У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Бонд вышел из экипажа первым, втягивая в себя новые впечатления, как безводный медный купорос — воду. Странные скелетоподобные псевдолошади, конечно, никуда не делись, они тихо стояли, овеваемые прохладным ветерком, и таращили пустые глаза.

— Хватит пялиться, Гарри, — позвал Рон со ступеней. — В домике Хагрида от того, что ты замёрзнешь, свет не зажжётся. Пойдём скорей, скоро пир начинается.

Джеймс пожал плечами и в сопровождении подхватившей его под руку Джинни прошёл в двери.

Вестибюль был ярко освещён факелами. Шаги учеников по каменным плитам отдавались эхом, носившемся под сводчатым потолком. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года. Джинни шёпотом объяснила Джеймсу назначение четырёх огромных, высотой в два этажа, песочных часов, наполненных рубинами, изумрудами, сапфирами и топазами.

В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвёздный чёрный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи. Ученики оживлённо переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. Джеймс заметил, что многие наклоняются друг к другу и перешёптываются, глядя на него, когда он проходит мимо.

— Они всегда на меня так смотрят на меня? — поинтересовался он у Рона, кивком показав на учеников с галстуками Пуффендуя, стреляющих в его сторону глазами.

— Ну, в общем, да, — признал Рон. — Ты у нас личность известная. Победил Сам-Знаешь-Кого, потом вырвал философский камень из рук профессора Квирелла, спустился за Джинни в Тайную Комнату, победил василиска, в прошлом году выиграл Турнир Трёх Волшебников, а потом всё лето твоё имя направо и налево склоняли в «Ежедневном пророке». Так что не удивляйся и привыкай к тому, что ты всё время на виду.

«И как в таких условиях работать?» — взвопила сама сущность секретного агента, но Джеймс Бонд ничего не сказал. Потому что он был очень воспитанный.

Рон, Гермиона, Невилл и Гарри нашли себе четыре места подряд у середины стола. Прямо напротив них на скамейке вальяжно раскинулся жемчужно-белый полупрозрачный силуэт.

— О, привет, Ник, — осклабился Рон. — Дай пять! — Ладонь подростка прошла сквозь поднятую руку опалесцирующей фигуры, не встретив никакого сопротивления. Лицо жемчужно-белой фигуры при этом выражало смесь усталости, обречённости и покорности.

— Это… — Бонд судорожно сглотнул, — это что, ПРИЗРАК?

— Кто? — не понял Рон. — А, Почти Безголовый Ник? Ну да, он призрак. А почему ты… О, я понял. Ты ведь память потерял. Так вот, он привидение. Наше, гриффиндорское.

— Гарри, вы потеряли память? — на лице призрака сейчас читалось участие и сочувствие. Общее впечатление несколько портил тот факт, что именно в этот момент один из четверокурсников, сидевших рядом с Ником, передавал другому какой-то конверт — прямо сквозь голову призрака.

— Ник… Э-э-э… — Джеймс Бонд пытался справиться с фактом существования призраков. То есть он, конечно, проштудировал «Историю Хогвартса», в которой этим существам уделялось немало места, но одно дело — читать книгу, слышать рассказы о преподавателе истории магии профессоре Бинсе и совсем другое — видеть реального, живого… Ну, или по крайней мере мёртвого призрака.

— Сир Николя де Мимси-Порпингтон, к вашим услугам, — чопорно кивнул Ник.

Невероятный, сверхъестественный самоконтроль суперагента помог ему справиться с вывалившимися на него — или, в данном случае, с усевшимися напротив — новыми впечатлениями.

— Премного рад знакомству, мессир, — кивнул Джеймс Бонд, сочтя, что Николя де Мимси имеет французские корни, и, судя по стилю полупрозрачных одеяний, из пятнадцатого-шестнадцатого веков, а поэтому обращение «мессир» ему польстит.

Николя моргнул. В стенах школы к нему уже триста лет редко обращались иначе, чем «Эй, ты, чучело-почти-безголовое».

— Мастер Поттер, я не могу выразить словами своё удовольствие от беседы с воспитанным человеком, — поклонился призрак.

— Вы должны простить меня, мессир, — Джеймс Бонд всем своим видом выразил сожаление, — к моему величайшему сожалению, я потерял память, и совсем ничего не помню. В частности, я, увы, не помню вас.

— Как печально, — склонил голову набок Ник, отчего она опасно зашаталась. Бонд увидел тонкую линию разреза, прикрытую пышным жабо, и понял смысл прозвища «почти безголовый». — Я буду молиться, чтобы ваша память вернулась к вам.

— Ты правда память потерял? — встрял в разговор четверокурсник. — И ничего не помнишь?

— Ничегошеньки, — подтвердил Бонд. — А ты?..

— Криви, Колин Криви, — мальчик привстал, протягивая Джеймсу руку через стол. — Ух, как круто! Теперь у тебя что ни день, то новые открытия! Классно, наверное, память потерять? А как ты экзамены сдавать будешь, в них ведь есть материал прошлых лет? Это тебя Сам-Знаешь-Кто заколдовал?

В отношении экзаменов Клоун Криви был, безусловно, прав. Джеймс, конечно, перечитал все учебники, но это не избавило его от опасений по поводу экзаменов. Однако его размышления были прерваны тычком локтя Рона:

— Смотри-ка, Хагрида за столом тоже нет!

Бонд посмотрел на стол преподавателей. Там сидели около полутора десятков волшебников и ведьм разного возраста, все в мантиях, некоторые — в высоких шляпах. Джеймс узнал Северуса и Минерву, — преподаватель зельеделия сидел с выпученными глазами, словно насаженный на кол, и с гримасой отвращения на лице предвкушал начало очередного учебного года. Полувеликана, заросшего бородой до самых глаз, за столом преподавателей явно не было, даже если бы Джеймс знал, как выглядят полувеликаны.

— Не мог же он совсем уйти из школы, — озабоченно пробормотала Гермиона.

— Конечно, не мог, — твёрдо ответил Рон. — Куда ему идти, у него и дома-то нет.

Джеймс Бонд мысленно поставил галочку. Судя по всему, единственная магическая школа Великобритании принимает на полную ставку учителей, профессиональных знаний которых не хватает на то, чтобы обеспечить себя хотя бы съёмным жильём. У Римуса Люпина хотя бы была уважительная причина, — насколько привычка ежемесячно обрастать шерстью и носиться по округе в поисках жертвы для жестокого убийства может быть уважительной.

— И где же он тогда?

— Вы о мистере Рубеусе Хагриде? — поинтересовался Ник. — Так он ещё не вернулся со своего летнего задания. Ну, которое ему дал профессор Альбус Дамблдор.

— Летнего зада… Ой, точно! — просиял Рон. — То самое, жутко секретное, да?

— Деловая поездка в западные Альпы, — пожал плечами Ник, и его голова снова опасно закачалась. — Секретное? Да, разумеется. Но, видите ли, в этой школе очень мало призракоустойчивых стен, поэтому… Я? Подслушивал? Да как вы смеете! Будь я жив, я бы вызвал вас на дуэль! Нет, я просто гулял, задумался, проходил сквозь одну стену, другую, услышал слово здесь, слово там…

Суперагент представил себе взвод призраков, в шахматном порядке проносящихся сквозь оперативное управление генерального штаба противника во время планирования операции. Имея на вооружении несколько привидений, можно значительно сэкономить на агентурной работе: приведениям не нужны материальные блага, им не требуется эксфильтрация в случае опасности, им не угрожают аресты, пытки и казни, им не нужна детальная легенда и вообще прикрытие. Надо только выяснить, чего они реально боятся, — не святой же воды, в самом деле! — и что их может заинтересовать, после чего рекомендовать Эм начать вербовку. Джеймс стрельнул глазами из-под опущенных век, отследив в зале порядка двух десятков призраков, и дал себе зарок выяснить их подноготную: вдруг здесь окажется призрак, для которого патриотизм и служба Родине — не пустой звук? Ну, на крайний случай, надо будет узнать, как сделать человека призраком: у Эм и сейчас есть найдутся несколько подготовленных агентов, которые будут счастливы послужить отчизне и в менее материальном виде.

Позади стола преподавателей появилась Вильгельмина фон дер Граббли-Дерг. Она протиснулась к незанятому стулу недалеко от Дамблдора. Это означало, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно, несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье шляпы около сильно потрёпанных полей виднелся широкий разрез.

Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам.

— Вон та блондиночка ничего, правда? — прошипел Джордж тем самым особым шёпотом, который разносится по всему залу, каким бы большим он ни был.

— Да, а на Гриффиндор поступит вон та чёрненькая, — ответил ему таким же шёпотом скривившийся Фред.

Профессор МакГонагалл, зашипев в сторону зала, бережно поставила перед первокурсниками табурет и отступила. Вся школа ждала, затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:

В недалёкие дни, когда была я не новой,

Те, что с целью благой и прекрасной

Одного государства создали основы,

Жить хотели в гармонии ясной.

Мысль была у них общая — страну создать,

Да такую, какой не бывало,

Чтобы юным уменья свои передать,

Чтобы знания не иссякали.

«Вместе будем мы строить, работать, учить!» —

Так решили создания эти,

По-иному они и не думали жить,

Ссора — гибель для общей идеи.

Маркс и Ленин — вот были друзья!

Троцкий, Сталин — их все восхваляли!

Процветала страна, как большая семья,

Их заслуги в годах не терялись.

Как любовь несогласьем смениться могла?

Как содружество их захирело?

Расскажу я вам это — ведь я там была.

Вот послушайте, как было дело.

Сталин молвил, что будет он тех только брать,

У кого пролетарские предки.

Сказал Ленин: «А я буду тех принимать,

Что умом и пытливы и метки».

Воззвал Троцкий: «А мне нужны лишь смельчаки,

Перманентно мы будем сражаться».

Маркс попытался их всех примирить:

«Всех принять под крыло я готов, нах».

Расхожденья вначале не вызвали ссор,

Потому что лежали меж ними

Пол-столетья в дыму и в войне мировой,

И страны необъятной простор.

Троцкий — Лев, чьим стала девизом отвага,

Принимал под знамёна одних храбрецов,

Дерзких в битве, работе и слове.

Сталин выбрал таких же, как он, молодцов,

Безупречных к тому же по крови.

Ленин знанья ценил, силу мозга, ума,

И марксистами все они звались.

Мирно жили они, свои строя дома,

Точно братья и сёстры родные.

Так счастливые несколько лет протекли,

И успехи их помнят поныне.

Но потом втихомолку раздоры вползли

В бреши слабостей ихних досадных.

И те люди, что мощной четвёркой опор

Страну некогда прочно держали,

Вскоре, ярый затеяв о первенстве спор,

Равновесье своё расшатали.

Умер Маркс, умер Ленин. В тени Октября

Троцкий с Сталиным в схватке сцепились.

Зуб за зуб, кровь за кровь, — занималась заря

Новой страшной войны за Россию.

И казалось, страну ждёт злодейка-судьба,

Что к былому вернуться им надо.

Вот какая шла свара, какая борьба,

Вот как брат ополчился на брата.

И настало то грустное утро, когда

Лев Давыдыч был изгнан в загранку,

Но и там не утихла лихая вражда,

Стало всем тяжело и погано.

А потом наступил тот ужасный момент:

Меркадер к Льву Давыдычу в гости пришёл,

И сказав, что он просто случайный студент,

Ледоруб ему в череп вогнал, — во прикол!

Было четверо — Сталин остался. И нет

С той поры уже полного счастья.

Так жила страна эта потом много лет,

Истребляя троцкистов злосчастных.

Ныне древняя Шляпа пришла к вам опять,

Чтобы всем новичкам в этой школе

Для учёбы и жизни места указать, —

Такова моя грустная доля.

Но сегодня я вот что скажу вам, друзья,

И никто пусть меня не осудит:

Хоть должна разделить я вас, думаю я,

Что от этого пользы не будет.

Каждый год сортировка идет, каждый год…

Угрызеньями совести мучась,

Опасаюсь, что это на нас навлечёт

Незавидную, тяжкую участь.

Подает нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим.

Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, сопровождавшиеся тихим говором и перешёптываниями. Джеймс, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки: в его прошлом был только один вид головных уборов, осмеливавшийся давать советы людям, и это были шлемофоны, принимающие гневные вопли многозвёздных генералов, или, в случае Джеймса Бонда, лично Эм.

— Разошлась она что-то в этом году, — сказал Рон, удивлённо вскинув брови. — Кто такой этот Сталин, и почему он грозит Хогвартсу? Какой-то крутой маг из России? Или это она иносказательно? С этим говорливым предметом одежды, блин, не разберёшь…

— То есть обычно она не даёт уроки истории?

— Обычно она поёт какую-то не слишком серьёзную песенку, ну, как сейчас, перечисляет качества, требуемые от новичка при зачислении на тот или иной факультет, и рассказывает о своей роли в решении его судьбы, — ответила Джинни. — Я не помню, чтобы она пыталась давать Хогвартсу советы.

— И я не помню, — согласилась Гермиона с ноткой тревоги. — А такое вообще раньше было?

— Безусловно, было, — авторитетно ответил Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней и пройдя при этом сквозь Невилла (Невилл испуганно вздрогнул). — Шляпа считает своим святым долгом выступить с должным предостережением, когда она чувствует…

— Шляпа, — внезапно осознал Бонд. — Выступает с предостережением. Вы хотите сказать, что эту песню она сочиняет самостоятельно?

— Ну конечно, — зашептала Гермиона. — Её заколдовали лично Отцы-Основатели, наделив частью собственных умений для того, чтобы распределять учеников по факультетам. Но это невозможно было сделать, не создав у неё подобие личности, и теперь она целый год сочиняет песню, которую будет петь в следующем году…

Джеймс хотел было продолжить расспросы, но увидел, что профессор МакГонагалл, которая должна была выкликать имена первокурсников, смотрит на шепчущихся испепеляющим взором. Почти Безголовый Ник поднёс к губам прозрачный палец, выпрямился на стуле и замер, приняв благонравный вид. Шепотки утихли. Профессор грозно окинула напоследок взглядом столы всех четырёх факультетов, опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя…

Процедура сортировки заключалась в том, что распределяемый выходил и садился на стул, а Минерва МакГонагалл опускала ему на голову шляпу. Едва коснувшись головы, шляпа выкрикивала название одного из факультетов, и под аплодисменты других студентов этого факультета первокурсник шёл и садился за соответствующий стол.

Мало-помалу длинная шеренга первокурсников рассосалась, Роза Циллер была зачислена в Пуффендуй, и профессор МакГонагалл, взяв табурет, вышла из зала. Вслед за этим встал директор школы профессор Дамблдор:

— Нашим новичкам, — звучно заговорил Дамблдор, — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — с возвращением в насиженные гнёзда! Придёт ещё время для речей, но сейчас время для другого! Уплетайте за обе щеки!

Дамблдор сел и аккуратно перекинул бороду через плечо, чтобы она не лезла в тарелку. В зале, как по волшебству, появилась еда, все пять длинных столов ломились от мяса, пирогов, овощных блюд.

Джеймс Бонд, несмотря на урчание в желудке, позволил другим детям воевать за право первым набрать себе еду, использовав несколько мгновений для расчётов. На первый курс Хогвартса поступило восемьдесят два человека, что означало, что в школе всего около шести сотен учеников. То есть в Великобритании есть как мининмум шесть сотен волшебников в возрасте от одиннадцати до восемнадцати, при том, что дети в этом возрасте составляют 9.7 процентов от всего населения Великобритании. Если пропорции в магическом мире примерно такие же, как в магловском, придётся признать, что всего в Великобритании порядка шести тысяч взрослых магов. Ну, часть детей, наверняка, учится в частных школах, часть учится на дому, часть — за границей; всё равно не получается больше десяти-двенадцати тысяч магов. Если даже всех их поставить под ружьё, получится не дивизия, а бригада. Маловато для угрозы человечеству. Даже в качестве угрозы для отдельно взятой Британии — всё равно маловато.

— Я начал говорить о предостережениях шляпы, — продолжил Почти Безголовый Ник, с тоской во взгляде наблюдая за жующими подростками. — Она высказывала их несколько раз во времена, когда школе грозили большие беды. И всегда, конечно, она говорила одно и то же: сплотитесь, обретите силу изнутри.

— А откуда Шляпа может знать, что школе грозит беда? — поинтересовался Рон с квозь набитый рот.

— Не имею понятия, — Почти Безголовый Ник снова пожал плечами и поправил жабо, удерживающее его голову на месте. — Впрочем, разумеется, она живёт в кабинете Дамблдора и, могу предположить, она держит глаза открытыми, а ушки — на макушке.

Джеймс Бонд не верил своим ушам. Полуразумная сущность с зачатками личности и с маниакальным стремлением к объединению всех колледжей — в кабинете самого могущественного мага современности, находится в курсе всех дел, планов и размышлений. Достаточно всего лишь одного Пожирателя Смерти с разовым доступом в кабинет Дамблдора и с хорошо подвешенным языком, чтобы запудрить Шляпе отсутствующие мозги и получить превосходного, абсолютно незаметного агента прямо в кабинете главы Ордена Феникса. Мог ли кто-нибудь из Пожирателей проникнуть в кабинет Дамблдора? А, с другой стороны, мог ли Дамблдор хранить столь опасный, столь сведущий артефакт в каком-либо другом месте, кроме своего кабинета?

Несмотря на размышления, мозг суперагента оставался холодным и продолжал анализировать окружающее. Он отрезал себе кусок бифштекса и нажал на него вилкой, рассматривая вытекающий сок. Цвет сока означал, что из туши не слили всю кровь перед приготовлением; значит, еду в Хогвартсе готовили не по правилам кашрута или халяля. Это позволяло сделать вывод, что в школе — а может, и в магическом мире вообще — религия не имеет той роли, как в немагическом мире.

Когда ученики покончили с едой, и гомон в зале опять сделался громче, Дамблдор вновь поднялся на ноги. Разговоры мгновенно умолкли. Все повернулись к директору. Джеймс позволил себе выразить приятную сонливость, ничем не отличаясь от остальных. Где-то его ждала кровать с четырьмя столбиками, чудесно мягкая, теплая…

— Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям, — сказал Дамблдор. — Первокурсники должны запомнить, что лес на территории школы — запретная зона для учеников. Некоторые из наших старших школьников, надеюсь, теперь уже это запомнили. — Рон и Гермиона обменялись ухмылками, значение которых Джеймс сразу понял. — Мистер Филч, наш школьный смотритель, попросил меня — как он утверждает, в четыреста шестьдесят второй раз — напомнить вам, что в коридорах Хогвартса не разрешается применять волшебство. Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча.

У нас два изменения в преподавательском составе. Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Долорес Амбридж, заместителя министа магии, нашего нового преподавателя защиты от Тёмных искусств.

Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты, во время которых Джеймс, Джинни, Рон и Гермиона обменялись взглядами, выражавшими легкую панику: Дамблдор не сказал, как долго Граббли-Дерг будет преподавать. Дамблдор продолжал:

— Отбор в команды факультетов по квиддичу будет происходить…

Он умолк и с недоумением посмотрел на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Дамблдор перестал говорить. Но тут послышалось её негромкое «кхе, кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь.

Замешательство Дамблдора продлилось всего какую-нибудь секунду. Затем он проворно сел и уставил на профессора Амбридж пытливый взгляд, точно ничего на свете не желал сильнее, чем услышать её выступление. Но другие преподаватели не сумели так искусно скрыть своё изумление.

— Ни разу ещё новый учитель не осмелился перебить Дамблдора, — еле слышно прошептал Почти Безголовый Ник.

— Благодарю вас, директор, — жеманно улыбаясь, начала Амбридж, — за добрые слова приветствия.

Голосок у нее был высокий, девчоночий, с придыханием, и Джеймс Бонд почувствовал сильнейший прилив необъяснимой неприязни. Он знал, что всё в ней, от глупого голоска до пушистой розовой кофточки, вызывает у него отвращение. Она еще раз мелко откашлялась — «кхе, кхе» — и продолжала:

— Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! — Она опять улыбнулась, обнажив очень острые зубы. — И увидеть столько обращённых ко мне счастливых маленьких лиц!

Быстрый взгляд по сторонам убедил Бонда, что счастливые лица остались где-то в другом месте. Наоборот, все ученики были неприятно удивлены тем, что к ним обращаются, как к пятилетним.

— Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями!

— Уж это вряд ли, — скривил рожу Фред.

— Я согласна с ней дружить только до тех пор, пока мне не придется позаимствовать у нее кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе они беззвучно захихикали.

Профессор Амбридж снова издала своё «кхе, кхе», но когда она опять заговорила, восторженного придыхания в голосе уже почти не слышалось. Он звучал куда более деловито. Слова были скучными и как будто вызубренными.

— Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания.

Тут профессор Амбридж сделала паузу и легонько кивнула коллегам, ни один из которых на этот знак внимания не ответил. Профессор МакГонагалл так сурово нахмурила темные брови, что стала очень похожа на хищную птицу. Джеймс явственно увидел, как она обменялась многозначительным взглядом с женщиной-профессором в тёмно-зелёной мантии. Амбридж, между тем, в очередной раз кхекхекнула и заговорила дальше:

— Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение. Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует, ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается. Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством…

Зал наполнился гудением; дети, упустив смысл речи Амбридж примерно в районе второго предложения, предпочли общаться друг с другом на отвлечённые темы, ожидая, пока жабоподобная дама в розовой кофточке закончит своё выступление. Джеймс, однако, не дал себе расслабиться, тщательно анализируя и запоминая каждое слово новой учительницы. Краем глаза он заметил, что Гермиона тоже целиком поглощена этой речью, медленной и тягучей, как жидкость на ловушке для мух.

— …Потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением лет выявляют свою ненужность. Точно так же некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру, в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и безжалостно, жестоко и мучительно, разбрасывая кроваые ошмётки, искореняя то, чему не место в детской школе! — Долорес Амбридж, наконец, закончила выступление и села, не обращая внимания на переговаривающихся в зале детей.

— Благодарю вас, профессор Амбридж, за ваше содержательное выступление, — расплылся в улыбке бешено аплодирующий Дамблдор. Джеймс Бонд решил, что эта улыбка настолько же настоящая, как плавающая в воде золотая монета.

— Это уж точно, что содержательное, — скривилась Гермиона.

— Ну и нудятина! — Рон сделал вид, что его тошнит в тарелку Джинни. — Одна из самых занудных речей, которые я слышал. А я ведь рос вместе с Перси.

— Перси — это твой брат? — уточнил Джеймс, переваривая речь Долорес Амбридж.

— Да, — кивнул Рон, — тот самый, который вместо плаката какой-нибудь квиддичной команды или, на худой конец, полуголой ведьмочки повесил над кроватью увеличенный до размера ковра плакат со сводной таблицей стандартов стенок котлов.

— Скажите, а кто составлял программу обучения? — поинтересовался Бонд, по-прежнему раздумывавший над речью Амбридж.

— Каждый учитель обучал нас тому, что казалось важным ему самому, — ответила Гермиона.

Джеймс и Гермиона переглянулись.

— Это всё очень, очень плохо, — прошептала она с крайне озабоченным выражением лица.

— Может, ещё обойдётся, — неуверенно ответил ей суперагент. — Это же школа. Тут полным-полно бюрократии. Бюрократия замечательно умеет защищаться от любых попыток атаковать её.

— О чём вы говорите? — не выдержала Джинни, отчаянно ревнуя.

— «Прогресс ради прогресса поощрять не следует», «безжалостно искоренять то, чему нет места в детской школе», «кровавые ошмётки», — процитировал Бонд. — Чем вы слушали? Эта Амбридж — замминистра магии! Высокопоставленная шишка из организации, противостоящей директору школы, назначена простым учителем в эту самую школу, имея потенциальные средства давления на директора! А ещё она предупредила нас о надвигающихся переменах! Вы что, не поняли, что она только что сказала?!

— Я даже не понял, что ты только что сказал, — пояснил Рон.

— Рон, представь себе две банды. Нет, это слишком сложно. Представь себе две квиддичные команды. Формально они соперники, но одна из команд дождалась, когда вратарь второй получит травму, надавила на её руководство и ввела во вторую своего игрока.

— Это плохо, — разом посерьёзнел Рон. — Он сможет пропускать голы.

— Это то, что происходит здесь, — Бонд указал широким жестом на учительский стол. — Министерство магии с Дамблдором на ножах. Ну, в переводе на понятный тебе язык, на авадах кедаврах. Но Дамблдор — всего лишь директор в одном из заведений народного образования, а ответственность за образование народа лежит на Министерстве магии, поэтому Дамблдор формально подчиняется Министерству. Это дало возможность Министерству ввести в команду Дамблдора своего игрока. Зуб даю, не пройдёт и двух месяцев, как выяснится, что полномочия этой Амбридж ограничены только её фантазией. Она разломает команду Дамблдора изнутри, рассорит учителей, восстановит учеников против них, и каждый раз, когда успеваемость начнёт падать, будет пользоваться этим для очередной дискредитации Дамблдора и для придания себе новых полномочий. Когда школа развалится окончательно, Дамблдора обвинят в несоответствии занимаемой должности и с почётом выпрут на пенсию, оторвав его от рычагов влияния. За год, максимум — за два, Дамблдор будет отстранён от работы, оторван от всех мало-мальски значащих источников информации и рычагов влияния, лишён всех постов и превратится в дряхлого пенсионера с большим запасом интересных историй. Своей речью Долорес Амбридж только что от имени Министерства объявила Дамблдору войну.

— Ты думаешь, Министерство под контролем Сам-Знаешь-Кого?! — прикрыла рот ладошкой Джинни.

Бонд серьёзно обдумал такую возможность.

— Пока ещё рано говорить, — ответил, наконец, он. — Но, скорее всего, нет. Корнелиус Фадж просто хочет остаться на своём посту и опасается усиления Дамблдора. Таким образом, у нас есть не два, а три центра тяжести в системе: Дамблдор, Сами-Знаете-Кто и Министерство магии. Они все стараются подставить друг другу подножки: авроры по-прежнему гоняют Пожирателей Смерти, Фадж использует свои средства, чтобы вывести Дамблдора из игры, Дамблдор со своим Орденом пытается добраться до Сами-Знаете-Кого и защищается против Министерства, а Волан-де-Сами-Знаете-Кто хочет захватить власть, и борется со всеми. Три силы, три ключевых игрока, три центра.

— И что же нам делать?

— Учиться и сдавать экзамены, конечно, — пожал плечами Бонд, но подумал совсем о другом. Когда весы колеблются, чтобы постоянно оставаться наверху, достаточно всего лишь вовремя перепрыгивать с чаши на чашу. — И ни в коем случае не допустить победы Министерства, по крайней мере пока мы не разберёмся с Сами-Знаете-Кем. Если Дамблдор — единственный, кого опасается Сами-Знаете-Кто, мы не можем допустить, чтобы Дамблдора выгнали из школы, в которой мы жив… В смысле, чтобы его сняли с доски.

Быстрый взгляд по сторонам разочаровал Бонда, — тот обнаружил, что он не обладает монополией на мозги в этой школе. За другими столами выделялись группки школьников, явно обсуждавших речь новой учительницы.

Тем временем Дамблдор объявил об окончании ужина, и ученики зашумели и засуетились, двигаясь к выходу. Гермиона взволнованно вскочила на ноги:

— Рон, мы должны показать первокурсникам дорогу!

— Ах да, — сказал Рон, который явно про это забыл. — Эй, вы, мелкота! Духи, ко мне! Стоять, когда с вами дед разговаривает!

— Какой ты дед, ты максимум черпак, — отвесил младшему брату подзатыльник Фред, нимало не гнушаясь уронить его авторитет перед первокурсниками. Рон покраснел:

— Ты! Ты чё лыбишься? Тебе что, очень смешно? А вот я тебя сейчас в Запретный Лес отправлю, там тебе совсем не весело будет! На своей шкуре узнаешь, почему он Запретным называется. А чучелку твою мы в вестибюле поставим, в назидание грядущим поколениям, чтобы знали, как смеяться над старостой! Ну что, тебе всё ещё смешно, салага?

— Вообще-то да, — ответил мальчуган, едва сдерживая смех при виде пыжащегося Рона.

— Стоять! Молчать! Я тебя сейчас… — У Уизли чуть пар из ушей не пошёл. — Встань передо мной, как лист перед травой!

— Ты бы рассказал детально, как надо встать, — посоветовала ему Гермиона, прыская в ладошку. — Это ж первогодки, у них ассоциативные ряды послабее твоего.

Бонд взглянул на багрового Рона, на Гермиону, на покатывающихся Фреда с Джорджем, на Невилла, сжимающего свой прыщавый кактус, и решительно подошёл к группе первокурсников, оттирая плечом Уизли:

— Слушайте меня, первоклашки. Я ваш старший товарищ, пятикурсник Гарриот Джеймс Поттер. Да, тот самый. Разговорчики в строю! Встаньте смирно, вытяните руки по швам. Стойте ровнее! Грудь вперёд, живот втянуть! Вы — гриффиндорцы, адепты самого крутого факультета в этой богом забытой школе, поэтому гордитесь этим! Покажите мне, как вы гордитесь!

Джеймс прошёлся вдоль замершего импровизированного строя первокурсников, критически осматривая их. Те ученики, которые ещё не покинули Большой Зал, замерли, с интересом наблюдая за представлением. Бонд кожей ощущал взгляды со стороны учительского стола: оценивающе-заинтригованный взгляд Дамблдора, взгляд Амбридж, наполненный интересом и презрением, взгляд Снегга, вызывающий желание брезгливо отряхнуться…

Джеймс Бонд дошёл до последнего первокурсника в ряду и развернулся.

— Да, ребята, вы меня разочаровали. В этом году набор в «Гриффиндор» явно не блещет. Ну что ж, это значит только, что ваш путь к званию настоящего гриффиндорца будет дольше и труднее обычного. Но мы выбьем из вас всю эту гражданскую придурь и сделаем из вас гриффиндорцев, которыми мог бы гордиться сам Годрик, не будь я Гарри Поттер!

На этих словах Джеймс Бонд, который Гарри Поттером не был, позволил себе мысленную усмешку.

— А теперь слушайте меня так, словно от этого зависит ваша жизнь. Вы — гриффиндорцы, и это значит, что вы должны быть самыми лучшими во всём, чем бы вы ни занялись, это понятно?

— Да! — грянул разрозненный хор.

— Я вижу, я был недопонят, — вкрадчиво продолжил Бонд, вспоминая своего инструктора по боевой подготовке, который занимался его обучением — сколько? Двадцать лет назад? Боже, как летит время… — Вы должны быть лучшими во всём. Когда вы отвечаете на вопрос, это должен быть такой ответ, который не оставит ни единого сомнения! Попробуем снова, салажата. Вы меня поняли?

— Да!!! — пропищали дети, увлекаясь этой странной игрой.

— Уже лучше. Итак, добро пожаловать в Гриффиндор. Пусть у вас не останется никаких сомнений: это обитель боли и ужаса. Вон там, за учительским столом, с сальными волосами сидит Ужас, а в розовой кофточке — Боль. Чтобы противостоять боли и ужасу, вам придётся быть лучшими. Это понятно?

— Да!!!

— Почему вам предстоит стать лучшими? Потому что вы с Гриффиндора. Вас ненавидят и боятся. Мистер Ужас, который пытается подслушать меня сейчас, будет издеваться над вами, глумиться и стараться подставить вас, потому что он ненавидит наш факультет. Миссис Боль будет искать любые поводы для возведения поклёпа на всю школу. Если вы дадите хоть малейшую слабину, им это удастся. Поэтому — никаких отлыниваний, никакой лени, ни единого нарушенного правила, никаких поводов для придирок! Любое домашние задание должно быть выполнено на лучшую оценку, любая задача решена наилучшим образом, любое новое знание освоено в кратчайшее время! Это ясно?

— Да!!!

— А теперь переходим к проблемам, — мрачно продолжил Бонд, прогуливаясь вдоль ряда первокурсников. — Со всеми этими нагрузками вам не справиться в одиночку. Поверьте мне, эти задания сломят любого. Поэтому нам надо — что?

— Поддерживать друг друга! — выпалил мальчик с ярко-синими глазами.

— Верно! — Бонд нацелил на него указательный палец. — Единственный шанс для нас справиться с материалом — помогать друг другу. У каждого из нас есть какое-то умение, в котором он силён. Невилл Долгопупс знает всё о растениях. Рон Уизли — специалист по квиддичу. Гермиона Грейнджер — гений в точных науках. С остальными вы познакомитесь позже. А вот в чём силён ты, парень? — Джеймс развернулся и ткнул пальцем в мальчика с простодушным деревенским лицом.

— Я умею левитировать предметы. Ну… Небольшие предметы.

— И? — поощрил Джеймс.

— И… Э… Я могу зажечь свечу.

— Зажечь свечу?

— Ну… Почти.

Бонд тяжело вздохнул. Это будет тяжёлый курс.

— Это — Рон Уизли. — Тычок в нервный узел рядом с позвоночником заставил расслабившегося было Рона согнуться в деревянном полупоклоне. — А эта милая дама — мисс Гермиона Грейнджер. — Гермиона сделала лёгкий книксен. — Запомните их внимательно, выжгите их лица в своих сердцах, потому что они единственные, кто имеет возможность вас защищать. Это наши старосты. Каждое их слово — закон, каждое их распоряжение должно быть выполено ещё до того, как они закончили его произносить. А знаете, почему?

— Нет!

— Потому что они выжили в этом аду четыре года, и прошли через испытания, которых вы даже вообразить себе не можете! Потому что они стояли со мной плечом к плечу, когда я гонял Сами-Знаете-Кого в теле учителя Защиты от Тёмных Искусств по подземельям Хогвартса три года назад! — головы детей синхронно повернулись в сторону Долорес Амбридж, на что Джеймс и рассчитывал. — Потому что два года назад они были со мной и поддерживали меня, когда мы разобрались с загадками Тайной Комнаты и запечатали её! Потому что год назад именно они помогли найти лазутчика Сами-Знаете-Кого прямо в Хогвартсе! Потому что они по́том и кровью выработали у себя привычку выживать в самых тяжёлых условиях, которые в этой школе — норма жизни! Они могут не иметь возможности объяснить причины своих приказов, но, поверьте, каждое их распоряжение жизненно важно! Поэтому вы будете выполнять их приказы так, как будто от этого зависит ваша жизнь, — потому что вполне может быть, что она и правда от этого зависит!!!

— Да!!! — зашумели дети. Рон Уизли расплылся в улыбке, предвкушая повелевание двумя десятками рабов, и Джеймсу снова пришлось его стукнуть, заставляя принять более подобающий старосте вид.

— А теперь помните: к вам не должно быть ни единой претензии. Вы во всём должны превосходить всех ребят с других факультетов. И когда я говорю о претензиях, это означает, что если вы планируете какую-нибудь шалость, вы не имеете никакого права попасться! Это ясно?

За спиной Бонда Фред и Джордж бешено зааплодировали.

— Да!!!

— Кто мы?

— Я Юан Аберкромби…

— Не то! КТО МЫ?!

— Гриффиндорцы!!!

— Что мы должны делать?

— Быть лучшими! Держаться вместе! Помогать друг другу! Слушаться старост! Не нарушать правила! А если нарушаем, то не попадаться!!!

— Мы покажем им всем?

— ДА!!!

Джеймс вскинул руки в победном жесте. Вслед за ним вскинули руки все гриффиндорские первокурсники, секундой позже к ним присоединились остальные гриффиндорцы.

— Гермиона, они твои, — Джеймс отошёл в сторону, пропуская Гермиону к первоклассникам. На неё смотрели полтора десятка пар горящих глаз. Гермиона бросила восхищённый взгляд на Бонда и повернулась к детям:

— Ребята, мы сейчас идём в нашу факультетскую гостиную; там же находятся входы в спальни. Завтра начинаются занятия, поэтому сейчас вы только раскладываете свои вещи и ложитесь спать. Запоминайте дорогу, наша гостиная находится в секретном месте, и студенты других факультетов не знают, где она.

— Почему? — пропищала девочка, трогательно прижав ладошки к животу.

— Потому что иначе они смогут ночью установить ловушку у выхода из нашей гостиной, и тогда мы утром опоздаем на занятия и дадим повод для придирок к факультету, — пришёл на помощь Фред.

— Логично, — согласился Джордж.

— Вход в нашу гостиную защищён паролем, — продолжила Гермиона. — Я расскажу его у самого входа. Идёмте за мной, и тщательно запоминайте дорогу, потому что, начиная с завтрашнего дня, вам предстоит ходить здесь самостоятельно!

— Но вы всегда можете обратиться к старосте за помощью, — вмешался Джеймс. — Только помните, что старосты других факультетов не заинтересованы вам помогать.

— А теперь — идём!

Группа первоклассников, окружив Гермиону, направилась к дверям Большого Зала. Джеймс, сопровождаемый Невиллом, Роном, Джинни, Колином и другими гриффиндорцами, последовал за ней. До самых дверей суперагент ощущал на своей спине взгляды преподавателей — Дамблдора, Снегга, Амбридж — и других учеников, среди которых выделялся полный опасливой заинтересованности взгляд Малфоя.