Смутные образы терзали разум, не давая отдыха. Как сквозь туман, понимая, что сплю, видела кровь на руках и плачущего младенца. Тревоги вечера перетекли в ночные кошмары. Серые безликие тени танцевали перед глазами, заставляя внутренне сжиматься словно пружина. Печаль, тоска, страх. Все перемешалось. И только небольшое свечение где-то вдалеке не давало утонуть в обуревавших чувствах. Я пробиралась к нему через цепляющиеся за меня боль и обиды. Тянулась вопреки удерживающим щупальцам отчаянья. Стремилась, отбрасывая вину и стыд.

Я не видела, чьи руки меня подхватили, но я точно знала, что они удержат и будут оберегать. Они дарили тепло, уют, покой и внушали доверие. Я чувствовала, кто он, этот безликий защитник, и сама в ответ сжимала свои руки вокруг него. Так правильно, так надежно.

Поверхностный сон был прерван отрывистым стуком в дверь.

— Ромашка, — раздался взволнованный голос Руфь.

Легкую дрему как рукой сняло. Накинув теплый платок на плечи, я поспешила открыть.

— Что случилось? — вырвалось у меня, стоило только увидеть слегка бледную и нервно переминающуюся с ноги на ногу Руфь.

— Ромочка, помоги! — чуть не рыдая, попросила кормилица.

Понимая, что ответов от нее добиться не удастся, пока она не возьмет себя в руки, встряхнула как тряпичную куклу.

— А теперь по порядку.

Руфь всхлипнула, но, пару раз моргнув заплаканными глазами, начала рассказывать.

— Помнишь, я тебе про сестру рассказывала?

Я молча кивнула, боясь сбить ее с мысли.

— Она в деревне при замке живет. Так вот, у нее роды начались раньше времени, а повитуха еще вчера в другую деревню отправилась. Помощницы ее здесь, но сказали, что сами не справятся, — она трясущейся рукой вытерла лицо. — Что-то не так идет, вот они за нами и послали.

Не закрывая дверь, отступила в комнату и принялась натягивать на себя платье. Остатки сна растворились. Ну что ж, рано или поздно пришлось бы встретиться со своими обретенными страхами лицом к лицу. Почему же не сейчас? И как бы ни тряслись руки от мысли о том, с чем придется столкнуться, я прекрасно знала, что все равно пойду и постараюсь помочь.

Снежная метель сделала короткую дорогу почти бесконечной. Ледяной ветер пробирался под одежду, а снежные хлопья забивались во все складки. С трудом переставляя ноги, мы почти вслепую брели по сугробам, и если бы не чутье провожающих нас оборотней, вряд ли бы нашли деревню, невзирая на то, что она располагалась практически под стенами замка.

Гай прямо и непоколебимо, как скала, переносил порывы ветра, которые меня сдували с ног. Ему хватало сил не только справляться со стихией, но и удерживать меня, неся при этом большую сумку со всем необходимым. Руфь плелась следом, цепляясь за одного из воинов, которого Гай выбрал для охраны. Я не привыкла ходить с конвоем, но упираться не стала, решив, что Гаю виднее. А попадая в сильные вихри, даже радовалась его настойчивости.

Стоило только открыться двери, как в нос ударил едкий запах пота и крови. Сиплое дыхание из-за занавески в дальнем углу и тихие переговоры женщин дополняли картину.

Наше появление первым заметил бледный мужчина, сидевший у очага. Длинные волосы до плеч, растрепанные от того, что он явно нервно теребил их руками. Осунувшееся, немного длинное лицо с острыми скулами и блеклые от переживания глаза, цвет которых сложно было разобрать. Он, дернувшись всем телом, подскочил на ноги и практически бросился к нам.

— Руфь, — как-то печально и виновато сказал он, глядя на кормилицу.

— Питер, все будет хорошо, — обняла она его. — Она сильная — справится.

— Они ничего мне не говорят, и их молчание пугает, — проговорил он ей в плечо, сильно согнувшись в ее объятиях.

— А дети где? — отвлекла его от грустных мыслей Руфь.

— Соседка забрала, ни к чему им это видеть.

— Правильно.

Пока они тихо успокаивали друг друга, я сняла верхнюю одежду и, помыв руки в стоящем у печи тазу, пошла за занавеску. Перед тем как определить, что мне нужно из той кучи инструментов и трав, что удалось выпросить из запасов Ли Бэя, нужно было взглянуть, с чем мы имеем дело.

Одного взгляда хватило, чтобы у меня замерло сердце.

— Гай, оставь сумку, и посидите с Питером у соседей. А то будете под руками мешаться, — не поворачиваясь к ним лицом, попросила я.

Было очень сложно удержать голос ровным. Гай, уже успев узнать меня достаточно хорошо, быстро понял, что спорить сейчас совершенно не стоит.

— Пойдем, Пит. Давай оставим женское дело женщинам.

— Я не могу уйти, ей же больно, — волки очень чувствительны к своим женщинам, они никогда бы не смогли смириться со своим бессилием.

Голос оборотня срывался с хрипа на рык, а потом на нечто, очень сильно напоминающее поскуливание. Бросив взгляд через плечо, взглядом попросила Гая под любым предлогом вывести его отсюда. Если он не сможет удержать себя в руках, навредить может всем. Отец едва уловимо кивнул головой.

Руфь, высвободившись из захвата своего родственника, приблизилась ко мне. Я с трудом успела затащить ее за занавеску и зажать ей рот рукой, перед тем как она вскрикнула. Было сложно удерживать ее, учитывая большую разницу в наших габаритах, но я не могла позволить ей помешать Гаю увести Пита, который после ее всхлипа ни за что бы не ушел.

Несколько фраз, пререканий и увещеваний принесли свои результаты, и Пит был выдворен Гаем из избы. Только после этого я отпустила Руфь, которая тотчас же осела на пол.

— Боже мой! Боже мой! — шептала она.

Женщины, находившиеся все это время здесь, оценивающе оглядывали меня, в очередной раз перестилая простыни.

— Молодая совсем, — с сожалением произнесла худощавая блондинка.

— Только время зря потеряли, — проворчала вторая, столь же светлая и худая.

Сестры, решила я про себя. Очень похожие между собой чертами и жестами женщины были ненамного старше меня.

— Ромашка, что делать? Что делать? — по-прежнему едва слышно шептала Руфь, так и не встав с пола.

— Да какая разница?! Все равно помочь никак нельзя.

После этих слов Руфь завыла в голос, а я разозлилась не на шутку. Плевать, что они думают обо мне, но я не позволю им заранее хоронить живых мать и ребенка.

С одним я была согласна — дело плохо, очень плохо.

Роженица, белая как снег, с бескровными потрескавшимися губами, дышала отрывисто и поверхностно. Мокрые от пота темные волосы сбились колтуном. Без сознания, вымотанная болью и усталостью. В углу кучей свалены окровавленные простыни, которые очень быстро приходили в негодность. А среди раскинутых, испачканных кровью ног виднелась крохотная ножка.

— Что вы ей давали? — спросила я стоящую ближе ко мне девушку.

— Сбор успокоительный с небольшим сонным эффектом, но она так вымоталась, что уснула.

Или просто сознание потеряла, договорила я про себя.

— Приготовьте еще!

— Но она и так…

— Для Руфь, — отрезала я.

Сама тем временем разложила принадлежности из сумки, травы личных сборов, которые мне показывала бабушка и, закатав рукава повыше, хорошенько вымыла руки.

— Приготовьте люльку с теплыми пеленками, — бросила я второй и подошла к роженице, тем самым пресекая всякие возражения.

Я и так знала, что она хочет мне сказать. Да и сама я не была уверена, пригодятся ли нам они. Но сейчас важнее было убрать от меня подальше этих скептически настроенных девиц, чтобы не вились под рукой. То, что они мне помочь не смогут, я уже поняла, а занятые делом хоть мешать не будут.

Воспользовавшись бессознательным состоянием женщины, прощупала живот, зная, что он уже сильно воспален и очень чувствителен. Мышцы были сильно напряжены, и возможности развернуть плод я не находила. Придется согласиться с природой, и помочь ребенку выйти ножками вперед.

— Ромашковый настой есть?

— Да, готовили, чтобы ребенка искупать.

— Подогрейте слегка у печи.

Среди них придется выбрать помощницу. Руфь слишком взволнована, пусть лучше чем-нибудь другим займется. Нужен кто-то спокойней и рассудительней. Мой выбор пал на грубоватую блондинку. Пусть на язык резка, зато лишние сантименты не помешают выполнить поставленную задачу.

— Как тебя зовут?

— Роза.

— Польешь мне на руки отвар, когда скажу.

Она кивнула, не споря и, похоже, даже с большей верой в меня, чем изначально. Наверное, и на них тоже повлияло мое твердое убеждение, что пока пациент дышит, ему еще можно помочь. Даже если все против тебя, нельзя опускать руки. И пусть сейчас передо мной мой оживший кошмар — умирающая рожающая женщина и ее ребенок. Гибель Леи оставила в моей душе глубокий незатягивающийся шрам. Но нельзя позволить страху и внутренней боли оставить их без помощи. А еще я не могу их потерять, просто не могу.

Тонкая струйка желтоватой жидкости лилась на мои руки, пока я аккуратно омывала внутренние стороны бедер роженицы.

— Пока достаточно, но не убирай далеко.

Роза с интересом наблюдала за моими манипуляциями. А я, глубоко вздохнув и молясь про себя, принялась пальцами нащупывать вторую ножку. Раньше не приходилось этого делать самой, но сейчас тут нет никого более опытного, чем я, и выбора нет. У меня ушло на это несколько минут, и я с облегчением потянула за крошечную ступню, высвобождая упершееся в тазовую кость детское колено.

— Полей, — попросила я Розу.

Та подчинилась мгновенно.

— Нужно привести ее в чувство. У меня на столике разложены баночки, найди среди них маслянистую, резко пахнущую жидкость, — попросила я Руфь, чтобы занять ее хоть чем-то, пока она не впала в истерику.

Роженица пришла в себя не сразу. Ее затуманенный взгляд блуждал между нами, словно она нас и не видит вовсе.

— Полин, — вспомнила я имя сестры Руфь. — Ты меня слышишь?

Она перевела взгляд неуверенно, словно ища меня в пространстве, и неожиданно обнаружила совсем рядом.

— Полин, мне нужно, чтобы ты помогла и мне, и себе. Хорошо?

Она с трудом кивнула.

— Я знаю, что ты устала и тебе очень больно, но без тебя я не справлюсь.

Роза обтерла ей лицо влажной прохладной тряпочкой и убрала волосы со лба, чтобы они ей не мешали.

— Послушай меня внимательно, постарайся сосредоточиться. Мне нужно, чтобы ты делала три глубоких вздоха, и каждый раз задерживая дыхание, тужилась так долго, как получится.

Полин болезненно скривилась, переживая очередную схватку, и вцепилась пальцами мне в руку, сжимая ее изо всех сил.

— Роза, перекинь руку у нее над животом и постарайся выталкивать плод сверху при потугах.

Помощница, поняв меня с полуслова, схватилась пальцами за край кровати, удобно поместив локтевой сгиб прямо под грудью Полин.

— Руфь, заверни в тряпочку снега, будешь обтирать ей лицо и шею. Нельзя, чтобы она потеряла сознание.

Руфь стрелой метнулась к двери, прямо с порога запустив руку в сугроб, зачерпывая ледяную небесную крошку.

— Полин, если мы сейчас потрудимся хорошо, то, возможно, справимся за одну схватку, но ты должна успеть сделать в это время три выдоха.

Она кивнула мне и затуманенным взглядом посмотрела на свою сестру, которая едва сдерживая рыдания, прижимала к груди кулек со снегом.

Каждый занял свои места и приготовился, ожидая, когда начнется схватка.

Скоро все решится. И я, глядя на тоненькие ножки, молилась про себя, надеясь, что Бог не покинет нас в такой момент. Одно неосторожное движение, и хрупкие детские шейные позвонки могут сломаться, словно рыбные косточки. Выдержала бы измученная Полин. Не была бы пуповина слишком коротка. Не началось бы кровотечение. Сделал бы ребенок вздох. Столько всего может случиться или произойти.

На лбу у роженицы выступили капельки пота, бледность растеклась по щекам, и судорожный вздох ознаменовал приход очередной потуги.

Началось.