К десяти часам вечера погода окончательно испортилась. Ливень, подгоняемый сильным ветром, хлестал по домам и улицам, не выбирая цели, словно обезумевший пулеметчик. Тяжелые капли разбивались вдребезги, окатывая редких прохожих холодными брызгами.

Куликов стоял под козырьком кабака, накинув на голову капюшон куртки, и грел озябшие руки в карманах. Он уже порядком успел продрогнуть, когда из темноты вынырнули две фигуры и направились к нему, шлепая по лужам. В блеклом свете фонарей Куликов узнал Торпеду и его напарника, Борхеса. В отличие от Торпеды, Борхес имел вид субтильный, интеллигентный. Ему на вид было за сорок, на обветренном лице блестели умные живые глаза.

Оба были одеты в маскировочные комбинезоны, черные вязаные шапки и тяжелые армейские ботинки. На громиле, помимо всего прочего, покачивался полами расстегнутый разгрузочный жилет.

Инсайдеры подошли к Виктору. Поздоровались. Молча покурили под козырьком. Ливень пошел на спад, словно только этого и ждал. Наконец, Торпеда критическим взглядом окинул одежду Куликова, махнул рукой, приглашая следовать за ним.

– Пора, выдвигаемся.

Они пошли прочь от «Малой Земли», направляясь в сторону окраин. Насколько помнил Виктор, эта дорога должна была провести их сквозь частный сектор, за которым начиналась роща.

Шли молча, лишь шмыгал носом Борхес. Ориентиром служили редкие фонари, тусклыми звездами висящие в сыром воздухе. То ли от холода, то ли от нервного напряжения Виктора охватила легкая дрожь. Сжав кулаки в карманах, он старался унять ее.

Да, конечно, Куликову было не по себе. Это перед инсайдерами он мог куражиться и хорохориться сколь угодно, пытаясь сохранить лицо. Страх перед неизвестностью давал о себе знать, путая мысли, заставляя сердце биться чаще. Что впереди? Что ждет за Периметром?

Виктор поймал на себе осторожный взгляд идущего рядом Борхеса. Казалось, тот жалел его. Вот еще! Этого не хватало!

Куликов фыркнул, вытащил пачку сигарет, нервно закурил. Заставил себя разозлиться, чтобы холодная решимость и упрямство перебороли страх. Он даже оскалился, словно волк перед схваткой. Помогло. Страх прошел, мысли прояснились.

Вот только дрожь не отступила.

Торпеда обернулся на звук чиркнувшей зажигалки.

– Затуши сигарету, не дай бог патруль увидит. В роще покуришь. И вообще, хочешь выжить в зоне – бросай курить. Там, – инсайдер кивнул в сторону Медузы, – слишком много любителей стрелять на огонек.

Виктор с досадой выплюнул мокрый окурок. Потом, немного подумав, вытащил из пачки одну сигарету, спрятал ее во внутренний карман куртки, а пачку скомкал и выбросил в сторону. Видевший все это Борхес одобрительно кивнул.

Они прошли одноэтажные деревянные домики частного сектора. Тут уже давно никто не жил, поэтому дома провожали людей пустым взглядом черных провалов окон. Фонари кончились, темень рассеивал только призрачный свет Луны. Под ногами разъезжалась жидкая грязь, влажно поблескивали стволы деревьев на обочине. Постепенно глаза привыкли, и Виктор смог различить направление: они двигались в сторону старого коллектора.

Пересекли рощу, минуя спортплощадку с турниками, лесенками и коробкой для хоккея. В лужах плавал мусор, трепетала на ветру посеревшая газета. Обреченность места давила.

– Приближаемся к Медузе, – сообщил Борхес.

Миновали лесопосадки, вышли к стоящей на отшибе кирпичной будке с облупленной краской на стенах. Торпеда с трудом отворил массивную стальную дверь и остановился на пороге, прислушиваясь к сырой темноте лестничного пролета, ведущего под землю. Борхес жестом велел Куликову молчать.

Виктор осмотрелся. В такую погоду реденькая роща, оставшаяся позади, казалась непролазной чащобой. За коллектором снова начинали расти деревья и кусты. Куликов помнил, что это некогда был яблоневый сад, но сейчас яблони одичали и разрослись в разные стороны причудливыми уродцами. Этот сад должен как раз упираться в ограждения первого периметра охраны Медузы.

– Идем, – Торпеда удостоверился в безопасности, включил небольшой фонарик и начал спускаться по лестнице. Куликов и Борхес двинулись за ним.

Кажущийся ослепительным в чернильной мгле свет фонарика выхватывал из темноты выщербленные каменные ступени, стены из красного кирпича. Воздух пах плесенью и сырой землей.

Оставляя мокрые следы, люди спустились в небольшое захламленное старыми поддонами и ящиками помещение. Над головой тянулись ржавые трубы с обвислыми нитями паутины, которые колыхались от движения воздуха, вентиляционный люк, словно сыпью, покрылся черной плесенью.

Пока Виктор с отвращением осматривался, Борхес разгреб завал у стены, под которым оказалась покосившаяся дверь. За ней – маленький закуток, заваленный черенками от лопат, ломами, мятыми картонными коробками, тонкими рейками и каким-то грязным тряпьем. Инсайдер запустил руку в эту кучу, пошарил в ней с задумчивым видом и извлек на свет небольшой рюкзак зеленого цвета. За ним появился еще один рюкзак и, к удивлению Куликова, автомат АК-47. Следом – снайперская винтовка Драгунова. Винтовку взял Торпеда, проверил магазин. Патроны, лежащие ровными рядами, тускло блестели в свете фонаря. Инсайдер вставил магазин на место, дослал патрон в патронник. Закинул один из рюкзаков за спину и обратился к Виктору:

– Теперь слушай. Сейчас ты должен оставить все вещи, кроме одежды, здесь. Исходя из того, что ты неплохо знаешь город, мы завяжем тебе глаза. Повязку снимем на месте, где ты останешься один на один с Медузой. После этого твоей единственной задачей будет выйти к Периметру. А там мы тебя встретим.

– Вы что, знаете, где я выйду?

– Есть несколько мест выхода из Медузы. Сегодня, – Торпеда сверился с календариком, извлеченным из кармана разгрузочного жилета, – их всего четыре. Все понял?

– Понял, что тут непонятного, – Куликов покорно принялся вытаскивать из карманов всякую мелочь. В широкие ладони Торпеды легли ключи от номера в «Малой Земле», мятые разменные деньги, небольшой нож в чехле. Инсайдер убрал все это в клапан рюкзака.

– Позже верну.

– Обыскивать не будешь? – едко спросил Виктор.

Торпеда мотнул головой, словно не заметил тона Куликова. Борхес лишь хмыкнул, надевая второй рюкзак и подбирая автомат.

– Готовы? – Громила окинул попутчиков взглядом. – Борхес, дай ему повязку.

Виктор проглотил подступивший к горлу ком, несколько раз вздохнул, успокаивая прыгающее сердце. Принял из рук Борхеса длинную полоску ткани, честно завязал глаза, поборов в себе желание оставить небольшую щель. Плотная ткань неприятно щекотала лицо, отрезав последнюю спасительную ниточку – видение привычных предметов, оставляя ощущения на волю слуха, который, казалось, предательски извлекал из окружающего пространства только странные и зловещие звуки. И разум трактовал их самым неприятным образом, представляя безумные картинки, намешанные из всех фильмов ужасов, виденных когда-либо Виктором.

Он почувствовал, как его аккуратно, но крепко взяли под локти и повели вперед. Голос Торпеды периодически давал указания по ходу движения, предупреждая о том, что надо где-то переступить, а где-то нагнуться. Виктор несколько раз спотыкался, и тогда его поддерживали, не давая упасть. Безумно хотелось сорвать эту чертову повязку, бросить ее в лицо идущему рядом и прекратить весь этот дешевый фарс.

Но Куликов держался. Наверное, из-за своей глупой гордости. Мужчина не должен быть истеричным, тем более показывать это на людях. Так его учили. И Виктор считал это верным. Тем более что эти люди проходили через подобную экзекуцию. И прошли ее, как бы сложно не было. Неужели он хуже или слабее? Неужели поддастся панике?

Воздух посвежел. Куликов понял, что они вышли на открытую местность. Инсайдеры шли молча, не переговариваясь. Видимо, давно спаянная команда, каждый знает, что и когда нужно делать. Знает до того хорошо, что не требовалось лишнего согласования действий. Каждый делал то, что должен был.

Несколько раз останавливались. Тогда Куликов отвлекался от постоянной необходимости сохранять равновесие и прислушивался к окружающему миру. Шелест моросящего дождя перебивал, заглушал многие звуки, делая их призрачными и неопределенными. Вот вроде бы звуки далеких выстрелов. А вот ветер принес бесполые голоса, которые в неимоверном темпе дьявольским речитативом частят непонятную абракадабру. Такого не услышишь у себя дома. Уже вошли в Медузу?

Шли около получаса, иногда останавливались. Виктор молча слушал, инсайдеры шепотом переговаривались и шуршали картой. Куликов пытался по памяти прикинуть хотя бы примерно район их местонахождения, но не преуспел.

После очередного поворота остановились. Торпеда скомандовал остановку, с лица замершего Виктора сняли повязку. Куликов глубоко вздохнул, протер кулаками глаза и медленно поднял веки.

Черно-серое. Ломаные линии по горизонту, рваные тени по сторонам. Пыль и прах.

Виктор не узнавал родного города.

Они стояли под пластиковым козырьком трамвайной остановки, возле проезжей части. Вокруг пустыми коробками возвышались многоэтажки, погасшими свечами торчали вдоль дороги мертвые фонари. На другой стороне улицы покосившимся памятником застыла легковушка со сгнившими колесами. У нее не хватало двух передних дверей, сквозь днище пророс черный колючий куст.

Виктор поднял глаза. Тянущиеся над головой трамвайные провода даже не провисли от времени, выглядели как новые. И это совсем не вязалось с видом сгнившего автомобиля и разбитой улицы.

Куликов глубоко вдохнул, с шумом втянув носом воздух. У Медузы был специфический запах. Запах мокрой пыли, затхлости и пустоты. Как пахла пустота, Виктор затруднялся ответить, но более точного определения подобрать не мог.

Торпеда посмотрел на часы, достал из кармана разгрузки шариковую ручку и записал какие-то цифры на внутренней стороне запястья. Кинул Борхесу:

– Пятиминутная готовность.

Борхес, не оглядываясь, кивнул. Он застыл в напряженной позе у края остановки и поводил из стороны в сторону стволом автомата, всматриваясь в темноту улицы. Куликов с беспокойством отметил, что автомат снят с предохранителя.

Торпеда убрал ручку, повернулся к Куликову:

– Слушай и запоминай, это важно. Мы сейчас уходим, ты останешься. Выжди минут десять и можешь начинать двигаться. Иди осторожно, внимательно. Слушай, смотри, пытайся вникнуть. В дома без особой надобности не суйся, старайся обходить стороной машины. Увидишь людей – прячься, друзей у тебя тут нет. Только не вздумай от них убегать: либо пуля догонит, либо влетишь в ловушку. Вот, – инсайдер достал из-за пояса потертый пистолет ТТ, – на всякий случай.

Куликов взвесил в руке оружие:

– Он пустой?

Торпеда кивнул, усмехнувшись, аккуратно высыпал на скамейку патроны.

– Удачи, – он похлопал Виктора по плечу, перехватил винтовку. – И еще одно. Там, где бабочки, безопасно. Борхес, время! Уходим.

– Какие, к черту, бабочки, осень на дворе, – буркнул про себя Куликов, мрачно наблюдая, как спины инсайдеров растворяются в темном проулке между домов. Еще через пару секунд он остался совсем один.

Узкая рукоять пистолета неприятно холодила ладонь, промозглый ветерок забирался за шиворот. Куликов поежился, передернул плечами, досадливо сплюнул и повернулся к скамейке. Нужно поскорее закончить со всем этим.

«Патроны и пистолет отдельно. Чтобы в спину не выстрелил, – Куликов про себя усмехнулся: – Ну и нравы у них тут». Он зарядил обойму, передернул затворную раму. Оставшиеся патроны, пять штук, засунул в карман.

Дождь продолжал моросить, но ветер стих. Виктор выглянул из-под козырька, посмотрел на небо. И открыл рот от удивления.

Вместо низких серых туч, закрывающих небо сплошной пеленой, над головой сверкали звезды. Яркие, колючие, крупные звезды. Из которых капал дождь.

Виктор тряхнул головой. Ничего не изменилось.

Восхищенно покачав головой, Куликов опустил глаза и решил сосредоточиться на насущных проблемах. Окинул взглядом улицу.

Ни одной вывески и таблички с названием улицы. Ни одной витрины или указателя. Ничего, что могло бы дать зацепку для воспоминаний. Как ни старался, но Виктор не мог определить, где именно его оставили инсайдеры. Даже на столбе возле козырька не было названия остановки. Не мог же город так сильно измениться? Или в этом районе Виктор слишком редко бывал? Куда идти?

Главный козырь подвел Куликова, он не смог сориентироваться в собственном городе. А ведь казалось бы! Что ж, оставался еще шанс рано или поздно выйти на знакомые улицы, определиться с расположением. Главное, не поддаваться страху и суете. Главное, быть уверенным в себе.

Иначе нарастающая паника затмит разум, и тогда он совершит ошибку. Но думать об этом Куликов себе запретил.

Торпеда отер ладонью влажное от дождя лицо, вновь прильнул к окулярам прибора ночного видения.

– Ну что там? – спросил Борхес. Он, нахохлившись, сидел на деревянных перилах покосившейся беседки, в которой расположились инсайдеры. – Сидит?

– Сидит, – Торпеда повернулся к другу, – не хотелось бы, конечно, его валить. Парень-то вроде нормальный.

– Может, и не придется. Был бы подсадной, давно бы уже комитетчики на вертушке забрали. Помнишь того, шепелявого?

– Помню. Жаль, не пристрелили тогда, окном ушел, сволочь. Схрон из-за него менять пришлось, – Торпеда вновь повернулся в сторону одинокой фигуры на остановке. Позиция располагалась в темноте двора, новичок никак не смог бы их увидеть. – Не торопится, осматривается. Молодец. Борхес, помнишь, как сам проходил через инициацию?

Борхес поежился:

– Такое забудешь. Меня потом несколько дней трясло.

– Да, видок у тебя был еще тот. Помнишь, когда мы тебя у выхода встретили, ты в священную ярость впал? Аспиду ладонь прокусил, когда пытались тебя успокоить. Ругался грязно и неинтеллигентно.

Борхес усмехнулся:

– Я вас тогда убить был готов, – он вдруг выпрямился, напрягся, ткнул рукой в сторону новичка: – О, вроде решился.

Торпеда кинул быстрый взгляд в сторону остановки и уходящего от нее человека, подхватил винтовку. Сказал:

– Отлично. Ведем его еще полчаса, потом возвращаемся. Если за это время не появятся комитетчики, значит, Михалыч в очередной раз не ошибся. Тогда помолимся за удачу Виктора и направимся к Периметру. Все, пошли. Время.

Виктор осторожно ступал по центру проезжей части, прямо по еле заметной двойной сплошной. Когда-то родной и знакомый, город теперь казался собственным призраком, фантомом из ночных кошмаров. Черные провалы между домами, пустые зевы распахнутых подъездов, слепой взгляд безжизненных окон. И стойкое ощущение, что кто-то за ним наблюдает, не мигая и настороженно. Ждет момента прыгнуть на спину.

Куликов не торопился, двигался аккуратно, поглядывая по сторонам и останавливаясь, прислушиваясь. Пистолет в руке давал некое чувство уверенности и защищенности, но Виктор не обольщался на его счет. Он подозревал, что, случись чего, от пистолета будет мало проку. Если хотя бы половина из слышанного им о существах Медузы правда, то пистолет являлся скорее альтернативой долгой и мучительной смерти. Чтобы застрелиться.

Виктор шел медленно, почти крался по дорогам брошенного города. Подавлял желание перейти на бег и побыстрее убраться с неприветливых улиц.

Дошел до перекрестка. Над головой качался погасший светофор с расстрелянными лампами, черной петлей свисал оборванный провод.

В очередной раз окинул взглядом стены домов, пытаясь найти таблички с названием улицы. Тщетно. Будто чья-то злая рука специально сорвала их, оставив не закрашенные прямоугольники на фасаде. Или на самом деле сорвали? Не хочется думать, что Торпеда и Борхес, к которым Куликов относился, в принципе, неплохо, решили играть не по правилам. Не могли инсайдеры так поступить, осознавая, что и без этого проблем у новичка, пусть даже знающего город, будет выше крыши.

Куликов вздохнул, осмотрелся.

За все эти годы множество слоев грязи и мусора скопилось на улицах города. Ветер и дожди медленно разгоняли эту массу по углам, сметали к стенам домов, к бордюрам. Асфальт полопался, вздулся, пророс жесткой травой. Неоднородное полотно дорог стало похоже на старое лоскутное одеяло, расползающееся по швам. Сырость, плесень, разложение, липкая чернота – осень внутри Периметра имела вид старого погоста, забытого и заброшенного в чаще леса.

Виктор почесал макушку. Что ж, если неизвестно направление, то имеет смысл просто двигаться по прямой. Рано или поздно он выйдет к границе Периметра, и найти выход будет уже делом техники, была бы лазейка.

Внутренних противоречий данное решение не вызвало. Виктор вытер взмокшие ладони о штаны и сделал несколько шагов, пересекая перекресток.

Что-то не так!

Куликов замер, занеся в воздухе ногу. Застыл недвижимо, судорожно пытаясь поймать тот укол предчувствия опасности, который пронзил его миг назад. В чем дело?

Он качнулся назад, попятился. Поднял перед собой пистолет. Его глаза ощупывали темные углы, окна домов, дорогу… Стоп! Вот оно!

Проезжая часть и тротуар были усыпаны песком вперемешку с опавшими листьями. В лужах плавали почерневшие обрывки не то газет, не то листовок. Возле домов поблескивали осколки битого стекла.

А вот довольно большой пятачок в самом центре перекрестка был девственно чист. Словно его тщательно подмели, да вдобавок еще и помыли с мылом. Асфальт был будто только уложенный, черный и фактурный.

Это непонятно и неестественно, а значит, потенциально опасно. Поэтому идти напролом крайне нежелательно.

Виктор посмотрел по сторонам. Обойти подозрительное место можно только с правой стороны, вдоль дома, так как слева сплошной стеной, нависая над тротуаром, топорщились разросшиеся кусты, похожие на спутанные витки колючей проволоки с длинными шипами.

Куликов задумчиво пропел под нос: «…И как перед битвой, // решительной битвой, // стою у каждого перекрестка…» – и по дуге двинулся в обход странного пятна. Стараясь сильно не приближаться к дому, пересек дорогу. Перепрыгнул плохо закрытый канализационный люк, заросший странным багровым мхом. Удостоверившись, что ничего не изменилось, все по-прежнему тихо и пустынно, двинулся дальше вниз по улице.

Интересно, который сейчас час? Наверное, где-то около полуночи. Хорошо хоть звезды светят, иначе пришлось бы плутать в полной темноте. По самым примерным расчетам, прикидывая размеры Медузы и с учетом, что он выбрал самый дальний маршрут, часа через два должен показаться Периметр. А если удача улыбнется ему, и он идет по кратчайшему пути, то черный массив забора может появиться в любую минуту.

Виктор приободрился, сам того не замечая, зашагал быстрее.

Пустота вокруг завораживала. Только сейчас, воочию увидев, во что превратился город, осознавал масштаб катастрофы. Что же такое на самом деле произошло здесь?

Словно налетев на невидимый матрас, Куликов отпрянул назад, нелепо замахав руками. Невесть откуда взявшийся сильнейший порыв ветра сбил его с ног, поднял вверх смерчем листья, комья грязи, песок.

Виктор упал навзничь, ударившись локтем так, что искры брызнули из глаз. Пистолет выпал из пальцев, скрылся в облаках летающей пыли. Вокруг ревело, свистело, хлестало по лицу сильным напором и не давало вздохнуть. Отплевываясь и чертыхаясь, Виктор с трудом перевернулся на живот, с ужасом чувствуя, как его отрывает от земли и тащит по разбитому асфальту. Капюшон сорвало с головы, одежда вспучилась пузырями от гуляющего под ней холодного ветра. Куликов буквально ногтями вцепился в бордюрный камень, несколько раз жадно вздохнул и попытался отползти поближе к стене дома.

Стоило ему немного передвинуться вперед, как все резко закончилось. Стих, словно и не было, ветер, лишь листья испуганными мотыльками кружили некоторое время в воздухе.

Куликов опасливо поднял голову, отер с лица грязь и песок. Тяжело дыша, поднялся. Ногой наткнулся на пистолет, похороненный под слоем грязи, быстро схватил его. Ошалело обвел взглядом улицу, не веря своим глазам.

На соседнем доме белела вывеска «Бутик Этнос». Вывеска висела над чудом сохранившейся стеклянной дверью. Рядом черным провалом с острыми осколками толстого стекла зияла разбитая витрина.

Виктор перевел взгляд. На углу дома, на высоте в два человеческих роста, привинчен указатель: «Улица Трудолюбия».

Ведь не было вас тут минуту назад? Не было!

Пустые стены словно покрылись фактурой текста, тут и там виднелись вывески, указатели, номера домов, рекламные плакаты. Что за чертовщина?

Куликов повел плечами, расправляя одежду, непонимающе покачал головой. И вдруг в холодном свете звезд заметил черный силуэт возле подъезда через дорогу. Человек. Сидит на скамейке, подогнув под себя ногу и выпрямив вторую. Не двигается. Подробнее не разглядеть, темно.

Сердце гулко застучало, Виктор сделал несколько шагов в направлении незнакомца. Запоздало вспомнились предупреждения Торпеды.

– Эй! – крикнул он, останавливаясь в двадцати метрах от незнакомца. – Не подскажешь, как к Периметру быстрее пройти?

Человек молчал. Сощурившись, Куликов всматривался в черную фигуру, силясь разглядеть, кто перед ним. Показалось или человек что-то делает, какое-то плавное движение руками, однообразное, на уровне колен? Раз за разом, раз за разом.

– Эй, братуха, ты в порядке? – Виктор на всякий случай поднял пистолет и направил ствол на сидящего. – Может, помочь чем?

Человек молчал. Тогда Куликов сделал маленький шажок к нему, не опуская оружия. Еще шаг. Еще. Напряженно, до рези в глазах, всматривался в темноту.

Сначала он ничего не понял. Отпрянул, часто заморгал, потряс головой. Вновь взглянул на странную фигуру. И охнул, чувствуя, как на затылке поднимаются волосы, а рука с оружием начинает предательски подрагивать.

Это существо, которое с натяжкой можно было назвать человеком, не сидело. Оно стояло на одной ноге, нелепо короткой ноге, отставив в сторону другую, длинную. На человека существо походило лишь из-за темноты, на самом деле оно представляло собой фантасмагорическую пародию. Своими неестественно тонкими руками словно гладило кого-то по голове, кого-то невидимого, несуществующего. На одутловатом, с рваными дырками вместо глаз лице беззвучно открывался и закрывался безгубый рот, поблескивая моллюском высунутого языка.

На подкашивающихся ногах Куликов попятился, не спуская расширенных глаз с жуткой твари. Но та и не думала преследовать Виктора, оставалась на месте.

Лишь страх перед непредсказуемыми последствиями не позволил Виктору разрядить в лицо псевдочеловека всю обойму. Чудом найдя в себе силы опустить оружие, Куликов отступил еще на несколько шагов. Шумно сглотнул.

Не стоит принимать необдуманных решений. И без того в дерьме по уши.

Куликов боком отошел на противоположную от существа сторону улицы, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая скачущее сердце.

– Да пошел ты! – прошипел он сквозь зубы и двинулся дальше по дороге, оглядываясь до тех пор, пока существо не скрылось в темноте.

Улица свернула в сторону особняков. Горбатая асфальтовая дорога плавно перешла в ровную колею хорошо уложенного камня с глубоким чугунным водостоком по правой стороне. Виктор вспомнил места, смог сориентироваться. Район, в который он попал, местные когда-то в шутку называли «Долиной Нищих», он находился на окраине города, недалеко от Института. Строились тут зажиточные горожане и заезжие из столицы чиновники, хвастая друг перед другом изысками архитектуры.

Если Виктор правильно представлял размеры Медузы, то до Периметра осталось не более трех километров. Вспомнилось, как накануне ему предлагали купить копию военной карты, которая была в ходу у инсайдеров. Но тогда цена показалась крутоватой. Теперь Виктор с сожалением вспоминал о своем отказе, потому как понял, что смутно представляет оборону границы. Вдруг там минные поля? Не хочется погибнуть на финише.

Справа появился редкий подлесок, на фоне темного неба он казался покосившимся в разные стороны частоколом. По левой стороне нескончаемой чередой потянулись коттеджи. Практически все дома из дорогого красного кирпича, с дорогой черепицей на причудливых крышах, огороженные забором из витых прутьев качественной кузнечной работы. Помнится, Куликов когда-то мечтал о таком доме, построенном по личному чертежу. Но потом понял, что, честно работая, на такой особнячок вряд ли заработаешь.

Сейчас он смотрел на эти брошенные «гнезда новой аристократии» и видел, что в ту ночь, ночь рождения Аномалии, эти люди ничем не отличались от остальных сотен беженцев, которые нестройной вереницей потянулись прочь из города. Медузе было наплевать на социальное положение и политические взгляды, на количество денег и толщину стен.

Дома стояли ровной шеренгой, темные, мрачные. Красивые, стильные склепы. Словно брошенные псы, мокли в лужах и смотрели в ночь пустыми глазами окон. Одинокие и забытые.

Виктор шагал по мощеной дороге, освещенной яркими звездами. Горбатые каменные спины брусчатки блестели в призрачном свете, от заросших плющом стен веяло прохладой. В какой-то момент Куликов почувствовал, что его путь близок к завершению. Он даже хмыкнул, когда небо над головой чиркнул пусть еще далекий, но уже видимый луч прожектора сторожевой башни.

Говоря по чести, Виктор был несколько озадачен столь легкой прогулкой по мертвому городу. Ему-то казалось, что Медуза окажется более опасной, что смерть будет поджидать за каждым углом. На деле же его опасения оказались слишком преувеличенными, надуманными. Что необычного он увидел за все это время? Странное существо? Да, жутко, но не смертельно. Пятно на асфальте? Пятно могло быть просто пятном, никакой мистики. Конечно, выбрался он быстро, а значит, инсайдеры завели его недалеко. Возможно, в глубине Медузы все хуже, но пока что не особенно впечатлило. Что ж, оно и к лучшему.

Ноги сами собой зашагали быстрее. Одинокие шаги эхом отдавались от стен коттеджей, ветер скрипел и пощелкивал голыми ветвями в подлеске. Ровная прямая дорога расслабляла, настроение улучшилось.

Наконец, поднявшись на пологий холмик, Виктор увидел, что луч прожектора стал ярче, он лениво шарил из стороны в сторону. Насколько Куликов мог судить, до Периметра осталось километр-полтора.

Он так засмотрелся, прикидывая расстояние, что чуть было не наступил на что-то большое, лохматое, с шипением прыгнувшее из-под ног в сторону. Виктор отскочил к забору, развернулся, успел заметить мелькнувшие хвост и треугольные уши. Кот!

Кто-то захрипел рядом, над головой. Захрипел надсадно, задыхаясь, как утопленник. Куликов вжал голову в плечи, попятился от забора, на котором сидел, болтая ногами, мальчик лет десяти. Звук шел от него.

Произошедшее дальше Виктор запомнил плохо. Мальчик закричал. Закричал страшно, протяжно, широко открыв рот. Слишком широко, так, что рот заполнил большую часть лица. Куликов отшатнулся, поднимая пистолет. Правая нога поехала по грязи, и он, не удержавшись на краю дороги, полетел в водосток. Успел несколько раз нажать на спусковой крючок. Пули с визгом ударили о прутья забора, ушли в пустоту.

Виктора неожиданно подбросило вверх, словно кто-то огромный хорошо пнул его ногой. Казалось, он взлетел так высоко, что разглядел крыши домов и вершины деревьев. Потом что-то сильно ударило в грудь, отчего Куликова сложило пополам, швырнуло вниз, на землю, кружа вокруг оси. Небо, лес, дома – все слилось в одну серо-черно-зеленую кашу, мельтешащую перед глазами. Боль пронзила позвоночник и отдалась внутри – Виктор спиной рухнул на мокрую траву. Земля была нестерпимо горячей и обжигала все тело.

Не успел он прийти в себя и перевести дыхание, как в голове полыхнуло такой болью, что Виктор, кажется, даже закричал, чудом не теряя сознание. Потом его куда-то тащили, разбивая голову и руки о камни. Сбитый с толку, испуганный, одурманенный болью, Куликов пытался группироваться, но невидимые руки стали перекручивать его в разные стороны, словно выжимали белье. В ушах все еще стоял слишком долгий крик мальчика. В какой-то момент хватка невидимого мучителя ослабла, и Виктор упрямо попытался встать на ноги, словно боксер после глубокого нокаута. Но его тут же рвануло вверх, вниз, ударило о землю, закрутило спиралью. Очередной приступ боли прострелил голову от виска до виска, и Куликов наконец провалился в спасительное забытье.

Потом сознание приходило вспышками, разбитой мозаикой. Каждый рывок к свету оставлял росчерки боли и зубовный скрежет. Вот пальцы с поломанными ногтями впиваются в сырую землю, вырывая липкие комья. Вот дышащая смрадом темнота, давящая на грудь свинцовыми пластинами. Что-то теплое, живое возле щеки, хочется прижаться, зарыться в пушистый мех. Но тепло удаляется, надо за ним, не упустить!

Падение, удар. Рвет желчью. Вновь темнота и сырость, тяжесть и вонь.

Последнее, что запомнил Виктор, это нестерпимо яркий свет, бьющий сквозь закрытые веки. Потом чей-то голос произнес: «Спи», – и Куликов позволил, наконец, истерзанному телу расслабиться.