– Вот скажите мне, доктор, что творится с людьми? – прямо с порога принялся сокрушаться распорядитель Пракс.
– А… это ты, – доктор Кха Грат впился острыми зубами в сочный кусок мяса. По его подбородку потек жир, хоть лицо доктора и без этого лоснилось от выступившего на жаре пота.
– Вот помните, помните, как было раньше. Свирепость. Страсть. Бой шел до самой смерти, а порой и после нее. А теперь? Что это теперь? Цирк уродцев.
– А ты их клоунами обряди, – доктор продолжал смачно жевать. – Глядишь, публика оживится.
– Вот и вы надо мной смеетесь. А что я могу поделать? Конъектура… вкусы меняются… чтоб их всех!
– Главное, чтоб господин Карзог доволен был.
– Да, господин Карзог… – Пракс замолчал, уставившись в пол печальными глазами.
– Так зачем ты пришел? – доктор сыто рыгнул.
Пракс неуверенно, бочком присел на стул рядом с Кха Гратом.
– Да я собственно… – он нервно заерзал.
– Или говори, или выметайся, у меня еще дел полно.
– Да, да, конечно…
– Да не мямли ты. Опять задница замучила?
– Вообще-то, я пришел по другому поводу… ну раз уж вы сами об этом заговорили… может, глянете, а?
– Да как будто я твою задницу никогда не выдел, – доктор вытер сальные пальцы. – И чего ты так мнешься каждый раз? Геморрой – это звучит гордо! – он рассмеялся, с удовольствием наблюдая, как Пракс наливается краской.
Кха Грат отвернулся, вытаскивая необходимые инструменты. Пракс, не глядя на него, вскочил со стула. Стыдливо оглядываясь, он стянул штаны и юркнул в операционное поле.
– Ну-с, приступим.
– Ай!
– Ой, прости, – усмехнулся доктор. – Генератор поля немного барахлит. Обезболивания не будет.
– Ой!.. У-у-у…
– Да расслабься ты. Как новенький встанешь.
– А-а-а!
– Ну, вот и все.
– Доктор… доктор, – со стоном Пракс выползал из поля, – неужели некому починить поле.
– Чинить… не чинить… Да так просто работать интереснее. Пирожок будешь?
Пракса немного подташнивало. Он помотал головой и натянул штаны.
– Так зачем ты приходил? – доктор засунул в рот сразу весь пирожок.
– Э… а… вот! Вспомнил! Вчера доставили новеньких, вы бы их глянули. Что можно сделать? А то… ни зубов, ни когтей.
– Жато экжотика.
– Что, простите?
– Экзотика, говорю, – доктор дожевал пирожок. – Смотрел я уже на них. Говно. Толку с них никакого.
– Да… но пока ничего лучше раздобыть не удалось. А вы ведь знаете, как важна необычность бойцов.
– Необычность – идиотичность. Ладно, я уже кое-что придумал. Тащите их сюда. Повеселимся.
– А как же обезболивание? Поле-то не работает, – распорядитель потер свой зад – боль еще до конца не унялась
– Тебя это волнует? Ничо с ними не сделается. Пусть привыкают. Господин Карзог не должен ждать и терпеть убытки.
– Да, да, конечно…
– А что это за уроды? Где вы откопали-то таких красавцев?
– Я не очень в курсе… в сопроводительном значатся как талрак и ронг. Кстати, вы не знаете, кто из них кто?
– Да мне это пофигу.
Пракс, задумавшись и чуть прихрамывая, направился к выходу.
– Ой, чуть не забыл, – обернулся он, – синхронизирующие нейроошейники. Не хотелось бы, чтобы они покалечили друг друга раньше времени, они, говорят, воюют…
– Ага, наверно выясняют, кто из них уродливее, – доктор засунул в рот очередной пирожок. – Жря откажыважся, хорошие пирожки!
Люм очнулся. Обычно он посыпался медленно, с наслаждением разгибая конечности и поочередно открывая глаза, прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы, еще не видя, угадать, что происходит рядом. Люму никогда не надоедало наслаждаться этой своеобразной игрой.
Сейчас словно кто-то резко включил его. Вокруг тишина. В полумраке угадывались прутья решетки. И больше он не видел ничего. Он вообще странно видел. Наверное, все дело в темноте. Ронги не очень хорошо видят в полумраке. К тому же, у него ужасно ломило и жгло все тело, и никак не получалось сосредоточиться.
– Лучше бы меня сожрало ваше гнилое болото, чем видеть все это, – раздался чей-то голос.
Смысл этих слов плохо дошел до Люма, но вот звуки знакомого голоса заставили его затрепетать. Это был голос ронга. Правда, слова он произносил как-то необычно, но главное – рядом был ронг!
Люм попробовал развернуться в ту сторону целиком, но тело едва слушалось, да и болью словно разрывало на мелкие кусочки. Люм собрался и повернул только руку, но почему-то ничего не увидел. Это удивило и немного испугало его. Неужели он получил ранение и потерял глаза на конечностях?!
Страшась того, что сейчас может увидеть, Люм поднес руку к телу. И тут случилось необъяснимое. Рука была там, где всегда находили его глаза – посередине туловища, он чувствовал это. Но Люм смотрел на нее сверху! Рука была высохшей, покрытой глубокими трещинами-шрамами и вместо пяти имело всего три пальца.
Рука талрака!
– А-а-а-ш-ш-с-к-р-р!
Люм закричал, но вместо крика услышал лишь сухой треск, напугавший его еще больше.
– Да заткнись ты! Мне куда противнее твоего, – раздался сбоку все тот же голос.
Что-то зашуршало, и перед Люмом появился ронг.
– Мне кажется, я все же утоп в том болоте. И сейчас гнию и разлагаюсь на самом дне твоей поганой планеты.
Люм с ужасом узнал этого ронга. Вернее, узнал это тело – свое тело. Но если он стоял сейчас перед собой, то кто же теперь сам Люм?!
Теперь и Люму показалось, что и он умер. Сбылся его самый страшный кошмар – он превратился в талрака. Точно! Умер и превратился в талрака. А ведь он давно говорил, что эти высохшие твари – мертвецы. Говорил, а над ним смеялись.
– И я! Я тоже умер!
От нахлынувших чувств Люм вскочил и почти не почувствовал боли. В голове по-прежнему царила сумятица. Не получалось выделить ни одной четкой мысли, но он точно знал, что срочно должен связаться со своим командиром. Ведь это так многое меняло. Осознание этого заполнило его целиком.
Потом он призадумался: а поверят ли ему, ведь он теперь выглядит как талрак. Потом Люм вспомнил, что он заперт в клетке наедине со своим прежним телом и последнее, что он помнит – окутывающий его белый свет. Люм запутался и плюхнулся обратно.
– Мы оба живы, хотя я и предпочел бы умереть, – ронг сел рядом, сложив под себя и руки и ноги.
– Но если я жив, то кто я теперь? – собственные слова неприятно царапали Люму слух, такими скрипучими и сухими они получались.
– Ты – дурак, каким и был. Только теперь у тебя более совершенное тело – мое тело. А вот мне не повезло – на меня нацепили твою гнилую шкуру.
Люм попробовал представить себя, как кто-то сначала срезал с него плоть, а потом натянул ее на талрака. Получилось не очень. И уж совсем не получилось представить, как кто-то сумел втиснуть его в тощее тело талрака.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – Рафхат ощупывал что-то пересекавшее головогрудь его нового тела.
– Как они это сделали? Или кто они? А может, как сообщить обо всем нашим? – Люм вывалил сразу все, что занимало его самого.
– Нет. Нет, я размышляю, если я убью твое мерзкое тело, ты так и останешься жить в моем? Или мы сдохнем вместе?
– Я… я… Не надо!
– А я не сказал, что убью. Я только думаю об этом.
Талрак смолк, и Люм боялся снова заговорить с ним. Он тихонько сидел в своем углу и привыкал к новому телу. Боль понемногу отступала, и сознание прояснялось. Теперь он отчетливо видел в темноте. Сначала Люм не обратил внимания, но сейчас это стало очевидно – его новые глаза отлично видят в темноте. Он был уверен, что цари вокруг кромешная тьма, он все равно прекрасно бы видел.
Люм осторожно поднялся на ноги и попробовал сделать шаг. Отчего-то не получилось. Он недоуменно посмотрел вниз, вернее, по привычке опустил вниз руки. Пришлось напомнить себе, что теперь для этого ему надо склонить голову.
Не переставая пытаться сделать шаг, Люм увидел, что глупо барахтает в воздухе нижней парой рук. Пришлось закрыть глаза и на ощупь отыскивать у себя ноги. Ему показалось, что если он их потрогает, то это придаст ему импульс почувствовать их.
Он трогал ноги талрака. Нет, свои ноги и потихоньку проникался тем отвращением, которое только что высказывал ему Рафхат, очнувшийся, судя по всему, значительно раньше.
– А вот и я! Как самочувствие?
Люм подпрыгнул от неожиданности, даже не заметив, что внезапно обрел способность шевелить ногами. По ту сторону решетки стоял незнакомец. И дело не только в том, что Люм не знал, кто это, но он даже не предполагал, что на свете могут быть такие существа. У него была голова, руки, правда только две, ноги – все как у талрака, но в то же время он был толстый, словно ронг.
– Чего молчите-то? – незнакомец засунул что-то в рот и оттуда пошел дым.
– Я убью тебя! – Рафхат кинулся на решетку.
– Фу! И кто только придумал, что вы принадлежите к разумным видам? – доктор Кха Грат придирчиво их осмотрел и сморщился. – Убожество вы и дикари. Оба.
– А вы тоже с другой планеты? – наконец нашел единственное объяснение Люм.
– Это ты с другой, а я с этой. Ну, или почти с этой…
– Я убью тебя во имя Талракеша! – Рафхат был уверен, что все это – результат каких-то экспериментов проклятых менкхов.
– Да срать мне на твой Талракеш. В общем так… Вожусь тут с вами второй день… Тьфу! Надоели вы мне. Сейчас пару дней придете в себя и за дело. Будете драться. Я вам кое-что приделал, а то уж больно вы убогие были. Осваивайтесь пока… Прям не знаю, и зачем вас сюда притащили, одна морока с вами… – доктор покачал головой. – По мне, так таких надо ко мне в лабораторию – крыс кормить, а не занимать мое драгоценное время. Даже пирожков покушать некогда.
Не переставая ворчать, доктор ткнул в них каким-то прибором. Поцокал языком, взглянув на показания.
– В общем так, уроды. Все у вас отлично. Просто замечательно. Да вам сам распорядитель Пракс бы позавидовал. У вас, в отличие от него, даже геморроя нет. Ну все, я пошел.
Рафхат все еще переваривал слова этого непонятного незнакомца о Талракеше. Их суть никак не укладывалась в его понимание сложившейся ситуации.
– Да, и не пробуйте ковырять нейроошейники, они напрямую подсоединены к нервной системе. Сдохнете в тот же миг. На вас мне плевать, но только представьте, как будет недоволен господин Карзог!
Доктор давно ушел, а Люм и Рафхат все еще смотрели друг на друга. Рафхат пытался понять, кто такие Пракс и Карзог, что такое геморрой, и как все это связано с менкхами.
Люм ничего не пытался понять. Он просто смотрел на свое несчастное тело, в которое вгрызлись когти нейроошейника и высматривал, что же изменил в нем этот странный и страшный инопланетянин.