Дни шли быстро. Спешные приготовления к походу проводились в строжайшей секретности, и только самые проверенные воины были отобраны для этого дела. Было очень сложно решить для себя, кто из моих людей достоин безоговорочного доверия, а кого считать ненадежным. Нам с Гаем пришлось нелегко, но каждый из нас знал, что стоит на кону и почему мы не готовы рисковать.

Локи, уже оправившийся от ран, притворялся слабым, и именно его было решено оставить в замке, когда нам с Гаем придет время отправиться навстречу инквизиции. Не могу сказать, что это решение было легким. До сих пор грызущая ревность не желала сдавать свои позиции. И его смирение с тем, что Рома выбрала меня, не делало ситуацию проще. Может быть, с годами я перестану вспоминать Локи прокушенную губу моей женщины, но это явно случится еще очень нескоро.

Главной задачей Локи будет тщательно следить за казематами замка. Темница не использовалась многие годы, и ее нынешний обитатель — наш единственный шанс выманить предателя. С нашей первой встречи неудавшийся бард так и не смог сказать что-то более или менее полезное. Тащить его с собой бессмысленно, опознать его соучастников и так не составит труда — чужаков в небольшой деревне видно издалека. А тут, сидя в подвале замка, будет служить приманкой.

Этот шанс тоже был крайне призрачным. Верилось с трудом, что тот, кто столько времени был способен обманывать оборотней, так глупо попадется. Но чем черт не шутит. Рано или поздно он тоже совершит ошибку.

Все что только было можно, мы подготовили — оставалось только ждать.

Невзирая на нависшую угрозу, ждать мне понравилось. Каждый прожитый час до сигнала дозорных — это время, которое я проводил со своей женой. Мне нравилось в этом решительно все, и речь не только об упоительно-сладких ночах. Я любил Рому, любил все в ней, любил все, что с ней связано. Неспешные беседы, даже если речь шла о травах, в которых я ничего не понимал. Да это и неважно, главное, я слушал ее мягкий грудной голос, который тек ровной волной, даря покой. Совместные трапезы, которые мы часто проводили только вдвоем и могли создать из них целое чувственное приключение. Я часто наблюдал за ее работой, следя за жестами, движениями, мимикой. Она очень редко улыбалась, и только я был тем счастливчиком, которому эти мгновения доставались чаще всего. Люди и оборотни, живущие в замке, тянулись к ней, но она в силу своего нелюдимого характера мало кого подпускала близко. Я очень ревностно относился ко всем, кто приближался слишком близко, на мой взгляд, и был готов делиться только с Богданом.

Рома очень привязалась к мальчику и пыталась восполнить то время, которое они провели врозь. Даже услуги Руфь с каждым днем были нужны все реже. Теперь мы много времени проводили втроем, и другие нам были не нужны. Исключением был только Гай, которого Рома не готова была отпускать от себя. Старый оборотень был частью нашей маленькой семьи, и их неразрывная кровная связь не позволяла этому измениться. Но и Гай понимал нашу потребность побыть вдвоем и насладиться тем временем, которое нам подарила судьба. Гай сам часто забирал Богдана, мотивируя это тем, что мальчик его внук, и он собирается воспитать из него настоящего мужчину и воина.

Мой волк тоже пребывал в покое впервые за долгое время. Зверя не волновало то, что еще не наступило и может не случиться вообще, его интересовало только настоящее. А в нашем настоящем была Рома. По словам Ромашки, мой волк появлялся еще пару раз за прошедшие ночи, выпрашивал ласки и успокаивался, только получив желаемое. Так что у моей жены появилась новая забота — поглаживание и почесывание волчьих боков. Она его не боялась, и только потому я смог расслабиться и дать ему немного воли, зная, как невероятно сложно находиться на расстоянии от той, которую искренне любишь. А в том, что мой зверь любит Рому, я не сомневался ни на мгновение.

Новый день, как и несколько других до этого, мы встречали стоя на внешней стене замка, с которой когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, Ромашка наблюдала за тренировкой. Мы каждое утро начинали здесь, непроизвольно, а может и вполне осознано, отмечая рождение очередного дня, отсчитывая часы тихого счастья. Холодный ветер трепал волосы и пытался пробраться под многочисленные слои одежды, но мы не замечали злости морозного рассвета. Согревая друг друга теплом объятий, мы полной грудью вдыхали свежесть поздней заснеженной осени. Совсем скоро суровая зима завоюет природу и солнце станет редким гостем.

— Природа засыпает, — печально сказала Рома.

— Чтобы пробудиться вновь.

— Ты прав, но все равно грустно.

— Всему живому нужен отдых, — заметил я, оглядывая белоснежные просторы, простирающиеся до самого горизонта.

Ромашка поднесла руки ближе к лицу и принялась дыханием отогревать озябшие пальчики.

— Замерзла?

— Не очень.

— Давай вернемся в тепло.

Она развернулась в моих объятиях и, спрятав руки под моим плащом и приподняв подбородок, заглянула мне в глаза.

— Давай еще постоим. Мне здесь нравится. Стены не давят, и чувствуешь себя свободным.

Во мне шевельнулось беспокойство, которое заставило встрепенуться и зверя. Ей не нравится замок? Я нахмурился, не зная, как спросить, не выказав недоумения и нелепой обиды.

— Я привыкла к лесу, — пояснила она свои слова. — Каменные стены замка мешают дышать полной грудью, но это малая плата за то, что именно здесь я обрела то, что оказалось важнее и нужнее любого простора.

Я сжал руки, прижимая теснее к себе маленькое хрупкое тело жены.

— С наступлением лета уберут ставни и откроют все окна. Во внутреннем дворе есть цветочный сад, а за замком есть чудесная теплая речка.

— Да, знаю. Мне Ивон рассказывала.

— Похоже, она, как и обычно, успевает продумать все наперед, все подводные камни, — вздохнул я, сетуя на то, что сам совсем не подумал об этом.

— У тебя были другие заботы.

— Единственное о чем, вернее, о ком я хочу заботиться, это ты и Богдан, а остальное — это мелочи, которые не стоят душевных сил.

— Мы оба знаем, что ты никогда не сможешь относиться к своим обязанностям халатно и поверхностно. Эта земля и эти люди, живущие на ней, часть тебя.

Прижавшись на мгновение своими губами к ее прохладному лбу, выдохнул:

— Видимо, мне досталась невероятно мудрая жена.

— Скорее уж я просто озвучила очевидное, — хмыкнула она, пряча лицо у меня на груди.

Этот жест был наполнен таким глубоким доверием, что в груди сладко заныло. Тепло от ее дыхания пробивалось сквозь одежду и грело сильнее любого солнца или огня. Как маленький воробушек, прячась от непогоды у меня на груди, она прижималась теснее, не зная какую бурю будит в моей душе. Как раньше я жил, не зная этих минут единения и счастья. Как холодна и одинока была моя жизнь до появления Ромы. Я склонился над нею, поцелуем пытаясь передать тот хоровод чувств, который кружил голову и заставлял сердце стучать громче и чаще. Ограждая своей спиной ее от холодного северного ветра, я упивался поцелуем. Я мог провести так целую вечность, но окрик часового с дозорной вышки, прошелся стальным лезвием по моим нервам:

— Милорд, сигнальные огни с запада!

Тело одеревенело и застыло, как перед прыжком в ледяную воду. Отстранившись всего на несколько сантиметров, я смотрел в заполненные страхом глаза Ромашки. Не знаю, что именно она увидела в моих, но я постарался передать ей взглядом всю свою уверенность.

— Мы знали, что скоро это случится, — как можно спокойней сказал я, чувствуя, как льдинки текут по венам вместе с кровью.

— Что бы не произошло, береги себя, — еле шевеля губами, пробормотала Ромашка, еще крепче вцепившись пальчиками в мою одежду.

— Само собой, ведь я намерен получить все причитающиеся нам с тобой дни и ночи, — сказал я, успокоительным жестом поглаживая ее руки своими.

— Вот и не забывай об этом.

— Никогда, — это слово прозвучало практически клятвой.

— Мы с Богданом будем ждать тебя.

Я знал, что нужно спешить, но свой жадный поцелуй я был намерен получить несмотря ни на что, печалясь лишь о том, что он рано или поздно закончится.

Во дворе замка раздавались короткие приказы и слышался шум сборов. Нами с Гаем давно все было приготовлено, и вот теперь, не тратя лишнего времени, каждый выполнял свою задачу. Всего несколько минут отделяли меня от теплых губ любимой женщины до заснеженной дороги. Лишь несколько мгновений оставалось у меня, чтобы впитать тепло, вкус, запах, любовь.

— Пора, — выдохнул я ей в губы.

Рома судорожно кивнула.

Облачившись в дорожную одежду, набросив меховой плащ и проверив меч с ножнами, я спустился во двор в сопровождении Ромы. Мои люди уже были там, в полной боевой готовности. Гай, серьезный и угрюмый, рассматривал небо, пытаясь определить, не преподнесет ли нам погода нежелательный сюрприз.

— У нас в запасе день — два, если повезет с дорогой, — сказал он наконец.

— Но так они тоже не по летнему лугу двигаются, — напомнил я.

— Это да, — согласился Гай. — Но по мне, так никакая фора не может быть лишней.

— Это да, — пришла моя очередь соглашаться.

Еще раз окинув взглядом всадников, Гай повернулся к нам и, раскинув руки, пробасил:

— Ну, иди дочка, обними старика перед дальней дорогой.

Долго ждать ему не пришлось, Рома как маленький запуганный ребенок, спряталась от злого мира на груди отца. Невольно кольнула иррациональная ревность. Все понимаю, но хотелось бы быть для нее всем: защитником, другом, любовником, богом.

— Не сверкай глазами, — добродушно хмыкнул Гай. — Я же не соперник, а соратник.

— Знаю, — прикрыл я пожелтевшие глаза. — Оно само выходит, без каких-либо логичных объяснений.

Гай лишь покачал головой, то ли соглашаясь, то ли насмехаясь, но руки разжал, отпуская Рому. Погладив ее по голове и по-отечески поцеловав в лоб, сказал:

— Мы ненадолго. Выпроводим незваных гостей, и сразу домой, у камина греться.

Рома через силу улыбнулась.

— Иди вон лучше мужа обними, пока он не покусал здесь всех, — рассмеялся Гай, запрыгивая на свою лошадь.

Он был совсем недалек от истины. И мужчина во мне, и волк были одинаково солидарны в отношении Ромы — нам совсем не хотелось покидать обретенную пару. Внутренности скручивало узлом от предстоящей разлуки, хоть она и была вынужденной.

Ромашка повернулась ко мне, но не подошла, словно о чем-то задумалась. Тяжело перенося такое расстояние, я сам сделал шаг в ее сторону. Всадники отъехали к воротам, давая нам возможность проститься без свидетелей. Рома проводила их взглядом и перевела глаза на меня. И столько чувств светилось в них, не давая усомниться в том, что я для нее мир переверну с ног на голову, но сделаю все возможное и невозможное тоже.

Ловкие пальчики несколькими точными движениями развязали шнуровку плаща и юркнули в вырез. Еще мгновение и ее главная драгоценность в виде медальона перекочевала на мою шею. Редкий дар среди оборотней, только для самых дорогих и любимых. Практически передача души и сердца в руки получателя подарка.

Глаза невольно пробежались по шраму на ее лице, который без слов напомнил насколько ценна эта вещь для Ромы. Толстый кусок отшлифованного серебра с изображением волка, омытый когда-то кровью Ромашки. Ее робкие признания в любви не могли бы сказать о чувствах больше, чем этот дар.

Я не смог сдержать довольной счастливой улыбки, чувствуя, как мой зверь урчит от удовольствия. Казалось, что у меня забилось целых два сердца, а то и все три.

Спрятав медальон под своей одеждой, я почувствовал, как металл, еще не успевший остыть, уютно устроился поверх бешено колотящегося сердца.

— Возвращайся скорее, — шепнула Рома мне прямо в губы.

— Я и не смогу иначе.

Я целовал ее с любовью, с благодарностью, с горечью расставания и надеждой на скорое возвращение. Так упоительно и так долго, что отряд пришлось догонять у кромки леса. Но как бы мы не спешили, я не мог отказать себе в последнем взгляде на замок уже практически на границе видимости. Нет, я не видел Ромашку, слишком далеко мы уже отъехали, но я знал, чувствовал, что она там, на крепостной стене, где мы встречали рассветы, так же, как и я всматривается в горизонт, ища меня взглядом.

— Я скоро вернусь, любимая, — пообещал я, пришпоривая лошадь.