнул Борхеса по плечу, обратился к Торпеде: – Это дезертиры, сбежали из части вчера утром. Но никто и подумать не мог, что они через Медузу решатся идти, на вокзалах ловили.
– На это они и рассчитывали, – кивнул Торпеда. – Ну, мы пойдем?
Спецназовцы переглянулись, второй, которого узнал Виктор, сказал:
– Вообще-то, ты положение знаешь, Торпеда. Мы должны доставить тебя в караул…
– …До выяснения, – закончил за него инсайдер. – Знаю, Родион, знаю. Но как-то некрасиво получается, тебе не кажется?
Родион почесал бритый затылок:
– Получается некрасиво, согласен.
– Да ладно тебе, Родя, – Сергей еще раз взглянул на лежащего солдата. – Тебе морока нужна лишняя? Артефактов все равно у них с собой нет, оружия тоже. Объясним командиру ситуацию, он поймет. Пусть идут на все четыре стороны. Только учтите, – обратился «пес» к троим товарищам, – ваш поступок нас ни к чему не обязывает. Сами должны это понимать.
– Без проблем, – ответил Торпеда, отряхиваясь. – Понимаем, не маленькие.
Спецназовец Сергей пожал всем троим руки, кивнул на солдата:
– Тем не менее спасибо. Приятно иметь с вами дело, – они подняли брезент с телом и двинулись в сторону Периметра. Вдруг остановились, Сергей вернулся: – Может, вас вывести?
– У нас свои дороги, – ответил Торпеда. – Слушай, а Марат где?
Сергей оглянулся на своего товарища, сказал:
– У нас журналисты на Холме пропали, он команду повел.
– Журналисты? – с неприкрытым удивлением спросил Борхес. – Нам сказали, что звучал Зов.
– Звучал. Журналистов Зуб повел, возможно, он трубку и сломал. Я не знаю, нас на базе оставили. Спросите у своих. Все, уходите, не маячьте перед Периметром, не надо.
Инсайдеры молча развернулись и быстрым шагом пошли по направлению к городским застройкам. Только сейчас Виктор понял, что чертовски устал. Глаза начинали предательски слезиться, рот раздирала зевота. Мокрая, грязная одежда словно налилась свинцом, рюкзак чужеродным горбом давил на спину.
Подобрали оружие. Борхес с удовольствием извлек из потайного кармана флягу с коньяком. Товарищи по очереди приложились к ребристому горлышку, сделав по глотку. Крепкая жидкость, обжигая горло, скользнула в желудок, наполняя тело приятным теплом. Торпеда крякнул, занюхал рукавом, произнес:
– Отвратительный у тебя коньяк, Борхес.
– Да уж, не богемная штука, это точно, – поддакнул Виктор, морщась. Ему становилось лучше, в голове прояснилось.
Борхес довольно улыбнулся:
– Зато до костей пробирает. Другого не держим.
Торпеда сверил записи на руке с часами, что-то пересчитал, используя в качестве бумаги собственную ладонь. Наконец, убрал ручку и указал новый маршрут, по которому они и пошли, стараясь держать хороший темп. Работы предстояло еще много.