Если честно, отец Егора был не совсем мельник. Точнее, он вовсе не был мельником, он держал маленькую частную хлебопекарню и еще меньшую «Булочную», которую окрестные жители прозвали «Мельницей».

Не совсем потому, что она таковою была. Хотя в пекарне и муку мололи, конечно, — то есть зерно в муку, — но для своих исключительно нужд, так что, если б кто-нибудь вздумал привезти Мельнику на помол пару-тройку подвод ячменя, вряд ли Мельник взялся бы за эту работу. Вот и выходит, что мельник и мельница были как бы игрушечные, ненастоящие. Но все-таки и не совсем. Поскольку немного муки все же мололи из пшеницы и ржи. Сначала хозяин, потом Егор, а дальше пришлось взять человека и платить ему деньги. Так что мельник, скорее, — этот работник. И мельник, и пекарь, и плотник. Если надо. Хороший работник, исполнительный, аккуратный, немногословный. Герасим по имени. Лицо у него было большое, как у великана из сказки, и все в крупных оспинах, а тело — корявое, не подходило лицу.

Поскольку Герасим в нашей истории, несмотря на оригинальную внешность, не сыграл даже самой незначительной роли, в основном потому, что молчал, мы его опустим, и все, пусть он даже трижды интересный типаж — на фиг он нужен, если толку от него никакого, кроме помола зерна да выпечки булок, хотя человек он был добрый и тихий и любил в детстве смотреть, как мать хлеб печет.

Но это в самой истории Герасим не важен. А для того чтобы история стала известна, Герасим оказался человеком центральным, поскольку без его своевременного вмешательства никто никогда ничего не узнал бы ни о Егоре, ни о Принцессе, ни о Коте.

Отец Егора был как капля воды похож на актера двухмерного кино Джека Николсона (если тот был бы каплей) и, понятное дело, стал знаменитостью в сонном микрорайоне столицы.

«Мельница» считалась местом свиданий; иногда там культурно отдыхали местные бандюки; в хорошую погоду на площадке перед кафе пучковались бесполые тины на дорогих электроликах и водородных скутерах — район был хоть и далекий, но важный. Хозяина «Мельницы» уважали и старались не обижать, тем более что местный мелкий пахан умирал от свежих плетенок и часто засылал свою «шестерню» не только за процентами «крыши», но и за горячим хлебушком с маком.

Было, правда, — окно расшарашили, так это заезжие фраера, потом фраеров нашли и взяли с них по полной программе.

Короче говоря, отец Егора был булочником, но поскольку имя носил Федор Ильич Мельников, то называли его просто Мельником.

Некоторые пытались в общении с Мельником оперировать одним только отчеством; на этих Федор сердился и ворчал, что обращаться к человеку по отчеству есть моветон. И поднимал указательный палец вверх в знак серьезности слов. Алкаши верили без разговоров — Мельник хоть и сидел в тюрьме, но знал много интеллигентных жестов и слов.

На зону Федор попал из-за жалости к слабым. Был он тогда совсем молодой и связался с блатными.

В тот раз грабил с двумя подельниками богатую дачу, даже не дачу большой загородный дом. Не за просто так грабил. Заплатили им (Федор не знал, кто именно), чтобы, ограбив, они эту хату спалили, — видно, мстил тогда кто-то кому-то за что-то. Уговор был такой: все, что на даче найдут ценного, заберут, мало того — еще денег получат. Хозяева были в отъезде. Сторож ушел к соседу и там хорошо принял внутрь, а возвращаясь — упал и утратил сознание, или, наоборот: потерял и упал (Мельника дружки помогли).

Федор хоть и молод был, а считался большим специалистом по всяким приборам. Навороченную сигнализацию без проблем отключил, к хитрым замкам подобрал электронные отмычки.

Взять в доме было чего: денег много, николаевские червонцы нашлись на чердаке в деревянной шкатулке, еще золото и камни в украшениях, тоже много, меха, тряпки разные, шпионский пистолет «Беретта», ну и так далее, — долго шарили, не торопясь. А потом, когда все вытащили и уложили (грузовик был за деревьями спрятан), Мельнику дали канистру и велели все комнаты на первом этаже обойти и полить, а после поджечь и бежать.

Когда он уже поджег, то вдруг услышал, что на втором этаже кот мяучет это сторожа кот был, его пускали иногда по дому гулять, мышей там, крыс навестить, а зверь полюбил второй этаж. На лежанке устраивался и дрых, чуть не в обнимку с мышами да крысами.

В общем, уже весь первый этаж полыхает, а Мельник по второму бегает, кота ищет. Кореша ему посигналили (разок) и уехали. А он, когда кошака нашел — дом уже почти весь горел — пролез на чердак, с котом под мышкой, окно круглое ногой выбил, кое-как протиснулся и выпрыгнул в сад. Ногу повредил сильно, сломал. Там-то его и принял сторож очнувшийся с соседями да местным участковым инспектором.

Завели уголовное дело. Следствие шло долго. Все понимали, что не мог Мельников дом в одиночку грабить, и терзали насчет соучастников. Однажды ему в камеру доставили записку: «Держись, братан. Не сдашь — выручим».

А Мельник и так держался. Судя по поведению следователя, выручать Федора никто не спешил. Следователь задавал Мельнику всякие вопросы о том, как он умудрился взломать какую-то там американскую систему защиты. Федор же о нюансах понятия не имел и ничего толком ответить не мог.

Скоро насчет награбленного добра вопросы задавать перестали, а у следователя появился новый автомобиль.

Мельник никого из дружков не сдал. Получалось, что дом он ограбил один. Следствие пожало плечами (чего в жизни не бывает) и передало дело в суд.

Суд был закрытым и скорым. Получил Федор семь лет с конфискацией (хотя что там у него было?) и поехал валить темный лес.

На зоне в Мордовии (в местечке с угрожающим названием Явас) его приняли сносно. Начальник колонии, узнав, что Мельник — гений по электронике, поручил ему усовершенствовать периметр. Федор изобрел несколько чувствительных на побег датчиков и одновременно, по просьбе мужиков, собрал прибор, с помощью которого можно было легко эти датчики отключать. В результате ползоны сбежало (из-за новых датчиков охрана на вышках расслабилась). Высокое руководство проведало об инициативе начальника и перевело его в Воркуту. Хотели и Мельника тоже забрать, но почему-то не тронули.

Новый начальник отнесся к Федору с опаской и стал делать вид, что такого заключенного в колонии нет. Один раз Мельник вышел через КПП, погулял по лесу и вернулся — никто ему ничего не сказал. Так, самочинно, Федор присвоил себе статус вольноотпущенного и мог уходить с зоны после завтрака хоть до отбоя. Новым положением Мельник не злоупотреблял, вел себя тихо и неожиданно вышел по амнистии, отсидев всего три с полтиной. И вот еще странность — никто его после отсидки на поселение в провинцию не загонял.

Вернувшись в Москву, Федор с криминалом связываться не стал, поступил в институт, документы почистил от судимости (знакомый помог, фальшивомонетчик, одесский еврей) и зажил себе честно; получил диплом инженера-электронщика, устроился на работу в НИИ, женился.

Жена Мельнику досталась тихая, с филологическим образованием. Она сразу и безоговорочно приняла свое новое предназначение и стала рожать мужу детей. Двоих родила с промежутком в два года. Мельниковы поначалу снимали чуть ли не угол, а через три года — непонятно за что — Федору выделили от работы трехкомнатные хоромы в новом районе.

Все бы хорошо, но объявились вдруг неожиданно старые други. Вроде и забыл о них уже Федор, сколько лет ни духу ни слуху. Но появились. Как злая болезнь. С ходу выложили, что это они Мельника кругом выручали, с зоны раньше срока вытащили, с пропиской, учебой и работой помогли. Выходило так, что «братки» эти вроде как ангелы-хранители.

Очень не хотелось Федору снова в воры идти: сыновей двое растет, да и вообще. Он попытался старых приятелей вежливо отвадить. Те не отставали. Как-то пригласили его в кабак отдохнуть: водки попить, шары погонять. Мельник поехал. Думал, может, хоть там удастся нормально поговорить, не звери ведь, должны же понять, что не хочет человек к старому возвращаться.

Когда Мельников приехал на место, то увидел, что ресторан оцеплен милицией, а изнутри выносят к «скорым» людей в черных мешках. Из разговоров в толпе Мельник понял, что была бандитская разборка и получилось много убитых.

Через некоторое время Федор смог кое-что разузнать, все обдумал и понял, что в перестрелке остались живы только те бандиты, которые не были связаны с давним ограблением дачи. Вот такое странное совпадение. Помянув старых товарищей, Мельников поблагодарил судьбу и успокоился. Как вскоре выяснилось, рановато.

Однажды Мельников получил по электронной почте письмо, в котором некто просил не благодарить его за маленькую услугу, а просто как-нибудь ответить добром на добро. В письме объяснялось, что, мол, бандитов, которые очень уж бесцеремонно теребили Федора, успокоил некий тайный доброжелатель, пока ему ничего от Мельникова не нужно, но, вполне возможно, когда-нибудь понадобится услуга взамен. Из письма следовало также, что бывшие товарищи Мельникова присвоили себе чужие заслуги, сказав, что помогали Федору в суде, на зоне, а потом и на воле. Не они помогали, а тот же тайный доброжелатель.

Мельник расстроился. Почувствовал, что за спиной идет игра, правила которой ему неизвестны. Время шло в ожидании худшего, но все было тихо. Несколько лет Мельникова никто не беспокоил. Только одно сообщение немного взволновало бывшего электронного гения. Некий знакомый рассказал, что ходят слухи про молодого парня, который пришел в московский криминал и очень резво сделал карьеру, проявив себя жестоким и беспощадным. А еще говорят, что это сын тех самых людей, дом которых грабил Мельник с ныне покойными друзьями.

Федор попытался уехать. Но дети завязли в школе, да и жена никуда не хотела. К тому же никто Мельникову не угрожал и ничего от него не требовал.

Однажды на вокзале, случайно, Федор встретил того сторожа, чьего кота спас из огня. Сторож Мельника сразу узнал и позвал в гости, навестить кота. Оказывается, они давно уже переехали в город и живут недалеко от пожарной станции, что на Звездном бульваре. В гости к коту Мельников не пошел, но привет ему передал. Сторож серьезно пообещал. Мельников спросил про сына хозяев. Сторож вспомнил, что вроде сын у них был, но, кажется, укатил за границу, вместе с отцом, очень давно. Федор сторожа к себе звать не стал, все-таки тот был одним из тех, кто поймал Мельникова. А дядька, будто почувствовав мысли Мельника, виновато сообщил, что после того ограбления хозяева собирались его тоже посадить, так разозлились. Если б не алиби…

После встречи со сторожем Федор Ильич успокоился. Понял, что мифы криминального мира крепко его достали, и перестал в них верить. Зажил спокойной семейной жизнью и ничего не боялся.

Жена воспитывала детей, Федор работал. Иногда они выбирались за город, на природу, иногда Мельников кормил дворовых кошек, иногда напивался с соседями и жена его ругала. Иногда. Исключения из размеренной жизни случаются у всех. В целом же мгновение остановилось. Жена чувствовала себя счастливой и, возможно, от этого зародилось в ней желание иметь много детей. Мельников встревожился — считал, что двоих достаточно.

Год спустя выяснилось, что тревожился Мельников не спроста. Жена родила третьего сына, Егора, и сгинула. Погоревал Федор, но что тут поделать.

Стал он сам детей воспитывать, был им не хуже матери, примерно как бабушка: не ругал, все разрешал, баловал. Особенно первых двоих. Как пацаны подросли, решил Мельник заработать настоящие деньги — нужно было что-то детям оставить. Жениться Федор не стал, все силы решил отдать какому-нибудь серьезному делу.

Сперва Мельник собирался поэксплуатировать свой электрический гений, но все попытки неизменно приводили к бандитам, а возвращаться туда Мельников не хотел. Не для того научился Ильич из всякого хлама мастерить электроприборы, причем не какие-нибудь обычные лампочки, а такие, которых никто сроду не видывал, вроде чудесного горшочка, что выведывал кулинарные секреты соседей.

Когда Мельник снова появился в кругозоре бандитов, это стало для них приятной неожиданностью, они поняли, что есть шанс получить в обиход красивые и полезные мульки — Федор перестал бояться, Федору нужны деньги, Федор будет работать на нас. На Мельника вышли и деликатно напомнили ему о том, как легко он сидел, раньше вышел, поселился в Москве, без проблем устроился на работу, окончив неплохой институт, о том, как он получил большую квартиру, а в конце добавили, что есть человек, который в нем очень заинтересован и терпеливо надеется на небольшую услугу. Помните, мол, письмецо электронное, в котором главная мысль: долг красив платежом? Мельник побагровел, но сдержался.

В течение некоторого времени он был просто атакован предложениями работы. На этот раз совестливый Федор отбиться не смог, да и, честно говоря, интересные задачи предлагали решать. И началось. Естественно, половина обещанного оказалась враньем, никакого чистого творчества Мельников не получил, все было утилитарно. То бандюкам требовались подслушивающие устройства, то хитрые электроотмычки. Продолжалось это несколько лет.

Мельнику хорошо платили, работал он так виртуозно, что одно его изобретение чуть не попало на международную выставку технических достижений правоохранительных органов. Вот смех!.. Речь идет о детской игрушке, пластмассовой кукле с милыми стеклянными глазками. Этот заказ Федор выполнял за солидные деньги для одного вора в законе. Зачем тому понадобилась кукла со встроенной «вечной» микрокамерой, никому не известно.

Мельников трудился два месяца и к сроку предъявил глупую глазастую ляльку, у которой цифровая камера была встроена в глаз. Обнаружить камеру было почти невозможно. Включалась она от щелчка ногтя по объективу и работать без подзарядки могла немыслимо долго (микроаккумулятор Мельников тоже сконструировал сам), а если бы понадобилось камеру спасать, достаточно было вырвать кукле глаз (за длинные пушистые ресницы), — ни с головой, ни с телом игрушки камера связана не была.

Накануне выставки шустрые менты конфисковали камеру-куклу у бандюков. Как случился такой недосмотр, неизвестно, но ясно, что кое-кто из братвы за потерю прибора если не сел, то умер как минимум.

Тихими правоохранительными коридорами уникальная кукла попала к устроителям выставки. Те вначале приняли ее за очередное достижение гениальных коллег из ведомства рангом повыше; начальник российской выставочной делегации даже проверил глаза всех игрушек (у которых были глаза) своей любимой внучки на предмет встроенной камеры, чем очень расстроил девчушку, ну еще бы — ослепить всех ее красавиц-любимиц. Не найдя подвоха в частной жизни, генерал восхитился и присовокупил диковину к выставочным образцам: чудо-пистолетам в виде ключей, усыпляющим устройствам, замаскированным под женские гигиенические средства, и другим не менее приятным вещам.

Перед отъездом выставки за бугор один из наиболее молодых сотрудников решил еще раз все проверить. Отправил запрос относительно нового экспоната и, получив ответ, с удивлением узнал, что из недр правоохранения этакое чудо не выходило.

Вспыхнул скандал, собирались даже наказать кого-нибудь помоложе, но тут выяснилось, что микрокамера-глаз, конфискованная вместе с куклой у одного авторитета, была отправлена в технический отдел на экспертизу. Все косо посмотрели на генерала (начальника этого подразделения), который впервые видел рапорт-ходатайство, и промолчали. Вопрос о наказании отпал. Разумеется, куклу с хитрым глазом изъяли, проводили обедневшую выставку в путь-дорогу и стали выяснять авторство камеры.

Между тем Мельнику (который, понятное дело, не знал обо всей этой возне) поступил довольно странный заказ. Ему предложили сделать другую видеокамеру, встроенную в искусственный человеческий глаз. Даже пообещали заказать для самого глаза такой материал, который наиболее органично мог бы принять тонкое электронное содержимое. Мельник выбрал эластичный пластик, похожий на ткань настоящего глаза, только плотнее. Кому понадобилась такая камера, Мельник тогда не знал. Лучше бы не знал вообще.

Он приступил к работе. Когда камера была готова, Федор вживил ее в искусственный глаз, активировал и опробовал. Результат был превосходный. Камера получилась лучше кукольной. Во-первых, в человеческом глазу больше места, во-вторых, пластик — это вам не стекло.

Заказчику изделие подошло. Мельника отвезли на встречу в шикарный загородный дом. Богатей Федору понравился: не старый, не отморозок, не сноб.

В ходе дорогого и обставленного выпивания Мельник получил заказ еще на девять копий этого своего последнего творения, а также предложение о постоянном сотрудничестве. Приняв заказ и пообещав обдумать постоянку, Федор Ильич отбыл.

Протрезвев, он понял, что пропал окончательно, теперь ему не отвертеться — он видел лицо заказчика. Всю ночь Федор силился вспомнить, почему лицо это показалось ему знакомым, а наутро припомнил. Это был один из крупнейших авторитетов страны.

Мельник испугался за детей. Казалось бы, обычное дело, заказ. Но десять экземпляров одного глаза-камеры, да еще и с выведением картинки непосредственно в мозг… Это смущало. Даже пугало. Мельнику стали сниться глаза разных размеров и видов, собранные воедино; они моргали и неподвижно взирали, подмигивали и пучились, прятались и сощуривались. Они смотрели на Мельника ласково и с укором. Федор затосковал. Большие деньги не могли улучшить его настроения. Он отдал почти весь гонорар детскому офтальмологическому центру и твердо решил, сделав работу, уйти в глубокую тень. Приняв решение, Мельников успокоился.

Но долго побыть в покое не удалось — вызвали на Петровку. Показали кукольный глаз, много говорили. Мельник молчал. Стали кричать, угрожали. Федор все отрицал. Пообещали беду. Федор Ильич понял, что у следствия на него ничего нет, пожал плечами и стал равнодушно разглядывать стенку. Скоро он получил пропуск на выход и вышел.

История с ментами и стеклянными глазами бандита окончательно расстроила Мельника. Он доделал десяток глаз-камер (точнее, девять копий одного и того же светло-синего глаза) и стал размышлять о дальнейшем. Было ясно, что из криминала надо срочно бежать.

Мельник попытался тайком от бандитов устроиться куда-нибудь по-честному. Измучился. В какую организацию ни придет со своими изобретениями — на следующий день звонок: мол, и эти под нами…

Помыкался Федор и понял, что с электроникой ему покоя не будет, а свою фирму открывать по этому делу вообще бесполезно — моментально будешь «под ними». К тому же помощники босса стали над Мельником подтрунивать — мол, ментов испугался, а в последнем разговоре даже предупредили: рот на замок.

Долго Федор думал, но выход нашел только один — зарыть свой талант в землю и заняться другим. Чем-то, что большим бандитам неинтересно. Так появилась «Булочная». Правда, ее появлению предшествовал алкоголизм. Федор довел себя до последней стадии, ему уже черти зеленые мерещились и руки тряслись непрерывно. Бандиты хотели Мельнику помочь, оплатить суперлечение, но по невменяемости бывшего гения поняли, что толку от него больше не будет. Молодой босс лично приезжал к Федору убедиться, что это конец. Мельнику дали денег, выходное пособие и отправили на заслуженную бандитскую пенсию. Отстали от него бандиты совсем. К чему им алкаш на последней стадии, они ведь серьезные люди.

Когда Федор заметил мутным алкоголическим взором, что бандиты исчезли, он неимоверным усилием воли взял себя в руки и стал бороться с алкоголизмом. Ушло на это больше двух лет. Но зато исцелился Мельник абсолютно, до такой степени, что в процессе самой увлекательной пьянки мог остановиться и больше не пить.

В трезвую голову Федора зачастили всякие мысли. Много чего он перебрал и остановился на скромном магазине с хлебным уклоном: прибыль какая-то будет, не астрономическая, правда, зато и для криминала не очень привлекательный куш. Мелочевка бандитам неинтересна, они мыслят масштабами государственными. К тому же поговаривали, что у большого пахана слегка поехала крыша и он уехал надолго лечиться за бугор. И что еще важно, подружился Мельник с начальником местного отделения милиции. Отделение хоть и мелкое было, да начальник серьезен, с бандитами у него свои договоренности были. Как он договорился, неясно, но, видно, в отсутствие главного босса это было полегче. Очень был ему Мельник признателен. Готов был… ну… не душу, конечно, продать, но молить за его здоровье всех кого только можно.

Через две недели после возникновения идеи Мельников прицепил над булочной вывеску и открыл заведение, сразу привлекшее местных жителей запахом свежего хлеба, из которого не украдено все живое.

Постепенно дело окрепло и позволило Федору завести небольшое кафе, тут же, в том же подъезде. Прорубили дверь пошире, сделали ремонт, пристроили ко входу вместо арматурной более приличную лестницу и стали вовсю радовать население.