Утварь, ее происхождение и история — хорошая иллюстрация родословной вещей.

Тут воедино слились традиции быта, технология и даже мировоззрение.

Мог ли древний китайский монах-аскет предположить, что фарфоровая чаша общения станет предметом тщеславных устремлений знатных европейских чревоугодников?

Древняя утварь — будь то братина, ендова, чаша, чарка или ложка и нож — воспроизводит мир отношений далеких и близких предков, делает понятнее их обычаи и пристрастия. Чаша идет по кругу, восстанавливая связь времен.

АЛЬБАРЕЛЛО (от итал. albarelli — деревце) — фаянсовый аптечный сосуд, получивший распространение в Европе с XV века. Первоначально служил для лекарств, приготовлявшихся из побегов бамбука, откуда и название.

Предполагают, что у альбарелло персидское происхождение.

Альбарелло отличаются простотой и изысканностью формы: высокий цилиндр со слегка стянутым туловом (чтобы удобно было держать сосуд рукой) на невысоком основании.

Обычно ни ручек, ни лепных украшений.

Многие европейские аптечные сосуды из фаянса до XVIII века имели форму альбарелло. Их расписывали цветами, травами, гербами, аллегорическими фигурами, располагавшимися вокруг ленты или картуша с названием лекарства.

Излюбленными красками для украшения сосудов были медно-зеленая, кобальтовая, синяя, лиловая, оранжевая.

Италия получила эти сосуды из рук испанских мавров, которые экспортировали свои изделия в больших количествах. Местные керамисты быстро освоили их производство, не изменив ни технологии, ни формы сосудов. А центром производства стал город Урбино.

Особенно ценились аптечные сосуды из аптеки Гвидобалдоса II Урбинского, которые весьма искусно изготовлял некий Оразио Фонтана.

Преуспели в изготовлении альбарелло и французы.

В Монпелье, например, университет которого прославился своей врачебной школой (где изучал медицину и знаменитый Рабле), в первой половине XVII века делали известную аптечную посуду в мастерской Даниэля Оливье.

Какие же снадобья доверяли альбарелло?

На одном из них — XVI века — видим надпись «Diamoschi», иными словами, в нем хранили драгоценный мускус, выделяемый из половой железы кабарги.

Мускус был завезен в Европу китайцами и арабами много веков назад и использовался как возбуждающее средство.

А надпись «Olmirtino» указывает на то, что в альбарелло держали масло из листьев мирта, получаемое путем перегонки.

Буквы SDABS на другом означают Sympus da Absintium. т. е. сироп из белой полыни, который часто применяли против спазм при заболеваниях желудка и кишечника.

АМАГИЛЬ, ОМАГИЛЬ — фляжка, которую в Древней Руси носили на перевязи. «Дорожный сосудец — золотой, серебряный, хрустальный, раковинный; фляжка, натруска для пороха» (П. Савваитов).

БАККАРА (Baccarat — город во Франции) — хрусталь, получаемый в окрестностях г. Баккара во Франции, где первую стеклоплавильную печь построили в 1773 году.

Во время Великой французской революции завод был разрушен и восстановлен лишь в 1819 году по инициативе бельгийского знатока стекольного производства д'Артикеза (d'Artiques).

Созданная им «Компания хрусталя из Баккара» (Compagnie des Cristalleries de Baccarat) прославилась хрустальными столовыми приборами и канделябрами, отличающимися массивными стенками, совершенством шлифовки и обильным дробным гранением.

Позднее здесь стали получать и тонкостенное стекло, декорированное золотом и гравировкой.

БАЛАКИРЬ (слово восточного происхождения) — кувшин, крынка, горлан — так их называли в нижегородской, оренбургской, казанской губерниях.

БОКАЛ (франц. bocal от итал. bocca — рот) — сосуд для питья, состоящий из чаши, ножки и основания. В качестве материалов используются стекло, металлы и их сплавы, керамика, раковины, рог и пр. Как преобладающий тип сосуда для вина появился в Европе в XVI веке. Известны многочисленные модификации: с крышками, составные, вставляющиеся друг в друга, «штрафные» (без ножки или основания, поставить его на стол можно, лишь выпив содержимое до дна), потешные и т. п.

Во времена Петра I говорили «покал» (от нем. Pokal).

БОЧКА — деревянный сосуд с двумя доньями и выпуклый посредине. Собирается из деревянных дощечек (клепки), стягиваемых обручами.

Античные предки хранили масло, вино и зерно в больших керамических сосудах — пифосах и амфорах. До сих пор археологи извлекают их из земных недр или поднимают с морского дна.

Первые следы деревянной бочки затерялись где-то в бронзовом веке в районе севернее Альп. Бондарное искусство только зарождалось. Клепку стягивали деревянными обручами, щели замазывали смолой или глиной.

Кичившиеся своим превосходством древние римляне бондарному делу научились у «варваров» галлов, которых поработили.

Древнеримский писатель, ученый Плиний Старший (24–79) писал в своей «Естественной истории», что за Альпами вино сливают в деревянные сосуды, чтобы потом его хранить в прохладе.

Другой авторитет, древнегреческий географ и историк Страбон (64/63 до н. э. — 23/24 н. э.), писал о деревянных бочках «больше дома».

В средние века бондарное дело монополизировали виноделы. Виртуозно освоив ремесло, они делали и карликовые настольные бочонки, и огромные емкости для княжеских и монастырских виноделен.

Днища бочек украшали искусной резьбой — гербами владельцев, изображениями святых, легкомысленными или назидательными аллегориями, даже портретами виноделов.

Со временем на днищах появляются символы, юбилейные даты и надписи; в них порой предметом насмешек становится скаредный винодел — над ним потешаются и односельчане, и сам Бахус.

Французы в конце XVIII века изображали на днищах фригийский колпак на весах правосудия. Так, одна из надписей 1802 года гласит: «В десятый год республики — 1802 — залито доброе вино».

В 1601 году в Аугсбурге обнаружили античный рельеф, изображающий подвал, заставленный бочками. А на одном из листов «Рукописи кайзера» (1405 г., Германия) изображена телега с бочками, в которых везут пыль для ослепления врагов; мыло, чтобы сделать скользкими трапы, настилы и палубы кораблей; горючие вещества; кал и песок, чтобы швырять во врагов, как наступающих, так и обороняющихся.

В Западной Европе в XVI–XVIII веках сооружались гигантские бочки.

В 1500 году для архиепископа фон Шпеера в Кенстенбурге (Германия) сделали бочку, вмещавшую сотни тысяч литров вина. В нее собирали десятину вина, взимаемую с крестьян. Этим вином архиепископ поощрял и награждал нужных людей, расплачивался с челядью, стражей.

Четверть века спустя восставшие крестьяне добрались до заветной бочки. Не прошло и года, и 18 тысяч из них за дерзкое пиршество во владениях архиепископа были перебиты ландскнехтами герцога Лотарингского.

Гигантскую бочку изготовили в Гейдельберге (может быть, из-за пристрастия студентов знаменитого университета не к одним только наукам). Она вмещала 455 тысяч литров, и власти увековечили ее выпуском памятной монеты.

Большой виртуоз по части оригинальных затей Август II Сильный (1671–1733, курфюрст саксонский и король польский, при котором и в замке которого не без его властного понуждения был изобретен первый европейский фарфор) повелел соорудить бочку на 250 тысяч литров вина — на «спине» этого колосса оборудовали танцевальную площадку, как изображено на гравюре того времени.

Наилучшим материалом для бочек всегда считали дуб. Для хранения вина, спирта, коньяка дубовой клепке нет равных. Коньяк вообще немыслим без дуба: он способствует старению коньячного спирта, формированию его особых вкусовых и ароматических свойств.

Для сыпучих продуктов — сахара, крупы, муки лучшими всегда считались липовые бочки. Коровье масло затаривали в кадки из ольхи; смолу и деготь — в сосновые бочки.

Обручи делали из ореха, дуба, ели или ивы. Железные обручи в старину были редкостью.

С XV века известны на Руси беременные (на 30 ведер) и полубеременные (на 15 ведер) бочки.

В документах XVI–XVII веков идет речь о бочках возовых и полувозовых (видимо, занимавших воз или полвоза); бочках-лежанках и бочках-стойках (хранившихся лежа и стоя).

Бочка была и вместилищем, и мерой. Вино, зерно, масло и проч. мерили так называемыми александрийскими, галанскими, смоленскими, можайскими и ростовскими бочками.

Хлебную меру в виде бочки, по верху окованной железом, называли оковом; оков XV века вмещал четверть воза зерна.

В середине XIX века в ходу были иные меры: мерная бочка, или сороковая, — на 40 ведер; олонецкая бочка хлеба — две четверти; рижская бочка: винная — 12 5/8 ведра, пивная — 10 ведер; польская бочка — 8 ведер и (почти) 14 чарок; бочка пороху — 10 пудов (по В. И. Далю). В. И. Даль описывает бочку, как состоящую из ладов или клепок, двух дон. врезанных в упоры, и обручей.

В допетровской Руси бочки нередко называли кад (кадь).

Слово «кад» — древнееврейское, попало затем в греческий (кадион, кадос — кувшин, ведро), а со временем вошло во многие славянские языки. Эталон измерения сыпучих продуктов называли заорленной кадью.

Машинное производство бочек впервые было налажено в Англии в начале XIX века.

БРАТИНА — древнерусский сосуд в форме горшка (иногда с крышкой) для «питей» на братчинных пирах, из которого разливали по стаканам, чаркам, ковшам или пускали в круговую. Нередко братины вмещали полведра.

Братина связана с древним чином чаши, когда в монастырях или царских палатах после трапезы выпивали три чаши: во славу Бога, в честь Богородицы, за здоровье князя.

В Оружейной палате Московского Кремля хранятся три знаменитые братины XVII века. На одной из них вырезано; «Повелением великого государя в сию братину наливается Богородицына чаша»; на второй: «Повелением великого государя… в сию братину наливается святейшего патриарха чаша»; третья — для «царской чаши».

На братине русского патриарха Иосифа (1640–1652) было вырезано: «1652 год, сия братина поставлена на гроб Иосифа Патриарха» и «Истинная любовь уподобится сосуду злату ему же разбития не бывает аще и погнется то разумом исправиться».

ВЕДЖВУДА КЕРАМИКА — керамические изделия предприятия в Берслеме (Burslem) в Англии, основанного в 1759 году Джозайей Веджвудом (J. Wedgwood, 1730–1795), выдающимся керамистом и предпринимателем.

Ему удалось организовать производство керамики разнообразных типов, в том числе «фаянса цвета сливок», или королевского фаянса, как его еще принято называть.

В сотрудничестве со своим пайщиком Томасом Бентли он создал мануфактуру «Этрурия». Усовершенствовал технологию получения тонкого фаянса, облагородил каменную массу, сделав ее пригодной для высокохудожественных изделий — портретных бюстов, плакеток (декоративных пластин), медальонов, инталий.

Из красной каменной массы на мануфактуре Веджвуда изготовляли кувшины, кружки, чайные сервизы массового спроса.

На весь мир прославил Веджвуда так называемый яшмовый товар из каменной массы (близкого к фарфору керамического материала), в которую добавлялся сульфат бария. Изделия получались столь твердыми, что их можно было полировать, и вместе с тем они хорошо прокрашивались окислами металлов.

Из яшмовой массы в «Этрурии» изготавливали керамику семи цветов: темно- и светло-синюю (или лавандную), черного, серо-зеленого, оливково-зеленого, розовато-фиолетового и желтоватого цветов.

Наряду с ожерельями, брошами, серьгами в Берслеме (Burslem) делали изящные плакетки с античными рельефами для декорирования мебели.

В 1786–1790 годах Веджвуд изготовил из синей яшмовой массы копию знаменитой Портлендской вазы (оригинал древнеримского происхождения назван по имени последней владелицы — герцогини Портлендской; сейчас античная ваза в коллекции Британского музея в Лондоне).

ВЕКО — так в России называли до конца XIX века лохани, блюда, лукошки (для хлеба, теста, семян, ягод), лубяные коробки для фруктов, ящики и пр. Так же называли и место продажи мелочных товаров. «Сидеть на веках» значило торговать мелочами с лотка.

ВИЛКА — столовой прибор в виде ручки с зубьями. Ее прародительницу — двузубое серебряное изделие — в 1003 году увидела в Монте-Кассино за столом венецианского дожа Доменико Сильвио приехавшая погостить к нему византийская принцесса.

Принцессу вилка поразила: тогда в Византии, да и в лучших домах Европы единственным столовым прибором индивидуального пользования была собственная пятерня.

Семьсот лет понадобилось просвещенной Европе, чтобы вилка вошла во всеобщий обиход в качестве столового прибора.

Триста лет спустя после упомянутого обеда у Доменико Сильвио у супруги Людовика X (Франция, начало XIV века) была всего лишь одна вилка. В инвентаре Карла V Мудрого (конец XIV века) значится уже несколько серебряных вилок.

При этом не следует забывать, что пища европейцев в те далекие времена была преимущественно твердой и подавалась к столу нарезанной на куски, которые брали руками. Поэтому вилка в основном была предметом кухонным: ею, например, доставали куски мяса из общего котла. Столовая вилка все еще имела статус предмета роскоши, ее считали прихотью богатых и извращенных людей.

Общественное мнение бичевало тлетворное нововведение. Духовенство видело в нем воплощение дьявола и его нечистых каверз. В монастырях до XVIII века строго-настрого запрещалось пользоваться вилкой. Вилка при дворе французского короля Генриха III (1551–1589) укрепила молву о его распущенности; «истинные патриоты» считали ее недостойной могучего и храброго народа.

Король-Солнце Людовик XIV (1638–1715) долго не находил проку в вилке, но к концу своего правления все-таки признал ее полезной.

В XVI–XVII веках правила хорошего тона настоятельно рекомендовали не брать мясо всей рукой, а только тремя пальцами; не полагалось погружать руки в мясо и подносить его ко рту обеими руками.

Большим изыском считалось надевать к обеду перчатки: руки оставались чистыми, не надо было бояться горячих кусков.

Существует мнение, что всеобщему признанию вилки будто бы помогли жернова (см.) — огромные кружевные воротники, вошедшие в моду в последней четверти XVI века. Вилка понадобилась, чтобы за едой не пачкать дорогих воротников.

ВОРОНОК — в допетровской России небольшой кувшин для «питей». В «Розыскном деле о Федоре Шакловитом и его сообщниках» (1689, т. IV) читаем: «Воронок гладкой, кровля и поддон, ухват и накладка чеканные, вызолочены; в воронке золочено».

Воронком пользовались в царских палатах, на пирах в Столовой палате Московского Кремля.

ВОЩАНИЦА — небольшой сосуд из воска. Упоминание о нем впервые встречается в XIII веке.

ДУБЛЕТ (франц. doublette) — двойной стеклянный бокал, составленный из двух бокалов, обращенных друг к другу донышками таким образом, что один бокал становится подставкой для другого. Особой популярностью пользовался в Европе XVIII века.

ЕНДОВА (предположительно от лит. jandauja — шкаф для посуды) — древнерусский пузатый металлический или керамический сосуд. По другому определению — медная чаша с рожком для розлива пива, а то и плоская чаша с рыльцем.

«Яндова с носком серебрена бела, по венцу резаны травы золочены, весу пол 7 гривенки» (из Описи домашнему имуществу царя Ивана Васильевича… 1582–1583 гг.).

КУМГАН (крымско-татарское слово) — металлический или керамический кувшин восточного происхождения, сосуд для умывания, узкогорлый, с крышкой, удлиненным носиком и ручкой.

В России в XVI–XVII веках был кухонной и столовой посудой, использовался для хранения и «разносу питей». «Кулган на вино или на уксус, яндова, ковш» (Из Устава ратных, пушечных и других дел… в 1607 и 1621 годах. Ч. II. С. 214).

ЛОЖКИ ДЕРЕВЯННЫЕ — в дореволюционной России деревянные ложки были представлены обширным перечнем.

Простую русскую широкую ложку средней величины называли межеумком. По С. Максимову, ею «вся православная Русь выламывает из горшков крутую кашу и хлебает щи, не обжигая губ».

Бурлаки носили за ленточкой шляпы на лбу ложку-бутузку (бутуз — это толстяк, карапуз); ее же называли бурлацкой, бутыркой. По виду эта ложка близка была межеумку, но толще и грубее.

Изящная продолговатая, но тупоносая ложка называлась боской, т. е. красивой, а несколько более округлая ложка — полубоской.

Были в этом перечне серебрушка с заплечиками на черенке, как у серебряных ложек; загибка — с боками, суженными к лопасти; фигурная; сибирка.

По свидетельству С. Максимова, «если дешева иголка по силе и смыслу политико-экономического закона разделения труда, то здесь около деревянной посуды еще дробнее разделение это, когда ложка пойдет из рук в руки, пока не окажется „завитой“ (с фигурной ручкой), „заолифенной“ (белилами, сваренными на льняном масле) и подкрашенной цветным букетом, когда, одним словом, ее незазорно и исправнику подложить к яичнице-скородумке, на чугунной сковороде, с топленым коровьим маслом. Для господ и сами ложкари приготовляют особый сорт: „носатые“ (остроносые) и тонкие самой чистой отделки: „Едоку и ложкой владеть“» (Максимов С. В. Крылатые слова. М., 1955. С. 27–28).

Деревянные ложки были главным промыслом Семеновского уезда Нижегородской губернии. Они «обрубались из баклуши топориком, теслились теслою, острагивались ножом и резались кривым резаком, а черенок и коковка на нем точились пилкою, от руки… Белая, т. е. некрашеная, из первых рук идет 9–18 руб. асг. тысяча, осиновая и березовая; кленовая крашеная до 75 руб. ас. тыс.». (В. И. Даль).

Во второй половине XIX века здесь красили и лакировали до трех миллионов деревянных ложек в год.

Самыми распространенными материалами для деревянных ложек были береза и осина. Точили и резали их также из клена, самшита, пальмового дерева. Самшит, чтобы лучше резался, пропаривали в чугуне с водой в русской печи.

ЛОЖКИ ИЗ МЕТАЛЛА — первые серебряные ложки на Руси видели за столом князя Владимира в Киеве в X веке. Дружинники будто бы роптали, что им приходится есть деревянными ложками, и князь велел «изковать» для них ложки из серебра. В большом ходу и на Руси, и в Западной Европе были оловянные ложки.

Металлические ложки, вилки, ножи до XVII века получали в основном ковкой, потом перешли на литье, и только в XIX веке Крупп первым организовал по-настоящему промышленное их производство.

В Древнем Риме знали ligula и cochlear. Первая — родная сестра современной ложки, а вторая — меньшего размера — имела ручку, заканчивающуюся острием, которым удобно было пробивать яичную скорлупу и вытаскивать улиток из раковин.

Наши предки любили есть ложками с выгравированными на них наставлениями, пожеланиями, афоризмами вроде (на ложках XVI–XVII веков):

«Не оставляй добродетели ради пожитков»;

«Добродетель золоту предпочитай»;

«С каждой справой не забывай о славе»;

«Жизнь трудная, зато имущество праведное».

МУШОРМА (МУШЕРМА, МИШУРМА) — древнерусский медный сосуд в форме бочонка — с носиком, крышкой, иногда с ручкой. «Мушерма серебряна с покрышкою и рукоядью и с носком» (из Описи домашнему имуществу царя Ивана Васильевича по спискам и книгам 90 и 91 годов, 1582–1583 гг.).

НАУТИЛУС — декоративный бокал из полированной раковины головоногого моллюска — кораблика (лат. nautilus). Чаще всего раковина оправлялась в серебро с рельефным изображением морских божеств и обитателей.

Такие бокалы были популярны в Европе в XVI–XVII веках.

Производились в Нюрнберге, Аугсбурге и в Данциге, известных центрах ювелирного искусства Западной Европы.

НЕЖНЫЕ СУВЕНИРЫ — предметы, предназначавшиеся для подарка в России XVIII–XIX веков: фарфоровые чашки, табакерки, бисерные кошельки и т. п.

НОЖ СТОЛОВЫЙ — инструмент для резания, состоящий из лезвия и ручки. Его история восходит к античности, когда, еще не будучи столовым прибором, он изготавливался из меди, бронзы, железа. Древние римляне знали ножи из мягкой стали. Уже были ножевых дел мастера: знаменитый древнегреческий поэт-драматург Софокл и столь же знаменитый древнегреческий политический деятель оратор Демосфен были детьми ножовщиков.

У наших предков были своеобразные представления о гигиене вообще и гигиене застольной в частности. Поэтому и нож долго не мог прижиться за столом, хотя каждый носил его за поясом.

Столовым прибором нож становится не ранее XV века. До XVII века был остроконечным. В ущерб хорошему тону им нередко ковыряли в зубах. Если верить молве, вмешался кардинал Ришелье и распорядился закруглить конец ножа. По другом источникам, это произошло веком раньше.

ОЛОВЕНИК — металлическая, в том числе оловянная, посуда для питья и хранения жидкостей в допетровской Руси. Для питья служили оловеники в виде кружки или стакана.

Хранили жидкости, в основном спиртное, в ведерных, полуведерных и четвертных (в четверть ведра) оловениках.

Оловеником называли также в XVII веке особую бумагу для письма карандашом: «Такова грамота послана за приписью дьяка Максима Матюшкина. Писана на здирке на оловенике» (Донские дела, 1638 год, кн. 1. СПб., 1898. С. 844).

ПАКЕТОВАЯ ТАБАКЕРКА (франц. tabatiers paquetes) — фарфоровая табакерка, имитировала запечатанный конверт с сургучной печатью. С внутренней стороны дно и крышка табакерки расписывались; впервые изготовлена на Императорском фарфоровом заводе в Санкт-Петербурге в середине XVIII века. На крышке обязательно значилась фамилия владельца (он же был и адресатом), часто с дарственной надписью или пожеланием.

Одна из таких табакерок хранится в музее-усадьбе Кусково (Москва). На ее крышке, оправленной в серебра, дарственная надпись: «Ея Сиятельству Мавре Егоровне Шуваловой, урожденной Шепелевой, Ея Императорского величества придворной Статс-Даме в Москве».

РОСОЛЬНИК — древнерусская плоская ваза на высокой чеканной ножке, в которой на стол подавали фрукты.

СОЛОНКА — начиная со средних веков обязательная принадлежность стола. Почетные места за столом всегда размещались ближе к солонке. Высокие западноевропейские солонки напоминали песочные часы, только без перехвата. Во время еды одной такой солонкой пользовались сразу несколько человек — обычай, сохранившийся и в наше время.

Старинные солонки сейчас — большая редкость, экземпляры XV–XVI веков насчитываются единицами, и на международных аукционах им назначают фантастически высокие цены. Так, еще в начале XX века на лондонском аукционе серебряная солонка XVI века была продана за 5600 фунтов стерлингов, что по курсу того времени составляло 53 тыс. рублей золотом.

И в русской деревне солонка была среди предметов высоко почитаемых — ведь хлеб-соль были символом благополучия и гостеприимства. Без деревянных солонок (их называли солоницы) — резных и расписных — не обходились праздничные торжества и свадебные обряды. Делали их в виде уточек или коробочек с резными коньками, главками церквей, двуглавыми орлами…

СТРЯПНЯ — «принадлежности и запасные вещи», использовавшиеся в допетровской Руси при выходах царей или в их походах.

Как правило, во время царских выходов выносили: солнечник (зонтик, см.), опахало, суму, платок, подножье, лохань с рукомойником («серебряником») и полотенцем, запасное платье и другие предметы. Походной стряпней были: панцирь, сабля, саадак (лук и стрелы), копье, сулица (короткое копье), рогатина и пр.

Рукомойником и лоханью пользовались перед посещением храма до начала литургии и во время посольских приемов.

По свидетельству шведского дипломата Петрея (был в Москве в 1617 году) и немецкого путешественника, придворного из Шлезвиг-Голштинии, Олеария (в Москве был в 1630-х годах), к царской руке допускались только послы держав, где исповедовали христианство. Но и они, как правило, были на подозрении, и царь после приема тщательно мыл руки.

Лохань и рукомойник для посольских приемов изготавливались из драгоценных металлов и украшались камнями и жемчугом; ставились они по правую сторону от царского места.

От слова «стряпня» произошло слово «стряпчий», обозначавшее в XVI–XVII веках хранителя царской утвари (стряпчий с ключом) или одежды (стряпчий с платьем).

СУЛЕЯ — старинная фляга для вина или масла с широким горлом, По В. И. Далю, «…фляга, фляжка, плоская склянка; вообще горлатая посудина (от глагола сливать?)».

ТАРЕЛКА, ТАРЕЛЬ (нем. Teller) — столовая посуда круглой формы с плоским дном и приподнятыми краями.

В европейский обиход вошла, по-видимому, в XII–XIII веках. Едоку раннего средневековья тарелки заменяли внушительных размеров ломти хлеба, которые иногда клали на деревянные кружки. Это была первая посуда разового пользования: пропитанный мясным соком хлеб бросали после еды собакам, непременным сотрапезникам хозяев в любом замке.

Люди небогатые довольствовались глиняными или деревянными тарелками; в домах побогаче в обиходе была посуда из олова и серебра. Дерево и глина впитывали в себя жир и поэтому всегда имели прогорклый запах; оловянная и серебряная посуда тускнела и быстро покрывалась царапинами.

С конца XV века предпочтение отдается фаянсу, а с начала XVIII века — фарфору.

Подобно тому, как в судьбу ножа вмешался Ришелье, его могущественный преемник кардинал Джулио Мазарини (1602–1661) прослыл изобретателем глубокой тарелки для супа, которая стала индивидуальной столовой посудой. До этого за столом несколько человек ели из одной тарелки. В руководствах по этикету XVII века советовали хорошо вытирать ложку, прежде чем снова зачерпывать ею суп: ведь деликатные люди могут не захотеть супа, в который обмакнули ложку, вынув изо рта. Разливных ложек в те времена еще не было.

На Руси тарелки (называвшиеся тогда тарелями) появились на обеденных столах знати не раньше XVI века. Они были далеко не в каждом доме. В течение всей трапезы тарелей не меняли.

Еще и в XVII веке тарели были редкостью даже у царей. Лжедмитрий I, принимая в Москве Ежи Мнишека, распорядился подать тарели гостю, его сыну и князю Вишневецкому — в знак особого к ним расположения.

А при царе Алексее Михайловиче, по записям иностранного путешественника, за обедом для каждого гостя клали на стол ложку и хлеб, а тарель, нож и вилку — только для почетных гостей.

ТЕТ-А-ТЕТ (франц. tête-à-tête) — название фарфорового чайного сервиза на двоих (такое же название носило канапе, см., S-образной формы), Россия, XIX век.

ФАРФОР (перс.-араб. фагфур) — изобретение древних китайцев.

В Советском энциклопедическом словаре 1981 года изобретение фарфора датируется IV–VI веками нашей эры. В других источниках утверждается, что протофарфор, т. е. древнейшая его разновидность, появился почти за 2 тыс. лет до упомянутой даты. Указывается даже год — 1258 до н. э.

Китайский поэт IX века Ту говорил о фарфоре звонком, как нефрит, превосходящем блеском иней и снег. Кроме поэтических восторгов, в Китае существовали настоятельные требования быта и ритуала, непременной частью которого был чай. Чаепитие здесь имело признаки нравственно-религиозного действа. Поэтому приготовлению и качеству чая и посуде придавалось большое значение. Видимо, многовековые попытки найти достойную посуду для чайной церемонии и сделали китайцев первооткрывателями фарфора. Так, великий чайный мастер Ча-Кин (IX век) уверял, что на вкус чая влияет даже цвет глазури на чашах.

До изобретения фарфора необходимые качества признавались только за нефритом — твердым и одновременно вязким поделочным камнем. В представлении древних китайцев нефритовая чаша была идеалом.

В Европу фарфор стал проникать в правление внука Чингисхана Хубилая (1215–1294), с которого началась династия Юань в Китае. С его правлением совпадает путешествие в Китай Марко Поло. Новая династия принесла оживление сношений с другими азиатскими странами; фарфор появился в Бейруте и Каире, откуда без особого труда достиг европейских берегов.

Китайский и японский фарфор в силу национальных традиций почти не менял своих форм: чаша и блюдо веками оставались в основе бытовой пластики. И в основном только по декору различают эпохи и соответствующие им стили. Например, в Китае это фарфор династии Тан (618–907); эпохи пяти династий (907–960); эпохи северной династии Сон (960–1127); периода южной династии Сон (1127–1279); династии Юань (1279–1368); династии Мин (1368–1644); династии Цин (1644–1911).

Трудно установить, когда впервые узнали о фарфоре в России. В описях имущества людей состоятельных и знатных (XVI–XVII века) значатся ценинные предметы: блюда, мисы (большие чаши), росольники, достаканы и ковши. Сохранилась фарфоровая сулея царевича Ивана Ивановича (XVI век), оправленная в серебро.

В то время цениной (см.) назывался не только фарфор, но и фаянс и поливная глина (т. е. глазурь), Произошло слово «ценина» от турецких «чин» — Китай и «чини» — фарфор. С другой стороны, слово «ценина» указывало не столько на материал, сколько на его раскраску.

В описи 1588 года ценина значится и в имуществе у Бориса Годунова, а 100 лет спустя — среди конфискованного имущества князя В. В. Голицына, при Петре I попавшего в немилость и сосланного.

Теперешнее свое русское название фарфор заимствовал на Востоке, как уже сказано, из персидско-арабского языка (через турецкий), где фарфор (фагфур) был титулом китайского императора и, видимо, названием области в Китае, откуда купцы не одно столетие вывозили его в другие страны. М. Фасмер производит слово «фарфор» от древнеперсидского «багапудра» — кальки китайского слова «тин-тзе», которое означает «сын неба».

Первую весть о фарфоре привез в Европу Марко Поло. Он вернулся из Китая, и в 1298 году увидела свет написанная им книга «Путешествие». В ней впервые китайская посуда названа тарелками из порцеллана (porcellan). Этим словом итальянцы всегда называли морские раковины concha Veneris (раковина Венеры).

Своим блеском и белизной неведомый материал напоминал европейцам внутреннюю идеально гладкую поверхность морских раковин.

Еще древние римляне уподобили морскую раковину женскому детородному органу и нарекли поэтому porcus. Таким образом, в представлении европейцев женское начало и фарфор оказались связанными словами: porcellana (у итальянцев), Porcellan (у немцев), porcelaine (у французов), porcelain (у англичан).

Во второй половине XVII века, когда связи России с Востоком были достаточно оживленными, в русский язык входит слово «порцелин», заимствованное на Западе, и остается загадкой, почему же все-таки с петровских времен, многократно увеличивших контакты с Западом, в языковый обиход тем не менее внедряется восточное слово «фарфор»… Впервые оно зафиксировано в Уставе морском 1724 года. В то же время в уставе есть и слово «порцелиновый» в значении фарфоровый.

Два века — с той поры, как португальские купцы впервые доставили в Европу фарфор, — понадобились европейцам, чтобы овладеть тайной его изготовления. Дело, оказалось, было совсем не в драконовски оберегаемых тайнах, а скорее в недостатке инициативы и элементарной любознательности европейцев. Древние многотомные китайские энциклопедии достаточно обстоятельно трактовали многие проблемы, в том числе и касающиеся изготовления фарфора. Но лишь в конце XIX века во Франции были изданы переводы двух обширных китайских сочинений: одного о шелководстве, другого — о фарфоре.

Китайцы тщательно обобщали опыт, сопровождая наблюдения множеством рисунков. А к моменту указанной публикации на императорском заводе (в Китае) было занято несколько тысяч рабочих, изделия обжигались в сотнях печей.

Тем не менее признаки интереса к древней восточной тайне отмечаются с XV века. Одним из первых дерзнул изготовить просвечивающий черепок венецианец мастер Анцуонио (Anzuonio, 1470). Полвека спустя его соотечественник, некто Петингер (L. Peutinger), изготовитель зеркал, самонадеянно заявил, что может поставлять китайский порцеллан. А во Флоренции при дворе Франческо де Медичи (Fr. de Medici) в конце XVI века удается получить «мягкий» фарфор. который позднее окрестили «Медичи-порцелланом». Черепок мягкого фарфора был прозрачным, но желтоватым. Поверх декора из синего кобальта и марганцово-фиолетового растительного орнамента наносили свинцовую глазурь.

Была получена имитация фарфора — род стекла, только непрозрачного (за счет вводимых добавок). Масса эта была очень непрочной и боялась обжига. Для большей пластичности в массу добавляли мыло, клей и другие ингредиенты.

Во второй половине XVII века захваченная пучиной барокко в соревнование включается Франция. Посуду из «мягкого» фарфора производят Риврен (C. Reverend) в Париже и Потера (L. Potérat) — в Руане. До 1777 года Севрская королевская мануфактура выпускала лишь мягкий фарфор.

Фарфор для Европы XVII–XVIII веков стал бытовой необходимостью.

Уже в XV–XVI веках европейский быт стал сбрасывать с себя оковы средневековья. Новые представления и мироощущения проявляли себя в покрое придворных платьев, в наборе блюд, их сервировке, составе, способах и рецептах приготовления. Поваров, если они угождали вкусам своих повелителей, возводили в дворянское достоинство, и никто не считал это сумасбродством.

Поражают воображение застолья времен абсолютизма. На обеде, который дал в 1652 году Людовику XIV один из его министров, было подано 14 видов супов, рыбных блюд, жаркого, овощей и салатов, выпечки; в 28 больших вазах красовались экзотические фрукты, а всего гостей потчевали сотней блюд. Четырнадцать лет спустя один из придворных на обеде в честь короля угощал своих гостей 170 блюдами.

Сочинением кулинарных рецептов и блюд были заняты не только повара и экономки, но и многие знатные особы — их имена увековечены в названиях котлет, салатов, соусов и подливок, таких как бефстроганов, де-воляй, гурьевская каша.

Такой размах кулинарии требовал, естественно, соответствующего оснащения. Тяжелая фаянсовая, оловянная, серебряная и даже золотая посуда уже не могла быть подходящим вместилищем для всего этого гастрономического великолепия. Но, пожалуй, самым существенным был качественный сдвиг в культуре. Золотая и серебряная посуда утрачивала престиж. Европеец демонстрировал теперь не богатство, а вкус. В его жилье стало больше света, и белоснежный фарфор — при всем многообразии форм и декора — оказался как нельзя кстати. Препятствием было то, что посуда из Китая и Японии в ее первозданном виде не могла вынести новой нагрузки, поскольку китайцы и японцы были очень далеки от излишеств и кулинарных затей Европы. Понадобилось не так много времени, чтобы восточный фарфор, поставлявшийся на экспорт, приспособили к вкусам и потребностям европейских покупателей.

Позднее других к фарфоровой лихорадке подключилась Саксония — во времена правления Августа II Сильного, современника и союзника, — хотя, как оказалось, и ненадежного — Петра Великого. Однако, вопреки этой задержке, в освоении новой для Европы технологии именно Саксонии суждено было стать родиной европейского фарфора. Наиболее серьезным претендентом на роль первооткрывателя фарфора был в конце XVII века известный в то время естествоиспытатель Эренфрид — Вальтер фон Чирнхауз (E. W. Tschirnhaus, 1651–1708), к тому времени многого добившийся в стекольном и керамическом производствах. Оставшиеся после графа пять кружек убедительно говорят в пользу его заслуг в изобретении фарфора: их черепок на изломе совершенно белый. Чирнхаузу оставался шаг, может быть, полшага, но приверженность приемам стекольного производства увела ученого несколько в сторону и практически лишила лавров изобретателя фарфора или, правильнее сказать, заставила уступить пальму первенства молодому сопернику (и ученику) Иоганну Фридриху Беттгеру (I. F. Böttger, 1682–1719).

Беттгер в бытность еще учеником в аптеке Цорна в Берлине вообразил, что, следуя рецептам алхимиков, может получить золото и даже во всеуслышание заявил об этом.

Мальчишеское хвастовство наверняка осталось бы без внимания, если бы бюджет прусского короля не дал основательную трещину. Король потребовал к себе новоявленного алхимика.

Беттгер же не рискнул испытывать судьбу и поспешно покинул Пруссию ради Саксонии, где обосновался поначалу в Виттенберге. Пруссия настаивала на выдаче беглеца, но получила отказ: Саксонии тоже очень нужны были люди, способные получать золото.

Беттгера поселяют в Дрездене и велят продолжать свои изыскания, а в наставники дают упомянутого графа Чирнхауза.

Но как ни полезно было такое сотрудничество, золота из него получиться не могло. И Беттгер снова делает попытку скрыться (1703). Тогда король решает, что только содержание под арестом может гарантировать успех, и незадачливого алхимика помещают в мрачные и надежно охраняемые покои замка Альбрехтсбург под Мейсеном.

Будущее как будто не сулило Иоганну ничего хорошего, но судьбе угодно было распорядиться по-своему. И чем больше на пути его нагромождалось неудач, тем прочнее, как оказалось, закладывался фундамент славы.

Продолжая свои алхимические упражнения, Беттгер взялся однажды изготовить тигли из местной глины. Красные черепки этих тиглей после обжига по плотности и структуре поразительно напоминали фарфор. Молодой алхимик почувствовал, что случай дает ему драгоценный шанс, но для этого должно было совершиться еще одно событие.

Сидя взаперти, Беттгер не забывал периодически пудрить свой парик. Этого, впрочем, требовал и этикет двора. Пудра расходовалась в больших количествах, а стоила недешево. На помощь пришел знакомый кузнец, который обнаружил белую глину на копытах лошади, когда прилаживал ей новую подкову. Ее добывали в Ауэ, близ Шнееберга.

Как-то Беттгер пустил пудру из глины в замес для изготовления тиглей, а после обжига обнаружил: просвечивающий черепок не отличался от китайского фарфора. Шел 1706 год.

В марте 1709 года Беттгер вместо давно ожидаемого от него золота преподнес Августу II Сильному совсем нежданную вещь — фарфоровую вазу. Королю не надо было объяснять, что фарфор тяжелее золота: ведь в свое время за китайский сервиз он отдал прусскому королю полк драгун.

Держа в руках куски белой глины — каолина, Беттгер воскликнул: «Ваше Величество! Вот из чего делается порцеллан!» Для короля же эти слова прозвучали иначе: «Вот из чего делается золото!»

Так неудавшийся аптекарь обогатил короля и был за это щедро одарен и возведен в дворянское достоинство. Более чем причастный к открытию граф Чирнхауз умер за год до торжества.

Теперь еще труднее было освободиться из королевских объятий. Правитель оберегал не столько самого арканисту (мастера, посвященного в тайну ремесла), сколько добытую им тайну. Великий самоучка оставался под неусыпным надзором. Триумф обернулся трагедией. Беттгер бросился в пучину разгула и подорвал здоровье. Годы беспутной жизни разорили его и свели в могилу 37 лет от роду — 13 марта 1719 года.

С изобретением европейского фарфора стали формироваться правила сервировки стола на рядовом и высшем уровнях.

Пластические и декоративные возможности фарфора в большой мере соответствовали господствовавшим в то время стилям барокко и рококо. Сменивший их (с середины XVIII века) классический стиль, а затем ампир и бидермайер также с успехом использовали фарфор как материал для выражения присущих им особенностей.

Среди вещественных доказательств этому огромное множество замысловатых ваз, декоративных композиций из фарфора (птицы, цветы, плоды), трогательных групп с арлекинами, пастушками, амурами и зефирами; лампы, бра, декоративные плакетки, чернильные приборы, часы, косметические наборы, утварь.

В изобретении саксонского фарфора немалую роль сыграла навязчивая идея Августа II Сильного построить в Дрездене Японский дворец, в котором и стены, и кровля, и все «персонажи» были бы фарфоровыми. Фарфор изобрели, а вот дворец закончить не удалось, помешала смерть самого августейшего фантазера в 1733 году.

В своих устремлениях монарх из Саксонии был далеко не одинок. У него были многочисленные предшественники и последователи в Венеции, Париже, Лондоне.

Решающее влияние на распространение фарфора оказали входившие в обычай чай и кофе. Чай стал завоевывать Европу с начала XVI века, но достаточно долго воспринимался как лекарство и только к XVIII веку приобрел статус напитка. В России в общенародный обиход ему суждено было войти лишь к концу XVIII века. Кофе завоевал сердца русских раньше, появившись в их быту с начала XVIII века вместе с другими нововведениями Петра I.

Ни для чая, ни для кофе, конечно, неприемлема была металлическая, глиняная или деревянная посуда. Фарфор был самым подходящим материалом.

ФАРФОР ГАРДНЕРА. В царствование Екатерины II англичанин Фрэнсис Дж. Гарднер основал под Москвой, в Вербилках, фабрику фарфора (1766–1767).

Наладить деликатное производство помогли мастера из Тюрингии, где в то время работали хорошие арканисты. Под их присмотром и русские крепостные подмастерья овладели тайнами просвечивающего черепка. Несколько вычурная немецкая пластика уступила место отечественным мотивам: появились сюжеты из русской жизни.

Особенно удались Гарднеру сервизы в честь русского оружия — Андреевский, Александро-Невский, Георгиевский и Владимирский, все предметы которых декорированы звездами и лентами русских орденов (1777–1778).

В 1780 году фабрика переехала в Тверь.

А четверть века спустя здесь наладили выпуск фигурок почтальона, дворника, торговки, булочника, крестьянина и других уличных типов, прославивших марку Гарднера на всю Россию. Модели для них были изготовлены по гравюрам из известного в начале XIX века журнала «Волшебный фонарь».

В 1891 году предприятие, не выдержав конкуренции, оказалось в руках монополиста в производстве фарфора М. С. Кузнецова.

ФАРФОР ИМПЕРАТОРСКОГО ФАРФОРОВОГО ЗАВОДА РОССИИ. Завод был основан в Санкт-Петербурге в 1744 году, а в советский период переименован в Ленинградский фарфоровый завод нм. М. В. Ломоносова.

Петр Великий одним из первых узнал об изобретении саксонского фарфора — видимо, от самого Августа II Сильного. Узнал он и о той выгоде, которую приносила Саксонии мануфактура в Мейсене.

Уже в 1717 году царь пригласил на работу практиковавшего ранее в Дрездене некоего Петра Эггербрехта (P. Eggerbrecht), которому удалось наладить производство фаянса в российской столице. А вот получить порцеллин ему оказалось не по плечу.

Чтобы овладеть тайнами получения саксонского фарфора, царь засылает к дрезденскому двору Юрия Кологривова. Но ему не сопутствовала удача.

Желанные рецепты знали в Китае, но огромная сумма, уплаченная китайскому агенту, тоже успеха не принесла и великому реформатору не суждено было увидеть отечественного фарфора.

Дочь Петра I императрица Елизавета Петровна в 1744 году пригласила для фарфоровых затей немца Хунгера (Ch. C. Hunger), рекомендованного шведским двором. Он был известен своей работой на фарфоровых заводах в Вене и в Венеции.

Помощником иностранцу определили Дмитрия Виноградова (1720–1758), молодого выпускника Горной Академии во Фрайбурге, в которой он учился вместе с Михаилом Ломоносовым.

Хунгер упорно искал белую глину под Москвой, ставил многочисленные опыты, но качественного фарфора за четыре года получить так и не смог. Полдюжины плохо сработанных чаш были, конечно, не в счет.

Производственные неудачи усугублялись несносным характером арканисты. Терпению государыни пришел конец, и Хунгер покинул Россию.

Заботы о российском фарфоре были переданы Дмитрию Виноградову, выказавшему недюжинные способности. Не щадя себя, он мучительно двигался к цели, и в конце концов — в 1756 году — получил фарфор — к его твердому, слегка синеватому черепку хорошо приставала глазурь.

Первыми изделиями царской мануфактуры стали чайный и кофейный сервизы, изготовленные из своего — российского — фарфора.

Двор императрицы не был потрясен открытием. Утехи ради заказывали пакетовые табакерки (см.) на французский манер (tabatiers paquetes), изображавшие запечатанные сургучом пакеты с адресом и надписью-пожеланием.

Оснащение царской мануфактуры было убогим. Первооткрыватель и его помощники располагали лишь гончарным кругом да небольшой печью для обжига. Выручал изнурительный каторжный труд.

Закрепить свои успехи Виноградову не пришлось: в возрасте 38 лет он ушел из жизни. На время управление царской мануфактурой поручено было Воинову — мастеру, работавшему под началом Д. Виноградова.

Снова взоры обратились в Мейсен, откуда пригласили на должность главного арканисты Иоганна Готтфрида Мюллера. Претенденту пришлось делом доказывать свою способность наладить производство фарфора: одним рекомендациям верили мало.

Во времена абсолютизма многое зависело от привязанностей и пристрастий монарха. Вот и Екатерина II, влюбленная в фарфор, сразу же после воцарения (1762) позаботилась о своей порцеллиновой мануфактуре. Из Вены выписали опытного арканисту Регенсбургера, из Мейсена — модельщика Карловского, из Севра — скульптора Рашетта. Украшать двор императрицы призвали из-за границы и других выдающихся людей искусства, среди которых был и французский скульптор Э.-М. Фальконе (E.-M. Falconet), будущий автор Медного всадника.

А вот живописцев из-за рубежа не приглашали, вся живопись по фарфору была делом рук отечественных мастеров.

Видимо, по желанию императрицы на мануфактуре изготовили серию фигурок, представлявших народы Российской империи. Типажи были заимствованы из трактата известного путешественника, этнографа и натуралиста того времени И. И. Георги.

И все же европейская мода взяла свое, и на императорском заводе стали изготавливать медальонные портреты и мелкую пластику в технике бисквита — по иностранным моделям и античным образцам.

Старания Екатерины II были не напрасны: изделия царской мануфактуры стали вровень с мейсенскими и севрскими.

В 1784 году воображение придворных потряс Арабесковый сервиз на 60 персон из 937 предметов, повторивший знаменитый сервиз Екатерины II, изготовленный по ее заказу в Севре в 1778 году.

Сам Рашетт изготовил модель для настольного украшения этого сервиза: фарфоровая императрица окружена аллегорическими фигурами и группами.

Среди исторических достижений императорского завода роскошный столовый сервиз, декорированный луговыми цветами и итальянскими пейзажами, «яхт-сервиз», напоминающий о героических победах русского флота.

Совсем не случайно с 1792 года во главе императорского завода оказался князь Н. Б. Юсупов (1750–1831), талантливый организатор и знаток искусства. Экономическому укреплению мануфактуры помог и декрет Екатерины II, запретившей ввоз в Россию чужеземного фарфора, но от внутренней конкуренции царский указ не спасал. Частные фарфоровые фабрики побуждали императорскую мануфактуру держать марку — ведь и Гарднер, и Поповы, начиная с 1806 года, поставляли продукцию отменного качества и высоких эстетических свойств.

При Павле I и Александре I (с 1796 по 1825 год) на императорском заводе было занято много иностранных мастеров, отдавших дань стилю ампир, сформировавшемуся во Франции при Наполеоне Бонапарте. Этот этап запечатлен вазами внушительных размеров, украшенных золотом и расписанных медальонами с изображениями битв и деревенских пейзажей или декорированных в духе древнегреческой вазовой живописи.

При Николае I (правил с 1825 по 1855 год) вновь было отдано предпочтение отечественным мастерам; одновременно обозначилась и тяга к китайской традиции. На Лондонской выставке 1852 года русский фарфор прославился благодаря живописи на нем, воспроизводившей картины известных мастеров.

В царствование Александра II (1855–1881) уровень императорского фарфора заметно повысился, но последние два десятилетия XIX века отмечены явным упадком.

ЦЕНИНА (от тур. чини — фарфор) — старинное русское название керамической посуды — фаянсовой, фарфоровой, каменной.

ЦЕХОВЫЕ СОСУДЫ — сосуды в виде кубков, бокалов, чаш и кружек из керамики, стекла, серебра и олова. Использовались ремесленными цехами Европы во время коллективных праздничных возлияний или для приема гостей с XV до середины XVIII века. Украшались символами гильдии на особом щитке. Нередко на них вырезали имена мастеров и подмастерьев.

Наиболее распространен был сосуд под названием Willkomm (а переводе с нем. — привет). Начиная с XVI века из него принято было пить по праздникам, сопровождая забавными тостами. По тулову вильком украшали звериными и человеческими масками, из пастей и ртов которых свисали картуши или монеты с именами мастеров, цеховыми знаками и памятными датами.

Крышку вилькома (а, как правило, он имел крышку) венчала фигура бородатого человека со щитом.

Очень дорогие вилькомы из позолоченного серебра заказывали у известных мастеров аристократы. Многие из таких вилькомов были изготовлены ювелирами города мастеров Аугсбурга.

В Польше эти сосуды называли szklanicy godowey, т. е. кубками почета.

ЧАРА, ЧАРКА (по одной из версий — от вост.-тюрк. чара — большая чаша) — низкий круглый сосуд для питья, один из наиболее древних сосудов на Руси.

В Оружейной палате Московского Кремля сохранилась серебряная чара черниговского князя Владимира Давидовича, датируемая по надписи на ней 1151 годом.

В какой-то мере типична история золотой чары великого князя Василия III. В смуту начала XVII века эта чара исчезла, а после воцарения Михаила Романова появилась вновь. Видимо, захваченная поляками в качестве трофея вместе с другими сокровищами царской казны, она была впоследствии кому-то продана (поляки сами признавались, что охотно продавали захваченное и награбленное: им нужна была наличность). Известно, что мать царя Михаила Романова инокиня Марфа купила эту чару и подарила сыну в 1616 году, о чем свидетельствует надпись на оборотной стороне ручки этой чары. На дне ее чернью изображен и украшен жемчужиной двуглавый орел, а по венцу сделана надпись с титулом Василия III, «собирателя земель русских», отца Ивана Грозного.

Нескольких именитых владельцев сменила другая чара, датируемая концом XVI века. О первом ее хозяине говорит надпись, вырезанная по венцу: «Чарка Василия Матвеевича Дороканова, пити из нея на здравие». Надпись на поддоне указывает на другого владельца: «Отдати Матвею Михайловичу Годунову».

Очередным обладателем чары стал, очевидно, конюший и боярин Дмитрий Иванович Годунов, который, судя уже по другой надписи на ней, отдал ее в «дом Живоначальной Троицы в Ипацкой монастырь», т. е. в Ипатьевский монастырь в Костроме, откуда пошел царский род Романовых.

Там же хранится уникальная чарка — из горного хрусталя в массивной золотой оправе, полка ее украшена драгоценными камнями и эмалью. Надпись вязью по золотому венцу свидетельствует о ее принадлежности царю Михаилу Федоровичу Романову.

Чарка была русской мерой объема жидкости и равнялась 123 г. или 0,1 штофа (см.).

ЧЕТВЕРТЬ — медная (с XVII века) посуда в четверть ведра емкостью примерно 3,08 л или бутыль емкостью 3,0–3,25 л. Последняя была известна в начале XX века. В некоторых губерниях четверть носила название «гусь» (склоняли это слово по женскому роду).

ШКАЛИК (от нем. Schale — чаша) — русская мера вина, водки, пива емкостью 0,01 ведра. По В. И. Далю, «кабачная мера вина, осмушка. косушка». По емкости был равен чарке (см.).

ШТОФ (нем. Stof) — устаревшая ныне мера вина (или водки). В старину известны были штофы «осьмириковые», содержащие две бутылки, или 16 чарок, и «десятириковые» — вместимостью в 12 чарок, соответствующие восьми и десяти штофам на ведро.

Штофом называлась также и четырехугольная бутыль с коротким горлом; ее называли еще печатным штофом.

ЭГОИСТЫ (солитеры) — фарфоровая посуда, рассчитанная на одного человека (XVIII–XIX века).