Стервятники. Именно так можно описать этих тщедушных священников в грязно-коричневых рясах. Пришли с «требованием», а сами боятся даже глаза поднять. Очень боятся. И не зря. Я могу быть по-настоящему страшным, особенно если очень хочу, а сейчас я этого очень хочу. Запугать их настолько, чтобы они прислали того, кого я жду не первый год. Пусть он придет сам.

Южные земли уже несколько лет являются моей собственностью, отвоеванной в честном бою. И неважно, что она мне не нужна была тогда и не нужна сейчас. Она лишь разменная монета, средство достижения цели. Ее прежний владелец мой кровный должник, а я не прощаю долгов, тем более тех, которые оплачиваются жизнью.

При осаде замка он успел скрыться через тайные тоннели, но не успел забрать припрятанное богатство, именно оно заставляет этих святош появляться на моем пороге снова и снова. Служители бога? Корыстные, жадные, алчные. Он пообещал им большие деньги за их заступничество и монастырь Святого Иосифа предоставил свои стены для защиты. Но его беда в том, что тайник находится на моей территории, и добраться до него можно только двумя способами: прийти за ними тайком или отобрать земли вместе с сокровищами.

Сам я их даже не думал искать. Зачем? Мне не нужны его грязные деньги, я и сам могу подать нуждающимся, но они ценны тем, что за ними придет он. Так что пусть будут захоронены, где есть, пока я готовлюсь упокоить их хозяина.

— Вы знаете мой ответ, — угрожающим шепотом сказал я им, заставляя вздрогнуть.

— Лорд Вульф, мы понима…

— Мне не нужно, чтобы вы понимали. Я четко дал знать, на каких условиях вы можете получить южные земли, дело за вами.

От моего рыка они, кажется, усохли еще больше.

— Не надо отнимать мое время.

Священники поняли меня правильно и наперегонки отправились к двери, безуспешно пытаясь сохранить гордость.

Я сидел на стуле с высокой спинкой, откинув голову назад, и пытался взять себя в руки. Нельзя давать волю своему волку, когда он злится, это крайне опасно. Но чувство мести — это очень сильный раздражитель, и под кожей волнами прокатывается недовольство и раздражение моего зверя. У оборотней с их волками сложные отношения, мы по существу разные создания в одной оболочке. Разные взгляды и вкусы, но одно нас объединяет сильнее стальных канатов — чувство мести. Мы одинаково сильно стремимся расплатиться с должниками. Мы можем соперничать во всем, кроме этого. Только в мести мы заодно. Но даже сейчас, когда мы стремимся к одному, мне приходиться уговаривать волка не спешить. Этот гад, окопавшийся в монастырской норе, знал, где прятаться. Только там я не могу его достать, только это место недоступно мне, нападение на монастырь не сойдет с рук даже Грею Вульфу. Сволочь.

Резко встав, я принялся мерить комнату шагами, отвлекая зверя от злости, разгоравшейся в нем. Надо заняться делами, и ему станет скучно.

И вот, сидя за столом в окружении ответственных лиц, разгребаю бумаги, отчеты и бухгалтерию. Не то, что волк, я сам с трудом сдерживаю зевки.

Меня отвлек Локи.

— Грей, вернулся дозор с южных земель.

Меня и моего зверя словно током ударило при этих словах. Почему вернулись, не дождавшись смены? Злость вернулась троекратно. И уже готовясь к разносу, я посмотрел на вошедших. Среди моих людей стояла низенькая, худенькая девочка, грязная и оборванная. К моим чувствам недовольства и интереса примешалось волчье волнение.

Наверное, зря я на нее нападал со скабрезными шуточками, видел же, что она на грани. Но волк был под самой кожей, и это заставляло срываться на тех, кто попадался под руку, но даже он сам порыкивал на меня за грубость.

И только когда мне протянули младенца, я забыл о звере, упустив бразды правления. Волк набирал силу и рвался поквитаться за принесенное в мой дом горе.

Я держал в руках остатки своей семьи, и только теплое детское тельце не давало волку окончательно вырваться. Бешеная злоба и свирепое безумие затопило мозг, по телу пошло тепло, а шерсть защекотала кожу. Аура силы и угнетающая мощь расходились от меня, как круги по воде. Оборотни заволновались и стали медленно отходить подальше, их слабые животные заставляли их бежать прочь, и они придумывали массу дел, чтобы покинуть зону поражения. Моих сил хватало лишь на то, чтобы не выпустить зверя, который в таком состоянии способен на многое. Ребенок на моих руках единственное, что останавливало зверя и сдерживало слепую ярость. Опасную ярость и для врагов, и для друзей. Когда боль потери и злость на убийц перевесили, я четко стал ощущать, как удлинились клыки, как заострились черты лица. Единственное, что я мог сделать, чтобы не убить невинных, это временно уйти с шахматной доски.

С трудом выплевывал приказы, пробивая слова сквозь глухое рычание зверя. Все потом. Месть потом, вопросы потом, сейчас главное удержать власть над собственным телом. Мои вассалы боялись поднимать глаза, опасаясь спровоцировать хозяина стаи. Лишь девочка, не понимающая сути происходящего, наблюдала за тем, как я забираю спасенного ею дитя. Она заслуживает воздаяния, но сейчас я опасен для нее. Волк не позволил просто уйти, он тоже знает, что такое благодарность.

— Спасибо, — проговорил я и прорычал мой волк.

Остальное подождет.

Тяжелые шаги вверх по лестнице, закушенная щека, скрюченные от напряжения пальцы. Младенец — сын Дака, мой племянник, я должен выиграть этот бой для него. Гай и Локи шли следом. В другой раз я бы не позволил им вмешаться, но не теперь. Они — гарантия сохранности ребенка, и пусть их присутствие заставляет дыбиться шерсть на загривке, я потерплю.

Зайдя в комнату, я аккуратно опустил мальчика на мягкую теплую шкуру и отошел в дальний угол. Внутреннее метание стало сильнее, рык больше не удавалось сдерживать внутри.

— Грей, пришла кормилица. Позволь ей забрать ребенка? — с большим уважением в голосе, чем обычно, проговорил Локи.

Забрать? Куда? Зачем? Не позволю!!!

Волк кинулся вперед, заставляя и меня дернуться в сторону Локи.

— Мальчик голоден, — встал между нами старик Гай.

Голоден? Ему плохо? Недопустимо!

Волк заворочался и признал свою неправоту, стал успокаиваться, позволяя мне думать более здраво и четко.

— Пусть кормит здесь, — приказал я.

Это лучший выход. Контролируя ситуацию, я смогу восстановить равновесие.

Желто-голубое зрение медленно стало приходить в норму и человеческая часть меня стала основной правящей силой. Я расслабился настолько, что смог сесть на стул и откинуть голову, чтобы дышать реже и глубже.

Пухленькая симпатичная женщина, мать троих сорванцов, была отличным выбором. Руфь все знали, как ласковую, добрую и заботливую опекуншу. И вот сейчас она отнеслась со всем возможным пониманием к ситуации и, не став оспаривать присутствие свидетелей, оголила грудь, чтобы позаботиться о голодном ребенке. Волки в комнате отчетливо ощущали ее небольшое беспокойство, высказать которое она никак не решалась. Локи и Гай снова напряглись.

— Говори, — предложил я сам, начиная раздражаться вновь.

— Милорд, его нужно купать и кормить регулярно, и боюсь, что ваши покои для этого не подходят, — все больше вжимая голову в плечи, осторожно взвешивая слова, пояснила свое волнение женщина.

— Я понимаю, — оборвал я ее лепет. — Можешь идти.

Она поднялась, неотрывно наблюдая за мной, и этот ее изучающий взгляд вызвал у меня рык. Она, тихонечко пискнув, подхватила ребенка и скрылась за дверью. Гай и Локи сделали несколько шагов, чтобы встать между мной и дверью.

— Я справлюсь, — огрызнулся я.

Мои друзья вздохнули с облегчением, заставив меня прищуриться.

— Я, на ваш взгляд, настолько не стабилен?

— Ты самый сильный из нас, но и твой волк соответствует твоей силе. Нам с вами не тягаться, потому лучше быть наготове в случае срыва, — пояснил свои действия Локи.

— Да и случись что, не простишь себе потом, — добавил Гай, который меня с пеленок знает.

Пару раз глубоко вздохнув и выдохнув, покрепче перехватил подлокотники стула и, прощупав внутренним взглядом насколько мой волк готов к болезненной теме, спросил:

— Отряд снаряжен?

— Как приказали, — склонил голову Локи, зная, что мы сейчас ходим по тонкому льду.

— Хорошо, выступаем рано утром.

— Почему не сейчас? — удивленно спросил Локи.

— Потому, дурья твоя башка, что сейчас эти гниды разбежались, кто куда и отсиживаются. К ночи они решат, что мы побоялись сунуться к ним, и расползутся по норам, — взял на себя труд пояснения Гай.

— А я хочу, чтобы на моем суде были все, — я сам чувствовал, как мои глаза наливаются блеском, а этот кровожадный свет пугал даже приближенных.

— Надеюсь, что никто не избежит возмездия, — задумавшись о чем-то своем и не обдумав слова, вставил Локи.

Одна только мысль о том, что виновные могут уйти, словно ошпарила и меня и моего волка. Дикий рык огласил комнату, и впервые за несколько лет зверь взял верх надо мной, стирая человеческий разум.

Серая туманная дымка перед глазами рассеивалась медленно, тело ощущалось тяжелым чуждым грузом, словно проснулся замурованным в камень. Я слепо моргал и втягивал воздух, хоть так пытаясь определить, где нахожусь. Рядом послышались шаги, от которых в голове раздавались раскаты грома. Кто-то подошел совсем близко, но опасности я не ощущал, хотя инстинкты заставляли подняться. Я несколько раз безрезультатно дернулся.

— Тише, — послышался голос Гая. — Не спеши.

Хоть тело и было измотано, в душе я чувствовал покой. Волк устало дремал. Вот черт! Воспоминания о потерянном контроле накатили волной.

Мнение о том, что мы превращаемся в животных — бред. Меняемся мы не существенно и больше от морального и физического напряжения. Вытягиваются когти, клыки, меняется цвет глаз, пропадает способность говорить и связно думать. Основным изменениям подвергается человеческая сущность, полностью поглощаясь звериными инстинктами и желаниями. Контроля над волком нет, он в полной мере выражает свой нрав, и страшнее всего, когда он злится. Зверь не видит разницы между своими и чужими, у него нет морали, он не ведает жалости, он сила в чистом виде без ограничений и запретов.

Контролю нас учат с детства, и чем сильнее волк, тем больше умения его сдерживать требуется. Мой волк рожден альфой и все время соперничает не только с подобными себе, но и со мной. И то, что я не смог его сдержать, не делает мне чести. Неважно, насколько вескими были причины срыва.

— Как Локи? — виновато спросил я, смутно припоминая, как отросшие когти полоснули друга по груди, разрывая слои одежды и рассекая плоть.

— Порядок, оклемается. Нечего было подставляться.

Среди образов, мелькавших в просыпающемся мозге, были и другие сцены, из-за которых хотелось откусить себе хвост. Вылетевшая от удара в коридор массивная дверь, расколоченная в щепки дубовая кровать, исцарапанная каменная кладка стен. И Гай. Я четко видел, как седой мужчина отлетает от удара в дальний угол и без сознания оседает на пол, пока Локи, изворачиваясь от моих зубов, пытается повалить меня на спину. Неудивительно, что его пришлось штопать, это надо же было быть таким идиотом.

— Извини, Гай.

— Сам виноват, теряю сноровку, — вздохнул мой друг.

— Давненько меня так не накрывало.

— Это точно, — хохотнул Гай. — Теперь тебе придется еще и комнату сменить.

— Все так плохо?

— Хуже. Когда волк остался один, она просто перестала существовать, ты умудрился даже выдрать зарешеченные ставни.

— Хм…

— Я все чаще начинаю думать, уверен ли ты в том, что у тебя волк, а не медведь?

Я даже смог слабо улыбнуться на эту неуклюжую шутку.

— Давай-ка я тебя отвяжу, и ты поспишь, — предложил Гай.

Я подергал обретающими чувствительность конечностями и убедился в наличии веревок. Возмущенно засопев, я нахмурил брови, без слов выражая крайнюю степень недовольства тем, что меня спеленали как ребенка. Последняя мысль заставила забыть о возмущении.

— Как мальчик?

— В порядке, наелся и спит. Надо дать ему имя. Не может будущий воин быть безымянным.

— Воин?

— Да. Он двуликий.

— Хорошо.

— Судьба дала ему шанс избежать участи своего отца.

Зрение медленно возвращалось ко мне, и потому печаль в глазах Гая я успел рассмотреть, затем он, больше не теряя времени, распустил путы.

— Отдохни и ты, — хлопнул я его по плечу, принимая вертикальное положение.

— Да, да. Мои старые кости отвыкли от таких заварушек, — и он вышел, оставляя меня в комнате, в которой обычно останавливаются гости.

Идти и смотреть на свои покои не стал и, зная, что все равно не смогу усидеть на месте, спустился в главный зал, где всегда горел камин. Там глубокой ночью, сидя за столом, я и провалился в тяжелый сон, полный смутных образов.

Глаза. Красивые, огромные как полночная луна глаза цвета обсидиана. Чернее ночи, чернее бездны. Такие знакомые, хоть я и не мог вспомнить, где видел их. Они смотрели в мою душу. Что они видели там? И хочу ли я, чтобы они нашли то, что искали? Они заставляли вглядываться в ответ и бояться потерять тот свет и тепло, что дарили своим присутствием. Но вот они моргнули и неожиданно наполнились страхом и дикой болью. Болью, которая отозвалась мукой и терзанием в сердце. Слезы словно росинки, повисли капельками на ресницах. Это неправильно, такие глаза не должны плакать. Захотелось утешить и уничтожить причину мучений, отражающихся в бездонной темноте. И я потянулся к ним, чтобы смахнуть соленые бриллианты, но мое движение развеяло сон, и я очнулся.

Я больше не видел этих полночных глубин, но теперь желание отправиться в дорогу стало непреодолимым. Волк метался, словно в клетке, как будто не было этого чудовищного выброса энергии. Даже умудрялся покусывать меня изнутри, заставляя торопиться. Я не осознавал причин такого поведения, ни своего, ни волчьего, но инстинкты никогда не обманывают, а значит, нужно спешить. Сорвавшись с места и зовя Гая, я приказал немедленно седлать лошадей. Что-то меня тянуло, толкало и гнало, а мой зверь рвался в бой.