Почему так плохо? Гнетущее чувство пустоты вливалось в мой еще не совсем проснувшийся разум. Волк поскуливал и виновато жался. А еще было непривычно холодно. Оборотни в отличие от всех легенд, которые по вечерам рассказывают детям, чтобы напугать, тоже знают, что такое холод, жар, боль и бессилие. Пустота вытягивала силы и мешала поймать реальность, в которой меня ждал зверь. А еще очень раздражало жжение в носу и сухота в горле. Да что за черт тут происходит?

Разлепив тяжелые веки, осмотрелся и был неприятно удивлен: комната Ромашки оказалась пуста. Вот откуда эта тоска. Зверь, взяв на себя все силы, остался ни с чем. Девочка сбежала от нас, напуганная напором и настойчивостью. И пусть я понимал, что сам виноват в таком ее поступке, было мучительно больно это осознавать. С трудом поднявшись на ноги, сделал круг по комнате, чтобы убедиться, что зверь не злится. Постаравшись отрешиться от всего, принялся напряженно вспоминать хоть что-то из вчерашних событий.

Я четко помню вчерашнее пробуждение в обнимку с Ромой. Помню, как пальцами и глазами изучал совершенство ее бархатистой кожи. Помню ее запах и вкус, который еще долгое время оставался со мной. Помню бездонность черных как смоль глаз, смотрящих мне прямо в душу. Помню, как мало мне было объятий и касаний. Помню каждую секунду, проведенную с ней наедине.

А теперь я познал и горечь разочарования, когда в моих руках снова стало пусто. Как невероятно быстро она стала центром моих помыслов и действий. Смысл жизни сжался до одного-единственного человека — Ромашки. Как я мог существовать все это время и не знать о том, что есть она. И как я был слеп, не замечая ее присутствия рядом. Эти потерянные дни, словно ржавый гвоздь, вбитый в душу, саднил и терзал.

Зря я вчера так беззастенчиво дразнил ее при всех, ведь чувствовал, что перегибаю, но блеск ее возмущенных глаз грел душу. Было так здорово осознавать, что тихо злясь, она совсем меня не боялась. Покрасневшие щечки, во взгляде молнии, поджатые алые губки.

Целый день не находил себе места, стараясь убедить волка, что я и сам могу справиться с соблазнением нашей девочки. Но стоило войти в комнату, я сразу понял, что ее здесь нет. Постель пуста, холодные простыни говорят о том, что она даже не ложилась. Платье, которое было на ней сегодня, переброшено через подлокотник стула. Таз для умывания с давно остывшей водой. И только одна мысль осталась в голове — найти. Найти немедленно, пока зверь не взвился. Но волк, охваченный разочарованием, стал рваться наружу. И только огромное количество пряного перца, рассыпанного в коридоре, останавливало нас жутким жжением и полной невозможностью взять след. Конечно, я мог найти ее в замке, и это не составило бы труда, но животное во мне взметнулось, руша все барьеры, и забилось в свирепой тоске. Я боролся, как мог, стараясь взять себя в руки, и намертво вцепился в стол. Когти крошили дерево, пот градом катился по позвоночнику, скулы сводило. Вой вырвался сквозь стиснутые зубы. А потом темнота.

Небольшая слабость в теле — последствие борьбы с самим собой и своим зверем, дезориентация из-за отключения основного органа чувств — обоняния, и легкий туман в голове. Нельзя в таком состоянии встречаться с Ромой. Я не могу показать выбранной нами женщине слабость ни в каком ее проявлении. Я должен быть стеной, опорой, якорем, всем тем, что должно ассоциироваться у нее с надежностью, силой, незыблемостью и постоянством. Только так.

Я, к сожалению, совсем упустил из вида, что она может не понимать традиций и уклада жизни зверолюдей. Она человек, и придется действовать иначе. Волк фыркнул, но спорить не стал. Его этой ночью дернули за хвост, показав, что разыгравшийся зверь забылся и слишком торопится. Теперь ему придется терпеливо ждать, пока человеческая половина будет искать путь к сердцу Ромашки.

Плеснув на лицо холодную воду, перевел взгляд в окно. Все что можно было отсюда увидеть, было белоснежным. Толстый слой первого в этом году снега ровным, нетронутым покровом лежал повсюду. Обновленная земля, по которой, казалось, никто раньше не ходил. Припорошенные стены замка, точно никогда не знали стрел врагов. Далекие поля спали под одеялом, накапливая силы. Сама природа словно давала подсказку. Надо начать все сначала. Заново и правильно. Для Ромы ухаживания волка непонятны. Я, чтобы не упустить своего шанса, должен попробовать действовать как понятный ей человек. Придется проявить больше терпения и времени, чем хотелось бы нам с волком. И я готов на любой шаг, если он сделает меня хоть немного ближе к Роме.

От раздумий меня отвлек стук в дверь. Этот звук заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Я потер нос рукой, перец так сильно подействовал на мое обоняние, что я даже пропустил приближение другого оборотня, позволив ему подойти так близко, и остаться незамеченным. Даже то, что это оборотень, я распознал лишь по его беззвучным шагам, и отсутствие нюха сделало его неузнаваемым для меня. Гай? Возможно. Локи? Раздражение пронеслось по венам, но злиться волку не позволю, он и так много глупостей уже натворил своеволием. Да и что гадать, когда можно узнать прямо сейчас, кто это и зачем пришел.

За дверью оказался Кайл, который прижимал к лицу платок, защищаясь от перца, и прищуривал слезящиеся от резкого запаха глаза.

— Милорд, доброе утро.

— Доброе утро, Кайл. Что-то случилось?

— Я Вас искал, а в вашей комнате оказалось пусто.

Он упорно смотрел немного в сторону, намеренно демонстрируя, что ни в коем случае не намерен вмешиваться в чужую личную жизнь. Такое его поведение вполне логично, ведь он не мог учуять, что девушки тут нет. Заодно и я понял, что Рому приютила не Руфь, тогда Кайл совершенно точно был бы в курсе, между этими двумя секретов нет. Никогда не знал, хорошо это или плохо. Но теперь понимаю, что хотел бы знать о своей девочке абсолютно все, чтобы знать, чего от нее можно ожидать, и на что она способна. Я больше никогда не хочу гадать, где она и все ли с ней в порядке.

— Рассказывай.

— Могли бы мы поговорить наедине, — понизив голос, попросил управляющий.

Его тон заставил меня насторожиться. Он не стал бы шептаться по углам, будь это несущественно. Сделав шаг в сторону, впустил его в комнату. Кайл немного удивленно обвел комнату взглядом, но спрашивать ничего не решился. Умный парень, потому в таком молодом возрасте занимает довольно таки высокий пост.

— Еще одна деревня на окраине загудела. Там начался падеж скота.

— Черт. Только этого не хватало.

— Мы не можем по всем деревням посты расставить, — извиняющимся тоном сказал Кайл.

— Знаю, — вырвался у меня рык.

Кайл весь напрягся и отступил. Нехорошо, что мои люди стали меня бояться в обыденной обстановке. Надо взять себя в руки. Зажав пальцами переносицу, я сделал несколько глубоких вздохов и чуть не задохнулся от новой порции жгучего перца, попавшего в легкие.

— Прости, Кайл.

Он кивнул, хоть и был скорее удивлен моими словами, чем действительно согласился.

А мне предстоял сложный выбор между тем, что мне хочется сделать и тем, что я должен сделать.

— Где Локи?

— Не знаю, милорд, его нет со вчерашнего дня.

— Ты его не видел или его нет в замке?

— Нет в замке.

Плохо, очень плохо. Теперь к общим неприятностям добавляются вполне реальные проблемы, решать их придется самому, а единственный человек, которому я мог бы это доверить, как сквозь землю провалился.

— Готовьте отряд. Когда объявится Локи, введи его в курс дела.

— Слушаюсь.

Мы одновременно двинулись к двери, но, вспомнив о перце, переглянулись и отправились к окну. Эта зараза всем довольно долго будет о себе напоминать, а мне еще и о том, что в некоторых вещах даже мне ничего легко не достается.

Я был уже готов к отъезду, когда рядом с гарцующим конем появился Гай. Он беглым взглядом мгновенно определил мое далеко не радужное настроение и озабоченность проблемами.

— Надолго? — спросил он.

— Даже не надейся, — буркнул я в ответ.

— И не думал, — выдавил он смешок.

— Рома у тебя?

Вопрос был лишним, ведь я, даже невзирая на перец, пропитавший все, чувствовал ее запах на нем. Свежий след ее аромата витал вокруг, дразня моего волка и бередя мне душу. Легкая зависть кольнула сердце. Но еще придет время, когда я буду хранить ее запах на своей коже.

— Конечно, — последовал ожидаемый ответ.

— А ты и рад.

— Опять-таки, конечно. Ты пойми, я не против, можно сказать, даже за, нет никого сильнее, и с тобой она будет как за каменной стеной. Но я еще не готов отдать ее, даже тебе.

Честно. Как всегда прямолинейно и честно. За это и уважаю и ценю.

— Гай, это сильнее меня.

— Понимаю я все. И не думай, она не от тебя сбежала, от себя самой. И она совсем тебя не боится, только очень растеряна.

— Догадался уже, — вынужден был я признаться.

Чуть раньше бы это понимание. На день раньше и все было бы по-другому этим утром. Это она бы сейчас провожала меня в путь.

— Удивила она меня вчера, — сделал ответное признание Гай. — Поступила продуманно и последовательно, с вполне определенной целью и по понятным причинам… А потом не спала всю ночь.

Последнее дополнение стало просто бальзамом на душу. Даже напряженные с утра мышцы стали расслабляться. Улыбка сама собой растянула губы в то время, когда я изо всех сил пытался ее сдержать. Рука стала поглаживать по загривку лошадь. Волновалась, значит. Приятно осознавать, что ей не все равно. До этой минуты даже не подозревал, насколько это для меня важно. Быть не просто принятым ею, а быть ей небезразличным.

Любовь. Слово, которое обходило меня стороной долгие годы, и вот теперь я жажду познать его. Всем сердцем желаю разделить с моей Ромой это состояние души и тела. Узнать, каково это быть половинкой одного целого. Быть частью Ромашки и знать, что я такая же часть ее.

— Присмотри за ней, пока меня нет, — попросил я.

Гай вопросительно и при этом иронично задрал брови.

— Неспокойно мне что-то.

Это чувство росло с каждым новым известием о проблемах в деревнях. Знать бы заранее, откуда ветер дует.

Гай посерьезнел.

— Тебя чутье еще никогда не подводило.

— Знаю.

Оттолкнувшись, легко устроился в седле. Пришпорив лошадь, я направил отряд к деревне, в которой все началось. Какой-то внутренний порыв заставил обернуться, когда только-только ворота оказались позади. Она стояла на стене и смотрела мне вслед. Уже слишком далеко, чтобы рассмотреть выражение ее черных глаз. Слишком далеко, чтобы ощутить ее аромат, прилично подпорченным обонянием. Но достаточно близко, чтобы расслышать тихий шепот — «возвращайся скорее».