На следующий день я все-таки купил машину. Рено Меган, 2002 года. Две большие двери. Серебристый цвет. В общем, всё мне не нравилось. Одна радость — коробка автомат. Надо было брать Мицубиси Паджеро. Муцубиси вообще моя любимая машина. Как-то давно я увидел такой зеленый джип в Южном Порту. У меня челюсть отвалилась. И стоил он в пять раз больше Уазика. Тогда еще думали, что Уазик — это тоже машина. Это теперь всем ясно, что место этого Козла на помойке. Как долго человек подвержен иллюзии! Почему? Трудно сказать.

Сейчас вернусь и поменяю это турецкое Рено на Мицубиси. Хотя нет. Я купил не для себя эту машину. А ей она очень даже понравится. И все-таки надо было начинать с Мерседеса или Ауди. Такая Ауди А-4 там была! Надо было съездить самому в Германию и там взять трехлетнюю Аудюху.

Еду я так, еду и постепенно мысли о тачках начали перебиваться мечтами о сексе. Я съехал на обочину, чтобы в туалет сходить. Захожу за кусты и вижу прекрасную девушку. Она…

Да, она лежала на пеньке. У нее были такие груди, что я бы смог рассмотреть их с вертолета. Руки и ноги девушки были привязаны к корням деревьев.

Я осмотрелся. Ну, не может такого быть. Подстава если только. Но ведь никто не знал, что я остановлюсь именно здесь. Зря остановился. Если покупаешь машину в Москве, останавливаться по дороге нельзя. Я оглянулся. Серебристый жучок отдыхал на обочине. Лучше вернуться. Но я уже не мог. Я бы просто описался.

Я отряхнулся, застегнулся и обернулся. Не зря говорили, что оборачиваться нельзя. Нельзя!

— Ты попал, мужик, — сказал один из них.

Целая толпа ментов стояла около распятой девушки. Некоторые из них были в форме. А те, что без формы тоже, наверное, были менты. Ну а кто еще? Я решил действовать активно и побежал к своей серебристой тачке.

— Взять его, — сказал один из штатских. Его все называли Леня Московский. После того, как я это услышал, я понял, что это не настоящие менты. Или оборотни.

Я рванул на другую сторону. Одни из тех, кто бежал за мной попал под Камаз. Он только успел крякнуть, вякнуть, и скатился в кювет. Я сделал петлю и вернулся к своему автомобилю. Еще одного оборотня задела машина. Не останавливаясь, она уехала дальше. А Камаз, который сбил первого, кажется, так и стоял у обочины.

Сигнализация сработала, как часы. Прыг и я уже на сиденье. Но ключ зажигания никак не мог попасть в замок. Давно бы придумали, чего-нибудь по проще. Сколько людей из-за этого зажигания пострадали. Сейчас я устрою вам гонки. У меня хоть не Мерс, и ни Мицубиси Паджеро, это Рено, но с коробкой автомат.

Нет, меня вытащили через широкую дверь и поволокли к пеньку.

— Вы… вы меня с кем-то спутали, ребята, — сказал я, — не надо.

— Леня, — он отказывается, — сказал Кир.

— Он сам не понимает своего счастья, — сказал Леня.

Они хотели заставить меня.

— Нет, я не буду. Я не буду! — кричал я. Тогда меня раздели, и Кир, помощник Лени Московского, надел мою одежду. Потом Кир стал трахать прикованную девушку, а другой снимал все на видеокамеру.

— Вы принимаете меня за кого-то другого, — опять сказал я. — Может быть, вы думаете, что я депутат государственной думы, и хотите подставить меня? Нет?

— Заткни ему пасть, Шершень, — сказал Московский.

Плотный парень ростом метр семьдесят шесть, с короткой стрижкой, кучерявый, с согнутой, как у боксера в стойке, спиной и лохматыми бровями подошел поближе и ударил в живот с дальней стойки. Хотя он и подошел поближе, все-таки это расстояние было слишком велико для того, чтобы нанести хороший удар.

Для этого угрюмого расстояния как раз хватило. У него руки были длинные, ниже колен, как у орангутанга. Мне, кажется, я его кто-то видел. Точно. Не могу вспомнить только где?

— Так, закончил, — командовал Леня, — теперь ты, Руслан. И Гиви тоже. Давайте вдвоем. Потом Мышь и закончили, — опять повторил он.

Пока одни трахали девушку, другие сторожили водителей Камаза на другой стороне дороги.

Мою одежду одел сам Леня Московский. Точнее, он попытался ее одеть. Но рубашка сразу треснула, как заячий тулуп на Емельке Пугачеве.

— Да не надо переодеваться, — сказал оператор. — Я потом приделаю другую голову.

— А че ты раньше-то молчал? — спросил Леня.

— Я не молчал. Я десять раз уже повторил, что можно все смонтажировать. Не надо никому переодеваться.

— А я тебе тоже десять раз сказал, что нельзя делать монтаж. Все должно быть по-настоящему, — сказала Леня.

— Тогда надо делать еще одну съемку, — сказал оператор.

— Какую?

— Надо снять его вместо вас, — ответил оператор. — Пусть он сам тогда командует всей этой операцией.

— То есть он будет Леней Московским?

Оператор тяжело вздохнул.

— Нет, он будет депутатом.

— Каким еще депутатом?

— Ну не депутатом, а этим, как его, мером, что ли?

— Мером, — передразнил его Леня. — Запомни, наконец: Мэром! От слова мэр.

Наконец, мне все стало ясно. Снимали подставу мэра города. Решили дать ему посмотреть эту кассету. Если не согласится, покажут видеозапись по телевизору. Только почему я?

— По-вашему, я похож на мэра города? — спросил я.

— Заткните ему пасть! — рявкнул Леня.

Ко мне опять подошел этот парень с лохматыми бровями. Как у Брежнева, подумал я. Горилла. Неужели опять бить будет? И он бы ударил. Но Леня сказал:

— Подожди, пусть надевает свою одежду. Мы должны его снять.

— Я не понимаю, что происходит, — сказал я. Шершень опять сделал шаг в мою сторону. Но бить не стал, хотя сделал вид, что готов провести апперкот в любой момент. Лучше молчать.

Они все сняли, что хотели и уехали. На прощанье Леня сказал:

— Возьмешь ее с собой.

— Кого? — Тут Шершень подошел и в третий раз ударил меня.

— Еще раз сделаешь это, убью, — хотел сказать я, но не мог.

Машина была в норме. Только сотовый отобрали и одежду порвали. А так ничего.

— Девушка, как вы себя чувствуете? — спросил я и начал отвязывать веревки.

— Хорошо, — ответила она.

— Тогда, может быть, не надо вас отвязывать. Так и лежите тут на пеньке. Есть шанс еще кого-нибудь поймать. — Она быстренько заткнулась.

Уже в машине она сказала:

— Во-первых, я не девушка. Не называйте меня больше так.

— А кто вы?

— Я ваша жена.

— Вот как? У меня есть жена.

— Врете. Вы только хотели, чтобы она была.

— Тогда, кому я купил эту машину? Ну, если у меня нет жены?

— Теперь есть. Значит, это моя тачка.

— Если ты моя жена, то я бы знал, как тебя звать.

— Альбина.

— Но я этого имени не знаю.

— Теперь знаешь. — Я только покачал головой.

Мы въехали в город.

— Где ты будешь ночевать? — спросил я.

— У нас дома, — сказала Альбина.

— А у нас есть дом? — спросил я.

— Да.

— И что это за дом? Если это мой дом, то я туда никого не пущу.

— Я не понимаю, почему я должен с тобой жить в моем доме после того, как тебя перетрахал целый взвод.

— А что здесь такого?

— Ничего. Просто я не хочу каждый раз вызывать эту великолепную семерку, как тебе захочется потрахаться.

— Никого вызывать не надо. Это было в последний раз.

— В последний?

— Да. Здесь направо, — добавила она.

Мы подъехали к двухэтажному коттеджу.

— Два гаража? — удивился я. — У нас разве две машины?

— Конечно.

— А вторая какая?

— Тебе, как мэру выдадут, Мерс, я думаю. Обычно у нас выдают Мерсы.

— Два гаража, два этажа, две машины, две спальни, наверное, да?

— Спальни? Три, — ответила Альбина.

— А третья-то зачем? — спросил я подозрительно.

— Ну как ты не понимаешь? Одна для тебя, одна для меня и одна для нас обоих. Все просто. Если ты захочешь от меня отдохнуть, ты можешь спать отдельно. Всё, как у белых людей.

Сзади к дому был пристоен бассейн. Туда можно было заплывать прямо из своей спальни. Стоило только нажать кнопу и поднять подводную дверь. И хотя за домом было всего шесть соток, там росли довольно высокие деревья, и журчал водопад. Куда только потом вода уходит? В бассейне я спросил Альбину:

— Так я не мэр еще, что ли?

— Послезавтра выборы. Сегодня скажешь последнюю речь по телевизору. Вид у тебя нормальный.

— Я не знаю, что говорить.

— Скажешь что-нибудь и все. На твои слова никто не будет обращать внимания. Все будут смотреть на твое лицо.

— Зачем?

— После того как тебе показали Тоннель, ты, милый, начал быстро стареть. Пошли слухи, что в день ты старел на десять лет.

— На десять лет?!

— Даже больше. Никто не знает, почему именно на тебя так подействовал Тоннель. Но наши противники использовали твое внезапное старение, как козырь. Мол, какой из тебя мэр. Тебе, дорогой, надо баллотировать в покойники.

Она вылезла из воды и села на край бассейна.

— Ты поехал в Москву делать пластическую операцию, и…

— Что и?

— И умер от заражения крови. — Дама налила коньяка и подала мне одни большой бокал. На дне болталась темная жидкость. Я сделал глоток.

— Я не понимаю, почему я стал объектом вашего внимания? Случайно, что ли? На рынке заметили? Да, я там долго мотался. Несколько дней. Насмотрелся на иномарки.

— Почти случайно. Остановился ты точно у Камня Верности — это фатум. Но если бы ты не остановился, через сто метров тебя остановили.

— Нет. Я бы не остановился не только на поднятую руку, но и на лежащую на середине дороги голую женщину.

— В машине была электронная штучка. — Она вынула брелок. — Раз, чик — всё зажигание было бы заблокировано.

— А если бы я взял другую тачку. Я так люблю Мерседесы. Я хотел купить Мицубиси или Ауди.

— Это не важно. Блокиратор зажигания тебе бы поставили на любую машину. Правда, ты замучил ребят. Только они тебе на одну тачку поставят эту электронику, как ты уже передумал. Опять начинается канитель. Сколько ты машин перебрал?

— Десять.

— Одиннадцать.

— А чем я такой особенный, что вы выбрали именно меня? Потому что на рынке долго светился?

Она ушла, но скоро вернулась с сэндвичами.

— Ты Василий Мелехов.

— Я?! Нет.

— Ты Василий Мелехов, профессор Принстонского Университета.

— Я ушел с пятого курса. Какой профессор.

— Вот ты и проговорился. Ты действительно Василий Мелехов. Значит, мы не ошиблись. Ты будешь мэром этого города.

— А зачем вам это?

— Все дело в тоннеле. С твоей помощью люди хотят завладеть Временным Тоннелем.

— А кто? Леня Московский?

— Думаю, есть кое-кто повыше его.

— Я не очень все-таки понимаю, зачем был этот фэнтезийный секс у дороги?

— Эта запись будет использована против тебя, если не будешь делать то, что тебе говорят.

— А если меня не выберут мэром?

— Тогда тоже эта запись будет использована против тебя.

— Как это?

— Узнаешь как. Но ты не проиграешь, — заверила Альбина.

Далее, проигрыш выборов, зона, битва за приют для кошек и собак, животных хотели использовать на охоте, вместо диких зверей.

А я проиграл. Уже на следующий день меня закидали помидорами. За что? Я только сказал вечером предыдущего дня по телевизору, что в будущем мы будем жить лучше. Когда одна симпатичная девушка возразила:

— А как быть с прошлым? — Я ответил:

— И в прошлом можно найти себе место.

— А кем я там буду, пастушкой, что ли?

— Ну почему? Вы могли бы содержать публичный дом.

— Хам, — таков был ответ. Я же не знал, что эта симпатичная куколка журналистка. И принадлежит к противоположному лагерю.

За день до выборов эта куколка успела состряпать статью о том, что я, как несчастный Жан-Жак Руссо хочу затащить НАШУ ВЕЛИКУЮ СТРАНУ в паршивое рабское прошлое. Че-то еще я там говорил про экологически-чистые помидоры. Зачем? Даже не помню. Может быть, я хотел сказать, что помидоры были более красными, когда все были красные. Или наоборот: белые любили красные помидоры, а красные съедали их уже зелеными? Но главное, эта девушка не хотела жить ни в красном прошлом, ни в белом будущем.

— Только в настоящем! — крикнула она. — Хватит, пожили уже.

— Вы не понимаете, мы будем оживлять мертвых.

Зачем я это сказал, сам не знаю. Разве избирателям рассказывают о мёртвых? Конечно, нет.

— Вы хотите сказать, что мертвые встанут после вашего мэрства?

— Что?

— Разрешите, задать вам еще одни вопрос, — сказала журналистка.

— Пожалуйста. Всегда рад услышать хороший вопрос.

— Вы вивисектор?

— Я?! Наоборот, я хочу, чтобы все жили долго.

— С вами? Красный помидор. Да кто же будет с вами жить?

Я немного растерялся. Я спросил:

— Ну, вот вы, согласились бы со мной жить? — А что еще я должен был спросить?

— Вы женаты. Нет, вы только посмотрите он при…

— Я имел в виду не со мной лично, а в обществе будущего. Пахать землю, пить водку, иметь в банке немного денег?..

— Сколько? — Это спросила, кажется, не она.

— Триста тысяч, — без запинки ответил я.

— Угу, — грозно проговорила журналистка. — Вы хоть знаете, кто вы?

— Я знаю, кто вы.

— Кто я? Ну скажите, кто я?

— Кикимора. Да, ты Кикимора, — спокойно подтвердил я.

Я думал, она скажет, что я Леший. Если она Кикимора, то я Леший. Но она этого не сказала. Не сказала, потому что это было бы не логично. Я — не Леший. И журналистка, очевидно, это знала.

На следующий день меня закидали малосольными помидорами.

А на следующий я проиграл выборы.

— Зачем вы Соньку обозвали Кикиморой? — спросила Альбина вечером в бассейне.

После продолжительного секса, какой три раза в неделю от меня требовала Альбина, я был не в состоянии агрессивно мыслить. Поэтому я ответил просто:

— Не знаю.

А вот уже на следующий день я показал всем, что не ошибся. В меня опять начали кидать помидорами, хотя все должны были бы знать, что выборы я проиграл. Но то ли эта группа не знала еще точно, что для меня все кончено, то ли им некуда было девать запас помидоров, они опять, атаковали меня. Здесь же была и эта Сонька-журналистка. Я так разозлился, что решил доказать всем свою правоту. Я сказал:

— Товарищи! — И услышал в ответ:

— Мы тебе не товарищи, красный помидор! — Тогда я сказал:

— Господа! Я вам сейчас всё покажу. Окей? — И подбежал к журналистке.

— Что? — только и успела спросить она. А возможно, и не собиралась ничего больше говорить. Я думаю, я уверен, что все было спровоцировано нарочно.

Я начал быстро раздевать ее. Сонька не шевелилась. Только почти одновременно с трех сторон засветились красные огоньки японских видеокамер.

— Прекратите! Что вы делаете, — начала, наконец, бормотать Сонька. — Я буду жаловаться.

— Я те пожалуюсь, я те… пожалуюсь, — повторял я, как загипнотизированный. — Сейчас все увидят, кто ты. Смотрите внимательно! — крикнул я на всю площадь, — сейчас вы увидите то, чего еще никогда не видели. Это… Эта-а…

Тут меня схватили два здоровенных мужика, как мне потом сказали. Но я отшвырнул их в стороны. Что же это за здоровые мужики, если я так легко с ними справился?

Так или иначе, я смог раздеть Соньку до гола. На ней осталась только кофточка, чулки и записная книжка в руках.

— У нее ничего здесь нет, — сказал я. — Посмотрите! Она Бесполая. — Естественно, никто ничего не увидел. Кто-то даже крикнул:

— Ничего не видно!

— Я не могу показать вам все убедительно, но поверьте мне на слово. Я физиолог, здесь всё должно быть по-другому! — Некоторые засмеялись, некоторые закричали:

— Хам! Что себе позволяете?! Да, держите же его! — И так далее.

— Я призываю неверующих подойти поближе и самим убедиться, что эта Сонька Бесполая. Граждане, Бесполые захватили власть в вашем городе! — Некоторые начали приближаться. Но тут, наконец, появились милиционеры и прекратили это безобразие. Соньке велели одеться, а то ведь она не спешила это делать. Как бы желая всем показать, что в ней, как и других людях нет ничего особенного.

Примерно так я потом это рассказал и в милиции.

— Нет, вы поищите эту Соньку. И проверьте досконально. Она Бесполая.

Сначала меня хотели увезти в Москву, в Институт Сербского. Но было принято решение ускорить процесс. Жена бывшего мэра была психологом. Так ее попросили дать заключение о моей нормальности.

— Удивительно, но нормален, — сказала она задумчиво. — Хотите, я скажу следователю, что вы…

— Что я сумасшедший? Но ведь это бесполезно. Тогда меня отправят в Москву, в Институт Сербского. А там-то уж определят, что я вполне нормальный человек.

— Значит, — она сняла очки и протерла их платочком, — вы продолжаете настаивать, что у Соньки-журналистки ничего между ног не было?

— Да. И в этом нет ничего удивительного, — добавил я.

— То есть, — психологичка опять сняла очки, — если я правильно вас поняла, — Бесполые захватили власть в нашем городе?

— Ну, это не очевидно. Но возможно.

— Значит, моего мужа скинули незаконно. Инопланетяне какие-то. Так можно считать?

— Думаю, дело обстоит наоборот.

— Как наоборот? Они не Инопланетяне. А кто тогда Инопланетяне?

— Мы.

— Мы? Как это мы? Может быть, я ошиблась и ты все-таки ненормальный?

— Земля — это Космический Корабль. Это Ноев Ковчег, перемещающийся в другое время.

— Ну и что? Чем аборигены отличаются от обычных людей.

— Инопланетян вы называете обычными людьми?

— По привычке. — Она закурила и опять спросила: — Ну чем они отличаются? Вы можете сказать, чем аборигены отличаются от… от инопланетян?

— Вообще-то это секрет.

— Вы можете смело доверить этот секрет мне.

— Почему?

— Вам он все равно не понадобится. Скоро вы пойдете на зону.

— Значит, мы не объединимся против врагов вашего мэра? Вашего мужа, я хотел сказать.

— Нет. Потому что я предугадываю ваш ответ. Эти люди Бессмертны. Да? Я угадала ваш секрет?

— Вы мыслите удивительно логично.

— Странно все-таки получается. Люди умирают, а вы утверждаете, что они бессмертны.

— Простите, — сказал я, — нас пишет скрытая камера? Вы работаете на ФСБ?

— Нет, нет, — сказала психологичка, — но глаза ее странно забегали. Врет.

— Аборигены не умирают, — сказал я.

— Аборигены не умирают, — повторила она. — Ладно. Теперь вы понимаете, почему вы не можете мне помочь?

— Вы хотели, чтобы я убил нового мэра?

— Да, я хотела вас нанять. Но если они бессмертны, то… вы сами понимаете, делать это не за чем.

 

Свиданка

Меня перевели в Камеру Предварительного Заключения. Альбина передала через сержанта блок сигарет с фильтром. Как блатному. Правда, дошло до меня всего две пачки. Сержант передал их мне со словами:

— Это Вам.

— Больше она ничего не передавала? — спросил я.

— Передавала. Сказала, что приедет на свиданку через год.

На суде мне дали три года за хулиганство. Я не мог поверить, что все происходящее правда.

Я ходил по зоне и смотрел на небо и высокие дома где-то далеко за забором. Однажды мне сообщили, что ко мне на свиданку приезжает родственница.

— На длительную?

— Конечно, — ответил ДПНК.

Альбина. Наконец-то, я увижу ее. Но это была не она. Я вошел комнату для свиданий. Дама сидела вполоборота. И я не узнал ее. Кто бы это мог быть?

— И вы не узнаете меня? — спросила женщина, — почти трагическим тоном. Она повернулась. Что-то знакомое. Но я никак не мог вспомнить, где видел эту полноватую блондинку с большими грудями и широкими бедрами. А где-то ведь точно видел. Странно, как она могла добиться длительной свиданки. Ведь это минимум одна ночь. Значит, возможен секс.

— Я думала, вы узнаете меня. Впрочем, мне не надо было одеваться так шикарно. — Она помолчала. Я тоже ничего не сказал. Стоял и переминался с ноги на ногу, как ученик перед учительницей у школьной доски. — Я Анна Сергеевна. Психолог.

— Психолог? — переспросил я так удивленно, как будто никогда не встречал психологов. Это была психологичка, жена мэра. Но я все еще не узнавал ее.

— Неужели я так изменилась? — спросила она.

— Нет, нет, что вы! Я вас узнал.

— Ну что ты будешь есть? — спросила она, поднимаясь. — Пельмени? Я привезла тебе итальянские равиоли. С креветками. Ты любишь креветки?

— Очень. Хотя я мечтал о мясе.

— Есть и мясо. Какое ты любишь? Говяжьи стейки ты любишь?

— Люблю.

— А меня ты любишь?

— Вас? — я взглянул на Анну Сергеевну из-под лобья.

— Да.

Зачем я это сказал? С какой стати я должен любить сорокалетнюю психологичку? А может быть ей даже не сорок, а пятьдесят лет. Как бы больше не было. Спросить ее, зачем она приехала? Не могу. Ведь если бы она не приехала, что бы я сейчас курил? А курил я ароматнейший Кэмэл и ароматнейшие Мальборо. А пил пиво Пилзнер. Даже немного попробовал коньяка Камю. И ни о чем не спрашивая, я ее поцеловал.

Потом мы сломали одну кровать и легли на другую. Потом я уснул. Потому что устал. Но под утро я опять проснулся. Анна Сергеевна смеялась и плакала и только просила не торопиться.

К десяти часам она так развеселилась, что дала охраннику.

— Я не понимаю, зачем ты это сделала? — спросил я Анну Сергеевну, заваривая свежий чай.

— Мне было так хорошо, — ответила эта дама, что я не могла никому причинить боль. Ты знаешь, что он мне сказал, когда вышла в коридор, чтобы направиться в туалет?

— Он приставал к тебе? — спросил я.

— Он только подошел ко мне и сказал, что умоляет выслушать его. Я, говорит, умру, если не трахну Вас. Я слушал всю ночь, как вы ебетесь. Прекрасно, просто отлично. У вас даже сломалась кровать. На эту ночь я вам достану другую. Вы сможете немного отдохнуть друг от друга.

— Я говорю, простите, мне надо в туалет. Можно? Пожалуйста.

Я иду назад, он опять ко мне подходит. Говорит, что за эту ночь член у него вырос. Он у меня сейчас до колена, говорит. Я еле хожу. Если Вы мне не дадите, завтра он вырастет до пола. Я вообще не смогу передвигаться.

— Я сначала думала, он смеется. А потом смотрю, лицо у охранника перекосилось от мучительной боли. Он, действительно, с трудом передвигал ноги.

— Ты меня извини, — разозлился я, — может быть, у всей зоны сейчас будет столбняк? Что тогда делать? Всем дать? Ты зачем сюда приехала? Потрахаться? Нет, правда, Вы с какой целью приехали? — наконец решился спросить я.

— Не горячись, пожалуйста. Он не врал.

— Конечно, он тебя не обманул. Я все видел.

— Видел? Ты подсматривал в замочную скважину?

— Нет, обнаружил дырку в стене. Этот гад за нами через нее подсматривал. У него оказался член даже больше, чем можно было предположить. У меня рука меньше. Думаю, он так тебя наполнил своей спермой, что ты сегодня не сможешь ни есть, ни пить.

— Нет, ты ошибаешься, я очень хочу есть. И пить. — Она выпила целую бутылку Камю, две бутылки пива Пилзнер и съела большую банку американской тушенки с хлебом. Невероятно.

— Невероятно, — сказал я.

На соседнем столе лежала парчовая скатерть. Я спросил:

— Что это? Зачем Вы ее принесли? Вы, что… подтирались ей?

— Нет, — ответила дама с набитым ртом.

Она выпила еще рюмку коньяку и взяла в рот Мальборо. Я только покачал головой. Взял эту скатерть двумя пальцами и стащил на пол.

— Осторожно, — сказала эта великолепная дама. На столе была литровая банка со сметаной. Это я так думал, что со сметаной. Это была сперма этого ишака, охранника.

— Что это? — спросил я, хотя понимал, что ЭТО не может быть ничем иным, как сметаной или майонезом. Может быть, это краска или… А что или? Никаких или. Нет, оказалось, что ЭТО возможно.

— Это его сперма, — сказала Анна Сергеевна и выпустила струю дыма.

Я протер глаза и опять уставился на трехлитровую банку. Простите, на литровую. Но все равно. Это очень много. Более того, она показала мне МОЮ банку. Всего двести пятьдесят граммов. Так это за всю ночь, утро и ленч. А тут литр за раз. Неужели ЭТО возможно.

— Зачем Вам ЭТО? — мягко спросил я.

— Так я за ЭТИМ и приехала.

— За ЭТИМ?!

— Я хотела взять сперму только у Вас. Вы необычный человек. Вы Профессор. Вы смогли открыть Бессмертных Людей.

— Тогда зачем Вам банка этого урода? — спросил я.

— Он тоже в своем роде необычный человек. За ночь у него вырос член до колена, и он смог извергнуть из себя такой водопад.

— Да ничего он у него почти не вырос! — в сердцах воскликнул я. — Он такой у него и был. Как у осла! Просто распух.

Если бы я такой секс смотрел, какой продемонстрировали мы с вами этому гаду, я бы тоже… и у меня бы вырос.

— Ладно, ладно, не обижайтесь. Вы должны признать, что столько молекул ДНК у Вас все равно не было. Это просто комбинат, фабрика, завод по производству ДНК.

— Все равно вы не довезете ЭТО до дома, — сказал я. — Испортится, как красная икра, когда везешь ее c Сахалина.

— Ну что Вы! Всё законсервировано. Сейчас я уложу ЭТО в специальный вакуумный контейнер с холодом. Всё будет сохранено в лучшем виде.

Я попросил ее налить пятьдесят. Анна Сергеевна открыла новую бутылку. Это был Мартель.

— Камю кончился?

— Есть еще одна бутылка. Мы ее выпьем перед отъездом. Это тоже хороший коньяк.

— Я знаю.

— Пил раньше?

— Пил. Точнее, пробовал. Я все-таки не очень понимаю, зачем Вам столько спермы?

— Вы сколько уже сидите? Три года?

— Не знаю. Я уже потерял счет времени. Как Граф Монте Кристо.

— Вы сидите всего полтора года, — сказала она.

— Всего? По этой сперме не скажешь, что это мало, — я щелкнул пальцем по банке.

— Хотите узнать, что произошло за это время?

— Я и так все знаю, — ответил я. — У нас есть телевизор в Красном Уголке. — Ничего не произошло. Все как было, так и осталось. Как сказал Екклезиаст, ничего не меняется. Все как было, так и будет.

— Вот, чтобы ничего не изменилось, надо всё радикально поменять.

И Анна Сергеевна рассказала удивительнейшие вещи.

— В городе, где Вы когда-то жили, почти не осталось Инопланетян. Только Бесполые Бессмертные. Одна проблема: никто не может понять, почему он бессмертен.

— А по телевизору показывают, что все нормально, — удивился я.

— В закрытые учреждения сейчас идут трансляции со специального спутника. Они другие. Передачи, идущие с этого спутника очень тонко сделаны. Даже на воле многие не догадываются, что в разные места идут разные передачи. Например, в деревнях смотрят одни передачи, а в городе другие. Но когда родственники из города приезжают в деревню, они этого не понимают. Не понимают, что их братья, сестры, матери, отцы смотрят совсем другие передачи. Они думают, что думают по - разному, так как живут в совершенно разных местах. Одни в городе, а другие в деревне.

— Да, прямо из Космоса в разные места идут разные передачи. Одни получают одну информацию, другие другую.

— Как же люди понимают друг друга?

— А они понимают? — ответила психологичка вопросом. — Все люди разные. Одни Половые, другие Бесполые. Вы ведь лучше меня это знаете.

Мы провели с Анной Сергеевной еще одну ночь. После ленча она уехала. Охранник с сожалением смотрел ей вслед. В общем-то, это был не охранник, а шнырь свиданки. На эту должность брали только зеков с длительным сроком. Убийц и насильников.

— Ты мне так и не скажешь, зачем нужны эти молекулы ДНК? — спросил я Анну Сергеевну ночью.

— Могу только сказать тебе, — прошептала женщина мне на ухо, — что эта зона будет уничтожена через два дня. Спасайся.

— Как?

— Я не знаю. Тебе видней.

Мне видней, повторил я и тут услышал стук в дверь.

— Я тут уберу? — Я хлопнул глазами. Кто это?

Я продолжал лежать на кровати.

— Да я здесь работаю, — сказал мужик. — Андрей-Степан.

— Андрей-Степан? — переспросил я. — Разве бывают такие имена?

— Вы никогда обо мне не слышали?

— Нет.

— Кум зовет меня Степан, а начальник Андрей.

— Зачем?

— Зачем зачем?

— Я не понимаю, что зачем?

— А зачем я буду тебе говорить. Ты кто мне? Брат, сват, кум или замполит?

— Знаешь что? Иди отсюда. У меня есть еще два часа свиданки. Я посплю.

— Час. Второй час мне на уборку. Послушай, я сигаретку возьму?

— Бери и проваливай.

Шнырь взять пачку Мальборо, прикурил сигарету, а пачку положил в карман. Мне это не понравилось. Я сказал, чтобы пачку он поставил на место.

— Ты жлоб, — сказал Андрей-Степан. Он вынул пачку из кармана, вытащил из нее штук семь мальборин и небрежно бросил оставшиеся сигареты на стол. Я краем глаза смотрел, как движется пачка по столу. Ну, упадет, убью, падлу. Но она остановилась на самом краю. Вот наглая тварь.

— Кстати, я слышал, что зону будут ликвидировать, — сказал Степан, открывая дверь.

— Как ты мог слышать? — Он вернулся и показал на жучок у самой подушки. — Это ты сам придумал, или кум приказал? — спросил я.

— Не бойся. Это я сам. — Он вернулся, забрал с края стола остатки Мальборо и сел. — Я знаю, как можно бежать с зоны, — неожиданно добавил он.

— Ты хочешь, чтобы я согласился, а потом настучать на меня? Ты же самый настоящий стукач. Это видно невооруженным глазом.

— Да мне начхать, что вы об том думаете.

— Да?

— Парень, ты сидишь полтора года, а я уже разменял второй десяток. За это время я сделал открытие. Понимаешь, я в своем роде тоже ученый, как и ты, я слышал.

— И что это за открытие?

— Да все стукачи.

Я приподнялся на локте.

— Это интересно. Неужели все?

— Абсолютно. Даже очередь стоит. Многие бы хотели стучать, да им не дают.

— Похоже, ты прав.

Через час я собрал тушенку, сигареты, конфеты, хлеб, сало, чай, кофе. Много было всего.

— С таким товаром вполне можно побег совершать, — сказал неожиданно появившийся Андрей-Степан.

— Заткнись, — сказал я резко, но остановился и порылся в мешке. Под руку попалась большая банка американской тушенки. — Да нет, не дам. — Он обиженно скрылся. Вот попрошайка. У него, наверное, этого жранья здесь напрятано!.. А все равно так и тянет, так и тянет. Прямо так и тянет дать ему чего-нибудь, чтобы не обижался.

Да — слово на букву х — ему в грязные уши.

Сержанта на месте не было. Кто проверять будет? Ему-то я приготовил целый пакет. В нем была пачка Мальборо, бутылка Мартеля, банка американской тушенки и банка кофе. Иначе не пропустит. Я уже хотел тихонько пройти на зону, но сержант Никонов появился. Он очень спешил, поэтому запыхался.

— Давай, давай быстрее! Некогда. Где там мое.

— Пожалуйста.

— Это все?

— Там много.

— Разве это много? Я твою дамочку с таким!.. коробом пропустил. Неужели больше ничего не осталось?

— Осталось, — я поднял свой мешок.

— Так чего ты молчал? — он схватил мешок с моими пачками и банками и высыпал на свой знаменитый стол. Знаменитый он был тем, что в этом столе были круглые дырки. Сержант иногда предлагал поступить по-честному. Никонов предлагал заключенному встать на другой стороне и пускал по столу его вещи. Банки тушенки там, сигареты, масло, хлеб, который он резал на части, чтобы они могли пролететь в дырку. Три раз он пускал банки по столу, три раза испытуемый. Так решалось, кому чего достанется.

У меня он просто так забрал почти все. Оставил полпачки сигарет, немного масла и банку тушенки. Бородинский хлеб он подкинул на руке и сказал:

— На зоне есть хлеб. Зачем тебе? Я оставлю его себе. Хорошо?

— Хорошо. Вы чай-то хоть мне отдайте.

— Мне твой чай не нужен. Я бы не взял. Да ДПНК просил. У них там на вахте чай кончился. — Я мог бы возразить, что чая в мешке было три больших пачки. Всем хватит, но не сказал. А сказал:

— Может быть, сыграем в бильярд?

Никонов покосился на свой знаменитый стол. Он знал, что зеки называют его — слово на букву ё — биллиардом.

— Не-а. Молод ишшо. Первый раз на свиданке?

— Да.

— Вот я и говорю: молод ты, парень для моего биллиарда.

— Да ведь я без дачек просидел полтора года.

— Ну ты что, на свиданке не напился чаю?

— Напился.

— Ну вот и славно. Теперь проваливай. Или не знаешь, что на зону проносить ничего нельзя?

— Не знаю, — бросил я и уже двинулся к выходу, когда завыла сирена. Сержант схватил трубку, а мне махнул рукой, чтобы уходил.

Это сначала он так махнул. А потом махнул наоборот, чтобы я вернулся. Это был приказ о ликвидации. Сержант был заранее о нем предупрежден. Он позвал меня назад, а сам уже вынимал из кобуры пистолет. Вот гады. А я до конца не верил, что зону могут таким образом ликвидировать. Придумали способ ликвидации: расстрелять и все. Пидарасы.

Но тэтэ этого гада не выстрелил. Он прицелился в меня еще раз, щелкнул и опять удивился. Посмотрел в дуло, потрогал предохранитель, и опять спустил курок. Выстрела не было. Раздался звонок. Вахтенному на свиданке сообщили, чтобы получил патроны.

— Ты что убежал?! — рявкнул в трубку опер. — Патроны — слово на букву б — быстро получи.

И он убежал, даже не взглянув на меня.

На зоне строились отряды. На крыше я заметил пулемет. Его катили двое спецназовцев. Я вернулся в свою комнату. Почти сразу в нее зашел Андрей-Степан.

— Мать честная! — схватился он сразу за голову, как только вошел. — Ты в курсе уже?

— Что ты имеешь в виду?

— Вот что имею, то и в виду, — сказал шнырь и вынул свой длинный член. — Слово на х во мн. числе — будут резать сначала, а потом расстреливать. Оборзели, суки, как в гражданскую. Как в Гражданскую — слово на х — будут в руку давать, а потом убивать.

— А че ты так разволновался? Или ничего не знал об этом?

— Была информация. Еще вчера говорили, что сначала будут убивать, а потом оскоплять. Нет, пришел приказ резать у живых.

Бежать надо. Ты продукты-то свои все собрал?

— Все здесь, — я кивнул на мешок. — Ну какой способ ты знаешь? Рассказывай.

 

Побег

Мы бежали. Сначала даже была погоня. Потом отстали. Несколько автоматных очередей прошли рядом, но к счастью мимо.

— Куда? — спросил Андрей-Степан.

— Это я у вас хотел спросить, куда?

— Нет, нет, милейший, я вас вывел с зоны, а уж вы спасайте нас обоих.

— Машина! — крикнул я. — Бежим.

Она ехала довольно быстро. Мы промчались метров пятьдесят. Андрей-Степан стал в буквальном смысле загибаться. Его всего перекосоёбило.

— Чего ты?

— Задыхаюсь, — ответил шнырь свиданки.

— Сердце, что ли?

— У меня легкие прокурены совершенно. Не могу больше бежать.

— Мы уже рядом. Прыгай!

— Сил нет. Помоги. — Андрей-Степан уцепился за борт. Я попытался подтолкнуть его снизу, но с первого раза не получилось. Этот гад сорвался. Он бы отстал, если бы Камаз не остановился у киоска. Водитель остановился у этого одиночного киоска, чтобы купить сигарет.

В этот день выпал такой снег, что разом покрыл голую Землю на двадцать сантиметров.

Мы проехали километров пять и совершенно замерзли.

— Я больше не могу, — сказал Андрей-Степан.

— Послушай. АС, — сказал я, — по-моему, нас преследуют.

— Я ничего не слышу. И к тому же я не АС.

— Андрей-Степан — сокращенно получается АС.

— АС — Пушкин, а я Андерсен. Можешь звать меня Анд. А хочешь, кличь Сон. Когда хочешь, чтобы я подошел, говори Анд, а если надо бежать кричи: Сон.

— Целая азбука морзе. Я не смогу запомнить.

— Смотри! — страшным голосом закричал Анд.

Молча за Камазом бежали несколько овчарок. Откуда они взялись?

— За нами послали погоню! — сказал Андерсон. — Я думал, мы оторвались. Что будем делать. Они могут запрыгнуть к нам в кузов.

— Вряд ли. Они уже устали, — ответил я. — А если запрыгнут, будем сбрасывать. — И тут же одна черная овчарка уцепилась за борт.

— Мне стало жарко, — сказал Анд и вдруг оскалил зубы и бросился на овчарку. Она сорвалась на дорогу.

Другая прыгнула и зацепилась за борт. Эту сбил я. Третья, палево-черная овчарка приземлилась прямо в середину кузова. Камаз немного притормозил на бугре, и она оказалась в середине. Мы оба бились с ней несколько минут. За это время две другие зацепились за борт. Они бы залезли в кузов и втроем разорвали нас, но Камаз подпрыгнул на очередном бугре. Они свалились в свежий снег. А третью мы выбросили сами. Спасение пришло в виде трассы. Камаз свернул на широкий тракт и прибавил газу. Овчарки еще бежали, но скоро скрылись из виду.

— Слава богу, — сказал шнырь. — Это были специально натасканные русские овчарки. Овчарки-убийцы. Нам повезло. Я даже не чувствую холода.

— Да, было жарко. Но скоро опять будет холодно. Надо где-то переночевать.

Снег прекратился. Стала видна полная луна. Анд посмотрел на нее и завыл:

— Мы бежали, бежали. Мы спаслись от погони. И заряд АКМа не сумел нас достать. Ну а страшных лягавых побросали мы в море и теперь ждут нас телки длинноногие-е! Кстати, о тёлках. Надо где-то выпить.

— Интересная логика.

— Ты прав, всё логично. Где вино, там и деньги. А где деньги, там и шикарные телки.

— Так уж и шикарные?

— Для нас теперь все бляди покажутся шикарными.

— А я бы сейчас… — Камаз подпрыгнул и я вместо того, чтобы сказать слово икра, только лязгнул зубами.

— Сейчас бы лопаточку с хорошей костью, — мечтательно проворчал Анд. — Брры. Холодно. Впереди должна быть закусочная. Давай, к черту выпрыгнем из этого холодильника. А? Я больше не могу. Замерз.

— Давай. Только я не понимаю, какая закусочная работает во втором часу ночи?

— Да ты че?! Сейчас на трассах все работают круглосуточно.

— А ты откуда знаешь? На свободе десять лет не был.

— Одиннадцать. Но на свиданке все ведь рассказывают. А че делать? Я только слушаю и слушаю.

— Не только слушал, но и подсматривал.

— Ты не понимаешь. Это работа такая.

— Работа в дырки подсматривать?

— Послушай, — сказал Анд, не отвечая на мой вопрос, — я не смогу сам спрыгнуть. Если Камаз не остановится, мне конец.

— Да не может он не остановиться у чапка.

— А если не остановится?

— А не остановится, я тебя сам выброшу за борт.

Но Камаз, конечно же, остановился. Здесь к тому же была и заправка. Водитель нас не заметил.

Посиневшие от холода, заиндевевшие, мы вползли в кафе. За стойкой никого не было. Только за дальним столиком сидели две молодые телки. У них была одна кружка пива на двоих. Ни мяса, ни креветок у них не было. Только нас, наверно, и ждали.

— У тебя деньги есть? — спросил шнырь.

— Откуда?

— Да полно врать. У тебя же только что была свиданка. Она тебе денег не привезла?

— Нет.

— Ни за что не поверю. Ну, ладно, потом сочтемся. У меня деньги есть. — Он полез за подкладку. Цвет его морды начал меняться. Она стала фиолетовой. Должна бы быть красной, но из-за мороза стала фиолетовой, а постепенно приобрела сиреневый оттенок.

— Ты чего?

— Денег нет.

— Посмотри по лучше.

— А что смотреть? — Он просунул руку подальше и показал пальцы через дыру. — Порвали шкуру, падлы лягавые. Чё будем делать?

— Ума не приложу. Во попали.

— Давай пока сядем за стойку, — сказал он.

— Думаю, нам лучше сесть за столик девушкам и угостить их. А за стойкой платить надо сразу.

— Хорошо, пошли, — согласился шнырь. Он остановился у столика дам, и сказал: — А я думал, здесь нам некого будет угостить ночью. Только с приисков, — завершил он свою краткую речь.

— Садитесь, садитесь, — обрадовались девушки, — мы вас очень ждали, — сказала одна. А другая добавила:

— А то ведь здесь богатых не бывает. Одни Камазники.

— Им бы только потрахаться, — сказала первая.

— А денег не дают, — добавила первая. — Калыма, говорят нет.

— А зарплату им тут постоянно задерживают.

— Нищета хуева. А вы ребята приличные.

— Что вы будете? Вино или водку?

— Водку.

— И поесть бы чего-нибудь горячего. Извините, мы очень голодные.

— Одной спермой сыта не будешь, — многообещающе подбодрила нас другая.

И действительно, мы повеселели. Значит, секс будет.

— Закажи шампанского, Анд, — попросил я. — Хочу шампанского.

— Тебя всегда, друг тянет на шампанское после Камю?

— Тыщу лет не пила Камю, — сказала девушка и зажмурилась. — В этой вечной мерзлоте Камю не бывает.

— А вот и бывает, — сказал Анд. — Мы пили его еще вчера. Правда, брат? Подтверди.

— Правда.

— А я вам верю, — сказала девушка, которая сидела напротив меня. — Но это означает только одно.

— Что? — не понял я.

— Это означает, что вы с зоны, — сказала другая.

— Здесь больше нигде не бывает Камю. Его привозят только на свиданку.

— Что-то мне перестал нравиться этот разговор, — сказал я. — Когда нам, наконец, принесут жареного поросенка?

— Сейчас, сейчас! — крикнул бармен из-за стойки. — Только, простите, вы поросенка не заказывали.

— А что мы заказывали? — Я на самом деле так разволновался, что забыл содержание заказа.

— Мы эта… — начал Анд, но тоже хлопнул себя по лбу. — Я не помню.

— Вы ничего не заказывали, — сказала девушка, которая сидела рядом со мной. Ее звали Катя.

— Не стоит расстраиваться, — сказала вторая. Она назвалась Настей.

— Здесь сейчас кроме оленины в самогонке, креветок и осетрины больше нет ничего, — сказала Катя.

— Даже семги нет? — удивился я. — Я хочу лососину в соевом соусе.

— Почему? — серьезно спросил Анд.

— Потому что я японец, — сказал я и громко рассмеялся.

— Дорогой, ты уже спьянел с пива, — сказала Настя и обняла меня прямо через стол.

Я посмотрел ей в глаза и понял, что мне не нравится. Эти глаза где-то там, далеко в глубине, были очень насторожены и серьезны.

— Я самогонку не буду.

— Я тоже, — сказал Анд.

— Как Вас звать? — Катя улыбнулась шнырю.

— Читали когда-нибудь?

— Я? А что? Простите, я что-то Вас не пойму? Читала ли я вообще когда-нибудь? Конечно, читали. Если вы думаете, что мы здесь в тундре только самогонку пьем да ебемся, то, обещаю вам, что вы глубоко ошибаетесь.

После этих слов Анд стал еще веселее. Принесли оленину, креветки, осетрину и пиво.

— А Скот где? — спросила Катя. Тут принесли и самогону. Еще теплую. Ну, не знаю, как это можно пить.

— Почему вы пьете теплую? — спросил я.

— А мы тоже японцы, — сказала Настя.

— Японки, вы хотели сказать, — поправил я.

— А японцы вам не подойдут? — спросила Настя.

— Действительно, какая вам разница? — сказала Катя и налила Скотча в две рюмки. Себе и Насте. — Все равно вы там, на зоне трахаетесь с чем придется.

— С тем, что дадут, — сказал Анд.

— А вы не знали? — сделал я удивленное лицо. — Сейчас на зоне выдают сексуальные принадлежности.

— Вам выдают резиновые куклы?

— Какого пола?

— Все-таки, я думаю, у них там наибольшим спросом пользуются куклы мужского пола. А? — Они звонко и весело засмеялись. — Эх, Вы, мужики! Только себя любите!

— Я люблю женщин, — сказал Анд, — зря вы так.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — сказала Катя. — Дело в том, что для нас даже лучше, что вы трахали там особей мужеского пола. Теперь-то вам захочется нас.

— Конечно, — подтвердил Анд. — Если только вы на самом деле женщины.

— Мы девушки! — сказала Настя. И они опять расхохотались.

Мне тоже вдруг стало весело. Я забыл о внимательных, цепких глазах, сидевшей напротив меня Насти. Мне даже не хотелось проверять свое плохое предчувствие. И я больше не смотрел ей в глаза.

— Подайте нам десерт в номер! — крикнул я. Мы заказывали десерт? — Да мы заказывали большой торт с самогонкой, которая пахла коньяком. Он вкусный, сахарный, не очень сладкий. Я торт попробовал, когда его потащили по лестнице наверх. Отщипнул ложечкой от нижнего края. Он не рассыпался, даже был немного тягучий, как что-то такое приятное. Он был не такой, как Марс или Сникерс, не такой даже как начинка от ириса Забава. Он был мягче, он был бело-рыжий и отщипывался ложечкой. Такой чисто вкусный торт. Жаль, что мы его больше не попробовали.

— Сколько с нас? — спросил Анд.

— Зачем ты спросил? — прошипел я. — У тебя, что, денег навалом?

— Нашел.

— Где?

— В ботинке, под стелькой.

— Ну ладно. — Но этих денег оказалось мало.

— Мы потом расплатимся, — сказал я.

— А где мы потом возьмем? — прошептал Анд.

— Не знаю, — ответил я. — Утро вечера мудреней.

Но утро здесь так и не наступило.

Мы были в разных комнатах. Хотя девушки очень просили не разлучать их.

— Мы хотим вместе, — стонали они.

— Почему? — спросила Катя.

— Он мне на зоне надоел, — сказал Анд. — Все в дырочку подглядывал.

— Ах, вы так хотите? Хорошо подглядывайте, — сказала Настя, и мы разошлись по комнатам.

Торт стоял в нашей комнате. Уже через два часа Анд с Катей ввалились к нам в комнату. Прервали на самом интересном месте.

— Ну вы чё делаете-то, в натуре! — возмущенно воскликнул я. — Анд, так не делается. Да и вы, Катя, сначала показались мне думающей девушкой.

— А мы хотим торта, — весело ответила эта прелестная дамочка.

— Плохо все это, плохо, — раздраженно сказал я и хотел пойти в ванну. — Где моя куртка? — спросил я. И, не найдя ничего своего, надел куртку Насти. Она быстро протянула руку.

— Не надо надевать мою куртку, — сказала она.

— Почему? — спросил я.

— Я не люблю, когда берут мои вещи.

— Разве ты не любишь меня? — удивленно спросил я.

— Ну не надо, — жалобно усмехнулась Настя. — Не надо.

— Да брось ты! — резко сказал я и накинул куртку себе на плечи.

— Да ладно ты, Настя, — сказала Катя, — пусть сходит. Она так сказала, потому что поняла, меня не остановить.

— Ладно, — согласилась Настя, — только не лазь, пожалуйста, по карманам. — Она вздохнула. — Теперь мне придется поглощать десерт в кровати. — Она натянула на грудь простыню и села. — Кто подаст мне торт и ложку? И еще чего-нибудь шипучего.

Я сходил в ванную комнату, закурил Мальборо. Возвращаюсь назад. Все с ложками стоят. Склонились над тортом. Вот ведь! Хотели без меня начать.

— Ну вы, че, оборзели?! Нельзя на минуту отлучиться. Все хорошее готовы испортить? Я так мечтал об этом торте.

— Мы еще ничего не трогали, — сказала Катя.

— Но могли бы! А это уже портит мне настроение. Мне кажется, это уже случилось. Очень печально. — И я бросил куртку на стул. С трех метров.

Бац! Из кармана что-то выпало. Что это?

— Что это? — спросил Анд.

— Это пистолет, Сон, — сказал я, — надо валить.

— У нас такая работа, — сказала Катя.

— У нас такая опасная работа, — сказала Настя, — что надо постоянно быть готовыми к самообороне.

— Вы даже не представляете себе, какие подонки нам попадаются, — сказала Катя. — Недавно вот, сексуального маньяка взяли…

— Как вас прикажете понимать? — угрюмо спросил я. — Что значит, взяли? Задержали, что ли?

— Да. Взяли, но не мы, к сожалению, — сказала Настя. — Просто мы хотели с ним пойти, а его тут взяли. Потом выяснилось, что это сексуальный маньяк. А мы-то чуть-чуть с ним трахаться не пошли.

— А как вы узнали, что он сексуальный маньяк? — продолжал я свой допрос. Потом, что ли?

— Да, через много… времени.

— Через несколько лет?

— Не через несколько лет, а просто прошло какое-то время.

— Вы отвечаете так, как будто выучили эти ответы наизусть. Заранее. Они заранее все предусмотрели, — обратился я к Анду.

— Да брось ты, — сказал шнырь, — они хорошие сексуальные девушки. — Давай есть торт, — и он приподнял ложку, чтобы зацепить большой кусок. Это меня разозлило. Я еще стоял в пяти метрах от торта, а он уже собрался его бомбить.

— Погоди.

— А чего годить? — и Анд опять повернулся к торту.

— Подожди, сказал. Сейчас я проверю карманы, и будем спокойно есть торт. Все вместе. Вместе! Ты понял? А то я еще стою хуй знает где, а они уже готовы все сожрать.

— Какие глупости, — сказала Настя, — торт большой, всем достанется.

— Целый? Целый не всем достанется, — сказал я. — Вы-то начнете есть целый, а мне придется доедать остатки.

— О! Господи! — вздохнула Настя, — надо же быть таким занудой. Мне бы следовало догадаться, что вы такой зануда. В постели меня заёб, теперь и с тортом решил достать. Хорошо, продолжай. Мне это даже нравится. Только бы сначала надо было предупредить, что ты всегда одинаковый. Я-то, дура, раньше думала, что ебут только пизду, но теперь мне понятно: ебут и мозги.

— И то правда, — сказала Катя. — Лучше бы уж в рот или в жопу.

— Я больше ничего не буду говорить, — сказал я, — чтобы вы не думали, что я такой занудный. Только проверю карманы в куртке и все.

— Что там можно найти? — спросила Катя. — Переносную Зенитную Ракетную Установку?

— Вот это мне тоже подозрительно, — сказал я. — Проститутка сказала бы просто: переносная ракетная установка. Так без всякого пафоса. А у вас это именно ПЗРК. Звучит, как ИГЛА, которую постоянно воруют террористы.

— Так, за кого ты нас принимаешь, дорогой? — мягко спросила Настя.

— За террористок, наверное, — улыбнулась Катя.

— Да брось ты! — опять запел Анд. — Какие они террористки. — Я отмахнулся.

— Они не террористы. Ты не понимаешь. Они ловят террористов. Я тебе точно говорю, это не простые бабы. Сейчас я проверю ее карманы.

— Ну что? — спросила Настя, — проверил?

— Ничего нет, — сказал я разочарованно.

— Ну что ты такой грустный стал? — спросил Анд. — Тебе это надо? Зачем нам знать, кто они такие? Мы за этим, что ли, сюда пришли?

— Да ладно, Андестенд, пусть ищет, если он такой мудак, — сказала Настя.

— Андестенд, — тихо переспросил я. — Что это значит? Вы знакомы? Откуда ты знаешь, что он Андестенд.

— Да ты сам его так называл, — сказала Катя.

— Я? Нет, я так его ни разу не называл. По крайней мере, здесь.

— Значит, он сам так представился нам, — сказала Настя, пока ты разбирался с официантом.

— Я не разбирался с официантом.

— Значит, пока ходил в туалет.

Я раздумывал.

— Ну что ты думаешь? — спросил жалобным тоном Анд, — давай есть торт.

— Мы уходим, — сказала Настя, — потому что мы обиделись. Какая болезненная подозрительность. Я те точно говорю, Василий, до добра такое твое поведение не доведет. Профессор. — И добавила почти не слышно: — Ебаный. — Я хотел спросить, откуда она знает, что меня на зоне звали Профессором, но передумал. Опять скажет, что я или Анд это уже говорили. Но я ничего такого не говорил. — Отдай мою куртку!

Я уже хотел ее бросить Насте, как вдруг ощутил что-то твердое в руке. Что это?

— Там что-то есть, — сказал я, — и, не раздумывая больше, оторвал у куртки подкладку.

Это было удостоверение. Я посмотрел на Настю. Они все трое застыли, как белые изваяния в летнем парке при товарище Эстэлине. Да и после него еще долго стояли. Открываю книжечку с золотыми буквами и читаю:

ЧАСТНЫЙ ПРИСТАВ

НАХОДИМ, ЛОВИМ, ДОСТАВЛЯЕМ СБЕЖАВШИХ ЗЕКОВ.

— Что это за такое? — не понял я и посмотрел на Настю. — Ничего не понимаю.

— А тут и понимать нечего, — ответила она, — не хотят зеки в последнее время сидеть там, где положено. Бегают.

— А вы значит, ловите?

— Да, — просто ответила она.

Я вспомнил про пистолет. Его я положил рядом на журнальный столик. Они поняли мое намерение. Катя взяла огромный торт, положила его на ладонь правой руки и бросила в меня. На какую-то долю секунды я засомневался. Подумал, что может быть лучше съесть этот торт, чем кидаться за пистолетом?

И она попала этим тортом мне прямо в лицо. Я даже вкуса не почувствовал. В прыжке я первым успел схватить пистолет.

Раздался визг, писк.

— Всем лежать! Лицом в пол!

— Анд, ты-то чего лег? Встань и свяжи их.

— Ты меня испугал, — он уставился на блестящий браунинг в моей руке. — Убери, пожалуйста.

Я засунул пистолет за пояс.

— Че ты делаешь? Че ты делаешь?! — рявкнул я.

— А чего?

— Как ты им руки связываешь? За спиной вяжи. Это такие мымры. Из любой ситуации могут выкрутиться. Я слышал даже, что они час могут не дышать под водой.

— Да ну, это преувеличение, — сказал Анд.

— Уходить надо, — сказал я. — Похоже, здесь нас ждали.

— Вряд ли. Случайность.

Случайность или не случайность, но уходить надо срочно отсюда. Сейчас я соберу вещи, и мы пойдем ловить машину.

— Вряд ли в три часа ночи можно здесь поймать машину, — сказал одна из девушек.

— Скотч здесь есть?

— Самогонка, что ли?

— Не самогонка, а клейкий скотч. Понял?

— Нет.

— Фантастика!

Заклей им рты. А я пока спущусь вниз, возьму что-нибудь с собой.

Бармен принес мне тушеную оленью ногу. Но не отдал ее. Он сказал:

— Вы заплатите сейчас? Хозяин просил передать вам, чтобы вы заплатили перед отъездом.

Я печально вздохнул.

— Но я еще не уезжаю.

— Вы сказали, чтобы я приготовил вам чего-нибудь к отъезду, — сказал бармен.

— Я так сказал? Ну, хорошо, — я немного покашлял в кулак и опять пошел наверх. У этих девушек должны быть деньги. Скорее всего, они у них есть. Не могут же они без денег ловить преступников. Сейчас мы этих дамочек хорошенько обыщем.

Я быстро поднялся наверх и толкнул дверь в комнату. Катя и Настя сидели с заклеенными ртами. Анд курил за столом с маленькой чашечкой кофе в руке.

— Все нормально? — спросил я. И тут же добавил; — Быстрее уходим.

— Этих ментовских шлюх прикончить?

— Примотаем их скотчем к спинкам кроватей. Пусть лежат здесь, как мухи в паутине. Но сначала их надо обыскать. А то нам нечем рассчитаться.

— Давай, ты вяжи мою, а я твою.

Я приблизился к Кате и получил удар ногой в пах. Я согнулся, переждал боль и сказал:

— Надо было их замочить.

— Что, так больно? — иронично-ласково спросила Катя. И тут же добавила: — До свадьбы заживет.

Я ударил ее по лицу ладонью. Оплеуха получилась очень звонкой и прилипчивой. Катя откинулась на кровать. Я не выдержал, упал на нее и начал задирать ей юбку. Вдруг Катя обхватила меня обеими руками и крепко прижала к себе.

— Как она освободилась? — прохрипел я в подушку.

— Все кончено, малыш, — услышал я сзади голос Насти.

Я обернулся и краем глаза увидел, что Анд стоит с ней в обнимочку.

— Ты что же это делаешь, идиот?! Предатель. А я еще хотел позвать его на помощь. Ну сейчас вы все у меня получите! — я попытался просунуть правую руку к поясу и вытащить браунинг. Катя прижалась ко мне еще плотнее.

— Андестенд, свяжи нашего барашка, — сказала Настя. — Руки ему назад и скотчем прижми их поплотнее. Чтобы кровь остановились.

— Может, они у него отсохнут, — сказала Катя. — Тогда он перестанет бить девушек.

— Андестенд, значит, — сказал я.

— Я не предатель, — сказал Андестенд. — Просто меня завербовали. Я внештатный сотрудник.

— Тоже работаешь за деньги?

— Если бы я отказался сотрудничать, меня бы давно убрали. На этой блатной должности шныря свиданки раньше, до меня, долго не задерживались. Прости, но такова жизнь. Мне жаль, что ты этого не понял.

— Но ведь тебя все равно расстреляют на зоне, — сказал я. — Уже завтра, я думаю, начнется ликвидация.

— Она уже началась, — сказала Настя. — Только мы туда не поедем. Мы сдадим вас адвокатской фирме Леньки Пантелеева.

— Что это за фирма? — спросил я. — Первый раз слышу.

— Это очень известная фирма. Сотрудничает и с русским ГУ — главным управлением — и с Интерполом. Она даёт деньги для освобождения под залог. Потом нанимают частных приставов, если заложник скрывается.

— Я не заложник.

— Сбежавших зеков тоже ловим.

— Если нет работы получше.

Дамочки упаковали меня и потащили вниз. Если они работают за деньги, то эти деньги у них есть, подумал я. Но ошибся. Все было как раз наоборот. Если они работают за деньги, то денег у них нет. Если бы были, зачем браться за работу на холоде.

— Вы забыли заплатить, — услышали мы уже на самом выходе, перед дверью на первом этаже.

— Мы вам заплатим на обратном пути, — небрежно сказала Настя.

— Заплатите сейчас, — сказал бармен.

— Андестенд, разберись с общепитом, — сказала Катя, и протянула шнырю браунинг.

— Не советую. — Это сказал хозяин придорожного отеля Дмитрий Заведенский. В руках его появилось помповое ружьё. Оно напугало всех своим благородным черным матовым цветом.

Мы замерли. Ружье хрустнуло и послало патрон в ствол. Все вздрогнули, и Андестенд бросил браунинг на пол.

— Сколько с нас? — спросила Настя.

— Так… — Заведенский положил перед собой счет. — За ужин, ночь и лишнее беспокойство… это будет всего штука.

Катя присвистнула.

— У тебя же должны быть деньги! — вдруг как будто чего-то вспомнив, крикнул Анд.

— Это ты мне? — изумился я. — Да даже если бы у меня был миллион, а бы не дал таким, как вы ни цента.

— У него должны быть деньги! — шнырь указал пальцем на меня. — Такая телка приезжала к нему на свиданку. Он так драл ее, что она не могла не оставить ему денег.

— Ну а где они могут быть? — спросил я. — Мы искали, но не нашли денег. Что ты зря мелешь.

— Надо искать.

— Ищите. А я так лучше здесь останусь. Поработаю поваром. Вы возьмете меня? — обратился я к Диме Заведенскому.

— Вы нам пригодитесь, — ответил за хозяина бармен Алеша.

— Ну вот, — сказал я и сел в кресло у крайнего столика.

— Вы препятствуете правосудию, — сказала Настя.

— Потом вы пожалеете о своих угрозах, — сказала Катя.

На что Заведенский ответил:

— Окей. — Но ружье не опустил.

Они начали рыться в моих вещах, но ничего не нашли. Свой мешок, я между прочим, так и не брал с собой в номер. Он лежал у стола.

— Стоять на месте! Собаки! — крикнул бармен. Он заметил, что Настя двинулась вперед. — Там пистолет, — он посмотрел на хозяина и указал пальцем на пистолет.

— Я только хотела посмотреть, что в мешке. Вдруг там деньги?

— Мы сами посмотрим, — сказал бармен.

Он вывалил всё, что было в мешке на прилавок бара.

— Фуфло толкают, — сказал бармен. — Наверно хотят потянуть время. Где тут могут быть деньги? Давай, запрем их в холодильник. А утром сдадим Федору.

— Кто такой Федор? — спросил я.

— У вас Ленька Пантелеев, а у нас Федор Литовский, — сказал Дмитрий Заведенский. — Свой у нас адвокат есть.

— Еще одни адвокат, — вздохнула Катя.

— Сколько же их развелось, — добавил я.

— Федор скорее не адвокат, а режиссер, — ответил Заведенский.

А если на самом деле Анна Сергеевна оставила мне деньги. Просто забыла сказать. Или считала, что это и так очевидно. Куда бы она могла их положить? Я задумался и потер лоб. Она могла побояться, что ее обыщут и деньги отнимут. Куда бы она тогда их положила? Кажется, уже все пересмотрели. Нет.

— Разрежьте грейпфрут, — сказал я. Очень большой желто-оранжевый грейпфрут лежал на стойке.

— Это наш грейпфрут, — сказал бармен. — Зачем нам его резать? Хорошая идея, но это наш грейпфрут. К тому же непонятно, как в него можно деньги засунуть?

— Разрежьте!

— Хорошо, — хозяин разрезал грейпфрут.

— Зачем вы это сделали? — спросил бармен. — Это был наш фрукт.

— Фрут, — поправил его хозяин и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, и стал его потихоньку есть.

— Там есть старая колода карт, — сказал я, — смойте верхний слой.

Начали мыть карты. Это делал бармен и только усмехался. Он не верил, что под сальными картами скрыты доллары.

— Да нет здесь ничего, — сказал он. И добавил: — ерундой занимаемся.

И все же деньги нашлись. Они были в конверте. Да, просто в конверте.

— Че же вы не посмотрели в конверт? — спросил уважительно шнырь. В конверте ведь было десять тысяч баксов.

— Я думал там письма, — пожал я плечами. — Даже не понимаю, почему я в него не заглянул.

— Я возьму еще двести долларов, — сказал Дима Заведенский. — За беспокойство.

— Вы уже брали за беспокойство.

— Это за второе.

— Я тоже возьму хотя бы сто баксов, — сказал Алеша-бармен.

— А ты перебьешься, — сказал хозяин и хлопнул наглеца по руке.

Девушки хотели забрать мои деньги, но Дмитрий Заведенский сказал, что в таком случае он нам вообще ничего не отдаст.

Я спрятал пресс долларов под рубашку, и мы поехали в зону. У этих девушек здесь была машина. Опель старого образца.

— Я не понимаю, зачем мы едем на зону? — там всех расстреливают.

— Это не наше дело, — ответила Настя.

— Мы тебя сдадим, получим денежки и тю-тю.

— А ты? — я повернулся к Андестенду.

— За меня не беспокойся.

— Как знать, как знать, — пробормотал я. — Вдруг насчет тебя не поступило распоряжений? Приедешь, а тебе твой член длинный оттяпают. Дадут в руку и скажут: держи. Пока мы винтовки заряжаем.

Андестенд отвернулся и глубоко задумался. А вдруг и правда на него не придет разнарядка? Пока там разберутся. Н-да, печально. Как всё печально. Девушки тоже молчали.

— Сколько?

— Что?

— Сколько вам за меня предложили?

— Немного. Вы не заложник, а простой зек. Всего три тысячи.

Через минуту я сказал:

— Пять.

— Что пять? — спросил Анд. — Пять тысяч долларов за твою свободу? А я как же?

— За твою свободу я бы не дал и доллара.

— Если бежать, то вместе, — сказала Катя.

— А то нас тоже расстреляют. Вместо тебя. — И еще Настя добавила со вздохом: — Мы не продаемся.

— Если бы у тебя был миллион, — мечтательно протянула Катя.

— И то бы мы еще подумали, — сказала Настя.

— Будем надеяться на лучшее, — сказал шнырь.