Найдя чистое полотенце, вновь попросила приподнять голову упрямца и уверенно завязала ему глаза, а узел сделала сбоку, чтобы он не мешал ему лежать.

— А это зачем? — в этот раз в голосе Морика сквозила лишь грусть и лёгкий интерес, никакого спонтанного выброса раздражительности. — У Лорина бред, — пояснила я, — Это одно из страшных последствий его раны. — Бред? — не понял Морик, — Это какая-то болезнь? — Бред — это осложнение, — вытирая пот со щёк мужчины, начала я рассказывать, — Люди, находящиеся в бреду способны в прямом смысле на всё. Они не понимают, что творят, кидаются на всех, кричат или несут полную околесицу. Начинается сильный жар, озноб и естественно воспаление полученных травм. Но иногда бред вызывают различные яды и специальные растения. В бреду, люди часто говорят действительно чушь, а иногда это действует, как настойка правды. Они бормочут, просят, плачут, носятся из угла в угол, поскольку не понимают, что с ними происходит, и отчёт своим действиям отдать не могут.

И это я видела. Страшно не видеть глаза больного человека. Там пустота. Словно стеклянные. Наши лекари тоже таких связывали и это давало свои плоды. А Лорина мне было жаль. Всё смотрела, не натирают или не давят ли ему ремни, осторожно касалась, чтобы не поранить и не навредить. Отклеивать покрывало от раны предстояло мне и это неприятно. Как мне, так и больному. Но я смочила ткань, и она почти беспрепятственно отстала от раны.

Увиденное меня очень напугало. Я даже глаза округлила. — Это плохо? — Морик присел на корточки рядом со мной и тоже начал осматривать рану, — Я её давно не видел, Лорин постоянно под одеялом лежал… — Не оправдывайся — он просто задница, — констатировала я, — И да, это плохо. Нитки ещё держатся, но рана вновь расслоилась, и мы пришли к тому, с чего начали. Не было бы сейчас швов и рана открылась бы, явив нам «богатый внутренний мир» вашего альфы. Она ведь болела, не могла не болеть. Он вам что-то говорил? — Нет, даже не жаловался, просто спать хотел всегда и всё, — отозвался усач.

Я задумалась. Сонливость — это симптом. Но чего? «Возможно, вина тому — пара незапланированных природой дыр?» — этот цинизм был отрезвляюще действенен. По идее я думала, что он поправится и без моих травок. Он был сильным, сумел бы побороть этот недуг, он ведь ликан, а они не болеют и вообще «супер-сила на их стороне». Что же случилось?

— Может, он съел что-то не то? — начала я думать обо всём, — Я позавчера готовила утку, Лорин её ест редко, возможно его организм её плохо усваивает…

Я была конкретно настроена на установление правды! Это уже не смешно! Тут у меня живой труп — так дело не пойдёт! Он уже одной ногой…не думай!

— Он не ел, — возразил Морик так, словно это обычная вещь.

Я тут же нахмурилась и уставилась в бледно-зелёные глаза. Не поняла.

— В каком смысле? — Богдана, он так и не ел с тех пор, когда мы принесли его сюда, — пояснил мужчина, чем вызвал шок на моём лице, — Что?

Мои глаза, кажется, вылезли из орбит! Какого чёрта?! Он уже чуть ли не больше недели голодный!!!

— Вы его не кормили?! — ахнула я, — Да вы что?!

Морик тут же испугался моего тона.

— Нет, мы предлагали, но он отказывался, — в своё оправдание пробормотал он, — Не будем же мы насильно его заставлять есть? — Нет, Морик, ты действительно считал, что он сможет поправиться, при этом, не съев ни единой крошки?! — я просто-таки отчитывала его, забыв совершенно обо всём, — Пара дней и всё! — Просто мы можем долго обходиться без еды… дня четыре, возможно пять, но он был болен, энергию не тратил… — Понятно, — прервала я его, — Это моя вина — не сказала вам. Просто я была уверена, что вы сами всё понимаете и есть ему нужно, причём хорошо! Откуда же у него возьмутся силы бороться?

На последних словах глаза заслезились, но я отдёрнула себя. Не время. Надо его вытаскивать.

— Прости, просто он наш альфа и его слово — закон, — серьёзно произнёс усач, — Мы просто не можем его нарушить или воспротивиться — это всё очень сложно. — Теперь я конкретно за него возьмусь, ибо он мне уже осточертел! — посмотрела я в потолок и устало вздохнула, — Как только поправится — сразу же закачу истерику.

От того, что я это сказала, стало легче. Фух, правда, наконец-то!

— Думаю, она будет оправданной, — качнул он головой.

Я окинула Лорина взглядом. Спит, связанный и больной. Думаю, с ним ничего не случится в мою отлучку.

— Посиди с ним, а я пока на рынок схожу, — обратилась я к ликану, — Если проснётся… не позволяй ему двигаться, всё, что он скажет, близко к сердцу не воспринимай.

Я уже хотела подниматься, но Морик тут же опередил меня и вскочил первый.

— Нет, я с ним не останусь, — мужчина даже руки поднял, — С меня хватит, хочу видеть его только здоровым и точка. Я схожу, что нужно купить?

На несколько секунд я растерялась, а потом понимающе закивала. Если бы на месте Лорина был бы Авдей, то, скорее всего, я бы поступала так же. Смотреть, как мучается твой родной человек — это страшно. А когда ещё и помочь ничем не можешь — и того хуже.

— Нужна курица или кролик, — тут же начала я перечислять, — Любые овощи, фрукты любые молочные продукты. В общем, всё, что найдёшь — неси. — Понял.

Морик смылся быстрее, чем ожидалось. Наверное, видеть, как твой альфа умирает более невыносимо, чем я могу представить. Мне не понять их связь, но они переживают за него, наверное, также, как за настоящего члена семьи. Это больше, чем дружба. Лорин застонал и прервал мои мысли. Его корпус зашевелился, а голова слегка дёрнулась в сторону.

— Что?.. Где я? — услышала я его хриплый голос.

Тут же положила свои руки поверх кисти ликана и чуть сжала их.

— Лорин, ты у себя дома, ты очень болен, твои раны воспалились, ты слаб, но я постараюсь помочь тебе, — проникновенно заговорила я. — Богдана? Почему я… не могу двигаться? И я не вижу, — о, а вот и долгожданная связь.

Его тело начало содрогаться от слабых попыток избавиться от верёвок, слышала даже, как он хрипел, будто загнанный бычок, который находился на исходе. Ничего кроме сочувствия и какой-то непонятной тоски я не ощущала.

— Дурак ты, Лорин, — прошептала я, поднимаясь, — Но ты поправишься. — Ты… это всё ты…, — начал он невнятно бормотать.

Я поднялась и, убедившись в том, что наш строптивый больной никуда не денется, ушла на кухню. Вода уже кипела. Быстро кинула ромашку в кастрюльку и сразу же сняла с плиты. Отставила поближе к открытому окну и накрыла крышкой. Так, теперь новая кастрюля, но уже для иного.

Через час пришёл Виер, а следом и Морик, причём с двумя корзинами провизии. И завертелось. Не знаю, как и почему, но оба ликана слушались меня, как их старую мамочку. Без вопросов выполняли всё, что я говорила, порой даже слишком хорошо, будто пытались… не выслужиться, а помочь. Они желали помочь, хотели быть нужными, чтобы их вожак наконец-то вернулся в форму. Это было странно, даже для данной ситуации. Рабыня лечит своего мучителя, а его друзья у неё в подчинении. Довольно необычно, не правда ли? Но было не до размышлений. Как это выглядит, кто кого слушается? Всё это были глупости. Мы просто работали сообща, преследуя одну цель. Недаром говорят, что если хочешь с кем-то сблизиться — найди общего врага, проблему или цель.

Готовила я куриный суп. Нежирное и лёгкое. Много овощей и бульона — то, что нужно. В других кастрюльках я сделала отвар из коры дуба и берёзовых почек. Двое ликанов сидели в основном на кухне, но часто проведывали Лорина. Тот почти мирно спал, иногда бормоча себе что-то под нос.

Морик принёс довольно много продуктов, которых Лорин не любил. Молоко и всё, что из него делают, он терпеть не мог. Просто не ел и всё, но сейчас его желания меня мало интересуют. Тут было молоко, сливки, творог и пара банок варенья в придачу. Из фруктов были яблоки и несколько банок с ягодами. Зато овощей полкорзины, но это и хорошо. Сегодня у Лорина начнётся настоящее нормальное лечение. Человеческое. Другого предложить не могу, но этого и не нужно.

— Ты собралась его покормить? — видя, как я наливаю в кружку бульон, поинтересовался Виер. — Да, — коротко ответила я.

Так, ну, вроде всё сделала. Теперь осталось это всё намазать, втереть и влить в Лорина. «Пустяки» — нервно усмехнулась моя уверенность. Ага, раз плюнуть.

— Но он же не в себе, — не понимал Виер. — Как говорила моя тётка: «Голод — не ликан, в лес не убежит», — вздохнула я и увидела вопрос в глазах мужчин, — Ничего личного, меня с детства ликанами пугали, отчасти, поэтому я так долго жила в замке и не решалась унести из дома своё тельце.

Да уж, воспоминания об отчем доме теперь ничего не значат. Ничего не чувствую, просто не хочу вспоминать. Неприятно и всё, никакой обиды и грусти. Я теперь тут, надеюсь, не надолго, но всё же…

— Если бы мы знали — мы бы покормили его, ты же понимаешь? — Виер взглянул на меня слегка искоса. — Конечно, понимаю, почему ты спрашиваешь? — теперь не понимала я такого странного настроения. — Он ведь из-за нас в таком состоянии, — тут же разъяснил Морик, — Еда — это жизнь, а мы его этого лишили. — Ну, во-первых, виноват Бюрт, а во-вторых, насколько вам известно, я тоже его бросила по его же приказу, так что мы в равной степени виноваты, — утёрла я пот со лба, — Перестаньте себя накручивать, сделанного не воротишь, нужно исходить из того, что мы имеем сейчас и всё.

Мужчины покивали, но видок у них тот ещё был. Мне тоже нелегко, но жалеть себя нужно в свободное время, а у нас его нет.

Достала с полки разорванную некогда простынь и кинула их в горячий берёзовый отвар. Потрогала кружку с бульоном. Тёплый, не горячий. Пора.

— Кто-нибудь помогите мне, — произнесла я, проходя в гостиную вместе с «едой».

Лорин затих. Но, это ненадолго. Ему точно не понравится. Уверена. Ладно, убьёт меня потом, если догонит. Да-да, я могу иронизировать.

— Что делать? — это был Морик, но Виер стоял рядом, явно ожидая указаний. — Поднимите ему голову, можно сказать — посадите его, но аккуратно.

Ликаны тут же взялись за дело. Усач взял Лорина за голову и начал медленно поднимать. Виер подстраховывал, чтобы наш больной не натворил глупостей.

Я тоже подошла поближе.

— Лорин, ты меня слышишь? — спросила я.

Тишина. Он спит или потерял сознание. Но глотательные рефлексы никуда не денутся. Ладно, главное не бояться последствий! Ты его не знаешь, ты — лекарь! Ничего личного! Просто думай, думай об этом и всё!

Одной рукой я наглым образом раздвинула ему сначала губы, а потом разомкнула ещё и зубы. Это было легко, он не сопротивлялся, что является плохим знаком. Испугавшись, попробовала бульон сама. Тёплый, он не обожжётся. Всё хорошо, Богдана, он должен поесть. Хоть что-то.

Прислонила кружку к губам и начала медленно вливать содержимое в рот ликана. Несколько секунд и он закашлял. Всё полилось обратно.

— Так не подойдёт, — забормотала я, отходя от дивана.

Быстро сходила на кухню и взяла полотенце. Вернулась и постелила его на грудь упрямца.

— Лорин, ты должен это проглотить, — вновь заговорила я, — Просто пей.

Зачем я говорила? Наверное, надеялась на то, что он слышит меня. Не хотела обращаться с ним, как просто с куском мяса. Лекари так и поступали и если пациент умирал, то особой скорби они не испытывали — это неправильно, но они ведь тоже люди, им тяжело переживать столько смертей. Так, нельзя о такой думать!

Снова попыталась влить в него хоть немного бульона, но он уже вполне осознанно начал его выплёвывать и даже головой вяло закрутил. Ага, не нравится.

— Он в себя приходит, — прокомментировал Морик. — Знаю, — кивнула я.

Он меня за это убьёт. Точно убьёт. Надеюсь, не вспомнит, но мне же не везёт, поэтому за это придётся ответить. Видела это пару раз…

Решившись, уверенно зажала нос одной рукой, а второй начала вливать бульон в рот. Лорин задёргался довольно сильно. Парни держали его без лишних слов, правда, мои методы показались им странными. По глазам видела, но не об этом сейчас.

— Глотай! — повысила я голос, — Просто глотни!

Блондин последний раз дёрнулся и начал судорожно глотать. Но не от моего окрика. Ему не хватало воздуха, я по сути его душила. Как только всё содержимое кружки оказалось внутри ликана, я тут же разжала пальцы, и мой мучитель судорожно закашлял и начал хватать ртом воздух. Утёрла полотенцем его рот и грудь.

— Надеюсь, он об этом не узнает, — пробормотал Виер.

Ох, как я-то надеюсь.

— Теперь переверните его, — отдала я команду, а сама ушла прочь из гостиной.

Руки слегка подрагивали. Я словно… покормила бешеную лошадь. Было страшно и жутко. Ему было больно, ему и сейчас будет очень больно. Когда первый раз ешь после недельной голодовки, должна быть острая боль в желудке, и она будет. Непременно. Но он ликан, не человек, возможно, всё обернётся иначе. Надеюсь.

Достала ткань из берёзового отвара и, отжав её, вернулась к больному. Лорина за голову придерживал Морик, а за ноги Виер.

— Его на живот или достаточно…?

Он лежал на правом боку. На живот ему никак нельзя. А раны… на них смотреть страшно. И ведь ничего не сказал, хотя они просто обязаны были болеть! Зачем терпеть?! Почему не попросил помощи?! Ладно я, у меня крыша уже едет постепенно, мне это было бы простительно, а он?! На нём вся стая висит! Точно рехнулся, вместе со мной!

— Этого достаточно, — буркнула я, подходя ближе, — Пролежней нет — это хорошо.

Да, я решила его проверить. А что? Он не вставал уже долго, много потел. Мало ли. Ещё одного воспаления мне не хватало. Но, встав на коленки рядом, начала осторожно протирать спину полотенцем.

— Что такое пролежни? — шёпотом почему-то уточнил Виер. — У лежащих больных возникает… отмирание тканей, если они долгое время не двигаются или не встают, — попыталась я разъяснить, — Прошла всего неделя — этого мало, чтобы они образовались, но перестраховаться не помешает.

Да и простынь я бы поменять не отказалась. Спина его мне нравилась. Большая такая.

Ближе к вечеру, когда волнения устаканились мы наконец-то сели поужинать. Лорин спал, его желудок урчал, а это было очень хорошо. Работает, значит ещё не всё потеряно. Ещё к нам заглянул Тур и Майла. Они проведали Лорина, узнали о его самочувствии и ушли. А что им тут делать? Смотреть на больного ликана и нагнетать обстановку? Они это понимают, знают, что помочь не могут, так хоть не мешают. За это они мне и нравились. В основном.

Чуть позже, поближе к ночи я вновь покормила Лорина. Опять же бульоном. Пусть перерабатывает. Но на этом было не всё. Его раны. Они были красными, и края словно… расклеились. От влаги. Отсутствие ухода вызвало заражение, возможно, попала какая-то грязь и вот результат. Жидкость по-прежнему выделяется. Ромашковый настой должен помочь. Плюс я наложила повязку и вновь обтёрла тело мужчины. Надеюсь, это поможет. Хорошо было бы в него влить все настои разом, но пока рано. Нужно, чтобы он начал нормально питаться и наконец-то перестал бредить. А то постоянно бормочет что-то, вздыхает тяжело и вздрагивает, словно от невидимых прикосновений.

Всю ночь я крутилась. Мне было не уснуть. Самые страшные мысли одолевали меня. А вдруг, это наказание? Может, кара настигла и его? Я же предупреждала, но я скорее так, для виду говорила. Верить верила, но не так сильно! Неужели справедливость всё-таки есть? И она карает? Вроде бы всё хорошо, поскольку я сама этого хотела, но отчего-то на душе очень-очень тяжело, будто я обидела кого-то. Может ли он страдать по моей вине? Или это со мной никак не связано, и я зря накручиваю себя? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Разве, что Лорин большая задница. Возможно, это многое оправдывает и объясняет. Но итог один — он мучается. И мне нехорошо, как я думала раньше. Я сопереживаю ему. Боже, да я в ужасе! Ему же больно! По-настоящему! Он испытывает наказание! Наверное, заслуженное и оправданное, но… так же нельзя! Зачем так долго терзать его? Ну, повалялся в постели пару дней и хватит. Он поймёт. Он же умный… неужели я его защищаю? Выходит, что так. Но я просто не хочу так! А если ликан умрёт?! Что тогда? Я просто не представляю, зачем тогда нужно было нас сводить? Преподать мне такой урок и проучить строптивца под конец жизни?! Или что? Чушь какая-то, а не жизнь!

За одну ночь я раза три вставала и наведывалась вниз. Изменения произошли под утро. Лорин начал снова потеть.

— Молодец, — тихо прошептала я, осторожно касаясь рукой влажной щеки мужчины, — Ты сильнее этой хвори, ты справишься.

Видеть его в таком состоянии было трудно. Словно болеет самый сильный конь из стада. Дурацкое сравнение, но всё же нечто общее есть. Я привыкла видеть коня всегда впереди, он самый быстрый и ловкий. Никаких нареканий не имеет, отношение к нему особое, но вдруг в один миг с ним случается ужасное. Он заболевает. И что? Ты носишься вокруг него с очумелыми глазами, силясь понять, что же могло случиться. И тебе больно и неприятно видеть его таким. Винишь себя и удостоверяешься в том, что даже самого сильного можно свалить. Ничто не вечно. И ты его жалеешь, ведь столько хорошего с ним прожил… да, сравнение неправильное, но ситуация в общих чертах схожа. Лорин же тиран, грубиян и где-то самодур. Я его боялась, а тут раз и нет всего этого. Есть лишь больной, раненый и измотанный мужчина. И да, от его жизни зависит и моя жизнь. Как я раньше этого не понимала? Что будет со мной после его смерти? Вряд ли мне скажут: «Ну, что ж, эксперимент не удался, езжайте домой, отец заждался.» В хорошем случае передарят Морику. Но боюсь, что там будут свои правила. Да, усач не такой, как Лорин, совсем, но он женатый человек. Мелинда девушка и кто знает, какие самки ликанов, если узнать их получше? В общем, помимо всего я ещё и беспокоюсь о себе. А что? Цинично? Возможно, вот только я у себя одна, по большому счёту никому не нужная и беспокоиться мне нужно только о себе. А в данный момент забота о своей жизни и забота о Лорине — это одно и то же. Пусть я размышляю, как хладнокровная баба, но не я себя такой сделала. Пусть пожинают плоды сотворённого.

Утром я вновь припёрлась к Лорину. У меня был мандраж. Я переживала за него и просто боялась оставлять одного. Прошло уже несколько часов, а он всё потел. На этот раз я принесла кружку ромашкового отвара. Мужчины ещё спали, поэтому я решила напоить умирающего самостоятельно. Подсела поближе, аккуратно приподняла голову и прислонила… что? Я ничего не успела сделать, как Лорин сам наклонил голову и приоткрыл рот. Он хотел пить, причём давно и сильно. Губы обсохли и дыхание рваное. На глаза навернулись слёзы. Как же он мучается… какой ужас.

Повязка на глазах помогала и мне. Я могла делать всё, как положено, не боясь быть уличённой в чём-то коварном или неправильном.

— Тише, — прошептала я, когда блондин начал давиться, — Успокойся…

Он жадно глотал и от этого закашлялся. Чувствовала, как он напрягался, словно пытался подтянуться ко мне поближе. Болезнь — это нечто, что заставляет смотреть на вещи по-другому. И даже такая мерзкая человечка, как я стала желанным существом. Жажда — это тоже хороший знак. Организм работает.

Как только кружка опустела, я тут же уложила голову ликана обратно. Не могу сказать, точно был ли Лорин в сознании или нет, но он начал опять что-то бормотать. Несвязные слова и звуки. Поддавшись какому-то порыву, погладила его по горячей щеке. Он вздрогнул и вновь зашептал что-то. Видеть негодяя в таком состоянии было крайне нелегко. Просто понимание того, что нет ничего вечного, настигает и обрушивает реальность на тебя, словно нежданный дождь в жаркий полдень. Он идиот, жестокость, наверное, одна из главных черт его характера, он меня пытался изнасиловать и домогался множество раз, а сколько раз обижал вообще не перечесть, но теперь охотник вдруг стал добычей. Слишком резко.

С раной пришлось повозиться. Промыла и наложила новую повязку, надеясь на лучшее.

— Как он? — проснувшийся Морик потянулся в кресле и поднялся. — Жив пока, — вздохнула я, — Морик, если ты собираешься жить тут, пока он не поправится, то тебе лучше занять его комнату. Спать в кресле… это не лучшая идея.

Виер так вообще на полу растянулся. Ну, у него была пара одеял, подушка и покрывало. Хотя бы так, а не сидя.

— Я не могу занять комнату альфы — это неписаный закон, — сразу же отозвался мужчина, — Его дом — его территория.

О, как. Я не знала. Ну, как бы прикидывала, что Лорин как бы животное и он делит территорию, но чтобы это возводили в закон? Даже не задумывалась об этом.

— Но ты же не чужак, — не поняла я, — Что с того, если ты поспишь пару дней на его кровати? Я в любом случае поменяю бельё.

Это было странно. Ладно мне бы было запрещено спать в комнате нахала, а тут его стая, его друг. Это мне было непонятно.

— Наверное, для людей сложно понимать нас, — потёр лицо усач, — Но мне тяжело находится здесь, Богдана. Тут всё пропитано его запахом, я словно копаюсь в его шкафу.