Мягкий солнечный свет в это время года очень быстро идет на убыль. День, начатый гораздо позже, чем обычно, для меня заканчивался стремительно. Сидя на деревянной лавке, я мерно укачивала Богдана на своих руках и провожала взглядом закатывающийся за горизонт шар. Глаза резало от ослепительно-белого света, отражающегося от свежего покрова снега, но оторваться не было сил. Красиво, спокойно и на удивление завораживающе.

Мне уже давно удалось побороть нарастающую в душе бурю эмоций, и теперь мысли текли ровно и неспешно. Да и есть ли смысл переживать о тысяче вещей, которые по большому счету не имеют значения? Зачем беспокоиться о том, как на меня посмотрят, или что подумают? С детства отвергаемая людьми, я привыкла к тому, что меня предпочитают не замечать. Были и те, кто проявлял излишнее внимание, когда я выросла, но таких взглядов я предпочитала избегать сама. Наверное, по этой причине я так остро реагировала на то, что моя жизнь стала центром интереса обитателей замка и всех прилегающих земель. Я чувствовала спиной каждый взгляд и слышала слова, сказанные мне вслед. Нет, в них не было осуждения или иронии, только искренняя доброжелательность и толика недоумения. Я привыкну и к этому. Обязательно привыкну не замечать взглядов и не слышать слов. Мне теперь есть ради чего учиться жить по-новому.

Словно почувствовав, что мои мысли плавно перекочевали к нему, ребенок завозился во сне, забавно посапывая. Как можно чего-то бояться, когда за твоей спиной такое чудо? Многое, очень многое можно перебороть и преодолеть ради беззубой улыбки и ясного взгляда довольных глаз. Поцеловав теплый лобик, обняла немного крепче, чтобы случайно не вывернулся из рук и не упал.

Да и теперь я не только мама, но и жена. Жена лучшего из мужчин. Всегда серьезный, властный, непреклонный, он показал себя с совершенно неожиданной стороны. Первое время, тщательно избегая его внимания, я и подумать не могла, что в этом оборотне может скрываться столько граней, столько потаенных черт. Сильный волк оказался еще и таким ласковым и страстным.

Последняя мысль погрузила меня в свежие воспоминания о минувшей ночи. Никогда прежде я не испытывала ничего более противоречивого. Масса чувств и ощущений, которые еще сложно осмыслить и оценить. Да и нужно ли?

— Кто-то залился предательским румянцем… — пропела Руфь, не отрываясь от своего занятия.

Она уже несколько минут пыталась снять старый гобелен и заменить его новым с более ярким и радостным рисунком.

— Руфь, пожалуйста, — с намеком отозвалась я.

— Не вижу ничего страшного в том, чтобы посмаковать твое новое положение.

— Не уверена, что готова к этому.

— Ты можешь молчать и кивать в нужном месте.

Подергав за край плотного сукна, и не добившись никакого результата, она обтерла пыль с рук о передник и присела рядом.

— Тебе нравится мысль, что Грей и Богдан твои?

Не ожидая такого вопроса, обернулась к кормилице.

— Чему ты удивляешься? Решила, что я собираюсь заглянуть под супружеское одеяло?

Я смутилась от такой прямолинейности. И стушевалась под укоризненным взглядом, ведь предположила, что она захочет поднять именно эту тему.

— Это ваше личное дело, которое никого не касается, — кивая себе, проговорила Руфь.

Остается надеяться, что все придерживаются того же мнения. А, может, это я слишком много значения придаю случившемуся, ведь для остальных это обычное дело.

— Да и какой смысл интересоваться, понравилось ли тебе, если и так все на лице написано, — подмигнула Руфь и залилась смехом.

В ответ я лишь слабо улыбнулась, чувствуя, как пылают уши. Прекрасно понимаю: однажды и сама привыкну легко принимать эту часть супружеской жизни, но пока снисходительная улыбка к самой себе — это все, на что я была способна.

— Ты так и не ответила, — вернула меня к беседе Руфь.

— А нужно отвечать?

— Мне ответ очевиден, а вот тебе не помешало бы разложить все по полочкам и разобраться в себе.

— Что именно?

— Все. Иногда, чтобы увидеть со стороны то, что плохо укладывается в голове, нужно проговорить это вслух. Так вот, что ты думаешь о появлении в твоей жизни двух вышеупомянутых мужчин?

— После того как улеглась паника, страх и неуверенность? — грустно улыбнулась я, вспоминая тот клубок негативных эмоций.

— Да. Что чувствуешь сейчас?

— Умиротворение, — должна была признать я после нескольких минут глубокой задумчивости. — Я словно потрепанный штормами корабль, вернувшийся в порт.

— Есть сомнения? Неуверенность?

— Смущение и немного растерянности, — нашла я более точные слова.

— Это не беда. Теперь скажи, что думаешь о новом доме?

Что думаю? Не знаю — должна была признаться себе.

— Все произошло так внезапно, что я не думала об этом.

— Так этим мы сейчас и занимаемся. Так что?

В памяти всплыли коридоры и переходы, лестницы, бойницы, многочисленные обитатели замка, которых я не могла воспринимать отдельно от нового дома. Голубятня, смех гоняющейся за птицами детворы, внимательные часовые, которым служанки с кухни тайком таскали пирожки. Что думаю я обо всем этом?

— Мне нравится чувствовать себя частью всего этого, — сказала я вслух.

— Последнее, но, пожалуй, самое главное — Грей.

— Грей. Знаешь, пожалуй, его я не боялась никогда. Он вызывал трепет, уважение и немного напряженного ожидания. Не понимаю почему, но он изначально ассоциировался у меня с высокой каменной стеной — неприступной и надежной. Долгое время я видела в нем хорошего хозяина, сильного воина и справедливого господина. Мне никак не верилось, что он совершенно серьезно относится ко мне. Считала, что это блажь, и искренне раздражалась, когда окружающие подталкивали меня к нему. Не знаю, когда все изменилось. Когда он перестал быть для меня лордом Вульфом и стал мужчиной из плоти и крови. Знаю одно, что-то очень крепкими толстыми канатами привязывает меня к нему. Это нечто большее, чем восхищение или страсть. Нечто тягуче-нежное с огненной начинкой. То, что заставляет ждать его прихода и ловить его взгляд, трепетать от каждого его прикосновения и греться в лучах его тепла.

— Любовь? — серьезно спросила Руфь.

Слово, произнесенное Руфь, оглушило. Я обернулась к кормилице, чтобы что-нибудь ответить, но слова застряли в горле. Ответить, но чем? Отрицанием или согласием, теперь уже и для меня очевидного явления. Ведь она совершенно права — это именно то, чего недоставало в том потоке речи, который я произнесла несколькими минутами ранее. Более того, это как раз то слово, которое может заменить все вышесказанное.

Какими же быстрыми и в то же время бесконечно долгими бывают минуты прозрения. Мысли понеслись быстрым потоком, но сосредоточиться я могла только на одной — как же такое короткое слово может быть вместилищем стольких чувств. Оно казалось ничтожно малым, и совсем не соответствовало распирающим мою душу чувствам и эмоциям.

Руфь молча ждала, когда я решусь. Но оказалось, что порой очень сложно издать даже звук. Мне даже ответить согласием на предложение Грея было легче, чем сейчас обнажить душу и сжечь последние мосты. Но обманывать себя глупо, да и бессмысленно. Скажу я его вслух или буду как сокровище хранить только для себя — какая разница? Это чувство есть, и оно растет каждый день вместе с моей верой в мужчину, которому досталось мое сердце.

— Любовь, — слетело с моих губ на выдохе.

Пока я смаковала новое для себя слово, Руфь забрала из моих рук Богдана.

— Пойдем, прогуляемся, — пояснила она мне свои действия и, оставив меня в немой растерянности, ушла.

Но не успела я обернуться ей вслед, как сильные теплые руки сомкнулись вокруг меня.

— Любовь? — едва слышно выдохнул мне в макушку Грей, стоящий позади меня на коленях.

Сердце судорожно дернулось и понеслось вскачь, пытаясь догнать стремительно побежавшую по венам кровь. Накатила жаркая волна, словно тысячи тонких иголочек впились в кожу. В ушах загудело, как будто я нырнула в холодную воду. И еще множество других ощущений, которые сложно описать, закружили в своем водовороте.

Грей терпеливо ждал и только крепче сжавшиеся руки на мне выдавали его волнение и нетерпение.

Могу ли я повторить сказанное Руфи? И как могу не сказать? Ведь он и есть тот единственный, кому предназначено это слово и прилагающаяся к нему лавина чувств.

Заставив себя расслабиться в его руках и откинуться на его грудь, сказала мягко и тихо, словно боясь спугнуть мгновение:

— Люблю тебя.

Судорожный вздох стал мне наградой за смелость. Грей принялся тереться лицом о мою шею, плечо и щеку, покрывать поцелуями все, до чего мог дотянуться в таком положении, и что-то бессвязно бормотать. Какими все же порой бывают податливыми сильные мужчины.

Еще минута и ему стало мало того, что он мог получить, обнимая меня со спины. Рывок и я удобно устроена на его коленях. На меня обрушился шквал страстных жадных поцелуев, и они были мало похожи на те, которые он дарил прошедшей ночью. Было в них нечто первобытное, собственническое, захватническое. Сейчас, когда из его объятий и поцелуев ушли трепет и ласка, стало понятно, насколько сложно ему было сдерживать свои инстинкты. Но меня больше не испугаешь напором. Теперь я знаю изнанку страсти, и она прекрасна, когда разделена с тем самым мужчиной. Теперь я была готова к новым ее граням и жадно впитывала тот огонь, который разжигал Грей.

Его губы сместились в область шеи и плеч, заставляя меня откинуть голову назад. А его губы, прокладывая влажные дорожки, неустанно бормотали:

— Родная моя, сладкая, нежная девочка. Моя. Моя. Вся моя.

От жаркого шепота, от сладких поцелуев, от смелых прикосновений кружилась голова и заходилось сердце. Дыхание стало прерывистым и как будто чужим. Нет, не чужим — его. Наше. Одно на двоих.

Наверное, нам стоило поговорить, но его волк уже не мог справиться с приливом желаний. И если быть честной с самой собой, то и мне его метод выражения чувств очень понравился. Мне всегда было сложно поддерживать ничего незначащие беседы и серьезные разговоры. А с Греем я могла выразить чувства и мысли ответными объятиями и поцелуями. Целовать, гладить, ласкать, дарить себя. Кому они нужны эти слова? Когда глазами, руками, телами можно сказать друг другу стократ больше.