Роберт. Три месяца спустя…

Тучи сгущались над еще не отошедшим от раннего туманного утра Нью-Йорком. Мидтаун Манхеттен был погружен в гнетущую темноту, несмотря на позднее утро. Крупный дождь бил по стеклянным стенам «ZoMalia Industries House» — центральному офису Американского штаба, застилая мне вид на Ист-Ривер, Квинс Мидтаун Таннел и Парк штата Гантри Плаза. Внезапно небо разверзлось яркой вспышкой, ударяя яркой молнией где-то в район Лонг-Айлен Сити, заставляя замереть с серебрянной запонкой в руке, не заканчивая уже начатый ежедневный ритуал. Это зрелище было чем-то завораживающим и… свежим что ли, в череде бессмысленных пустых будней, протекающих одним сплошным «сегодня» вот уже третий месяц.

«Три месяца ты не видел ее…» — эхом отдалось у меня в голове и я инстинктивно развернулся к широкой кровати с высокими железными столбиками до самого потолка, где покоилось белое покрывало — единственное напоминания о существовании Полины в реальности, а не в моих безумных, постоянно повторяющихся, снах.

Кто знает, нахрена я взял его с собой. Зачем вообще попросил Клавдию сохранить это чертово доказательство о сексе с человеком, который этого не хотел? Единственное, могу заверить абсолютно точно — был уверен, что с каждым днем непривычное гнетущее ощущение внутри будет постепенно затягиваться и воспоминания о мышке начнут отдавать лишь дымкой приятных воспоминаний, но… Блядь, изо дня в день становилось все сложнее смотреть на этот кусок дешевой ткани без почти физической боли в месте, где у нормальных людей располагались душа и сердце.

— Да, сэр! — воспоминания о Полине напомнили мне о ежедневном ритуале и я нажал на синюю кнопку на белом общем телефоне, связываясь с персональным охранником мышки. Разумеется, тайным. — Полина Мышка в прекрасном здравии, обеспечена и находится в полной безопасности.

— Спасибо, Азамат, — поблагодарив мужчину, я быстро повторил движение пальцем и снова замер у окна, разглядывая пейзажи Большого Яблока и пытаясь найти хоть что-то в этом прекрасного. Черт побери, как давно я уже не чувствовал удовольствия от таких простых вещей… Да от чего-либо…

Как бы парадоксально это не звучало, но последний раз что-то теплое разливалось в груди, когда я увидел искреннее переживание о своем состоянии в глазах Полины. Полина… Внутренний Я, руководствующийся только эмоциями, умолял меня разузнать побольше о девушке, но, пока здравая логика все еще была мне доступна, я дал установку Азамату рассказывать только о ее самочувствии, безопасности и материальном положении. И все! Так будет лучше. Для нее и ее личного пространства. И для меня… Ведь когда-нибудь же мне станет легче?

Внезапный звонок от секретарши заставил очнуться от глупых метаний, одолевавших меня последние месяцы, и, включив громкую связь, наконец ответить на звонок:

— Сэр, у Вас через пятнадцать минут первое собеседование, — всегда немного нервный голосок секретарши Саманты раздражал меня до скрипа зубов и заставлял постоянно напоминать себе как чертову мантру, что она — высококлассный специалист с тридцатью шестью свободными часами в одних сутках и все же не увольнять. Пока я одним резким движением стягивал с кровати белое покрывало и заталкивал его в корзину для грязного белья, девушка немного сбивчиво продолжила: — Всего намеченных собеседований на сегодня три. Как и оговаривалось заранее, к Вам попадут только те, кто прошел остальные шесть этапов кастинга. После этого в двенадцать общее совещание, а затем обед и переговоры насчет открытия нового офиса в Германии и поставки технологического оборудования во Францию.

— Ясно! — коротко бросил я девушке и тут же отключился.

«Блядь! Целых три совещания с очередными пафосными дегенератами!» — тихо прошипел внутренний голос, напоминая вчерашний опыт общения с Нью-Йорской «светлой» молодежью.

Разложив на столе белый ноутбук, я был намерен проштудировать сводки «ZoMalia Industries» в момент собеседования, изучить сегодняшний курс валют, ответить на рабочую почту, а так же справиться о состоянии филиалов и главного офиса в Москве. Москва… Черт побери, наверное я больше никогда не смогу вернуться в этот город, дабы не поддаться очередному искушения навестить мышку и снова испортить ей жизнь…

— Давай подождем еще пять минут! — внезапно в памяти всплыли события трехмесячной давности и взволнованное лицо Виолы, поглядывающей на трап личного самолета, уже как пол часа готового к отлету, — Прошу тебя. Всего пять минут.

Мне не нравилось напряжение женщины, ее загадочный прищур и настойчивое желание не смотреть мне в глаза. Подозвав к себе Юру, личного телохранителя Виолы, я коротко спросил у него:

— Места посещения Виолы за последние сутки, — мужчина беспрекословно принялся перечислять без единого вопроса. Какое-то время я слушал его не перебивая, а затем ошеломленно замер, едва тот назвал адрес проживания Полины.

Все. Картинка сложилась. Все фигуры встали на место. Она ждала Ее. Блядь…

— Почему ты так странно на меня смотришь? Роберт не пугай меня… — сбивчиво спросила меня женщина с глазами по пять рублей, неуютно поежившись на месте и снова отведя взгляд.

— Зачем ты была у Полины? — хотелось вложить в голос как можно больше негодования и недовольства, но получилось уж слишком резко, посему я попытался исправиться: — Мышка хочет спокойной жизни, а не постоянных нашествий от нашей семейки к себе домой. Оставь. Ее. В покое!

— Видимо, она и вправду сделала свой выбор, — грустно прошептала себе под нос Виола, откинувшись на спинку кресла, а затем в два раза тише: — Надеюсь, ты знаешь что делаешь, девочка…

Внезапный стук в дверь вернул меня в реальность, заставляя вспомнить, что я все же директор и должен выбрать себе юриста для американского филиала компании. Черт, несмотря на популярность данной специальности в вузах, у меня на собеседованиях не было ни одного достойного кандидата. Как они прошли остальные этапы кастинга — ума не приложу!

— Входите, — отдал распоряжение и окунулся в тендерные таблицы, высланные мне новым директором московского филиала. Судя на стуку каблуков, очередная жертва юридического факультета уверенно прошла к моему рабочему месту и тут же положила пакет документов прямо на стол передо мной, не став присаживаться. Нажав клавишу «сохранить» и «отправить», я подхватил поданные мне в черной папке листы и, медленно изучая каждый из них, начал привычно комментировать: — Так… сертификаты об окончании языковых курсов: английский, русский, украинский, немецкий, французский, польский, корейский и основы китайского… — посмотрев на даты последних сертификатов, я благосклонно подметил, что несколько языков девушка освоила за последние три месяца. Казалось бы, этот невероятный факт делает ей честь, но для меня это очередной звоночек: на кой черт ей срочно понадобилось столько дополнительных языков? Сон страшный приснился? Или это новый человек от расформированного «Privat» появился, с кучей липовых сертификатов? — Скажите, зачем Вам внезапно понадобились четыре дополнительных языка в таком срочном порядке?

Молчание затянулось, а я продолжал изучать остальные, более старые сертификаты, пока не дошел до диплома… Юридического… Красного диплома «Бауманки».

— Потому что один чертовски своенравный и эксцентричный начальник заявил мне, что резюме недостаточно впечатляющее и с подобной бумажкой меня никуда не возьмут! — женский тоненький голосок попытался сказать это в шутку, но получилось как-то хрипло и робко.

Не веря своим глазам и ускорившемуся сердцу, я моментально поднял взгляд и напоролся на худощавое тело девушки, которая смотрелась в черном свободном платье, как в мешке. Ее руки обнимали хрупкую талию, будто защищая хозяйку от внешнего мира или удерживая от непрошеного обморока, а глаза выдавали волнение, но оставались такими же умными, уверенными и пронзительными, как и всегда, тем не менее в противовес легкой и нежной, как лепестки роз или сладкий мусс, улыбке.

— Здравствуй, Полина… — тяжело сглотнув, я все же выдавил из себя эти два слова, будучи абсолютно уверенным, что внешне мое необъяснимое волнение и трепещущее чувство где-то глубоко внутри никак не проявится. Жадно ловя взглядом каждый миллиметр ее тела, я спокойно спросил: — Какими судьбами?

Черт, кажется месяцы ожидания прошли не зря. Моя мышка таки сделала свой выбор…

* * *

Полина.

Мелкая дрожь пробирала продрогшее нутро и выливалась в щекочущие мурашки по спине. Приходилось еле заметно переминаться с ноги на ногу, дабы сбить нервный тремор, охвативший все тело, едва я вошла в кабинет Роберта.

Я слишком долго настраивалась, прежде чем войти внутрь. Секретарше Саманте пришлось даже грубовато поторопить меня… Уверяла себя, что человек в кабинете больше не вызовет внутри никаких эмоций, а разъедающее, как серная кислота, чувство, что я испытываю все это время, больше относится к воспоминаниям, но… Стоило мне переступить порог территории Шаворского, как острый запах его мужского либидо ударил в нос привычной и такой родной свежестью, смешанной с тонкими нотками лимонной власти и терпким привкусом тягучей уверенности.

«О, да! Теперь я, наконец, дома…» — было первой моей мыслью.

И сейчас, глядя в его немного осунувшееся от усталости лицо, в глаза, похожие на два бездонных черных озера, заглядывая в которые я не могла не окунуться с головой, меня трясло и передергивало от желания кинуться к нему в объятия и расцеловать каждый сантиметр его длинноватой густой бороды, худощавых щек, запустить руки в сероватые волосы и разгладить губами упрямую морщинку между бровей, которая всегда появлялась там в моменты активного мыслительного процесса.

Тем не менее, я понятия не имела о жизни мужчины все эти три месяца. Возможно, он не рад меня видеть? Может быть Роберт давно забыл мое имя? А вдруг он… влюблен? Или уже обручен с другой?

Последняя мысль оказалась настолько болезненной, что натянуто улыбаться оказалось уже выше моих сил и я отвела взгляд от ничего не выражающего лица, внимательно засмотревшись на свои черные замшевые сапоги на высоких каблуках, решив все же ответить на глупый вопрос мужчины, дабы пауза не казалась такой гнетущей.

— Работа в Нью-Йорке достаточно перспективная, высокооплачиваемая, да и жизнь в Америке, знаешь ли… — едва слышно пробухтела себе под нос. Сердце билось так сильно, что грозило вырваться из груди и бросить свою глупую, непонятно на что рассчитывающую, хозяйку. Пульс оглушил меня полностью и единственное, что удавалось слышать, это свое же учащенное дыхание, тем не менее я тихо прошептала: — Я прошла все шесть этапов твоего чертового кастинга и все же надеюсь, что хотя бы теперь достойна этой работы.

— Ты достойна намного большего, Полина… — тихий голос прямо передо мной заставил испуганно поднять глаза и еще плотнее обнять себя руками. Мужчина каким-то волшебным образом успел бесшумно встать из кресла и, словно хищная пантера на охоте, подобраться ко мне, остановившись в опасной близости — расстоянии вытянутой ладони. Роберт так сладко протянул мое имя, словно смаковал старое дорогое вино, изучая на языке его тонкий изысканный вкус. Тем не менее, пьяной от его тихого хрипа почему-то себя почувствовала я: — Почему ты не пришла три месяца назад?

— Что?.. — сознание путалось, не давая думать ни о чем, кроме как о манящих губах Роберта, влажных от едва уловимого прикосновения языком. Вопрос проигрался у меня в памяти, словно это было некое записывающее устройство, и я непонимающе перевела взгляд на его потемневшие глаза: — Ты знал? Черт, ты знал… — позорно отведя взгляд в сторону, я тут же окунулась в ужаснейшие воспоминания. Наверное, образ Фаины под машиной навсегда останется в моей памяти. Если бы я смогла сдержать внезапный порыв и просто промолчать, наверняка ситуация сложилась бы по-другому, но мне нужно было поделиться накопленными печалями, излить которые было больше не куда, — Фаина попала в этот день под машину… Она почему-то возомнила себя моей мамочкой и заперла в квартире, чтобы я не могла с тобой встретиться, а когда увидела, как я уже сажусь в авто, разругалась с Таней и решила на эмоциях перебежать громадную трассу, не дожидаясь сигнала светофора.

Голова внезапно закружилась, пришлось даже опереться на спинку рядом стоявшего стула, чтобы не упасть. Роберту, видимо, такой расклад не понравился и он, одним уверенным движением подхватив меня под попу, усадил на мягкий диван, а сам устроился рядом, участливо спросив:

— Мне жаль, я не знал. Как она сейчас?

Издав нервный смешок, я в который раз убедилась, что Шаворский вычеркнул меня из свой жизни и визит к нему попахивает абсолютной нелепостью. Видимо, кроме переданной мне безлимитной карточки спустя какое-то время после отлета, мужчина больше не хотел никакого участия в моей жизни.

— Понятия не имею. После двухмесячной терапии восстановления она так и осталась не способной ходить и двигать руками. Обвинив меня во всех смертных грехах, Фаина ретировалась на родину, а я теперь, наконец, могу заняться собой, — снова натянув на себя добродушную улыбку, я аккуратно смахнула одинокую слезу и, нервно расправляя завитые пряди волос, оптимистично выпалила: — Что же… Собеседование ушло куда-то ни туда. Тебе должно быть это ужасно скучно и не интересно слушать, так что просто задавай свои вопросы и решай — берешь ли ты меня к себе или нет. В конце концов, ты не обязан слушать новости мой жизни. Тебе должно быть фиолетово.

На секунду я засмотрелась на растерявшегося от такой резкой перемены темы мужчину и, посчитав эту реакцию за подтверждения моей полной неуместности в данной обстановке, быстро встала и уверенно пошагала в сторону стула, предназначенного для соискателя вакансии.

Внезапно теплая рука накрыла мою ладонь, призывая остановиться. Несмотря на всю гордость и внутренний настрой, ноги замерли как вкопанные, позволяя Роберту медленно укутать меня в свои свои нежные объятья. Это было так… непривычно и чувственно, что громкий выдох облегчения против воли вырвался из моих губ, хотя сама я замерла, обескураженная его ловкими действиями. Нос Роберта нетерпеливо зарылся в копну моих волос и глубоко втянул воздух, а сам он тихо прошептал:

— Ты всегда пахнешь медом и весенними цветами. Иногда я чувствую твой аромат на улице, а иногда он мне снится… Тебе когда нибудь снился запах? — ком в горле не дал мне ответить и поэтому я просто блаженно закрыла глаза, слегка откинув голову назад. Спустя секунду его дыхание оказалось у меня на шее, опаляя горячим желанием и оставляя там легкий, как прикосновение одуванчика к телу, поцелуй. Гортанный голос мужчины раздался прямо около моего уха, сразу после того, как он нежно прикусил мочку: — Я был всегда уверен, что твоя жизнь без меня будет легче. Считал, что не оберегаю тебя, а осложняю и обременяю твое существование. И именно по этому просил докладывать мне только о твоем здоровье, материальном положении и безопасности. Так было надежнее, что я не сорвусь с места и не прилечу к тебе в тот же день, притесняя твой выбор.

— Я так ждала тебя все эти три месяца! Понимаешь? Мне был нужен ты! Так сильно, что я сама, едва получив досрочную визу за баснословные деньги с твоей карточки, рванула в Штаты… — несколько истерично выпалила я, но получилось уж слишком обвинительно и, наверное, жалко. Зажмурив глаза, крепко сжала руки мужчины, словно боясь, что сейчас открою глаза, а все окажется иллюзией и очередным сном, — И да, я знаю, что такое чувствовать запах во сне, а потом открывать глаза и никого не видеть рядом. Я знаю, что такое жить постоянными иллюзиями в режиме ожидания. Не тебе мне об этом рассказывать.

Объятия мужчины на моих плечах стали такими крепкими, что дышать удавалось с трудом. Это было невыносимо приятно, непередаваемо хорошо, до невозможности кайфово… Бабочки внутри танцевали ламбаду, мозг витал где-то в облаках, сердце победно трепетало. Думать о чем-то важном не было сил и желания. Были только он, я и пасмурный Нью-Йорк за окном.

— Прости меня, мышка… — спустя долгое, совершенно не неловкое, молчание с придыханием, искренне и как-то уж слишком эмоционально для Роберта Шаворского, сказал он мне, а затем резко прервал объятия, возвращая мою парящую в облаках душу на грешную землю, но только для того, чтобы развернуть лицом к себе и, зафиксировав мои руки по бокам уверенно, глядя прямо в глаза, отчеканить: — Я слишком сильно виноват перед тобой. Не простительно сильно. Меня невозможно прощать и совершенно не за что любить. Тем не менее, ты тут и мне отчаянно хочется верить, что не для устройства на эту рабскую по всем условиям работу. Мне безумно хочется надеяться, что, ни смотря ни на что, ты бы села в ту чертову машину и приехала ко мне три месяца назад! — я хотела было что-то сказать, но он коротко покачал головой и я тут же захлопнула рот, давая ему закончить эмоциональную, по планке Роберта Шаворского, тираду, — Блядь, я должен был держать тебя за руку все это время, пока ты была рядом с Фаиной. Я должен был быть рядом и не позволить новым напастям зажать тебя в угол… Ей богу, мне казалось, что все проблемы исходят от моих персональных врагов, но жизнь намного сложнее и опасность может поджидать за каждым поворотом, даже от близкого человека… Я был бы безумно рад, если бы ты позволила мне провести остаток жизни рядом с тобой, потому что я хочу видеть тебя каждый день, час, минуту… Знать, что ты в безопасности и счастлива. Я был бы рад стать причиной твоих охуенных, крышесносных улыбок и отцом твоих будущих детей. Потому что я люблю тебя, но готов принять любой твой ответ. Всегда помни это.

По мере речи Роберта моя челюсть опускалась все ниже к полу, пока слово «дети» не заиграло в его словах и робкая улыбка скользнула по моим губам. Слегка отодвинувшись от мужчины, я положила руки на округлившийся живот, тем самым выделяя его через свободное черное платье-мешок. Глядя на застывший взгляд Шаворского, нервно пояснила:

— Уже… — молчание Шаворского затянулось, а моргать он так и не начал. Разнервничавшись не на шутку, я обеспокоенно свела брови на переносице и нервно пошутила: — Хреновое противозачаточное мне кололи в больнице.

— У тебя был серьезный переизбыток тестостерона, именно это и спровоцировало задержку месячных. В больнице тебе давали «Белара» — препарат, который не дает яичникам овулировать, что делает оплодотворение априори практически нереальным… — растерянно пояснил он, все же не отрывая взгляда от моего живота, а затем, робко улыбнувшись, перевел взгляд на мое лицо: — Ты же понимаешь, что тебя это ни к чему не обязывает, да? Я могу обеспечить ребенка и со стороны, ты не должна ради этого жить со мной. Хотя мне до сих пор не верится, что такая удача могла улыбнуться именно мне. Наверное, все дело в той хреновой картине, что я купил на благотворительном аукционе…

Не выдержав вселенской тупости владельца самой большой корпорации в России, я, в безмолвной мольбе подарить этому безнадежному хоть немного мозгов, закатила глаза и простонала:

— Ты совершенный тупица! Поверь, я не настолько самовлюбленная овца, чтобы растить близняшек в одиночестве, вдали от любимого мужчины, только для удовлетворения своего внутреннего «Я»… — договорить Роберт мне не дал, так как его руки впились мертвой хваткой мне в лицо и жадно притянули к себе для поцелуя.

Господи, это было что-то с чем-то! Звезды буквально водили хоровод перед глазами, а ноги обмякли. Хорошо, что мужчина намного лучше владел собой, и, пока его умелый язык доводил меня до сердечного приступа своими нежными и в тот же момент требовательными движениями, не давая активно вступить в игру, руки аккуратно подхватили меня под попу и посадили на близ стоящий рабочий стол.

Ассоциации тут же заиграли у меня в голове, добавляя общего градуса ситуации и делая меня в добавок абсолютно мокрой. Я медленно отодвинула мужчину от себя и тут же обвила его талию ногами, дабы он далеко не ушел:

— Знаешь, я очень соскучилась по твоей плети… Иногда мне снилась наша секс-качель, а порой я с тоской вспоминала о вагинальных шариках… — мои пальчики беззастенчиво прошлись по мелким пуговицам его накрахмаленной серой рубашки и под его тяжелое, сбивчивое дыхание осторожно расстегивали одну пуговицу за другой, — Боже, я бы отдала многое, чтобы повторить что-то из этого снова…

— Кажется, ты беременна… — констатировал мужчина и осторожно накрыл мою руку, прерывая процесс. На мой недоумевающий взгляд он нетерпеливо пояснил: — Если я не ошибаюсь, беременным запрещено заниматься любовью, а про секс-игрушки я вообще советую тебе забыть. Особенно про плеть — раз и навсегда.

Злобно хмыкнув, я плотнее придвинулась к мужчине и перенесла руки на его вмиг ставшей тесной ширинку. Пока руки дразняще описывали круги вокруг его возбужденной плоти через мешающую ткань, мой голосок обучающе пояснил ему:

— Я состою на учете в Москве у прекрасного доктора Мариновой. Она любезно объяснила, что, так как у меня нет никаких патологий и беременность протекает прекрасно, я могу спокойно заниматься сексом до пятого месяца включительно, а на поздних сроках гинекологи даже рекомендуют его для ускорения схваток. Так что… — в это раз мои руки более нагло расстегнули молнию, а затем и мешающий ремень.

Больше не говоря ни слова, мужчина сам стянул с себя брюки и опаляя меня черными, как ночь, и горячими, как адское пламя, глазами, осторожно положил на стол, только перед этим одним резким движением сняв платье через голову. Его руки беззастенчиво, по-свойски, прошлись по моей набухшей голой груди и больно сжали и так возбужденные соски.

— Блядь, когда же ты уже научишься носить белье? Мне охренеть как не нравится, что все уроды могут пялиться на твои выпирающее соски и упругую задницу! — хрипло прорычал он, стягивая с себя рубашку, а затем, в каком-то диком нетерпении, срывая с меня черные гипюровые трусики бикини. Кожа пылала от его страстных прикосновений, но мне хотелось еще жестче, сильнее, грубее… Не знала, что такое может произойти со мной, но я готова была вытворить что-то запретное, дабы он достал свой хлыст. Наверное, все дело в гормонах…

Мужчина, словно почувствовав это, неторопливо развел мои половые губы и дразняще проведя большим пальцем по клитору, пропустил его и вошел двумя пальцами в мое чертовски мокрое лоно, пока я тихо постанывала, моля его о разрядке. Предвкушающий стон сорвался с моих губ и я вымучено заглянула в смеющиеся глаза мужчины, который деловито осведомил меня, пока руки нагло блуждали по моим выжидательно ерзающим по деревянному столу ягодицам.

— Повторю тебе снова: о жестком сексе можешь забыть до конца беременности.

Не успела я разочарованно закатить глаза, как головка его нетерпеливого нутра уже вошла в меня, заставляя глотать воздух с неописуемой жадностью, крепко схватив края стояла, ведь до Роберта, увы, мне было не дотянуться.

Шаг за шагом его пульсирующий член входил в меня все глубже, заставляя мучительно выгнуть спину и тихо простонать:

— Ты намерен мучить меня так каждый день?

— Каждый день! — сквозь зубы отрезал он и наконец вошел в меня на полную длину, доставая из недр души грубый рык. Его руки властно сжали мою грудь, заставляя соски болезненно и в то же время сладко заныть. Внезапный толчок заставил прикусить губу до крови и заглянуть в помутневшие от желания глаза мужчины. — Каждый гребаный день я буду доводить тебя до крышесносных оргазмов и даже этого будет мало, чтобы я спал спокойно!

— Давай просто начнем с начала… — едва сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза, я продолжала искать остатки сознания в помутненном разуме, реагирующем только на осторожные толчки и руки мужчины, блуждающие по моему обнаженному телу, — Прошу тебя, пусть прошлое не висит над нами камнем. Я давно простила тебя, еще три месяца назад, когда собиралась сесть в маши… Ах, черт!..

Рука Шаворского накрыла мой клитор и я, как кошка, прогнулась под его, дразнящим мою вибрирующую горошину, пальцем. Дыхание Роберта участилось, мое же стало слишком резким и в чем-то даже болезненным. Толчки стали все резче, ненасытные, глубже, заставляя в порыве страсти сжать грудь до острой боли.

— Подними… меня… к себе… — жадно хватая ртом воздух в такт его толчкам, тихо простонала я и, когда увидела вопросительный прищур у него в глазах, тихо попросила снова: — Прошу… Я хочу чувствовать тебя всем телом.

Одно ловкое движение и вот мы уже на одном уровне. Мой небольшой пока еще живот едва прикасался к его стальным кубикам, руки жадно обхватили плечи, до боли врезаясь ноготками в твердую плоть, а губы быстро нашли его и спелись в обрывистом, в такт неумолимым толчкам, поцелуе.

Я навсегда запомню этот миг… Он… так жестко и в тоже время осторожно сжимающий мои ягодицы, упорно доводящий своими толчками до потери пульса, высасывающий душу до дна через, поддающиеся на все уговоры, губы. Я… оставляющая красные полосы на его стальной спине, на пике блаженства с невероятным возбуждением, клубящимся где-то внизу живота, бабочками где-то под сердцем, превращающими меня в пьяную любовью наивную дурочку… И… начало чего-то большего, разделяющего нас небольшим кружочком и в тоже время объединяющим в громкое слово «семья».

И вот он — решающий толчок… Что-то невыносимо приятное, разрывается внутри меня и его… И я падаю обратно на стол под сочащиеся через все тело эндорфины. Мужчина так и остался стоять у меня между ног, ведь я не переставала жадно прижимать его к себе, тяжело облокотившись руками о края темного стола и приводя дыхание в норму.

Мой пытливый взгляд прошелся по влажному телу, где каждая мышца выделялась, как на наглядном уроке анатомии и между ног все снова сладко заныло. Внезапно мои озадаченные глаза замерли на его животе, не давая дышать в полном недоумении…

— Шрама больше нет. В этом месте кожу пересаживали, — проследив за моим взглядом, как-то грустно осведомил меня мужчина, а уже в следующую секунду я была у него на руках, — Я отнесу тебя в спальню. Отдохни, а затем мы решим, действительно ли ты хочешь занимать рабскую должность юриста или просто останешься счастливой беременной женой молодого миллиардера.

Я тихо усмехнулась его попытке пошутить и плотнее прижалась к теплому голому телу Роберта, пока невероятная история нашей жизни ярким фильмом пробежала у меня перед глазами, накрывая легким флером печали и тоски.

— Роберт… — немного нервно, я положила руку ему на щеку, привлекая внимательный взгляд мужчины к себе, — Что будет дальше? В смысле, как мы будем жить?

Шаворский заметно расслабился, словно ожидал услышать из моих уст что-то ужасное и, бережно положив на почему-то уже расстеленную кровать, неловко прошелся своей широкой ладонью по моему животику прежде, чем радостно подмигнуть и неожиданно оптимистично заявить:

— Если ты и близнецы будете рядом, то прекрасно!