Надеясь поймать последний взгляд Хлои — просто поворот головы или взмах руки — я стояла в зоне вылета, вглядываясь в людской поток. Здесь было много девушек, таких как Хлоя, Дженни и Фабия, молодых, исполненных надежды, жаждущих увидеть, что может предложить им мир.

Прошло минут пять или десять. Я перевесила сумку с одного плеча на другое. Потом опустила руку в карман пиджака и поскребла ногтем парковочный талон. Я готовилась. Я онемела, словно зуб под новокаином, но боли не было.

Взгляд охранника у дверей одновременно выражал и подозрительность и скуку. Он не раз видел все это раньше. Мой мобильный телефон не принимал международные звонки, и я нырнула в телефонную будку, набрала номер Уилла, забросила в автомат побольше монет и ждала.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не помню, взяла ли Хлоя свой свитер. В Австралии сейчас зима и ей будет холодно.

— Так ты ради этого вытащила меня со встречи.

— Я просто хотела сказать, что она уехала.

Его голос звучал нежно — и немного раздраженно.

— Я рад, что ты позвонила. Послушай, глупышка, она все сможет купить там. У них действительно есть магазины.

— Я знаю, — ответила я резко. — И я знаю, что не должна была звонить тебе. Я веду себя глупо, вот и все.

— Но я рад, что ты позвонила, — повторил Уилл. Он не прервал разговор своим обычным «мне пора идти», пока не обсудил со мной все возможные для Хлои опасности и не проверил, что у меня достаточно денег, чтобы заплатить за парковку.

* * *

Я плакала всю дорогу до дома Элейн. Слезы капали с подбородка на колени.

Когда я вошла в кухню, она пекла шоколадные кексы для благотворительного базара Красного Креста. Сверху раздавался оглушительный шум.

— Это Джейк, — сказала она, поцеловав меня. — Репетирует на барабанах.

— Совсем как у меня, — сказала я.

Она взяла меня за плечи и заглянула в лицо.

— Совсем расклеилась?

— Немного. — я прикусила губу. — На самом деле, очень. Я не знаю, что буду делать без Хлои.

— Право. Давай займемся делом, — бодро сказала она. — Сначала помоги мне допечь эти чертовы кексы, а потом ты позвонишь домой и скажешь, что остаешься ночевать у меня, и гори все синим пламенем. — она сунула мне в руку деревянную ложку. — Принимайся за дело. Отрабатывай свой ужин.

Над нашими головами раскатилась ритмичная барабанная дробь. Элейн вздохнула и откинула волосы дрожащей рукой.

Я с некоторым беспокойством спросила ее:

— Ты в порядке?

— Конечно.

Но вечером за спагетти болоньезе и бутылкой вина Элен призналась:

— Я уже сыта по горло этой жизнью.

Это было на нее не похоже.

— Что случилось?

Последовала долгая пауза, она уронила голову на руки.

— Думаю, на этот раз Нил может занять серьезный пост. — ее голос звучал приглушенно. — Все признаки налицо. Один из секретарей в Палате. Я пыталась смириться с этим, но не могу.

— О, Элейн.

Она подняла голову.

— Я не хотела ничего тебе говорить, Фанни. Не сейчас, когда тебе и так тяжело.

Мы с Элейн словно пытались защитить друг друга.

— Расскажи мне все, — предложила я, — попробуем разобраться, что для нас лучше.

Мы половину ночи провели за разговорами, и разошлись по постелям, не став мудрее ни на драхму. Мы не смогли придумать ни одного практического решения — рассмотрев в том числе побег Элейн из семейного дома — который стал бы для нее лекарством от тоски. Одуревшая от усталости, я вернулась домой рано утром, чтобы застать свое почтенное семейство в разгар скандала. Накануне вечером Бриджит сделала ноги. Она собрала свои чемоданы, бросила ключи на стол и покинула свой пост.

— Не сказав ни слова, — сказала Мэг, пряча глаза. — Я не слышала ни вызова такси, ничего.

— Она ужасная женщина, — сказала Малика.

Бриджит никогда не казалась мне «ужасной женщиной». Иногда раздраженной, но не ужасной. Тем не менее, когда я обнаружила, что на прощание она разлила на полу нашей ванной шампунь и ароматическое масло, я ощутила ее злобу, словно наждачную бумагу на своей коже.

* * *

Вечером в пятницу Уилл вернулся домой неожиданно рано.

Я сидела за кухонным столом. Обработав пачку счетов и грузовых накладных, я просматривала две папки, прихваченные из Эмбер-хаус. «Амбициозный, — написал он напротив одного из виноградников, — но слишком нетерпеливый». Напротив другого: «Почва вряд ли позволит». Для третьего: «Терруар бедный и ограниченный». Он был весь отражен в этих коротких точных оценках.

«Где я? — плакала Элейн. — Кто я? Куда мне отсюда уйти?». Ее горе тронуло меня до глубины души — для этого было много причин помимо моей любви к ней.

Я рассортировала бумаги на две пачки — обработанные и ожидающие внимания — и окинула их критическим взглядом. Для начала, а кто была я сама? Конечно, я не была той самой Фанни Сэвидж, женой, матерью, винным экспертом и бизнес-леди, которой когда-то собиралась стать.

Но это было моим добровольным выбором.

— Привет, дорогая, — сказал Уилл.

Я удивленно оглянулась и секунду не могла понять, кто это был. Он был в своем лучшем сером костюме, слегка загорелый.

— Я не ждала тебя так рано.

— Мне удалось поменять билеты на более ранний рейс. Подумал, надо попробовать приехать домой пораньше и посмотреть, как вы тут без меня. — он печально улыбнулся. — Я знал, что Хлои уже не будет.

Я подняла руку, и он взял ее.

— Это очень мило с твоей стороны. Ты хорошо выглядишь. Нашел время посидеть немного у бассейна?

— Да, — он поцеловал меня в голову. — Чем занимаешься?

— Обычными делами «Дома Баттиста». Я предложила папе взять на себя немного больше работы. Я действительно считаю, что он нуждается в помощи. Как думаешь?

Он слегка нахмурился и упал в кресло.

— Есть шанс получить ужин? Где все остальные?

— Попробую что-нибудь наскрести. Мэг решила пойти на собрание Анонимных Алкоголиков, а Саша в Лондоне. — что-то в его позе встревожило меня. — Что случилось?

— Проблемы… как обычно. — Уилл вздохнул. — Автомобильное лобби сплотилось против налога на второй автомобиль. Они собрали приличные средства, и несколько таблоидов поддержали их, крича об ограничении личной свободы. — его голос звучал непривычно уныло, он очень устал.

Я встала и положила руку ему на плечо. Ткань пиджака была гладкой, шелковистой, дорогой.

— Не так все и страшно. Ты этого ожидал.

— Довольно плохо, — сказал он. — Если я проиграю, то буду выглядеть дураком, и меня признают неудачником.

Он оглянулся, чтобы посмотреть на меня, и я поняла, что он беспокоится о должности Канцлера. Я открыла холодильник и исследовала его содержимое.

— Как насчет рыбных котлет и салата их помидоров?

— Отлично.

— Кстати, Бриджит собрала чемоданы и сбежала. Вчера вечером, без предупреждения.

Уилл не слушал.

— Фанни, что ты на самом деле думаешь о налоге на второй автомобиль? Я бы хотел, чтобы бы сказала сейчас, если не согласна.

Я сделала глубокий вдох.

— Не так много. — я положила рыбные котлеты на сковороду и начала резать помидоры. Они были маленькими, холодными и жесткими, и я окропила их сверху мелко нарезанным зеленым луком. Какой смысл был скрывать правду? — Ты знаешь, что я сомневалась в этой идее.

Он выглядел удрученным и немного растерянным, и это задело меня за живое. Глубоко укоренившаяся привычка любви и верности взяла верх, и я обняла его.

— Мне жаль, Уилл. Но я не разделяю твой энтузиазм. — он наклонился ко мне, и я гладила его волосы, наслаждаясь их густотой. — Я немного устала, — продолжала я, — от суеты и ожиданий, от бесконечного шоу.

— Не самая приятная часть сделки, — признал он. — Для тебя, я имею ввиду. Но я, честное слово, не знаю, что с этим можно поделать.

Холодный голос в моей голове сказал мне, что Уилл прав и нет смысла в дальнейших обсуждениях. Здесь ничего нельзя было поделать, только жить с ним. Или можно? Тот же холодный голос поверг меня в смятение, когда добавил сочувственно и маняще: Фанни, тебе пора отдохнуть от замужества.

От этой мысли мои колени задрожали. Только отдых?

Встревоженный моим признанием, Уилл пристально смотрел мне в лицо, и я решила вернуться к теме автомобильного налога.

— Я по-прежнему думаю, что люди не хотят, чтобы за них решали, как им лучше жить.

— Послушай меня, — призвал он и еще раз изложил основные аргументы налоговой схемы.

Я ответила, повторив свои. Мы обнаружили, что согласны в одном пункте, но расходимся во мнениях по другому. На третьем мы начали смеяться. Вдруг наша близость вернулась.

— Пойдем наверх, Фанни.

— Да, — ответила я.

— Какая трогательная сцена. — ни один из нас не слышал, как Мэг появилась в дверях.

Уилл отпустил меня, она потянулась вверх и обняла его. Он спросил:

— Как прошла встреча?

Она выглядела спокойно и собранной.

— Победа по всем фронтам. Я надеюсь. Больше никаких сцен. — она смотрела прямо на меня. — Я сожалею, Фанни. Надеюсь, ты меня простила?

— Поживем — увидим, — сказала я.

Она подняла бровь на мой ответ и развязала розовый шарф на шее.

— Все очень просто и может быть выражено двумя словами. «Не пей». Даже последняя дурочка может прочитать это сообщение, а я не дурочка.

Уилл нежно смотрел на нее.

— Конечно, нет.

— Так о чем вы двое говорили?

Я проверила рыбные котлеты.

— О налоге на второй автомобиль, о чем же еще? Но я собиралась обсудить возрождение моей карьеры.

Она взяла Уилла за руку.

— Я не тороплюсь. Расскажи мне.

Я заметила, что рублю помидоры с излишней энергией.

* * *

Несмотря на близость лета, двадцать первого числа было холодно и ветрено. Готовясь к ужину, я побывала в парикмахерской и три часа добросовестно штудировала информационные заметки, предоставленные офисом Уилла. Транспортные тарифы. СПИД. Сельскохозяйственные инициативы. Все предсказуемо.

Уилл подогнал машину и удивил меня, сказав:

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо.

В длинной юбке из плотного черного шелка и коротком жакете из той же ткани, которые гармонировали с моими зачесанными назад волосами, я сидела между Антонио Паскуале (мы тепло поприветствовали друг друга) и очаровательным итальянским послом. Паскуале обратил внимание на мое кольцо.

— Кажется, в Библии есть место, где говориться, что хорошая жена дороже рубинов? — он улыбнулся мне одними глазами. — Ваш муж должен купить вам камень побольше.

Разговор привел нас в хорошее расположение духа, и когда нам подали десерт, и я обратилась к своей тарелке, я была уверена, что он подмигнул мне.

Итальянский посол был страшно образован и красив.

— Что вас позабавило, миссис Сэвидж?

— Мне показалось, что ваш министр финансов подмигнул мне.

— Можно мне тоже подмигнуть?

— Если желаете.

— Ваш муж был очень энергичен в последнее время. Он стал заметным политиком. — посол наклонился ко мне. От него пахло малиной и ванилью. — Просто мне нужно немного больше времени, чтобы обдумать его предложение. Вы знаете, мы не сходимся в двух пунктах.

Краем взгляда я увидела, как Уилл гипнотизирует меня. «Не подведи, мы одна команда». Ложка в моей руке порхала легко и стремительно, малина сладко таяла на языке. Команда прежде всего, всегда и во всем.

— Почему бы вам не поговорить с ним после обеда?

— Может быть, премьер-министр… Мы не уверены в позиции премьер-министра…

Я улыбнулась.

— К сожалению, премьер-министр не является моим личным другом.

— Но, возможно, вы напомните вашему мужу о необходимости учитывать интересы каждого.

Я положила ложку.

— Все же вам лучше поговорить с ним самому.

Женщины удалились пить кофе, оставив мужчин в столовой.

— Надвигается гроза, — прошептала хозяйка дома мне на ухо, — но им это нравится.

Я приняла чашку кофе.

— Вы никогда не устаете от всего этого?

Она удивилась.

— Я не думала об этом. Такая жизнь имеет свои недостатки, но это интересная жизнь. Конечно, когда дети еще маленькие…

Мы присоединились к группе остальных жен в красных, синих, золотых платьях. Она были оживлены и настроены познакомиться со всеми удовольствиями столицы, и мы уселись поудобнее, чтобы обсудить уход за лицом, магазины и театры.

* * *

Вернувшись в квартиру, я сообщила Уиллу об интересе к премьер-министру.

— Приму к сведению, — сказал он, забрался в кровать и потянулся к красному ящику.

Усталые морщинки резко выделялись у него под глазами.

— Уилл, у тебя будет возможность заняться чем-то другим?

— Вряд ли. Хотя, бывали случаи… раньше все казалось так просто — добиться избрания и начать улучшать мир. Но это не так просто, не так ли? Но я еще не собираюсь сходить с дистанции.

Я отвернулась и потянула подушку под голову. Ящик упал на пол и Уилл обнял меня.

— Фанни…

Снова между нами встала стена, и я боролась с моим безразличием и отчужденностью. Уилл стал почти чужим, опасным незнакомцем, тем, кого я знала когда-то, но почти забыла.

— О, Фанни, — наконец сказал он. Он взял меня за запястья. — Я скучаю по тебе…

Я заставила себя обнять его за шею. Это всего лишь вопрос доверия, подумала я, и усилия воли. Я должна была верить, что страсть, которая когда-то объединила нас, еще не совсем умерла. Это сработало.

Потом он сказал:

— Фанни, это было так приятно.

Я улыбнулась и коснулась его бедра.

— Мне тоже.

Я лежала без сна, прислушиваясь к звукам города.

Сейчас я все бы отдала, чтобы идти по горячему склону, где отец покажет мне, как глубоко укореняется в песке и глине виноградная лоза. Я хотела щуриться сквозь солнечный свет на горизонт, где уходит в небо Cupressus Sempervirens, смотреть на оливковые деревья, огромные помидоры на тонких стеблях, на яркую зелень базилика.

Я скучала по Хлое и спрашивала себя, где она сейчас. Не болят ли у нее ноги или спина? Поела ли она вовремя, и чистая ли у нее одежда? Справится ли она с новым опытом, который ей предстоит?

Сквозь ветки моего дерева перед Эмбер-хаусом я подглядывала за автомобилями на дороге, огибающей наш сад. Установив под правильным углом мой телескоп из ярко-розового пластика, я отлично видела водителей и пассажиров. Часто, когда машина притормаживала перед поворотом, женщины опускали солнечный козырек перед собой и проверяли в зеркальце свою помаду. Иногда водитель опускал стекло и выбрасывал мусор. Такое поведение заставляло меня сделать вывод, что люди очень странные существа.

В день моего восемнадцатилетия я пригласила в свой домик Рауля; мы карабкались в темноте, проклиная все на свете. Рауль выпил слишком много вина, а я надела босоножки на тонких ремешках. Платформа застонала под тяжестью наших тел, и мы неуклюже обнялись. Когда Рауль дернул слишком сильно, тонкий хлопок моего платья лопнул по шву, и он прижался губами к открывшейся полоске тела.

— Такая загорелая, — пробормотал он и сорвал с себя рубашку.

Неопытность и невежество заставили меня оцепенеть, а Рауль был излишне груб. Мы были лишены спасительной благодати юмора и исполнены мрачной решимости довести дело до конца.

— Мне очень жаль, — пробормотал Рауль. Он поднял блестящее от пота лицо. — Я люблю тебя.

Я оттолкнула его. Со мной поступили несправедливо. Дом на дереве не был местом для соблазнения. Он принадлежал детству. Теперь это место было опорочено.

В ту ночь я покинула свой дом на дереве и больше не возвращалась туда.

Я повернулась в постели и попробовала рассмотреть аспекты моей жизни. Рубины и топазы, хрупкость золота и янтарь вина. Моего отца. Уилла. Мэг. Сашу.

Мою дочь, отчалившую от берега…