Лунин был в хорошем настроении: задание он, хорошо ли, плохо ли, выполнил, новую записку нашел, и приобрел еще хорошего помощника, чего и вовсе не ожидал от сегодняшнего дня. Некоторую досаду вызывало только то, что он, как оказалось, двигался все же по неправильному следу, но это еще не поздно было исправить.
Версия Юраева о тайной группе и ее планомерном уничтожении теперь казалась ему наиболее интересной. Может быть, это какие-то противники Карамышева, запланировавшие заговор, думал он, увлекаясь этой идеей. И кто-то из его друзей решил пресечь этот бунт в зародыше. Докладывая об этом Эрнесту или не докладывая.
Или сам Эрнест распорядился убрать эту группу, узнав о ней – этого тоже исключать было нельзя. Приглашение Лунина тогда могло быть только маскировкой, чтобы отвлечь внимание от этой расправы, изобразить борьбу с ней. Если уж было принято решение делать разгром мятежников тихо, не привлекая внимания, не разглашая широко сам факт заговора, то все это выглядело логичным.
Понятной тогда становилась и передача дел от Чечетова к нему, Лунину – Чечетов был слишком умен и проницателен, и мог во всем и разобраться. Хоть Лунин и чувствовал себя литератором и философом, а не детективом, он почувствовал все же некоторую обиду от этой недооценки своих способностей. Не один Чечетов на свете мог распутывать сложные клубки преступлений.
Так или иначе, дела продвигались неплохо. В отличном расположении духа Лунин толкнул калитку своего дома, прошел через двор и вошел внутрь.
Легкая оторопь его пробрала прямо на пороге. Механически фиксируя все свои мысли и по привычке все переводя в литературную форму, он подумал, что оторопь не «пробирает», пробирает дрожь, выражение было неудачное – но дрожи еще не было, а оторопь как будто именно «пробрала». Но сейчас не время было комментировать свое душевное состояние, при всей его склонности к этому, и подбирать удачные выражения для всех оттенков своих ощущений.
Ковер, устилавший тут ранее пол, был старательно свернут в трубку, которая лежала прямо посреди гостиной. Он был заляпан чем-то густым и красным. Лунин подошел к нему, стараясь не производить лишнего шума. Все-таки наверное, револьвер надо было все время носить с собой.
Чувствуя себя как в дурном сне, Лунин отвернул край ковра, пытаясь при этом отделаться от липкого ощущения повторения событий. Двойственности и многозначности вокруг хватало и без этого.
Кокон, лежавший на полу, оказался пуст, и это почему-то поразило его больше, чем если бы он увидел новый труп. Кто-то продолжал свои нелепые шутки. Принюхавшись к красному пятнышку, попавшему на палец, он понял, что это кетчуп – по-видимому, из бутылки, оставшейся на столе после его последнего ужина в этом доме. Лунин сел в кресло и попытался собраться с мыслями.
Информация о том расследовании, которое он вел, без всякого сомнения, уже широко распространилась, и эта шутка была, наверное, следствием того, что он взялся за это дело. Каким именно сигналом это было – угрозой, предупреждением или чем-то другим, он понять не мог. Возможно, внутри ковра стоило поискать очередную записку, со стихотворной цитатой или чем-то другим, но сейчас у Лунина не было на это душевных сил.
Взяв из бара бутылку красного вина, он откупорил ее и отхлебнул прямо из горлышка. В очередной раз у него появилось ощущение, что не он тут ведет игру, или вернее, не он контролирует течение событий. К этому надо было привыкнуть – раньше он в такие ситуации не попадал.
Лунин выпил еще глоток вина и погрузился в глубокую задумчивость. Прежде всего тут надо было разделить две вещи. Убийство в гостинице касалось непосредственно его, Лунина, а остальная серия убийств его лично не касалась. Она началась еще до его приезда, и уж во всяком случае до того, как он оказался вовлечен в это дело. Логично было бы предположить, что это явления разной природы, с разными мотивами и может быть даже, дело рук двух разных человек.
Ковер, свернутый здесь в трубку и заляпанный кетчупом, был артистическим произведением, продолжающим вторую линию, а не первую. Это сделал кто-то, кто видел такой же ковер в гостинице, и скорее всего, автор убийства в номере. Ничего, кроме желания подразнить Лунина, здесь усмотреть было невозможно, и это увязывало две серии убийств, потому что такое желание могло возникнуть только в связи с его расследованием. Больше причин как будто не было.
Но все-таки это не означало, что причины обеих кровавых серий были одинаковы. Почерк выглядел немного разным. Серийный маньяк всегда оставлял тела на месте преступления, так он сделал (если это был он) и в гостиничном номере, но потом труп исчез. Здесь то же самое было повторено в виде шутки – Лунин был уверен, что никакой труп в этом ковре и не ночевал. Зачем ему могло понадобиться забирать тело из гостиницы? Ответа на этот вопрос не было. Лунин отпил еще вина и почувствовал, что он окончательно запутывается.
Если записки были кодом, то как человек с таким опознавательным знаком мог оказаться у него в номере, и затем быть там убитым по причине принадлежности к этой группе? Если убийца и сам входит в ту же группу, то что, они решили назначить конспиративное свидание прямо у Лунина в отеле, другого места не нашлось?
С другой стороны, записку со стихами он ведь нашел только потом, в свой второй визит туда после убийства. Может быть, на этот раз она не имела никакого отношения к заговорам и агентурным делам, о записках в этом городе кто уже только не знал. Вполне могло быть, что убийца, перед тем как забрать тело, положил там записку в мусорную корзину в виде такой же шутки, как он проделал и здесь. Чувство юмора у него, похоже, было отменное.
Лунин аккуратно поставил бутылку на стол, и в это время в дверь постучали. Стук был тихий и короткий, но совершенно отчетливый, ошибиться он не мог. Сжавшись в кресле, он медленно протянул руку к пистолету, благо оказавшемуся рядом на ночном столике, машинально проверил предохранитель и, помедлив еще секунду, крикнул:
– Войдите!
Дверь открылась, на пороге стоял Муратов. Увидев Лунина с оружием в руках, он так и замер там, а потом сказал вместо приветствия:
– Я вижу, ты серьезно подходишь к делу.
– Уф, как ты меня напугал, – с облегчением выдохнул Лунин. – Проходи, садись. Рад тебя видеть.
– Ты выглядишь совсем бледным, – сказал Муратов, входя и закрывая за собой дверь. – Нельзя так переживать из-за пустяков.
Тут он увидел ковер в красных пятнах и остановился еще раз.
– Еще одно убийство? – спросил он.
– Нет, все в порядке, – ответил Лунин. – Садись, я тебе вина налью. А то все чай да чай. С чаем такие дела не расследуются.
– Ты проводил следственный эксперимент? – спросил Муратов, садясь.
Лунин не стал отвечать ему сразу. Он достал два бокала из здешней фамильной коллекции и разлил вино.
– Ничего, что бутылка уже начатая? – спросил он. – Я могу достать свежую.
– Давай, неважно.
Они взяли бокалы, и Лунин уже протянул его, чтобы чокнуться, как Муратов, сделавший поначалу то же самое, вдруг застыл на мгновение, и поставил свой бокал обратно на стол.
– У меня на самом деле очень плохие новости, – сказал он. – Так что лучше, может быть, выпить не чокаясь.
– Что случилось? – спросил Лунин.
– Славик Шмелев умер.
Лунин почувствовал, как у него отвисает челюсть. Это известие было не то что неожиданным – ошеломляющим. Славика он знал едва ли не дольше, чем кого-либо еще в этом городе.
– Как же так… – начал он. – Ты ведь говорил, что он почти поправился.
– Так и было. Но потом, видимо, что-то случилось. И вчера вечером его не стало.
Они помолчали несколько минут. Лунин отхлебывал вино небольшими глоточками. Никакие поминальные тосты он был произносить не в силах, хотя возможно, это было бы уместно. Но сначала с этой мыслью надо было свыкнуться.
– Да… – наконец сказал Лунин. – Хороший человек был. Как ты об этом узнал?
– Сегодня днем сказал Чечетов. Славик должен был выйти на работу, но его не было. За ним послали человека… И вот он вернулся с таким известием.
– Но подожди, – сказал Лунин, вдруг осененный этой мыслью. – Вы точно знаете, что он умер от болезни? Может, это что-то еще из этого ряда?
Он кивнул в сторону ковра.
– Я не знаю, – ответил Муратов. – Но говорят, никаких признаков насильственной смерти на теле нет. Похоже на внезапную остановку сердца или что-то такое.
– Он же наш сверстник, в таком-то возрасте… – сказал Лунин. – Как-то тут повсюду сплошная смерть.
Они еще немного посидели в молчании. Лунин чувствовал уже легкое опьянение, но это обычно проясняло ему мысли, а не затуманивало.
– Я должен туда съездить, – внезапно сказал он. – Вроде как проститься и… В конце концов, мне как следователю надо обращать внимание на все случаи подозрительных смертей. И вообще на все необычное и странное.
– Чечетов не хотел бы, чтобы ты вмешивался в это дело, – сказал Артур. – Он специально просил меня сегодня зайти к тебе и это передать.
– Но… почему? Что, собственно, происходит?
– Видимо, какие-то высшие соображения, – ответил Муратов. – Пока я был в отпуске и ничего не видел, Карамышев, похоже, крепко взялся за дело. Судя по серьезному виду Чечетова. Эрнест всегда был бравым парнем, но тут он уже кажется, совсем оседлал волну.
– Как ты думаешь, я могу нарушить его волю? – спросил Лунин. – Я имею в виду, просьбу Чечетова? В конце концов, я ему не подотчетен и могу предпринимать те шаги, которые считаю нужным.
– Я думаю, не стоит, – сказал Муратов. – Ссориться с Чечетовым нехорошо. И потом, боюсь, это в любом случае уже невозможно. Тело, говорят, уже забрали. Похороны будут через несколько дней.
Лунин допил бокал вина и налил себе новый. Все это было крайне странным. Темные обстоятельства множились, быстрее чем он успевал что-то понять в тех, что были раньше.