Виктор шел за невысокой фигурой корейца. Его взгляд блуждал по чистым волосам Ниндзя, по абсолютно новой, со следами складывания, форме. Пальцы Куликова нервно подрагивали на винтовке, он боролся с желанием взять азиата или кто бы это ни был на прицел. Но ему мешал один немаловажный фактор, который решительно шагал между ним и Ниндзя – Иван. Желание друга следовать за тем, кто обещал все объяснить, было практически осязаемым. Куликов не смел и не хотел мешать. Не имел права.

Они свернули в один из коридоров, разделенный толстыми стальными воротами-переборками, раздвинутыми в стороны. Здесь гул усилился, воздух заметно мерцал голубоватым сиянием. Пахло озоном. Сквозь покрывающую стены слизь читалась надпись: «Лабораторный отсек. Переход к секции испытаний».

Коридор оканчивался большой двухстворчатой дверью с толстыми стеклами окон-иллюминаторов. Над дверью торчал из стены потухший плафон с настораживающей надписью: «Вход запрещен. Газы!» Но Ниндзя без опаски толкнул тяжелые створки и распахнул двери в небольшой зал, похожий на тот, в котором Виктор с Иваном только что побывали. В центре зала, оплетенный золотыми нитями, висел всего один кокон. Пустой. За смотровым стеклом не было нитей, в полумраке мерцающей лампы аварийного освещения, подпирая неработающую аппаратуру, высились шкафчики для одежды – Куликов насчитал десять штук. Пять из них были открыты и пусты, лишь в одном висела безупречно чистая черная форма.

Ниндзя прошел еще несколько шагов, прежде чем почувствовал, что Виктор и Иван остались стоять на пороге. Он обернулся, на его беспристрастном лице промелькнула понимающая улыбка.

– Позвольте сначала мне сказать, а потом уже решайте, как поступать дальше, – он заложил руки за спину, переводил внимательный взгляд с одного человека на другого. – Поверьте, много времени мой рассказ не займет.

Виктор сделал пару шагов, демонстративно похлопывая по боку винтовки, присел на край приборной панели, сложил руки на оружии. Всем своим видом он показывал недоверие к Ниндзя, хотя не был точно уверен, сможет ли выстрелить на самом деле. Пытался выглядеть невозмутимым, хотя в душе боролись довольно противоречивые чувства.

Иван остался стоять в дверях. Его лицо осунулось, на плечи будто давил тяжелый груз. Рука с пистолетом плетью висела вдоль тела. И лишь в глазах еще билось отчаянное желание идти до конца.

Молчание Ниндзя воспринял как знак согласия. Он задумчиво покачался на пятках, его голос зазвучал под сводами зала, перекрывая мерное гудение:

– Что бы вы сейчас ни думали, я вас не обманывал. Немного недоговаривал, но никогда не обманывал.

Как я и рассказывал, первый раз я погиб несколько лет назад, когда со своей командой рискнул пробраться за Янтарные Поля. Я помню, как умирал, долго и мучительно, как успел попрощаться со всем миром, прежде чем кровь залила легкие. Мое тело умерло, и эта смерть была окончательной. Но вот сознание, память, чувства… Они были бережно перенесены сюда, в этот кокон за моей спиной. В мое новое тело, которое ничем не отличалось от старого. Поэтому, когда спустя какое-то время я очнулся, лихорадочно пытаясь понять, что же произошло, я даже не почувствовал разницы. Я был обнажен, покоился в теплой, приятной среде, окутанный золотистым сиянием. У меня ничего не болело, не было никаких следов страшных увечий, нанесенных ловушкой. Я поднял руку, с легкостью разорвал укрывающий меня полог из нитей. Сел, осмотрелся. И увидел это.

Ниндзя сделал широкий жест, обводя рукой комнату.

– Я сразу понял, что это не больница. Понял, что мое загадочное спасение не имеет к людям никакого отношения. Никогда не считал себя верующим, но в тот момент меня посетила мысль о Боге, о высших силах, сотворивших чудо. О собственной избранности. Я вылез из кокона и пошел искать доказательства. Нашел в шкафчиках одежду. Потом долго плутал по комплексу, заглядывая в заброшенные комнаты и разрушенные коридоры. Нашел оружейную. Нашел склад консервов. Нашел генераторную. Но, не найдя Бога, решил выбираться наружу.

Мне не удалось отойти далеко. Вскоре меня швырнуло через пространство в Город, где я, ошеломленный, практически сразу же попался колонии «клещей», которые охотились в окрестностях хлебокомбината. Мое отчаянное сопротивление было пресечено быстро и жестко. Последнее, что я помню, как «клещ» прогрызает мне гортань. После этого я умер снова.

Ниндзя прошелся по залу, остановился возле саркофага. Положил на край руку.

– Не знаю, через какое время я вновь оказался здесь. Живой и невредимый. Примерно около суток я не выходил из зала. Кричал в потолок мольбы и ругательства, рвал золотые нити и потрясал ими, зажатыми в кулак. Потом проголодался и успокоился. Еще раз обследовал комплекс. Обзавелся оружием. Спустя три дня вновь вышел наружу. Меня снова перекинуло в Город, но на этот раз я уцелел и без особенного труда покинул пределы Медузы. Решил покончить со всем этим, ощущая в голове зарождающуюся, словно опухоль, паранойю. Купил билет в один конец, сел на поезд. Ехал один на один со своими мыслями и страхами в пустом купе. А к концу вторых суток меня настиг приступ. Я бился в судорогах на полу, галлюцинировал чудовищами. Впадал в забытье, стискивал покрывшуюся горячим потом голову. В какой-то момент вывалился в коридор, спотыкаясь и падая, добрался до тамбура и сорвал стоп-кран. Выскочил из остановившегося поезда и побежал назад, по направлению к Медузе.

Виктор вспомнил свой приступ, который случился с ним после похорон. Поежился.

– С тех пор я никогда не покидал пределы Города, – продолжил рассказ Ниндзя. – Изредка наведывался в «Малую Землю», но тем мои интересы за пределами Периметра и ограничивались. Моя жизнь, новая жизнь, протекала здесь, в Медузе.

В течение полугода я умирал еще трижды. Первый раз по чистой случайности, второй – по причине сложившихся обстоятельств. А вот в третий раз я сделал это специально, умышленно. Потому как мысли о происходящем не покидали меня ни на минуту.

Кому-то я нужен был живой. После каждого воскрешения я ощущал внутреннюю опустошенность, словно выпитый до дна сосуд. Так бывает, когда за суетой дел приходит смутное чувство того, что что-то забыл сделать. И это чувство теребит душу, вызывает беспокойство, желание деятельности. Я не находил себе места до тех пор, пока не начинал заполнять свою память новыми событиями, лицами, происшествиями. Мне постоянно требовалась информационная подпитка. Для этого я смотрел, слушал, размышлял. Изо дня в день я путешествовал по Медузе, лез в самые опасные и мрачные места, видел поистине ужасающие и поражающие воображение вещи. Желание незримого благодетеля совпадало с моей жаждой познания. И я наполнял эту чашу до краев. Мне нечего было бояться, ведь я стал практически бессмертным.

Ниндзя замолчал, поднял глаза на напряженное лицо Ивана. Кивнул своим мыслям, сказал:

– В этой комнате возрождался только я. Всегда только я. В других инкубаторах каждый раз появляются двойники разных людей. Я пытался говорить с ними, как-то взаимодействовать, но они, будто роботы, одевались и двигались прочь, за Янтарные Поля. Будто на автопилоте. А когда они выходили за пределы Черного Холма, то уже не помнили ни своего рождения, ни проделанного пути, ни меня. Были среди них и знакомые, погибшие в Медузе. Был и твой двойник, Кот. Он сейчас стоит рядом с тобой. Поэтому, и только поэтому я решился на тот ночной разговор в школе с тобой, Виктор. Я считал тебя дублем. И был очень озадачен, когда вы с Иваном пришли на встречу вдвоем. И просто не мог не привести вас сюда.

Азиат несильно хлопнул ладонью по краю саркофага, словно ставил точку.

– Уже здесь, среди свертывающихся пространств, я вновь погиб. И воскрес. Встретил вас и говорю. Такой вот мой рассказ. Теперь вы смотрите на происходящее иначе?

Виктор невесело усмехнулся. Если кореец не врет, то картина вырисовывалась очень странная. Зачем и кому нужна информация от Ниндзя? Зачем нужно клонировать умерших? И где находится этот «кто-то»?

– Почему ты не рассказал все это раньше? – задал резонный вопрос Куликов. – Быть может, все пошло бы по-иному.

– Я рассказывал, – парировал Ниндзя. – Не все, но рассказывал. Но ты ведь веришь в то, во что хочешь верить, Кот. Ты ведь не поверил мне тогда, в школе? До последнего не верил, пока сам все не увидел. Да и теперь сомневаешься, по глазам вижу. Расскажи я тебе все до конца раньше, ты, того гляди, пристрелил бы меня. Ты слишком долго живешь в Медузе, почти разучился разделять полутона. И слишком быстро стреляешь. Да и рассказ мой мало что изменил бы в сложившейся ситуации. Мы бы все равно вынуждены были идти сюда.

Виктор не нашелся что ответить. В голове роились обрывки обличающих фраз, но для них не было злости. Он понимал, что азиат по-своему прав. Но грустно осознавать, что человек, которого Куликов считал другом, все это время недоговаривал, не доверял ему. Боялся его?

– Извини, Кот, – словно услышал его мысли Ниндзя.

– Я не понимаю, – раздался глухой голос Ивана. Он с силой потер пальцами виски, оставляя на бледной коже красноватые пятна. – Я не понимаю, зачем это все? Кому это надо? Для чего?

– Я не знаю, – сказал Ниндзя, отходя от саркофага и приближаясь к людям. – Я могу лишь догадываться.

– Ты видел то, о чем мы говорили перед самым походом? – вдруг спросил у Ниндзя Виктор: – Центр Медузы? «Черную дыру»?

– Нет, – покачал головой азиат. – Ничего подобного я не видел.

– Ты тщательно тут все осмотрел?

– Более чем.

– Точно?

В ответ утвердительный кивок.

Внутри у Виктора засвербело. Перед глазами всплыл Маяк с фигурой Киры в окне. Маяк пылал, пламя медленно пожирало здание. Свет в окне угасал, надвигающаяся тьма поглощала силуэт девушки.

Куликов тряхнул головой, отгоняя наваждение. Не может быть, чтобы все оказалось потерянным!

– Но вот в чем дело, – Ниндзя отошел от саркофага и указал рукой на дальнюю стену: – Раньше, до сегодняшнего дня, здесь не было этого.

Виктор проследил взглядом за направлением жеста. Там, в глубине комнаты сквозь толстый ковер слизи проглядывали черные линии, образуя прямоугольник. Дверь!

– Дверь? – переспросил он у Ниндзя.

– Да, дверь раньше скрывали нити. Почему-то теперь они отпали. Питательная среда стала тоньше.

Иван твердым шагом пересек зал. Он тяжело дышал, раздувая ноздри, закусил нижнюю губу. С размаху хлопнул ладонью по стене возле двери, широким движением счистил толстый пласт слизи. Она падала под ноги Ивана с мокрыми шлепками, растекаясь по полу растаявшим холодцом.

Проявилась массивная дверь с толстым клепаным рантом. Утопленная внутрь скоба-ручка, задраенное с обратной стороны смотровое окошко. И блестящие от слизи черные буквы: «Испытательный стенд. Внимание! Зона повышенной опасности!»

– Иван, хватит, – Куликов мягко отстранил товарища, которого уже практически трясло. – Достаточно.

Иван не сразу, но подчинился. Они встретились взглядами, и Куликов в очередной раз заметил, насколько они с двойником стали отличаться. А еще Виктор очень надеялся, что у него никогда не было таких загнанных, потухших глаз.

Ниндзя встал перед дверью и медленно положил руку на ручку-скобу. Со щелчком опустил скобу вниз и легонько потянул дверь в сторону. Раздался протяжный свист, словно выпустили воздух из шины. Тяжелая створка плавно отъехала.

Людей озарил хлынувший из проема холодный голубоватый свет.

Коридор был осязаемо чистый, стерильный. Звук шагов глушил белый пластик, он квадратными панелями покрывал пол и стены. Плитки на потолке слабо светились, этого освещения было достаточно. Сухой, безвкусный воздух. От него першило во рту и щекотало нос. На уши давил низкий, глухой гул, идущий из-за стен, пол под ногами чуть заметно дрожал.

Виктор шел первым, оставляя на белоснежном полу грязные мокрые следы. За ним двигались Ниндзя и Иван, каждый погруженный в свои мысли.

Коридор тянулся на несколько десятков метров, прямой как стрела. На полу, ровно посередине, были сделаны направляющие выемки для медицинских каталок.

Бряцала амуниция, сопел Иван. Куликов опасливо бросил взгляд на оставленную позади приоткрытую дверь. Он очень не хотел, чтобы та внезапно захлопнулась. Но толстая створка не думала самопроизвольно двигаться, так и осталась распахнутой.

Коридор кончился. Еще одна дверь, копия уже пройденной. Виктор прислушался, приблизив ухо к массивной поверхности. Заглянул в смотровое окошко. Глаза его расширились, он буквально рванул скобу вниз.

Холод, пробирающий до костей. Бедный кислородом воздух, которым трудно дышать. Серо-голубое свечение парящих в воздухе пылинок. Ощущение открытого космоса, в который ступил с порога.

Они оказались в огромном помещении величиной с ангар для самолетов. Но перспектива плохо видна, перед глазами постоянное ощущение пелены, скрывающей детали.

Куликов завертел головой, отгоняя от лица светящуюся крошку.

Стены зала под чудовищной силой притяжения склонились к центру, выпячиваясь изломами и острыми краями трещин. Стены некогда защищали зеркальное покрытие, теперь же осколки холодной слюдой поблескивают на полу. Потолка в привычном смысле слова нет. То, что от него осталось, одновременно рядом, руку протяни, но в то же время не осязаемо, давит непостижимой высотой. Вместо монолитных плит прямо над головой медленно кружил каменный водоворот, напоминающий Виктору сцену из документального фильма о рождении Галактики. Сюрреалистическая вращающаяся спираль состояла из тяжеленных бетонных обломков разной величины, цементной крошки, комьев земли, мелких деталей, стекол и пластика. Будто спутники вокруг планет, вокруг больших кусков кружили мелкие камни и песок. Матово отсвечивали элементы стальных перегородок. Вся эта кажущаяся зыбкой масса находилась в постоянном движении, клубилась на фоне черной, уходящей в неведомую высь пустоты. Невольно хотелось вжать голову в плечи, убежать, забиться в щель, спрятаться.

На полу валялись рваные жгуты проводов, осколки аппаратуры, обломки мебели и грязные тряпки. Какой-то безумный смерч прошел здесь, сметая все на своем пути, разбивая и уродуя. Чудом сохранилась наблюдательная кабинка, прижавшаяся к покосившейся стене. Сквозь узкие окна наружу пробивался бледный свет.

А в центре зала, словно глаз хаоса, в обрамлении торчащих вверх пальцев стального защитного контура-клетки лениво покачивалась в воздухе огромная черная «червоточина», шевелящаяся в воздухе клякса, будто пробитая пальцем дыра в фотоизображении.

Виктор сделал шаг вперед, забыв про оружие и опасность. Вот то, что они искали!

– Сердце Медузы, – проговорил Ниндзя. – Настоящее сердце.

Куликов сделал еще несколько шагов к сфере, зачарованно наблюдая за игрой цвета. Черная клякса оказалась большой, высотой около трех метров и около двух в поперечнике. А может, и больше, сложно определить масштабы постоянно меняющегося объекта.

– Не подходи ближе, – предостерег его кореец. – Если ты был прав, то где-то тут проходит горизонт событий, линия невозврата.

– Что-то на «черную дыру» совсем не похоже, – хмуро вставил Иван.

Виктор кивнул, задумчиво закусив губу. Еще раз окинул взглядом зал, поднял голову.

– Что же тут произошло? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил он. – Что за эксперименты тут ставили?

Иван поднял некрупный осколок бетона и без замаха кинул его в «червоточину». Ниндзя лишь успел предостерегающе вскрикнуть, от чего Виктор резко развернулся, вскидывая оружие.

Камень по дуге пролетел расстояние до черной кляксы, пересек линию защитного контура. И будто попал в желе, резко уменьшив скорость. Камень начал стремительно бледнеть, пока не стал прозрачным и не пропал вовсе.

Люди еще некоторое время ждали продолжения, но ничего более не последовало.

– И все? – как-то даже разочарованно протянул Иван.

– Не делай так больше, – посоветовал Ниндзя.

– Да мне уже все равно, – отмахнулся Иван. – Какая теперь разница? Дальше идти некуда. Приплыли.

– Может, и есть куда, – Виктор указал на светящиеся окна кабины наблюдений. Ниндзя согласно кивнул. Аккуратно взял Ивана за локоть и отвел его от дыры в пространстве. На всякий случай. Но Иван отдернул руку, раздраженно посмотрел на азиата.

– Я еще не готов тебе снова доверять, – буркнул он, потом повернулся к Виктору: – Пошли, посмотрим что там.

Дверь смотровой оказалась запертой изнутри. Пока Ниндзя заглядывал в узкие окошки, Виктор пробовал разобраться с замком. Когда кореец подошел к нему, разочарованно пожав плечами, он понял, что дверь заперта изнутри на засов.

– Давай, – он подозвал Ивана. – На счет три.

Они взялись за длинную ручку. Куликов уперся тяжелым ботинком в косяк, начал отсчет:

– Раз. Два. Три!

Рванули изо всех сил. Что-то затрещало, лопнуло, протяжно чавкнуло. Створка упруго выгнулась в районе ручки, но отпружинила назад.

– Приклеена она, что ли? – выдохнул Виктор. – Давай еще раз!

Снова рывок. Подскочил Ниндзя, отчаянно вцепился в отогнутый край двери, зашипел, помогая. Дверь завибрировала, стала похожа на натянутую до предела струну. Виктору показалось, что сейчас оторвется ручка и тяжелая створка захлопнется, отхватив азиату пальцы.

Что-то с треском начало рваться, будто раздирали длинный кусок ткани, в нос ударил сильный сладковатый запах, и дверь поддалась. Сначала медленно, потом треск усилился, и она открылась больше, пошла легче.

Иван еще тянул дверь, а Виктор уже брезгливо кривил рот, взирая на открывшуюся картину.

От внутренней части двери внутрь комнаты тянулись, утончаясь и лопаясь, черные жилы. Они рвались со звонкими хлопками, тут же съеживались, утягивались в толстые обрубки. Кубический объем смотровой полностью оказался заполнен черной пористой массой, похожей на огромный кусок увеличенного до невероятных размеров мха. Черные жгуты прикреплялись к стенам, потолку, полу, уходили сквозь отверстия вниз, глубже под землю. Словно подземный узел грибницы.

Где-то внутри этой массы, пробиваясь сквозь сплетение жгутов, светился бледный синеватый огонек.

– Что это за дрянь? – Иван склонил голову набок, разглядывая внутренности смотровой. – Еще один кокон?

– Очень похоже, – отозвался Ниндзя. – Только он странный. И старый.

– В любом случае он нам не поможет, – Виктор отошел в сторону и направился к «червоточине». – Должно быть что-то еще.

Иван присоединился к поискам, и они метр за метром обошли зал, стараясь не приближаться к центру. Ниндзя остался стоять у открытой двери смотровой, сосредоточенно вглядываясь внутрь.

Спустя время стало понятно, что поиск ничего не даст. Обходя обломки, перешагивая трещины в полу и рваные кабели, Виктор и Иван вернулись в исходную точку. Других выходов из зала не нашлось.

Иван задрал лицо к потолку.

– Может, нам туда?

Куликов с сомнением проследил за взглядом товарища, неуверенно протянул:

– Не думаю…

– Оно живое, – раздался голос Ниндзя.

Кореец сделал несколько шагов вперед. По отросткам прошла волна, они взметнулись по направлению к человеку, потянулись к нему.

– Ниндзя, осторожно! – заорал Виктор, срываясь с места.

Человек в черной форме сделал еще один шаг навстречу шевелящейся массе. И скрылся внутри смотровой.

Куликов поскользнулся на обломках, с шумом проехал по полу. Ухватился за дверь, останавливаясь. Подскочил Иван, чуть не врезавшись в Виктора.

Фигура Ниндзя еле угадывалась в сплетении черных лиан. Он будто плыл по волнам, поддерживаемый странными отростками. В его сторону болезненно, толчками, двигался холодный огонек.

Иван обернулся, вопросительно посмотрел на Виктора. Куликов и сам растерялся. Стоит ли спасать бессмертного, который всегда знает что делает? Если спасать, то как?

И в этот момент огонек достиг Ниндзя.

Заполняющая смотровую комнату путаница-паутина вспыхнула ярко-синим, ослепляя и обдавая жаром. Люди попятились, прикрывая лицо руками.

Каменная галактика над головой всколыхнулась, спираль сбилась, смешивая пути движения каменных обломков. Раздался оглушительный грохот, переходящий в зубодробительный хруст. Это сталкивались, раскалываясь и разлетаясь на осколки, бетонные глыбы.

Пол ушел из-под ног. Виктор упал на бок, прижимая к себе винтовку. Рядом завалился Иван, громко матерясь.

Сияние из смотровой заполнило весь зал, длинными лучами пробиваясь сквозь дверь и окна. Тонким, хрустальным звоном запела «червоточина», перекрывая грохот камней и моргая будто стробоскоп. Казалось, что сейчас все разлетится вдребезги в яркой вспышке света и звука.

Куликов увидел, как в их сторону из смотровой тянутся сияющие внутренним светом лианы, приближаясь слишком быстро. Виктор попытался вскочить, одновременно скидывая флажок предохранителя, закричал, предупреждая смотрящего вверх Ивана.

Отростки схватили двойника, он задергался, вбирая в себя свет, который хлынул из глаз и раскрытого рта. Куликов успел сделать два выстрела, прежде чем теплые и гибкие щупальца оплели его ноги…