Они встретились на ринге. Семен Валерьевич уступил место Алексею.

— Поработай с ней, Алексей, — сказал он.

На ринге была Даша. Теперь выступать в полуфинале должна была Даша и София. Других боксеров не осталось. Свете Морячка сломала руку. Инесса не могла пересилить в себе страх перед ударом. После ударов Морячки она шарахалась назад и закрывала глаза.

— Скорее, не из-за ударов, — как сказал Семен Валерьевич, — а из-за того, что Морячка, как гладиатор наступила ей на голову.

— Ее отпустили? — спросила Даша.

— Нет.

— Почему? — спросила Даша, и провела Лехе апперкот.

— За-зачем? Я дышать не могу, — едва выговорил парень.

— Ты не выполнил обещание. Почему ее не выпустили? — последовал вопрос, а за ним боковой справа.

— Прекрати меня избивать. Сначала надо взять Юрия. — Алексей ответил джебом справа. Даша отлетела в угол и упала.

Тут надо заметить, что не бывает апперкота в солнечное сплетение, как и джеба справа. Это ошибки сделаны всего два-три раза. Я не стала их исправлять, чтобы добрый читатель не заснул, чтобы он тоже мог почувствовать себя, так сказать, в деле.

— Ну, смотри, Алексей, — сказала Даша, и поднялась. — Сейчас ты у меня ляжешь. — И она провела удар Лемана, которому Алексей и научил ее. Простой удар в челюсть слева. Но он проходил, когда серия была уже завершена. Это был удар как бы после боя. Создавалось впечатление, что бойцы уходят на перерыв. И тут следовал удар.

Сам Алексей даже удивился. Ему хотелось протестовать. Протестовать против удара после гонга. Он хотел засмеяться от радости. Этот удар так хорошо у Даши получился. Но не смог:

— На несколько секунд парень потерял сознание.

— Ну, ты че, отрубился? — наконец, услышал он голос Даши.

Далее, объяснение, зачем Алексей рассказал начальнику милиции то, чего не было. А именно, что Юрий подарил ему пистолет после расстрела майоров. На самом деле, он даже не сразу понял, что это был Юрий.

Алексей выполз с ринга.

— Отомсти за меня, — в шутку сказал он Софии. Точнее, сказал он серьезно, но, разумеется, это была шутка. К сожалению, не все понимают шутки.

София бросилась на Дашу, как тигр на другого тигра, но меньшего размера и более старого.

— Ты че, взбесилась? — спросила Даша. После одного из ударов Софии она упала. — Я просто поскользнулась.

— А сейчас? — спросила София.

— Что? — Хотела переспросить Даша, но поняла, что опять падает. — Ну, стерва! Сейчас я тебя урою.

— Что это было? — спросил Семен Валерьевич, подходя к рингу. — Мы не договаривались так бить на тренировке. — Даша!

— Ничего страшного. Я случайно упала. — И она попыталась уложить Софию. Но противник отступил к канатам.

Оттолкнувшись от канатов, София опять попала. Как кулачный боец, она ударила Дашу в висок.

Удар был несильный, и это был только нокдаун. Даша встала на колено.

— Ладно, — сказала она. — Убью, тварь! — И она бросилась на Софию, как бык с двумя широко расставленными острыми рогами.

София один раз увернулась. Она крикнула тренеру:

— Этот бык сошел с ума! Я его боюсь! Это какой-то чертов Минотавр! — И приподняв канат, София выпрыгнула с ринга.

— Ты что, на самом деле, так рассердилась? — сказал Алексей, удерживая Дашу около канатов. Она только ответила:

— Урою, козу! — И добавила вслед удаляющейся в раздевалку Софии: — Сегодня мне лучше не попадайся!

— Успокойся, — сказал Семен, — давай потихоньку по боксируем со мной.

— Она ударила меня, когда я была не готова.

— Надо всегда быть готовой.

— Не на тренировке же.

— И на тренировке тоже, — сказал тренер. И добавил: — Обязательно надо быть готовым ко всему именно на тренировке.

— Двигайся, двигайся, — сказал тренер. — Представь себе, что я груша.

— Спасибо за подсказку, тренер, Без вас я не буду чемпионом.

— Вес на правой ноге, бьешь левой. Вес на левой ноге, бьешь правой.

Проведи серию. Давай, давай! Как будто колешь лед пестиком.

— Чем?

— Не опускай левую, — сказал Семен Валерьевич. — Отойди в сторону, и уложи меня хорошим хуком.

— У меня не получится, — сказала Даша.

— Конечно, не получится. А ты все равно попробуй. Давай, обходи меня. Теперь бей!

— Так?

— Да. Только надо делать это неожиданно.

— Так? — спросила Даша, когда тренер после ее Лемана свалился под канаты.

Семен помотал башкой, как собака, вылезшая на берег.

— Да, так, — сказал он. Но больше ничего не сказал. Взял полотенце и ушел в раздевалку.

— Так, — сказала Даша, махнув перчаткой Алексею, который сидел на скамейке и наблюдал за боем. — Иди и ты сюда. Порву как Тузик грелку. Или, — добавила Даша, перегнувшись через канаты, — сейчас же придумывай способ, как освободить мою мать.

— Мы можем обратиться к одному из членов Концессии, — сказал Алексей, и подошел к рингу. — К директору Завода. Скажем, что Анна Владимировна необходима нам для победы на турнире.

— Хорошая мысль, — сказала Даша, — Но этого мало. Надо кого-нибудь посадить вместо нее. Хотя бы на время.

— Может, меня? — сказал Алексей. Он хотел рассказать Даше то же самое, что рассказал зачем-то начальнику милиции. Что взял у Юрия пистолет. Хорошо, что вовремя вспомнил:

— Он работает под прикрытием.

— У меня есть пистолет, — сказал Алексей, — может быть, его подбросить.

— Кому?

— Не знаю. Я бы мог сам сесть на время.

— На время?

— На время турнира.

— А потом?

— А потом поймаем кого-нибудь.

— Как мы поймаем, если ты будешь сидеть?

— Ты будешь приезжать ко мне на свидания.

— Нет, нет, Алексей, не сходи с ума.

— Я не сойду, не беспокойся.

— Тогда я сойду. Я буду так сильно за тебя беспокоиться, что сойду с ума.

— Я не на долго.

— Нет, нет, нет, давай придумаем что-нибудь другое.

— К сожалению, я больше ничего не могу придумать. А жизнь не подсказывает.

— Что ты имеешь в виду? Что давно никого не убивали? Разве можно этого желать, балда? Ты зачем это сказал? Теперь обязательно, кого-нибудь грохнут. — От досады Даша даже села на ринг.

— Да, — опять пошутил Алесей, — здесь о таких вещах лучше не заикаться. Валят без промедления. Можно подумать, что работает какая-то банда.

— Одно только не понятно, — сказала Даша, — чего им надо?

Алексей пришел к начальнику и сказал, что необходимо сесть в тюрьму.

— Не понял, кому?

— Мне. Думаю, на Зоне поискать информацию о Серийнике. Наверняка, кто-то что-то слышал.

— На Зоне? С какой стати? Уверен, Серийник из другой компании. На Зоне его знать никто не может. Выпить хочешь?

— Перед отправкой в Зону, пожалуй, выпью.

— Значит, хочешь, чтобы я выпустил вашу Анну?

— Это необходимо.

— Почему?

— У меня есть одна мысль.

— Какая?

— Пока не хотелось бы говорить.

— Так и не говорил бы.

— Хорошо, скажу, — Алексей выпил свою рюмку. — Возможно, эти убийства связны с турниром.

— Это хорошая мысль. Приз очень большой. О таких призах раньше не слыхивали. Два миллиона!

— Два миллиона это боксерам. Из-за них бы столько народу убивать не стали. Дело в том, что будут делаться ставки на победу боксера в финале.

— Большие ставки?

— Есть предположение, что один из наших заводов поставит Контрольный Пакет акций.

— Зачем?

— Вывод: значит, кто-то поставит не меньше. Есть такой слух, что будет играть какая-то Концессия, — сказал Алексей.

— Почему ты мне раньше ничего об этом не говорил? — спросил Сергей Сергеич.

— Вот, сказал. Зачем торопиться? Может быть, эти дела и не связаны. Серийник валит женщин боксеров просто от ненависти к ним. Большие ставки на матч делают ради захвата крупных предприятий.

— Да, связи не было бы, если бы убивали кого-нибудь другого. Например, продавцов продовольственных магазинов. Но здесь связь буквальная. Матч на миллионы между женщинами боксерами, и убивают именно женщин боксеров. Так не бывает. Не может быть, чтобы между этими событиями не было связи.

— Вот из вашей версии как раз и следует, что на Зоне об этой связи может быть известно.

— Ты прав. Садись.

— Сначала выпустите мать Даши.

— Выпустим.

— Сначала я должен это увидеть.

— Хорошо. Сейчас ты уйдешь вместе с ней. А я пока подготовлю тебе камеру.

Алексей, наконец, дождался. Анна Владимировна вышла из милиции.

— Вы кто? — спросила она. И тут же добавила: — Вы повезете меня на Харлее Дэвидсоне?

— Да.

— Мы не замерзнем?

— Нет, те, кто за рулем никогда не замерзают.

— Как в песне.

— Как в песне.

— Но за рулем вы, а не я.

— Хотите сесть за руль? — спросил Алексей.

— С удовольствием.

— Подождите, а вы умеете?

— Я больше года прожила в Америке.

— Я смотрел кино про Америку, Женщины там ездят на Харлеях. Кажется, с Микки Рурком. Но это делается на задних сиденьях.

— Вы смотрели кино?

— Да.

— А сейчас я вам покажу правду. Садитесь сзади.

— После вас.

— Ключи, — сказала Анна Владимировна. Она завела мотоцикл, и они поехали.

— Осторожно, — сказал Алексей. — Мы не в Лос-Анжелесе. Здесь снег. Кстати, у вас права есть? Русские, я имею в виду.

— У меня не только русские, у меня международные права. — И добавила: — Если ты будешь ко мне приставать с расспросами, как в гестапо, я всем расскажу, кто ты такой?

— Это и так все знают, — спокойно сказал с заднего сиденья Алексей. Но сердце его забилось в предчувствии какого-то непонятного разоблачения.

— Вы…

— Не надо. Это секрет. Да, я действительно, торгую мясом на рынке. Не говорите, пожалуйста, никому.

— Нет, мой милый, нет. Ты — мент!

— Какие глупости! Почему вы так решили? — Алексей подумал, что Сергей Сергеич проговорился в беседе с обаятельной дамой. — Я жду объяснений, — добавил он.

— Вы встречали меня у милиции, — сказала Анна Владимировна. — Стоять здесь и ждать нормальный человек не может. Вывод: вы мент.

— Как вам не стыдно так говорить, — только и мог ответить Алексей. — Я вас встретил после отсидки, посадил за руль легендарного Харлея Дэвидсона. Все сделал для того, чтобы вы могли обеспечить нам победу. А вы?

— А что я? Я только сказала правду.

— Чушь!

— Почему?

— Ни один нормальный человек не отдал бы руль своего мотоцикла девушке без прав. Тем более Харлея Дэвидсона.

— Я и не говорю, что вы нормальный человек. Вы — сыщик. А прикидываетесь… Кем вы там прикидываетесь? Кстати, я могу никому ничего не говорить.

— Хорошо.

— Но при условии.

— Каком условии?

— Вы прямо сейчас мне признаетесь, что вы работаете под прикрытием, и под этим прикрытием вы соблазнили мою дочь.

— Вам бы это… — он не смог придумать, что сказать дальше.

— Служить в контрразведке? — помогла ему продолжить Анна Владимировна.

— Послушайте, мэм, остановитесь. Я сам сяду за руль.

— Ладно, ладно, зятек. Но помни, ты у меня в руках.

— Хорошо, что не в ногах, — автоматически проговорил Алексей.

— Я не совсем расслышала, что ты сказал?

— Я передумал садиться в тюрьму. Сидите сами.

— Ты что-то сказал?

Но Алексей сердито промолчал. Он подумал, что начальник милиции все-таки проговорился. Не может быть, чтобы она вот так сама обо всем догадалась. Но решил не сдаваться.

Они доехали до квартиры Анны Владимировны.

— Зайдешь?

— Зачем?

— Я расплачусь с тобой.

— Чем?

— Кофе. Из Америки.

— Из Америки? Нет. Я поеду.

И он уехал, не сказав Анне Владимировне, что они с Дашей живут в ее загородном доме.

— Здравствуйте.

— Привет. Иди сюда, садись на шконку. За что сел?

— Ни за что.

— Все ни за что. А все-таки?

— Не скажу.

— Что значит, не скажу? Пидор, что ли? Место для голубых у нас около параши. Ты не знал?

— Нет. И да: с таким же успехом я могу и тебе сказать, — обратился Алексей к Смотрящему за хатой, — что это ты пидор. И, не дожидаясь ответа, уточнил: — А почему нет? Ответь, если можешь?

Несколько человек поднялись со своих шконок.

— Разреши, Соленый, мы сегодня сыграем в Публичный Дом, — сказал один парень.

— Не надо, — сказал этот Соленый, с которым беседовал на шконке Алексей. — Пока не надо, Роберт. — И, обернувшись, к Алексею сказал: — Если сможешь меня уложить, будешь спать эту ночь спокойно. Нет — твое место возле параши.

Он сразу ударил Алексея. Не вставая со шконки, Соленый резко двинул локтем, но Алексей успел уклониться вперед. Пока Соленый держался за свой ушибленный локоть, Алексей встал. Он принял боксерскую стойку.

— Иди к папе, Сольчик, — сказал он, и поманил рецидивиста пальцем. От бешенства Соленый зацепился ногой за скамейку у стола, и растянулся на полу. Непроизвольный смех в зале из семидесяти человек привел его в неистовство. Соленый бросился вперед, и смог с ходу нанести Алексею два удара по лицу. Сыщик пытался удержаться на ногах. Он сделал несколько быстрых шагов назад, и уперся в дверь.

— Ломись отсюда, пока не поздно! — крикнул кто-то.

— Ну, че? Попался? — спросил Соленый. Он сделал движение вправо, влево, как будто окружал противника со всех сторон. Было ясно, что он занимался боксом.

— Ну, не мастер же спорта! — подумал сыщик. — Ну, че ты застыл? — спросил Алексей. — Забыл, что делать дальше?

— Помню, — сказал Соленый, и быстро двинулся вперед, надеясь не выпустить Алексея из ловушки.

Алексей уже решил, как поступить. Он сделал едва заметное движение влево, в сторону параши, но ушел вправо, где было мало места. Там стояли шконки. Прием сработал. Соленый упустил противника, и сам оказался у двери.

Пытаясь выбраться из ловушки. Соленый сначала сломал раковину для умывания, потом Алексей заставил его лечь возле параши. Последним был удар Лемана. Он показал правой — в ситуации, когда Соленый стоял около разбитой раковины — этого было достаточно, а ударил левой. Коротко, так коротко, что бандит не заметил удара.

— Готов.

Соленый очнулся и поднял руку ладонью вперед.

— Я обещал, что парень будет спать эту ночь. Всё по-честному. Я проиграл — пусть спит. Замочите его послезавтра.

— Наверное, можно завтра с утра? — решил уточнить Роберт. — Ну, если он выиграл только одну ночь, с утра-то, после завтрака, уже можно его завалить?

— Ты прав, Роберт, — сказал, поднимаясь Соленый. — После его удара, — проходя мимо, он похлопал Алексея по щеке, — я че-то плохо стал считать. — И добавил: — Завтра с утра, так завтра с утра. Отдыхай, бой, до утра тебя никто не тронет.

Алексей вроде бы уже почти шлепнулся на шконку, но Роберт попросил его подняться.

— На верхнюю, боксерчик, на верхнюю, — и он сделал несколько вертикальных движений рукой. Мол, заставь себя, поднимись.

Алексей молча залез на второй ярус.

— Почему кровати нельзя ставить в один ярус? — подумал он. — Было бы намного лучше.

Алексей заснул, хотя была опасность, что убьют ночью. Специально сказали, что утром, а на самом деле убьют ночью. Чтобы было неожиданно. Чтобы не сопротивлялся больше. В камере было жарко, хотя на улице было минус двадцать два. Температура нормальная.

— Ну, зачем еще затопили батареи? — сказал Алексей, — и так жарища.

Все заржали.

— А что смешного? — сказал Алексей. — Дышать нечем. — И начал сбрасывать одеяло. Быстрее, быстрее! Жарко. Он замотал ногами, как будто ехал на гоночном велосипеде. Когда-то он любил на нем кататься. Такая гонка — ноги горят.

Алексей проснулся, но и то не сразу сообразил, что ноги у него на самом деле горят. Между пальцев ног ему засунули ватные тампончики, и подожгли. Обычно вставляли свернутые в трубочки бумажки, газету, а здесь не пожалели ваты. Как сказал Роберт:

— Для мента и романа Толстого не жалко.

— Да какой он мент, — сказал Соленый, — так, какой-то мудила с Нижнего Тагила.

— Это мент, Соленый, — сказал Роберт. — Я ментов чувствую по запаху и непробиваемой глупости.

— Ну, если мент, зачем он здесь? Подсадная утка?

— Вряд ли. Хотя, черт его знает.

— Даже если он подсадная утка, то не для нас. Этот гусь ищет кого-то другого, — сказал Соленый. — Подождем до утра.

— А это? — Роберт кивнул на ватные тампончики.

— Гуси тоже любят кататься на велосипеде, — сказал Соленый.

Роберт кивнул шнырю, который засунул ватные палочки Алексею между пальцев.

— Я сам, — сказал Соленый. — Мне будет веселей наблюдать, если сам подарю этому гусю велосипед. — Он поджег вату. И Алексей покатился по гаревой дорожке.

— А-а-а! Когда же, наконец, будет финиш?! Жарко! Жарко, мать вашу! — Громкий смех в камере он принял за гул трибун.

— Ну, Гусь! Вот катается! — весело сказал Роберт.

— Но зарезать все равно придется, — сквозь смех, но серьезно сказал Соленый.

Соленый и Роберт не дожили до завтрака. Сейчас не раньше. Но раньше из камеры в столовую не водили. Ели прямо так, на шконках. Человек десять, правда, сидели за столом. Больше не умещалось.

Все в ужасе смотрели на Гуся, как успели прозвать Леху. Он сел за стол, и ждал, когда ему подадут завтрак. Только шнырь не выдержал и спросил, слегка согнувшись, но с полотенцем на руке:

— Вам яичко всмятку? Или так, как большинству? Пожарить на сливочном масле?

— Что? — Алексей думал, что ослышался. — Разве можно заказывать? Здесь есть меню? Как в ресторане. Не ожидал. — Последних слов никто не услышал. Смеялись громче, чем вчера.

— Зря ты их смешишь, Гусь, — сказал старший шнырь по кличке Хохол. Он и был хохол с Украины. — Обычно тех, кто всех тут смешит, через неделю максимум кладут под шконку. И трахают. Ты понял?

— Смешно, — ответил Алексей. И добавил: — Смотри, как ты тебя не трахнули.

Хохол отошел к своей шконке, и вынул заточку длиной сантиметров двадцать. Это, если считать без ручки.

— Такой поросят резать, — сказал Алексей.

— Не только, — усмехнулся Хохол. И добавил: — Гусей тоже. — И он сделал резкий выпад. Алесей не мог поверить, что Хохол на самом деле хотел его зарезать. Он даже не успел, как следует уклониться в сторону. Металл проколол ему мышцы выше локтя. Мало этого, Хохол вытащил заточку из руки, и опять замахнулся. Поднял ее над головой, как будто хотел пригвоздить Гуся к столу. Или даже лучше:

— Как будто хотел опустить на него гильотину справедливости.

Но Алексей тоже обладал врожденным чувством справедливости. На этот раз он отклонился назад, и добавил скорости голове Хохла. Стол не сломался, но одна доска прогнулась, а потом опять выпрямилась. Дуб, что ли?

И удар снизу. Апперкот. Хохол упал на шконку, которая стояла сзади и сломал ногу. Как уж он это смог? Видимо, бедро попало на металлический уголок. Хотя вроде Хохол был парнем не тощим. Тем не менее, ни жир, ни мышцы его не защитили. Просто упал неудачно. Так многие сразу и сказали:

— Неудачно упал.

Шнырь ломонулся к двери.

— Начальник, открой! Народ гибнет!

Алексея волоком вытащили из камеры. Начальник тюрьмы ничего не знал. Ему даже в голову не приходило, что:

— Этот Гусь работает под прикрытием. — Никто не знал, на каком уровне действует Серийник, поэтому никому ничего не сообщили.

— Вы молодец, — сказал начальник тюрьмы. И, не дожидаясь, вопроса добавил: — Молодец, что остановились на троих. А ведь могли бы перерезать всю камеру.

— Каких троих? — спросил парень.

— Вы покалечили Хохла, убили Соленого, убили Роберта. — Начальник тюрьмы подвинул поближе коробку папирос Казбек. Открыл и предложил Алексею: — Закурите, легче будет.

— Спасибо. Но думаю, легче мне не станет. Хотя, честно вам скажу: я никого не убивал. По крайней мере, в этой тюрьме.

— Точно?

— Абсолютно.

— Меры физического воздействия к тебе еще не применяли?

— Пока нет.

— И не будут, — сказал начальник тюрьмы. — И знаешь, почему?

— Нет.

— Ты, парень, добровольно во всем сознаешься. Напиши чистосердечное признание, и лети вольным соколом на Зону. Согласен?

— А просто так нельзя доказать, что я никого не убивал? — спросил Алексей.

— К сожалению, парень, нельзя.

— Почему?

— Не родился еще тот Шерлок Холмс, который мог бы это сделать.

— Могу я узнать, как были убиты Соленый и Роберт? Нет, пожалуйста, считайте по-своему, что это я их завалил, но вы мне можете ответить на мой вопрос?

— Хорошо. Им вырвали сердце.

— Еще один вопрос. Их сердца нашли?

— Нет, не нашли, ответил начальник тюрьмы.

— Вам не кажется это странным? Не съели же их на самом деле?

— Такие анализы мы проводить не будем, Это не в нашей компетенции.

— Но вам придется объяснить, куда девались сердца, — сказал Алексей.

— Нет. Зачем мне напрягаться. Я возьму эту информацию из ваших показаний. Вы ведь ответите на этот вопрос в вашем чистосердечном признании. Не правда ли?

— Но я не знаю!

— Я вас не тороплю. Подумайте. — Начальник тюрьмы посмотрел на часы. — До завтра.

— Меня отправят в ту же камеру?

— Это самый лучший вариант. Вы там будете, как король.

— Они меня не грохнут?

— На воле быстрее грохнут, чем в вашей камере. Увидите, вас встретят с почтением. Самое ужасное, они уважают вас за то, что вы съели сердца этих своих обидчиков, Соленого и Роберта. Съели, так сказать, сырыми, без соли и лука. Ну, и хорошо сделали, что сломали ногу главному шнырю, Хохлу. Он ведь уже двоих зарезал в этой камере.

— Почему его не заменили? Я имею в виду, не посадили?

— Он уже сидит. Эти убийства взяли на себя другие, — уточнил начальник.

— Зачем? — удивился Алексей.

— Он попросил.

— Удивляюсь я на людей, — сказал Алексей. — Попросили взять на себя убийство! Зачем соглашаться? Это же пятно на всю жизнь.

— А вы зачем согласились? — улыбнулся начальник.

— Так…

— Я вас попросил. А вы согласились. Так и другие. Их просят, и они соглашаются.

— Значит, вы считаете, что я никого не убивал?! — удивился Алексей.

— Конечно, уверен. На сто процентов. Но у меня нет другого выбора. Кто-то должен ответить за двойное убийство.

— Это жестоко.

— Я вас понимаю. Но в моей тюрьме не может быть не раскрытых убийств.

Шнырь обслуживал Алексея ровно один день. Потом его отправили на Зону. Никто с Алексеем не разговаривал. Только один раз шнырь сказал:

— Серьезное убийство. Я такого никогда не видел