Ох и досталось от нас вчера футбольному мячу! Он устал больше нас и прыгать больше не смог, потому что — пшшш! — дух из него вышел.

Футбольное поле и волейбольная площадка — за колхозными амбарами, и когда игра в самом разгаре, кажется, что там сразу несколько десятков человек колют дрова.

Дни весной длинные, но мы все же носились, пока совсем не стемнело, а утром я ни рукой, ни ногой пошевелить не мог.

Дома никого, все разошлись на работу. Солнце уже высоко в небе. Я распахнул окно, и в комнату из палисадника хлынули запахи черемухи и смородины. Черемуха, вся в белых цветах, гудела и пела. Конечно, это жужжали пчелы, но мне казалось, что поет черемуха.

Разве усидишь? Выскочил на улицу. Всюду яркая-яркая зелень. Только по весне бывает такой светлый и свежий зеленый цвет. И горка за дорогой, и трава у забора, и тропинка к речке, и деревья — все-все зеленое.

По ограде важно расхаживали куры, негромким кудахтаньем заказывая яйца на завтрашний день. Петух с красным хвостом взлетел на забор, выбил пыль из крыльев и закукарекал. Ему тут же отозвались соседские петухи, и пошла перекличка!..

— Толай, а Толай! — послышалось от ворот.

Гляжу: тетя Калат.

— Тебя в школу вызывают.

— Кто зовет?

— Ачис велел срочно прийти. Такой надоеда! Даже учителя так не делают. Еще приказывает!.. У меня своих дел полно, а тут бегай: как же, Ачис послал!

Неохота мне было идти. Вечно этот Ачис что-нибудь выдумает. А пойти все равно надо — в дневник отряда про поход записать.

Я еще в трусах по двору расхаживал, раздумывал — пойти или не пойти, как Арминек явился. В белой рубашке. Как всегда, ворчит:

— До обеда дрыхнешь. Как у тебя от сна мозги не высохнут? Одевайся быстрей. Тетя Калат очень торопила: в школу зовут.

Я будто ничего не знаю, спрашиваю:

— Зачем? Кто вызывает?

— Из учителей кто-то.

— Вот не знал, что Ачис уже учителем стал!

— Врешь! Если он — не знаю, что с ним сделаю,- сразу завелся Арминек.- Не мог он. Ачис теперь хвост поджал. Пошли!

Не стал я доказывать — все равно не поверит. Оделся, отправились вместе в школу.

— Ага, пожаловали,- буркнул, встретив нас, Ачис.- Я сейчас…

И исчез за дверью учительской.

Арминека прямо затрясло.

Долго Ачиса не было. Наконец вышел. Черный галстук на нем. Волосы назад зачесаны и, чтобы не торчали, чем-то намазаны, блестят. Вид деловой.

— Идите в наш класс,- командует.- Я скоро.

И опять скрылся в учительской. Арминек хотел уйти, я еле удержал его. Интересно же, чего Ачис от нас хочет. На этот раз ждать его пришлось недолго. Принес лист ватмана, линейку, краски.

— Вот. Срочно сделайте. Заголовок, Толай, сделаешь покрупнее. Красивым шрифтом. Красок не жалей. Чтобы издали в глаза бросалось.

— Ну, что я тебе говорил? — уел я Арминека.

— О чем газета будет? — сощурил глаза Арминек.- Про охоту на марала? Или, может, про пожар в тайге?

Ачис и ухом не повел.

— Гости из района приезжают. Ясно? — И уже собрался удирать.

— Погоди,- остановил я его.- А что, кроме заголовка, будет?

— Сколько вас учить? Сами должны понимать. Я сказал: гости из района будут.

— Учить, значит, нас? — сорвался Арминек.- Для гостей, значит? Пошли, Толай! Пусть он сам для своих гостей старается.

Ачис рысью помчался к учительской.

— Хурун Иванович,- заканючил.- Они от общественной работы отказываются.

— Скажи, директор приказал.

— Слышали? — вернулся Ачис.- Директор приказал. Надо, чтобы представители из района видели, что у нас даже в каникулы идет работа.

— Кипит! — съязвил Арминек.

— Ладно,- сказал я.- Заголовок сделаем.

Ачиса тут же след простыл.

Мне давно уже не нравится, как мы делаем стенную газету. Не ради же красоты ее выпускают! Перед Новым годом мы сделали огромную — с коровью шкуру. Нарисовал я елку, луну, звезды — чуть не половину бумаги эти рисунки заняли. Буквы заголовка — каждая с копыто. Налепили на оставшееся место открыток, картинок из журналов. Несколько заметок тоже из журналов взяли и стихи из отрывного календаря. Долго эта «шкура» висела. Айдит Андреевич увидел наше разукрашенное изделие, поманил меня. Ну, думаю, сейчас похвалит. Не тут-то было! Наклонился ко мне и одно только слово шепнул:

— Пустая.

— Как пустая?

— Не понимаешь? Изюминки нет.

— Какой изюминки?

— А ты подумай…

Я все ждал, когда он объяснит, что это за изюминка. Молчит. Несколько дней прошло,- ни слова о газете. Потом на уроках стал всякие вопросы задавать. Даже не вопросы. Просто о чем-нибудь рассказывать, но так, чтобы мы сами догадались, что тут самое главное, важное, интересное, в чем смысл. Несколько раз так было. И вдруг до меня дошло: так вот что такое изюминка! Ну конечно пустая наша газета — ни •о чем. Просто раскрашенная бумага. Какая уж там изюминка, вообще никакого содержания.

…Разложил я на учительском столе бумагу, чтобы начать все-таки делать заголовок. Неохота. Опять ерундой занимаемся… Увидел в окно Ктару. Значит, и ее Ачис позвал. В новом платье Ктара. В косах белые ленточки. Нарядная… Она очень красивая, Ктара…

У самого класса ее перехватил Ачис. Что-то сказал ей, оба расхохотались и вышли из школы.

— Давай-давай, работай,- поддел меня Арминек.- Надо срочно выпустить газету, скоро гости приедут. Директор приказал, Ачис приказал! Старайся, Толай, старайся. Ачис тебе доверяет.

Бросил я газету. Пошли и мы на улицу, Ачиса и Ктары не видать.

— Ну что, съел? — усмехнулся Арминек.- Пойдем лучше искупаемся.

До речки оставалось несколько шагов, когда ом резко остановил меня.

— Смотри! Во-он они.

Берег сплошь зарос черемухой, ивняком, смородиной, молодыми тополями, так что сквозь кусты не сразу что-нибудь и увидишь.

Арминек подтащил меня чуть не вплотную к Ачису с Ктарой. Наш редактор, хихикая, без умолку болтал.

— Хватит, Ачис,- перебила его Ктара.- Надо идти обратно. Арминек и Толай обидятся.

— Да ну их! Вдвоем справятся. Первый раз, что ли? — небрежно произнес Ачис.- Я им дал хороший нагоняй. В общем, они у меня исполнительные. Слова против не скажут. Арминек, бывает, сорвется. Как порох, вспыхивает. А Толай смирный. Я его так и зову — смирненький и исполнительный. Арминека тоже обломаю. Оба будут смирненькие и исполнительные.

— Неужели? — удивилась Ктара.

— Вот увидишь. А из учителей кто, думаешь, самый смирненький? Майра Михайловна. Как овечка.

— Не говори так,- заступилась Ктара.

Ачис осекся, начал бросать в воду камешки.

— Давай искупаемся? — предложил.

— Нет, я побегу.

— Да брось ты! Смирненькие и исполнительные все сами сделают.

Он разделся и прыгнул в воду.

Ктара отвернулась и пошла вдоль берега.

— Давай покажем ему, какие мы смирненькие! — Арминеку очень хотелось досадить зазнайке Ачису.

— А как?

Арминек перемахнул через бугорок, за которым мы стояли, схватил брюки, рубашку, майку Ачиса, черный галстук и тут же вернулся ко мне. Мы свернули одежду, возвратились в школу, а сверток сунули в парту.

Чуть не сразу за нами прибежала запыхавшаяся Ктара.. Гоп, топ, топ… Прямо в учительскую.

— Хурун Иванович!

— Что случилось?

— На речке, у Ачиса одежду украли.

— Пошутил кто-нибудь. Найдется.

— Он просил вас прийти.

— Еще чего!

Мы выглянули из класса. Ктара увидела нас. Ей, должно amp;apos;быть, неудобно стало, что с Ачисом связалась.

— Что с тобой? — участливо так спросил Арминек.- Чуть не плачешь.

— Ой, мальчики! Воры объявились. У Ачиса одежда пропала.

— Неужели? Бедный Ачис! — продолжал разыгрывать ее Ар минек.

А меня дернуло за язык:

— Газету так делать лень,- говорю.- Ходят, понимаешь, купаться…

Ктара уставилась на меня полными слез глазами. Стоит ошарашенная. А меня понесло:

— Позор! Ходит, штаны Ачиса ищет. Просто удивительно, какая исполнительная стала.

Вот теперь она и в самом деле расплакалась. Расплакалась и убежала.

Я уж пожалел, что такое сболтнул, ни за что обидел ее.

Арминек хохочет:

— Вот это сказанул! А ты, оказывается, совсем не такой смирненький.

И опять у меня вырвалось:

— Я еще им покажу!

— Что? Что покажешь?

Я прикусил язык. Даже другу не хотелось признаваться, что больше всего обидно мне было: нашла Ктара с кем пойти!..

Начал было разлиновывать бумагу для заголовка, но бросил.

— Ас этим что делать будем? — показал на сунутую в парту одежду Ачиса.

И тут как раз он сам amp;apos;пришел. Переоделся. Уже не такой задиристый, как с утра был. Тихо так спрашивает:

— Ну что? Нарисовали?

— Ишь чего захотел! — ухмыльнулся Арминек.- Быстрый какой. Пойдем, Толай. Жарко что-то. Надо немножко прохладиться. Может, искупнемся? — Он подмигнул.

— Не стоит. Как бы без штанов не остаться…

Ачис взъелся:

— Я вас к директору поволоку!

— А мы тебя к прокурору,- отрезал Арминек.

С тем и разошлись.

Всякая охота делать стенгазету пропала. Выходит, мы для Ачиса стараемся. А кому такая газета нужна? И того хуже: мы, значит, смирненькие-исполнительные? Нет уж! Ачис будет командовать: «Нарисуй! Напиши! Наклей! Вырежь!», а мы должны делать да помалкивать. Что у нас, своей головы нет? Хватит!

Ушли из школы — забыли про все. Долго купались, потом за колхозными амбарами гоняли футбольный мяч. Уже стемнело, когда ребята стали расходиться. Кто-то заговорил, что у Ачиса на речке одежду унесли. Только тут мы вспомнили про нее, хотя, завернутую в старую газету, унесли с собой и спрятали в кустах.

Отыскали сверток, пошли к дому Ачиса. Арминек залез на ворота, перевязал Ачисовы шмутки его же галстуком и подвесил к верхней перекладине. Он уже спрыгнул на землю, когда у них во дворе загавкала лайка. Мы дунули в сторону речки.

Возле ограды Хуруна Ивановича услышали громкий разговор. Голоса доносились из юрты, стоявшей за забором.

— Тотанос ругается,- шепнул Арминек.

— Ы-ы, тотай ара! Гадость какая! — громко брюзжала старуха.- С женой справиться не можешь. В руках ее держать надо. Так держать, чтобы сок капал. Зачем на такой женился? ’Она дома не сидит. Столько дел, а у нее одна забота — в школу бегать. Ничего другого знать не желает.

— Я уже думал об этом,- бубнил, оправдываясь, Хурун Иванович.- В тайге думал…

— Ук, хороший какой!.. Думал! О чем думал? Оттого и маралье мясо растерял. Знай, олух, сидеть тебе теперь в черной тюрьме. Из-за нее сидеть будешь. Она тебя живьем съест. Нужен ты ей. Ей пионеры нужны…

Хлопнула калитка. Кто-то побежал к берегу. Мы сразу узнали: Майра Михайловна. Она чуть с нами не столкнулась.

Мы хотели догнать ее, но следом выскочил Хурун Иванович и тоже к речке. Надетые на босу ногу сапоги гулко бухали по земле.

При тусклом свете луны было все же видно, как бежала вдоль берега Майра Михайловна в белом платье, как она шмыгнула за черемуховый куст и притаилась. Хурун Иванович сначала кинулся в другую сторону. Мы дошли почти до самого берега, когда услышали приближающийся топот сапог. Теперь сапоги тупо чмокали. Хурун Иванович остановился и вылил из них воду. Значит, он прямо через речку рванул и набрал полные голенища! Вот он покрутил головой, будто принюхивался, и направился к черемухе. И тут же Майра Михайловна закри-» чала.

— Мне теперь все равно,- орал он.- Вот увидишь, убью!

— Отпустите ее! — Арминек чуть голос не сорвал.

Хурун Иванович оглянулся, процедил сквозь зубы:

— Опять вы? Черт вас носит…

— Не бейте Майру Михайловну,- сказал я.

— Мы все видели,- поддержал меня Арминек.

Майра Михайловна тем временем исчезла в темноте.

— Вы вот что,- буркнул Хурун Иванович.- Вы не в свое дело не лезьте и лишнего не прибавляйте. Мало ли что между мужем и женой бывает. Не вашего ума это. Ясно?

Он повернулся и ушел.

Как быть? Не могли мы оставить в беде нашу вожатую.

— Давай вернемся,- предложил Арминек.- Если Хурун еще будет драться, позовем кого-нибудь. К Айдиту Андреевичу сбегаем.

Залегли у того же места, возле юрты за забором. Тихо. Подождали с полчаса — ни звука. Совсем уж собрались уходить, раздались голоса. Негромкие, но разобрать можно.

— В школе я это дело замял. Там пока мальчишками займутся.

— Займутся! — передразнила Тотанос.- Совсем у тебя ума нет. Через день-два все равно к тебе привяжутся. Надо к леснику ехать. Уговори его. Кинь ему деньги. Я тебе дам, сколько надо. Для единственного сына ничего не пожалею. Вся сила в деньгах. Против денег никто не устоит…

— Ладно,- согласился Хурун.- Утром поеду. Может, хоть ружье вернет. Мясо-то не отдаст…

— Не то говоришь! Какое еще мясо! Сначала добейся, чтобы бумагу лесник уничтожил, чтобы сюда не прислал. Жалостно проси. Скажи, первый раз такое случилось, больше никогда не повторится. Деньги отдай, дорогой подарок обещай. В крайнем случае телку можем отдать, а мало — корову пообещай. И арагы с собой возьми. Угости. Пьяного уговорить легче,- учила Тотанос.- У меня крепкая арага. Попробуй-ка, успокой душу. Майра, однако, к Постай убежала. Пусть там ночует. Завтра все равно прибежит, никуда не денется. Ты ее крепче держи, вожжи не распускай. А в тайгу больше не бери. Сам видишь, из-за нее все…

Хурун Иванович что-то тихо ответил.

Аал давно спал. Только собака где-то скулила. Должно быть, Ачисова лайка. То взлает, то опять заскулит. Значит, вещи Ачиса все еще висели на воротах.