Машин на улице было немного, но им повезло: уже через несколько минут в ответ на протянутую руку Лунина рядом с ними остановился старый рыдван, впрочем, чисто вымытый и блестевший на холодном, просвечивающим сквозь низкие тучи солнце. Лунин сунул его владельцу бумажку с адресом, тут же подумав, что может быть, телефон, который был там написан рядом, не стоило ему показывать, но мысленно махнул рукой. Вся эта конспирация уже действовала на нервы, он никак не мог в нее вписаться.

Когда машина двинулась, Юраев спросил:

– Я так понял, вы работаете над делом без нас?

– Пока не было необходимости никого привлекать, – ответил Лунин, глядя на проносившиеся мимо улицы. – Пока что работа была, скажем так, теоретическая.

– Но я точно сейчас кстати? Может, вы и дальше хотели…

– Нет-нет, все нормально. Наоборот, вы появились как раз в тот момент, когда я должен был задуматься о помощи кого-то из сотрудников. По всей логике событий, это произошло бы буквально в следующую секунду, – добавил он, почему-то чувствуя прилив хорошего настроения. Наверное, сказывалось приближение настоящего дела, а не филологических штудий, которые все равно оказывались бесплодными.

– Но если убийства по-прежнему совершаются, это значит, что найти, кто это делает, пока не получилось, – сказал Юраев. – Может, есть хоть какой-то след?

– Это старое убийство, – ответил Лунин, не желая вдаваться в подробности. – Сейчас все увидим.

Машина проехала почти к самому выезду из города, здесь уже начиналась дорога на Петербург. Каким далеким он показался Лунину, когда он о нем вспомнил – хотя он покинул его чуть больше недели назад. Жизнь здесь была кипучей, нельзя было это не отметить.

Свернув к еще одному лесному массиву, где среди сосен были разбросаны домики, машина остановилась. Табличка на первом же из них соответствовала тому адресу, который был записан у Лунина на обрывке бумаги. Лунин расплатился с водителем, и они с Юраевым вышли из машины.

Никакого запаха тления не чувствовалось на улице, но Лунину показалось, что он уже обоняет что-то такое, зная, что ждет его в доме. Несмотря на то, что с трупами он тут сталкивался уже довольно много, «живьем» или заочно, он к ним так и не привык. А здесь тело еще и пролежало долгое время. Зрелище, которое им предстояло, вряд ли было особенно приятным.

Взглянув на Юраева, Лунин понял, что у парня с этим еще большие проблемы. Филипп был бледен и едва ли не дрожал. Казалось, еще минута – и он откажется от такого поручения. Хотя жизнь в этом городе строилась так, что может быть, от поручений просто невозможно было отказаться.

Лунин уже хотел предложить ему не входить в дом, а подождать на улице. Со всей работой он справился бы и сам. Но Юраев, видимо, превозмог себя, вышел из своего ступора и направился к крыльцу. Лунин тоже подошел ко входу, и уже хотел было машинально позвонить в звонок, но вовремя опомнился.

Распахнув дверь, он вошел внутрь. Юраев последовал за ним. Картина внутри не очень отличалась от той, которую нарисовало Лунину его воображение. Тело лежало на полу, на ковре, на этот раз никто заворачивать его не стал – если это вообще было дело рук одного и того же человека. Выглядело оно устрашающе.

Лунин попросил Юраева, так и стоявшего на входе с остолбенелым видом, закрыть дверь. Случайные свидетели ему были ни к чему. Пройдя к трупу, он внимательно осмотрел его.

Голова была опять расквашена каким-то тяжелым предметом, она покоилась в бурой засохшей луже, от которой Лунина сразу стало мутить. Не имея никакого опыта в таких делах, он не мог сказать, тот же это почерк убийства или какой-то другой.

– Да, тут здорово потрудились, – неожиданно подал голос Юраев. Голос у него был хриплый.

– Да уж, – согласился Лунин, обходя тело, чтобы осмотреть его в другом ракурсе. – Мастер своего дела, ничего не скажешь.

Труп лежал на животе, как и в прошлый раз, расплющенным затылком кверху, и у Лунина мелькнула даже было сумасшедшая идея, что это то же самое тело, перевезенное неведомым убийцей оттуда сюда, в этот дом. Но это было исключено: тот человек был скорее низкорослым, а эта жертва выглядела чуть ли в полтора раза длиннее. Лунин мельком задумался, чем этот высокий сухощавый человек, уже обретший для него некую индивидуальность, мог заниматься в аппарате Эрнеста.

Оторвавшись от трупа, он оглянулся по сторонам. В комнате был явный переизбыток партийной символики. Повсюду были развешаны серебряные орлы со встопорщенными перьями на крыльях и когтями, выглядевшими вполне устрашающе, черепа, змеи, какие-то кости… Когда только успели всего этого наделать, подумал Лунин. Впрочем, возможно, хозяин этого дома увлекался всем этим уже давно. Стилистика была самая обычная в таких случаях.

Большой плакат висел на стене, с изображением врагов, которые непременно будут раздавлены. Это уже явно было изделие недавнего времени. Во врагах, корчившихся как белые черви под мужественным ботинком шоколадного цвета, нетрудно было узнать социалистов, по красным флажкам, которые они держали, некоторые даже в зубах. Бывают ли на свете зубастые черви, Лунин не знал, но это было неважно.

Надпись на плакате гласила: «Все на выборы!» Это напомнило Лунину, что он должен разделаться со всем этим делом за оставшиеся две недели, до этого события. Продвигался он небыстро, и шансов на разрешение загадки в такое короткое время было немного.

Подавив в последний момент желание вздохнуть от этих мыслей – вонь была страшная, несмотря на открытые окна, и лучше было этого не делать – Лунин снова обратился к трупу.

– Ты в состоянии помочь его перевернуть? – спросил он Юраева, переходя на «ты», потому что сейчас соблюдать официальный стиль общения было бы как-то странно. Тот кивнул.

Вдвоем они взялись за бренные останки и перевернули то, что было некогда человеком, лицом кверху. Лунин кивком показал, что он хочет переместить тело чуть дальше, чем оно лежало. Под трупом ничего не было.

– Странно, – пробормотал вполголоса Лунин, – я почему-то думал, что найду ее здесь.

– Кого? – спросил Юраев отрывисто.

– Записку от убийцы, – ответил Лунин, всегда испытывавший большие трудности с конспирацией и подумавший в свое оправдание, что все равно скрыть то, что здесь будет обнаружено, от Юраева не удастся.

– Вы с ним переписываетесь?

Лунин быстро взглянул на него, но не уловил никакой насмешки в его глазах.

– Ты же слышал, наверное, о записках, найденных на месте убийств.

– А, это. Так это же какие-то стихи.

– Ну да, стихи, – сказал Лунин. – Здесь, как я надеялся, окажется продолжение этого поэтического цикла.

– Так может, их оставлял вовсе не убийца, – вдруг сказал Юраев.

– А кто же тогда? – спросил Лунин, не сдержав сарказм. – Дух ночи, навещавший тела через полчаса после смерти?

– Нет, – серьезно ответил Юраев. – Может быть, у всех этих людей были такие записки еще до смерти. Как тайный знак или код. Или пароль для какой-то группы.

Лунин, слегка ошарашенный, смерил его взглядом. Почему-то это здесь никому не приходило в голову. Между тем в этом явно был смысл.

– И убийца, возможно, выбирает как раз членов этой группы, – медленно сказал он. – Одного за другим.

– Ну да, – спокойно сказал Юраев. – Может быть, он даже в нее входит. И записки были приготовлены для него, чтобы его встретить. Как опознавательный знак.

– Логичнее тогда было бы забирать их с собой, – немного подумав, сказал Лунин. – А не оставлять на месте преступления.

– Необязательно, – ответил Юраев, все тем же ровным и бесцветным голосом. – Может, он как раз хочет нагнать страху на эту группу. Что-то вроде террора. Не просто убить, а еще и с добавочным ужасом.

– Как мифологическое возмездие… – сказал Лунин тихо и как бы про себя.

– Что? – спросил Юраев.

– Ничего, это я так.

Эту идею надо было обдумать, но здесь и сейчас Лунин это делать был не в состоянии. Распахнув широко окна и накрыв труп пледом, следующие два часа они провели в тщательном осмотре дома. Лунину постоянно попадались какие-то служебные бумаги, но зная уже местную манеру устраивать бесконечные сложные игры и провокации, он не слишком в них вникал и почти ничего не отобрал для своей папки. Запутаться во всем этом, потерять все нити, заблудиться в лабиринте аппаратной бюрократической деятельности, осложненной провокациями, было очень легко. Пусть Эрнест разбирается, подумал Лунин. Он заварил эту кашу, пусть и расхлебывает.

Записки нигде не было. Среди немногочисленных содержательных вопросов, которые у Лунина возникли по поводу всего этого дела, был тот, куда девались записки на тех местах убийств, где их не нашли, и были ли там они вообще. Ему почему-то казалось, что убийца был достаточно педантичным, чтобы снабдить своим поэтическим комментарием буквально каждое из злодейств, не делая никаких исключений. К тому же Лунин, кажется, уже увлекся чисто филологической стороной дела, хоть это было и неправильно – и ему хотелось получить новый материал. Та коллекция, которая оказалась у него в руках, была слишком скудна, и хотя догадки на эту тему делались очень даже увлекательные, материала для них было все же слишком мало.

Впрочем, если Юраев был прав, и сам смысл каждого текста, поэтический и философский, был неважен, то большого значения все это не имело. Возможно, отрывки означали просто какую-то нумерацию: они были из разных глав, или вернее песен «Комедии», и может быть, просто соответствовали номерам членов группы. Кому могло понадобиться заниматься ее истреблением? Кто знает – тут такой клубок политических интересов, что может быть все что угодно.

Они уже собирались уходить, осмотрев почти все, что было можно, как вдруг Юраев, отогнув край какой-то занавески, тихо присвистнул. Лунин повернулся к нему, и увидел, что тот держит в руках бумагу с оборванными краями. Он метнулся к нему с такой прытью, которой сам не ожидал от себя – видно, занятие всем этим делом уже перерастало в горячую искреннюю увлеченность – взял из рук у него бумагу и прочитал запись, сделанную теми же огненно-красными буквами: «Я увожу к отверженным селеньям… я увожу…» Текст был оборван. Лунин, конечно, знал продолжение.

– Почему-то дальше ничего нет, – сказал Юраев.

– «Я увожу сквозь вековечный стон», – тихо пробормотал Лунин, переворачивая бумагу. На обороте ничего не было.

– Значит, записка все-таки есть, – сказал Юраев, – только была спрятана. Интересно, зачем ее прятать? Или она все время там была?

– Да, – ответил Лунин. – Над всем этим надо еще подумать. Ты молодец, спасибо, что нашел.

– Это сильно продвигает расследование?

– Не так чтобы очень, – сказал Лунин. – Но надо же от чего-то отталкиваться. Зацепок у нас вообще не очень много.

Он еще раз посмотрел на записку. Что-то опять как будто тяжело шевельнулось в его памяти, когда он еще раз перечитал эти строки. Юраев внимательно смотрел на него, видимо, ожидая каких-то прозрений детективного характера.

– Не помню, – наконец сказал Лунин. – Что-то у меня связано с этими текстами. Но это только мешает делу. Все эти воспоминания только сбивают с толку. Спасибо еще раз, за всю помощь. Пожалуй, здесь мы сделали все, что могли.

Сняв трубку с аппарата, стоявшего на столе, Лунин набрал номер с той записки, которую ему дал Чечетов.

– Имперская служба утилизации, – бодро ответили ему на другом конце провода. С названиями тут был полный порядок, воображения у молодой бюрократии, как видно, в самом деле хватало.

Лунин сообщил им, что они могут забрать тело, продиктовал еще раз на всякий случай адрес, хотя там, судя по всему, уже были в курсе дела, положил записку в папку, и они вышли на улицу. День прошел незаметно. Вот что значит настоящая работа, подумал Лунин с иронией.

– Ну что, понравилось? – спросил он Юраева.

– Ничего, нормально, – ответил тот. – Я думал, будет хуже. А почему тело нашли так поздно?

– Так тут скрытность вечно во всех вопросах, – ответил Лунин, чувствуя облегчение от того, что неприятное дело закончено. – Вот и расследуй им после этого. Никто толком не знает, кто где находится и какое задание выполняет. Очень удобно для серийного убийцы.

– Для меня сегодня есть еще какая-то работа?

– Нет, ты свободен. Тебе в какую сторону?

Юраев махнул рукой неопределенно куда-то в сторону петербургского шоссе, вдоль которого тянулись панельные дома.

– А, ну мне в противоположную, – сказал Лунин. – Ну давай тогда, до следующего раза.

Они попрощались, и Лунин, нарочно выбрав самый длинный маршрут, чтобы пройтись и собраться с мыслями, направился домой.